Академия падших сердец

18 часов назад

      Вечернее небо Сеула поздним летом было перенасыщено паутиной неоновых свечений, которые обеспечивали ночному городу яркие театры теней. Море света, омывающее высокие стеклянные фасады, отражалось в каждой поверхности, создавая бесконечный лабиринт световых эффектов. Воздух был наполнен жаждой жизни, пропитан смесью из запаха уличной еды, деловой суеты и далеких мелодий k-pop, которые доносились из каждого открытого окна.       Улицы извивались подобно живым организмам, пульсируя мощным потоком людей, которые в бесконечной массе текли меж зданий, шумно обсуждая последние новости и делясь планами на предстоящую ночь. Откуда-то из толпы доносился смех, словно напоминая о том, что даже в такой поздний час Сеул не спал, продолжая жить.       На горизонте, там, где небо встречалось с очертаниями города, последние лучи уходящего солнца соперничали с наступающей ночью, отдавая городу еще одно светлое мгновение перед тем, как окончательно уступить ей свое владычество. Сеул в этот момент буквально изобиловал красками, и каждый его уголок, каждая улица воспевали гимн уходящему лету — гимн жизни, не знающей покоя.       Чонгук стоял на переполненной автобусной остановке и от нетерпения, в ожидании своей жертвы, шагал из стороны в сторону. Чон не нервничал, как могло показаться со стороны: он просто не любил ждать, требуя как можно скорее получить желаемое. Рядом гоготали его друзья, которые уже были в курсе ситуации и с нетерпением ждали шоу, а также случайные прохожие, которые, словно следуя стадному инстинкту, останавливались, пытаясь понять, из-за чего весь этот сбор.       Альфа всегда был таким человеком — с бурлящей внутри кровью, переполненной адреналином и желанием сделать что-то запредельное. Что-то, что другим показалось бы странным или даже опасным. Его янтарные глаза лихорадочно сверкали, а руки нестерпимо чесались в предвкушении безумства, которому он готов был сдаться.       — Ну же, Чон, — кричал кто-то из толпы, поднимая бутылку пива в воздух. — Я не могу дождаться!       — Так иди домой, — буркнул Чон, смотря на незнакомца.       — Ну уж нет, — ответил тот, доставая телефон из кармана своих рванных джинсов. — Я шел сюда с другого конца города и ни за что в жизни не пропущу такое! — продолжал смеяться тот, отпивая уже теплый напиток.       Чонгук только махнул головой, ничего не ответив. Для всех остальных это всего лишь шоу, развлечение, повод напиться, а для Чонгука — источник адреналина, который не заменить никакими другими веществами. Он отошел от назойливой толпы и вновь сконцентрировал внимание на проезжающем мимо общественном транспорте. Как только один из старых городских автобусов подъехал к остановке, сердце Чонгука пропустило удар. Это был идеальный жеребец для его дворового рода — избитый в боях, но все еще готовый бросить вызов времени и скорости.       Всплеск адреналина переполнял тело энергией. Чон приблизился к двери автобуса и сделал несколько успокаивающих выдохов. Водитель, замученный многолетними сменами, едва обращал внимание на толпу пассажиров. Поймав его взгляд, Чонгук, с присущей ему с рождения харизмой альфы, попросил пустить его посидеть за рулем, как он выразился, «на одну секунду».       Водитель покачал головой, отмахиваясь от просьбы, но Чон был не из тех, кто сдавался. Воспользовавшись моментом, он шагнул вперед и вновь метнул на водителя взгляд, полный уверенности и смелости. В его глазах сверкал огонь жажды приключения, который, как это было всегда, заставил водителя уступить.       — Пожалуйста, — произнес Чонгук так, словно не просто спрашивал, а почти требовал водителя подчиниться ему.       Водитель только тяжело выдохнул, помотал головой и сдался, испугавшись не внушающего ничего хорошего блеска в глазах Чона. Мужчина, может быть, отделается одной объяснительной, может, даже потеряет работу, но с жизнью он прощаться еще не готов, поэтому не рискнул отказать альфе второй раз. Решив, что так будет правильнее, водитель вышел из автобуса и сразу позвонил директору компании.       С сердцем, бьющимся, как барабан во время племенного танца, Чонгук воодушевленно прыгнул за руль. Мгновение колебаний — и вот автобус тронулся с места, медленно наращивая скорость. Страх перед возможными последствиями отошел на второй план, впереди было что-то более занятное. Ветер летней свободы из открытого водительского окна играл в его темных волосах, когда автобус мчался по улицам Сеула, словно нес его навстречу новым приключениям и испытаниям, которые ожидали впереди.       Чонгук улыбался, чувствуя, как мощь машины пульсировала под повелением его рук. Автобус ловко маневрировал среди машин, стараясь никого не задеть и громко сигналя другим водителям, чтобы те уступили дорогу. Гудение двигателя слилось с восторженными криками его друзей, которые бежали вслед за автобусом на следующую остановку, чтобы стать свидетелями этого увлекательного шоу и не упустить что-то важное из виду.       Это раззадоривало Чонгука, заставляя ехать быстрее, рисковать больше, желая скорости. Сеул превратился в его личную игровую площадку, где он был королем шумных улиц и светофоров.       Пусть мир будет в курсе, что сегодня вечером альфа и его бесстрашные соратники стали владыками вечного городского асфальта. И хотя город незамедлительно отзывался светом мигалок и воем сирен, ни одна из этих преград не заменила бы адреналинового шквала, запавшего в их память навсегда.       Густой черный дым окутал небо, когда Чонгук резко вывернул руль автобуса. Оглушительный визг шин эхом разнесся по улицам. Прохожие в изумлении замерли на месте, а их взгляды обратились к молодому человеку, сидящему за рулем. Чонгук сиял, махал рукой зрителям с улицы, показывая всем, кто тут король дорог. С дикой ухмылкой на лице он мчался по городу, считая себя непобедимым в своем собственном маленьком мятежном царстве.       