Dark Academia

Lily-Rose Depp - World Class Sinner / I’m A Freak

The Weeknd — Privilege

The Weekndd — A Lesser Man

The Weeknd - House Of Balloons / Glass Table Girls

Реальность возвращается не сразу. Проклевывается через языки пламени, шорох перьев и трепет крыльев. Через голубую радужку глаз, из которой разум выныривает обратно. Голова Розэ оказалась страшной ловушкой — золотой клеткой, из которой очень и очень сложно выбраться обратно. Валери была ей. Она чувствовала все. Помнит всё. А память — штука коварная, меняет свои воспоминания на чужие да и вообще шутит по-дурацки. Вот и сейчас Вал помнит и сжатые зубы, и стиснутые простыни, и то, как сердце рвется на части. И непонимание, почему все так. К утру увиденное остывает, чувства ускользают, а она пытается за них уцепиться кончиками пальцев. Запомнить каково это — быть Розанной Пак. В тетради появляется свежая надпись. Но она никогда не сможет передать то, что через что прошла Валери. Точнее, Розэ. «Пак Чимин насиловал сестру». Он не спрашивал, хорошо ли ей. Будто у Розэ нет ни сердца, ни чувств. Будто она статуя — мраморная, красивая, неживая. Такая же, как он, холодная. Это все равно что гореть изнутри. И хуже нет ничего. Утром Розэ оказывается в гостиной с красными глазами. Валери видит соседку совсем другой. Тот поверхностный образ яркой и богатой девочки выцвел. Вместо яркой и искрящейся Розе тусклые волосы, залегшие под глазами тени и худые острые плечи. Она укутана в вязаный кардиган, ежится на диване с чашкой кофе. Разбита. В общей комнате витает непривычно грустная аура. Взгляды пересекаются. Валери тут же отводит свой. Вряд ли Розэ знает, что стала предметом ее маленького эксперимента, но чувство такое, будто Вал прочитала ее личный дневник. Как смотреть в глаза другу, личный дневник которого ты прочел? — Что-то случилось? — Осторожно спрашивает Вал, не зная, куда себя деть от неловкости. — Да. — Розэ шмыгает носом. — Мои рыбки… они… Валери чувствует себя припертой к стенке. По спине бежит холодок. — Сдохли. — Розэ шмыгает носом, и Валери почему-то становится легче. Угрызений совести она не чувствует. Это нормально? — Кошки Лисы до них таки добрались. Розэ выглядит как несчастный котенок. Брошенный и одинокой. Но картинке больше не верится. Валери теперь знает её от и до. Помнит мир ее глазами. И видит себя ее глазами. «Новенькая. Иностранка. Выглядит необычно». «У нее красивые волосы. Но и у меня не хуже». «Глаза. Необычно. Но на этом всё». «Простая». «Снова он рядом с ней. Неужели ей Чонгука мало?» «Вообще-то, она очень милая и хорошая. Жалко, не может прижиться тут». «Она не создана для этого места. Она сюда не вписывается». «Мне жаль, Валери. Возможно, в другой вселенной я могла бы стать для тебя хорошим другом… но в этой я — не хороший человек. Я ужасный человек. Я такая, какой они меня считают. Я поверхностная и пустая». «Просто я так люблю его. Это невыносимо». «Пусть ему тоже будет больно». Все эти мысли вихрем крутятся в голове. Валери знает, что Розэ не могла по-другому. Она по-другому не умеет. Она так же знает, что ей было все равно на то, что творит с соседкой Чимин. На травлю, на смешки за спиной… Розэ считала это справедливой платой за время, которое Чимин подарил ей совершенно несправедливо. Просто пришло её время платить по счетам. А Розэ… просто хотела доказать ему, что он не первый. Что он не лучший. Что таким, какой он есть, его примет только она. Розэ любила слишком сильно. И Валери пугает такая любовь. — Я иду на лекцию. Ты останешься? — Валери даже не нашла слов фальшивого утешения. Почувствовала лишь слабый укол удовлетворения. И даже себя за это похвалила. Наконец-то она становится такой же, как и все они — бессердечной. Розэ, наверное, ждала участия, судя по тому как сквасилось её лицо. — Да. Побуду сегодня в комнате. — Ну, смотри. — Вал жмет плечами и направляется к двери. Она соврет, если скажет, что сердце ее все еще не болит так, как болело и рвалось на части во сне. Наверное поэтому она и тормозит у дверного проема. — Хотя знаешь, давай устроим твоим рыбкам достойные похороны. Проводим их в последний путь… — То есть в унитаз? — В унитаз. — Подтверждает Валери, зависая у дверного косяка. — Но лекция… — У Розэ и так губы изжеваны, а она их в кровь кусает. — Начнется и продолжится, даже если я опоздаю на десять минут.

***

Валери прибавляет шаг по пути на лекцию Квона. По коже бежит мороз ни то холода каменных стен, ни то из-за и так явного опоздания. Одеваться теплее Валери так и не научилась. Все те же блузки, твидовые юбки и капронки. Тонкий кардиган на плечах не спасает. По спине скользит холодок, да такой, что волоски на руках встают дыбом и очень хочется сжаться. Валери легонько хватают за руку, и она чуть не вздрагивает. — Ну как? — Сладкий шепот, от которого почему-то не по себе. Уже знакомый. — Понравилось в шкуре нашей принцессы-феечки? Блеклый свет заливает небольшой кабинет с окнами до самого потолка. Джису заводит ее именно сюда. Пахнет деревом и камнем. И ещё тут так же холодно. Джису тоже в легкой одежде: гипюровая кофта и мини-юбка. Ежится, скрещивает руки на груди. Сумасшедшая. — Выглядишь отвратительно. — Она смиряет Валери взглядом сверху-вниз. Джису же выглядит как всегда заносчиво. — Ночь была тяжелой. Джису уже в предвкушении, радостно и нетерпеливо отбивает замерзшими ладонями по парте, за которую она усадила Вал. — Не томи. С чего начать? Как рассказать? Имеет ли она право? Никакого. — Ты мне поверишь, — Валери кусает губу, — Если я скажу, что прожила как минимум три года в теле и сознании другого человека всего за одну ночь? Джису непонимающе смотрит на девушку. — Я была ей. — Признается Валери, будто открывает страшную тайну. Но Джису не понимает. — Я жила её жизнью. — И как? Понравилось спать на шелковых простынях и выращивать цветочки? — Джису не удерживается от язвительных слов. — Или спать с братом понравилось больше? Дыхание спирает. Весь воздух выкачали из легких. — Ты знаешь?! — Валери готова лопнуть от возмущения, пока Джису с абсолютно безразличным видом закуривает сигарету. Прямо в пустом кабинете. Ей на всё плевать. — Догадывалась. На самом деле, все догадываются. Мне лишь было интересно, правда это или нет. — Выпустив тонкую струйку дыма, Джису пришпиливает Валери пронзительным взглядом. — Оказалось, правда. — Что будешь делать? — Валери действительно интересно, как Джису распорядится этим козырем. Она может стереть репутацию этих двоих в порошок. — Пока ничего. Просто приму к сведению. Эта маленькая деталь интимной жизни Пак Розэ пока никак не связана с её мотивами даже не помочь мне… разломанной у подножия восточной башни. Хочу узнать больше. — Одна её прямая бровь чуять изламывается. — У тебя дар. Хочу узнать твой предел и увидеть, на что ты способна. Неприятное чувство разрастается чернильным пятном внутри. — Это все неправильно. Джису и не сильно-то волнуют переживания Валери или та же мораль. Что такое мораль в этом гнилым месте? — А кто здесь поступает правильно? Наведайся сегодня к малышке Лисе. Но будь на чеку. Она сильная, у нее животные инстинкты, она может и коготки показать. Джису напоследок дарит алую улыбку Чеширского кота и исчезает в дверях. А Валери и не сразу вспоминает, что вообще-то торопилась на лекцию.

***

— Тебя где носило? — Шипит Лиса, когда Валери занимает место рядом с ней на лекционной скамье, после небольшой взбучки от Квона. Он Валери не так уж сильно и волнует. У Валери с ним и так взаимная неприязнь. Он и так не упускал случая сделать ей колкое замечание и выставить перед всем курсом глупой и не достойной находиться тут. Сегодняшний день не стал исключением. — Где Розэ? — Лиса переходит на шепот, когда старик Квон открывает старый гримуар, местами покрытый плесенью. Но перед глазами почему-то Розэ: вид несчастный и измученный, истощенный. И глаза пустые, потухшие. Валери впервые видела ее насквозь и даже весь этот искусственный облик золотой девочки не смог ее обмануть. — Ей не здоровится. — Валери взглядом находит макушку Чимина. — Её рыбки умерли. Валери натыкается на колкий взгляд Чимина. Он заметно изменился. Волосы переменились в уголь. Так ему больше идет. Меньше выглядит как ангел, больше как дьявол — так более правдоподобно. Валери смотрит на него и видит родное лицо. Исхудавшее и бледное. Видит губы, которые хочется целовать вечность. Плечи, которые хочется обнимать. Глаза, которые, хочется, чтобы всегда сияли, но уже вряд ли когда-то будут. Все эти чувства — не ее. Они вживленные искусственно. Что-то остаточное, ускользающее, призрачное. Это чувства Пак Розэ. Валери чувствует себя так глупо, глядя на него. Неужели она действительно думала, что нравится ему? Даже на грамм. Она для него была лишь отвлечением, игрушкой в чужих руках. А Розэ умело воспользовалась ситуацией и доказала, что никого кроме неё Чимин не захочет. Или то, то никто кроме самой Розэ Чимина не выберет. Что ей он нужен больше всех. Неприятно. И жалко обоих одновременно. — Ты чего на Пака пялишься? — Ворчит Лиса, замечая ее беззастенчивый взгляд. — Я не пялюсь. — Тут же отвечает Валери, но даже не отводит глаз. Чимин, кажется, и сам удивился. — Нет, пялишься. — Справа слышится тихий баритон. Сквозь улыбку. Валери вздрагивает. Не ошибается: у правого плеча Тэхен. — Ты как… — Она готова поклясться, что еще минуту назад по правую сторону от нее было пусто. — Я с начала лекции тут. — Он подпирает изящными пальцами подбородок и расплывается в ухмылке. — Но ты меня, кажется, в упор не замечаешь… Реплика сопровождается тяжелым вздохом. А у Валери внутри все леденеет. Больше и больше все мешается, оживают какие-то совсем неприятные воспоминания. То, как клонились к земле колени, когда он возвышался над ней сломленной — наоборот, весь такой властный и упивающийся этой властью. «Просто попроси, в этом ведь нет ничего такого»… — Он так сказал Розэ. — Сегодня позанимаемся в библиотеке перед репетицией? — Спрашивает Тэхен. Лицо безмятежное. Будничный вопрос. В их привычных посиделках в библиотеке нет ничего плохого: только мягкий свет настольных ламп, шорох страниц, запретные перекусы и тихое переговоры обо всем на свете. Но по какой-то причине Валери больше не хочет приходить. — У меня кое-какие планы… — Отказывать неудобно. Тем более от помощи, которую тебе предлагают. Но до Валери наконец начинает доходить. Помощь в Академии не бывает бесплатной. Пора учиться на своих ошибках. Чимин и так преподал хороший урок. — Вот как? — Губы Тэхена округляются в букве «о», он удивлен, но не то, чтобы очень, — Хочешь помогу с домашкой после? Что это с ним? Так отчаянно набивается в помощники? — Думаю, что после репетиции буду без задних ног… — Валери ищет еще одно оправдание. Но его общества в ближайшее время она не вынесет. Точно пока в голове не перестанет вращаться та картинка из коридора мужского общежития. «Тебе, кажется, нужна помощь. Может, ты улыбнешься». Жутко. Валери хочет закрыть глаза и не видеть их всех. Всех этих друзей и знакомых, псевдоподруг и бывших парней. Хоровод лиц мелькает даже под закрытыми веками. — Еще немного, и я подумаю, что ты меня избегаешь. — Тэхен нарочно надувает губы. Не боится быть услышанным чутким ухом профессора Квона. Не привык, когда тебе отказывают? — Или слишком навязываюсь? — Извини, Тэхен, просто так получилось… — Валери кусает и без того сухие губы. — Тогда, увидимся на репетиции? — Юноша вздыхает, даже не маскируя разочарования. Утыкается в тетрадки. — Вообще-то… есть то, чем ты снова мог быть мне помочь. Глаза друга загораются. Вспыхивает. Огнём. Он пугает Валери. Валери у него никогда ничего не просила сама, все его содействие случалось по его же инициативе. Возможно, на подсознательном уровне Валери не хотела быть ни перед кем в долгу. Перед Тэхеном особенно, учитывая, как Чонгук промывал ей мозги своими страшными сказками о очень-плохом-злом-Тэхёне. Но факт оставался фактом — в Академии ничего не бывает бесплатно. — Я слушаю. — Губы Тэхёна растягиваются в довольной улыбке. Выглядит всё Это как сделка с дьяволом. Но пути назад нет. Она для себя все решила.

