Dark Academia

предостережения одноглазой девочки и злые шутки обиженного принца

Они кричали моё имя, теперь его шепчут.

В тот жуткий день первых чисел декабря Валери Янг внезапно прозрела. И поняла, что как раньше уже не будет. Сказка кончилась. Началось что-то нехорошее, жуткое, пока ещё непонятное. В день, когда дендрарий разбился на кусочки, а вместе с ним, вероятно, и чиминово сердце, самого Чимина она не нашла. А так хотелось… объясниться. Хотя, как такое объяснить? Ничего не понимающего Чонгука Валери решила пока что избегать. Она уже в этом деле стала профи. Вот и славно, избегание — лучший способ решения проблем. Отсутствие диалога предотвращает всяческий дискомфорт от правды, слов, чужих секретов или оголенных чувств. В конце концов, Чимину она ничего не обещала, с Чонгуком и вовсе не состояла в отношениях. Должна ли она что-то объяснять? Едва ли. И кажется, впервые обзавелась собственным скелетом в любезно выделенном академией шкафу. Тут любому приличному человеку такой полагается. Чтоб скелеты было удобно хранить. Только сердце все равно совестливо щемит. И от него откололось сразу два куска. Найти оправдание тем двоим людям и тому, что они творили с неизвестной девушкой в одном из кабинетов, нельзя. Себе, впрочем, тоже. Сердце одолевала неприятная боль, а сны — кошмары. В этих кошмарах Валери оказывалась в тёмном коридоре замка, её хватали за руки с двух сторон и тащили в пустынный кабинет. А там уже знакомая сцена: Чонгук, Чимин, и она — вместо неизвестной белокурой девушки на столе. Этим всё и закончивалось, а просыпалась она холодном поту. Разум играл с ней злые шутки. Чимин явился на пары на следующий день как ни в чем не бывало: такой же безупречный как и в первый день их встречи. Идеально уложенные волосы, лёгкий дымчатый макияж глаз, изящный костюм с россыпью редких маленьких звезд и серебряными запонками. Дорого, волшебно, идеально, как и полагается… принцу. С одной лишь (не)значительной переменой: в глазах лютый холод. Принц впал в немилость: холодом несло за версту. За версту Валери он и обходил. Все почувствовали эти разительные перемены и громадный раскол в их компании. Он вплыл на первую пару черным лебедем с идеально прямой спиной, поднятым подбородком, мягкой поступью, чуть отводя мыски в стороны. Вперед него, конечно, явился флер зеленого чая и бергамота. Вот и весь секрет неразгадываемого парфюма: стоило лишь пару раз побывать в его комнате. Он тогда гордо продефилировал мимо парты, которую они с Валери делят, высоко задрав голову. Удар. Пусть и небольшой, но справедливый? А по природным метаморфозам как раз тест. Они давались Валери так же плохо, как и зелья. И без Чимина она как без рук. Его руки все время ловко писали тесты и сложные формулы и все в её листках. Иногда мешали зелья. Он-то в этом — спец. Но после того, что сделала Валери и после того, что увидела Валери, едва ли они смогут взаимодействовать. Но этого и следовало ожидать. Место его тогда занял Чонгук, пытаясь завязать беседу, спросить в чем дело и причина внезапного исчезновения из тёплой постели после дикого и пьяного секса в душе. Намерена ли Валери отвечать? Нет. Увиденного в его голове было достаточно, чтобы сделать все нужные ей выводы. А разговоры о личном на парах порядком достают. Вокруг и так много ушей. И глаз. И всеобщее внимание давит, она к такому не привыкла. И потому Валери тоже демонстративно отсаживается на заднюю пустующую парту. У Чонгука тоже есть гордость, и потому он за ней не бежит. Вот и славно. А все вокруг с придыханием следят за развернувшейся сценой. Как всегда. На Вал накатывает уже привычный ужас, вызываемый учебой: страх провалиться, не сдать, не вытянуть на удовлетворительный бал. Нервоз — для нее уже привычное состояние, но все равно неприятно: ладони мерзко потеют, желудок делает сальто. И нет никого, кто бы мог помочь: Лиса сидит с Розэ, Юнги вообще не на их потоке, Чимин свою позицию четко обозначил, у Чонгука она помощи просить не намерена, Тэхена нет. Удивительно, Тэхен никогда не прогуливает пары. И это его первый пропуск за весь семестр. Может, в этом и заключается ее проблема? Все время надеяться на кого-то, цепляться как за спасительную соломинку, разочаровываться, а из себя ничего не представлять? Спасение утопающего — дело рук самого утопающего. Только Валери об этом правиле позабыла. Её-то вечно кто-то спасает. — Ну и драма. Рядом возникает идеальная осанка, шелковые длинные волосы, аромат амбры, ни с кем не спутать — Джису. — Вся академия с замиранием сердца следит за тем, кого ты выберешь. — Где ты пропадала? О Джису Валери не слышала вот уже месяц, с той самой ночи кровавой луны. Испарилась… как по волшебству. На смс не отвечала, и Валери сама отстала, утопая в своих делах… ну или сердечных муках. — Пришлось вернуться в университет в Сеуле, чтобы завершить семестр раньше. Зато теперь спокойно могу вариться в нашем серпентарии до каникул. Девушка довольно хмыкает, заканчивает обзор однокурсников и обращает половинчатый взгляд к Валери. Один глаз безжизненный, блеклый, а вокруг — шрамы. Валери никогда не привыкнет, хотя пора бы. — Многое я пропустила. Пришлось наводить справки: ты успела расстаться со своим ненаглядным собственником, охмурила Чимина, жаль, удержать не смогла. Это что-то новенькое. Валери с грустью взглянула на светлые волосы, прямые плечи пиджака, гордый профиль, ведь Чимин сидит полубоком, вновь ощутила озноб. Обидой фонит на всю аудитории и запах у нее бергамотный. — Он из всех троих самый хороший вариант. Одно слово режет по ушам. Почему-то хочется резко вспылить, кольнуть: нервы ни к черту. — С чего это «троих»?! — Вопрос и выходит резким. Может, даже чересчур. — Тэхена тоже в этот ваш треугольник приплетают. Ну или… квартет. Немудрено: братец вечно где-то поблизости. Да и к тому же, когда в академии происходит что-то громкое, в этом всегда замешаны эти трое. Градус терпения повышается до предела, Валери медленно начинает закипать. — С каких пор мои личные отношения стали общественным достоянием? Не очень-то дружелюбно подобными упреками встречать Джису, но