Dark Academia

мы играем, чтобы победить

***

— Раз два три! Поворот! Раз два три, держим темп! — Голос хореографа льется по огромной круглой зале, обрамленной роскошными канделябрами. Они сейчас не горят. Нет нужды: дневной свет льется из высоких круглых окон, в которые заглядывает Валери. Она снова делает ошибку, наблюдая за падающими снежинками. Но нестрашно. Тэхен ведет и направляет. Валери думает, что он, наверняка, тысячу раз пожалел о такой партнерше. Ведь она почти отдавила все его ноги. Но Тэхен и бровью не ведет. Валери наблюдает за его беспристрастным красивым лицом, не боясь, что ее мысли могут прочесть. Краем глаза иногда цепляет и Чона. Хотя, лучше бы его вообще не видеть. Но устоять сложно. Он как назойливое бельмо на глазу. — Не выспалась? — Шепчет на ухо Тэхен, а она и не сразу понимает, что он с ней вообще-то заговорил. Несмотря на то, что сегодня не учебная суббота, репетиции никто не отменял. Ночь на события была бурной, и отоспаться не сказать что удалось. — Как Чимин? — Ни Розэ, ни Чимина на репетиции нет. И неудивительно: учитывая то, что второй чуть не задушил первую. — Приходит в чувства. — Тэхен и Чонгук должны были проследить за ним. Но ночь закончилась, и что с Чимином теперь — неизвестно. — Заперт в комнате, если ты об этом переживаешь. И оттуда он пока не выйдет. Брови Тэ поднимаются, в подтверждение своих слов. Его ладонь сильнее стискивает ее, и на мгновение молодой человек позволяет себе приблизиться ближе, чем предполагают правила вальса — расстояние поперечной ладони между животами партнеров. Шепчет в висок, — — Сильно напугалась? Признаться честно, от такой близости, тепла и запаха корицы голова идет кругом. Тэхен знает, как ее вскружить. — Нет. — Маленькая ложь слетает с сухих губ. Конечно, Валери напугалась. Конечно, Тэхен знает об этом. — Тебя беспокоит Чимин? Говорить и танцевать одновременно довольно сложно, и Валери снова путает движения, чем вызывает недовольство очень требовательного хореографа. — Нет. — Мозг, тем не менее, не спит и придумывает ответы на ходу, — Думаю, в чем пойти на этот дурацкий бал. Валери отчаянно смотрит по сторонам, лишь бы больше не в глаза Тэхену. Натыкается на знакомое личико в одном из арочных проемов. Ее уже ждут. — Наверное, пойду в том, что сшила Джису для ночи кровавой луны. — Тебе не о чем переживать. Ты будешь прекрасно выглядеть в любом наряде. — Тэхен в очередной раз ухмыляется, отпуская свою партнершу на небольшой перерыв. Джису ждет в тени за косяком арки. Жаль, ее присутствие нельзя игнорировать. Все эти интриги Валери порядком надоели, и хотя бы один выходной был бы кстати. Но увы, Джису поблажек не дает. — Что? — Кажется, что Вал даже огрызается, делая глоток воды из предусмотрительно прихваченной бутылки. — Что за переполох был ночью в вашей комнате? Слухи быстро ползут. Уж кто бы сомневался. Чимин устроил настоящий погром. Неудивительно, что все уже в курсе. Валери уже раздражают все эти вопросы. И их дурацкий уговор. Валери кажется, что она сует нос не в свои дела. И делает это зря. Меньше знаешь — крепче спишь. — Чимин слетел с катушек. — Неудивительно. Уж слишком он был идеальным. Рано или поздно показал бы свое истинное личико. — Ты ничего о нём не знаешь. — Удивительно для самой себя, но Валери заступается за Чимина. Тут же ежится от уже привычного холода. Ветер сквозит с оконных щелей. — Что это с тобой? Энтузиазма поубавилось? Или видеть своих друзей такими, какие они есть, оказалось не так уж приятно? — Джису это доставляет неподдельное удовольствие. А вот Валери совсем скисла. Она уже знает, зачем Джису караулила ее даже на репетиции. Зачем она здесь. Сейчас она назовет новую цель. Кто будет следующим? Валери не может оторвать взгляда от Чонгука. С самого начала в академии, он был для нее… той еще загадкой. И она точно соврет, если скажет, что ничего к нему не чувствует. Если сажает, что не хочет узнать, почему он так поступил. Что за страшную тайну от нее скрывает, ради которой даже безжалостно разбил ей сердце? — Хочешь влезть ему в голову? — Джису абсолютно точно перехватила ее взгляд. Конечно, она хочет узнать. Но еще, она любила его. И все еще… испытывает чувства. Поступить так с ним — все равно что предать. Влезть на запретную территорию. Перейти черту. Влезть туда, куда нельзя. — Не хочу поступать с ним некрасиво. — Отрезает Валери. — А с другими, значит, можно? — Это другое. — Чонгук имеет право на свои секреты, какими бы они ни были. Одно дело копаться в грязном белье друзей, и совсем другое — в его. — Ну раз так. и раз ты не хочешь нарушать личные границы драгоценного Чонгука, загляни-ка в гости к моей дражайшей сестрице. Мы давно договаривались об этом этом. Лисе не составило труда вычислить чужое присутствие в собственной голове. А Дженни довольно сильная колдунья. Лисе она не уступит. — Да-да, ты правильно поняла. Мне жуть как интересно узнать ее роль в этом «инциденте» с башней и моим падением. Надеюсь, тебе тоже? — Джису дарит широкую и заодно фальшивую улыбку своей «соучастнице» и без лишних слов уходит. А Валери остается лишь принять цель к сведению и вернуться к репетиции. Бледное лицо Дженни с идеально-алыми губами замирает перед глазами. Та ещё не знает, что её ждёт. *** Отблески свечей отбрасывают причудливые тени на лица всех присутствующих. От лиц этих откровенно воротит. Напыщенные тетки и еще более напыщенные дядьки. Самодовольные и кузены и кузины — их ненаглядные отпрыски, молодая версия их самих, которая однажды займет их место. Ким Дженни и сама в их числе. Вдвойне самодовольная и втройне холодная. Только такие и выживают в этом клане, да хоть чего-то стоят. Дженни хочет не просто выжить. Она хочет процветать. И желательно, на самой вершине. Вот только на этой вершине не так уж много места, чтобы там еще уместилось еще трое, помимо нее самой. Ким Сокджин. Ким Джису. Ким Тэхен. Эти три имени как кость поперек горла. И все эти самодовольные дядьки и тетки сейчас с ног до головы облизывают своих спиногрызов, убеждая всех вокруг, что это именно их драгоценное дитя годится на роль представителя клана. Идеальны донельзя. — Как твои успехи, племянница? — Старик, с которого только пыль сдувать, обращается к старшей сестре. — Декан академии упоминал про то, что рассмотрел в тебе феноменальные способности. От скрипучего голоса хочется поежится, но Дженни и дальше прикидывается фарфоровой куклой. — Я с большим усердием практикую пространственные перемещения. — Джису едва улыбается. Выражение эмоций в их клане не принято. Улыбки всегда половинчатые, смех всегда сдержан. Джису невероятно умна для своих лет. Она унаследовала редкие способности их клана: исчезать в одном месте и появляться в другом, видеть демонов и будущее, читать мысли и намерения. Просто целый букет. Идеальная успеваемость. Идеальная кожа. Идеальные волосы: волосок к волоску. Даже кончики ногтей идеальные. В ней нет ни одного. Гребаного. Изъяна. У Джису лишь один минус — она женщина. А женщины в их злосчастном семействе мало что решали испокон веков. И мало что могли. Что делало Ким Сокджина практически идеальным кандидатом в представители клана. — А ты, племянник? Будет прискорбно, если не окажешься выпускником года. — Старик устремляет мутные глаза на старшего из кузенов. Но того не пугает чужое сомнение. Он слишком самодоволен. Умен, начитан, способен, дьявольски хорош. И дьявольски силен. Он теперь посвященный. Смог выжить после их дурацкого обряда и теперь принадлежит миру теней. Лучше бы, конечно, умер. — Беспокоиться не о чем. Я закрыл этот семестр на максимальный балл. Следующий закрою так же. — Сокджин не скупится на самодовольные ухмылочки. — Я возлагаю на тебя большие надежды. — Старик и сам позволяет своему лицу смягчиться. По клану ходит слушок, что внучатый племянник сблизился с главой и ухаживает за ним как за собственным дедом. Сокджин тот ещё подхалим. — Но слышал, что и младший брат от тебя не отстаёт. Правда, наделал же ты проблем, паршивец. Если бы не твой смышленый и ясный ум, — Старик резко меняется в лице, будто иссыхает, костлявым пальцем указывает на Тэхёна, — то тебя бы давно вышвырнули из Академии. — Они никогда не осмелятся сделать это, дядя. — Тэхён пожимает плечами, практически единственный орудуя вилкой и ножом. Остальные предпочитают воздержаться от стейков средней прожарки. Будто им предложили лишь из вежливости, а они из вежливости отказались. Ким Тэхен. Он почти не отстает от старшего брата. Только далеко не идеален. Он и правда проблемный. Но дядя готов простить ему всё, покуда тому так легко даются потомственные техники. Выдающиеся способности, неординарный разум, и жутковатые идеи, которые звучат во время общих собраний. Удивительно, что ему позволяют высказываться. Еще более удивительно то, что его вообще выслушивают. — Если скажешь, что это потому что никто так не поступит с Кимом, я самолично попрошу директора гнать тебя в шею. Тэхён спокоен и выглядит умиротворенным. Ест свой стейк, да так аппетитно, что у самой аж слюнки текут. Дженни бы тоже не отказалась от стейка. Но… хочешь быть идеальным, умей и на диетах сидеть. — Это потому что у меня смышленый и ясный ум, дядя. Академия не может лишиться такого таланта. Дерзость вызывает у главы ядовитую улыбку. — Не зазнавайся. И смой уже эту синь с волос. В каком виде ты посмел явиться перед семьей, оболтус?! Тэхен еще юн, безбашен, и порой необдуманный внешний вид в виде синих волос и кожанных курток, совсем выбешивает старика. К тому же, он не прошел обряд посвящения, что снимает ему очков. Хотя Дженни уверена, что от него можно ожидать чего-угодно. Он хоть и делает вид, что ему чужды все эти стремления занять место наследника, что ему гораздо интересней учеба, Дженни не провести: все тут хотят урвать кусок пожирнее. А Тэхён себе в этом удовольствии не отказывает. — Дженни, — От скрежета девушка вздрагивает: слишком глубоко ушла в мысли, — Ну а ты чем можешь похвастаться? От этого вопроса все нервные окончания как в тугой канат стягивает. Каждый позвонок в спине так выгибается, что аж хрустит. Во рту пересыхает. Она… она из кожи вон лезет, чтобы ни в чем не уступать идеальной Джису, эрудированному Джину и талантливому Тэхену. Тренирует свои навыки и тренирует тело до седьмого пота, читает запоем умные книжки, прилежно учится, учит языки, сидит на бесчисленных диетах и обливает себя чем только можно, чтобы и ее кожа блестела, чтобы и у нее волосок к волоску. Идти с ними ноздря в ноздрю сложно, и порой невыносимо, только виду подавать нельзя. Дженни не уступит. Она докажет, что не просто чего-то да стоит, а что достойна всего. — У меня тоже максимальные баллы в этом семестре. — Взгляд падает на мясо. Зажаристая корочка снаружи и кровавый сок внутри. Жутко хочется есть. Но сейчас надо думать о другом, — Кроме того, я возглавляю несколько творческих кружков… Голос обрывается от старческого вздоха. — К чему эти танцы, пение… актерская игра. Это никак не поможет против теней. — В глазах главы презрение, на лице — разочарование. — Или ты хочешь затанцевать их до смерти? Убить наповал пением? Против теней нужна сила. Поешь. Старик взглядом указывает на стейк, но есть уже и не хочется. От еды воротит. Каждый нерв на пределе. Но Дженни послушно холодными пальцами берет серебряные приборы, отрезает крохотный кусочек, и под взглядами всех присутствующих пережевывает и проглатывает его. Вкус крови мешается с собственной от того, что сильно искусала внутреннюю сторону щеки. Руки откладывают приборы, но разговор не продолжается. Старик клонит подбородок к груди, косится исподлобья. Этого мало. Все ждут, что Дженни впихнет в себя ещё. А у неё диета. Ей нельзя. Ей нужно быть идеальной. Они не понимают… Но Дженни делает ровно то, что от неё ждут.