***

— Слушай, может, лучше пообедаем? — Тянет Юнги, пока Валери тащит его в одну из аудиторий. В коридорах никого — идеально. Именно это ей и нужно, никаких любопытных взглядов. Все на обеде. — Я сварю тебе рамен в чайнике. — Бросает она через плечо. У Чонгука научилась. — На раменчик, значит, приглашаешь? — Юнги игриво шутит, что бывает крайне редко. Но Валери нравится его хорошее расположение духа, особенно после болезни. Он выглядит почти здоровым. Правда исхудал, и волосы отрасли. Но вид почти нормальный. Даже выспавшийся, что бывало редко. — Могу этот рамен и на голову надеть. — Девушка огрызается, и Юнги тут же отмахивается чем-то вроде «понял, черт с тобой». — Не то, что бы я сгорал от любопытства, но все же может ответишь, что ты задумала и куда мы идём? — Хотя про себя он отмечает, что пошёл бы куда-угодно за ней, куда бы ни позвала… лишь бы ничего не случилось с этой мелкой. А она для бед — как магнит. Да и после выходок Чимина он ещё не отошёл, никак не перестанет корить себя в том, что не был рядом, когда был так нужен. Что с ней вообще никто не был рядом. А она здесь лишь потому что он не смог пройти мимо и вот же, надо было ему влезть! Валери напрягает все извилины невыспавшегося мозга и вспоминает нужную дверь. Крыло то, коридор тот же. Вызывает в памяти чиминов фантом и его фразу: «Никогда не храни бухло и дурь в своей комнате, все, что найдено не в ней — не твое, никогда не попадешься». Валери знала, что бухло Чимин хранил в комоде в своей спальни. В ящике с трусами. А вот вещи поинтереснее — в одной из аудиториий замка. Оказавшись в помещении, она обводит его взглядом, натыкается на шкафы в конце класса. Юнги все еще не понимает, что за игру она затеяла. А в Валери будто черт вселился: она за несколько шагов преодолевает расстояние до шкафов и яростно начинает открывать их. Роется в кипах книг и пожелтевших плакатах академического содержания, поднимает столп пыли. Книжки летят на пол. — Полегче, маленький ураган. — Юнги даже спасает ее от травмы: задетая стопка книг с верхней полки чуть не падает на ее макушку, Юнги же эти книги вовремя ловит. — Может, помочь? Ты только скажи, что именно искать. — Наркоту. Юнги точно думает, что он ослышался. Но это невозможно. В голове начинают копошиться страшные мысли, учитывая то, с каким рвением Валери обыскивает каждый шкаф. Неужели начала принимать от скуки, как и каждый второй тут? — Таблетки, траву, порошок. Особенно порошок. — Валери вспоминает, как ломало Чимина по порошку. Вечный насморк, замедляющаяся речь и мысли, отсутствие сна и боль в мышцах, умоляющие снюхать пару дорожек, лишь бы почувствовать себя в норме. Хуже всего, что Валери буквально знает, каково это. — Я чего-то о тебе не знаю? — Юнги ошарашен, но вида не подает. Как был гранитной глыбой, так ей и остается. Наблюдает за подругой холодным взглядом, флегматично засунув руки в карманы брюк. — Это Чимина. — Решила ему отомстить, оставив без плюшек? Занятный способ. — Парень даже ухмыляется. Ему бы и в голову не пришло. — Помочь хочу. Даже для Валери это дико звучит, стоит ей произнести фразу вслух. После всего, что он сделал, после всего, что предложил, после того, каким оказался… помощь? Нормальный человек пожелал бы ему минимум споткнуться на винтовой лестнице, максимум подохнуть в канаве от передоза, который бы неминуемо наступил. Валери чувствовала, что это не за горами. Но помочь — это ведь так по-человечески? Наконец находит пластиковые пакеты с травкой, таблетками, а Юнги с той верхней полки, с которой падали книги, достает брикет с белым порошком, на котором Чимин сидел слишком плотно. Интересно, об этом вообще кто-нибудь знал, кроме нее? Как его ломает по ночам и выворачивает до носовых кровотечений, до выламывающихся суставов, до единственной бьющей по голове молотом мысли: «нужен порошок». Они с Юнги стоят друг напротив в абсолютном молчании, с пакетами всякой дряни в руках. — Что будем с этим делать? — Спрашивает наконец Юнги, хотя и так знает ответ. — Смоем в канализацию.

***

Белые таблетки порождают тихое бульканье воды в унитазе. Валери зло потрошит пакетик, принимаясь за травку. Сухая зелень тоже летит в унитаз женского туалета. Сегодня утром, пропустив завтрак, она уже смывала дохлых рыб под тихие всхлипы Розэ. В обед дурь. На ужин бы хотелось слить туда все тревоги. Юнги присевший на стойку с раковинами, наблюдает эту картину. Даже в самых безумных мыслях он не мог представить, что запасы Пак Чимина кто-нибудь во-первых найдет, а во-вторых опустошит таким кощунственным, как сказал бы сам Пак, образом. Впрочем, для Юнги все это такая же дрянь, Как и для Валери. Поэтому жалости он не испытывает. — Не думал, что меня уже хоть что-нибудь здесь удивит, столько повидал… но ты убеждаешь меня в обратном. — Бесцветно хмыкает он. — Ты ведь знаешь, что его начнет ломать? — Знаю. — Валери ногтем протыкает пакет с кокаином, высыпая белый порошок в слив. — И знаешь же, что он пойдет искать дозу по комнатам? И рано или поздно найдет. Он тут не один такой, кто по приколу время от времени тащит всякую дрянь в рот. И в прочие… отверстия. — Я об этом уже позаботилась. Юнги ошарашен. Даже бровь изгибается. А его действительно сложно удивить. Глаза у него всегда непроницаемые и скучающие. А тут даже мимика подключилась. — И как? — Попросила помощи у Тэхена. Она хмыкает так, будто это ерунда. Хотя где-то глубоко в сердце знает, что такая просьба далеко не ерунда. Она вспоминает его сделку с Розэ. И если ради неё он согласился хранить молчание, то Валери же просила повлиять на огромное количество людей. «Тебе всего лишь надо опуститься на колени… только и всего, и я унесу вашу тайну в могилу…». Судя по тому, как гнетуще молчит Юнги, Валери не ошибается. И Чонгук тоже не ошибается. И насчет Тэхена надо быть настороже. И тишина, более оглушающая, чем гром, тому подтверждение. Три, два, один… Валери опережает Юнги, чтобы не дай бог не услышать нравоучений, говорит первой, — — Юнги, скажи… — Остатки порошка тем временем досыпаются в унитаз, а затем вода смывает всю эту гадость вниз по трубам. — Тут вообще ничего не делается бескорыстно? За любую помощь надо платить? Вал опускает крышку унитаза и садится, чтобы оказаться напротив Юнги. Подпирает подбородок руками. Вздыхает совсем грустно. Но рядом с Юнги ей спокойно. Будто он тут — единственный адекватный, единственный ее оплот спокойствия и благоразумия. Оба не опасаются, что кто-то может войти: сейчас вроде пара по зельям идёт… а Юнги и вовсе не знает, какая у него-то там пара. Ему, в общем-то, плевать. — Правда. Это правило равноценного обмена. — Юнги и сам тяжело вздыхает, запрокидывает голову, глядя в потолок. Чувствуется, что он и сам устал. — Так странно. За информацию, твою жизнь не превращают в ад. За конспекты запрашивают отсос. За наркоту раскрывают грязные тайны… Мерзко. Хотя Валери и сама таким занималась. Чего только стоят Фотографии Дженни в концертном зале… она тоже опустилась на это дно… Хотя, возможно, всего лишь приспособилась. Разве был у нее выбор? Это всего лишь вопрос выживания. А выживает тут сильнейший. Ремарка: не добрейший. Юнги напрягается всем телом. Вдыхает шумно. — Я надеюсь, конспекты за отстос тебе никто не предлагал? А то я быстро этому предлагальщику сосалку оторву. «Нет. Но твой друг предложил за курсовую. Есть разница?» Валери молчит. Буквально чувствует, как у Юнги руки чешутся. Она лишь отрицательно мотает головой. — У нас есть еще одно дело. Умеешь вскрывать замки? — Этому она, к сожалению, у Чонгука не научилась. Кажется, они прогуливают уже вторую пару, но Валери как никогда все равно. В душе просто… весело. А еще ей приятно проводить время с Юнги, ведь с ним не приходится ждать никакого подвоха. — Боже, мелкая, ты меня уже пугаешь. — Юнги действительно начинает выглядеть взволнованным. Всегда неприступный и безразличный Мин Юнги. Раскалывается рядом с ней как ледник в арктике. Просто эта девчонка слишком непредсказуемое. Юнги такое любит. — Ты не ответил. — А ты думаешь, у кого Чонгук этому научился? — Юнги заговорщицки перебирает длинными пальцами в воздухе, показывая всю их гибкость. — Проводить потом тебя на репетицию, или сама отыщешь зал?

***

— Выглядишь так, будто свалишься в обморок. — Говорит Тэхён, протягивая ей бутылку воды. — Я провожу. Валери не может отказать. Нельзя вызывать подозрений. Нельзя показывать, что её отношение хоть на грамм изменилось. Поэтому до женского общежития она идёт в компании статного юноши, вдыхая тонкий аромат миндаля, кружащий голову. И кто бы вообще на её месте жаловался? Но она чувствует себя так странно… рядом с ним. По коже бегут мурашки. «Тэхён не сделал тебе ничего плохого». Пока что. «Перестань». А что если…? «Он просто волнуется о тебе». Или играет? «Он кажется искренним». Кажется. — Я сделал что-то не так? Тэхён не выдерживает. Спрашивает у самых дверей её комнаты, и вся неумелая игра Валери рассыпается к чертям. Большие карие глаза бегают по её лицу. Детектор, от которого ничего не скроешь. Смысла врать нет, поэтому Валери, пожимая плечами, говорит правду. — Пока ещё не знаю. Тэхён хмурится. Сказанное ему пришлось не по вкусу. Расстроился? Или просто Валери слишком горячится, и он попадает под раздачу незаслуженно. — Как понять? — Тэхён сейчас похож на ребенка, расспрашивающего об элементарных вещах. О том, что такое «хорошо», а что «плохо». Чувство дежавю. Она уже стояла так же, у дверей спальни, а напротив он. Тогда он попросил опуститься перед ним на колени. Только не её, а Розэ. Валери разделить не может. Что ответить тоже не знает. Не выкладывать же перед ним всю правду, как на духу. — Я просто боюсь ошибиться. Пару раз уже в людях ошиблась. Это больно. Пожалуйста, скажи, что ты не такой, как они. Скажи, что ты не поступишь со мной низко. Скажи, что ты лучше, чем я о тебе думаю. Что-то изнутри грудной клетки кричит. Жалко, что он не слышит. Валери слышит судорожный вдох. Будто через накатившие слезы. Не свой. Его. Он запрокидывает голову к потолку. Люди так обычно делают, чтобы согнать жгучую пелену с глаз, когда вот-вот расплачешься. В полумраке этого не видно, но Валери точно знает. — Ты чего? — Она паникует. Не понимает, как парой слов могла подвести Тэхёна к… слезам? — Это из-за того случая на льду, да? — Сдавленно спрашивает Тэхён. — Я знаю, что виноват. Что просчитался. Ты после этого как будто чужая. Отдаляешься и… больше мне не доверяешь. В полутьме видно, как его огромные глаза блестят. Никогда Валери не думала, что увидит непоколебимого, властного, уверенного в себе Тэхёна таким. Беззащитным и уязвимым. — Нет, Тэхён… не поэтому. Просто я… запуталась. — Она уже жалеет о том, что думала про него плохо. Что посмела. Он ведь так много сделал для неё. Оберегал с первого дня. А она… сделала его монстром в своих глазах. Но ведь подвергать сомнениям некоторые вещи — нормально? Даже друзей время от времени? — Я тоже. — Он делает шаг к ней, отчего инстинктивно хочется сжаться. Роняет голову на плечо и обвивает талию руками. Невыносимо близко. Парфюм так ярко слышится. От тела исходит тепло. Валери расслабляется. Это же Тэхён. В редких объятиях друг друга они всегда находили утешение. Забавно, что теперь оно нужно ему. — Я так запутался и чертовски устал. У Тэхёна что-то явно произошло. Все эти поездки, недельное отсутствие, тайны вокруг его семьи, дикое желание Джису их узнать… Валери знает, что у Тэхёна наступили тяжелые времена, пусть он и не признает. Одна её часть, после всего увиденного, хочет оттолкнуть и спрятаться за дверью, закрыть на замок и никогда больше не открывать. Вторая — погладить по волосам, успокоить, утешить. Второе пересиливает. — Всё в порядке. — Говорит она. Себе или ему? Неправдоподобно. Ломано улыбается, а он не видит. Он прячется в сгибе её шеи, увлажняя кожу. Мужчины тоже плачут.— А если нет, то точно будет. Её руки осторожно и боязливо проводят по его напряженной спине. Сквозь тонкую футболку чувствует мышцы и выступающий позвоночник. Надо же, он такой сильный… но беззащитный в то же время. — Пожалуйста, не думай обо мне плохо. Даже если услышишь что-то… или увидишь… — Он на секунду замирает глазами на её лице, будто знает, чем она занимается ночами, скользит по губам, — Я не вынесу. Валери лишь молчит. Каменеет. Чувствует себя так странно в его объятиях. Инородно. Будто такой как она — слишком простой — там не место. — Кто-угодно пусть так думает, быть негодяем в чьих-либо глазах мне не привыкать. Может, раньше я и правда им был, не отрицаю… и многие тут смотрят на меня с отвращением из-за вещей, которые я делал в прошлом. Но если на меня так же посмотришь ты… кто-угодно, но только не ты. — Сдавленно говорит он. И Валери без колебаний хочет ответить «Не буду! Никогда!». Вот так. Быстро. Стоит ему показать эту ранее скрытую часть себя, и Валери готова сделать всё, что он попросит. На колени вставать не пришлось.