сейчас весь этот разговор напоминает скорее усмешку. — А тебе самой не казалось странным то, что трое самых востребованных парней Академии начали бегать за… не в обиду сказано, но какой-то новенькой без двора и рода, одновременно? Не в бровь, а в глаз. И слышала она это уже раз тысячу. И столько же задавала этот вопрос себе. Конечно, она об этом думала. Много-много думала. Но и Чонгук, и Тэхен смогли ее убедить в том, что она личность вовсе не такая заурядная, как о себе думает. И Валери поверила. С легкостью. Может, зря? — Не принимай на свой счет, но давай посмотрим на голые факты. У Чонгука свой фан-клуб, тут целая гора девчонок мечтает запрыгнуть к нему в кровать. Он из знатного рода, лицо Академии. Я не припомню его вообще с кем-либо… а чтобы он еще и бегал за кем-то… обычно, все наоборот… Они с Чонгуком вновь пересекаются взглядами. В его глазах куча вопросов, которым суждено остаться без ответа. И тьма. Может ли она ему доверять? Что она вообще о нем знает? Да по сути ничего. Где гарантия того, что она не окажется на том же столе, что и девушка из его воспоминаний? И где гарантия того, что ее после не выкинут за ненадобностью, как надоевшую игрушку? Раз это так в духе Чонгука. — Но быть с ним, наверняка, тот еще головняк. Он невыносим. Собственник до мозга костей, эгоист, и готова поспорить, тот еще любитель все держать под контролем. Я права? Это издалека видно, особым экспертом быть не надо. Джису ухмыляется одним уголком губ, косясь на Валери здоровым глазом. Конечно, она права. Быть с Чонгуком… было до невозможного хорошо и порой чудовищно невозможно. Он казался Валери кем-то, о ком страшно было даже мечтать. А потом оказалось, что его тоже к ней тянет. И мечты стали явью. А явь кошмаром. Чонгук удивительный, когда никто не смотрит. Чуткий, о чем никто не знает. Мягкий и нежный в редкие минуты. Но даже в эти редкие минуты трепещущей нежности, когда, например, они лежали в его спальне, на чёрных шелковых простынях, в тихом звоне и тиканье амулетов, слушая дыхание и сердцебиения друг друга, сплетая пальцы, он позволял чему-то темному вылиться наружу. Поспрашивать про парней, с которыми она общается, тысячу раз получить подтверждение того, что она ни с кем больше не переписывается по вечерам и того, что никто ее больше не интересует. Было что-то отталкивающее в том, что он одним лишь взглядом мог заставить кого-то от нее отойти, отвернуться. Чонгук контролировал. Чонгук давил. Чонгук не доверял. И даже трепещущая, как цветы, нежность, чахла под этим натиском. — …Чимин в этом плане — одуванчик божий. — Джису продолжает размышлять, о чем не никто не просил, — Он, вообще, довольно свободный в плане отношений, и сам вероятно, будет встречаться с кем-то еще за спиной. Феи, в целом, на плотские утехи смотрят проще. — В смысле? — Для них, например, в порядке вещей быть помолвленным, но при этом трахаться с кем-угодно. — Намек жирный и хорошо читаемый. Валери глядит на Розэ, которая и не подозревает, что о ней сейчас сплетничают. — Ну или проводят всю жизнь в браке, фактически трахая других. Для фей это всего лишь… физиология. Или ты думала, что у Чимина там внутри для тебя букет нежных чувств? Он никогда не делает что-то просто так. — Что ты имеешь в виду? — Очнись, дурочка, он мил и услужлив, только когда испытывает к чему-либо интерес. И с подачи милой мордашки всегда получает желаемое. Но как только интерес угасает… гляди, он — сама враждебность. Очередная ухмылка. Особо ядовитая. А Валери тонет во льдах глаз Чимина. Они у него… безжизненные, потухшие, действительно враждебные. Будто они — враги. — Или ты думала, что он с тобой вечность будет нянчиться? Конечно, Валери хотелось бы думать, что она больше, чем просто объект чьих-то физиологических прихотей. Хотелось бы. — Не упусти ты его, он бы не делал бы тебе мозг, не ревновал, не контролировал. Но и вниманием бы не обделял. Галантен, вежлив, обходителен. И в постеле хорош, так ведь? — Вновь косой взгляд. Джису, кажется, знает больше, чем Валери бы хотела услышать. — Красивые ухаживания, сопровождаемые качественным сексом и без лишних нервов. Ненадолго, конечно. И на что-то серьёзное было бы нельзя рассчитывать, учитывая то, что он помолвлен. Но кто знает, может, держал бы тебя рядом. Ну а когда бы интерес пропал, он бы в долгу не остался. Если бы ты вела себя хорошо, сделал бы какой-нибудь запоминающийся подарок в благодарность. У Валери холодок по спине бежит от таких рассказов. Она смотрит на Чимина в совсем другом свете. А переживания о тесте, само собой, уходят на второй план. Губы трясутся, и голос тоже неровный, — — Что ты имеешь в виду? — Купил бы квартиру в Сеуле… или открыл бизнес на твое имя. С его возможностями это делается по щелчку пальцев. Валери вдруг чувствует себя… опустошенной. Пустой. Сродни шлюхе, упустившей большую рыбу. Кажется, Джису ее таковой и считает. — Раз расклад так хорош, почему не возьмешь себе?! — Тоже хочет уколоть в ответ, скалится, но вызывает лишь улыбку. — Я в другом положении, мне красивые ухаживания и платный секс не требуется. На правду не обижаются, дурочка. Это всё я и так могу получить. А с Тэхеном, на твоем месте, я бы была поосторожнее. Дружбу с ним водить — опасно. Валери и не собирается больше ни на кого переключаться. Особенно на друга. Хватит с нее разбитых сердец. Но любопытство сильнее, а Джису, кажется, единственный человек, который может дать ответы на все беспокойные вопросы. И Валери… по ней скучала. — Почему? — Потому что он ещё хуже. — Это единственное, что успевает прошептать Джису, прежде чем лист с тестовыми заданиями ложится на их парту. Аудитория погружается в тишину, нарушаемую лишь поскрипыванием ручек по бумаге. Джису криво и совершенно неожиданно в уголке оторванной бумажки царапает ответы. Через минут десять сдаёт работу, а на прощание в самое ухо, подобно лучшей подружке, шепчет, — — Мы можем продолжить эту утоляющую твое любопытство беседу на лестнице восточной башни. Буду ждать. Потом девушка кладет тест на стол преподавательницы и горделиво, одной из первых покидает кабинет. Валери уходит второй.