***

Хотя кого она обманывает? Все ее титанические усилия все еще недостаточны. Иначе почему старейшины так восхищены успехами тех троих, а нее самой? Почему недовольны лишь ей? Колени царапают мраморный пол, унитаз принимает то небольшое содержимое желудка, которое удалось вызвать наружу двумя пальцами в рот. Дженни с трудом сдерживала тошноту в обеденной зале, зато теперь ничто не мешало прочистить желудок. — Волосики подержать? — Знакомый голос и стук низкого каблука мужских туфель. От них Дженни вздрагивает. Волосы всё-таки собирают, и от холода по спине бегут мурашки. — Уйди. — После очередного спазма, когда из глотки лилась только вода, Дженни вытирает рот и выплевывает эти слова. — Да я не брезгую. Как никак, это первые губы, которые я поцеловал. Помнишь, когда нам было десять? Эх, ностальгия… — Голос у Тэхёна тёплый, вкрадчивый. Надо же, какого заботливого старшего братца разыгрывает. Даже жаль, что это только игра. — Если не заткнешься, я снова блевану. — По правде сказать, мне тоже тошно от таких собраний. — Да ну? — Надо бы подняться с пола, но девушка лишь обессиленно роняет голову на собственное предплечье, обнимающее унитаз. В сон клонит ужасно. — А по-моему ты даже наслаждаешься. Гримасничаешь, уплетаешь стейки, ходишь по краю стариковского терпения. Думал, старикан не в курсе твоих выходок в академии? — Каких ещё выходок? — Тэхён изображает поддельное удивление, отчего сам же и улыбается. Он устраивается на полу у противоположной стены. — Я про тех несчастных, кто оказывается в медпункте по твоей милости. — Голод и стресс сказываются на организм, поэтому язык еле ворочается. — Которых ты избиваешь со своим дружком. Чон Чонгуком. Кстати, старик не очень-то доволен, что ты снюхался с Чоном. Вражеский клан, как никак. А Гук метит в представители клана. У него даже и конкурентов особо нет. Клан Кимов и клан Чонов издавна враждуют. Никому в семье не нравится выбор Тэ. — А не ты ли, сестрица, на меня стучишь старику? — Взгляд брата резко мрачнеет, голос холодеет на тысячу градусов. От улыбчивого Тэхёна ни следа: будто кто-то только выдернул его и заменил кем-то другим. Эффект такой же, как и от присутствия старика: нервы в узлы, позвонки в хруст. — И не ты ли, сестрица, влюблена в того же самого Чона? Счёт один: один. Но не совсем. — Я не стучу. — Это скорее в духе подхалима-Сокджина, который вьётся у ног старика и чуть ли зад ему не лижет, чтобы приблизиться к заветному титулу. Дженни же таким заниматься не любит. Да и врет она редко. Проще умолчать, чем соврать. Как и сейчас. — Я знаю, что это дело рук Сокджина. А про влюбленность отрицать не станешь? — И снова бровь Тэхёна изгибается. Деланное удивление. — Зачем? — Глаза Тэхёна отлично видят, и иногда даже вещи, которые ты усердно пытаешься скрыть. Такие как любовь к «Ромео», ну или булимию. — Да, влюблена. И что с того? Даже обнимая фарфоровый унитаз, Дженни старается быть хладнокровной и непоколебимой. Несокрушимой, даже если это совсем не так. Это Тэхёну в ней всегда нравилось больше всего. — Почему не приворожишь? Плевое же дельце. Нитку в иголку, иголку под дверь, и он твой. Конечно, Дженни думала об этом. Подбросить наговоренный мешочек, подлить заколдованной воды, и вот он весь — Чон Чонгук на блюдечке с голубой каемочкой. Бери, да ешь. Главное, не проблеваться потом. Но Дженни так не хочет. Хочет, чтобы он сам. По-настоящему. Хочет засыпать в его сильных руках, знать, что её любят и защитят. Тогда вся эта суета с титулом наследника отошла бы на второй план. — Это же Чон. Он не дурак, и такое за версту учует. — И это тоже правда. Пусть и первокурсник, он — такое же юное дарование, как и Тэхён. Не зря ведь их называют двумя самыми умными студентами курса. — Попытка не пытка. — Тэхён жмет плечами. — Но твои дела любовные меня не очень-то интересуют. Не повезет в любви, повезет в… Он замолкает, будто намек кристально чист. Но сейчас сознание такое затуманенное, и усталость наливает тело свинцом, что ничего для Дженни не кристально чисто. — В чем, Тэхён? — И сил играть в эти кошки-мышки тоже нет. Проще спросить напрямую. — В другом. Ты ведь хочешь этот дурацкий титул? Я вижу, что хочешь. Тэхён точно знает, куда бить. Где у Дженни болит, и чего Дженни хочет. О чем мечтает, и что загадывает перед сном. — Будто ты его не хочешь. Деньги, влияние, вся семья будет плясать под твою дудку. Все этого хотят, Тэхён. — Дженни находит в себе силы подняться и подойти к раковине. Она полощет рот, умывает холодной водой лицо. В зеркале кто-то жутко худой и измученный. — Хотят. — Джен слышит, как юноша тоже поднимается с пола. Он мелькает за её спиной. Наклоняет подбородок к её плечу, облокачиваясь о тумбу по обе стороны от неё, взглядами они пересекаются в зеркале. — Но в отличии от нас они играют грязно. То ли это последствия прочистки желудка, то ли нервное — но по спине бежит липкий холодок. А ещё Дженни не особо нравится эта навязанная близость. Обессиленная, она всё равно разворачивается к нему лицом, и ладонями твердо толкает в грудь. Тот поддается, ухмыляясь, отшатывается. Знает, что сестрицу лучше не трогать. В ней та ещё гремучая смесь. — Ну ведь правда. Хён на меня стучит, и уверен, поливает тебя помоями за спиной. Он тот ещё стариковский угодник. А сестрица Джису… тебе ли не знать, на что она пойдет ради своей цели… Дженни затягивает омут воспоминаний. С самого детства пребывание в этом доме было адом во много благодаря Джису. А пребывать тут приходилось долго и часто. Каждые зимние и летние каникулы, как минимум. Глава организовывал для всех своих отпрысков что-то типа летней магической школы. Но больше всего Дженни изнуряли не уроки и не занятия магией, нет. А собственная сестра, которая отрывала головы всем её куклам, пачкая красной краской, будто в крови. Колотила, таскала за волосы, а иногда, схватив за них опускала макушкой в унитаз. Но гвоздем программы были побои самой себя и слезы напоказ, чтобы виновницей выставить младшую. И Дженни наказывали. Жестоко. И даже сейчас Джису не упускает случая вдоволь поизмываться над сестрой. Уже без шлепков и тасканий за волосы. По-другому. Но не менее болюче. Иначе почему Дженни не может есть? Почему её трясет вечерами? Почему все губы искусаны? Куда уж её угнаться за идеальной Джису, которая ей в затылок дышит, чтобы напомнить о её никчемности. — И что ты предлагаешь? — Снова кусает губу. Металлический привкус собственной крови распространятся во рту. — Устранить их. С уст Тэхена это слетает так легко и непринужденно. Как раз в его духе. Но не в духе Дженни. Да, за все эти годы она смогла нарастить стальную броню вокруг своего сердца и достоинства. Но ещё не успела стать такой как они — жестокой. В этой троице каждому своё: кто-то топит котят, кто-то избивает однокурсников, кто-то организовывает притон в библиотеке академии, о котором знают почти все. Её в этом списке пока нет. — Скоро… — Медленно продолжает Тэхён, — Джин перестанет быть помехой. Я уже работаю над этим. Было бы славно, если бы ты занялась Джису. Она ведь… тебя доставала в детстве. Тэхён точно знает, куда бить. — И каким образом ты предлагаешь избавиться от неё? — Выдержать с Тэхёном зрительный контакт та ещё пытка. Но Дженни научилась быть непоколебимой. И саркастичной, — Перерезать глотку во сне? Подсыпать яда? — Избавьте. — Тэхён отмахивается. Скрещивает руки на груди, опирается о стену, — Слишком очевидно. Все поймут, чьих рук дело. А вот несчастный случай… Сердце пускается в галоп. Тэхён предлагает очень опасные и рискованные вещи. — Подумай, ты навсегда избавишься не только от конкурентки, но и от той, кто травил тебя… сколько? Десять лет? Двенадцать? Ты навсегда избавишься от страха. И станешь свободной. — Шепот разбивается о кафель стен, обещает больше, чем просто богатство, власть, силу. Он предлагает месть. От интригующей идеи, о которой Дженни лишь на миг задумывается всерьез, бросает в жар. Мозг перегружается. Девушка разворачивается к раковине и вновь умывает лицо ледяной водой, чтобы прийти в чувства. Тэхён вновь за спиной. Сверлит глазами сквозь толщу зеркала. — К тому же, инцидент с каждым может произойти… каждый может, например, случайно оступиться… и упасть из окна башни, например… Так ведь? Навязчивую мысль уже не вытравить из разума. Она опьяняет. Она вселяет мнимое могущество. И даже уставшее тело уже не такое бессильное. — Всё в твоих руках. — Будто подтверждает мысли Тэхён. — Я не… я не смогу. — На языке вяжет. Они действительно обсуждают убийство? Дженни тоже может идти по головам ради своих целей. Но пойти на убийство? — Не слишком ли это жестоко? — А с тобой она была не жестока? — Руки Тэхёна по обе стороны от Дженни. Из его плена не сбежать. От идей не отмахнуться. — Не жестоко ли было убивать твоего Томо? Разве разница так велика? Тэхён точно знает, как дорог был для неё тот котенок. — Хотя, зря я это, наверное. — Юноша резко отстраняется, и Дженни может сделать вдох. Опасная близость рушится. — У тебя кишка тонка. Дженни задыхается от злости. Снова она недостаточно хороша. Снова уступает кому-то. В этот раз в жестокости. — Но, когда тебя бросят в стаю волков, ты выберешь быть овечкой? Или покажешь, что под шкуркой тоже прячется волк? В уборной поселяется тишина. Дженни медленно обдумывает только что сказанное. Мыслительный процесс прерывает новый вопрос, — — Может, поцелуемся? Как в старые добрые? — Перед глазами нахальная улыбка и губы, которые вот-вот мазнут по её собственным. — Иди к черту. — Дженни ловко уворачивается и направляется в сторону двери. — Целовались уже. Мне не понравилось. Этого слишком мало. Валери нужно знать больше.

***

Дженни шесть. Длинный и тёмный коридор ведет в неизвестность. Её держат за руку. Мимо мелькают комнаты, запомнить все тяжело, и малышка думает, что обязательно потеряется в этом проклятом доме. Взрослые отводят её в просторную гостинную с дивной мебелью и тяжелыми канделябрами. Тяжелые шторы распахнуты, и бледный свет позволяет увидеть жутко старого человека с темными пятнами под глазами. Его глаза бледные, будто у слепца. Страшно. Дженни прячется за шелковую юбку мамы, которая ещё и пахнет её духами. Но мама выдёргивает её из «убежища», подставляя под взор жуткого старика. Старик сидит неподвижно, точно большая кукла. — Не бойся. Это твой дедушка. — Отец бросает откуда-то сверху. На него она даже не осмеливается посмотреть. В комнате тикают напольные часы, и Дженни старается смотреть на них. Да куда-угодно, лишь бы не на старика. Обводит комнату глазами. Особняк выглядит как замок из сказок. И это комната целиком тоже как замок. А потом взгляд натыкается на девочку, сидящую на пуфике. Она тоже похожа на куклу. Только маленькую. Становится не так страшно, раз тут есть ещё дети. — А это Джису — твоя сестренка. — Объясняет мама, пока её холодная ладонь выскальзывает из ладошки девочки. — Вы подружитесь. Мама и папа уходят, оставляя её в комнате с этим жутким стариком и девочкой. Там широко улыбается, и внутри теплится надежда, что всё не так уж и плохо. — Можно я ей тут всё покажу, дедушка? — Джису, не дождавшись разрешения, спрыгивает с пуфика и подходит ближе. Схватив её за руку, она выводит в коридор, в котором от родителей и след уже простыл. Джису отворяет дверь за дверью, указывая «тут гостевая», «тут кабинет», «тут библиотека», пока малышка едва ли успевает понимать суть. Экскурсия увлекает, ей хочется разглядеть каждый предмет, задержаться, она старается молча слушать названную сестру и кивать, будто всё запоминает. А потом Джису тянет её вверх по лестнице. Потом через узенький коридор. И чем дальше от самой первой комнаты, куда привели её родители, тем страшнее. Тем сердце бьется чаще, ведь кажется, что Дженни никогда не найдется, если Джису вдруг её бросит. Но та быстро и ловко открывает дверь за дверью. — А теперь я покажу тебе по-настоящему крутое место! О нём почти никто не знает тут! — Но Джису не боится. Она улыбается и рассказывает с таким восторгом в глазах, что Дженни невольно становится любопытно. Конечно, она хочет увидеть это мест! За очередной дверью перед девочками появляется лестница с перекладинами, ведущая к люку в потолке. Она кажется тяжелым, но Дженни легко щелкает задвижкой и поднимает его. Смотрит вниз, на Дженни, которая даже не подошла к лестнице и зазывающе машет рукой, — — Ну же! Лезь! Перекладины лестницы шершавые на ощупь. Она боится оступиться, но Джису уже скрылась наверху, и ей ничего не остается, кроме как упрямо взбираться к потолку. — Это чердак. — Объявляет Джису, когда малышка вскарабкивается на скрипучие половицы. Тут куча предметов и мебели, накрытой белой тканью. Картины с жуткими созданиями, непонятные приспособления. Видно плохо, ведь тут практически абсолютно темно. — Пройди, посмотри! Тут много чего есть. Половицы скрипят под ногами. От пыли хочется кашлять и чихать. Глаза зудят. Кажется, кто-то скребется под самой крышей. И пищит. — Слуги говорят, что тут живут призраки всех тех, кто жил в этом доме раньше. — Голос Джису звучит довольно далеко за спиной. Это она успела уйти, или Дженни слишком далеко отошла? Коленки подкашиваются. Вдруг сейчас из-под белой простыни выскочит призрак? — … И что они хотят убить всех, кто теперь живет в их доме. Но не могут уйти с чердака. Поэтому ждут, пока к ним кто-нибудь придет сам. Дженни быстро поворачивает голову назад, к люку, из которого вылезла. Она готова бежать со всех ног. Но Джису уже там. Уже наполовину на лестнице, из люка торчит лишь голова. А на губах та же улыбка, что она подарила ей, впервые увидев. — Надеюсь, ты не боишься призраков. Джису исчезает, а люк за ней захлопывается. К тому моменту, как Дженни подбегает в нему, закрывается и щеколда с той стороны. Малышка лупит кулачками по древесине, попутно визжа и заливаясь слезами. Но дерево не пробить — в кожу вонзаются занозы, а потом руки и вовсе разбиваются в кровь. Дженни задыхается от страха и умоляет выпустить её, но с обратной стороны её никто не слышит. Ведь там никого нет.