***

Запах лапши с морепродуктами, бульканье в кипящем чайнике, и розовое вино на языке, от которого кровь приливает к щекам. Это то, что видит и ощущает Валери, сидя на полу своей комнаты. — Ну и вонь. Ты где эту лапшу брала? — Юнги развалился на её кровати, глядя в потолок. — Стащила из твоей комнаты. Девушка валится на кровать без всяких сил. Прямо рядом с Юнги и без всяких задних мыслей. О чем-то неприличном она рядом с Юнги и не помышляет, ей это в нём и нравится: можно спокойно валяться на мягком покрывале, пить земляничное вино и не думать о том, что через полчаса всё это выльется в то, о чём она потом пожалеет. Юнги совсем не тот случай. Будь на его месте Чонгук, они и бы и пяти секунд на продержалась. Валери принимает бутылку из его рук, делает глоток. Жидкость терпкая и сладкая одновременно, заставляет поморщится. Пара капель, кажется, даже попадает на блузку, но Валери это не смущает. При Юнги почему-то ничто не смущает. Он на такое даже и внимание не обратит. Или обратит, но бровью не поведет. Слишком тактичный. Чувствует, как спирт растекается по организму, она смеелет. — Ты можешь назвать их всех своими друзьями? — В голове возникает вопрос. Валери таращится в потолок. Штукатурка на нём местами осыпалась. От старости в замке появлялись трещины, и этот потолок не стал исключением. Валери задумывается, не выползет ли кто из этих трещин. Слышит, как Юнги хмыкает. Думает, подкладывает руки под голову, раскинув локти. А затем ровным будничным тоном говорит, — — Сложно ответить. Мы тут все как сардины в одной банке, но почему-то оказались ближе друг к другу, чем к остальным. Это не делает нас друзьями. По крайней мере, в типичном понимании этого слова. Тут мало кто умеет дружить так, как к этому привыкла ты. Оба молчат. Думают. — Ты слишком чистая для всей этой грязи. Я правда жалею. — Юнги сжимает губы, и ему даже не надо договаривать «о том, что притащил тебя сюда». — Тоже думаешь, что я не создана для этого места? — Валери вспоминает мысли соседки по комнате. Девушка поворачивается на бок, складывает ладошки под щеку, смотрит пристально. Будучи трезвой она бы так долго не могла на Юнги смотреть, он всегда будто обрубал взгляд своим непроницаемым. А теперь он, кажется, даже впервые теряется. — Думаю, что это место не создано для тебя. — Честно отвечает он. Вот так. Впервые Валери услышала, что с ней всё в порядке. Со всеми остальными — нет. Мысли путаются, вино вдарило в голову. Один вопрос Валери всё же задаёт, — — Ты, кажется, не любишь Тэхёна. Почему? Отвечать Юнги не торопится. Перекатывает вино на языке. — Когда эти двое — Чонгук и Тэхен поступили в Академию, сразу бросились мне в глаза. Я как-то незаметно притёрся к Чонгуку. Или он ко мне. Чёрт знает, как нас свела судьба. Но был у него один недостаток… — Тэхён. Они были неразлучны, и я, знаешь, не какая-нибудь обиженка, чтобы кого-то с кем-то делить, но Тэхёну очень не нравилось, когда Чонгук от него отщеплялся. А ещё его влияние на младшего было слишком сильным. И не сказал бы, что хорошим. Иногда мне казалось, что Чонгук сделает всё, что тот скажет. Такой щенячьей преданности ещё ни в чьих глазах не видел. Уж не знаю, чем Тэхён её заслужил. Валери обдумывает. Переваривает. Ей, наоборот, показалось, что они не так дружны, как были раньше. — Сейчас они не похожи на друзей. — Всё изменил тот случай с лощиной… Отрезвил Гука и открыл ему глаза на то, что порой идеи Тэхёна переходят грань. — Когда я сказала, что попросила помощи у Тэхёна, ты напрягся. Я знаю, каким он был раньше. Видела. Была в его голове. Не пытаюсь его выгораживать или оправдывать… — Язык заплетается, а сердце щемит. Тэхён для Валери не последний человек. Долгое время он был чуть ли не единственным лучиком света для неё в этом тёмном царстве. И да, раньше он совершал ошибки, но… — Но он ведь совсем другой сейчас, да? Как небо и земля. — А ты веришь, что люди меняются? — Он до мозга костей скептик и реалист. Он мудрый. Не по годам мудрый. Он единственный человек, к которому она может прислушаться. Ему ведь она доверяет. В ответ молчит. Просто не знает. Хочет верить, что да, но… — Вот и я не верю. — Отвечает Юнги, так и не дождавшись ответа. Валери чувствует, что сил сопротивляться темноте в глазах больше нет. Мозг слабовольно хочет отключиться… ещё и этот сладкий привкус пьяной земляники во рту. — Засыпаешь? — Сквозь пелену спрашивает Юнги. Валери цепляется за его голос, но удержаться не удаётся. — Ночь была тяжелой. — Язык еле ворочается. Сколько ещё раз ей предстоит это сказать? — Я тогда съем твою лапшу. Когда проснёшься, сварю ещё. Холодная она невкусная. А ты поспи. Последнее, что Валери чувствует — теплый плед, укрывающий её до подбородка. Дальше темнота.

***

Длинная юбка прикрывает худые колени, и от этого не по себе. У всех ведь юбки короткие. У всех видны эти чертовы коленки. Игриво. Соблазнительно. Парни часто засматриваются именно на ноги. Лалисе Манобан это не грозит. На ней ведь уродливая и какая-то бесформенная форма. Еще и из старой школы. В Академии не носят форму. Тут все одеваются как хотят, по-деловому, но стильно. Придерживаются какого-то официоза, хотя далеки от него: роскошные кружевные или газовые блузки, бусы, брендовые серьги в ушах, каблуки или дорогое лоферы, пиджаки, короткие юбки в складочку. Чертов показ шанель. На котором ей не место. Она чужая. Непринятая. С каждым новым шагом тяжело делать вдох, ведь Лалиса ощущает на себе кучу липких и полных презрения взглядов. Виной всему — дурацкая форма. Она сюда никак не вписывается. Кто-то даже себя не сдерживает и даже шепчет колкое «зачем эта оборванка сюда приперлась? Что тут забыла» в спину. Мало кого из них волнует, что отец работает как проклятый, чтобы прокормить семью из девяти человек. Работает так тяжело и усердно, что смог перевезти их в другую страну и позволить старшей дочери обучение в этой дурацкой пафосной школе. Престижно. Они приехали сюда за лучшей жизнью, но Лалиса лишь с горечью сглатывает ком вины, от того, что младшие братья и сестры донашивают друг за другом одежду, пока она здесь. Щеголяет своей уродливой формой среди всех этих пафосных и избалованных детишек. Отец говорит, что это временно. Он болен идеей — дать дочери лучшее. Крепкую почву под ногами, открыть дверь в мир будущего и в магическое сообщество. Чтобы она потом открыла эти двери для всей своей семьи. Вот только… самой Лисе это не надо. Лалисе самой от себя смешно и противно. Лалиса пока не подозревает, что неодобрительные взгляды — только начало того кошмара, который ждет ее впереди. Хотя надо бы было прислушаться к предчувствию. Оно ведь не никогда не обманывает. Лалиса сама себе ни за что не открыла бы дверь.

***

Девушка прижимает телефон к груди. Там, внутри, оживает такое приятное чувство. Тепло. А все от одного смс. Папа написал, что бизнес начал приносить свои плоды, финансы пошли в гору, младшие — в школы. Да, совсем не в Академию, а в обычные… сеульские школы. Но это пока. От этого на душе как-то тревожно. Молодым кицунэ сложно сдерживать животную натуру. А у младших и так манеры отсутствуют, ведь мама слишком рано ушла и не научила. А Лалиса… Лалиса и так изо всех сил старалась, пытаясь сделать ношу отца не такой невыносимой. Но разве может совсем юная девушка справиться с целым выводком лисят? Справлялась она хреново. Но как могла. И если в семье, наконец, наступил просвет, то солнце за сводчатым окном меркнет, пряча последний луч за серое облако. Тут, в Академии, просветов нет. Надежды тоже нет. Хорошо, что младшие не здесь. Где-угодно лучше, чем здесь. Если честно, Лалиса сдалась уже на первой неделе, слезно умоляя отца забрать её… но разве он стал слушать? Подумаешь, измываются… «Потерпи, это все ради будущего» — вот, что сказал отец. Кто-то проходит мимо, и конечно, не может оставить и без того сжавшуюся и сгорбившуюся девушку в темном углу без внимания. Толкают плечом в спину. Слишком неожиданно. И вовсе не случайно. Телефон падает из холодных рук, экран разбивается мелкой паунтинкой о мрамор. Лалиса смотрит на свое разбитое отражение в треснутом экране. Криво улыбается. Раньше бы она расплакалась, сейчас ее уже это не трогает. К жестокости она привыкла. А телефон… не беда. Через пару месяцев отец купит новый. Привыкла? Наверное, все-таки нет, ведь когда она приседает и тянется к гаджету, на руку жестко наступают подошвой дорогих туфель. Спасибо, что не шпилькой, иначе бы точно проткнули. — Ой, кажется, на что-то наступила! — Над ней возвышается Ю СоРа. Блондинка, одетая с иголочки, неприступная отличница и почти святая в глазах окружающих. Только кому как Лалисе не знать, что святого в ней ни капли. — Вечно кто-то мусор раскидывает. Для Ю Соры наступить на Лалису все равно что наступить на банановую кожуру. От этого сравнения сдавливает грудную клетку, и даже боль в руке не ощущается так остро, как та, что в душе. Стайка девчонок, окружившая их, мерзко хихикает. Она для них всегда будет мусором, помоями, по которым можно пройтись. В подтверждение этому на голову сыпется целый ворох отходов. Содержимое мусорной корзины оказывается на Лисе. Кусочки полежавшей еды путаются в волосах, недоеденный йогурт стекает по пиджаку, и бог знает что еще пачкает ее кожу. Для всех она так и останется оборванкой из Таиланда, как бы отец ни старался на работе. Дурацкая кличка плотно вросла в ее кожу, как и запах мусора. — Оборванка! — Дворняжка! — Дура! — Шлюха! Последнее слишком. Лиса даже за руку ни с кем из парней не держалась. Но в этом месте сплетни появляются на пустом месте и очень быстро расползаются. Как-то раз она засмотрелась на одного старшекурсника в столовой. Ким Сокджин. По правде, такого сложно не заметить. Высокий, статный, идеальное лицо, каштановые волосы небрежно уложены, дорогие вещи и часы. Он тогда поймал ее взгляд, а у Лалисы будто почва из-под ног ушла. У Джина сделался такой вид, точно ему противно, что кто-то такой, как она, на него смотрит. Когда он направился в ее сторону, поправляя рюкзак на плече, сердце чуть не проломило грудную клетку. — Не смей больше смотреть на меня. Никогда. — Холодно бросил он, подойдя вплотную. Больнее, чем удар. Холоднее, чем лед. Недоброжелательный жест поклонницы Сокджина сочли за «излишнюю близость». И кто-то пустил мерзкий слушок, что в Таиланде она по указке отца занималась проституцией, чтобы прокормить бедную семью. И все охотно в это поверили. Все. Вообще все. Парни обходили ее стороной. Слезы предательски разбиваются о пол. Отражение в разбитом телефоне выглядит жалко. Так жалко, что Лалиса хочет ударить саму себя. Ну или разбить телефон окончательно. Рука чертовски болит, а горло раздирает от обиды. Еще немного, и она вся распадется на крупицы и разметается вместе с мусором. И хорошо бы. Потому что сил подняться нет. Все пройдут мимо и даже не посмотрят. Ее поднимает кто-то другой. Поднимает под руки, быстро и легко, будто она ничего не весит, разворачивает к себе… и Лалиса даже прекращает плакать. Обнаруживает, что толпа противных девиц давно исчезла. Слезы стынут в глазах, и их хочется смахнуть, ведь вдруг это все мираж. Просто галлюцинации от переизбытка эмоций и душевных тревог… Но нет. Ее «иллюзия» вполне реальна. Вытаскивает фруктовую кожуру из ее волос, оттряхивает одежду там, где это позволяет отсутствие йогурта, хлопает удивлено глазами и… улыбается. Тепло так, от чего в груди на краткий миг тоже теплеет. — Споткнулась о мусорку? — Спрашивает Ким Тэхен. Ему не противно, не мерзко прикасаться к ней, или от того, что она на него смотрит. — Угу. — Выдавливает она, а сама смахивает слезы тыльной стороной ладони. Как-то быстро собирается обратно, по кусочкам, все еще треснутая, но уже не разваливается. — Опять? — Грустно вздыхает Тэхен. В его теплых глазах столько всего: негодование, печаль, тоска. И Лалисе отчаянно хочется уцепиться за этот просвет сочувствия, ведь кроме жалости и презрения она ничего тут не видела. Тэхен смотрит совсем по-другому. Будто ему действительно… больно за нее. Он осторожно пропускает ее черные волосы сквозь пальцы, отчего Лалиса замирает. Не может ни вдохнуть, ни выдохнуть. Но пройти сквозь черные прядки его пальцем кое-что не позволяет. — Видел на философии, как парочка придурков с задней парты бросала тебе в волосы жвачку. Помочь распутать?