Мальчишка с заднего сиденья вцепился в поручень, его глаза расширились от страха.       — Куда мы едем? — кричал он, но его голос был заглушен ревом двигателя.       — Туда, куда захотим! — также громко ответил Чонгук, повернув голову на мальца. Увидев страх в чужих глазах, Чон только громче рассмеялся.       Он резко повернул налево, игнорируя специальную полосу для движения автобусов, и тот опасно накренился, грозясь перевернуться. Друзья альфы громко смеялись над реакциями остальных, в то время как сами пассажиры вскрикнули от ужаса, хватаясь за все, что попадалось под руку, чтобы удержать равновесие. Чонгук вместе со своей компанией наслаждался чужой паникой. Его эго распухало от каждого испуганного взгляда. Возможно, в его сознании пронеслись бы мысли о том, что он делал что-то ужасное, но альфа не давал им развиться, быстро подавляя. Зачем беспокоиться о последствиях, когда жизнь могла быть такой чертовски захватывающей?       Адреналин застилал ему глаза, делая слепым к факту того, что его безрассудство причиняло вред другим. Он был убежден в своей будущей безнаказанности, ведь всегда был таким — жил исключительно по собственным правилам, бесконечно ускользая от последствий.       Чонгук продолжал мчаться по улицам, оставляя за собой след хаоса и разрушений. Автобус стал символом его вызова обществу, отказом подчиняться любым правилам, кроме своих собственных. Он докажет и покажет всем, на что способен, чтобы ни у кого не возникало мысли помыкать им. Только Чонгук мог распоряжаться собственной судьбой, и никто больше!       Он — король. Он — царь своей жизни.       Но его королевство рано или поздно должно было рухнуть. Этот момент настал, когда полицейские машины преградили ему путь. Альфа резко затормозил, шины автобуса снова издали пронзительный визг, когда он с грохотом остановился.                               Полицейские выскочили из своих машин, прячась за открытыми дверьми автомобилей и направляя огнестрельное оружие на водителя, угнавшего автобус.       — Выходи с поднятыми руками! — приказал один из офицеров.       Чонгук не чувствовал страх, только разочарование оттого, что эта поездка оказалась такой непозволительно короткой. Столько улиц еще не видали его бунтарства, столько людей еще не познали его сумасшествие. Все снова оказалось не так, как он хотел.       — Что ж, — выдохнул альфа, отпустив руль транспорта. — Шоу закончилось.       — Мы проиграли битву, — в знак поддержки положил руку на плечо его друг. — Но не войну, — улыбнулся тот, и Чон, посмотрев в его голубые глаза, улыбнулся, расслабившись.       Чонгуку ничего не будет, его отмажет его старик, и всё вновь встанет на свои места. Но Чона в любом случае вновь повезут в полицейский участок, где он снова послушает нудную лекцию о том, что можно делать, а что нельзя, и, пару раз кивнув, пообещает более не совершать подобное.

***

сейчас

      В полумраке неприветливого полицейского участка, изнутри окутанного запахом свежей краски и духом неоднозначных историй, сидели три высокопоставленные особы. Отец Чон Чонгука, Чон Хосок, вел себя спокойно, но его руки, аритмично дергающиеся внутри кожаного портфеля, выдавали его напряжение. Его супруга, Юнхи, находившаяся рядом, с трудом сдерживала слёзы, потирая свои изящные пальцы. Вселенная, казалось, обрушилась на них в этот момент. Их сын оказался за решёткой.       Полицейский, сидевший напротив них, был небезразличен к их статусу. Он понимал, что подобные вопросы нужно решать тонко. В его глазах сквозило сочувствие, сопровождаемое желанием найти компромисс, который устроил бы все стороны.       Спустя какое-то время, занятое непродолжительной беседой, мистер Чон принял слова сотрудника полиции, но его мысли были только об одном: его сын должен выйти на свободу.       — Мы всё понимаем, мистер Чон, но у нас есть свидетели и видеозаписи, которые подтверждают, что Ваш сын… — начал было полицейский, но миссис Чон вмешалась, прерывая его:       — Пожалуйста, поймите нас. Чонгук всегда был послушным ребенком, он просто попал в неприятную ситуацию, — мольба звучала в голосе женщины, сломленной от отчаяния. И пусть все присутствующие в курсе, что она врала, Юнхи все равно хотела как-то выгородить сына и помочь ему.       Мистер Чон встал и подошел ближе к полицейскому. Его выражение лица стало настойчивым.       — Есть ли способ избежать отсидки? — твердым голосом спросил Хосок. Альфа знал: ложь о том, что его сын — божий одуванчик, не поможет делу, потому что понимал, что офицер Пак на это не купится. Нужно перейти к сути. — Мы готовы сделать что угодно.       У Хосока было много денег, и пусть альфа уверен, что не всё в этом мире можно купить, он знал, что угон автобуса при свидетелях — не самая ужасная вещь, которую когда-либо совершал их сын. Но Хосок откупился в прошлый раз, так что и это можно быстро и бесповоротно вычеркнуть из личного дела его сына.       — Я сочувствую вашему положению, — вновь ответил капитан Пак. — Но ваш сын совершил тяжкое преступление. Мы не можем просто отпустить его и закрыть на это глаза. В том автобусе был девятилетний внук мэра города, и его дед сделает всё возможное, чтобы надолго посадить Чонгука в тюрьму.       Господин Чон подался вперед.       — Мы готовы заплатить любую сумму, — произнес он. — Просто назовите цену.       — Деньги не решат эту проблему, — покачал головой капитан Пак. — Ваш сын должен понести ответственность за свои действия.       Госпожа Чон начала плакать.       — Но это разрушит его жизнь! — воскликнула она, резко встав со стула. — Он просто ребенок!       — Ребенок? — повернул голову на жену Хосок. — Этому сукину сыну завтра исполнится двадцать один год. Он уже давно не ребенок.       — Милый, — Юнхи подошла к мужу и обняла за плечи. — Мы тут для того, чтобы помочь Чонгуку… — выдохнула она и повернулась к капитану. — Пожалуйста, — по ее щекам текли слезы, но она намеренно не убирала их, чтобы капитан видел, как ей больно и плохо от одной только мысли, что её сына могут посадить. — Пожалуйста, капитан Пак…       — Я знаю, что это трудно принять, но иногда для того, чтобы спасти чью-то жизнь, нужно ее разрушить.       — Мы глубоко сожалеем о случившемся, — нервно продолжила Юнхи. Она взяла мужа за руку и сильнее сжала ее, чтобы почувствовать поддержку. — Но Вы должны понимать, что мальчишки иногда делают глупости. Чонгук… он всегда был таким…       — Хулиганом, — вставил слово Хосок.       — Борцом за справедливость, — перебила его супруга. — Поймите, вчера он узнал, что отец отправляет его учиться в Лондон и…       — Именно так он хотел показать свое несогласие? — задал логичный вопрос капитан, а женщина лишь пожала плечами — ответа у нее не было. — Что ж, ему действительно стоит переехать, только вот не в Англию, — озвучил вслух свои мысли полицейский, а затем, прокашлявшись, решил, что такое высказывание тут совсем не к месту. — Я понимаю вас, понимаю, как вам важна ваша репутация, и абсолютно точно понимаю, какой жирный отпечаток на ней может оставить произошедшее, — выдохнул полицейский, снимая очки и тщательно протирая их краем рубашки. — Но дело серьезное. Кража транспортного средства при свидетелях, угроза человеческим жизням… Это не шалость, это — преступление, — он грозно посмотрел на родителей Чона и вновь надел очки, еще раз смотря на бумаги, которые прислали ему от мэра города. — Однако я уверен, мы можем найти решение.       Во взгляде Юнхи заискрилась надежда, хотя ее голос по-прежнему дрожал:       — Пожалуйста, скажите, что мы можем сделать, — она бегло смотрела то на мужа, то на полицейского. — Мы пойдем на любые меры, — кивнула она и увидела, как муж кивнул в знак согласия. — Чтобы исправить ситуацию и дать Чонгуку ещё один шанс.       Полицейский медленно кивнул, просматривая бумаги.       — Существует программа перевоспитания для молодых людей, попавших в подобные ситуации. Это не типичное исправительное учреждение, скорее, военная академия, где Чонгук сможет приобрести чувство дисциплины, ответственность и укрепить свой характер, — он сделал паузу, позволяя его словам осесть.       — Куда уж крепче-то, — хмыкнул Хосок и нахмурился, когда получил несильный толчок в бок от Юнхи.       Жена потянулась к капитану, почти шепотом спросив:       — А… Вы считаете, там он будет в безопасности? Он всё-таки наш единственный сын…       — Абсолютно, — кивнул капитан Пак с пониманием. — Учреждение имеет отменную репутацию. Там Ваш сын обретёт не только уважение к закону, но и навыки, которые прослужат ему всю жизнь.       — И он, наконец, научится совершать нечто подобное без свидетелей, — произнес Чон.       — Хосок, — вновь воскликнула Юнхи. — Пожалуйста, перестань, это же наш сын.       — Который совершенно отбился от рук, — твердо ответил ей мужчина. — Знаете, мне надоело его постоянно вытаскивать из грязи, в которую он раз за разом ныряет, полагая, что ему за это ничего не будет. Я готов отдать его в военную академию, в приют, да хоть в тюрьму. Уже все равно. Он взрослый парень, а поступает как глупый подросток, надеясь, что ему помогут, — выдохнул Чон, переглядываясь с Юнхи.       Женщина была в шоке от слов своего мужа. У нее перехватило дыхание, лицо покраснело от злости, губы свернулись в тонкую трубочку, но она молчала, ожидая, когда мужчина закончит мысль.       — Военная академия — хороший вариант для всех нас, — вставил свое слово Пак, чувствуя, как сгущалась атмосфера между супругами.       Родители Чонгука переглянулись. Юнхи хотела спасти сына любой ценой, но он все-таки должен нести ответственность за свои действия. Хосок же, тяжело вздыхая, снова задумался о том, что где-то совершил оплошность в воспитании Чонгука и упустил момент, когда он окончательно отбился от рук. Куда бы ни отправили его единственного ребенка, Хосок надеялся, что в том месте займутся им и что Чон станет достойным членом общества, который в будущем сможет перенять бизнес отца.       — Хорошо, — с щемящим чувством в груди произнесла женщина, понимая, что они с Хосоком молчали слишком долго и лишь смотрели друг другу в глаза. — Где нужно подписать?       Уходя из полицейского участка, родители Чонгука были полны смешанных эмоций. Юнхи была благодарна капитану полиции за то, что ее сына избавили от тюрьмы, но все же обеспокоена тем суровым испытанием, которое ждало альфу впереди. Хосок не был удивлен, что они пришли именно к такому решению. Он знал много людей, которые проходили военную академию и действительно поменялись в лучшую сторону.       Возможно, Чонгук тоже когда-нибудь решит стать военным, если вдруг не захочет перенять бизнес отца. Хосок готов принять и это, лишь бы он был хорошим человеком, а единственный вариант, который помог бы его сыну прийти в себя и понять, какую глупость он совершил и еще в будущем мог бы совершить, — это армия. Чон-старший знал, насколько сложен этот путь, но он был полон решимости в том, чтобы помочь своему сыну встать на правильную дорогу и раскрыть его реальный потенциал. Однако отправка Чонгука в академию казалась чем-то вроде признания неудачи Хосока в его воспитании, хотя в то же время они с Юнхи понимали, что, быть может, это станет тем, что поможет молодому Чонгуку стать настоящим мужчиной, чьими поступками они могли бы гордиться.

