Студент, не знающий историю, или все нюансы любовного треугольника.

      Тихий, спокойный городской округ в провинции Гуйчжоу — Гуйян. Обеденный двухчасовой перерыв почти подошёл к концу. Юная девушка по имени Чен Лиён присела за столик в школьном дворе. Восемьдесят минут она потратила на подготовку к обязательной самостоятельной работе по китайскому языку, забыв про еду. Обед сейчас — ожидаемая столь долгое время награда. Бумажный пакетик звонко хрустит, когда аккуратные, ухоженные пальчики хватаются за тонкий край, чтобы его развернуть.       Чен Лиён является одной из самых прилежных учениц своего учебного заведения. Она до одури патриотична и прилежна, трудолюбива и талантлива. Обожает оригами и различные уравнения. Особенно те, которые ей даются легко. В начальных классах, вплоть до двенадцатого дня рождения, малышку называли «четырёхглазой гадюкой». Её окуляры действительно бросались в глаза, а короткая, густая, плотная чёлка чернильного цвета лишь подчеркивала толщину оправ.       Почти с рождения юная особа носила короткое каре. Поначалу родители просто говорили, что ей идёт эта стрижка, но время пролетело настолько быстро, что прямо в свой день рождения ей пришлось около сорока минут киснуть в кресле у парикмахера — школьный устав обязывал срезать «лишние» волосы, на тот момент достигшие ягодиц. Любые слова о том, как Лиён дорога причёска перечеркнулись одним словосочетанием: «школа обязывает...» С трёх лет кроха мечтала о роскошной шевелюре. Однако в самый ожидаемый праздник вместо тёплого, тоскующего по её смеху бабушкиного дома, её отвели в салон красоты.       Смотря на женщину с огромными, наверное, портновскими ножницами в руках, хотелось прикрыть лицо. От режущих звуков невольно стягивало нутро. Малышка зажмурилась так сильно, что начали болеть глаза. Разомкнув веки, она могла лишь наблюдать, как парикмахерша держит в натренированных руках со слегка выступающими на них венами её густые волосы, для удобства и ровного среза собранные в слабый хвостик. Огромная, длинная, плотная прядь цвета гуталина и длиной в тридцать сантиметров плавно растворилась, буквально рассосалась сквозь пальцы и осыпалась на пол тонкими прядками.       День рождения Лиён случается каждый год первого сентября. Тугие косы ей отсекли так же первого числа. Вместо праздника, пирога с ягодами и её любимой игры про хвост дракона, малышку отдали на попечение учителю начальных классов. Удивительно, что прошло только пять лет, а вспомнить имя суровой, настойчивой и требовательной преподавательницы уже проблематично, но нужно жить настоящим.       «Сейчас я пообедаю, а после нужно будет бежать в класс» — думает школьница, наконец разворачивая бумагу. Раскрывая пакетик, мельком ей удаётся заметить как что-то шевелится. Прямо там, внутри, нечто маленькое торкает сминающуюся бумагу. Весь дворик пронзает жуткий, истошный крик. Он разрывает тишину, выстроенную дисциплинированными обучающимися.       — Крыса! Это крыса! — Лиён резво вскакивает из-за столика, а бумажный пакет с толстым, серым, очень упитанным грызуном падает на пол. Все собираются вокруг юной особы, поднявшей умопомрачительный вой посреди законного перерыва. Голос школьницы толком никто никогда не слышал, настолько она боялась нарушать устав, где имелись правила об «излишнем шуме на уроках».       Недалеко от своего места во дворике, буквально на углу, краем глаза ей удается ухватить несколько хихикающих силуэтов в юбках до колена с большими складками — одноклассницы Чен Лиён, смеявшихся над ней. Ученице показалось, что всё это не просто так.       — Учитель! Эти девочки подложили крысу в мой обед! — голосок дрожит всё заметнее, часто меняет свои тональности. Разжиревшее, тёмно-серое от грязи млекопитающее всё же обрело свободу. Просунув голову через смятый край бумажного пакета, оно выскочило, рванув прямо в толпу.       — Ах, боже правый, крыса! Скорее, убейте её! — женская половина зевак схватила ранцы и, поправив галстуки, понеслась прочь. Все врассыпную, куда глаза глядят. Мальчики же, даже некоторые одноклассники Лиён, схватили швабры из подсобного помещения с раковиной и принялись гоняться за несчастным грызуном.       — Чен Лиён... Ты примерная ученица, однако пожалуйста, не разводи шум. Не стоит портить репутацию школы из-за этого. Если сейчас кто-то расскажет об этом вышестоящим лицам? Мальчики! Довольно самоуправства, вы получите выговор. Бегом на занятия! — строгий преподаватель приказывает уборщице всё подмести, поскольку из пакета высыпалась вся еда, а измотанная уроками ученица осталась без обеда. До начала пятого урока у неё оставалось десять минут.       Согнувшись, даже присаживаясь на корточки, девушка стала застёгивать ранец. Ей нужно было ждать ужина, поскольку взять новую порцию в столовой, а уж тем более сбегать домой за новым перекусом ей, к сожалению, не удастся. Плотные волосы прикрывают боковой обзор, не позволяя наблюдать за окружение периферическим зрением. Наконец разгибаясь, Лиён видит перед собой возникшую из ниоткуда фигуру своего одноклассника.       — Ах! Мингху? — юная леди вздрагивает, придерживая средним и указательным пальцами сползающие с переносицы очки, а её чёлка достаточно красиво рассыпается по форме лица. Регулярное посещение парикмахерских на время прекратилось и волосы успели слегка отрасти за этот период.       Доселе ей не доводилось разговаривать с ребятами из своего класса. После перехода в среднюю школу она не попала ни в одну из групп «по интересам», а сейчас перед ней стоял мальчишка, который четыре года назад дёргал ее за короткие хвостики.       — Я видел, как те три девочки подкинули тебе крысу. Они сделали это сегодня перед физкультурой. — доносы в их школе не приветствовались, но здесь же стоял вопрос блага, потому столь прилежная ученица спокойно отнеслась к стукачеству.       — Я догадывалась об этом. Спасибо, что рассказал. — холод был привычен девушке. Она старалась говорить чётко и по делу, никак не ожидая, что с ней заведут дружескую беседу.       — Я слышал от учителя, что всех сегодня отпустят рано, часов в шесть. А у тебя как раз дом недалеко от моего. Мама сказала, что сварит кофе, хочешь попробовать? Оно вкусное! — радушная улыбка постепенно прогоняет напыщенную серьёзность.       — Кофе – слово мужского рода, значит правильно будет «он вкусный». — Лиён поправила очки, встряхивая головой, чтобы чёлка легла по-другому.       — Хорошо-хорошо, я понял, «миссис зануда». Осталось восемь минут до начала занятий, будешь? — и юноша протянул однокласснице половинку рулета, заботливо свернутого его мамой сегодня утром. — Прости, что только половина, но я видел, что случилось с твоим обедом, держи. — первый раз кто-то из школы так позаботился о Чен Лиён. Она хотела было возразить, мол, «миссис» называю девушку с супругом, а «мисс», в свою очередь, особу одинокую, но Лиён не смогла выдавить из себя ни слова, глядя на угощенье. Кажется, мелочь, всего лишь рулет, так ещё и не целый, но это событие надолго западёт девушке в душу.