***

В нос бьет резкий амиачный запах, да такой, что глаза слезятся. Всему виной острый нюх. Не человеческий, а животный. Без респиратора тут не обойтись. Но Лалиса терпит. Терпеть она научилась. Тэхен ставит на мраморную раковину миску с разведенной краской, на которую без опаски не посмотришь. Лиса ничего никогда не делала с волосами, но отступать уже некуда: часть их и так отстрижена, черными прядями лежит на полу. Пришлось отстричь. Жвачку распутать из волос ни в какую не получилось. — А ты уверен, что хуже не станет? — Неуверенно спрашивает она. Озирается на дверь, будто в любую минуту в женскую душевую кто-то войдет, что вряд ли — сейчас идет пара. — Хуже уже не будет. — Тэхен смотрит на затравленную девушку из-за плеча. Под его взглядом, хоть и совсем не колким, все равно хочется съежится. Такой как Тэхен — принадлежал элите, тем, к кому так отчаянно пытался пробиться отец. Принадлежал другому миру, к которому Лалиса Манобан вряд ли когда-либо притронется. Тэхен — птица высокого полета. А Лалиса летает слишком низко. — Да расслабься ты. Посмотри на мои волосы, вроде все на месте, и цвет даже неплох. Подвымылся, правда. — Тэхен чешет затылок, волосы его цвета выцветшей травы. — Если хочешь, можешь меня потом тоже покрасить. Как раз пора обновлять. И Лалиса делает вдох. Поднимается с кафельного пола и садится на стул, притащенный из какой-то аудитории. Смотрит в мутное зеркало. На нее в ответ глядит… не девушка, а зверек. Запуганный, сгорбившийся, забитый. — Вряд ли новая прическа что-то изменит. — Честно говорит она. Какую укладку не сделай, какую одежду ни купи, клеймо оборванки с кожи не содрать. Слишком вросло. — Прическа вряд ли. — Тэхен начинает орудовать кисточкой, нанося химическую массу на корни. Запах становится совсем нестерпимым. Но Лалиса терпит. А потом их взгляды пересекаются, и Тэхен дарит ей ухмылку — всего уголок губ дергается вверх — А вот ты — да. Новая прическа всего лишь может стать началом ряда других перемен. Эти слова прокрадываются куда-то глубоко внутрь и расцветают слабой надеждой. Тэхен потом наклоняется к ее уху, и не разрывая зрительный контакт, добавляет, — — По крайней мере, у меня это работает. Новый цвет, новый я. Новый день и новые шансы сделать реальность такой, какой ее хочешь видеть ты. Попробуешь? И Лалиса уверенно кивает. Может, это ее шанс? Может, этот человек — лучик света, что рассеет облака? Может, он протянет ей руку и вытянет с того дна, на которое ее скинула толпа невоспитанных паршивцев? Может, и ей улыбнулась удача? Наконец-то. Лалиса немного расслабляется и позволяет Тэхену делать с ее волосами все, что-угодно. Хотя, она слишком реалистично мыслит, жизнь научила. До последнего ждет какого-то подвоха. Даже думает, что Тэхена подговорили те девчонки сделать очередную гадость. Она бы не удивилась, если бы не обнаружила волос на своей голове, после того как сняла бы полотенце. Но все волосы на месте. У нее каре пшеничного цвета. Пряди блестят, и цвет освежает уставшее лицо. Отсутствие длины дает чувство легкости, по шее бежит холодок. Из зеркала на Лалису смотрит кто-то другой. Кто-то очень похожий и в ее одежде, но другой. Это больше не затравленная и забитая в угол Лалиса, нет. — Ну, привет, лисенок. — Тэхен смотрит на нее через зеркало из-за плеча. Оценивающе. Подходит близко, убирая ее волосы за ухо, любуясь проделанной работой. — Как зовут? Лалиса не совсем понимает, к чему вопрос, ведь он прекрасно знает ее имя. Открывает рот, чтобы ответить что-то, но Тэхен прижимает указательный палец к ее губам, — — Подумай хорошенько. Ведь другого шанса не будет. — И Лалиса понимает, к чему он клонит. Вот он — шанс на новую жизнь. Шанс на то, чтобы все начать с чистого листа. Стать кем-то другим. — Лиса. — В горле пересохло, и прочистив его, девушка более уверенно повторяет, — Лиса Манобан. В ответ получает удовлетворенную улыбку. — Мне очень нравится твоя прическа, Лиса. Поможешь мне с моей? — Тэхен кивает на тюбики с голубой краской, и Лиса дрожащими от волнения руками принимается разводить ее в новых мисочках.

***

Новая прическа не изменила жизнь. Как и новое имя. И вообще, довольно наивно было предполагать, что это что-то исправит. Хотя перемены, кажется, видели все. Лисе безумно шло, и несмотря на дурную репутацию, теперь она притягивала взгляды многих парней. В том числе и того самого, от кого сердце трепетало. Пара каких-то секунд дольше обычного, исследующий, любопытный взгляд Ким Сокджина… и Лиса заносит его в список личных побед. При виде блестящих пшеничных прядей и идеально подстриженного каре Ю СоРа взбесилась больше прежнего. После пар на Лису напали из-за спины. Кто-то накинул на голову черный пластиковый пакет и потащил с силой по коридору в неизвестном направлении. Снова животный страх. Слабость. Бешено бьющееся сердце. Все по новой. Чьи-то руки замыкаются кольцом на шее, перекрывая воздух к кислороду, которого и так мало из-за чертового пакета. Лиса втягивает ртом воздух, но получается втянуть лишь пластик. Страшно. Голова кружится. А когда дурацкий пакет снимают с головы, она встречается взглядами с СоРой в зеркале женского туалета. Видит себя — прежнюю Лалису, замученного до жути зверька. В глазах уже даже нет боли, там усталость. СоРа больно хватает за пряди затылка, обращая Лису к собственному отражению. — Что ты о себе возомнила? Как ни стригись, как не красься, всё равно уродина. — Её красивое лицо искажено беспричинным гневом. И откуда в такой бесстрастной девушке столько ненависти? — Поняла? Лиса коротко кивает, хочет, чтобы всё это поскорее прекратилось. Чтобы её наконец оставили. Но СоРе этого мало. Она жестко ударяет девушку лбом о зеркало. Лиса слышит хруст. Надеется, что не черепа, а всего лишь стекла. По коже течет струйка горячей крови. Обидчица напоследок звонко смеётся в ухо и ослабляет хватку. Ускользает, наконец, закончив сегодняшнюю пытку. И Лиса облегченно сползает на пол, касаясь разбитого лба дрожащими пальцами. Кусает губы до крови, вкус мешается со слезами. И думает лишь об одном как на репите — За что? Сожрать себя и провалиться в бездну самобичевания не даёт чужой кашель, вырывающий из истерики. Чужое присутствие Лиса ощущает каждой клеткой своего тела. Да и парфюм… уже знакомый. — Снова плачешь? — Тэхён присаживается на корточки, заглядывая в глаза. Из внутреннего кармана пиджака достает салфетку, прикладывает ко лбу, чтобы остановить кровь. Лису настораживает такая забота… и доброта. От Тэхёна. Ким Тэхён — самый популярный парень на курсе. Обрастает дурными слухами, но всё ещё на вершине. С чего бы такому, как он, беспокоиться о такой, как она? — Прическа видимо не очень помогла, да? Прости, если обнадежил этой идеей. Его не удивляет разбитое зеркало, расшибленный лоб, кровь, жестокость… в этом месте это вещи обыденные. Он и сам таким занимался, если верить слухам. Он её не защитит. Его максимум — платком протереть кровь со лба. Тут это тоже дело обыденное. — Что мне сделать… Тэхён, что мне сделать, чтобы это прекратить? — Лиса глотает ком в горле, сдерживает рвущиеся наружу слезы. — Я хочу, чтобы всё закончилось. Чтобы этот кошмар закончился… — Просто… тебе нужна защита. — Тэхён глядит на неё сверху-вниз, как-то совсем тоскливо. Или скучающе. — Кто-то сильный и влиятельный, кто защитил бы тебя… От этого зла. Он буквально видит, как тысяча вопросов копошится в голове девушки. И в её глазах отчетливо читается самый главный и безмолвный, — Почему ты не можешь защитить меня? — Тебе ведь нравится Сокджин, да? — Тэхён опережает её вопрос. Попадает прямо в цель. Да так, что у Лисы перехватывает дыхание. — Видел, как ты на него смотришь. Слова Тэхёна рождают неожиданно саркастичный смешок. Сокджин запретил даже смотреть на него, о какой симпатии и тем более защите от него может идти речь? — И что с того? Он ни за что не станет помогать. Я ему неинтересна. — Фыркает Лиса. Получается почти по-лисьи. — Сделай так, чтобы стала интересна. — Резко отвечает Тэхён. Настолько, будто режет словами, как ножом. Губы подрагивают, и голос тоже, но Лиса всё же спрашивает, — Как? — Есть один способ. Только давай мы тебя сначала приведем в порядок. Тэхён помогает подняться, включает воду, и терпеливо ждет, пока Лиса умоется. Убирает остатки крови платком, разглаживает спутавшиеся влажные пряди. Помогает оправить одежду. Лучше, но всё ещё убого. Лиса, даже не глядя в отражение, об этом знает. Выжидающе смотрит на Тэхена, когда он любуется проделанной работой. Надеется, что он сам все расскажет. Но он молчит. Ждет, пока его не попросят. — Ты сказал, есть способ. — И Лиса просит. — Расскажи… Пожалуйста. В карих глазах вспыхивает удовлетворение. Его попросили. В его помощи нуждаются. — Перед тем, как я расскажу тебе… и возможно, выдам чужие секреты, можешь ты пообещать мне кое-что? — Он бережно проводит по ее плечам. Этот дружеский жест располагает. Теплый голос тоже. Кажется, будто они и вправду друзья. А друзья ведь… должны помогать друг другу, да? И обещания держать тоже? Лиса охотно кивает. — Взамен я попрошу лишь твоей помощи, когда она мне понадобится. Не сейчас, могут пройти недели или даже года, но когда я попрошу… ты должна будешь мне помочь. Ты ведь поможешь мне, если я попрошу? — Руки сжимают плечи чуть более сильно, чем требуется. Замыкает ее в своих тисках. И под этим самыми натиском Лиса снова кивает, и пальцы тут же соскальзывают с помятого пиджака. — Джину нравятся смелые девушки. Иногда даже дерзкие. Блондинки, но об этом уже не нужно переживать. — Пальцы захватывают прядку пшеничных волос и играют с ней. — Ещё он любит худых… Лиса жадно впитывает, как губка. На подкорке мозга записывает пометки «Быть смелее, не бояться огрызаться, похудеть…». — … Но самое главное, Сокджин…