***

К моменту, как Валери выскальзывает из аудитории, в пустом коридоре уже никого. Тут все появляются и исчезают точно по волшебству. Хотя Валери никогда, например, не могла разгадать секрет Тэхёна. Теперь же и за Джису прослеживается такая особенность. Она уже, наверняка, в Восточной Башне. Пропадать и так же внезапно появляться — у них семейное? Валери неуверенно шагает туда, хотя ещё ни разу в этом месте не была. В башне находится один единственный кабинет по астрономии, а поскольку астрономии в этом семестре нет (преподаватель чахнет от какой-то болезни), туда Валери ещё не совалась. Башня вызывает смешанные эмоции: жуть, приправленная легкой паникой. Чудная микстурка. Слоняться по пустынным закуткам замка без Юнги — совсем не так весело. Скорее стремно. Ноги перебирают каменистые ступени, желудок урчит, ведь в нем пусто с самого утра, и потому Валери так и норовит споткнуться и свернуть шею: сил нет. Где-то вверху пахнет табаком, где-то вверху ее уже ждут. Девичий силуэт призраком вырисовывается у витражного узкого окна-бойницы. Оно даже открыто, беспрепятственно впуская колючий ветер и в без того холодное строение. Джису нагло пренебрегает правилами учебного заведения, раскуривая сигарету. — Заблудилась? Ты долго. В её сторону Джису даже не смотрит. Появление Валери было ожидаемым, но девушка уверена, что подруга так или иначе ее видит. Чертовски пугала ее прозорливость, несмотря на увечье глаза и частичную слепоту. Валери откашлялась и решила начать с главного, — — Спасибо за помощь с тестом. — Она поежилась, обхватила себя руками, желая спрятать их в шерстяной жилетке, но сдержалась. — Ерунда. — Тонкие пальцы изящно стряхивают пепел, губы выпускают дым в белое морозное утро. — Думаю, это самое меньшее чем я могу тебе помочь. Валери и тут начинает искать второе дно. Первое правило этого места она уже усвоила: никому не доверяй. У всех есть личные мотивы и резоны. В чем же подвох с Джису? Они ведь явно не претендуют на звание лучших подружек. Сделали одно дело, получили выгоду и баста. — А я выгляжу так, будто мне нужна помощь? У Валери тоже зубки успели вырасти, только той ли она их показывает? — Выглядишь так, будто по тебе проехал бульдозер. — Без капли иронии отвечает Джису, — Я сейчас могу развернуться и уйти отсюда, и от меня не убудет. Но, кажется, ты не вывозишь ни местных детишек, ни порядков. И много чего ещё не знаешь. Решать тебе. Жестко. Но как есть. В этом вся Джису. Валери закусывает внутреннюю сторону щеки, мнется. Информации у нее в убытке, так и смысл ломать комедию? Конечно, ей нужны ответы. Иначе зачем она вообще сюда пришла? — Я буду… признательна за помощь. — И вмиг она становится послушным котенком. Может, слишком быстро? — Не знаю, что конкретно произошло у тебя с Чонгуком и Чимином, но история с треугольником у них уже была в конце первого курса. И вот надо же, снова повторяется. Любят они перетягивать игрушки зубами. Внутри неприятно колется: в животе появляется целый выводок ежей и все ощетиниваются. Тыкаются иголками во внутренности, и чувство такое неприятное… еще более колючее, чем декабрьский ветер. — Будешь? — Джису предлагает сигарету из пачки, но Валери вертит головой: знает, что будет хуже, если на пустой желудок покурить. Хотя курить хочется. — Что за история? — Не уверена, что хочет знать. Но любопытство — зверь такой: проснется — не успокоишь. — Как-то оба положили глаз на белокурую красотку-первокурсницу. Ее звали СоРа. Незаурядная личность, из рода Хан. Первая студентка на своем потоке по успеваемости… ну короче, всем голову вскружила. Чонгука к таким тянет. Естественный отбор, сама понимаешь: лучшие забирают лучших. Валери не понимает. На этих словах становится еще более ублюдочно-мерзко: Валери ведь далека от кого-то подобного. Она, в отличии от них всех, не обладает ни блеском, ни лоском — простая смертная по сравнению с почти айдолами. И потому слова звучат как упреки. — Нашему принцу она тоже понравилась. Он долго за ней бегал, ухлестывал, ухаживал. Прямо как за тобой. — Успешно? — Валери становится больно всё это слушать. Конечно, хотелось думать, что она такая — единственная. Да только если бы… — Неа. — Беспощадно выдыхает Джису. Даже с какой-то издевательской улыбочкой. Валери это в ней не очень нравится. Очень уж походит на Кёнхи в такие моменты, а та ой как любит подергать за ниточки и надавить на больное. — Не делай такое лицо, будто тебе его жаль. И поделом. Хоть кто-то сбил спесь. Не знаю, чем у них там все в итоге закончилось… но стало быть, не очень хорошо, раз СоРы в академии больше не числится. Валери вдруг вспоминает белесые кудрявые пряди на преподавательском столе. Девушка из ночных видений тоже была белокурой. Пазлы складываются верно. — Говорят, Чимину в конце концов надоело тщетно бегать за ней, и он страшно озлобился. Хотя дела до девчонок ему обычно нет: меняются слишком часто. Но дело же касалось ещё и Чонгука… а у этих двоих какая-то вечная, нездоровая борьба. Во всём. — И что он сделал? — В общем, палок в колеса он ей немало понавставлял. На второй курс СоРа не поступила, хотя и принадлежит уважаемому среди ведьм роду. Забрала документы в конце семестра и канула в лету. Это была сенсация. Становится не по себе. Что такого мог сотворить Чимин? Неужели это в его силах — выставить кого-то из школы?! — Что конкретно он делал? — Пока возможность есть, надо ей пользоваться. И даже если Валери придется устроить Джису допрос, она на это пойдет. — У Чимина милая мордашка, не так ли? Добавь к этому врожденный дар убеждения, фейское очарование и щепотку хитрости и получишь идеального манипулятора. Он с преподавателями на короткой ноге: тут обронил словечко, там похлопотал, глядишь уже и весь преподавательский состав тебя ни во что не ставит. А испортить репутацию среди сокурсников и вовсе проще простого. Одним словом, тотальный прессинг. Нервы малышки СоРы не выдержали. Тут выживает сильнейший. А что насчет тебя? Тебе-то силенок хватит? В голове туман, перед глазами пелена дыма, а сквозь него в Валери летит кинжальный взгляд Джису. И ответить что-то надо, да только что? — Чимин — мой друг. — Валери все еще не верит в эти россказни, хотя все аргументы против. И то, что она видела своими глазами в воспоминаниях Чонгука… именно так Чимин опорочил репутацию СоРы? Рука сама тянется к сигаретной пачке Джису. Валери все же закуривает. Плевать на тошноту и головокружение. — Боже, ты такая наивная, меня это даже умиляет. Но пора просыпаться. Джису снова хрипловато смеется, худые плечи и ключицы подрагивают в глубоком вороте свитера, дым мешается со смехом. — Можешь не верить, право твое. Скоро убедишься на практике, каким ублюдочным засранцем может быть наш принц фей. Он очаровашка… но боже сохрани обидеть принца, а ты, судя по всему, это сделала. Снова указала мальчику на его второе место. Мой тебе совет: Чимин будет давить, продавливать и пытаться тебя размазать. Сблизься лучше с Чонгуком, пусть побесится, но сделать уже ничего не сможет. А если отобьешься от стада и заделаешься изгоем, он учует в тебе слабое звено и сокрушит. Очередной хитроумный план по выживанию в академии. Валери уже так от этого устала. От притворств и стратегий, от тайн и секретов, от личной выгоды и потакания ей. Она чувствует себя не более чем пешкой на шахматной доске. Бежать к Чонгуку нет никакого желания. Не после того, как побывала в его голове. Поняла, каково это — быть им. И поняла, как много о нем не знает. Ни черта, если