***

Дженни семь. Очередное лето в жутком особняке деда. Все дети с нетерпением ждут летних каникул, но точно не она. Дженни все ещё помнит жуткие белесые глаза старика, и то, как другая девочка запирала её на чердаке почти каждый день. Но ни слезы, ни брыкания, ни крики не спасают её от нежелательной поездки. Очертания дома выжигают в сознании страшный силуэт. Девочка мечтает, чтобы машина никогда не останавливалась. Но она останавливается. А у ворот усадьбы её уже встречает двоюродная сестра. Она стала заметно выше и волосы длиннее. Улыбается всё так же. Но Дженни не хочет улыбаться в ответ. Она знает, что эта улыбка поддельная. — Что это у тебя? — Она смотрит за спину, куда Дженни инстинктивно спрятала новую куклу. Долгожданный подарок отца из поездки в Японию. Фарфоровая и разодетая в шелковое платье с бантиками. — Кукла? Красивая! Ты ведь дашь мне её поиграть? Дженни будто язык проглотила. А мама с папой как-то неловко улыбаются, кивают, подталкивают в спину. И вновь оставляют её одну. С настоящим монстром. Призраков Дженни больше не боится. Она знает, что живые могут быть ужаснее. Через день она найдет эту куклу в луже куриной крови и рыбьей слизи с оторванной головой. Ясные глазки покроет багровая пелена, а фарфоровая шея будет в сколах. Картинка прямиком из ужастиков. Но Дженни не столько напугается, сколько расстроится — всё-таки, это подарок от папы, привезенный из Японии. С тех пор Дженни будет чувствовать себя такой же фарфоровой куклой — её тоже легко разбить.

***

Дженни восемь. В этом году на день рождения ей подарили котенка. Его было тяжело выпросить. Ведь тысячу раз она слышала строгое родительское «нет». А в один день они все же смягчились. Родители сдались. Но наказали «теперь это твоя ответственность». И Дженни конечно же согласилась. Котёнок стал её отдушиной. Ведь только он видел, как девочка плачет после очередного родительского выговора, всякий раз когда не справлялась хоть с чем-нибудь. Она была недостаточно идеальной в их глазах. Но идеальной в глазах своего питомца. Для котенка хозяйка была целым миром. И больше ему ничего не нужно было. Радость долго не продлилась. Близилось очередное лето. Дженни уже не боится. Знает, что её ждет. И к этому почти готова. Ровно до тех пор, пока родители в один день не приносят домой переноску и заявляют, что котенок едет с ней. Напоминают про уговор «неси ответственность». Но с ним туда нельзя! Нельзя, чтобы Джису увидела его! Иначе она… точно сотворит что-то ужасное. Но родители стоят на своем. И тогда Дженни старается придумать способ, пронести его в дом дедушки тайком. Так, чтобы Джису ничего не узнала. И ей это удается. На переноске темная ткань, малышка надеется на то, что животное не издаст и звука. Котенок вымотан дорогой, и поэтому сидит тихо. Джису вьется рядом и норовит сдернуть ткань, попутно засыпая Дженни вопросами: «что там у тебя?», «кукольный домик?», «покажи!». Но Дженни уперто делает вид, будто старшей кузины не существует. Не выпускает переноску из рук, а потом надежно запирает комнату на ключ. Только Джису это не останавливает. Она всячески старается вломиться в комнату, стучит, караулит, пока двери отворятся. Она задалась целью во что бы то ни стало разузнать, что скрыто в большой сумке, напоминающей скорее коробку. И всё попытки волей удачи сводятся к неуспеху. Однако, в один день дедушка её задержал. Отпустил с занятия всех кузенов и кузин, с которыми Дженни не шибко-то общалась, но не её. Сверлит мутными глазами и ругает, брызжа слюной, говорит, что она справляется хуже всех и и распинается, как был недоволен. Но девочка не слушает. Больше всего на свете её волнует её собственная комната. Под столом она просто сжимает в ладошке ключ. И молится всем богам, чтобы дверь оставалась запертой. Когда старик заканчивает, Дженни сломив голову мчится к себе. Не плакать от очередных замечаний. А удостовериться, что всё в порядке. Что дверь заперта. Но ещё в дедушкиной гостиной, у нее было предчувствие, что это не так. Она уже тогда знала. Поэтому открытая дверь не вызывает удивления. Внутри трепыхается надежда, что котенок ещё там. Что она сможет остановить Джису, даже если придется подраться. Ну, или умереть. Но в комнате пусто. Переноска-домик тоже пуста. Никого, кроме Дженни. И лишь записка на кровати, написанная слишком красивым почерком для ребенка восьми лет. «У тебя прелестный котенок! Жалко, что ты прятала его от меня так долго. Мы могли бы поиграть с ним вместе. Мне всегда было интересно, умеют ли кошки плавать». Чернила расплываются перед глазами, а руки трясутся. К лицу хлынет жар. Уже такое знакомое чувство — истерика. Ничего не разбирая перед глазами из-за слез, малышка мчится вон из дома. Недалеко от него есть большой пруд с растущими подле ивами. Дженни знает, что Джису там, ведь в свободное от издевок над младшей время она любит гулять именно у пруда. Дженни бежит по каменистой дорожке босиком, игнорируя замечания слуг. Вдали под ивой видит ненавистный силуэт: она в беленьком платье и с распущенными волосами. Мирно сидит, подложив под себя ноги, не шелохнется. Томо рядом нет. Заслышав приближающиеся шаги, Джису спокойно смотрит за плечо, красиво улыбается. Той улыбкой, от которой иглы по горлу. — Долго же ты. Я уже заскучала. Ты знала, что кошки, оказывается, не умеют плавать? Я вот теперь знаю. — Лицо девочки пугающе безразличное. Глаза пустые. Она встает с земли, отряхивает платье и уходит в сторону дома. Дженни хочет вцепиться ей в горло. Схватить за волосы, потащить к воде и утопить собственными руками. Но позволяет ей уйти. Вместо этого бежит в воду, надеясь, что ещё сможет спасти Томо. Ноги вязнут в глинистом дне, коленки цепляют ил. Девочка руками разводит кувшинки, отпугивая квакающих лягушок. Ищет на ощупь, ведь слезы по-прежнему мешают видеть. Не находит и плачет ещё сильнее. Она проводит в холодной воде около двух часов, пока слуги не находят девочку ближе к вечеру, сидящую на берегу, обхватившую себя ледяными руками. Рядом лежал мертвый вымокший котенок. Дженни от него мало чем отличалась. А потом, естественно, она заболела.

***

Дженни девять. За огромными окнами, разделенными на несколько квадратиков, падают снежинки. Дженни предпочитает делать вид, что увлечена их падением, и совсем не обращает внимания на старшую сестру, скачущую за спиной и время от времени тыкающую её в плечо. — Ну же, давай поиграем? Ты будешь тенью, а я ведьмой. И я тебя изгоню. — Джису иногда противно пищит в уши. Она действительно самая мерзкая ведьма на свете. — Отстань, я не хочу. — Дженни еле шевелит губами. Больше всего ей хочется закрыть глаза и не видеть этот чертов дом. С огромными напольными часами. Не слышать их тиканье. Не слышать писк Джису. — Какая ты скучная! А я всё равно тебя изгоню! — Джису больно толкает сестру в спину. Да так, что боль проходит сквозь ребра, и из уст вылетает кашель. Девочка намеревается сделать это снова, но Дженни вовремя хватает её за руку. А другой бьет по лицу. Первая в её жизни пощечина. Которую дала она. Сама она порой получала такие от мамы. А теперь вдруг узнала, как это легко — раздавать их. Джису замирает, хватается рукой за щеку, смотрит округленными глазами и не верит, что Дженни это сделала. Раньше она никогда не давала отпор. И пальцем её не трогала, хотя сама терпела всякое от старшей. И вдруг такая пекущая боль… Дженни пытается извиниться, мотает головой, хочет сказать, что не хотела. Но в глазах Джису уже скачут бесята. На губах улыбка. Дурной знак. Джису заносит свою руку в воздух, и Дженни жмурится, задерживает дыхание, готовится к знакомой боли. Хлесткий звук и… ничего. Удар был не для нее. Джису ударила саму себя, не забыв при этом громко вскрикнуть. А потом ещё раз. И ещё раз уже по другой щеке. Она зарывается руками в собственные волосы, нещадно вырывая клоки. В Джису будто кто-то вселился, ведь девочка начала падать на предметы мебели, будто её толкают, попыталась порвать на себе одежду и всё так же лупила себя по щекам, крича. Шок быстро распространился ядом по всему телу малышки Дженни, парализовал. Она лишь могла безвольно наблюдать за жуткой картиной. В Джису никто не вселялся. Джису избила саму себя. А потом на крик сбежались все взрослые. Их взору предстал настоящий погром в гостиной и Джису, с растрепанными волосами и одеждой, с красными отметинами от пощечин, с царапинами и ссадинами. — Она! Она меня побила! — Истошно вопит Джису, тыча пальцем. Из дверного проема на них смотрели все: ошарашенные слуги, зрослые, гостившие у дедушки, дети, обучающиеся у него. Все. В их глазах шок и неприязнь. Будто она — Дженни — чудовище.