***

Ноги ватные и совсем не слушаются. Под тонкой хлопковой блузкой по спине бегут мурашки. Свет уже давно погасили, и к библиотеке Лиса с трудом вспоминает маршрут, хотя в темноте ориентируется прекрасно. Просто в мозгах каша. Сердце бьется бешено. Зачем она идёт туда? — Сокджин входит в один элитный и закрытый клуб… я бы даже сказал «круг». В ушах слышится пониженный голос Тэхена. — Я не знаю об этом много… никогда не заглядывал на огонек, но знаю, что их встречи проходят по пятницам после полуночи… в библиотеке. Среди участников только парни. Богатые и влиятельные. Именно то, что ты ищешь… да? А ищет ли Лиса? Ей просто отчаянно нужна рука помощи. Просто кто-то, кто вытянул бы ее из бездны, в которую она продолжает падать. И было бы славно, если бы это был Ким Сокджин. Было бы просто восхитительно. — И что они там делают? И для чего собираются? — Устраивают что-то типа вечеринок. Пьют, разговаривают, похваляются. Приглашают девушек. Тэхен не сказал ничего плохого. Просто закрытый клуб. Просто вечеринки. Просто девушки, которых туда зовут. Ничего особенного. Но почему странное предчувствие зашебуршало в грудной клетке? Дурное. — Я не знаю многих деталей, прости. Но знаешь Хван Су? Лиса тогда смутно вспомнила девочку, которая таскалась за СаРой. Ее выжженные белой краской волосы и искусственные ресницы. У нее с плеча всегда свисали брендовые сумки с именитыми принтами. О таких Лиса могла только мечтать. Хотя Хван Су совсем не выглядела как девушка, которая могла их себе позволить. Рядом с СоРой она блекла, ведь не было в ней того лоска, в которой выросла СоРа. Лиса сразу уловила собственное сходство с подругой СоРы. А когда ее упомянул Тэхен, любопытство обострилось до предела. — Я знаю, что она часто посещает сие мероприятие, хотя еще в начале года… она проходила через то же самое, что и ты. Тэхён имел в виду, что на неё тоже сыпался мусор, а лоб разбивал зеркала в женском туалете. — Откуда ты знаешь про Су? — Я просто наблюдательный. Если и ты понаблюдаешь, увидишь на ее ручке серебряный браслет. И еще у пары девушек такой же… а если еще проанализируешь, поймешь, что их жизнь и положение в Академии резко изменились в лучшую сторону. Все они захаживают в библиотеку по пятницам. Все носят браслеты. Слишком много общего, не находишь? То, что рассказывал Тэхен, казалось чем-то невообразимым. Вот он, билет в счастливую и беззаботную жизнь. Цена пока еще неизвестна. Об этом Лиса хочет узнать сейчас. Идет, но ноги не слушаются. Она не должна быть здесь… Как она там объявится? Что скажет? Как объяснит свое присутствие? Ей бы только посмотреть… одним глазком… «Ты бы заглянула… И помни, Джин любит девушек похудее. Тебе бы скинуть пару килограммов». Двери, оплетенные металлическими лозами, приоткрыты. Теплое свечение ламп льется тонкой полоской в коридор. Опрометчиво забыли закрыть. До острого на слух уха долетают странные звуки. И по правде, от них стянет кровь. Тяжелое дыхание. Стоны. Женские и мужские. Нет, Лиса точно не могла ошибиться. В библиотеке одна девушка. И несколько парней. Все заняты явно не чтением. Ноги замирают. Она все еще во мраке и не решается ступить и шага вперед. Интересно, Сокджин тоже там? Лиса даже не дышит. Чувствует себя преступницей. Будто не невинно подглядывает, а совершает что-то непристойное вместо тех, кто внутри. Любопытному глазу предстает смутная картинка: выжженные пряди Хван Су, разметавшиеся по читательскому столу, ее кожа, блестящая от пота и света ламп, раскраснеевшееся лицо, раздвинутые ноги, между которых становится уже другой парень, и бренчит бляшкой ремня, блеск стекла полупустых бутылок… в нос ударяет запах табака, алкоголя, пота и чего-то ранее неизвестного… Секса. Глаза Хван Су закатываются, когда парень толкается бедрами вперед. С губ срывается сдавленный стон… Или всхлип. Лиса даже не осознает, что взгляды их давно пересеклись. Что Хван Су смотрит на нее ничего не выражающими глазами… а она на нее. Пока Хван Су трогают, шлепают, сжимают, гладят сразу несколько пар рук… пока ее трахают. Жестко и так, что она почти теряет сознание. Кто-то хлопает ее по щекам, и измученные веки трепыхают. Лиса гуляет взглядом по полураздетым парням, на лицах глупые выражения, они опьянены… или даже под кайфом. Сокджина среди них не видит и облегченно вздыхает. А на свисающим со стола запястье замечает, как поблескивает изящный серебряный браслет. Это все… слишком. Слишком для Лисы. Слишком для человека. И даже для не человека. Хочется убраться. И вычеркнуть только что увиденное из головы. Принять горячий душ и содрать с себя кожу, чтобы почувствовать себя хоть капельку чище. Так вот, чем занимаются в этом закрытом клубе. Лиса делает шаг назад, но натыкается на преграду. Твердую, теплую, обдающую затылок дыханием. Лиса взвизгивает от неожиданности. И ее тут же хватают за плечи. Из библиотеки на нее смотрят несколько пар глаз, но чья-то рука машет перед лицом в жесте «я разберусь», и все возвращаются к своему занятию. Тело хочет обмякнуть от страха и неожиданности в чужих руках. Это и происходит. Ноги подкашиваются, и она позволяет кому-то подхватить себя за талию, развернуть. — Заблудилась? — Его глаза пристально изучают ее лицо в полутьме. А она изучает его. Ким Сокджин впервые так близко. Настолько, что она чувствует его дорогой парфюм и запах мятной жвачки. Замечает в руках пакет с буквами именитого бренда. В нем, вероятно, сумка. Новый подарок для Хван Су? — Что ты тут делаешь, Лалиса Манобан? Подглядываешь? — В голосе лукавые нотки. Его аристократичные пальцы проводят по кончикам ее каре. Он разглядывает ее новую прическу. — Не нужно так трястись. Признаться честно, я и сам часто просто наблюдаю. Это заводит даже больше. Джин улыбается, но эта улыбка кажется Лисе неуместной и странной, как будто за дверьми библиотеки ничего и не происходит. Для Сокджина в этом нет ничего странного. Джин становится позади ее, пальцы касаются плеч, фиксируя на одном месте, губы находятся где-то в районе ее виска, ведь она чувствует тепло его дыхания. — Смотри. Скажи ведь, это возбуждает? — Голос понижен, пальцы фиксируют её подбородок, и девушка не может повернуть голову в сторону. Затем вырисовывают на ее блузке круги. Лиса жмурится, она не хочет видеть. И даже желанная близость Ким Сокджина не может расслабить ее. — …Или ты бы хотела оказаться на ее месте? Горячий шепот путается в ее волосах, а по позвоночнику бегут липкие мурашки. Она быстро мотает головой, до боли кусая губы. Ни за что на свете она не окажется на месте Хван Су. — Даже если бы там был только я? — Джин явно играется. А в подтверждение своей шутки даже низко смеётся. — Я не знала, что тут занимаются чем-то таким… — Выдавливает она, не размыкая век. — Я просто бродила и… можно я пойду? Я буду молчать о том, что видела… Но пальцы Сокджина впиваются в плечи сильнее, почти болезненно. А от последующей фразы у нее и вовсе подкашиваются колени, — — Неправильный ответ. Чтобы уйти отсюда вот так просто, тебе надо подумать еще. — Его подбородок ложится на худое плечо. Губы норовят мазнуть шею, но Лиса оттягивает ее. Сдерживает рвотные позывы. Ее действительно тошнит, а по ушам бьют шлепки и стоны девушки и парней. Это настоящая пытка, которую хочется закончить поскорее. Убежать. Открыть окно в комнате настежь. Глотнуть воздуха. — Я сказала, что что-то видела? Слух заполняет его мягкий и приглушенный смех. — Умница, быстро схватываешь. — Джин размыкает пальцы и делает шаг назад, тем самым предоставляя девушке возможность расслабиться и нормально дышать. Он ее отпускает. Хотя и не должен бы. И пока есть шанс, Лиса не задерживается, бодрым шагом спешит удалиться. Но Джин хватает ее за запястье. — Я провожу. На ее лице наверняка плещется недоумение. Расслабляться еще рано. — Ты разве не присоединишься… ну, к ним? — Она уже тысячный раз готова умереть от стыда. А Джин лишь снова смеется. — Воздержусь, пожалуй. Есть дела поинтереснее. Ты, например. — Он бесстыдно таращится на девушку, а Лиса все боится, что сейчас с нее сорвут одежду и потащат на смену Су. Наверное, эти мысли можно прочитать у нее на лбу, потому что Сокджин тут же добавляет, — Боже, я просто тебя провожу до общежития. Расслабься. Пойдем. И он действительно просто провожает. Весь путь проходит молча. Толко лисье сердце в груди совсем не тихо стучит. Лиса и сама его отчетливо слышит. — Не боишься, что тебя увидят с оборванкой из Тайланда? — Она не теряет последней надежды избавиться от своего спутника. Усмехается самой себе: надо же, как иронично все вышло — так отчаянно хотела приблизиться к Ким Сокджину, а теперь ищет предлоги от него сбежать. — Тебе не стоит так себя принижать, Лиса. Будь ты и правда оборванкой, я бы на тебя даже не взглянул. — Ты и правда раньше меня не замечал. Давай оставим все как есть? Я и дальше буду для тебя тенью. Они уже почти достигли двери ее спальни. Она хочет быстро исчезнуть, ведь не пойдет же он внаглую с ней? Но исчезнуть Сокджин ей не позволяет: вновь хватает за запястья, разворачивает к себе, смотрит серьезно сверху-вниз. — Боюсь, теперь это невозможно. Я тебя уже заметил. — Раньше Лиса бы умерла от счастья, услышав такую фразу. Сейчас она ее до чертиков пугает. Хотя обворожительный Ким Сокджин едва ли может внушить страх. Но сейчас внушает. Он обхватывает ее лицо ладонями, убирает упавшие на лоб прядки волос. — Такую девушку как ты, сложно не заметить. Джин играет, и Лиса это прекрасно понимает. Все сильнее вонзает крючок в грудь, на который она имела неосторожность напороться. Он проводит носом по ее щеке. Выходит интимно. Он слишком близко. И почти целует, но… в последний миг меняет свое решение. — …маленький подарок. — На ее запястье Сокджин вешает ручки зеленого пакета с дизайнерской сумочкой. — Разве это не для Хван Су? — Лиса ничего не понимает. Не понимает, почему он просто так отдал то, что предназначалось другой. — Хван Су не умрет, если получит свою завтра. — Джин пожимает плечами. Для него покупка подобных сумок — ерунда. Но Лиса решительно пытается всучить пакет обратно. — Я не буду на ее месте за какую-то сумку! — Лиса говорит неожиданно громче, чем нужно. Чувствует, как прорезался голос. Неужели Сокджин думал, что она такая же как Хван Су? Да, они похожи, но Лиса совсем другая. Она никогда ее продастся за деньги. — Ты так говоришь, как будто Су там не по своей воле. Она кайфует так же, как и другие. Она пришла по своему согласию. И делает это явно не за сумку. Сумка это так… приятный бонус за старания и молчание. Впрочем, как и тебе. За твое молчание. Она не обязывает тебя занять ее место, даже если я этого захочу. Не больше. Сокджин сжимает в ее ладонях ручки пакета, окончательно отдав его. А напоследок вновь приближается, что можно подумать, собирается закончить начатое, но поцелуя так и не происходит. Зарывается пальцами в ее волосы и горячо шепчет на ухо, — — Но я бы этого хотел. На щеке горит его легкий поцелуй. А на своих собственных губах чувствуется вкус крови: Лиса их искусала. На руке блестит серебристый браслет. Она даже не почувствовала, как Сокджин надел его на запястье.

***

— Сокджину понравилась твоя новая прическа? — Голос раздается из-за плеча. Тэхен сидит за партой позади, припадает грудью вперед, чтобы было лучше слышно. Забывает, что слух у Лисы и так острый. — Ну, ты ходила в библиотеку? Что видела? Тэхёна переполняет любопытство. — То, что хочу забыть. — Лиса шипит. И неважно, что вообще-то Тэхён хотел помочь от чистого сердца. И что вообще-то она должна быть благодарной. Но послевкусие ночи всё ещё варится желчью внутри. — Ты ведь знал, что там происходит?! Что они делают с теми девушками? Перед глазами всплывает лицо Су. Её пустые безразличные глаза. Расслабленную улыбку. Тело обмякшей куклы. И послушно раскрывающиеся губы. Она явно была под наркотиками. — Нет, я же сказал, что не знаю всех деталей. — В голосе Тэхёна искреннее удивление и раскаяние. Лиса даже чувствует себя капельку виноватой, и голос её смягчается, — — А ещё… он дал мне это. — Она осторожно отодвигает рукав пиджака, и из-под него выглядывает изящный серебряный браслет, больше напоминающий наручник. Снять его она так и не смогла. Потратила на это полночи, перепробовала все, от отвертки до зубов. Но тщетно. Тэхёну хватило и секунды, чтобы понять, что к чему. Но вместо возмущения, на его лице появляется улыбка. — Значит, Джин хочет, чтобы ты была в его клубе. Поздравляю. Для Лисы же это вовсе не повод для счастья. Быть пятничной подстилкой пусть даже для Ким СокДжина ей не по духу. Иначе кличка таиландской шлюхи станет вполне оправданной.

***

Снова пластиковый пакет на голове. Снова глотки воздуха урывками. Тащат силком под руки, да с такой силой, что все это точно не шутки. Враг настроен крайне решительно. И надо же, подловили в самый идиотский момент, которого Лиса и опасалась. Пустой коридор после душа. И судя по направлению, тащат обратно в душевую. Лиса уже неплохо изучила схему замка и расположение комнат и кабинетов. По пыхтению и шагам понятно, что это девчонки. И она прекрасно знает, кто именно. Словами ее не удостаивают. Весь путь по коридору и до душевых проходит молча. А пакет на шее затягивают так, что Лиса беспокоится лишь о том, как бы не задохнуться. Мощный толчок в грудь, и ее спина припечатывается к скамейке. На нее тут же садятся, чужие руки стискивают черный пластик на голове, давят, перекрывают воздух к кислороду. Лиса отчаянно лупит руками, пытаясь вдохнуть. Но ее держат по рукам и ногам. В глазах темнеет, и кажется, ей скоро придет конец. Думает ли она о чем-то перед смертью? Надо бы подумать про семью, братьев и сестер, отца… но нет. Лиса не думает ни о чем. Не успевает. Когда ей кажется, что она вот-вот покинет сознание, пакет сдергивают с головы. В глаза бьет яркий холодный счет ламп. Лица не сразу становятся четкими. Лиса сильно кашляет и хватает воздух, похожа на рыбу, выброшенную на берег. Волосы болезненно хватают и дергают, точно она тряпичная кукла. — Кем ты себя возомнила, шлюха? — Ю СоРу колотит от гнева. Фарфоровое личико пунцовое от гнева и искажается в уродливуб гримасу, от которой почему-то становится смешно. — Совсем страх потеряла?! Откуда у тебя это?! Она болезненно хватает запястье, украшенное браслетом. Смотрит так, будто готова оторвать ее руку, лишь бы заполучить браслет. А Лису пробирает смех, за который она получает по носу. Кровь бежит по задней стенке горла. — Хочешь? Так я могу отдать. — Лисе не страшно. Она впервые видит насколько жалко выглядит Ю СоРа. Да, у нее из носа не хлещет кровь, она не лежит на кафельном полу с треснувшим позвонком, но выглядит как одержимая. Как капризный ребенок, не получивший желаемое. — Как ты посмела приблизиться к Сокджину? Ты украла это у него! — Ю СоРа на грани истерики. От былого лоска и хладнокровия не осталось и следа. Белокурые волосы взъерошены, глаза метают молнии. Жалкое зрелище. — Он сам отдал мне его. — Лиса на скупится на улыбку. Хрипит. — У Су, кстати, такой же. Ей не составляет труда плывущим взглядом найти блондинку с выуженными волосами. Та выглядит испугано, прячет руки в длинные рукава кофты. И Лиса даже смеется. — Ты об этом не знала? Но у Хван Су давно есть такой браслет. И не только браслет, да, Су? Что они тебя дарят? Сумки? Туфли? Телефоны? Лиса впервые чувствует не вкус крови, а вкус победы на языке. И с каждым словом, лицо Ю СоРы искажается все сильнее, а лицо Су бледнеет. — Покажи руку. — Шипит первая. Вторая опускает голову. Трясется от страха. — Я сказала. Покажи. Руку. Хван Су не выдерживает. Убегает. Да так быстро, что пятки мелькают. Выдает себя с потрохами. — Я не против поделиться им с тобой. — Лиса вновь переключает внимание на себя. Смотрит на поблескивающий в свете плафонов браслет, — Но есть загвоздка: он не снимается. Чтобы это сделать, придется отрезать руку. В глазах СоРы растерянность. Ее только что предала подруга. Ее только что унизила оборванка из таиланда. У нее не оказалось того, что есть у этих двоих. Убогих. — Не зазнавайся. — В глазах колдуньи слезы, которые ей совсем не идут. А на лице Лисы остается смачный плевок. Цепкие пальцы наконец отпускают волосы и одежду. Все исчезают из душевой. Лиса остается одна. Со следами удушья на шее. С запутанными волосами. С кровью и чужой слюной на лице. Едва садится, пока в позвоночнике что-то хрустит, встает на место. Пытается отдышаться и прийти в себя. Лиса понимает, что она… …выиграла битву. Но не выиграла войну.