точно. Да и неужели Чимин действительно станет ее палачом? Не похоже это на парня, который валял ее в снегу и заваривал лапшу быстрого приготовления на двоих. Хотя… кто знает? — Не вариант. — Отвечает Валери, быстро выбрасывая окурок в окно. Джису закрывает его, кутаясь в свитер. — Ты, видимо, мне не веришь. Как и в то, что вылетишь отсюда лишь по одному мановению чиминовой руки. Если принц пожелает… Дело твое, в общем. — Джису, конечно, искренне все равно. Она — лишь сторонний наблюдатель, которого веселит развернувшаяся сценка. И она этого хотя бы не скрывает. — Моё дело — предупредить. Валери так хочется верить в хорошее, в светлое в людях, а особенно в друзьях. Кстати, о друзьях, — — Розэ, Лиса? — Такие себе защитницы. Они не будут подставлять собственную шею ради кого-то. Сестренку Пак не обидит, но и слушать не станет. Вырос в патриархате, мнение сестры — это сотрясение воздуха. Лиса — дворяжка из Тайланда… и подстилка Джина. Если бы не он, ее бы давно загнобили, и она это прекрасно понимает. Влияния у нее, по сути, нет. Так что, подружки они никудышные. Мое лицо тому подтверждение. — Джису откидывает шелковую прядку, демонстрируя поврежденную часть лица. Забавно, что местом встречи она выбрала именно Восточную Башню. Ту самую, в которой и произошел инцидент. Где-то Валери слышала, что выживших суицидников тянет обратно в те места, где задуманное сделать не удалось. Пострадавших в несчастных случаях это тоже касается? — Помни, настоящие друзья вонзают ножи не в спину, а в лоб. Валери даже позволяет себе саркастично улыбнуться. У Джису научилась. — Мне кажется, им тоже есть что скрывать. — Тебе не кажется. Обе молчат. Слушают, как завывает ветер, забившийся в щели каменной кладки. Валери чувствует, что пора пришла задать еще один вопрос. Еще один человек в клубке горьких секретов и тайн. Пора бы его распутать до конца. — Тэхен? — В голове все еще бьют колоколом слова Джису: «он хуже всех». А под блузкой, кажется, пульсирует рубиновый кулон в виде сердца. — Сделаешь ход конем, если переметнешься на его сторону. Чимин в открытую против него не пойдет, не факт, что не будет гадить исподтишка. Но я бы была с ним поосторожнее. Он сколь влиятелен, столь же и опасен. Хотя покровителя ты в нем сыщешь. Тем более, слышала вы, вроде как… друзья? — Последнее слово Джису искажает интонацией настолько неприятно, что хочется поморщиться. — Плюс, он тебе не раз помогал. Если вспомнить ту же ночь кровавой луны. Поможет и снова. — И чем же он так опасен? Джису послушать, так тут все злодеи. В чем же Тэхен провинился? — Да брось, ты уже и сама знаешь ответ. Говорят, ты его победила в поединке по ментальной магии. Значит, была в его голове. Значит, что-то, да видела. Он раньше был совсем другим… и ты, надеюсь, имеешь представление каким. Валери вспоминает его образ: ментоловая макушка, оскал вместо улыбки, дьявольский огонек в его глазах и бог весть что в голове. По спине от такого Тэхена бежал неприятный и липкий холодок. Врать самой себе она не может. С таким Тэхеном находиться в одной комнате действительно было неприятно. Хотя это был все тот же Тэхен. Но нельзя судить о людях по их прошлому? Сейчас он совсем другой. — Все Кимы немного повернутые. — Красные губы тянутся в немного безумной улыбке, потухший глаз делает картинку немного жутковатой. — И что, даже ты? — Даже я. — Пауза. Джису смыкает кроваво-красные и слегка кривоватые губы, а затем добавляет, — Знала бы ты, каково это — родиться в нашей семье. Носить эту треклятую фамилию. Глаза тускнеют, и даже невидящий, молочный — еще больше. — Почему все делают из Тэхена монстра? Джин же нормальный… и тоже Ким. — Ты так в этом уверена? — Валери будто кто-то колет иголочкой. Дыхание задерживает. Очередное неприятная правда об очередном человеке? — Слышала, как он вытаскивал вас из шепчущей лощины. Вы шли на огонь, верно? Валери вспоминает ту роковую ночь ее посвящения. Они действительно вышли из беспроглядного тумана, потому что шли на огонь. — Только адское пламя способно рассеять туман этого места. Знаешь, что это значит? Ни черта Валери не знает, она уже в этом убедилась. Мотает головой, после чего Джису продолжает рассказ. — Взять адское пламя — значит зачерпнуть его из мира теней. Подобное убивает подобное, помнишь? — Угу. — Но пока Валери не понимает, к чему клонит. Помнит только разговоры про адское пламя отрывками, ни то когда они играли в правду или действие, ни то когда гадали на таро… Лиса особенно сильно наезжала на Тэхена, но непонятно было зачем. — Подчинить себе адское пламя может лишь ведьма или колдун, принесший часть себя в жертву миру теней. — Джису понижает голос, будто у стен есть уши, — Просвещенный. Но страшная тайна должного эффекта не вызывает. Квон говорил что-то про это вскользь… но опять же познаний Валери недостаточно. — И что? — Тупо отвечает она. А Джису снова рассыпается в смехе. Наивность и неосведомленность Валери ее веселит. — Быть просвещенным — все равно что быть наполовину тенью. Впустить в себя чистый хаос. Только так можно взаимодействовать с объектами теневого мира. От цитат лекций Квона понятней не стало. Еще и в сон клонит. И Тэхен тут, все еще, непонятно при чем. — И что? — Хмыкает Валери. — И то. Ты хоть представляешь, каково это? По ночам слышать шепот, видеть чудовищ повсюду, чувствовать то, что чувствуют они. Тьма пожирает тебя заживо. А ты должен цепляться за человеческое, оставаться в рассудке… Да, у молодого преподавателя были порой синяки под глазами от недосыпа, но скорее от бессонных ночей с Лисой, нежели чем от кошмаров. Да и усталым он порой выглядел, как и все работающие люди. Все-таки, в академии он не прохлаждается, как может сначала показаться. Но выглядел более чем человечно. Даже шутил. — Джин не похож на поехавшего крышей. Вполне нормальный. — Все сумасшедшие тоже думают, что вполне нормальные. — Улыбка такая ядовитая, что отравляет. То ли запах от сигарет такой ядовитый, Валери не разберет. Тэхен тоже вызывал пламя. Уничтожил демона практически в одиночку. И бровью не повел. Значит, он…? Чем это это чревато Валери все еще не понимает. Оба Кима не выглядят как демоны, не кидаются на людей… прошлый Тэхен в кожаной куртке и с ментоловыми волосами Валери пугает гораздо больше. Вот в нем что-то бесчеловечное проглядывалось. — Хочешь совет? — Джису спрыгивает с подоконника и глядит так озорливо, прядки вновь скрывают изувеченный глаз. И спокойней становится сразу. А советов сегодня и без того много. Но Валери молча возьмет еще один. — Найди человека, который мог бы прикрыть твою спину, но не из того котла, в котором ты варишься. А потом докопайся до истины. У каждого есть, что скрывать. Может, будешь неприятно удивлена, но спать точно станешь спокойнее. — Почему этим человеком не можешь быть ты? — Валери искренне недоумевает. Иначе зачем Джису притащила ее сюда? Иначе зачем все рассказывала? Должен же быть какой-то скрытый мотив? Или это просто медвежья услуга? А последующая помощь? — Мы — не родственницы, не союзницы и не подружки. Я лишь наблюдаю. — Джису выглядит довольной: в воду закинула, а дальше лапками сама, и я ни причем, выходит. Джису направляется вниз, цокая каблуками. Из-за плеча напоследок бросает, — — И опасайся Чимина. Он страшён, когда таит обиды. Скоро прочувствуешь. Валери еще какое-то время ежится от холода, пытается спрятать руки в шерстяной жилетке, глядит в окно-бойницу, за которым поднимается метель. И мысли в голове тоже бушуют и все никак не стихнут.