***

      Не сказать, что Лиён влюбилась в недалекого с виду одноклассника с первого взгляда. Её до того момента совсем не интересовала перспектива отношений, поскольку для поступления в престижный ВУЗ необходимо было работать не покладая рук — трудиться в школе, вникать на уроках и постоянно готовиться дома, чтобы после успешно сдать экзамены.       Темно-коричневые волосы Ли Мингху полюбились ей только через несколько месяцев, когда в голову неожиданно взбрела идея сравнить их цвет с долькой горького шоколада, или же чашкой горячего кофе, куда ещё не налили молоко. Лиён часто приходилось наблюдать, как тот участвует в матчах на пришкольном стадионе, принося всё новые и новые победы своей футбольной команде. Девушка никак не могла понять, каким образом парень имел накачанные руки, учитывая то, как много в этом виде спорта нужно было бегать.       Дома поведением юной дамы начали интересоваться сильнее, когда после уроков та впервые пришла с аурой, состоящей из аромата выпечки и кофейных зёрен. Будто прямо в их прихожую вмонтировали огромную булочную или кафетерий. На вопросы родителей и старших членов семьи Лиён не давала ответа, ведь запах напоминал ей о Мингху. Ли Мингху.       Во внешности его мало чего можно было назвать особенным. Почти все парни в одиннадцатом классе школы имели высокий рост, около 170-ти сантиметров. Здесь не отличился и Мингху: ровно сто семьдесят один, если расправить плечи. Волосы имели отличный от остальных русый цвет. Лиён ласково называла его «медовым» или «шишечным», уж очень пряди юноши напоминали ей чешуйки побегов, растущих на громадных елях в национальном парке Гуйян.       Зато характер у юноши был что надо. Задирой он был только в пятом классе, а далее же, видимо, быстрее всех свои одноклассников, переквалифицировался в довольно приятного парня, не дергающего девчонок за косички до плеч. Именно натура Мингху так привлекала всех, кто его окружал. Уж больно занятной личностью он был, хоть и математическим вычислениям предпочитал лишний час тренировок на футбольном поле.

***

      Настолько Лиён была потрясена добротой своего одноклассника, что на концерте, который был устроен школой в честь завершения последнего года учебы, выступила вместе с Мингху с милой песенкой о светлом будущем и настоящей любви. Когда та по ошибке брала слишком высокую ноту, юноша тут же подхватывал это, а под аккомпанемент участников музыкального кружка они продолжались дополнять друг друга. Пели парень с девушкой в унисон, порой было сложно оторваться, настолько чисто и звонко звучали их голоса. В самом конце песне, стоило только Лиён прикрыть глаза и погрузиться в самый важный фрагмент номера — завершение, парнишка подхватывает её за талию, приподнимая на десяток сантиметров от земли. Совершив пару оборотов вокруг своей оси, сжимая при этом мягкое платье девушки, ему удается настолько филигранно приземлить её на то же место, что никто из присутствующих в зале не догадался, что произошедший только что перформанс был чистой воды импровизацией.       Юному дарованию в белоснежной юбке до самых щиколоток удалось в одиночку завершить выступление, единовременно зрители вспыхнули аплодисментами, но стук сердца отдавал в уши, когда само оно готово было выпрыгнуть из груди.

***

      — Мингху, ты совсем дурак? А если бы ты меня уронил? — девушка сидела за столиком на заднем дворе школы около крупных, широких деревьев. Некоторые листочки отрывались и падали вниз из-за мягких порывов ветра.       — Нам нужно было как-то красиво завершить номер, я ничего другого и не придумал. Но мы выиграли! — лучезарная улыбка на его тёплом, добром лице вмиг отгоняла от Лиён всю злобу. Мягкая, свежая, пышная булочка с маком в её нежных руках чуть хрустела, одаряя своим запахом всю округу. Масло, которым было пропитано тесто, приятно отдавало нотками корицы с тростниковым сахаром.       — Получилось и вправду неописуемо. Даже не верится, что мы с тобой смогли победить, — откусив кусок сладкой выпечки, в мгновение она отряхнула губы от крошек, — Спасибо, что ты умеешь импровизировать. — легкое «спасибо» для юноши стоило крайне дорого. Не так часто их нежных уст слышалось в его адрес что-то кроме «ты совсем дурак?»       — Лиён, а если я сделаю кое-что опрометчивое, но не нарушающее устав школы сейчас, ты расскажешь об это учителю? — глазки юноши сверкают под лучами высоко повешенного фонаря, которые филигранно проходят сквозь свисающую листву. Радужки выпускницы имели оттенок гуталина, оттого блеск световых потоков отражался в них намного лучше.       — Что именно ты собираешься сделать? — только проносится эта фраза, как его губы утыкаются в мягкие губки девушки. Парнишка не останавливается, а пока пылают его намерения, он прикасается к ним снова и снова, боясь почувствовать болезненный толчок в грудь. Оба прикрывают глаза от смущения, слишком тяжело выдерживать зрительный контакт. Хочется сбежать ото всех, лишь бы в такой момент быть только вдвоём.       Лиён в смятении: никто и никогда не целовал её так нагло, но при этом нежно. Исключительно в щечку, и то, всю её жизнь это делала только мама. Чуть наклонив голову, она пытается как-то двигать губами, но пока не приоткрывает рот. В её груди колотится сердце, румянцем полыхают кончики ушей. Мингху же проявляет упорство, кладя руку на аккуратное личико девушки. Ориентироваться вслепую немного тяжело, потому пальцем он задевает её левое нижнее веко, но после заводит ладонь на скулу, а второй рукой ласково поправляет мягкие волосы.       Целуются они неумело и недолго. Как только вдалеке послышался шорох, стеснительная девушка отпрянула, ведь «не дай бог кто-то увидит её такой»: красной, раскрепощённой и уязвимой. Ноги стали точно ватными, по всему телу пробежало приятное напряжение. От движений парня губки Лиён чуть побагровели, что было заметно под мягкими лучами фонарей. Повернув голову, она увидела такого же румяного Мингху, который моментами обволакивал её изгибы взглядом.       — Я ведь не стал правонарушителем? — его улыбка сейчас такая глупая, но такая тёплая, что все, на что сейчас способна возмущённая выпускница — положить голову ему на плечо и спрятать пунцовое личико за растрепанными от шелеста волосами.       — Не стал. — тихонько шепчет она, боясь проронить лишнее слово, чтобы не нарушить идиллию. Так тихо звенит в ушах, что не слышно даже дуновений ветра, однако отчетливо раздаётся гулкое, стремительное сердцебиение, колышущее барабанные перепонки.