***

Каблуки отбивают ритм по каменной плитке. Стук эхом проносится по просторному коридору и бьет по чувствительным ушам. Во рту пересохло. Лиса даже не помнит себя, направляясь к злосчастной библиотеке. Волосы идеально уложены и расчесаны. На ней дорогое черное платье, облегающее похудевшее тело. Все-таки скинула пару килограммов и даже успела съездить на шоппинг. Отец расщедрился. Его бизнес пошел в гору, и платье для старшей дочери — вполне то, что он теперь мог позволить. Губы накрашены красной помадой. Вульгарно, но в то же время возбуждающие. На тонкой шее парфюм и не успевшие зажить синяки от рук, сжимавших ее. Спина прямая. Но вот сердце… где-то в пятках. Сегодня пятница. Из щелей библиотечной двери льется приглушенный свет. Все как в тумане. Хотя Лиса идет туда вполне осознано. Но оказавшись у дверей, даже не ведает что творит. Серебряный браслет открывает вход в библиотеку, где уже пахнет специфично — травка и мужской парфюм. Тут никаких девушек. Никаких стонов и хихиканий. Все потому что она явилась пораньше. Первая гостья на этой закрытой вечеринке. Хрупкую фигуру в платье встречают три пары глаз. Одна из них — глаза Сокджина. Он сидит на старом кожаном диванчике и раскуривает косяк, передавая его потом своему товарищу. Все одеты с иголочки. У всех напыщенный и высокомерный вид. — Это новенькая? — Один смиряет ее оценивающим взглядом, закинув ногу на ногу. — Неужели та дворняжка, которую все чморят сейчас? Интересный у тебя вкус, хен. — Реплика принадлежит старшекурснику, с которым все время ошивается СокДжин. Блондин с чуть вытянутым лицом. Кажется, Джисон. А Лиса вдруг чувствует себя овечкой среди волков. Совсем забывает про то, что она вообще-то, хищник. — Неплоха. — Коротко поддакивает другой, темноволосый. Минхо. От его пронзительного взгляда хочется поежиться. Он вроде чернокнижник. СокДжин не удостаивает ее речами. Лишь коротко машет ладонью, наблюдая исподлобья. Кусает пухлые губы. Раздевает глазами. Самый ненасытный волк. Лиса проходит вглубь помещения, пока внутри все трепещет. Вспоминает пакет на голове, треснувший позвонок, который, хоть и зажил быстро, но трещал так, как поленья в костре, плевок в лицо… лучше быть шлюхой этих засранцев, чем проходить через те издевательства снова и снова. Лучше терять достоинство за закрытыми дверями, чем перед всей академией. Лиса все решила. Ее запястий касаются холодные и аристократичные пальцы Джина. Цепляют браслет. — Очень рад, что ты решила им воспользоваться. — С придыханием говорит он. Проводит по ее бархатистым предплечьям. Вызывает мурашки. Лиса от волнения дергается. Ее еще никто не касался так интимно. И нежно. Хотя, это наверное, верхушка того, что ее ожидает. И самое невинное, что она сегодня получит. СокДжин берет ее за руку, намекая сделать поворот. Показать себя во всей красе. — Друзья, сегодня своим визитом нас почтила Лиса Манобан. Запомните это имя. Мне кажется, она нас еще удивит. — Джин говорит и даже смотрит с восхищением. На него довольно легко оказалось воспроизвести эффект. «В его вкусе блондинки». «Он предпочитает худых девушек». «Ему нравятся дерзкие». «Красная помада — его слабость». Все советы Тэхена пришлись кстати и оправдали себя. Блеск в светло-карих глазах Джина тому подтверждение. Все их общие старания пошли не насмарку. Джин тянет за запястье вниз. Призывает присесть, но не на диван, рядом с ним, а на пол, перед ним. — Боже, ты вся дрожишь. — СокДжин взглядом цепляется за ее дрожащие и острые плечи, оголенные платьем. Те и правда покрыты мурашками. — На вот, расслабься. — Чернокнижник Минхо, у которого чуть скучающий вид, протягивает ей косяк. Приходится затянуться. Прямиком с его пальцев. Под внимательным и почти испепеляющим взглядом Джина. Лиса морщится и кашляет. Но во второй раз получается лучше. — Тебя снова обижали? — Спрашивет Джин, цепляясь взглядом за синяки на шее. За искусанные губы. За припухлость на носу, которую не удалось скрыть тоналкой. Он гладит ее щеку большим пальцем. Точно утешает ребенка. — На тебе не должно быть синяков… ты слишком красива для них. Пальцы скользят вниз, на шею. Гладят фиолетовые отметины, так невесомо и нежно, что Лисе мало. Она хочет, чтобы его касания остались ожогами на ее коже — на подольше. Навсегда. — Боже, тебе даже делать ничего не нужно, чтобы меня завести. Один этот испуганный взгляд чего стоит… — Джин шипит, елозя бедрами на кожаном диване. Пальцы по прежнему кружат по ее коже. Опускаются к ключицам. — А правда говорят, что ты в этом деле профи? — Блондин справа легонько касается плеча. У него холодные пальцы, и нахальный вид. Да и вопрос сам по себе бестактный. — Что ты побывала в постели у многих? — Мне почему-то кажется, — Слева доносится безразличный голос Минхо, он выпускает дым изо рта, — Что она ни с кем даже не спала. Смотри, какая дерганая. Джин хватает ее подбородок пальцами, глядит прямо в огромные глаза, жадно и прожигающе и выдыхает в ее искусанные от волнения губы, — — Это правда? Все видно по ее большим Карим глазам. Там животный испуг. — Именно это меня и заводит. Кадык дергается от глотательного движения. Две пуговицы его рубашки растегнуты. — Ты когда-нибудь сосала? — Вопрос такой грязный, что Лиса густо краснеет от стыда. Что хочется встать под струю душа и смыть с себя только что сказанное. Но для Джина это вопрос естественный. Он переходит на шепот, — Только не смей врать. И Лиса не смеет. Отрицательно качает головой. — Тогда будем учиться. Его пальцы заставляют челюсти разомкнуться. Большой ныряет в ее рот, ложится на мокрый язык, продавливает. Лиса не ожидала чего-то подобного, но покорно сидит перед ним на коленях и не споровтивляется. — Обхвати губами. — Командует Джин, и она повинуется. — А теперь втяни. Только не кусаться. И отпускай. И Лиса делает так, как ей сказали. Особенно старается не задевать палец зубами. Прикрывает глаза, чтобы не видеть других. Чтобы не умереть со стыда на месте. Палец послушно двигается в зависимости от того, как она напрягает и расслабляет мышцы рта. — Хорошая девочка. — Джин откидывает голову на спинку дивана. Лиса быстро входит во вкус, будто бы это и правда его член. — Можешь даже добавить язык. Не размыкая губ, она находит языком подушечку его пальца, дразня быстрыми движениями. С пальцем легко. Это всего лишь похоже на небольшое заигрывание. Будто этого хватит. — Ты прилежная ученица, Лиса. — Шепчет СокДжин, вынимая палец из горячего рта. Девушка шумно дышит, глаза все еще закрыты, ухо отчетливо улавливает шорох растегиваемой ширинки, от чего тело пробивает на дрожь. — А теперь усложним задачу? В губы утыкается что-то мягкое и горячее, влажное и пахнущее солью. Чужие пальцы, предположительно Минхо заставляет челюсти разомкнуться, губы сложиться в букву «о». И член Джина без труда ныряет в ее рот. Он совсем не такой как палец. Он больше. Напряженный и пульсирующий. Головка мажет по языку, оставляя на нем предэкулят. Пока Лиса пытается привыкнуть к ощущению чего-то инородного во рту, руки с правой стороны ловко расстегивают боковую молнию платья, и ткань соскальзывает с туловища. Она теперь перед ними открыта и до. И две пары рук без всяких замедлений касаются ее кожи. Лисе кажется, что и кожи то на ней совсем нет. Чувствует себя беззащитной и уязвимой. Руки кружат, вырисовывают круги, сжимают, щиплют. Лиса дергается от каждой манипуляции, не зная, где коснутся в следующий миг, ведь глаза закрыты. — Обхвати губами. — Повторяет Джин. И Лиса слушается. Пытается сосредоточиться только на нем. На том, что находится во рту. На его голосе и запахе. Дается с трудом, учитывая руки тут и там поглаживающие. Он давит на затылок, заставляя взять больше. Уходит в глотку, но девушка начинает кашлять. Из глаз брызжут слезы. Ощущение очень знакомое. Его она переживала много раз — удушье. Но Джин отпускает лишь на немного, лишь не надолго. Стоит ей вынырнуть из его хвата и вдохнуть через нос, как он тут же насаживает послушную голову обратно. Лиса цепляется за его колени, жмурится, давится, плачет, кашляет, когда ее пальцы все-таки слабеют, дергается и извивается всем телом от щипков и поглаживаний. Минхо, кажется, захватывает сосок и чуть прокручивает, от чего хочется взвизгнуть. Джисон предпочитает играться другим с помощью обслюнявленного пальца или сжимать грудь, доступную с его стороны. Иногда болезненно. Сложно. Лису разрывает от количества чувств и ощущений. От собственного сбитого дыхания и всхлипов. От низких стонов Джина. От присутствия еще двух человек и их своенравных рук. А потом пальцы Джина вдруг вырываются из волос. Ее голова действует сама и по инерции. Она старается не задевать его зубами. Особые вздохи с уст юноши срывает, когда обхватывает в области головки. Старается. Начинает двигаться быстрее и работать ртом усерднее. Ей не нравится сам процесс, но нравится видеть Джина разомлевшим. Она даже не боится открыть глаза и столкнуться с ним взглядами. Впервые видит его таким темным, похотливым, искушенным. Настолько любуется, что забывает, что заняла место Хван Су. От переизбытка ощущений и ласк, рассудок помутнился. Лиса хочет, чтобы СокДжину было максимально хорошо. Уссердные движения головы вверх-вниз не могут подвести его к пику. И тогда Джин сам хватает ее ладонь, размашисто ее облизывает и заставляет сжать член у основания. Показывает, как нужно двигать рукой. Его стоны становятся громче. Лиса и сама не стесняется стонать, зная, что никто кроме их четверых этого не услышит. Минхо и Джисон довольно ухмыляются, но Лисе даже не нужно смотреть на них. Все ее внимание захватил разомлелый Джин. Худые щеки порозовели, грудь под расстегнутой рубашкой вздымается. Он близок к разрядке. Лиса это и сама чувствует по солоноватой смазке, которая активно выделяется на ее язык. А после парочки движений, Джин давит ей на затылок, притягивая к себе носом. Дышать тяжело. Из уголков глаз снова слезы. Рука Минхо крепко сжимает шею, и перед глазами темнеет. Лисе хочется вырваться из этого плена, вдохнуть, дергается всем телом, но сильный Джисон крепко держит за плечи. — Терпи. — Обрывисто шепчет Джин. — И глотай. Все до капли. Горло заполняет горячая жидкость. Соленая, вязкая, и ее там настолько много, что она выливается наружу. Стекает по губам и каплями падает на грудь. Проглотить все физически тяжело, но Лиса делает усилие. Преодолевая рвотный позыв, глотает. Жмурится. Неприятно. Хватает кислород, когда член покидает ее горло и рот. Джин утирает сперму с уголков ее губ. Одобрительно гладит по голове. Лиса все еще цепляется за его колени и пытается откашляться. — А ты, угадал, Минхо. Ей реально нравятся удушение. — Скоджин расплывается в улыбке, разглядывая опухшие губы девушки и свежие красные следы от пальцев на тонкой шее. — Ты хорошо потрудилась. Если позволишь нам продолжить веселье, сможешь назвать имена всех своих обидчиков, и тебя больше никогда не тронут. — Джисон подмигивает. Она устало прикрывает глаза, не успев прийти в себя. Шею с двух сторон уже ласкают сразу два языка. Захватывают тонкую кожу, лижут, целуют, оставляют мокрые дорожки. Две пары рук беспрепятственно исследуют тело. В себя Лиса приходит, когда пальцы Джисона ныряют под подол короткого платья и под белье. Там чудовищно влажно, и они беспрепятственно скользят по ее естеству, пытаясь проникнуть внутрь. В Лису точно бьют молнии. Она уже слишком вляпалась в их плен, чтобы все это прекратить. Тем более, напротив сидит СокДжин и обещает такую желанную защиту и покровительство. Жадно смотрит на ее изломленные брови, румянец и ловит всхлипы. Она согласна на все. Даже если бы он сказал вылизать его лакированные туфли до блеска, она бы так и сделала. Еще и с огромным удовольствием. Если бы он захотел надеть на нее ошейник, она бы сама запрыгнула в него. Лишь все это не заканчивалось. — Ты согласна? — Джин задает вопросы, ожидает адекватного ответа, хотя его не дождаться. Лиса давно покинула грань разумного. Ей сейчас слишком хорошо. — Да… — Пальцы Джисона вдруг резко дергаются и все-таки проникают внутрь. Больно. И непривычно. Лиса вскрикивает, стискивая ткань брюк, на коленях Сокджина. Всхлипывает. — А ты?! — А я просто посмотрю. — Джин наконец целует ее распухшие и соленые губы. Жадно и глубоко. Сжимает шею холодными пальцами. А когда поцелуй (кстати, ее первый) прекращается, он добавляет, — Я ведь говорил, что люблю смотреть. Меня это заводит. Комната тонет в темноте, а через миг свет вновь пробивается под закрытые веки. На теле нет одежды, его ломит, а внизу живота тянет. Кажется, что сон длился тысячу лет. Лиса пытается вспомнить обрывки прошедшей ночи, но дается это с трудом. Одно знает точно: она больше не девственница. И еще… что жизнь не будет прежней. Она отлично помнит жадный взгляд Джина. Его вкус и его близость. Его пальцы и его запах. Белую таблетку на языке. Тяжелое дыхание и отступающий волнами страх. Сложно вспомнить, кто конкретно это был: Джисон или Минхо? Кто первый толкнулся внутрь? Кто сжимал горло рукой? Кто врывался бедрами в ее бедра? Переворачивал на живот, ставил в коленно-локтевую, шлепал и трахал так интенсивно и сильно, что Лиса, кажется, сорвала голос: связки припухли. Джисон или Минхо? Забавно. Она даже не помнит, кто конкретно лишил ее девственности. Да и, наверное, это даже неважно. Она поворачивается на бок, поджимая ноги под себя и вглядывается в блеклый серый свет, льющийся из окна. Кажется, будто перед ней светится новая жизнь. И мерзкое чувство использованности и ноющая боль внизу живота меркнут по сравнению со светлыми перспективами. Нужно будет только потерпеть.