***

      В воздухе дома царила напряженность, которая густела с каждым мгновением. Голоса разозленных родителей отражались от стен, образуя каскад упреков и раздражения. Хосок смотрел на Чонгука со смесью гнева, разочарования и растерянности, а Юнхи — с жалостью, которая никак не спасала ситуацию.       — Ты — разочарование для этой семьи! — закричал отец Чонгука, его лицо покраснело от гнева. — Как ты мог быть таким безответственным и эгоистичным?       — Дорогой, — всхлипнула женщина, пытаясь успокоить мужа. Она, конечно, тоже была зла на сына, но разочарованием семьи не считала. — Пожалуйста… — гладила Хосока по плечу, ласково успокаивая.       Чонгук сидел на стуле, опустив голову, чувствуя, как гнев отца обрушивался на него подобно шквалу.       — Я… я не знаю, — пробормотал он. — Это была просто глупая шутка.       — Глупая шутка? — фыркнула отец. — Ты угнал автобус, подвергнув опасности жизни невинных людей! Ты мог кого-нибудь убить!       — Милый… — вновь попыталась женщина, но Хосока было не остановить.       — Я не хотел никому причинять вреда, — сказал Чонгук. — Я просто… был зол.       — Зол? — воскликнул его отец. — И на что же конкретно, ответь, пожалуйста? — его ласковые слова на самом деле были пропитаны ядом. Именно таким голосом у него научился говорить Чонгук. «Пожалуйста» или «спасибо», или «извините». Да, слова хорошие, но каким тоном были сказаны… Будто резали без ножа.       — На то, что ты хотел отправить меня за границу…       — А теперь я отправлю тебя в тюрьму! — в Чонгука полетела первая кипа бумаг, от которой он ловко увернулся. Хосок не задел его и от этого еще больше разозлился.       — Дорогой… пожалуйста, — по лицу Юнхи потекли слезы, она гладила мужские сильные плечи, грудь, пыталась привести мужа в норму, но альфу было не остановить. Женщине действительно стало страшно, что сынок попадет под горячую руку и что первая стопка документов, которая полетела в младшего, окажется далеко не последней. А если в бой пойдут кулаки? Юнхи этого точно не выдержит. — Нам всем нужно успокоиться! — дрожащим голосом крикнула она, и разъяренный Хосок впервые обратил на нее внимание.       — Извини, — сказал он жене, тяжело дыша. — Ты права, — кивнул и сел за свой рабочий стол.       Отчасти Чонгук понимал, почему его родители злились на него. Все же он подверг опасности и себя, и пассажиров автобуса. Но это же мелочь? Почему отец вновь не мог откупиться, заставить полицейских замять дело и забыть о произошедшем? Ведь всегда было именно так: он косячил, они расхлебывали. Он никогда прежде не видел других вариантов событий.       Немного подумав, Чонгук осознал одну простую вещь: если бы он знал, чем бы все это закончилось, он все равно сделал бы то, что сделал. Адреналин в крови, пелена перед глазами и быстро бьющееся сердце стоили того, чтобы отец на него немного накричал. Ну поорет Хосок, Чонгук пообещает, что больше такого не повторится, будет пай-мальчиком месяц или, возможно, два, и потом всё вернется на круги своя. Он будет делать то, что захочет, а отец будет его покрывать и давать карманные деньги. Всё же он их единственный сын, наследник бизнеса, и они ничего не смогут поделать. Раз уж отмазали от тюрьмы один раз, отмажут и снова.       Но почему отец не успокаивался? Даже сейчас, когда мама вроде как посодействовала этому, альфа-старший все равно злился. В его глазах блестели искорки, которые метались точно в Чонгука. Почему отец не мог просто забыть об этой глупой шутке? Почему именно сейчас, в преддверии его дня рождения, ему решили почитать лекцию о том, как правильно и неправильно поступать?       