***

Снежинки все так же валят за окнам. Превращаются в настоящий снегопад. Девочке жутко хочется выйти и поиграть в сугробах. Слепить снеговика, какие стоят во дворе. Сделать снежного ангела. Да просто глотнуть свежего воздуха. Полежать на белом ковре и посмотреть на звезды. Но… не может. Двери заперты. За весельем, которое и так случается редко, она может лишь наблюдать из окна. За то, что она якобы сделала с Джису, девочку заперли в её комнате, лишив игрушек, альбома для рисования, музыкальных инструментов, журналов, дартса. На столе лишь пергамент и старые скучные книги, чтобы учиться. И ничего больше. Каждый её день проходит в скучном заточении. Начинается с безвкусной овсянки. Потом она переписывает параграфы из книжки, которую выбирает Дед, пока рука не отвалится. Потом не менее безвкусный обед. Потом снова учеба. Иногда к двери прибегает Джису, скребется и хвастается «сегодня нас кормили вишневым пирогом! А вчера на десерт был шоколадный торт! Скоро мы будем открывать рождественские подарки! А под елкой нет ни одного с твоим именем!». И такие вот визиты как ножом по сердцу. Но Дженни уперто молчит. Вечером приходит старик, проверяет задания, и если буквы слишком кривые (а такими они часто становились под конец дня от усталости), рвет бумагу. И на следующий день Дженни проделывает то же самое, пока не получится идеально. Перед уходом дедушка скрипучим голосом говорит: «Не забывай, почему я так с тобой поступаю. За жестокость к сестре ты лишилась всего, чем наслаждаются твои братья и сестры». Не очень веселые рождественские каникулы получаются. До этого момента Дженни не слишком-то ценила обычные прогулки, сладости после еды, и вкусную еду в целом. Возможность поиграть с игрушками, которые даже поднадоели. Маленькая Дженни не мыслила, что она всё это может потерять. А потом вдруг потеряла. Из-за того, чего не делала. И стала маленькой узницей, лишенной всего, в роскошном особняке, полном всего. Каждый такой раз, когда дедушка это говорит, перед глазами появляется улыбка Джису, которой она одарила сестру напоследок. Она даже умудрилась разбить себе губу, и потому улыбка была не идеальной. Её никто не видел, кроме Дженни, что ещё обидней. Ведь тогда все могли бы и догадаться, что всё это притворство. Хотя, лучше уж сидеть взаперти целыми днями и тихонечко ждать конца зимних каникул, чем существовать со всеми этими скучными и злыми детьми в одной комнате. И тем более с Джису. Лучше уж так. По крайней мере, можно спокойно наблюдать за снежинками. И никаких надоедливых писков. Этой ночью Дженни долго не может заснуть. Живот урчит, ведь ужином её не кормят — это часть наказания. Вот голод и не дает спать. Она дышит на окно и рисует сердечки на запотевшем стекле. Сейчас она думает, что она как принцесса в башне. И как было бы здорово, если бы её кто-нибудь… спас. Ну, там принц какой-нибудь… Девочка вдруг слышит шаги за дверью. Они останавливаются у её двери. Полоску света загораживают чьи-то ноги. Снова Джису? В очередной раз пришла похвастаться?! Хотя уже слишком поздно, чтобы шарашиться по особняку. Дженни лучше сделает вид, что она тут умерла с голоду, чем заговорит с ней! — Спишь? Шепот из-за двери совсем не девчачий. Он, скорее, мальчишеский. Неужели, кто-то из других детей пришел её навестить? Сокджин? Ни за что, он на неё даже не смотрел. Намджун? Тоже вряд ли. Этот пухлый мальчишка вечно прячет глаза и всего боится. Слишком он трусливый для тог, чтобы нарушать правило и слоняться после отбоя. — Эй, ты спишь? — Шепот настойчиво спрашивает снова. Дженни, совсем как мышка, слезает с подоконника и крадется к двери. Прикладывает ухо к ней, будто пытаясь расслышать, чье там дыхание. Молчит. — Если не ответишь, я сейчас уйду. — Мальчик говорит чуть громче и как-то обиженно. Делает шаг назад, будто сейчас точно уйдет. А Дженни вдруг совсем не хочется, чтобы он уходил. Это первый, с кем она заговорит, кроме дедушки за целую неделю. — Стой! — Шепчет Дженни, пока сердце бьется как бешеное. Надеется, что это было не слишком громко. Загадочный гость никуда не уходит. Хмыкает, обратно приближаясь к двери. — Так и знал, что ты не спишь. — Мальчик, кажется, садится на пол. Так кажется Дженни из голоса, который звучит откуда-то снизу. И она садится на пол тоже. — А ты… кто? — Дженни пока не знает, можно ли доверять невидимому собеседнику, и с какими намерениями он пришел. Вдруг этого мальчика подговорила Джису, чтобы тоже над ней посмеялся. — Я Ким Тэхён. А ты? — И снова это важное «Ким». Ещё бы. Ничего другого и не стоило ожидать: вряд ли бы в этом особняке появился ребенок с другой фамилией. — А ты? — Ким Дженни. — Девочка открывает себя на свой страх и риск. Будто каждое слово — секрет. Между ними дверь и тишина. — Вообще-то, я и так это знаю. Но было бы невежливо не спросить. — Вдруг говорит мальчик. — Мне про тебя рассказывали. — Даже знаю кто. Дженни жмурится от мыслей о том, какие гадости про неё могла наплести Джису. Наверняка, ныла про то, как сильно её поколотили… — Ким Джису ныла про то, как ты её поколотила. — Тэхён проговаривает её собственные мысли, отчего малышка сильно удивляется. Он немного молчит, но потом продолжает, — Но знаешь, она такая надоедливая, что я и сам бы её с радостью поколотил. Я думаю, ты крутая. Хотя я тебя никогда не видел. Девочка замирает, пока внутри разливается такое приятное чувство тепла. Она сначала боялась, что Тэхёну было просто любопытно, или что он пришёл поглумиться, но но говорит то, что она вообще не ожидала услышать… Вот только… — Вообще-то, я её не била. — Звучит, как отнекивание, но это действительно так. — Да ну! Врёшь! — От удивления Тэхён говорит чуть громче. — А кто, если не ты? Дженни знает, что если скажет, то это будет звучать как ещё большее вранье. Но, она не может не сказать правду, — — Она сама. Тэхён молчит. Может, даже бесшумно ушел. Конечно, он ей не поверил. С чего бы ему верить, если он её даже в глаза не видел? — Но мне никто не поверил. Поэтому, можешь идти, если тоже думаешь, что… Договорить не получается, потому что мальчик обрывает на полуслове, — — А знаешь, я тебе верю. И в который раз Дженни молчит, тихонечко прислушиваясь к тому теплу, что плещется внутри. В который раз смущается. Интересно, как выглядит этот самый чудаковатый Тэхён? Наверное, красивый. А даже если и нет, то это не так уж важно. Внутри он точно лучше, чем Джису и прочие. — Давно ты тут? — Спрашивают почти одновременно, из-за чего хихикают в ладошку. — Я тебя раньше не видела здесь. — Продолжает Дженни. Она знает всех детей, приезжающих в этот особняк. Знает их лица и имена и даже более-менее, что они из себя представляют. Про Тэхёна она раньше никогда не слышала. — Я приехал несколько дней назад… и… не надолго. Родители не очень хотели принимать приглашение дедушки. Они его почему-то не любят. Но он классный! Так много всего знает, и столькому меня уже научил! Дженни морщится при упоминании старика. Его она жуть как не любит. Да чего уж там говорить, она его откровенно боится. Его глаза, строгий костюм, белые волосы и даже запах… — А меня он заставляет переписывать всякий бред из книжек… и всё. А потом всё рвет на кусочки, и я пишу снова. — Правда? — Голос у Тэхёна с веселого переключился на грустный. Сейчас его голос — единственное, что их двоих связывает и дает хоть какие-то подсказки о собеседнике. — И давно тебя держат под замком? — Неделю. — Хотя может и больше. Дженни отсчитывала дни, но все они были настолько однообразными, что она, возможно, сбилась со счета. — С ума сойти можно! Я бы точно сошел! — Он восклицает, но тут же замолкает, понимая, что девочку это никак не подбодрит. — Ой, извини! А знаешь… у меня есть друг, и его тоже часто запирают в комнате. Мне кажется, вы похожи. Его зовут Чон Чонгук, и он любит птиц. В воображении девочки возникает картинка, что где-то далеко есть ещё один старый и зловещий особняк, в одной из комнат которого тоже заперт мальчик: бледный и печальный. И целыми днями он разговаривает с птицами. — Мы живем по соседству, и я часто заглядываю к нему в окно… и… хочешь, в твое завтра тоже загляну? Может, и тебе это поднимет настроение… Почему-то у Дженни горят щеки. Приходится даже обхватить их холодными ладонями. И она честно признается, — — Хочу… А потом расплывается в улыбке. Хочется верить, что и Тэхён сейчас тоже улыбается, как и она, прислонившись к двери спиной. И что не будь между ними этой дурацкой древесины, они бы прислонялись друг к другу. — А ещё я немного понаблюдал и заметил, что служанка заходит к тебе с едой только утром и в обед. Вечером приходит дедушка. Но уже без еды. Ты не ужинаешь? Совсем? В желудке при упоминании еды начинает урчать. — Совсем. — Тогда… у меня есть печенье. Я принес его тебе. — Под дверью, в небольшом проеме появляется пластиковый пакетик с плоским печеньем, которое как раз может пролезть. Дженни сначала думает, что это ей показалось. Но нет. Печенье вполне реальное на ощупь. И сладкое на запах. Ещё и шоколадное. Она прижимает пакет к груди, и кажется, готова плакать от благодарности к этому мальчику, которого даже не знает. — Спасибо. — Шепчет она. Так тихо, что Тэхён, возможно и не услышал. — Ой! Кто-то идёт! Я пойду! — Мальчик взволнованно шепчет. Вскакивает на ноги, и на прощание бросает, — Увидимся завтра! Дженни тоже вскакивает и мчится к кровати. Боится, что сейчас в комнату ворвется строгий дедушка. Или, ещё хуже, заметит у её дверей Тэхёна, и тогда не поздоровится уже ему. Девочка запрыгивает под одеяло, попутно сжимая печенье и закрывает глаза. — Увидимся завтра. — Говорит она в пустоту. Тэхёну сказать не успела. И хочет, чтобы поскорее наступило то самое «завтра». Просыпаясь, Дженни бежит к окну, боясь, что, возможно, проспала визит загадочного мальчика. Но за заледенелым окном Тэхёна нет. Там новый слепленный снеговик, с глазами-пуговицами и красным шарфом, улыбается ртом, который прочертили пальцем, и машет рукой-веткой. За весь день Тэхён так и не приходит. И на следующий тоже. Как и все последующие. Тэхён исчез. И только шоколадное печенье не дает усомниться в том, что всё это был не сон и не выдумка.

***

Дженни скоро десять. Её снова привозят в проклятый особняк. Зима успела сменится удушливым влажным летом. Девочке больше не страшно ехать туда. С собой она не берет ни игрушек, ни питомцев. Научена горьким опытом, что всё это лучше оставить дома. Подальше от Джису. Её, кстати, она немного побаивается. Но… надежда о том, что там, возможно, будет Ким Тэхён приятно волнует маленькое сердце. И это чувство сильнее страха. Если она обретет там хотя бы одного друга, всё будет не так уж и плохо. Но, к большому её разочарованию, в особняке она видит только знакомые лица: Джису, Сокджин, Намджун, Юхён, Сону. Все немного выше и взрослее с зимних каникул. Такие же чопорные и неразговорчивые. От их лиц Дженни хочется снова запереться в комнате на неделю и не видеть. Но она исправно ходит на занятия, завтракает, обедает и ужинает с ними за одним столом, тренируется, выходит погулять. Чувствует, как все тяготят друг друга своим присутствием. От Джису и вовсе приходится терпеть злые шутки. Она то и дело рисует котенка в воде и с мертвым смайликом, а потом всюду подбрасывает эти рисунки Дженни под нос. Припоминает Томмо. У Дженни глаза на мокром месте от этих выходок. По котенку она страшно скучает. В один день её настолько сильно допекают эти дурацкие рисунки, что Дженни, улучив момент, когда никто не смотрит, и взрослых рядом нет, толкает сестру в пустую гостиную, вцепляется в её горло, валит её на пол и давит со всех сил. Та царапает руки, бьется как рыба всем телом, пытаясь выползти из-под младшей, но тщетно. Останавливается Дженни, только когда слышит внезапное, — — Привет. На кресле напротив окна сидит щуплый мальчик. Свет из окна бьет ему в спину, не позволяя его хорошенько разглядеть. Он наклоняет голову набок, разглядывая сцепившихся, как кошек, девчонок. Глаза у него большие, а губы необычной формы. Как вытянутое сердечко. — Я Ким Тэхён. — Говорит он. Но Дженни и так знает. Она прекрасно помнит его голос. Так вот он какой, Ким Тэхён.