***

      — После свадьбы прошла только неделя, но ты уже перестал носить меня на руках! — задорный смех замужней девушки раздается на лестничной клетке их съёмной квартиры.       — Уже бегу, моя родная, — Мингху, поправив воротник рубашки поло, запирает дверь на оба замка и прячет ключик в кармане, — Момент! — и ноги девушки стремительно взмывают в воздух, а руки хватаются за шею любимого супруга.       — Осторожнее, не урони меня! — её голос всегда становился высоким, когда она волновалась. Парень находил это милым, потому любил делать что-то, отчего та могла рассмеяться или пискнуть.       — Буду максимально осторожен с тобой, золотко. — некая черта «воина» взрастала в юноше с самого детства. Ему всегда нужно было кого-то защищать, будь то бездомный кот, или же малыш на детской площадке. Эту особенность своего характера он перенес и в семейную жизнь: готов был заступиться за любимую в общественном транспорте, перед арендодателем, который вновь решил поднять ежемесячную плату.       В семье царил комфорт и покой. Две противоположности сошлись настолько удачно, что образовали единое целое. Никогда не ссорились, только в шутку могли начать щекотать друг друга. В каком бы не были настроении — всегда проявляли заботу друг о друге. О таком Чен Лиён в раннем возрасте и мечтать не могла: ей просто не верилось, что какой-то мальчишка однажды обратит на неё внимание, а сейчас такой «сказочный мальчишка» нёс её на руках до маленького магазинчика под домом, аккуратно обхватив правое плечо и уткнув руку в сгиб её коленей.       «Золотко», «моя родная», «тыковка», «лепесточек» — эти, и ещё десятки других милых прозвищ Лиён слышала каждый день. Особенно её душу грели «капелька» и «котёнок». Было в них что-то необычное, филигранно родное и теплое. Несмотря на огромное желание завести хоть какое-то домашнее животное, по типу того же кота, они понимали, что для начала им нужен более-менее стабильный доход. Пушистый комочек они воспринимали как ребенка — огромная ответственность, требующая внимание и трат. У девушки сердце кровью обливалось, когда она видела бездомных котят, которых подкармливали продавцы ларьков или жители дома. Она не смогла бы позволить себе когда-либо оставить своего котика голодным, а часто при мысли о таком могла расплакаться. Из строгой, всегда серьёзной отличницы, под крыльями такого чувствительного и заботливого парня, выросла сентиментальная девушка, что наконец-то стала не так строга к себе.       Мингху она любила больше, чем кого-либо на свете, за исключением, разумеется, собственных родителей, но такие понятия невежливо и сравнивать. Ни один человек ранее не был способен пошатнуть её маску и вызвать ураган глубоко внутри. Поначалу ей не доводилось чувствовать бабочек в животе. Что-то в душе трепетало при мыслях о нём настолько сильно, что иногда начинало тянуть нутро, однако Мингху пленил её не сладостными речами, ложью или деньгами, совсем нет. Он медленно нашёл путь к её сердцу, очень долго подбирая стратегию. Именно отличие парня от остальных, подобных ему, очаровало Лиён. Но девушка была не глупа, потому по наставлению матери не сразу поддалась порывам безрассудства, лишь пристально наблюдала за его действиями. Постепенно ей становилось всё интереснее наблюдать за тем, как забавно кошка расцарапала школьную форму Мингху, когда тот пытался снять несчастное животное с дерева при помощи швабры, или же как тот плюхнулся в лужу, успешно переведя соседскую старушку через дорогу, и в последствие не заметив камень. Такие моменты навсегда отложились в её памяти как символы искренности потенциального возлюбленного Лиён.       Она стала помогать юноше в добрых делах. Первый совместный обеденный перерыв сменился вторым, второй пятым, а пятый уже алтарём и такими же пунцовыми щёчками, как и крем на их одноярусном свадебном торте, с любовью испечённом её матерью.       В своём возлюбленном она видела целый мир, он стал идеальным её дополнением в каждом возможном аспекте. По вечерам в голову иногда приходили мысли о том, чтобы завести ребёнка, но после накатывало осознание того, что для начала необходимо обеспечить себя финансами, сбережениями на чёрный день, проверить здоровье, разобраться в тонкостях воспитания, чтобы подарить младшему носителю фамилии «Ли» лучшую жизнь. Во всей кутерьме этих размышлений вскоре терялась главная ниточка — желание стать матерью. Девушка любила Мингху всей своей душой, порой легче соглашалась на различные авантюры в его присутствии. Эти двое были идеальным сплетением личностей и характеров. Шли дни, недели, пробегали проливные дожди и снегопады, а они любили друг друга всё так же сильно, словно все ещё находясь в эйфории от первого поцелуя.

***

      Так наступили восьмидесятые годы. В безбедной, пока что, на удивление, безоблачной жизни молодой пары идея о становлении родителями крепла с каждым днём, однако Мингху понимал, что в нынешних реалиях, в их районе и с его то образованием они не смогут жить богато, имея ребенка. Если и сейчас они иногда вынуждены заваривать один и тот же чайный пакетик два, а то и три раза, что же с ними станет после появления в доме младенца? Отрешенная, мрачная неизвестность, признаться, пугала. Поздним вечером, ближе к одиннадцати часам, парень провернул ключи в замке и вошёл в их небольшую съемную квартирку с приглушенным светом на кухне. Лишь пройдя внутрь он заметил, что так тухло полыхал крохотный огонек свечи, а вовсе не кухонная лампа.       — Мингху! — на его шею бросилась радостная, столь обожаемая им девушка, сидевшая на табуретке около окна, постоянно поправляя лямки домашней сорочки. — Опять свет отключили во всём доме. Я пыталась сходить к квартирной хозяйке, а её дома нет. Может, случилось что? Уже раза четыре его за месяц отключили.       «Нет, так продолжаться больше не может. Я что, должен тут батрачить для того, чтобы мы без света сидели?» — таким образом в голове главы семейства окрепла рискованная мысль: надо перебраться в советский союз.       В его колледже, куда он пошёл после окончания школы, было много советских студентов, которые на ломаном китайском рассказывали ему о прелестях своей родины. В голове парня же быстро развилась идея о том, что «Если не сложится тут, надо будет поехать туда».       «Лучше там, где нас нет», но объяснить тогда ещё совсем молодому, отчасти безбашенному парню такую истину не представлялось возможным. Да и в пылу желания сделать любовь всей своей жизни счастливой, он и думать забыл о рисках и иррациональности некоторых своих решений. Ему начало казаться, что все проблемы с неизвестностью будущего решатся по щелчку пальца после того, как они переедут на новое место. Мингху засыпал и просыпался с мыслями об этом, потому в один момент понял, что подготовил примерный план действий и может рассказать его Лиён.