***

Холодная вода бодрит, освежает и в целом приносит ясность ума. Лиса бьет себя по щекам холодными пальцами, смотрит в зеркало над раковиной. Она заметно изменилось. От забитого зверька не осталось и следа: там, за стеклянной гладью совсем другая девушка, с прямой осанкой, расправленными плечами, исхудавшая, что делает её похожей на модель. Новый макияж слегка поплыл, светлые волосы собраны в высокий хвост, а на лбу появилась челка. На запястье по прежнему красуется ненавистный браслет. Лису больше не обижают. На неё не сыпятся мусорные ведра, никто её больше не толкает в спину и не ставит подножки. Никто не смеет сказать и дряного слова за её спиной. У Лисы блестящая успеваемость, Лиса участвует в кружках, у Лисы даже есть подруги. Она имеет все, о чем только можно мечтать. Наконец, купается в лучах славы и признания. Она стала всеобщей любимицей. Блестящей звездой на небосводе академии. Но вот почему только… вид у неё такой замученный? — Что-то выглядишь неважно. Совсем себя не жалеешь. — Тэхён мелькает за спиной, подбрасывая яблоко. Вскоре он его смачно откусывает. Они в женской душевой. Та стала местом их встреч, где можно было поболтать о всяком. — Может, только слегка. — Лиса давит слабую улыбку. Получается кривая пародия. В последнее время на нее много навалилось. Друзья — требуют внимания. Идеальная успеваемость — большой концентрации. Популярность — участие во всех кружках и энергию. Неприкасаемость — секса, который тоже со временем очень сильно выматывал. — Жизнь довольно сильно изменилась за последние пару месяцев, да? — Тэхён продолжает мельтешить за спиной, пока Лиса пытается поправить макияж. — Ещё как. — И всё благодаря Джину? В горле образуется комок. Все, что Лиса сейчас имеет, она получила только благодаря сексу. Только потому что каждую пятницу исчезала за дверью библиотеки и позволяла делать со своим телом всё, что угодно. Становилась игрушкой в чужих руках. Отдавалась и ненавидела себя за это. Каждое следующее утро хотела содрать с себя кожу, но уже не могла остановиться. Отчасти ей нравилось. Отчасти хотелось сгореть со стыда. — Я бы не хотела думать, что мне помог только его клуб. — Лиса стыдливо прячет глаза. Ведь она стала той, кем её считали с самого начала нахождения в академии. Только об этом сейчас никто не говорит. — Все совсем не так, как я хотела бы. Тэхён вальяжно усаживается на край тумбы, вновь надкусывая яблоко, роняет бирюзовую макушку набок и внимательно смотрит на девушку, — — А как бы ты хотела? — Чтобы Джин любил меня. По-настоящему. Чтобы мне больше не пришлось ходить в библиотеку. Хочу быть его девушкой. И чтобы он меня не стеснялся. Чтобы бы мы…были вместе. — А вы разве не вместе? Спать — это тоже своего рода отношения. — У Тэхёна все просто. Тут, в Академии, у всех так — просто. — Мы не спим. — Комок в горле разрастается и слова даются тяжело. — Ах да, прости, — Тэхён запинается, и тут же с ухмылкой исправляет слово, — Хотел сказать, трахаетесь. Тэхён оказался тем ещё сорви головой и сущим засранцем. За вышколенными манерами скрывался обычный пацан. Такой же, как и все, парень, который порой морозил всякий бред и не следил за языком. Лиса и Тэхён здорово сдружились за эти два месяца. — Мы не трахаемся. — Лисе неприятно произносить это слово, но ещё больше неприятно признавать. Тэхён теряется, округляет глаза и даже оставляет яблоко в покое. — А что он тогда делает там вообще?! — Просто смотрит. — Лиса не из робкого десятка. Пытается быть такой — смелой и дерзкой, но сейчас краснеет. По правде сказать, она много чего перепробовала, чтобы привлечь внимание Джина: Перешла в блонд, изводила себя диетами, чтобы быть идеальной в его глазах, смешно шутила и была смелой, насколько это возможно, ведь Тэхён утверждал, что Джин таких любит, но… СокДжин… так и оставался предметом воздыхания. Недосягаемой мечтой, ведь он чаще просто смотрел, чем хоть как-то мог приблизиться к Лисе. И это расстояние было невыносимым. Чем чаще она была с ним, тем больше влюблялась. Он вряд ли испытывал то же. Ему гораздо больше нравилось получать, как он однажды сказал, «эстетическое удовольствие», пока её тело терзали. Но хуже всего было разрывающееся на части сердце, которое трещало и рвалось пуще прежнего, всякий раз, когда их взгляды пересекались. СокДжин не может иметь ничего общего с шлюхой. В лучшем случае, может только взглянуть. И Лиса могла довольствоваться только этим. — Но ведь его впечатлило твоё нахождение в подвале с оборотнем? Вся академия до сих пор на ушах стоит. — Тэхён швыряет огрызок яблока куда-то в угол. Запрокидывает голову к потолку и придаётся воспоминаниям. — Это было смело. От этих воспоминаний у Лисы мороз по коже. Это была идея Тэхёна. Как один из способов доказать Джину, что она не просто шлюха. Что у неё, вообще-то есть когти и клыки. Тут такие приколы — дело обычное. Каждый пытается выпендриться как может. Совершить что-то такое, от чего вознесется в чужих глазах. А Лисе было кстати. Долго думать не пришлось. Тэхён выдал, что Мин Юнги — на год старше их, на деле оборотень. И каждое полнолуние он переносит в подвале. «Было бы прикольно, запереться с ним в одной клетке и посмотреть, кто выиграет. Волк или Лиса?» — Тэхён тогда так и сказал, а Лиса сделала. Только вот под чёрной блузкой на спине до сих пор огромные раны. Они затянулись в угодливые рубцы, которые тоже скоро затянутся и рассосутся, благодаря лисьей регенераци… но пока они все ещё там, напоминают об опрометчивости и о том, как Лиса чуть не умерла той ночью. На пятничных вечерах в библиотеке, верх одежды теперь всегда остаётся на ней. Джин не любит шрамов. — Это была идиотская идея, Тэхён. — Лиса вздыхает. В зеркале вновь сильная и любимая многими девчонка. И даже глаза не такие потухшие. — Я должна стать еще сильней. Лиса больше не хочет быть чьей-то шлюхой. Лиса хочет получать и любовь, и признание, и популярность, не потому что спит с кем-то. А потому что она Лиса Манобан. А для этого она должна стать сильной. Очень сильной. И даже сильнее Ю СоРы, сильнее оборотня, и даже Ким СокДжина. — Что мне делать, Тэхён? — Она смотрит на него через зеркало. Тот уже вновь за спиной, измеряет душевую шагами, пока Лиса нервно кусает губы. Так всегда, когда они думают: он расхаживает туда-сюда, она — кусает губы. — Правда ведь, что сила кицунэ зависит от количества хвостов? Лиса понимает, куда ведёт Тэхён. — Правда. — И даже знает, каким будет следующий вопрос. — И сколько их у тебя? Лиса не хочет признавать, но с этим ей не очень повезло, — — Два. — Не густо. — Тэхён присвистывает и вновь начинает ходить по кафелю. Пинает огрызок от скуки. А Лиса все ждёт очередной ни то дурацкой, ни то гениальной идеи. — А как можно получить хвост? — Родиться с ними. — Лиса становится мрачнее тучи. Это единственный из возможных и приемлемых способов. Она ещё совсем молодая Лиса — это только её второе перерождение. За каждое последующее лиса получает новый хвост. — А правда. что есть и другой способ получить хвост? — Тэхён спрашивает вкрадчиво. Намекает. Хотя оба знают, что именно он предлагает. И от этого Лисе не по себе. — Предлагаешь… у…у…убить другого кицунэ? — Даже звучит дико. Лиса не способна на убийство сородича. Тем более, единственные ей знакомые кицунэ — это браться и сёстры. Других она ещё не встречала. — Я просто пытаюсь найти все варианты… — Тэхён развит руками. — Но видимо, тебе этот способ не подходит? — Ни в коем случае. К тому же, я не знаю других кицунэ. Никогда не встречала кого-то… кроме своих младших. Не предлагаешь же ты их убить? — Лисе даже становится смешно. Нервный и судорожный смешок вылетает изо рта. — Что ты?! — Тэхён отмахивается, мотает головой. Замолкает, но спустя полминуты вновь говорит, — Но… если допустим… с ними случится несчастный случай, а ты окажешься поблизости? Возможно, хвост перейдёт к тебе. Или если они смертельно заболеют? Жалко будет, если эти хвосты пропадут просто так… Лиса даже не верит в то, что Тэхён это действительно говорит. Голова идёт кругом. — Что ты такое говоришь? С чего бы им болеть?! — Это чисто гипотетически. Ты смогла бы избавить их от страданий, а себе забрать пропадающую силу? Смогла бы? — Тэхён уходит в свои гипотезы и теории. Слишком увлечён полетом мысли, и кажется, теряет грань разумного. Хотя кто тут вообще разумен? — И это я ещё переутомилась? Поспи, Тэхён. И больше не говори ерунды. — Как знаешь. Возможно, я и правда несу ерунду. — Тэхён сдается и со своей привычной ухмылочкой направляется на выход, потягивается и зевает. — Воспользуюсь советом, пойду посплю. А когда уже почти скрывается во мраке коридора, до чуткого уха Лисы доносится, — — Может, и ты воспользуешься моим.

***

Картинки начинают мелькать перед глазами с бешеной скоростью. Бесконечные коридоры замка запутываются, ширятся, удлиняются. Свет мелькает. То и дело всплывают разные лица — друзья и подруги, завистники и недруги. Они что-то говорят, но разобрать ничего нельзя — губы безмолвно шевелятся, или слова слишком тихие, чтобы их понять. Звонки с разбитого телефона и мужской голос, почти плачущий, рассказывающий что-то безумно важно. Статный юноша в строгом костюме, который все время рядом и тенью, но такой далекий — он исчезает в конце коридора. Ненавязчивый запах бергамота выдает в нём СокДжина. Шорох брендовых пакетов и упаковочной бумаги — подарки. Плавящиеся свечи в библиотечном зале и горячий воск, капающий на бархатную кожу. Влажные ладони, приглушенные голоса и дикое возбуждение, от которого из глаз брызжут слезы. Трясущиеся коленки и возвращение в комнату глубоко за полночь. Дикая усталость, накатывающая волной. Струя ледяной воды из-под душа, смывающая пот и прочие жидкости с тела. Все это не то, что нужно искать. Нужно залезть глубже, нужно пройти ещё один коридор, нужно… нужно. нужно увидеть что-то ещё. Лалиса находится в небольшой мрачной комнате мужского общежития. Затылком чувствует чужой и колкий взгляд. Он пришпиливается точно булавкой. И тонкий запах бергамота. Впервые всё происходит не в библиотеке. Джин кивает на кровать, на которой её уже ждут. С ног спадают лакированные туфли, звенит молния кожанки. Синяя макушка мелькает в свете торшера. А в горле ком. И по плечам холод. — Ты шутишь? — В голосе нотки недовольства. Вопрос сразу к двоим. Джин всегда был не против поделиться своей любимой игрушкой с не менее любимыми друзьями. Но Лиса никогда не ожидала, что однажды это будет Тэхён. А сейчас он расселся на двуспальной кровати и смотрит на неё нагло снизу-вверх. — Почему? Тэхён сам попросил. А я люблю смотреть, ты же знаешь. — Джин ничуть не смущен. Для него это обыденность. — Давай, порадуй меня. Джин делает ещё один кивок, указывающий на то, что она должна сделать шаг. От него. В объятия другого. И Тэхён даже раскидывает руки, приглашая Лису к себе. — Тэхён… — Лиса не может ослушаться. Шагает, но к горлу подступает тошнота. — Мы же друзья. Стоит ей оказаться рядом, он крепко хватает её запястья холодными пальцами. Не вырваться. Не уйти. А хотелось бы. Тэхён тянет рывком, и тело поддается, падает на мягкий матрас. Под ней шуршат простыни. — Именно. Мы же друзья. Лучше всего, когда секс по дружбе. Да и с Джином вы ведь тоже друзья? — В янтарных глазах ни следа жалости. Они пылают. А пальцы, проводящие по щеке леденят. Кажется, у Лисы начинается жар. — Ты боишься? — В голосе делано удивленный тон. — Для тебя это должна быть ерунда. Что-то внутри ломает посильнее издевательств, сильнее холода любимого человека. Бьет больнее всего, что Лисе пришлось пережить. Что-то внутри ломается прочнее костей. То единственное светлое и теплое, что проросло в этом месте — дружба. Как думала Лиса, незапятнанная ничем. Ни выгодой, ни сексом. Тэхён был её отдушиной. Вынимал жвачку из волос, у него на плече можно было поплакать, он всегда был готов прийти на помощь с дельным советом. Но у дружбы с ним тоже оказалась цена. И довольно высокая. Её лучший друг той ночью вытворял с её телом всё то, что вытворяли другие. То, что Лиса ненавидела всей душой, но терпела. И сейчас пришлось терпеть. Лиса жмурится, чтобы не видеть его прожигающие глаза, лицо нависшее сверху, не слышать его тяжелое дыхание и даже рычание от резких толчков. Лиса проваливается в темноту. Всё снова мелькает вспышками: толпы напуганных людей, кто-то падает из восточной башни, а она безмолвно наблюдает за этим из окна комнаты, детские лица, горячие лбы, тьма, слезы, чей-то кашель, длинные когти, вонзающиеся в мягкую плоть и густая пахучая кровь, что впитывают простыни. Ничего не разобрать. Внутри четко звучит лишь одна мысль: Никто больше не заставит её делать то, чего она не хочет делать. Никто не будет потыкать ей. Никто не причинит ей боль. Валери открывает глаза от того, что что-то острое тыкается в кожу на шее. Прямо как во сне. — Тшш… — Глаза напротив, знакомые, и всегда веселые, сейчас пылают во тьме. — Не дергайся. И если объяснишь, зачем ты сунулась в мою голову, я позволю тебе жить дальше.