***

Новый мальчик, появившийся в проклятом доме совсем не такой, как остальные. Он не боится задавать дедушке вопросов, глядя прямо в глаза. А дедушка пугает своими белесыми глазами абсолютно всех. Кроме того, часто нарушает его запреты. Может встать и уйти, если ему скучно, когда занятие ещё не закончено. Может и вовсе игнорировать вопросы, если считает, что отвечать на них бессмысленно. Тэхён умный, даже умнее самого старшего — Джина. Но его почему-то не ненавидят. Дженни до последнего думала, что с потрохами съедят. Тут не любят, если ты в чем-то кого-то лучше. На Тэхёна это не распространяется. А ещё, он часто заговаривает с ней. Появляется совсем бесшумно за спиной, часто застает врасплох. Рассказывает всякие истории из книжек, которые читал. Иногда может отдать половину своего пирожного за ужином. И кажется, хочет дружить. Тэхён не такой как все. Он видит всё, что творится в этом доме. Но ему хватает мозгов не лезть туда, куда не просят лезть. Но однажды он всё-таки спрашивает Дженни, — — Почему старшая сестра тебя так не любит? — Тэхён сидит на диване с шелковой обивкой, захлопывает книги, которое уже несколько дней не откладывает. Дженни, терзающая пианино, установленное в гостинной, от неожиданности прекращает игру. Глаза у Тэхёна большие и любопытные. Выдавать ему секреты немного боязно. Потому что… ну, вдруг он тоже окажется как все остальные? Хотя Дженни в это верить не хочет. Снова кусает губы и говорит, — — Хочешь, кое-что покажу? Тэхён любит секреты и загадки. Предложение кузины его, конечно, интригует. И он охотно откладывает книжку, вскакивая с дивана. Готов идти прямо сейчас. И Дженни ведет его запретным путем, который несколько лет снился ей в кошмарах. Удивительно, но девочка хорошо запомнила маршрут. Хотя, хотела бы забыть. Джису ещё пару раз тащила её туда силой. Каждый раз Дженни жмурилась, но ноги-то шли. Наверное, поэтому и сейчас идут. Они минуют множество коридоров, входят в несколько дверей, а потом оказываются перед перекладчатой лестницей, ведущей в потолок. — Чердак? — Ага. Не боишься? — Спрашивает Дженни, совсем не намереваясь бросать вызов. Наоборот, если бы Тэхён ответил «да», они бы развернулись и ушли прочь. Но он лишь улыбается, кладет руки на перекладину и бросает, — — Нет. Мальчик взбирается вверх и легко толкает люк. Хотя это требует довольно много усилий. Но Тэхён всё же мальчишка, он сильнее девочки. Дженни следует за ним. Когда она оказывается там, Тэхён уже вовсю исследует открывшуюся территорию. Шагает осторожно, боясь шуметь, вокруг него летают пылинки, видимые в сочащихся сквозь трещинах солнечных лучах. — Есть тут что-нибудь интересное? — Тэхён хочет сорвать белое полотно с крупного объекта, но Дженни перехватывает его руку и взволнованно шепчет, — — Не надо! — Что? Почему? Давай посмотрим! — Он искренне недоумевает. Не видит ничего ужасного в том, чтобы просто посмотреть. — Ты их рассердишь. — Дженни округляет глаза и старается говорить как можно тише, будто и правда может кого-то потревожить. — Да кого?! — Но Тэхён злится от того, что всё ещё не понял. — Призраков. — Девочка закрывает глаза. Ждет, что произойдет что-то ужасное. Что сейчас её съедят заживо. — Они тут живут. На чердаке становится мертвецки тихо. Так, что можно услышать дыхание друг друга. А потом тишину рушит мальчишеский смех. — Это кто тебе такое сказал?! — Мальчик трясет девочку за плечи, чтобы вывести её из ступора. — Да нет здесь никого, глупая. Если бы призраки реально были тут, они бы захотели поговорить. Ну или… сделать тебе что-нибудь плохое. А тут вон как тихо. Дженни рассеянно оглядывает чердак. И правда, никто так и не появляется, чтобы их схватить, съесть или даже убить. Тэхён продолжает свое исследование. Разглядывает жуткие картинки, трогает старые колбы и котлы. Находит стопки разных книг. — Ты что, совсем не боишься? — Дженни удивляет то, как расслабленно и безмятежно выглядит её маленький спутник. — Неа. — Тэхён уже вовсю разглядывает корешки фолиантов. — Классное место! — Меня здесь запирала Джису. Тэхён молчит. Снова складывает пазлы в одну картинку. Он же мальчик смышленый. — И пугала тебя призраками? — Да. — Кивает Дженни. Ей уже и не так страшно, как было раньше. Чердак не кажется ей обителью монстров и духов. — А что она ещё делала? — В полутьме видно, как брови мальчика сдвигаются на переносице. Голос серьезный. — Знаешь же про пруд рядом с домом? — Знаю. Дженни не уверена, стоит ли говорить Тэхёну такой страшный секрет, но… — Она утопила в нём моего котенка. Хотела проверить, умеют ли кошки плавать. И снова Тэхён молчит. А от нахлынувших воспоминаний Дженни очень хочется плакать. Но она боится, что Тэхён подумает, будто она плакса. — А сама-то она умеет плавать? — Вдруг спрашивает он. — Не знаю. — Дженни не понимает, зачем он это спрашивает. Да и она даже не задумывалась об этом. — Хочешь проверить? Внутри Дженни чувствует, что Тэхён предлагает что-то опасное и рискованное. Нехорошее. Но если там есть имя «Джису», то задумка кажется не такой уж и плохой. Если Джису хоть разок напугается так, как пугалась Дженни, то… может, оно будет того стоить?

***

У Дженни сегодня день рождения. Ей исполнилось десять. Дженни ненавидит то, что день рождение у неё летом. Ведь его приходится частенько праздновать в доме старика. Строгой и довольно жуткий дедушка смягчился и даже пообещал торт со свечками в честь праздника. Хотя все предыдущие каникулы такого не было. Про ее праздник будто даже и не помнили в этом доме. В платяном шкафу черное платье с блестящими камнями, рассыпанными по подолу. Верх украшен чёрными перьями. Маленькая Дженни в восторге. С тех пор, как родители прислали дочке платье, она каждый день открывала дверцу шкафа и смотрела на него, предвкушая момент, когда сможет его надеть. Наконец, этот момент настал. После полуденного занятия, старик объявляет детям, что ужин сегодня будет праздничным. И чтобы те оделись наряднее в честь дня рождения его нелюбимой внучки. Хотя, навряд ли старик кого-то вообще любил. Дженни, не раздумывая, мчится в комнату. Чтобы поскорее облачиться в свое драгоценное платье. Отворяет дверцу шкафа, хватает вешалку и замирает от удивления. Рот беззвучно открывается, а дыхание спирает. Роскошное платье из черного фатина в дырах, камни сыпятся с подола, а перья вырваны клоками с рукавов. Платье безнадёжно испорчено. И совсем не сложно догадаться кем. Время до ужина девочка проводит в слезах. Проклинает старшую сестру, сыпя в подушку ругательствами. А когда большая стрелка часов показывает, что совсем скоро стукнет восемь, Дженни приходится вытереть слезы и одеться в одно из тех платьев, которые она носила постоянно. Оно неплохое, но совсем не такое нарядное, как то… это же обычное, повседневное платье. И ничего праздничного в нем нет. Несмотря на свечи за столом, множество разных блюд, все все равно едят молча, сохраняют кислые лица и… на Дженни эта чопорность и тоска начинают порядком давить. Не радуют ни торт, ни свечки, которые она на нем задула. Ни издевательская улыбочка Джису. Никто не поет праздничную песню, никто не говорит пожеланий. Но у нее был торт, за что она уже благодарна. Очень улыбчивый Ким Тэхён. В сторону Джису девочка старается не смотреть. И по правде говоря, отсчитывает минуты до окончания ужина. После него все обычно расходятся по спальням, хотя дети могут заглянуть в гостиную или в библиотеку, чтобы провести время до сна там. Дженни привыкла болтать с Тэхеном в гостиной. Во-первых, потому что в это время туда никто не заглядывал. Во-вторых, потому что это недалеко от обеденной комнаты. — Тебе не понравился ужин? — Тэхен и так все видит по недовольному лицу и заплаканным глазам. — Согласен, у всех такие кислые лица, что даже мне плакать хочется. — Я не поэтому плакала. — Признается Дженни, вглядываясь в темноту за окном. Где-то со стороны пруда кричат утки. — А почему тогда? — Джису порезала мое платье ножницами. — Загробным голосом говорит девочка, не отворачиваясь от окна. — Вот же гадина. — Ой, а чего это вы тут делаете? Дженни реагирует на этот голос мгновенно: готова надыбиться как кошка и зашипеть. В дверях стоит Джису. — Вообще-то, мы уже собирались уходить. — Тэхен решительно берет за руку Дженни и двигается к дверям. В сторону Джису. Дженни не припомнит, чтобы они куда-то собирались. — И куда, если не секрет? Скоро надо ложиться спать. Дедушка рассердится, если будете шататься по дому поздно. — От нотаций становится противно. А когда Тэхен подходит к ней вплотную, то спрашивает, — — А ты, что, дедушка? Или расскажешь ему? — Тэхен бесстрашно смотрит в глаза Джису, испытывая ее. Дженни и самой интересно, не боится ли старшая сестра стучать на Тэ. Потому что до этого момента она его не трогала. Но потом Тэхён продолжает идти, тянет за собой Дженни, а Джису остается в гостинной. Напоследок Тэхен все-таки бросает, — — Ну а вообще, мы идем поплавать на лодке. Можешь, конечно, рассказать все дедушке, а можешь пойти с нами. Что выбираешь? И Джису, конечно, выбирает второе.

***

Над черной гладью воды стелется ночной туман. Его освещает фонарь, который Тэхён установил на носу. Дети опасливо поглядывали в желтые окошки отдаленного дома, чтобы проверить, не наблюдает ли за ними кто: может, кто-то из остальных так и не лег после ужина. Может, кто-то уже все рассказывает дедушке. Время терять не стоит. Тэхён и Дженни позволяют Джису первой взобраться в лодку, а потом, находясь по щиколотку в холодной воде, отталкивают посудинку с берега и сами пытаются запрыгнуть в нее. Ноги холодные, да и ночь тоже выдалась прохладной — зябко. Вдали поют цикады, весла, которыми управляет Тэхён, порождают всплески воды, и за исключением этого, между ними воцаряется тишина. — Ну и чего в этом необычного? — Деловито хмыкает Джису. Ее все это ни капельки не взволновало. Но Тэхён-то знает, что она лжет. Казалось бы — прогулка на лодке по пруду — дело обычное, но не для них — не для детей клана Ким. А вот пойти на это под носом строжайшего дедушки, не терпящего неповиновения — дело другое. Это не может не волновать, не может не будоражить. И даже Тэхена потрясывает от приятного волнения. Хотя, они тут и не за этим вовсе. — Тебе разве не страшно, что дедушка увидит? — Улыбается исподлобья он. Свет фонаря хорошо освещает его лицо, ведь Тэхён сидит на корме лицом к нему. —- Ну и что? — Джису притворяется равнодушной, хотя опасливо косится на дом. — Я расскажу, что вы меня заставили. У Дженни по спине бежит холодок: Джису ничего не стоит выставить всё в дурном для них свете. Она уже с таким сталкивалась. Джису тогда была готова растерзать себя, чтобы подставить сестру. Внезапный трепет и всплески воды заставляют девочек вздрогнуть и поежиться от неожиданности. — Что это?! — Непоколебимая холодность кузины трещит по швам. И это отчетливо видно по её огромным испуганным глазам. Да и Дженни тоже не по себе. — Это лебеди. Плавают… судя по всплеску, где-то вон там… Сегодня я видел парочку чёрных. Если присмотреться ко тьме, сможешь их разглядеть. — Объясняет Тэхён, тычет веслом куда-то в сторону. Джису опирается о борт, и правда пытается вглядеться в темноту, пока взгляды Тэхёна и Дженни пересекаются. Тэхён улыбается, как всегда с тёплом, и кивает, подсказывая, что это шанс, пока кузина отвлеклась. Всё происходит за считанные секунды. Дженни, словно завороженная, делает не так уж много — просто толкает сестру в спину, а та, не удержав своего веса, переваливается за борт и тонет в чёрной воде. Дженни не знает, умеет ли Джису плавать. И что с ней будет. Дженни даже не думала о последствиях. А сейчас она лишь безвольно наблюдает за тем, как Джису вопит, булькает, хлещет по воде руками, и периодически с макушкой уходит во мрак. А потом всё затихает: крики, всплески, бульканье. Вообще все. Становится так тихо, что Дженни даже слышит собственное дыхание. — Тэхён! Что делать, Тэхён?! — В собственном голосе слышны слезы. Тэхён, все это время также наблюдавший, отпускает весло и наклоняется через борт лодки. Водит по воде руками, пытаясь нащупать хоть что-нибудь. Больше всего Дженни боится, что и он прыгнет, а она тогда останется тут одна. — Не бросай меня! — По щекам текут слезы. Но Тэхён будто и не слышит, он сосредоточенно пытается хоть что-то нащупать. А потом, кажется, схватив за волосы, тянет на себя. Из темных вод показывается тело Джису. —- Помоги! — Тэхён пыхтит, затащить кого-то в лодку — задача не из легких для десятилетнего мальчика. И отмерев, Дженни тоже бросается на помощь. Спустя несколько минут борьбы с невероятно тяжелым телом Джису, она оказывается в лодке, а ребята полностью замоченные в воде. Тэ бросается к веслам и гребёт как можно скорее к берегу, к которому уже подспевает кто-то из дома. А Дженни смотрит на посиневшее личико сестры и пытается разглядывать, вздымается ли её грудная клетка, дышит ли она вообще. Потому что сама Дженни забыла, как это вообще делается.