***

      — Лиён, я дома. — вернувшись из магазина в выходной день, а после, достав из сумки целую авоську со свежими фруктами, повесив олимпийку на крючок и разувшись, юноша проходит в квартиру, не забывая закрыть её на замок. — Мне нужно с тобой серьёзно поговорить, можешь заварить чай? — как только Мингху помыл руки и ополоснул холодной водой лицо, для некой трезвости головы, он запрыгнул в домашние тапочки и сел за стол.       — Ты меня пугаешь. Что случилось? — обеспокоенная девушка ставит на стол две кружки, наливая почти доверху кипяток, после закидывая чайный пакетик сначала в одну, а затем и во вторую. — Тебе сахар класть? — даже нервничая, она продолжала заботиться об объекте своего нежного обожания. Аккуратно опустив на водную гладь кубик сахара, что стремительно пошел на фарфоровое дно, Лиён присаживается напротив супруга с интересом в глазах.       — Я так подумал... Если в ближайшем будущем мы хотим завести ребенка, то содержать его на мою нынешнюю зарплату будет весьма тяжело. И от твоих перебежек из киоска в киоск нашему семейному бюджету, честно говоря, ни горячо не холодно. Район не особо удачный. Маленькое население равно низкий спрос, понимаешь? Надбавки мне не дают, премии тоже, да и за что давать то? За ровно разложенные кирпичи? И я подумал, что нам было бы неплохо переехать... В советский союз. У меня куча одногруппников оттуда, они рассказывали, что там большие зарплаты и квартиру бесплатно дают! Лиён, я тебе обещаю, мы переедем и заживем на широкую ногу! В Москву поедем! Мне рассказывали, что там даже простые рабочие, вон, как я, чёрную икру на завтрак едят, ты представляешь? Снимем там квартиру, я на работу пойду, будет не жизнь, а сказка! Наконец-то заживём на широкую ногу. — глаза парня горели энтузиазмом, но девушка пока не могла его разделить, поскольку ни разу в жизни не выбиралась за пределы своего городка, а на другие страны смотрела только в учебниках истории, потому её окутал леденящий ужас страха и перемен.       — Мингху, ты совсем сдурел? Или тебе на солнце голову припекло? Какой Союз? Кому мы там нужны? Ты думаешь, что там у меня появится работа? А язык? А жильё? Нет, это слишком рискованно, я не готова! — Лиён прикрыла лицо руками. Её патриотизм не позволил бы покинуть родную страну, даже город, где она родилась и выросла, но тут её костяшек коснулись холодные кончики пальцев Мингху.       — Я люблю тебя, мы с тобой муж и жена, да и у меня есть знакомый, у которого в Москве хорошие связи. Разве ты не хочешь ребенка? А счастья для нас? Я мечтаю о том, чтобы построить с тобой полноценную семью, да и нет ничего невозможного. Мы быстро адаптируемся, мне рассказывали, что там очень хорошо относятся к мигрантам, коими мы и будем. Ты столько раз доверяла мне раньше. Так почему тебе так трудно принять решение сейчас? Здесь мы несчастливы, у нас постоянно отключают свет, мы даже иногда используем один и тот же чайный пакетик трижды, если не четырежды. Разве ты не устала, капелька? — «Капелька...» От этих слов, от того самого милого прозвища хотелось растаять. Страх окутал тело Лиён. В груди всё затрепетало. Немыслимых размеров страх перемен душил всё сильнее с каждой секундой. Девушка прикрыла глаза, подпирая голову руками.       — Мне страшно. — всё, что она способна сказать сейчас. Вся её храбрая натура меркла по сравнению со боязнью сперва взрослеть, а теперь и переезжать в незнакомый город совсем чуждой, до одури чужой ей страны. Нутро неприятно стянуло, отчего Лиён поморщилась, ощущая топорщащийся где-то под солнечным сплетением страх. Однако Мингху, словно улавливая то, как неприятно колет её сердце, кладет руку на хрупкое плечо, окутанное рукавом домашней майки. После спускается чуть ниже, где уже нет ткани, и нежной кожи касается холодный металл обручального кольца, напоминая о крепости их эмоциональной связи и отношений.       — Я не хочу видеть, как ты дрожишь от страха, а я знаю, как ты боишься темноты. Ещё одна зажжённая в этой квартире свечка может привести к пожару, ты же это понимаешь? Ты иногда спишь при свечах, это ни капли не безопасно. Ты не представляешь, насколько я боюсь твоей смерти. Я засыпаю и просыпаюсь с мыслями о том, как обезопасить тебя сегодня, как прокормить нас. Я осознаю все минусы и риски такого переезда, но ты представь, как зимой подскочат коммунальные услуги. Строитель — не настолько выгодная профессия, капелька. Что мы будем делать, если зимой снова отключат свет? — в его глазах Лиён видит уверенность, точно какое-то пламя, которое старается её согреть. Темноты она и вправду боялась до жути, потому представила, как холодным вечером в квартире без отопления, когда уже в пять часов непроглядно темно, она сидит, окруженная ужасом сумрака с одной несчастной свечой в руках, отчего лицо её побледнело.       — Хорошо, Мингху. Я согласна переехать, но сначала нужно будет рассказать об этом родителям, потом квартирной хозяйке и в целом решить все эти вопросы... Только после этого я буду готова, — девушка надеялась, что они правда станут жить лучше на новом месте. Ей было уже двадцать пять лет, так что все в округе твердили о том, что «часики тикают», что вправду её немного угнетало, поскольку желанию завести ребенка препятствовали обстоятельства, — Но что, если родители не одобрят наш выбор? Мы весь по сути бросаем их... — голосок медленно стих, а сама она обняла своего мужа.       — Мы уже не маленькие, так что для нас основополагающим фактором должно быть наше собственное желание. И никто из них, будь то бабушка, дедушка, или даже мама с папой.       Эти слова посеяли в Лиён твердую уверенность того, что у них точно всё будет хорошо при переезде. После улаживания некоторых разногласий с хозяйкой снимаемой ими квартиры, парочка быстро собрала чемоданы. Мингху уведомил своих родителей о скором переезде, а вот его супруга побоялась, потому решила сказать, когда всё уже произойдет. Несмотря на сильную боязнь перемен, в один момент любовь к своему, как никак, мужу, перетянули чашу весов, заставив её согласиться поехать в Союз.