***

Валери ежится в шерстяном кардигане Розэ, который наспех накинула на плечи. Поджимает ноги под себя, ведь каменная плитка на ощупь как лед. Тапки не надела. А Лиса ждать не стала. Схватила за руку и потащила на кухню посреди ночи. Не успев спрятать когти, коротко спросила, — — Есть хочешь? Я хочу рамен. Отвечу на твои вопросы за едой. Кажется, у тебя их довольно много. Валери молча кивнула и быстро собралась, вынырнув из теплой постели. Сейчас же Лиса шумит кастрюлями. Валери еще ни разу не была на общей кухне, где им обеим не положено находится. Вода быстро закипает, рамен булькает, Лиса мешает сырный соус в тарелках. Ставит перед подругой посуду, но есть не хочется от слова совсем. В горле ком, перед глазами мерзкие картинки. Зато Лиса ест с завидным, почти животным аппетитом. Вскоре косится на Вал исподлобья, — — Ты прости за когти. Просто не люблю, когда вторгаются в мое личное пространство, ну или в голову… Ее тарелка быстро оказывается пустой, а тарелка Вал по-прежнему полна. Лиса жалостливо глядит на нее, явно намекая на то, что хочет заполучить и ее. Валери бесшумно отодвигает фарфор от себя. — Благодарю. К черту диету. Хочешь спросить о чем-нибудь? — Наконец говорит Лиса. Не понимает, насколько стыдно сейчас Валери. Даже щеки краснеют. — Ты многое увидела… и многое тебе было, наверное, непонятно. Только давай так, я отвечу на твои вопросы, а ты на мои. Идет? Валери медленно кивает. — Ты все еще… состоишь в этом клубе? — Валери до сих пор все это странно. И дико. Хочется стереть себе память. Лиса мгновенно морщится и даже перестают есть. Отмахивается, — — Боги, нет. Все это позади. — И правда, на не запястье никаких браслетов. Значит, она свободна. Или… — Ты с Джином все еще… — Стыдно спрашивать такое, да и тому же, это должно быть не ее дело, — Он все еще заставляет тебя… и смотрит? — Больше нет. — Отрезает Лиса. В глазах твердость. И ее самые сокровенные тайны замирают в воздухе между двумя людьми. — То, что между нами сейчас происходит, довольно сложно описать… — Чтобы освободиться… что тебе пришлось сделать? Я видела твоих братьев и сестер… и коровь. Ты их… Валери заикается. Все внутри холодеет. — …Убила? В полумраке огромных глаз замирает грусть… и скорбь. Лиса медленно качает головой, — — И да, и нет. Я просто оказалась рядом. Они умирали от лисьей хвори. Она хуже и агрессивнее вольчей. От нее нет лекарства. Ее не смог бы вылечить обычный доктор. И ничего не помогало. Я не могла смотреть на то, как они страдают. — Лиса обнимает руками худые колени, хлюпает носом. Она, всегда сильная и светящаяся, сейчас выглядит уязвимой, открытой и безумно слабой. — И решила избавить их от страданий? — Слова звучат как насмешка и Валери почти сразу же жалеет о них. Закрывает рот ладошкой. — Да. Ты не понимаешь, о чем идет речь. Они будто сгорали заживо на моих глазах. Медленно и мучительно. Можешь представить, каково это — когда все твои внутренние органы горят и умирают? Вот, что такое лисья хворь. От этого нет лекарств. И быстрая смерть — это подарок. Валери бы так не смогла. Ни за что на свете. И наверное, разочарование в ее глазах слишком очевидно. — Не надо на меня так смотреть. Думаешь, мне было легко? Я любила их больше всего на свете. У меня не было такого мужества. Но его пришлось найти. Ради них. — По щекам девушки текут слезы. Хрустально переливаются в оконном свете. И Валери не в силах найти подходящих слов. — Джису…? — Но сейчас она должна собрать ответы на все свои вопросы. — В ночь, когда она упала с башни, я обещала Джину прийти. Это была пятница. Я не могла поступить иначе. И не была рядом, когда была ей нужна. Сожалею ли я об этом? Да. Миллионы раз жалела. И столько же раз буду. Лиса не врет. Сейчас, на холодной кухне, среди металлической посуды и шелка ночнушек, нет никакого смысла врать. Души оголены, слезы искренни, из уст ни капли вранья. — Моя очередь. Это была задумка Джису? Влезть в мою голову? — Да. — Валери не чувствует угрызений совести. В конце концов, она не обещала Джису хранить секретность. Но Валери соврет, если скажет, что делает это только по указке Джису. — Я и сама хотела знать. Все. О вас. Глаза Лисы вновь вспыхивают во тьме. Непонятно, чудеса ли это ее глаз или глюки. — Ты могла спросить. И правда. Валери могла спросить. Только вряд ли бы кто открыл ей душу и радушно выдал бы все свои тайны на тарелочке с голубой каемочкой. Валери поджимает губы. Остался последний вопрос. — Что Тэхен попросил взамен на свою помощь? — Не лезть не в свои дела. — Лиса не мешкает. Вытирает губы салфеткой и отодвигает тарелку. — Извини, но большего сказать не могу. А теперь давай вернемся в комнату и доспим эти пару драгоценных часов, что остались до учебы.

***

Поспать сейчас — то, что доктор прописал. Недосып у Валери хронический. Страшный. А перегревшийся телепатией мозг отчаянно просит отдыха. Валери мысленно уже в постели и в забвении. Сладкие грезы рушатся мгновенно. В женском общежитии оживленно. На весь коридор слышится погром. Многие девчонки пооткрывали двери комнат, кто-то повыглядывал, непонимающе глядя друг на друга и пытаясь определить источник шума. А шум, как назло, доносится прямиком из их с Лисой комнаты. Слышны жуткие хлопки: мебель падает на пол, посуда и мелкие предметы бьются о стены. А ещё слышна ссора. Высокий голос Чимина можно узнать сразу. Визг Розэ тоже. Ноги инстинктивно прибавляют шаг, потом и вовсе бегут. Валери не знает, что будет делать с разъяренным Чимином: есть вариант поговорить, можно попробовать даже врезать. Лиса за спиной придает уверенности и плотно закрывает дверь от любопытных глаз и ушей. Выключатель света щелкает. В комнате и правда погром: шторы сорваны с гардины, да и гардина тоже, кресла и пуфики перевернуты, цветки с растениями разбиты, босые ноги наступают на осколки стекла. По комнате точно прошелся ураган. По имени Пак Чимин. Его невысокая фигура закрывает собой Розэ. Смоляные волосы в беспорядке. Лица не видно. Он крепко держит девушку за шею, прижимая к стене. Она бледная и перепуганная. — Это твои рук дела, тварь?! Говори, куда ты все спрятала! — Чимина не смущает включеный свет и хлопок двери. Слишком сосредоточен. — Я не знаю, Чимин! Я ничего не брала! — Женские слезы и даже истерика ни чуть не смягчают ни Чимина, ни его хватку. — Помогите! — Какого черта ты творишь, идиот?! — Лиса совсем не понимает, что могло случиться за каких-то полчаса. И таким она Чимина никогда не видела. Глаза красные, лицо бледное, с выступившей испариной, искажено злобным оскалом. — Не подходи! — Рычит Чимин, показательно сжимая тонкую фарфоровую шею крепче. Розэ кашляет и ногтями до крови впивается в руку брата. Но тот и бровью не ведет. — Эта дрянь взяла мою наркоту. Только ты знала, где всё лежит. И я очень советую тебе всё отдать. — Чимин, ты не в себе. Отпусти её, и я скажу, где всё лежит. — Валери рискует оказаться на месте Розэ, потому что юноша реагирует мгновенно. Ослабляет хватку, и ослабшая девушка валится на пол, пытается глотнуть воздуха, откашляться, прийти в себя. А Чимин тем временем грозовой тучей направляется к двери. Сейчас когти Лисы были бы кстати. Но она тоже застыла в немом шоке. Чимин тянет руку, намереваясь толкнуть, но Валери отталкивают в сторону. Осторожно, но уверенно под руку. Кто-то до жути знакомый, и даже родной. Девушка оказывается за спиной, которую видела сотни раз. Чонгук высится стеной между ней и Чимином. Хватает явно неадекватного друга, не давая приблизиться к его цели, хоть тот и не сдается, клацает зубами, пытается вырваться. В глазах зверь, и ничего человеческого. Чимина крупно трясет. — Успокойся. — Сжав зубы, цедит Чонгук. Держит крепко, что стоит ему усилий, хоть он и превосходит Чимина. Но ломка творит невероятные вещи с людьми. — Что за шум… — За открывшейся дверью появляется и Тэхён, и Юнги, уже напряженный и готовый обороняться. Тэхён же расслабленный, быстро оценивает обстановку, взглядом натыкается на Чимина в чонгуковом захвате, — И драка есть? — Чиминще, кажется, не здоровится. — Чонгук даже не скупится на один удар под дых, чтобы усмирить буйного Чимина. Тот обливается потом и бледнеет всё больше. Тэхён проходит вглубь комнаты, и каждый его шаг сопровождается шорохом осколков посуды, ваз и фоторамок. Подходит к Чимину, разглядывая его лицо в свете торшера, который чудом уцелел. — Даа… хреново тебе, дружище… — Констатирует Тэхён. Валери подмечает, он в том же, в чем был днём, значит, ещё не ложился, хоть вид и заспанный. — Ломает, да? — А по мне не видно?! — Чимин утробно рычит, брызжа слюной. — Блядь, Тэхён, если даже ты не дашь мне этот сраный порошок, я клянусь, я сначала вырву глаза всем, кого ты любишь, а потом тебе. Чимин бросает страшную угрозу, хоть и пустую, но Тэхёна она даже забавит. Тот ухмыляется. Обводит взглядом комнату, натыкается на плачущую Розэ, которую уже успокаивает Лиса, на перепуганную Валери. И думает, что пора бы этот спектакаль заканчивать. — Ну это ты, конечно, загнул… Невыполнимая задачка, дружище… Юнги закрывает Вал спиной, хватая за руку, скорее инстинктивно. Чимин всё ещё злобно пилит её глазами. — Говори, где наркота, маленькая сучка! — Чимин гаркает, а Вал сильнее сжимает руку Юнги. — Ты сказала, что знаешь! — Я ничего не скажу тебе, Чимин. — Это ты?! Ты всё выбросила?! — В нём закипает злость. Капилляры в глазах лопаются, а лицо пуще прежнего искажает ядовитая гримаса. — Я и до твоих глазенок доберусь, дрянь! — Это был я. — Спокойно говорит Тэхён, хлопая друга по холодной щеке. — И ты, вероятно, прошелся по каждой комнате этой дыры, прося что-нибудь. Но ничего не давать всех попросил тоже я. Так что… если и вырывать чьи-то глазенки, то можешь попробовать начать с моих. Но советую тебе лучше успокоиться и пережить эту ночь без кровопролитий. Через пару дней скажешь «спасибо». А теперь пойдем-ка, дружок, ты тут уже достаточно набедокурил. Тэхён помогает Чонгуку вывести брыкающегося Чимина из комнаты. Напоследок Тэхён кивает Валери, а Чонгук задерживает пронзительный взгляд. Он и сам бледный, как мел. Валери даже расшифровывать не нужно, то, что говорят его глаза: «закройся на все замки». — Мы о нём позаботимся. — Обещает Тэхён, прежде чем исчезнуть в коридоре. И вроде бы можно выдыхать: беда миновала. Только все равно не по себе. — Сегодня буду ночевать в вашей гостинной. — Отрезает Юнги, потихоньку поднимая мебель на прежнее место и мелкие осколки с пола. — После того, как приберемся… На сон у Валери в лучшем случае будет час…