***

Темнота обволакивает затхлую комнату, а лунный свет из окон, её разрезает на кусочки. С ног стекает вода. На паркете под ними уже собралась лужица. Да и шелковая оббивка кресла тоже намокла. Напольные часы неизменно и успокаивающе тикают. Вот бы маленькое сердце могло биться с ними в такт, а не так быстро, как оно бьется в груди у Дженни. Тихо. И темно. Одиноко. И страшно. Дженни пугает неизвестность. Пугает то, что теперь с ней будет. Пугает состояние Джису. Что с ней будет? Будет ли она жить? Или её дыхание прервалось навсегда? Дженни оставили в гостиной в полном одиночестве и темноте и сказали ждать. Кажется, она уже провела здесь полночи. Вс остальные сейчас, наверняка, вьются вокруг бедной и несчастной сестры и думают, как бы и в этот раз жестоко наказать чудовище Дженни. — Не спишь? — От мальчишеского голоса Дженни вздрагивает. Она уже клевала носом, видя перед глазами синеющую Джису, и выныривая обратно в реальность. — Нет. — Сильно напугалась? — Тэхён внешне спокоен. Даже голос ровный. Хотя Дженни и сама видела, как мальчик был напуган, когда Джису вывалилась из лодки. Когда Дженни её толкнула, если быть точнее. — Что с ней? Она жива? — Малышка задаёт встречный вопрос, ёжится в кресле. Тело затекло. — Живее всех живых. — Тэхён становится рядом с креслом и смотрит в окно, сложив руки за спиной — его привычка. Подставляет лицо лунному свету. Спина прямая, аристократичная. Дженни думает, что сейчас он похож на настоящего принца, как из её сказок. — Ты была рада в тот момент? — Ты про… — Да, про тот момент, когда ты её толкнула. От и до — это был план Тэхёна, в который он посвятил Дженни на ходу. Не то что даже посвятил, ей пришлось схватывать на ходу. Дженни не знала, что конкретно ей двигало. Раньше она никогда не испытывала такую небывалую злость и ярость на свою противницу. Но там, в лодке, её будто заглотила сама ненависть, а руки сами толкнули девочку в спину. — Тебе стало легче? Ты обрадовалась? — Тэхён не прекращает задавать странные вопросы. — Нет. — Сама для себя с удивлением говорит Дженни. Она не была рада. Она тут же пожалела о том, что сделала. Пожалела о минутной слабости и о том, что позволила злости взять контроль над собой. — Я вообще не понимаю, зачем я это сделала… когда ты кивнул… Мне было страшно. Мне и сейчас страшно, Тэхён. Что теперь со мной будет? — Я ни на что тебе не кивал. У меня даже голова не двинулась. Ты все сделала сама. Я просто хотел покатать тебя на лодке, чтобы день рождения был особенным. И если бы мы не взяли Джису с собой, она бы точно все растрепала дедушке. — Вдруг ровно говорит Тэхён, что и вовсе выбивает Дженни. Потом он добавляет, — Ничего с тобой не будет. Я сказал дедушке, что мы все вместе решили покататься на лодке и посмотреть на чёрных лебедей, что прилетели пару дней назад. А потом Джису случайно выпала за борт. — Но всё ведь было не так… она все равно всё ему расскажет! Расскажет, что это я её… — Тш. — Тэхён резко шикает, глядя своими тёмными глазами прямиком в большие и непуганые её. — Кому дедушка поверит больше? Мне или Джису, у которой вечно что-то с кем-то случается? Дедушка уже плохо переносит её жалобы и капризы. Она его достала. От Джису и правда всегда было много хлопот. Всегда было что-то не так. Дедушка же любил тишину и чтобы его беспрекословно слушались. — С ней точно всё хорошо? — Дженни мнёт уже искусанные губы. Поджимает холодные ноги к груди. — А ты, что, о ней беспокоишься? — В ранее ровном тоне Тэхёна слышатся нотки удивления. Он даже поворачивает лицо к девочке, удивленно изгибает бровь, — А она беспокоилась о твоём котёнке, когда якобы учил его плавать? А о тебе, когда обвиняла в том, что ты её избила? Она хоть раз беспокоилась о тебе? Джису получила по заслугам. — Она сделала много плохого. Так много, что я бы её с радостью придушила. Но лишь на словах, понимаешь? Как бы плохо она ни поступала, это не значит, что мы должны были её убивать, Тэхён. Это слишком жестоко. — Да расслабься ты. Я бы всё равно не позволил ей умереть. Придумал же что-то. И все живы. А она на всю жизнь запомнит и больше к тебе цепляться не будет. И всё благодаря тебе самой. Разве не чудесно? Слова Тэхёна звучат разумно и весомо. Всё в них логично. И Дженни уже и сама не помнит, как могла подумать, будто это он всё подстроил. Про себя соглашается с каждым словом. Кивает. Отогревается. — Эй… я ведь тебе ничего не подарил на день рождения… А сюрприз испортили… Но у меня кое-что есть. Тэхён выбрал не самое лучшее время для подарков. Дженни сейчас вообще ничего не хочется. Да и про день рождения она уже забыла. — Даже не спросишь, что это? — Надувает губы он. — И что же это? — Дженни делает так, как хочет Тэхён, хоть и безучастно. — Помнишь, Джин-хен тебя дразнил из-за того, что ты ни с кем не целовалась и говорил, что тебя до старости никто не поцелует, потому что ты уродина? У Дженни во рту вдруг пересыхает. Ни то от обиды на Джина, ни то от жестоких слов Тэхена. Она облизывает засохшие от соленых слез губы. — Помню. Тэхён вдруг делает маленький полуоборот к креслу и наклоняется. Медленно. Настолько медленно, что Дженни успевает услышать своё сердце и различить его зрачки во тьме от радужки. Тэхён вдруг берет её пухловатое лицо руками и подносит лицо к её, соприкасаясь губами. Не так, как в фильмах: там взрослые целуются так, будто хотят друг друга съесть, ещё и с языком и почмокиваниями. Они же целуются просто — губы к губам. И так замирают секунд на десять, крепко зажмурив глаза. — Так вот, он не прав. — Наконец оторвавшись, резюмирует Тэхён. — Ты очень красивая.

***

Валери выныривает из снов в холодном поту: к этому она уже привыкла. Ноги будто всё ещё мокрые и холодные, будто после пруда. Ещё мгновение назад она сидела на шёлковой оббивке кресла в темной гостиной, а сейчас же таращится в знакомые трещины потолка. Тихо. И Темно. Так же, как и в видении. Удивительные вещи: мгновение назад она была маленькой девочкой с другим именем, с ночными кошмарами, с котёнком, который умер… а сейчас — будто разбитая картинка этого всего. Кусочки рассыпались по кровати, и собрать себя обратно в Валери Янг очень сложно. Валери остаётся ждать утра, пока сама все не срастется с первыми лучами солнца. А в тетрадке появляются новые записи: «Ким Джису издевалась над младшей сестрой». «Ким Дженни хотела утопить Ким Джису. И ей почти это удалось». «Причастен ли к этому Тэхён? Или тот кивок ей просто показался в бликах фонаря?». У Валери вновь столько вопросов и так мало ответов. До событий, связанных с башней, она так и не добралась. Джису будет недовольна. Но сегодняшней ночью Валери открылось нечто более глубинное и важное, чем таинственное падение Ким Джису из Восточной башни.

***

В общей комнате тяжело дышать от насыщенного и удушающего запаха лака для волос, концентрированного парфюма, дезодоранта. Сборы к баллу идут вовсю, а Валери чувствует себя выпавшей из реальности. Лиса и Розэ выглядят как богини, сошедшие со страниц глянца, облачаются в платья и крутят друг другу локоны. Валери же — опухшая после сна со спутанными волосами. Она проспала все время после обеда и даже пропустила последнюю репетирую. Интересно, Тэхён расстроился? — Мы думали, ты уснула беспробудным сном. — Вдруг хихикает Розэ. Она выглядит куда лучше, чем все последние дни — тонна косметики скрывает усталость и синяки от недосыпа. — Я… плохо спала. Фемида ещё не вернулась? — Дело в том, что кошка Вал так и не вернулась с ночной вылазки — для всех этих ментальных перемещений требовался проводник, который наведывался к «целям». Им была Фемида. Но утром Валери её не обнаружила. — Ещё нет. Фамильяры вообще любят погулять, не переживай. — Розэ дергает худыми плечиками. А Лиса кидает косой взгляд, делая очередной локон плойкой. Она-то в курсе, куда исчезает по ночам Фемида. Но продолжает хранить её секрет. Пока Валери хранит её. — Тебе стоит поторопится. До бала осталось не так уж много времени. — Советует Лиса. — Кстати, про сборы. У нас в комнате появился пакет с роскошным платьем. Он уже был тут, когда мы вернулись с обеда. И на нем твоё имя. Очередной сюрприз. Валери не очень-то любит сюрпризы. Но, наверное, это подарок Джису за ту информацию, которую Валери, возможно, вытянула из Дженни. Вот только Джису поторопилась с авансом, и ничего важного она не узнала. По крайней мере из того, чего хотела Джису. Валери опасливо достаёт упаковочную бумагу из картонного пакета. Все материалы дорогие и приятные. Подарок дорогой. Под бумагой белый фатин, усыпанный мелкими блестками и тончайшее гипюровое кружево, которое, как надеется Валери, хоть что-то будет прикрывать. За спиной маячат любопытные подружки. Они в восторге от платья, и им уже не терпится увидеть подругу в нем. Девочки чуть ли не с силой толкают Вал в её спальню, чтобы та скорее переоделась. Платье даже роскошнее чем то, что Джису сделала для неё на ночь кровавой Луны. Оно чем-то даже похоже на свадебное. Кружева прикрывают грудь, но при этом оголяют плечи, лопатки, живот. По не очень пышному подолу разбросаны вышитые кристаллами белые птицы. Валери даже не верит, что отражение в зеркале — реально. Девушка в зеркале буквально светится, полупрозрачная, будто и не существующая. И Лиса, и Розэ ахают, когда видят её. Они помогают с причёской и макияжем. А потом, в оставшееся время, Валери решает всё же поискать свою любимицу, потому что волнение сгрызает её изнутри. А дурное предчувствие её обманывает редко.