***

      С момента их переезда в Москву прошёл уже целый год. Холода в тот период были не такими уж сильными, потому адаптироваться им было легко. Квартирная хозяйка на новом месте попалась хорошая — пенсионерка-комсомолка, любившая забегать на чай по воскресеньям и рассказывать о своих ненаглядных внучатах, пожёвывая блинчики, принесённые с собой, или же печенье в металлических коробках, обязательно с пёстрыми узорами на крышке.       Такие её рассказы часто побуждали на размышления, начинавшие течь в голове, как только захлопнулась входная дверь. Мингху повезло: на стройке возле их дома не хватало рабочих, потому он с нетерпением и горящими глазами пошел туда. Всего шесть месяцев жизни смогли пропитать его убеждениями о честности и труде. Разумеется, и у себя на родине он не был вором и разгильдяем, но если опускались руки, а грудь сдавливало от отчаяния, поднимая глаза и видя счастливые лица мужчин и женщин, изображенных на плакатах, гласящих «Как работал — так и заработал», или «Честью семьи дорожи», внутри, почему-то, сразу же появлялись силы продолжать жить и выполнять указания начальника.       Возвращаясь в однокомнатную квартирку, поначалу ему казалось, что в ней он снова увидит темноту, однако свет в том доме работал исправно, что не могло не радовать. Лиён же в данных событиях прослеживала больший символизм. Эта страна, этот город и этот дом словно стали белой полосой в их жизни, в то время как в родной провинции Гуйян тянулась мрачная и чёрная. Не сказать, что вся их юность на родине была беспросветным кошмаром, всё же попеременно были то радость, то горе, но на новом месте, пока что, всё же преимущественно случались радостные события. Пока что.       Наступил восемьдесят первый год. После новогодних праздников Мингху пришлось вернуться на работу, как и всем жителям страны. В воздухе ещё витал аромат мандаринов, снега было просто навалом. Нередко он видел пьяниц, которых забирали в изолятор. Из-за справок о нахождении там его могли уволить с работы, потому в Новый год он лишь выпил дома рюмку, после чего сразу же завалился спать в теплую постель, прижимая к груди свою любимую, что чуть хихикала, распуская волосы и согреваясь о его торс.       С начала февраля у семейной пары появились четкие представления о будущем, также стали накапливаться некоторые финансы, потому вполне реальной стала возможность завести ребенка. Осталось лишь осуществить мечту. Ни у Лиён, ни у её супруга не было никаких проблем со здоровьем, за исключением у девушки плохого зрения, однако это никак бы не помешало ей забеременеть, потому вскоре они начали пытаться.       После двух-трёх половых актов они поняли, что все их старания не увенчались успехом. Лиён была наслышана о таких вещах, как утренний токсикоз, переменчивость настроения, а также непривычная избирательность в еде и отвращение к определенным запахам — все эти признаки могли указывать на беременность . Когда с пробуждением она не обнаруживала этого у себя, то сильно расстраивалась. Постепенно она даже перестала смущаться, когда Мингху начинал снимать с неё бельё, ведь ранее, в первые разы, чаще всего из-за обжигающего чувства стыда, она предпочитала раздеваться сама, до последнего прикрывая соски футболкой или бюстгальтером, а пах, в свою очередь, домашними шортами.       Она также боялась, что секс по вечерам станет рутиной, что потом станет их отталкивать друг от друга, или интим вовсе начнет вызывать отвращение. Несмотря на то, что её подруги на новом месте были с ней одного возраста, максимум на год-полтора старше, опыта у них было хоть отбавляй. Именно из-за их рассказов, в общем-то, в голове Лиён поселился четкий страх надоесть мужу в постели, а также потерять свою сексуальность и привлекательность в его глазах.       Вдобавок к этому, девушка ещё и прочла в женских журналах, что определенные позы в сексе способны повысить шансы забеременеть, да и такой миф часто распространяли те самые подруги, к несчастью для её доверчивой натуры, живущие на одной лестничной клетке в том же доме, просто этажом ниже.

***

      — Мин... Мингху, проснись, — посреди прохладной мартовской ночи в их спальне раздался приглушённый голос Лиён, — Меня тошнит, принеси воды, пожалуйста. — Парень тут же подорвался с нагретого места, а девушка присела, включая прикроватную лампу. Залпом опустошив небольшой стакан, она зажмурилась и проглотила всё, но это не помогло. Воздух казался ей резиновым, потому её супруг открыл окна, куда на высунулась почти на две трети. С горем пополам её отпустило в скором времени, но около семи часов утра Мингху проснулся от страшного грохота в квартире. Ему уже показалось, что в коридоре хозяйничают воры, однако это была просто Лиён, которая по пути в уборную, будучи сонной после неспокойной ночи, задела дверной косяк ногой. Она сидела, обнимая унитаз, а всё её тело сжималось. Лицо девушки выглядело бледным, на уголках глаз были слёзы от столь сильных спазмов и рвотных позывов.       — Лиён, что такое? Ты отравилась? Давай я тебе чай с ромашкой сделаю? — когда его супругу отпустило, он усадил её на кресло, принес ранее упомянутый чай, чуть ли не вкладывая ей чашку в руку, поскольку та расслабила мышцы, отрешённо глядя в стену из-за неприятного ощущения вкуса желчи во рту. — Капелька, заглянем сегодня в поликлинику, ладно?       — А если это не отравление? Мне подруга рассказывала, что переменчивость настроения и тошнота могут быть симптомами беременности. Мингху... А вдруг это действительно так? И у нас правда будет ребенок? — глядя возлюбленному в глаза, она робко прикоснулась рукой к своему животу, будто пытаясь что-то почувствовать. — Может, правда стоит заглянуть сегодня ко врачу? Юноша смотрел на неё с точно такой же надеждой, потому что желание завести малыша было обоюдным. И даже глядя на покрасневшие от слез уголки глаз Лиён, её бледную кожу и чуть синие губы, он считал её прекрасной. Высшим идеалом красоты не Земле.

***

      — ... Да, вы определенно беременны, срок около трёх недель. Мамочка, вставайте в женскую консультацию на учёт... Знаете же, да? Не пить, не курить, — женщина гинеколог, выписывая ей рецепт с полезными для неё витаминами, осторожно прикрывала рот рукой, — Не дай бог что потяжелее. — Лиён в свою очередь волнуется, желая засыпать бедного доктора многочисленными вопросами, однако ведёт себя сдержанно.       — С ребёнком там все в порядке? Когда можно будет узнать пол? Нету там каких-нибудь заболеваний? Идиотии, там, не знаю... — её голос слегка дрожит, поскольку это их первенец, так что о родах и воспитании ни она, ни её супруг, совершенно ничего не знают и, соответственно, не осведомлены о различных аспектах и тонкостях всего этого.       — Ну, больно бояться, не волнуйтесь вы так! Тазик у вас хороший, широкий, легко родите. Дал бог зайку, даст и лужайку, слышали? Гуляйте больше, сейчас весна, воздух свежий, скоро и погода будет хорошая. Фрукты кушайте, всё у вас будет нормально, через меня уже столько молодняка прошло, о-го-го. — слова врача – знающего человека, успокоили и Лиён и Мингху. Хотя она чуть не достала ручку и листик, чтобы записать все эти советы и рекомендации, но всё же постаралась их запомнить, а позднее стала прилежно придерживаться.