Всю свою жизнь Чонгук понимал, что его родителям все равно на собственного сына. Что бы он ни делал, как бы ни привлекал их внимание, они лишь отстегивали полицейским круглую сумму и забывали произошедшее, как страшный сон. Никто и никогда не занимался воспитанием Чона, пустив все на самотек, а теперь вот оно как, решили повоспитывать.       «Ну уж нет, отец, поздно!»       — Вам плевать на меня! — закричал он, встав со стула. — Вас волнует только ваша репутация! Даже сейчас, желая сослать меня в тюрьму, вы просто хотите от меня избавиться! Что, с Англией не получилось, и вы решили меня отправить за решетку?       Его родители переглянулись, в их глазах была боль.       — Мы не хотим избавляться от тебя, Чонгук, — уже спокойнее ответил Хосок. — Но нам нужно сделать то, что лучше для тебя. Ты не можешь продолжать так себя вести.       Чонгук стоял в центре комнаты, его кулаки были сжаты, челюсть напряженна, отчетливо были видны желваки. Альфа в нем бунтовал, желая вступить в конфликт.       — Ты отправляешься в военную академию, — сухо бросил отец. — Время брать ответственность за свои действия. Это будет для тебя наилучшим вариантом.       Эти слова, словно ледяной душ, окутали его с ног до головы так внезапно, что альфа на мгновение потерял связь с реальностью. Слова отца он слышал будто сквозь толщу воды, и когда до него дошел их смысл, то не мог поверить в происходящее. Всю жизнь совершая необдуманные поступки, Чон боялся лишь одного — потерять свободу, ограничиться правилами, которые преподносила ему взрослая жизнь. А в военной академии, в которую его ссылали родители, правила куда жестче и строже.       Жизнь в строгости и подчинении — его личная темница. Чон на мгновение подумал, что тюрьма — не самый худший вариант.       Гнев и ненависть бушевали в Чонгуке. Он злился на себя, на свои необузданные желания, которые выходили из-под контроля. Он хотел лишь одного — привлечь внимание отца и матери, которые долгое время даже не смотрели в его сторону. Непонимающе смотря на отца, затем на мать, он хотел найти в их лицах хоть намеки на то, что все это была неудачная шутка. Они вот-вот скажут, что никуда не отправят своего ребенка, что любят его и хотят помочь. Что Чонгуку необязательно совершать преступления, чтобы родители могли обратить на него свое внимание. Они и без этого любят его и ценят.       Но вместо всего этого на чужих лицах он видел только очередное разочарование, боль и предательство, словно Чонгук не их сын, а обычный прохожий с улицы, который решил погреться у них дома. Злость вновь охватила его сердце: на родителей, на тех придурков возле автобусной остановки, которые снимали все на камеру и благополучно вручили интересную съемку полицейским, у которых больше не возникло вопросов, кто мог такое провернуть. И больше всего он злился на себя. Ведь из-за своей ошибки он, похоже, утратил возможность выбора своего будущего.       Каждый упрек ударял по его сердцу, заставляя чувствовать себя маленьким и уязвимым, несмотря на альфа-сущность внутри, которая всегда придавала ему сил. Ребенком, который хотел почувствовать любовь отца и ласку матери. Ребенком, который тормошил подол Юнхи, чтобы та посмотрела вниз на сына. Ребенком, который брал за руку отца и хотел ему показать что-то интересное, но вместо этого слышал очередное «мне некогда».       — Лучше для меня? — горько усмехнулся Чонгук. — Вы отправляете меня в какую-то забытую богом академию, — зло фыркнул он. — Как будто это исправит меня.       — Нам жаль, Чонгук, но это наш единственный выход, — сказала мама, сделав шаг навстречу к Чону. — Мы любим тебя и хотим, чтобы ты стал хорошим человеком.       Чонгук подошел ближе к родителям.       — Чёрта с два, — злобно бросил он и помчался на выход, хлопнув дверью кабинета отца.       — Чонгук, стой! — крикнула его мать.       Но он не слушал. Он выскочил из дома и убежал в ночь, чувствуя внутри бурлящую злость на всех.