***

Пара дней пролетает в мерзкой прострации: после жутких предостережений одной своей знакомой Валери как в воду опущенная ходит. Всех сторонится, держится особняком. Мало разговаривает и ест, много спит. По ночам мучается от кошмаров, и потому мало спит. Лучше пялиться в потолок, чем оказываться запертой в кабинете в компании двух колдунов. А днём она впадает в своего рода летаргический сон, наяву. С друзьями (или кто они теперь ей?) пересекается вскользь: старается не оставаться в свободное время с ними наедине, в учебное — призраком перемещается от аудитории к аудитории сразу после звонков. Да и они, кажется, все заняты своими делами. На Чимина косится опасливо, точно он — бомба замедленного действия. Ждёт чего-то из ряда вон выходящего, но пока — затишье. Перед бурей? Кажется, что фейский принц зла не держит: держит дистанцию. Единственное, что себе позволяет — высокомерные колючие взгляды искоса… Или через плечо. И Валери от них каждый раз становится действительно не по себе. Как быстро от теплой дружбы можно перейти к леденящему равнодушию? От любви до ненависти один шаг, и Валери теперь в этом уверена. Кроме этого, что-то меняется и в Академии в целом. По отношению к ней. Куда бы она ни пошла, все странно косятся, а за спиной поднимается волна шепотков. Все это попахивает чем-то не очень хорошим. Рыба гниет с головы, а Валери даже и не знает, где в ее случае голова, и за что на нее сыпятся осуждающие взгляды. О случившемся на паре Кёнхи и разбитом дендрарии знает уже вся академия. Да только что там знать? Они же не залезали вместе с Чимином в ее голову. И уж явно не знали по каким мотивам он разбил горячо любимый феями уголок. И почему психанул. В академии даже никто и не говорил, что это сделал конкретно Чимин. Да только об этом все равно все знают. Ведь по слухам, его семья и оплатила замену горнохрустального стекла, не пропускающего слишком много солнечного свет, который любят далеко не все растения. Случая объясниться и извиниться у нее так и не представилось: Чимин теперь окружен стайками девчонок, которые слетаются к нему, как на жердочку. А он цветет. Да и надо ли? Валери и сама знает, что все мосты он уже сжег. По глазам видно: в них стынут льды. Тэхен так и не объявился. И никто не знал, где он и что с ним. Валери только сейчас поняла, что так и не взяла его номер. Нонсенс. Им обычно вполне хватало встреч в библиотеке или пересечений в коридорах и на парах. Поэтому список ее входящих сообщений был почти пуст. И по правде говоря, это было даже удобно, ведь Чонгук постоянно требовал доказать, что она ни с кем, кроме него, не чатится. Будто завладел монополией на смс. Но в сердце трепыхалась маленькая обида: Тэ мог бы и сказать, куда исчез. Ей сейчас очень не хватает его дружеского плеча. И теплой улыбки. Без него Академия в буквальном смысле стала тёмной. Чонгук? Чонгук вьется за ней коршуном: с ума сходит, по нему видно. Ледяная маска незаинтересованности и неприступное самообладание трещат по швам. Валери сейчас видит того самого Чонгука, которого он являл ей лишь за дверью своей комнаты — уязвимого. Зверь, мечущийся по клетке. Вместо клетки — стены академии и лекционные скамьи. Но… давшему трещину доверию… рано или поздно суждено целиком треснуть. Ране — воспалиться. И сейчас эту рану лучше не трогать. То есть, держаться от него подальше. Он, на удивление, тоже пока держит дистанцию, хоть его и ломает. Следует за ней по коридорам, садится если не за одну парту с ней, то всегда поблизости. В общем, снова заполняет собой все ее свободное пространство. И от этого не легче. Валери твердо решила: с ним пора рвать. А сделать это, когда тебя преследует поступь тяжелых подошв, запах свечей и звон амулетов особенно тяжко. Ее личный преследующий шаман. Девчонки часто докладывают, что он наматывает круги под дверью их комнаты… но по ее же просьбе дают ему отворот-поворот. Смысл разговаривать? Давшему трещину доверию… Чонгук должен всё понять без слов. Ведь молчание — тоже поступок. Иногда самый красноречивый. Но Чонгук так не считает. Он вообще не из тех людей, кто приемлет уходы по-английски. И терпение его не безгранично. На третий день оно сгорает до пепла. Улучив удачный момент в пустынном коридоре, он хватает ее за руку. Правда, о присутствии поблизости Чонгука Валери поняла еще до этого жгучего и почти болезненного касания: в нос ударили нотки кедра, масляных красок и воска. Валери попыталась вырвать руку, врасти ногами в мягкий ковер, замереть на месте, и в мыслях даже было симулировать обморок, но Чонгук лишь отрезал, — — Нам надо поговорить. Даже не спросив ее мнения. И пока он тащит ее по коридору к одной из дверей, внутри зарождается квинтэссенция чего-то жуткого: беспомощность и необъяснимый страх мешаются вместе. Кошмары оживают. Перед глазами та сценка из его воспоминаний: преподавательский стол из красного дерева, разметавшиеся белокурые локоны, размеренные толчки Чимина, и быстрые — его. Господи, он действительно тащит ее в кабинет? Валери жмурится. Юноша давит на медную ручку, пропуская в темный коридор поток света, а Валери — вперед. Особо не церемонится, направляет ее как куклу, ведь сама бы она точно не пошла. К тому моменту, как они достигают преподавательского стола, на глазах расцветают предательские слезы. Точно злосчастный стол — жертвенный алтарь. Внутри клокочет страх. Но место на алтаре занимает сам Чонгук. Он прислоняется тазом к столешнице. В лучах редкого декабрьского солнца с прищуром глядит на девушку, что поставил напротив себя. Сосредоточенные глаза с уже породнившимися мелкими морщинками замечают россыпь навернувшихся слез. Замечают бледность кожи. Из нее будто кто-то высосал всю кровь. Не знай он, что происходит, подумал бы, что Хосок постарался. Он протягивает тёплую ладонь к ее щеке, поглаживая, — — Ты, что, боишься?! — Он не верит своему голосу, но все признаки на лицо. Валери Янг действительно боится. Да только чего? Это же всего лишь он. — Обязательно было тащить меня сюда? — Валери цепляется за нотки самообладания в весьма щепетильной ситуации. Она слишком хорошо знает Чонгука, чтобы предполагать, зачем он привел ее сюда. — Ты не хотела говорить по-хорошему, значит поговорим по-плохому. — Чонгук вновь