***

      По прошествии семнадцати недель, когда уже наступила двадцатая, семейная пара собиралась поехать во всю ту же государственную поликлинику, чтобы узнать пол будущего ребенка, в целом проверить, как он развивается, всё ли с ним хорошо. Была середина июля, потому солнце нещадно грело, даже скорее пекло, но Лиён была лишь рада, поскольку их квартира была на солнечной стороне, потому там всегда было светло, тепло и уютно.       Она красовалась перед зеркалом. Ловкие пальчики девушки умело завязывали волосы, отросшие до плеч, в низкий хвостик, пока её супруг обувался. По мере увеличения срока беременности, они покупали всё больше лёгких, красивых платьев с завышенной талией, поскольку те были невероятно удобными, но при этом и красивыми. Она любила подгибать низ подола к паху, чтобы посмотреть, какого размера её животик сейчас, словно наблюдая, как быстро развивается её малыш.       Стоило Мингху открыть дверь, как на пороге он увидел подружек Лиён: трех соседок снизу, упомянутых ранее. Они были пёстро, даже немного вызывающе, одеты в юбки выше колен, а на их лицах и головах был полный марафет.       — Лиён, айда с нами в клуб? — резво восклицает одна из них, поправляя воротник своей блузки.       — У нас недавно рядом тут открылся, буквально в соседнем доме, — вторая же увлеченно красит губы яркой помадой, — Должно быть весело! Она окидывает расфуфыренную троицу ошарашенным взглядом. До этого они всегда ходили в привычной ей одежде, а тут вдруг надели столь откровенные наряды. Погладив рукой свой живот, она всё же протерла глаза, думая, что это сон.       — Спасибо, девчонки, как-нибудь в следующий раз сходим, — закрывая квартиру, она берёт Мингху под руку, кладя ключи в небольшую сумочку, — Мы сейчас идём узнавать, мальчик у нас будет, или девочка! — личико девушки оживилось при мысли о ребёнке, но её подруги не смогли разделить такой энтузиазм.       — Ну... Скучно то как. А вот не будь ты беременна, ты бы с нами пошла.       — Ты же так себя в быту и похоронишь! Пойдем отсюда.— они лишь надули губы и развернулись, обиженно цокая каблуками, а Лиён посмотрела на Мингху и прикрыла рот рукой, после чего посмотрела вниз, на свой живот, и после снова на юношу.       — Ой... Они же, наверное, обиделись! И вправду, чего это я? Они ведь мои подруги, как-никак. — однако поток подобного рода мыслей прервал голос Мингху.       — Ты чего? Они тебя там в клуб зовут, а ты беременна! Там и шум, и грязь, не дай бог бактерии какие-то. И алкоголь. Тебе же нельзя пить! А если у ребенка в будущем проблемы будут? — парень, поглаживая животик своей супруги, смотрит ей прямо в глаза. — Перебьются, — уверенно чеканит он, — Не маленькие. А нам наше с малышом счастье и здоровье важнее. — кинув быстрый взгляд на часы, ему остается только расслабиться и улыбнуться. — Пойдём, у нас скоро запись, ещё нужно дождаться автобуса, чтобы не опоздать.       Часто, только Мингху и его поддержка, в важный момент могли направить мысли девушки в нужное русло, а саму её на правильный путь. А иногда и Лиён способна была остудить горячий пыл супруга и помочь ему принять верное решение. Они идеально дополняли друг друга, потому свято верили, что с появлением малыша в семье воцарится лишь большая идиллия.       Да и тем временем Лиён поняла, как некрасиво поступила, когда уехала от родителей с родины, даже ничего не сказав, потому, мучимая поруками совести, она решила отправить им письмо. Поздним вечером, того же дня игнорируя сон, она села за стол, подготовила листы бумаги и стала писать, размяв руку.

      «Дорогие мама и папа, я очень вас люблю. Почти два года назад я вместе с Мингху переехала в Советский Союз. Меня гложет совесть за то, что я не рассказала вам об этом переезде. Я надеюсь, что вы всё ещё считаете меня своей дочкой, гордитесь мной, и любите такой же горячей любовью. У нас всё хорошо, в этой квартире, в городе Москва, что является столицей Союза, у нас больше не отключают свет, да и у Мингху зарплата стала стабильнее и выше. Мы с ним ждем ребенка. Сейчас, когда на календаре 17.07.1981, у меня идет примерно двадцатая неделя, хотя я не знаю, сбивалась ли я со счёта ранее. Искренне надеюсь, что вы пребываете в добром здравии. Возможно, Я обязательно приеду к вам в ближайшее время вместе с Мингху и нашим новорожденным сыном. Забыла сказать, у нас будет мальчик, над именем мы ещё не думали. Мама и папа, я желаю вам всего самого наилучшего. Того же самого, что вы непосильным трудом добились для меня. Надеюсь, что вы прочитаете это письмо с радостью на лице. Я честно и сильно скучаю по вам. Я живу в союзе уже 1,5 года, и за это время неплохо выучила язык, но до сих пор нахожу для себя забавными некоторые слова. Я уже очень хочу спать, ведь когда пишу это письмо, на часах 23:43. Я очень люблю вас, мама и папа, мы с Мингху обязательно приедем потом!

Ли(Чен) Лиён, 17.07.1981, Москва – Гуйян».