***

Академия совсем пустая: все сейчас заняты сборами к балу, и в коридорах почти никого нет. А если и есть — то это очень нарядные юноши и девушки, которые торопятся из комнаты в комнату в приятном волнении. Оно буквально витает в воздухе. Атмосфера праздника и горящие всюду свечи — такого Валери ещё тут не заставала. В замке тихо. Только из-за запертых дверей комнат иногда доносятся смешки суетящихся студентов. Из-за некоторых даже вылетает дым от раскуренных косяков. Валери уже прошла всё женское общежитие, но не нашла ни на мека на Фемиду. Оставалось полагаться на свою интуицию и идти туда, куда ноги несут. Забавно, что тут и там оживали воспоспоминаия — вот лестничный пролёт, на котором она впервые столкнулась с Чонгуком. Душевые, где Тэхён исцелил её сломанные ребра. И там же, позже у неё с Чонгуком был пьяный секс в душевой кабинке. Углы, в которых зажимались Лиса и Джин. Библиотека, за дверьми которой творилось многое. Закутки, где они коротали время с Юнги от скуки. Из окон виден заснеженный сад и лабиринт, куда Вал сбегала время от времени. Академия буквально кишела фантомами памяти. И своей, и чужой. Из мыслей вырывает отдаленное мурчание и знакомый звон колокольчика, который прикреплён к ошейнику Фемиды. Она где-то рядом, но не в поле зрения. Валери облегченно выдыхает. Зная Дженни, она могла обнаружить свою кошку где-нибудь истекающей кровью. Звук колокольчика отдаляется, и Вал следует за ним. Он приводит её в небольшую рекреацию, где не горит множество свечей. Где ещё более мертвецкая тишина. Фемида спокойно сидит на руках девушки в чёрном сдержанном платье. Хрупкие плечи открыты, в области декольте строгий бант, волосы убраны назад, а на лбу небольшая челка. Это вовсе не Джису, как сначала подумала Валери. Это Дженни, ведь её голос ни с кем не спутать. — Не стоит позволять своей кошке гулять, где её вздумается. Не все здесь такие терпимые и обходительные с животными, как я. У Валери все внутри вмиг холодеет. Она вроде и не сделала ничего плохого, но прекрасно понимает, что попалась. Дженни не дура. Она всё сразу поняла. А сейчас прижмёт её к стенке. И если бы не кошка, сидящая в чужих руках, Валери бы сбежала как последняя трусиха. Сил на очередной конфликт просто нет. — Красивое платье. — Подмечает Дженни. Иронично то, что Вал даже не знает, чей именно это подарок. Все указывает на Джису, но всё может быть и совсем не так. — Даже интересно, кто тебя здесь так любит. — Дженни хмыкает как-то саркастично, пока Фемида предательски мурлыкает у неё на руках, — Или ты примкнула к подстилке Лисе и теперь тоже спишь с сокджиновыми пешками за шмотки? Слова бьют под дых. Так значит, про Лису знали? — Чего ты так удивляешься? Я лишь догадывалась. Все давно догадывались. А ты уж и подавно знаешь, если тоже побывала в её голове. Валери не может даже языком пошевелить. Чувствует себя воришкой, пойманной за руку. Маленькой и ничтожной по сравнению с этой непоколебимой девушкой. — В мою-то уже заглянула. Понравилось? — Дженни, наконец, выпускает кошку из рук, и та стремглав бежит в хозяйке, трется о подол. — Не понимаю, о о чем ты. — Валери решает играть так же: выпрямляет спину и напускает деланную уверенность. Дженни подходит к ней достаточно близко, чтобы почувствовать её духи. — Понравилось быть мной? Знаешь теперь, каково это? Расти в такой семье, как моя. Понимаешь теперь, почему я такая? — Девушка смотрит в глаза прямо и не моргая, отчего вся эта деланная уверенность Валери быстро крошится. — Я всё ещё кажусь тебе сукой? Или Джису меня всё же переплюнула? Валери молчит. Не находит, что сказать в ответ. Они обе друг друга стоят. — Отвечу за тебя: переплюнула. Она сломала всё мое детство. И всё ещё хочет сломать. Даже после того, как была так близко к смерти. Это ведь она тебя надоумила заниматься всей этой ерундой? Подклады, мешочки, заговоры, кошмары, а теперь ещё и это копание в голове… она что, так отчаянно хочет узнать, кто виноват в том глупом падении с башни? — Глаза у Дженни тёмные и даже горят некой безуминкой. Огнём. — Да, у тебя выдающиеся способности в ментальной магии. Переплюнет тебя только братец. Но ты слишком глупа, чтобы проворачивать подобное сама. И потому стала куклой в умелых руках кукловода, да? Валери леденеет изнутри, и снаружи будто покрывается ледяной корочкой. — Я не сержусь. — Вдруг Джису отступает назад. Злоба из голоса пропадает, и воздух вдруг становится будто разряженнее. Она отходит к окну и смотрит на падающие за ним снежинки. — Наоборот рада, что кто-то узнал всё. Рада, что теперь хотя бы ты знаешь, что не такое уж я и чудовище. Да, Дженни казалась невозможной стервой, но не потому ли это, что её ломали с самого детства? Ломали и пытались слепить что-то своё? Что-то идеальное? Совсем не задаваясь вопросом, как себя чувствует сама Дженни. А ей, кажется, было больно. И даже очень. — Ты, наверное, хочешь узнать, виновата ли я в том случае с башней? Может, даже думаешь, что это я её толкнула из окна. И неудивительно, после того, что ты увидела в моих воспоминаниях. Ведь все карты указывают на меня, да? — Доля истины в твоих словах есть. — Это всё, что может проговорить Валери, еле ворочая языком. — Я ненавижу ей всеми фибрами своей души. Но я не убийца. Я не желала ей смерти. То есть, много раз желала. Но никогда не сделала этого сама. Мне даже в детстве духу не хватило. Валери может только наблюдать ровную спину девушки. Она по-прежнему смотрит в окно. — Тогда кто? Джису утверждает, что именно ты позвала учителя в тот момент, когда она находилась там, вынудив залезть на карниз. — В ту ночь меня там даже не было. Я работала над курсовой по зельям. А потом выглянула из комнаты на общие крики и шумиху. Ты можешь верить мне, можешь не верить. Мне все равно. Джису уже тоже не переубедить. Она будет видеть подтверждение своей теории буквально во всем. — Тогда… кто… Дженни вдруг отворачивается от всего отражения в окне. За ним разбушевался настоящий снегопад. — Я не знаю. Может, этот старый дурак и сам слонялся по академии, решив заглянуть в кабинет. Может, кто-то из её недоброжелателей разболтал. Что-угодно могло произойти. Но… — На этом самом коварном «но» сердце Валери ёкает, — Не забывай, что был в этой истории ещё один человек, который напрямую предлагал мне избавиться от неё с помощью несчастного случая. И правда. Такой разговор действительно был. — Ты сейчас обвиняешь Тэхёна?! — У Валери даже внезапно появляются силы говорить. — А ты защищаешь Тэхёна? — Парирует Дженни. — Он хотел этого даже больше чем я. Он сам мне открыто это предложил. Ты, наверняка, знаешь, на что он был способен пару лет назад. На что он способен сейчас — предположить страшно. Только притворяется хорошим мальчиком. Будто вырос, остепенился, поумнел. Но я-то вижу, что это всё… маскировка. — Невозможно, в ту ночь он был с… — Валери прикусывает язык. Не позволят имени «Лиса» с него сорваться. Это ведь не её секрет. — Какая разница, с кем он был? Ты разве никогда не замечала эту его дурацкую способность внезапно исчезать и так же внезапно появляться там, где его совсем не ждёшь? Никогда в твоей глупой голове не возникал вопрос, как он это делает?! Думаешь, ему было бы сложно исчезнуть из чьей-то тёплой постели прямиком к стариковскому кабинету? Тэхён не только мастер иллюзий, он еще мастер и пространства. Ему подвластно разрезать его и перемещаться межу мирами, глупая ты дура. В горле тут же вырастает ком размером с добрую лампочку. Ноги подшатываются. Обвинения, выдвинутые Дженни, очень серьезные. Все то и дело пытаются сделать из Тэхёна монстра в её глазах. Тэхёна, который пару дней назад ревел у неё на плече и умолял не думать о нем плохо. Кому верить? — Но ты притворяешься великой слепой! Открой уже, наконец, свои глаза, Валери. — Голос Дженни повышается на тон, будто она и правда пытается достучаться. — Боже, да ты даже не поняла, что происходит у тебя под носом, что уж там говорить про Тэ. Голова идёт кругом. Коридор медленно, но верно, начинает вращаться. — А что происходит… у меня под носом? — Валери будто и не хочет справшивать, потому точно знает, что получит ответ. Дженни вновь шагает к ней, чтобы эта тайна осталась лишь между ними двумя, — Тебе ни разу не казалось странным, что сразу несколько самых популярных парней академии подбивают клинья к какой-то невзрачной новенькой? С чего бы у тебя была такая важность? Ты никакая не особенная, Валери. Ты — всего лишь игрушка в чужих руках. Ты правда ничего не знала про спор? — Какой ещё… спор? — Валери даже приходится облокотиться об шершавую холодную стену. — Ты серьезно?! — Дженни даже как-то удивленно улыбается, — Как только ты появилась в классе, наша преподобная троица затеяла спор. Некий список побед: кто наберёт больше очков в том, чтобы обольстить тебя. И под кого ты скорее ляжешь. Туда входит всё: поцелуи, петтинг, секс. — Не может быть. Валери захлестывает настоящий ужас. Привычный мир уходил из-под ног много раз, но она даже и представить не могла, что всё, что с ней происходило — было лишь чужой игрой. Что всё, что связывало её с этими молодыми людьми — не настоящее. — Не веришь? — Кровавые губы кривятся в ухмылке, — Ну так проверь. У них есть что-то вроде тайного места. Их кладовка, где они порой пропадают, наверняка мусоля свои грязные делишки. Я больше чем уверена, что список там. Разыщи его и сама во всем убедишься. По щекам уже льются слезы. И несмотря на них, Валери четко и быстро спрашивает, — — Именно этим ты шантажировала Чонгука? — Это последнее, что она хочет узнать. Дженни выдерживает небольшую паузу, после которой всё же сухо отвечает, — — Да. Чонгук, кажется, сам заигрался. Сначала он злился и угрожал. Когда понял, что это бесполезно, даже почти унизился и чуть ли не умолял о том, чтобы я молчала. Ты побывала в моей шкуре, и должна понимать, почему я так поступила. Я не могла иначе. У меня к нему… чувства. Глядя на идеальную фарфоровую куклу, и не скажешь, что она вообще может испытывать чувства. Но Валери знает, что кукла эта вся и сплошь в трещинах. А через трещины глядит истерзанная душа. Даже такие, как она, тоже люди. — И все знали? — Валери до крови кусает губы. Поднимает глаза к потолку, будто это хоть как-то поможет сдержать слезы. Потолок, исписанный чудовищами и колдунами, похожими на иконопись, вращается по часовой стрелке. — Все. — Дженни говорит беззлобно. Будто даже чувствует вину за эту правду. Все кусочки разбитого пазла складываются в единую, уродливую и мерзкую картину. Все вокруг знали, кроме неё одной. Вся академия наслаждалась драмой, друзья лишь притворялись друзьями, а три колдуна всего-навсего играли её чувствами. Игрушка. Вот кто для них Валери. — Я не верю. — Она мотает головой, утирая слезы. Макияж наверняка уже слишком испорчен. — Найди этот список. — Если он и правда существует… — Комок в горле проглотить сложно, но Вал пытается, — Почему ты всё это мне рассказываешь? Сквозь пелену слез разглядеть лицо Дженни тоже сложно. Та вроде грустно ухмыляется. — Я терпеть не могу ложь. И будь я на твоем месте, я бы хотела знать. Дженни ускользает темной тенью, оставляя Валери одну. Разбитой на тысячу кусков и израненной жестокой правдой.

***

Студенты наводняют коридоры и вестибюль у актового зала, который пока закрыт. Валери шныряет между колоннами, держась в тени. Не хочет наткнуться на знакомых. Ещё и в таком виде. Сейчас ей нужен только один человек. Первой мыслью было обратиться к Джису и её всевидящему оку — это бы мигом упростило задачу. Но Джису совсем не тот человек, к которому можно обращаться за помощью. На кого ещё тут можно рассчитывать? Все остальные попали в список потенциальных предателей. И лишь один человек, мог быть вне подозрений. Мин Юнги. Валери пытается высмотреть знакомое лицо. Возможно, он уже здесь. Возможно, где-то слоняется. Время на поиск сильно ограничено. И он, как человек, знающий каждый закуток академии, единственный, возможно, мог знать о тайном месте этой троицы. Но в вестибюле его нет. Зато есть много других людей, от которых сейчас лучше убраться. Тут уже и сияющую Лиса, и стреляющий в неё глазами преподаватель Джин, караулящий запертые двери актового зала. Благоухающая Розэ в локонах и блестках своего платья. Чимин, с каким-то сероватым оттенком лица, бесстрастно стоящий рядом, и даже не желающий её придушить. Чонгук, хмурящийся и поглядывающий то на наручные часы, то на большой коридор, кого-то высматривая. Тэхён тоже тут. Руки в карманах, взгляд гуляет по помещению. Валери спешит убраться, пока её не выцепил чей-нибудь внимательный взгляд. По памяти находит заброшенный концертный зал с одиноким инструментом, а за ним скучающий Юнги в смокинге. Не будь Валери в раздрае, непременно бы сказала, что ему идет. Юнги дарит ей улыбку и даже не вымученную. Но та быстро меркнет, как только в блеклом свете он видит размазанную по щекам тушь. — Ты знал все?! — Валери трясет, а в области грудной клетки сильно скребет изнутри. Не получается себя контролировать или сдерживать. Звучит так, будто она обвиняет друга в том, в чем, возможно, он и не виновен. В глубине души Валери надеется на то, что Дженни солгала. Но мозгом она понимает — вероятность этого крайне мала. — Что опять стряслось? — Юнги аж хлопает крышкой, накрывающей клавиши рояля. — Ты знал? Про их дурацкий спор? Кто разведет меня первее? Про баллы, про список? Знал?! — Голос предательски дрожжит. — Успокойся, вдох-выдох. Я ничего не понимаю. — Юнги в замешательстве и по глазам видно, что он не в курсе происходящего. — Где их место? Их кладовка, знаешь? Медленно Юнги понимает, о ком идёт речь и о чей кладовке. Ну, конечно, он знает. — Отведи. — Сквозь зубы цедит Валери. — И тогда всё поймёшь. Но Юнги, кажется, и так понял. Он вообще смышленый и знает своих друзей лучше, чем кто-либо. Одна часть его очень хочет сказать «нет» и защитить эту девочку от того, что возможно сломает её окончательно. А другая часть понимает, что лучше он этим не сделает. И поэтому юноша медленно шагает к выходу из концертного зала, беря холодную ладонь своей спутницы в свою, горячую. Валери как в тумане следует за его спиной, облаченный в смокинг. Он ведет её запутанными коридорами, каменистыми узкими лестницами, и будто даже теми путями, о которых она никогда не знала. — Кто тебе сказал такое? — Спрашивает Юнги, не оборачиваясь. Он тоже надеется, что всё это неправда. Что этих оболтусов просто оклеветали. — Дженни. — Но Валери уже все равно, сочтет ли Юнги её достоверным источником или нет. — Ты не думала, что она могла… — Она не лгала. А если и лгала, то лгунья из неё отличная. — Ясно. — Коротко и холодно отвечает Юнги, стискивая её ладошку сильнее. Спустя пару минут они оказываются у двери подсобного помещения. Юнги не составляет проблем вскрыть замок. И дверь, скрипнув, впускает незванных гостей. Внутри темно, лампочка не горит, но и это Юнги решает с легкостью, сотворив рукой небольшое пламя, подобное свече. В подсобке почти нет того, что есть во всех подсобках: метел, ведер, швабр. Зато есть небольшой стол и три стула. Шарики для игры в «гонги», шахматная доска, какие-то пробирки, старые экспонаты-муляжи мифических существ. И лист. Пергаментная бумага, лежащая на столе, и призывающая прочесть себя. Лист разделен на два столбика, на два имени. А под ними небольшие приписки. Чимин: сидим за одной партой, ПОЧТИ поцеловались в дендрарии, поцелуй в шею (3 2). Куча вещей плотно зачеркнута ручкой, что не разобрать. Наверное, мелочи, которые сочли несерьезными. Чонгук: отдал свою футболку, поцелуй в спортзале, БИБЛИОТЕКА — мои пальцы побывали в ней (3), ночь кровавой луны — победа. Последнее обведено красными чернилами. Вот, чем она была для Чон Чонгука — красным кружочком в списке его побед. И не более. Забавно и то, что внизу листа присутствовала приска уже совсем другими чернилами и в столбике Чимина — первый день зимы — победа. И равный счет 3:3. Руки трясутся, буквы перед глазами плывут. Ни единственной надежды на то, что всё это ложь, не осталось. И сомнений в том, что это правда, тоже не осталось. Чонгук был прав: никакая она не особенная. И может, даже с самого начала пытался открыть её глаза на то, что ей просто играли. А она же верила в своё превосходство, в свою исключительность, упивалась их вниманием… даже не подозревая, что была всего лишь их развлечением. — Ублюдки. — Рычит Юнги, читая список из-за девичьего плеча. Сотворенное им пламя бросает на пергамент блики. Пыль на столе и шахматной доске говорит, что сюда давно не заглядывали. Возможно около месяца. Только сути не меняет. Чимин даже не поленился прийти сюда и сделать отметку о том, что сравнял счет. — Тэхёна в списке нет. — Валери прикрывает дрожащие веки, и хотя бы от этой мысли выдыхает с облегчением. — Даже если его нет в списке, он всё равно был в курсе всего. И точно так же, как и все, играл непричастного. Считай, что всё равно, что он тут есть. Он точно так же замешан и виноват, Валери. И всё облегчение вдруг исчезает.