ощетинивается. Глаза темнеют, холодеют. Ничего от того, что она так сильно полюбила в нем не остается. Все меркнет, как старая краска на холстах. Этот Чонгук… совсем другой. — Нам не о чем говорить. — Но Валери всё уже для себя решила. Сердце пускается в галоп от ударившего адреналина, а ноги шагают к двери. — Сядь. — Даже не просьба. Приказ. В голосе сталь и… усталость? С грохотом к Валери притягивается стул, и она мешком валится на него. Чонгук проделал этот трюк лишь силой мысли. Теперь он возвышается у стола, точно ее начальник, а она — провинившийся подчиненный. — Не смотри на меня, как на чудовище. Я только попросил тебя присесть. — Чонгуку не нравится ни овечий взгляд, ни тень разочарования на ее лице. Не насиловать же он ее собрался, господи. — Заставил. — Поправляет она, преодолевая страх. Если он мог заставить ее рухнуть на этот чертов стул, то и на стол не составит труда заставить лечь. — Я ясно дала понять, что не хочу с тобой говорить. — Я — не вселенское зло, Валери. Не надо выставлять меня в дурном свете. Я всего лишь хочу поговорить как двое взрослых разумных людей. — Очень разумно и по-взрослому с твоей стороны. — Ты приезжаешь за мной в бар, говоришь все то, что говоришь, спишь со мной во всех смыслах, а затем как дуновение ветра, исчезаешь из постели посреди ночи. Игнорируешь, не даешь ответов, вводишь в заблуждение, шарахаешься по всем углам. Очень разумно и по-взрослому с твоей? — Парирует Чонгук. Между ними висит пауза, а потом он продолжает, — Я дал тебе пару дней побыть наедине и разобраться с чувствами. Понять, хочешь ли ты быть со мной. Но ты никак не хочешь прекращать эти детские выходки. Может, хотя бы объяснишь, что происходит, и мы решим это как и полагается партнерам? — И давно ты стал таким мудрым и взрослым? И давно мы стали партнерами? Но как ему объяснить незапланированное путешествия по недрам его сознания, липкий и мерзкий налет испытываемых чувств, картинки перед глазами того, как он имел чей-то рот и тотальное нежелание говорить, несмотря на дикую, и кажется, нездоровую тягу? Даже несмотря на страх, вся эта ситуация ее… будоражит. — Говори. — Взгляд у Чонгука жёсткий, тяжелый, игольный. — Той ночью… я видела твои воспоминания. Непроизвольно. — Начинает она. Выбора нет, Чонгук ее точно отсюда не выпустит, пока не получит ответы: пришпилил как бабочку к дощечке. Он весь насторожился, шумно втянул воздух. Даже мыслить громко начал, перебирает моменты из жизни. Наверняка не самые приятные. — В твоей голове… — Что ты видела? — Голос давит. Придавливает бетонной плитой, если точнее. Точно это допрос: не хватает лампы, направленной в лицо. — Тебя, Чимина… и… — Взгляд переплывает за его талию, обтянутую чёрной водолазкой и охваченную кожаным ремнем брюк, — …девушку на таком же столе. СоРа? Валери лишь делает предположение, но попадает четко в цель, судя по тому, что Чонгук замирает. Он точно знает, о чем идёт речь. — Это было давно и уже не имеет никакого значения. — Чеканит он. Никогда еще он не говорил с Валери в таком холодном и жестком тоне. Исключением была лишь их первая встреча. — Часто вы так с Чимином развлекались? Запирались по кабинетам с первокурсницами? — Но Валери тоже умеет давить. Знает, что жмет на воспалившееся место и чем это чревато. — Где гарантия того, что на этом столе не оказалось бы и меня в один день? — Не говори ерунды, пожалуйста. — Чонгук хмурится, устало прикрывает глаза, ресницы дрожат. — Я бы никогда не позволил тебе лечь на этот стол, да еще и в присутствии Чимина. — Правда? Еще недавно ты был не против. — Валери выпаливает слова, не подумав. Не понимает, что сама лезет на рожон. И что простые вопросы могут быстро перерасти в провокацию. — Многое изменилось. Ты — для меня больше, чем разовый перепихон и ты знаешь это. — Чонгук, тем не менее, остаётся спокойным. Только голос становится более скрежещущим. — Нет, не знаю. Наши отношения, — Валери осекается: можно ли это вообще назвать отношениями? — С этого и начались. С твоих пошлых словечек, с картин, с библиотеки… Было в них хоть что-то настоящее? … Все, что между нами было, это просто секс, открой глаза. — Тебе ли не знать, что это абсолютно нормально, когда мужчину и женщину друг к другу физически тянет. Мы молоды и полны сил. Нет ничего удивительного в том, что у нас был секс. Приводимые им аргументы звучат логично и весомо, и в чем тут Чонгук не прав? Но… Что же тогда ее так волнует? Гложет неспокойное сердце? — Я боюсь, что кроме этого, между нами ничего и нет. — Шепчет она. Как-то опустошенно. Обреченно. — Я не знаю, могу ли тебе доверять… после того, что ты с Дженни… — Я думал, тот разговор после бара многое прояснил. — Удивительно, что Чонгук вообще помнит его содержание после такого количества выпитого. — Я уже говорил, что люблю тебя. И я знаю, что это взаимно. Иначе бы ты не пошла со мной в душ, не выдернула бы ремень из шлеек, когда я просил остановиться. Не прогибалась бы подо мной и так громко не стонала. Аргументы бьют в лицо похлеще пощечин. — Испытывать сексуальное желание к любимому человеку естественно, но ты все никак не примешь этот факт, списывая все на то, что я пытаюсь тобой воспользоваться, равняя себя с разовыми подстилками. — Чонгук сейчас звучит не по годам взросло, а Валери себя чувствует глупо, точно маленький ребенок, которого за что-то отчитывают. — Штука в том, что природную тягу все испытывают одинаковую, а монстром ты выставляешь только меня. Хотя и сама далеко не святая. Я тебе и слова не сказал про Чимина. А ведь знал, что между вами что-то есть. Но ты продолжаешь считать себя лучше меня. Благороднее. Этакая Дева Мария. Теперь ее еще и носом тыкают в собственное… — Что говорит о том, Валери, что мы с тобой не шибко-то и отличаемся. Только я на первое место все равно ставлю чувства к тебе. А ты ведёшь себя абсолютно неразумно. Ну тут у Валери все начинает закипать еще хлеще. Из прострации и чувства вины бросает в жар. Напуганная девочка уходит в тень, а на её место приходит кто-то незнакомый… — Неразумно? Вспомни себя! Ты-то был поблизости и всячески то давил, то отдалялся! Я даже не понимала, что ты чувствуешь и в отношениях ли мы вообще до той ночи после бара. До этого ты просто склонял меня к сексу. Чонгука почти видимо