***

      Молодую роженицу в больнице встретили хорошо, даже несмотря на то, что схватки у нее начались в ночь с 30-го на 31-е декабря. Мингху, в то время, пока она рожала, побежал за цветами, на которые даже специально откладывал деньги, однако тем временем всё еще не пришло ответное письмо от её родителей. Лиён сильно переживала об этом, уже даже жалела, что переехала туда, но все эти мысли сейчас откидывала на второй план очередная очередь болезненных схваток. Крича от боли, последнее, о чём она может думать, это реакция родителей на слова в том письме.       Около пяти часов длились её общие страдания, и под окнами всё время, даже никуда не отходя, рождение сына караулил Мингху. Наконец-то, будучи полностью измождённой и вспотевшей, девушке удаётся услышать плач малыша. В момент, когда кроху, рожденную точно в срок, кладут ей на грудь, вся пережитая боль стирается, оставляя перед ней лишь возможность любоваться малышом, на голове которого есть совсем крохотная прядь волос.       Эта самая прядка имеет неплохую густоту, а также цвет неразбавленного кофе. Не совсем черный, однако и не русый, как у отца. Волосики младенца закручиваются в забавный завиток, что заставляет уставшую девушку улыбнуться из последних сил. Позднее, уже при записи имени, Лиён всё ещё не имела достаточно сил, чтобы мыслить здраво, из-за чего случился так называемый казус.       — Мальчика как называть будете? — женщина, которая забирала у Лиён документы для изготовления свидетельства о рождении, стояла около её койки.       — Ну... Солнышко? Тыковка? — неуверенно произнесла роженица, прикрывая глаза.       — Имя вы мне скажите! Со своими солнышками дома разберетесь. — хамоватость женщины чуть остудила пыл Лиён, потому та процедила.       — Чжун... Ли Чжун. — голос её был тихим, потому саму фамилию семейства, «Ли», та попросту не услышала, лишь кивнула и ушла. Так прошли весьма мучительные сутки, в которые новоиспеченная мать просто спала, ела, а также мало-помалу училась обращаться с ребенком, преодолевала страх поранить его, беря на руки, но тут ей приносят документы, и она понимает, что имя малыша записали неправильно. В роддоме не особо разбирались с китайской грамматикой, потому в графе «Гражданин такой-то», вместо нужного им «Ли Чжун», что являлось бы правильным, написали просто: «Чжун Ли», даже не разбираясь. Несмотря на то, что это было грубой ошибкой, поскольку в китайском сначала пишется фамилия, Лиён не стала разбираться, ведь побоялась нарваться на проблемы, да и боялась, что из-за переделки документов она надолго задержится в родильном отделении, чего совсем не хотела.       Наступил долгожданный момент выписки. Первого января, когда вся страна отсыпалась после жаркой новогодней ночи, Мингху стоял с букетом, ожидая, пока выйдет его жена с крохотным свертком в руках. Таким образом, 31.12.1981, родился «Чжун Ли», которого более правильно было бы записать как «Ли Чжун», однако Лиён была уверена, что своего сына она будет называть очень ласково, прямо как её постоянно называл Мингху, и самое главное, что его имя записали правильно, не перепутав буквы. А уже теперь они со спокойной душой могли задуматься даже о покупке питомца.

***

      — Капелька, как ты? Скоро вернется папа, да? — на часах 20:06, до прихода Мингху остается совсем немного, так что Лиён заканчивает приготовление ужина, достаёт сына из крохотной люльки и идёт с ним в прихожую, начина ждать того самого лязганья ключей в замке.       В преддверии нового, 1983-го года, который должен был наступить уже в скором времени, те старательно украсили квартиру на прошлых выходных, потому иногда Чжун пытался встать у стенки своей кроватки, чтобы рассмотреть столь яркую мишуру и шары на ёлке.       Проходит три, четыре минуты, однако никого нет. Все украшения даже начинают мозолить глаза, поскольку в груди начинает сдавливать из-за неприятного ощущения тревоги. Из окна она также не видит силуэт юноши, что обычно освещен фонарями при входе во двор. Она начинает нервничать, однако после понимает, что всё это ни к чему, ведь её муж мог просто-напросто зайти в магазин, или же опоздать на автобус. Несмотря на то, что стройка находилась совсем недалеко от их дома, буквально в полутора километрах, с утра он ходил туда пешком, а вечером уже ездил на автобусе, чтобы не особо долго блуждать по темным улицам.       Наступает одиннадцатый час, Лиён начала не на шутку волноваться, поскольку недавно по телевизору видела репортаж о маньяке, который промышлял на другом конце города, и уже несколько месяцев как пойман. В голову стали лезть самые страшные мысли: его сбила машина, похитили, взяли в заложники. Страх стал только нарастать, потому она начала звонить его друзьям, чуть дрожащей рукой придерживая страницы телефонной книги с номерами.       Она верила, что Мингху не способен на измену, потому терпеливо ждала, пока голос одного из коллег парня отзовется на другом конце трубки. От волнения её ладони начинают потеть, а нога трепетно стучит по полу, однако даже там никто не откликается. Она ощущала себя в длинном ночном кошмаре, но надежда на то, что двери сейчас распахнутся и туда войдёт её возлюбленный до последнего не покидали её.       Ложась спать, она умоляла каждого бога, которого знала, чтобы с её мужем все было в порядке, но даже не могла предположить, помогут ли ей эти молитвы. Следующим утром она, запеленав годовалого сына и натянув ему на голову чепчик, а также прочую теплую одежку, пулей выскочила из квартиры и понеслась на работу к мужу, чтобы спросить, где он вообще находится.       На дворе стоял декабрь, уже 29-е число, уже послезавтра должны были приостановить работу все предприятия, а сейчас, в десятом часу, работа на стройке только начиналась, но вместо привычного грохота машин и криков рабочих, что иногда раздражали округу, сейчас там царила пугающая тишина, лишь слышался тихий гул где-то вдалеке.       Держа Чжуна на руках, она, пробираясь под железной калиткой, входит на стройку, оглядываясь по сторонам. Заметив тучного мужчину в каске, которого Мингху обычно называл начальником в своих рассказах, девушка не побоялась подойти и прикоснуться к его плечу.       — Прошу прощения! Вы не видели Мингху? Ли Мингху! — голос Лиён звучит обеспокоенно, даже дрожит. Она непривычно себе заикается, говоря о пропавшем прошлым вечером муже. Вокруг она видит с десяток людей, которые столпились вокруг чего-то, что она пока что не может увидеть.       — Минху? — хоть люди на его работе нагло игнорировали букву «г» в его имени, они относились к нему намного добрее, чем земляки в Гуйян. — Ой, милочка, а твой ли это муженёк то лежит? Товарищ милиционер!       «Что значит лежит? Почему там стоит милиция?!» — пугающие мысли, полные непонимания, пронеслись в голове со скоростью звука, но мужчина тут же схватил её за руку, да так резко, что она чуть не выронила сына, что мирно спал в свертке. Пройдя чуть дальше, Лиён заметила машину скорой помощи, а также несколько медиков в форме, которые осматривали нечто, лежащее на носилках, покрытое черным мешком.       — Гражданочка, тело сможете опознать? — мужчина, облаченный в милицейскую форму, приподнимает черную завесу, где та видит бледно-синее, неживое лицо своего любимого супруга. Оно столь умиротворенное, что кажется ненастоящим, словно написанным маслом. Холодной от декабрьских морозов рукой она касается щеки любимого и, к своему же ужасу, понимает, что она такой же температуры.       Девушка отскакивает назад, прижимая сына к груди. Она срывается на глубокие, частые вздохи, готовясь рыдать. Позади неё лишь шепчутся люди, лица которых она не способна увидеть из-за накатывающих слёз.       — Как думаешь, что случилось?       — Да я не знаю, упал, наверное?       — Я слышал, что он вот оттуда свалился! Может, поскользнулся просто?       — Да не знаю... А это кто вообще? Его жена?       — Бедняга... И смотри, жена то с ребенком! Еще совсем маленький, судя по свертку.       — Ужас то какой... А он такой молодой, ему ж чуть больше двадцати пяти было!       Вскоре их голоса затихают совсем, а милиционер прикрывает лицо трупа всё тем же черным полотном. Девушка уже готова упасть на землю, не веря во всё происходящее. Её с трудом оттаскивают от носилок. Она не помнит, как добралась до дома, как разделась и положила в кроватку сына. Она ничего не помнит, и теперь ей не нужно ничего.