***

Внутри горько и больно. Валери чувствует себя треснутым зеркалом. И всё так не вовремя. Времени на слезы и переживания катастрофически нет. Надо идти в актовый зал и танцевать, надо делать вид, будто ничего и не случилось, перестать плакать и улыбаться, но как? Девушка вздыхает последний раз, утирает затеки туши влажной салфеткой. Красноту с глаз и носа ничто не снимет, но теперь хотя бы косметика не размазана. Валери чувствует себя абсолютно оголенной, будто на ней нет ни одежды, ни кожи, способной защитить. Она чувствует себя маленькой птицей, замерзающей на морозе. Прямо как те, что разбросаны вышивкой по подолу платья. Сейчас Валери должна собрать все свои осколки воедино, хотя бы на время. Хотя бы на жалкие минут десять. Станцевать этот танец, а потом исчезнуть из этого места. Навсегда. Так будет правильно. Не чувствуя себя, она всё же добирается до зала, где все танцоры уже на своих позициях. На неё тут же устремляются множественные недоуменные взгляды. И её подруг в том числе. И сверлящий взгляд Чонгука, который весь в черном. И простых зевак, замечающих её заплаканное лицо. Но Валери всё равно. Она просто проделывает свой путь по прямой, в открытые объятия Тэхёна. Его руки тут же принимают танцевальную позицию: одна на талии, другая берет её руку. И начинается танец. Все ждали только её. — Ты прекрасно выглядишь, разноглазка. — Мягко шепчет Тэхён, игнорируя следы от дорожек слез под её глазами. — Я боялся ошибиться с размером платья, но оно будто для тебя сшито. Вот от кого был этот подарок. Слишком щедрый жест для той, кем просто играли. Хотя, тут в Академии почти никто не скупится на деньги. Валери чувствует себя ещё большей куклой, которую даже одевали по собственному желанию. — Что с тобой? — Наконец, спрашивает он, когда Вал перестает фокусировать взгляд на чем-либо из-за вновь подступающих слез. Тэхён полностью ведет её в танце. Лицо у него вдруг становится обеспокоенным, когда слезы беспрепятственно капают с девичьих ресниц. — Ты пугаешь меня, разноглазка. — Снова шепчет он, хотя знает, что во время танца это строго запрещено. Мимолетно смахивает её слезы, переплетая их руки. Но Валери просто должна дождаться конца этой пытки. А только потом задать все свои вопросы. Когда невыносимая классическая музыка затихает, она холодно размыкает их руки и быстрым шагом удаляется из зала. Тэхён, кажется, не отстаёт. И под удивленными взглядами однокурсников, молодые люди исчезают за дверьми зала. — Валери! — Тут уже Тэхён не стесняется окликнуть партнершу по танцу. Его низкий голос эхом рокочет от колонн. — Да куда ты? Что случилось, Валери? Отойдя от актового зала на достаточное расстояние, почти в самом вестибюле у главных дверей, девушка замирает. Дышит тяжело: от быстрой ходьбы, от обиды, от злости, от боли. Ждёт, пока Тэхён приблизиться, чтобы ткнуть проклятым листком в его грудь. — Случилось это. — Со всей злостью, на которую способна, цедит она. — Ты всё знал. Все всё знали, но молчали. Что, ты тоже хотел повеселиться, играя для меня друга?! Тэхён берет лист, пробегается по нему глазами в полумраке вестибюля, и мгновенно мрачнеет. Несколько секунд его лицо не выражает практически ничего. Ни удивления, ни грусти, ни сожаления. Ничего из того, на что Валери рассчитывала. — Я чувствую себя такой дурой, боже! — Она запускает пальцы в свою прическу, безвозвратно её портя. — И зачем всё это было нужно, скажи? Вы со всеми так веселитесь? — Скажи, — От холода и беспристрастия его голоса Валери даже содрогается, резко приходит в рассудок, — Разве моё имя есть на этом листке? — Нет, но… — Разве я играл с тобой, пытаясь забраться в твою постель? Хоть раз склонял тебя к чему-то подобному? Нарушал твои границы? Тэхён сейчас как никогда строгий. От такого напора и холода Валери ничего не может ответить. Её будто окатили ледяной водой. — Ты всё знал… — В голосе Вал сейчас звучит разочарование вселенских масшатбов. Это разочарование не сравниться по глубине даже с марианской впадиной. — И молчал. Все молчали… Взгляд, полный слез, мечется по его холодному лицу. Пытается найти хоть какое-то оправдание. Но в обычно теплых глазах лишь непонятная тьма. Тэхён перед неё — совсем не похож на привычного Тэхёна. — Они все всё знали… и молчали, почему… Почему, Тэхён, почему?! — Кажется, даже она переходит на крик, ведь эхо отражается от стен и потолка. — Потому что тогда бы все заговорили про них. Про Лису бы болтали, что она шлюха и спала с Джином, чтобы хоть что-нибудь, да стоить. Про Розэ бы болтали, что она спит с братом. И хоть в нашем сообществе это части нормально, но не для них двоих. Они друг друга почему-то жуть как стыдятся. Джису не говорила, потому что тогда бы не смогла использовать тебя в своих целях. Всё ведь до жути просто, разноглазка. От такой правды, хладнокровно и рассудительно поданной, именно им, даже плакать не хочется. Она отрезвляет и вызывает приступ тошноты. Тэхён будто собственноручно всаживает кинжал в её сердце и прокручивает. — А ты? — В этом «а ты» так много надежды, которая вот-вот разобьется. — Тебе всё это зачем? — А это самая интересная часть этой истории. — На лице Тэхёна расцветает улыбка. Но какая-то совсем не хорошая. Он смотрит в потолок, собирая мысли воедино. Сладостно вздыхает, — И признаться честно, я так долго этого ждал. Инстинктивно Валери делает шаг назад. А Тэхён вперед. Медленно они идут к одной из колонн, пока её спину не встречает холодный мрамор. Тэхён никогда прежде не источал опасность или тревогу, но сейчас, когда он так быстро сокращает расстояние между ними, а возможности отступить назад больше нет, место боли в груди Валери занимает страх. — Долго же пришлось с тобой возиться. Моего имени нет на этом листе, потому что я знал, что выиграю и без него. Не имеет значения, был бы я первым, вторым или третьим. Моя цель заключалась не в этом. С каждым мгновением привычное лицо Тэхёна будто крошится в пыль, а за ним возникает кто-то новый. Кто-то, кого Валери никогда прежде не видела. У неё спирает дыхание, но она всё же спрашивает, — — А в чем же тогда твоя цель? Девушка не успевает опомниться, как её губ касаются чужие, влажные и почему-то холодные. Тэхён утягивает её в жестокий и даже насильственный поцелуй: грубо сминает её нижнюю губу, языком проводит по нёбу, пытаясь проникнуть им глубже, пока ладони стискивают оголённые плечи, лишая любой возможности вырваться. Губы Валери и так искусанные, и Тэхёну не составляет труда разбередить свежие укусы, спровоцировав привкус крови во рту. Он не отрывается, пока Валери не находит единственный выход: больно укусить. Зубы вонзаются в нижнюю губу. Юноша ошарашено отстраняется, но в глазах тут же вспыхивает пламя. Злость или восхищение разобрать сложно. Губы у него в крови. Их общей. Он довольно ухмыляется, обхватывает пальцами её подбородок и поворачивает голову в сторону, одновременно шепча в ухо, — В том, чтобы отобрать у него всё. В поле зрения Валери замерший Чонгук. Черной тенью стоит вдалеке не в силах пошевелиться. По её испуганному лицу понимает, что Валери в тэхёновых объятиях вовсе не добровольно, и тут же отмирает, — — Убери от неё свои руки! — Рычит он, молниеносно приближаясь к ним. — Заставь меня. — Тэхён улыбается широко, когда Чонгук замирает в нескольких метрах от своей цели. Будто не может свдинуться. Будто невидимая стена не дает. — Что, уже не так легко? — Сволочь. А ведь ещё и другом прикидывался. — Чонгук как никогда бледный. Лицо резко контрастирует с черным костюмом и смоляными волосами. — И давно ты всё это задумал? — Забрать то, что тебе дороже всего? Ровно в тот момент, когда ты забрал то, что дороже всего было мне. Чонгук вмиг меняется в лице. На место злости приходит удивление. Но Тэхён по-прежнему непоколебим. По-прежнему больно стискивает девичьи плечи, прижимая Валери к колонне. — Мне следует сделать это прямо здесь, у тебя на глазах? Или всё же вдали от посторонних глаз? Что думаешь, пташка? Всё-таки и твоё мнение стоит учесть, ведь ты не последний человек в этой истории. — Тэхён сейчас совсем не похож на привычного Тэхёна. У этого юноши интонации голоса искусственные и беспроглядная тьма в глаза. — Если тронешь её хоть пальцем, клянусь, я сверну тебе шею, а потом мои вороны клюют твои поганые глаза и язык. — Чонгук все же пересиливает невидимое препятствие и делает шаг вперед. — Дернешься хоть ещё немного, и сгоришь вместе с этим чертовым местом. — Отрезает Тэхён. Но Чонгук не воспринимает предупреждение всерьез. Он слишком упертый, чтобы хоть во что-то ставить, как ему кажется, пустые угрозы. Он вновь делает шаг, а потом между ними вспыхивает стена пламени. Валери даже кричит, пугается и совершенно не знает, что ей делать. Чувствует лишь, как чужие ладони ослабевают на её плечах. Остается воспользоваться ситуацией и вынырнуть из чужого плена. Ноги сами несут к двери, за которой, возможно, она найдет спасение. Одно ясно точно — с Тэхёном, или с чудовищем, которое выглядит как Тэхён, оставаться нельзя.