ударяет последняя фраза. Он дергает плечами, прикрывая глаза. Переваривает. Но долго не думает. Отрывается от стола и зависает над Валери огромной тенью, руки кладет на спинку ее стула, заключая в ловушку. Девушка в этот стул хочет врасти. — А ты была против? — Взгляд выжигает дыру в ее лице. В нос ударяет резкий елейно-табачный запах: он слишком близко. Валери впервые видит Чонгука таким… таким как в ведениях на паре по ментальной магии. Прежнего. — Оказывала сопротивление? Отталкивала? Отказывала? Я всегда четко спрашивал твоего согласия. Я всегда получал «да». Я дал тебе время до момента, пока ты сама не захочешь близости. Я не торопил и не давил, пока мы узнавали друг друга. И как ты смеешь винить меня в том, что я тобой только пользовался и чуть ли не принуждал? Может, тебе нужен пример для сравнения? Ну так я могу его тебе дать. Чонгук не блефует. Выглядит так, будто готов одним рывком стащить ее с этого стула, прогнув на столе. Мерзко. И страшно. — Ты пугаешь меня. — Вместо слов получается слабый писк. — Трахаться хотим одинаково, но нимб носишь только ты. А я в твоих глазах — чёртов суккуб?! Чонгук наконец расслабляет хватку, отпускает стул, выпрямляется, и дышать сразу становится легче. И голова кругом больше не идёт. Хотя, может, это опять от того, что с утра не ела? Или от испуга? — Боже, Валери, ты действительно считаешь меня таким монстром? Он сует руки в карманы широких черных брюк, которые отлично подчеркивают мужскую талию. Образ сегодня у него нетипичный. Раздумывает. — Думаешь, я бы действительно это сделал? — Он усмехается, не веряще вертит головой. — С нашей первой встречи я только что и делал, пытался тебя защитить. Валери от абсурда становится смешно. Все, что она может вспомнить — боль, чередующуюся с сексом. И тихие утопичные вечера в его комнате в промежутках, которые без тени сомнений казались сказкой, обреченной на плохую концовку. Все остальное заволокли подставы, пренебрежение и ревность Дженни. Сладко, да горько. Горько, наверное, все же больше. — Попридержи свои смешки. Я, может, и не такой сладкоголосый и приторный как Чимин, и не такой услужливый как тот же Тэхен, с которым ты тоже успеваешь якшаться. Но если бы меня не было за твоей спиной, Валери, кем бы ты тут была? — Полагаю, не многое бы изменилось. Валери так достало то, что все пытаются указать ей на ее место, на влиятельных друзей, из-за которых она не драит полы по вечерам в аудиториях… неужели сама по себе Валери Янг ничего не стоит? Теперь еще и Чонгук ее в этом пытается убедить? Достало. — Многое. Поверь. Я не пытаюсь принизить тебя или оскорбить… — Хотя на самом деле именно это он и делает, — Но в этом месте царит жесткая иерархия, и иностранку без рода тут бы не жаловали, если бы обстоятельства сложились иначе. С первого же дня никто не смел даже косо смотреть на тебя или шептаться за твоей спиной. Ты спокойно жила, наслаждалась компанией друзей, обедами в столовой, даже преподаватели не отрывались на тебе, а они это, кстати, любят, и поверь, будь ты по другую сторону, жизнь не была бы такой сладкой. Что происходит сейчас? Все видят, что ты откололась. Ты уязвима. Ты одна. Одиночки тут не выживают, Валери. И недоброжелательный шёпот за спиной — это только начало. — Хочешь сказать, это ты обеспечивал мне сладкую жизнь? Не много ли ты на себя берёшь?! Провоцировать Дженни на выходки при всей столовой тоже сюда входит? Я могла бы никогда не выйти из той лощины. И это ты называешь протекцией? Снова Валери бьет под дых. Запрещенный прием, учитывая, как Чонгук реагирует на все, что связано с лощиной. Хоть давить Валери на больные места не любит, но как-то же надо защищаться. А учится она быстро. Разговор больше напоминают баталию, в которой они ведут счет. Выходит, 1:1. — Людям свойственно ошибаться. Я прошёл на поводу своего тщеславия и эгоизма из-за чего ты чуть не пострадала. Но я, заметь, пошел за тобой. И тоже мог остаться там навсегда. Чонгук оправдывается и приводит железные аргументы. О них только зубы ломать. Счет неравный. Оба недолго смотрят в окно, на блеклую зиму. Сегодня даже немного солнечно, а на душе так хмуро. — Может хватит? — Валери вырывает Чонгука из размышлений, он нехотя отворачивает голову от окна. — Что? Внутри как-то отвратительно мерзко и досадно. Чонгук затащил ее сюда ради серьезного разговора, против её воли, как маленького ребенка, отчитал, еще и обвинил в чем-то, но обставил всё так, будто это она играет его чувствами. Да ещё и «спасибо» должна сказать за опекунство. Да, Валери была непоследовательна в своих поступках, но Чонгук лажал не меньше. И, как думает, Валери даже больше. Искусно выворачивая все так, будто он еще и ее спаситель. — Спасать меня? Тут то и дело все пытаются меня спасти. Будто я какая-то дева в беде. Может, мне не нужна помощь? Мне душно, Чонгук. Ты меня душишь. Юноша глядит на нее так, будто и правда бы придушил без секунды промедления. Руки в карманах сжимаются, но благо Валери этого не видит. Видит только вздувшуюся на лбу венку. Чонгук мысленно считает до трёх, выдыхает, и колкость черных глаз смягчается. Кажется, Чонгук переусердствовал. Обстановка совсем не располагающая. И Валери он вряд ли так к себе расположит. — Душу? — Переспрашивает он. И бровью не ведет, и кажется, как баран не понимает, в чем его оплошность. — Разве быть со мной в отношениях так обременительно? В Пусане тоже было сложно дышать? И целовать меня на глазах у всей академии и в частности Дженни ей же в отместку? Валери открывает рот, хочет что-то сказать в свою защиту, вспоминая ночь кровавой луны и их с Джису хитроумный план. — Вот только не говори, что это было от любви великой. Ты продолжаешь прикидываться святой, хотя я прекрасно понимаю, зачем ты это сделала. И тебя не осуждаю, ведь только так в этом месте и можно выжить. Ты — молодец, что быстро это поняла. Желание отомстить — тоже естественно. Валери до ужаса досадно. Настолько что горло сдавливает невидимая рука (Чонгуку даже не пришлось прилагать усилий), приходится глотать горькие слёзы. Правда жжется. — Знаешь в чём твоя проблема? — Философски и чуть флегматично спрашивает он. Валери эта заносчивость ранит в самое сердце: она эгоистично и даже немного по-детски хочет, чтобы он