***

      Лиён сидит неподвижно уже какое-то время, слёзы сами текут вниз по румяным от мороза щекам. Глаза щиплет, словно туда попало мыло, но та не может даже поднять руку, чтобы их протереть. Всё, на что она способна сейчас — беспорядочное завывание, которое сопровождается периодическим протяжным воем, или же серией коротких вдохов, где никак не получается выдохнуть.       Его больше нет. Ли Мингху умер, упав со стройки, судя по всему, вчера вечером. Сейчас 30-е декабря, преддверие Нового года. Сердце девушки бешено колотится, когда она осматривается по сторонам. «Этого не может быть, нет, я не верю, это всё глупый розыгрыш». Ей кажется, что сейчас откуда-то выйдет человек-режиссер с камерой, а двери ворвется счастливый Мингху с покупками, но с каждым часом этого не происходит, и желаемое чудо отдаляется за горизонт всё сильнее.       Она не может принять, что больше не услышит его голос, не увидит, даже попросту не сможет обнять. Всё это кажется нелепицей, как такое может быть? Еще позавчера они вместе украшали квартиру, он целовал Чжуна в нос, гладил саму Лиён по голове, она могла взять его за руку, прижаться к теплой груди. Теперь всё это невозможно.       Вся их квартира увешана совместными фотоснимками, счастливые глаза ныне мертвого человека наблюдают за ней с каждой стены, и на всех этих фотография сама девушка безгранично счастлива. Есть навязчивое ощущение, что всё это плохой сон. Не переставая истерить, она щипает свои руки в самых разных мечтах, но ничего не помогает. Будто прямо сейчас, уже вот-вот Мингху ворвется в комнату с поздравлениями, подарками, принеся с собой яркий запах цитруса и чего-то теплого, однако стены квартиры холодеют на глазах.       Темнеет рано, так что уже в четыре часа наступают сумерки. Именно в такие сумерки Мингху обычно возвращался домой, иногда крича что-то Лиён с тротуара, пока та, укрывшись накидкой, кричала ему из окна «Беги быстрее, сейчас ужин остынет!» Ничего из этого не случится больше никогда.       От девушки словно оторвали часть, и сейчас она сидела на краю кровати словно уродливая помятая бумага: такая же растоптанная и смятая, согнувшаяся почти напополам. Поначалу её даже не волновал истошный плач маленького Чжуна в кроватке. Тот уже дрыгал ножками. Прямо перед своим первым днём рождения мальчик лишился отца, однако был ещё слишком мал, чтобы осознать, что такое горечь утраты.

***

      Так прошли мучительные два месяца, наступило начала марта. За всё это время Лиён пришлось самой организовывать похороны, где помимо неё присутствовали только некоторые друзья Мингху со стройки. Маленького Чжуна она даже побоялась брать с собой. Она не хотела, чтобы у мальчика были ужасные воспоминания или детские травмы.       Сегодня ей вновь пришлось поехать куда-то за очередными документами, так как у юноши, как никак, было некоторое наследство. Родители парня даже не знали, что он умер, о чём Лиён коротко и болезненно сообщила в письме, однако не получила ответа, и они даже не явились, чтобы попрощаться с сыном. Сама девушка в тот день рыдала на коленях у гроба, моля Мингху вернуться, или забрать её с собой. Все лишь сочувствовали, поскольку понимали, что теперь она стала матерью-одиночкой, а некоторые люди даже знали, когда и почему они переехали, и что в союзе у Лиён нет ни одного родственника, который бы хоть чем-то помог.       Последнюю надежду она возложила на своих подруг. Девушка попросила их несколько часов посидеть с ребенком, а после, в благодарность за это, пригласила в гости. Они сидели в спальне на кровати и о чём-то разговаривали. Близился вечер, те уже собирались уходить, как вдруг маленький Чжун стал горько плакать. Лиён тут же подорвалась к его кроватке и стала убаюкивать, а три подружки переглянулись между собой, подойдя к кроватке, где оказался уже покормленный ребенок       — А ты его в детский дом сдай, сразу гора с плеч! — гордо заявила одна из них, презренно смотря на маленького мальчика.       — Да-да! Есть же такие, эти, дома малютки. Вот туда его и сдай! Там о нём позаботятся! — услышав это, сердце Лиён вновь раскололось на части. Маленький Чжун смотрел своими большими янтарно-коричневыми глазками на девушек, которые не скрывали своего отвращения, глядя на него.       — Думаю, вам пора. — холодно процедила девушка, выпроваживая теперь уже бывших подруг. Она хлопнула дверью на весь подъезд пятиэтажки, и теперь решила, что со своего третьего этажа до первого она будет спускаться хоть по канату, лишь бы не пересекаться с этими стервами.       Теперь она осталась одна. Стоя у двери и прислушиваясь к тому, как девушки смеются, спускаясь вниз, она почти что рассвирепела, однако тут послышался тихий визг её сына, отчего она обернулась и подбежала к нему. Вот он, смысл её жизни и всего дальнейшего существования — Чжун. Её маленький мальчик. Единственное, что теперь напоминало ей о покойном муже. Лишь позволив себе подумать о том, чтобы оставить такую кроху в детском доме, просто бросить его навсегда, она разрыдалась, достала мальчика из кроватки, и в отчаянии прижала к своей груди, вновь начиная завывать.       Адаптация к жизни без мужа была тяжелой. Пока что она могла жить на их сбережения и небольшое наследство, однако Лиён понимала, что вскоре ей придется искать работу, чтобы прокормить себя и своего ребёнка, а также оплачивать аренду квартиры, бытовые расходы и прочее, а такого прочего, если задуматься, постепенно накатывал целый снежный ком.       У девушки было четкое понимание того, что теперь придется сильно экономить. Нельзя ни копейки спустить на алкоголь или сигареты, потому желание погрузиться во вредные привычки у неё отпало сразу. Бегая по объявлениям, постоянно прикрывая Чжуну ушки, когда над ней начинали смеяться из-за её положения и требований, почти со всех собеседований она уходила ни с чем. Опустить руки ей не позволял голос маленького сына, что всякий раз тянул руки к плачущей матери, словно пытаясь погладить её. В этом малыше она видела Мингху, потому всё же продолжала бороться.