***

      Чонгук бродил по улицам весь вечер, не зная, куда идти и что делать. Он думал о своих родителях и о том, как они его подвели, отправив в армию. Он думал о своей жизни и о том, как все обернулось против него. В конце концов, он добрался до парка и рухнул на скамейку. Он сразу ощутил то, как тело и разум начали расслабляться, словно до этого момента были измотаны до предела. Он сидел там несколько часов, глядя в темноту и размышляя о своем будущем. Чонгук не хотел признавать правоту родителей, которые считали, что делали все только на благо его будущего, но мысль о том, чтобы провести следующие несколько месяцев или даже лет в строгой военной академии, наполняла его ужасом. Он хотел сбежать. Не оборачиваясь назад, бежать только вперед, куда глаза глядят.       Встав со скамейки он пошел в сторону одного многоэтажного дома, чтобы увидеться с человеком, который, несмотря на все его его плохие поступки, оставался с Чонгуком, потому что любил. Они уже три месяца спали вместе, и альфа не сказать, что прям полюбил омегу, но, по крайней мере, с Чимином ему было легко. Чонгук часто приходил к нему в гости, а так как отец Пака был против их отношений, то пробирался к омеге через окно. В этот раз он решил не рисковать, не зная, дома Господин Пак или нет, поэтому вновь решил посетить Чимина привычным для него способом. Была вероятность того, что омеги не окажется дома и Чонгуку вновь некуда будет идти, но альфа рискнул пойти к Чимину, надеясь на лучшее. Может быть, хотя бы в этот раз ему повезет.       — Чонгук? — удивленно спросил Пак, увидев альфу в окне. — Что ты тут делаешь?       Он помог Чонгуку взобраться в квартиру и на всякий случай осмотрел его на наличие каких-либо повреждений. Всякий раз, когда Чон приходил к нему через окно, Пак ругал его и просил никогда так больше не делать. Все же люди не просто так придумали дверь, а если альфа боялся наткнуться на отца Чимина, то мог бы просто попросить парня отвлечь родителя, пока сам Чон пробежал бы в комнату омеги.       В конце концов, есть мобильный телефон, который также помог бы Чонгуку узнать про отца омеги.       — Не ожидал? — весело спросил Чон, закрывая окно.       — Нет, — ошарашенно ответил Чимин, вновь осматривая альфу. — Ты как тут? Ты разве не должен быть… — он осекся и осторожно посмотрел на альфу в надежде, что тот ничего не заметил. — Не должен быть дома? — продолжил он и предложил Гуку сесть на кровать.       — Нет, — выдохнул тот, присаживаясь и взяв Чимина за руку. — Я поссорился с родителями.       Чимин кивнул, поглаживая большую мозолистую руку Чонгука, украшенную рукавом татуировок, и придвигаясь к нему ближе. Пак на самом деле соскучился по Чонгуку. Чимин недавно вернулся в страну после двухнедельного отдыха в Испании и, честно, очень хотел видеть Чонгука, обнять его, поцеловать, произнести слова любви, которые каждую секунду в присутствии Чона рвались наружу, но Чимин не мог этого сделать. Его кое-что беспокоило, и он знал, что нужно было поговорить с Чоном об этом.       — Что произошло? — ласково спросил Чимин, поглаживая крепкое бедро парня.       — Неважно, — отмахнулся Чонгук и, понимая, что от него хотели, помог Чимину взобраться на собственные колени. — Лучше поцелуй меня, и мне станет легче.       — Хорошо, — хихикнул Пак, обнимая парня за плечи, и поцеловал. В этот поцелуй он старался вложить все свои чувства, всю ту любовь, которую не дарил Чону в течение долгого времени. Он действительно любил альфу, но боялся, что разговор о важном Чонгук посчитает предательством. Поэтому он целовал его, стараясь отпустить все тревожные мысли и отложить их до лучших времен.       — Блять, — прошептал Чон в губы омеги. — Я так соскучился, — сжал пухлые ягодицы омеги с силой, на что получил нуждающийся стон. Чимин сделал движение бедрами и неосознанно проехался по вставшему члену альфы. — Черт, — вновь прорычал Чон, сильнее сжимая попу.       — Подожди, — промычал в поцелуй Пак и, касаясь крепкой груди Чона, попытался отстранить альфу. — Я привез тебе сувенир, — улыбнулся тот и слез с колен после того, как альфа отпустил его.       Сам Чонгук придвинулся ближе к изголовью, понимая, что вот-вот у них будет секс. Оглядываясь, он заметил странную вещь: он в чужой квартире уже десять минут, но никто не зашел к ним в комнату и не начал выгонять альфу и кричать на него.       Значит ли это…?       — Чим, а где твой отец? — спросил он и, приподнявшись на локтях, наблюдал за тем, как Чимин, наклонившись и выставив свою округлую задницу на обозрение Чона, искал что-то в пакетах. — Красиво стоишь, малыш, — хмыкнул альфа и вновь откинулся на кровать в ожидании. Член гудел, голова кружилась из-за недостатка крови, и он был уже на пределе, желал быстрее соединиться с Чимином и забыть обо всем.       — Дежурит, — ответил омега и подошел к Чонгуку после того, как нашел какую-то вещь. — Вот, — протянул альфе бархатную коробочку, украшенную изысканным золотым обрамлением и серебряными витиеватыми узорами, и ждал, пока Чонгук сядет ровно, свесив ноги, и опасливо возьмет подарок.       — Там же не кольцо? — Голос его приглушен, и Чон на самом деле очень надеялся на то, что там никакого кольца не будет. Все же они встречались только три месяца. Да, знакомы уже два с половиной года: их отцы — капитан Пак и Чон Хосок — хорошо общались, но все равно это не повод играть свадьбу. Все же капитан Пак ненавидел Чона и вряд ли переживет такой удар.       — Дурак, что ли? — обиженно ответил Чимин, дуя губы. — Давай открывай, — и присел ближе, чтобы внимательно смотреть на лицо альфы и засечь любую смену эмоций.       Чонгук недоверчиво перевел свой взгляд на коробочку, затем с поднятой вверх бровью на Чимина и снова на маленькую вещицу в руках. Коробочка сама по себе уже была произведением искусства, а соприкосновение кожи с ее поверхностью дарило легкое пушистое ощущение, словно вокруг каждого ее края протекала мягкая струйка утреннего тумана.       Тяжело вздохнув и приготовившись к любому исходу, альфа снял крышку, открывая вид на содержимое. В коробочке лежала серебряная подвеска с изображением матадора, символизирующая силу и страсть. Ее красота вызывала трепет в сердце альфы.       — Ого, — ошеломленно произнес Чонгук. Чимин помог надеть подвеску на правую руку, которая и без того была украшена рукавом татуировок. — Спасибо, Чим, — крепко обнял омегу за талию и прижал к себе. — Но… за что?       — Как это за что? — отодвинувшись, удивленно спросил Пак. — У тебя день рождения завтра, — и быстрым чмоком коснулся пухлых губ альфы.       — Так, подарил бы завтра, — хмурился Чон, крутя подвеску на запястье. Ему действительно понравился подарок.       — На самом деле, — глубоко вдохнул Пак и снова взял чужие руки в свои. — Чонгук, — сделав паузу, нервно пожевал нижнюю губу и все думал, как рассказать Чонгуку то, что он сделал, пока искал подарок, и как бы сделать это так, чтобы альфа в итоге простил бы его.       — Да? — спросил Чонгук, смотря в золотисто-карие глаза напротив. Он чувствовал чужое волнение, но не мог понять его причину. — Что случилось, Чим? — альфа даже не знал о чем думать, просто сидел и ждал, когда Пак начнет говорить.       Чимин решил в очередной раз промолчать о содеянном, потому что знал, что Чонгук уйдет сразу же после того, как услышит правду. Омега этого не хотел, но он также устал от постоянных выходок Чонгука, когда тот начинал бунтовать и показывать свой характер только ради того, чтобы на него обратили внимание собственные родители. Чимин на самом деле любил Чонгука, любил все три месяца, пока они встречались, и уверен, будет любить и после того, как альфа узнает правду, но омега устал и хотел помочь Чонгуку, а для этого ему пришлось пойти на обман.       Ничего не ответив, Чимин просто потянулся ближе к своему парню и накрыл его губы в страстном поцелуе, сразу же седлая чужие бедра и укладываясь вместе с Чоном на кровать. Альфа посмеялся в поцелуй, ни о чем не подозревая и думая, что Пак просто соскучился. Чонгук откинулся на кровати, прижал омегу ближе к себе и стиснул упругие ягодицы.       — Такой мягкий, такой аппетитный, — прошептал Чон в чужие губы и вновь углубил поцелуй. Их языки сплелись в танце любви, и от этого стало еще лучше. Не было никаких проблем с родителями.       Чимин, понимая, что счет шел на минуты, не теряя времени, снял с себя всю одежду и приступил к раздеванию Чона. Альфа, ни о чем не подозревая, помог омеге себя раздеть и ждал, пока Пак найдет в прикроватной тумбочке презервативы и смазку.       — Нужно будет пополнить запасы, — хмыкнул Чон, смотря на полупустую коробку с презервативами.       Чимин ничего не ответил, лишь прикусил губу и покраснел, то ли от предвкушения, то ли от стыда, то ли от всего сразу. Вновь вернувшись к крепким бедрам, он надел на член альфы презерватив, отбрасывая пустую обертку куда-то в сторону, и, цепляясь за сильные плечи, направил головку члена в свою сжимающуюся дырочку. Чон прошипел, но не двигался, позволяя Чимину владеть ситуацией. Все же омега вряд ли до этого растягивал себя, поэтому ему нужно было время, чтобы привыкнуть к большим размерам.       — Блять, — проскулил Пак, сильнее сжимая чужие плечи и царапая их короткими ноготками. Второй рукой он все также придерживал член Чонгука, чтобы тот случайно не разорвал его. — Какой же ты большой, — прикусил губу и жмурился, продолжая насаживаться.       Смазка омеги уже активно выделялась, стекая по стволу альфы. Комнату наполнял смешанный аромат жасмина с шалфеем, и эта восхитительная смесь одурманивающе действовала на обоих, отчего дыхание учащалось, а голова начинала кружиться.       — Детка, — сквозь зубы произнес Чон, располагая большие ладони на хрупкой талии, чтобы хоть как-то занять себя и не дернуть бедрами вверх, потому что желание ворваться в горячее узкое нутро заполняло всю голову. — Ты охуенный, — вновь поднялся с кровати и страстно поцеловал манящие губы, второй рукой двигая по члену Пака, чтобы расслабить младшего.       Чимин вновь проскулил в поцелуй, продолжая опускаться на член, нервно дернулся и протяжно простонал от заполненности и стимуляции на члене, когда головка проехалась по простате.       — Я так соскучился, — Чимин не двигался какое-то время, чтобы привыкнуть к размерам и вновь вернулся к любимым губам. Альфа тем временем одной рукой все также двигал на члене Пака, второй разминая упругую половинку и несколько раз несильно шлепая, отчего омега снова глубоко простонал.       — Готов? — спросил Чон, а когда увидел слабый кивок Пака, несильно сделал движение бедрами вверх и простонал в унисон с омегой от потрясающей узости, которая давила со всех сторон на его член.       Чимин ахнул, ощущая чужое возбуждение глубоко в себе. Он инстинктивно прикусил губу, посмотрел вниз и увидел, как член Чонгука выпирал снаружи, образуя на животе своеобразный бугорок. Это заводило омегу еще больше, он начинал двигаться, сначала медленно, затем быстрее, активнее набирая темп, продолжая остервенело прыгать на члене. Он царапал крепкую альфью спину, томно дышал тому в ухо, шепча при этом какие-то нежности, получая обжигающие поцелуи в лицо и шею — самые чувствительные места Пака.       — Я очень соскучился, Гук-а, — стонал омега, делая круговые движения бедрами, чтобы член проезжался по новым чувствительным точкам глубоко внутри. — Очень-очень, — продолжал лепетать Пак, вновь накрывая губы альфы.       — Я тоже, детка, — чуть ли не рычал Чон в поцелуй, вновь толкаясь в глубокое нутро. — Ты мой маленький, — щебетал тот, когда увидел слезы на лице омеги. Чонгук понимал, что Чимину не больно, потому что знал, какой чувствительный Пак во время секса, и под конец у него обычно случался эмоциональный взрыв, проявляющийся в виде соленых дорожек на щеках, которые Чон незамедлительно сцеловывал. — Мой ласковый, — еще один поцелуй в щечку. — Мой нежный, — в пухлые и красные губы. — Самый лучший.       Чимин не выдерживал, по-новой заливался слезами от этих приятных слов, утыкаясь в чужую шею и всхлипывая, когда член внутри снова проезжался по чувствительной железе.       — Готов? — спросил альфа и успокаивающе погладил по спине.       Чимин в ответ только положительно кивнул, что-то мыча, и сильнее обнял Чонгука за плечи, понимая, что они вот-вот оба придут к финишу. Чонгук ускорил движения бедер, попадая снова и снова головкой члена в чувствительную простату, рычал, покусывая бархатную кожу омеги, продолжая гладить дрожащую спину.       Член Пака терся между их животами. Омега понимал, что еще немного и он изольется, испачкав тем самым их обнаженные тела, но это никого не волновало. Он хотел Чонгука, хотел, чтобы тому тоже было хорошо, поэтому не просил альфу остановиться, продолжая скулить и оставлять на чужой шее россыпь краснеющих засосов.       — Чонгук! — простонал Пак, кончая на чужой пресс. Альфа продолжал вбиваться в горячее нутро, чувствуя, как после оргазма омеги его стеночки все сильнее и сильнее сжимались вокруг члена Чона. Альфа зашипел, несколько раз шлепнул Пака по ягодицам и кончил внутрь презерватива. Он упал на кровать и, обняв Чимина за талию, уложил хрупкое тело на себя.       — Боже… — тяжело и быстро дышал омега. Губы не слушались. Во рту пересохло, дыхание в норму не приходило и голова чуть кружилась, но ему все равно. Ему сейчас было очень хорошо.       — Да… — вторил ему Чон. — Ты потрясающий, — поцеловал омегу в висок и медленно вышел из приятной узости.       Чимин скатился на другую половину кровати, продолжая приходить в норму от головокружительного секса. Смотрел, как Чонгук встал с кровати и пошел в направлении кухни.       Альфа снял с себя презерватив и, взяв пустой пакет из магазина, выкинул туда использованную вещь с белесым содержимым, туго завязывая целлофан на два узла, а затем выкинул пакет в мусорное ведро. Эта сложная схема нужна была для того, чтобы отец Чимина, если вдруг будет проверять мусорное ведро, не смог увидеть в нем использованный презерватив. Все же капитан Пак до сих пор против нахождения Чонгука в его собственном доме.       Альфа тем временем взял влажные салфетки, вытер собственное тело, испачканное в чужой сперме, и также выкинул салфетку в мусорку. Затем вернулся в комнату Чимина и удивился тому, что омега уже полностью одетый сидел на краю кровати.       — Быстро ты, — хмыкнул Чон, виляя голым задом перед Чимином. — Я думал, что после такого ты как минимум день не встанешь, — и улыбнулся, надевая боксеры и штаны.       — Да, я… — Чимин прикусил нижнюю губу и отвел взгляд на окно. Ему нужно сказать Чону правду, но он понимал, что после этого альфа никогда не захочет с ним общаться.       — Что? — спросил Чонгук и, сев рядом с омегой на край кровати, надел футболку. — Что-то случилось? — голос Чона встревожен. Ему не совсем понятна столь быстрая смена настроения омеги. Хотя… это же омеги — их настроение менялось каждую секунду.       Стук в дверь прервал их взгляды и заставил Чонгука дернуться.       — Отец вернулся? — нахмурился альфа и понял, что вопрос глупый, если полицейский на дежурстве, то это с восьми утра одного дня и до восьми утра следующего дня. Тогда… кто сейчас стучался к его омеге в квартиру, если Чимин сутки дома один?       — Чонгук, прости меня.       — За что? — не понимал старший. Через мгновение Чимин встал с кровати и, ничего не ответив, пошел в коридор, чтобы открыть входную дверь. Чонгук все также сидел на кровати и думал, кто мог прийти к Чимину в такой поздний час. Чон вновь осмотрел подаренную подвеску, мысленно поблагодарил Пака за столь удивительный подарок и думал, что подарить Чимину на его день рождения, который будет в октябре?       Из мыслей его вырвал голос матери, и Чонгук, подняв свой взгляд, заметил сначала плачущего Чимина, который вновь вымаливал прощение, а затем и маму.       — Пойдем, сынок, — безэмоциональным голосом сказала Юнхи. — Внизу тебя ждет машина.       Чонгук с минуту ничего не говорил, переводя свой взгляд с Пака на мать и обратно на плачущего Чимина. Понятно, почему омега так странно себя вел. Видимо, Чимин как-то связался с родителями Чона и рассказал, где и с кем их сын сейчас находился. Чонгук вновь схватился за подвеску, желая разорвать ее, снять и кинуть омеге в лицо, но у него ничего не получилось.       Встав с кровати, он, не смотря на мать, повернулся к Чимину, вытирая чужие слезы.       — Мы проиграли войну, — глухо произнес Чон, смотря на, теперь уже, бывшего парня.       Он впервые покинул квартиру через дверь. На омегу Чон так и не обернулся.