кинулся вытирать ей слёзы и утешать. Но Чонгук совсем не такой человек. Все его проявления заботы были редки и своеобразны. Он скорее бросит в тебя футболку, при этом трехэтажно обругав, забудь ты вещи, направляясь в душ, чем любезно предложит её тебе. — Ты не принимаешь свою тёмную сторону. Хочешь казаться себе хорошей. Но на деле, ты такой же… человек, как и все прочие. А мы — будь то люди, или ведьмы, маги… мы все ничтожны по своей природе. Прозябаем в пороках. Кто-то больше, кто-то меньше, но все варимся в одном котле. Только тем, кто эту тьму принял, гораздо легче живется. Валери вспоминает каково это — быть им. Быть на его месте. Темно. И страшно. А ещё одиноко. Запертые четыре стены, которые вот-вот покроются настом. Окно — как свет в конце тоннеля — всего лишь маленький проблеск надежды. Всего лишь. А потом шелест перьев, шёпот голосов, шипение змей и обволакивающая тьма. И холод. Адский холод. — Ты живёшь в ней. — Внезапно изрекает она. Валери теперь понимает: всю свою жизнь Чонгук прожил во тьме и одиночестве. Ненужным и нелюбимым ребенком, от которого лишь ожидали блестящих результатов, но совершенно пренебрегали эмоциональным состоянием, настроением, желаниями. Чонгука не любили, поэтому он полюбил свою тьму. А теперь её слишком много. И его тьма, и пустота, и холод… и любовь… Валери пугали. Вихрь мыслей и выводов складывается в страшные слова. Валери сама не верит, что говорит их, — Я не хочу быть с тобой. Сердце рвется. Теперь она его сама разрывает. Пальцами на шмотки, на нити, на частички. Ведь она его… любит. Любит несмотря на весь этот холод, на страх, на его дикую ревность, ошибки, собственничество. И это пугает ещё больше. Чонгук — оказался идеальным кусочком в её пазле. Начиная с шёпота на ухо и заканчивая запахом. Со всеми своими пороками, ошибками, колкостями, неумелой заботой и даже удушающей ревностью. Её к нему тянуло… страшной силой. Про такое говорят «кармическая связь»… И Валери любит. Любит до звезд перед глазами, до боли в легких, до ломки в руках, до слёз исступления. Но от этого только больней. Ведь всё это… сколь волшебно, столь и абсолютно нездорово. Первая любовь всегда такая… больная и… болезненная? У них было так мало времени, чтобы друг друга узнать, понять, притереться и привыкнуть. Но достаточно, чтобы Чонгук успел вывернуть Валери наизнанку и подписать каждый чёртов орган в её теле своим именем. Даже костьми она принадлежала ему. А хотелось бы принадлежать лишь себе. Чонгук моргает часто. Не верит. Кажется, пытается смахнуть солёную пелену с глаз. Забывает как дышать. И совершенно не знает что сказать. Что ещё говорить, когда в двое влюбленных безжалостно убивают сердца друг друга, только потому что… так будет лучше? — Хорошо. Именно это и говорит. Пропихивает это слово через сдавленную глотку, ворочает пересохшим языком. А сам впивается пальцами в столешницу из красного дерева так сильно, что кажется, сейчас раскрошит её в щепки. Если бы не этот чертов стол, он бы уже давно рухнул в бездну. Но разум всё ещё генерирует слова, даже если сердце отмирает, — — Я больше не стану вмешиваться. Преследовать тебя тенью. Защищать. Исполню твое желание и оставлю в покое. — Чонгук делает паузу, а потом колет её же словом, — Или, как ты выразилась, душить. Он говорит собрано, тихо, но холодно. И проницательно. Что-то подсказывает Валери, что это действительно конец… и его прощальное напутствие. Только с какой болью приходится говорить, она себе не представляет. — Но в таком случае продумай, как будешь защищаться, когда против тебя ощетинится вся академия. Или как будешь отвечать на нападки Чимина, который дурно на тебя косится. Поверь, скоро его затишье прекратится, ведь ты его неслабо задела. И он не посмотрит на то, что вас связывала какая-то там дружба, о которой тебе навешивают лапшу на уши все, кому не лень. Подумай, помогут ли тебе твои подружки. Или попробуй обратиться за помощью к Тэхёну. Только будь готова к последствиям, если всё же пойдешь к нему. Тэхён — не простой человек и рано или поздно запросит плату за свои услуги. Мне ли это не знать. Подумай, как будешь платить. Надеюсь, ты будешь достаточно умна, чтобы спасти себя самостоятельно. А потом он уходит. Валери не сразу понимает, что остаётся одна. Только лишь по хлопку двери. Маслянисто-елейный запах, смешавшийся с табаком и воском всё ещё обволакивает облаком, будто он тут. И пальцы, приклеившиеся к краям стула, она не сразу разжимает. Так ощущается свобода? Чонгук дал ей то, что она хотела. Дал ей дышать. Только почему-то она начинает задыхаться.

***

Могло ли случиться что-то ещё в тот день? Случилось сдача курсовых проектов по зельям. Об этом мимоходом напоминает Лиса, пока Валери пытается склеить на куски разбитое сердце. Новость ударяет громом среди ясного дня, и все попытки обращаются в пепел. Пора бы уже бросить это бесполезное занятие. На курсовой проект она благополучно забила, с радостью приняв любезную помощь Чимина — месяц назад он заручился сделать проект и за нее, когда у нее была куча дел, занятия с Тэхёном в библиотеке, тренировки с Чонгуком, личные драмы, месть Дженни прочее, прочее, прочее… Могла ли она себе тогда представить как безвозвратно испортит дружбу с Чимином? Нет. Хотя и понимала, что, вероятно, эта дружба ничем хорошим не закончится. Как быть Валери не знает. До пары Валери нервно грызет ногти, расчесывает руки, выпивает пару чашек кофе. Но не помогает. Пробегает мысль выловить Юнги и покурить где-нибудь. Да даже перекур с Джису сгодился бы. Но ни того, ни другого не видно на горизонте. Как-то потом даже смиренно она принимает свою судьбу попадания в список должников и титаническим трудом ей удается себя убедить не переживать. Но всё решается само собой: Чимин находит её в коридоре, аккуратно берет за локоть и отводит в пустующую рекриацию. В руках две сшитые бумажные папки. Курсовые. Чимин до кончиков волос собран и идеален. Костюм выглажен, кожаные туфли блестят так, что даже ослепляют. Волосы уложены в лёгком беспорядке. У нее же вид совсем противоположно-ужасный: синяки под глазами, сами глаза опухшие и покрасневшие, искусанные губы, в одежде ни капли лоска: обычная юбка в складочку, да жилетка. Валери понимает, как бы абсурдно они смотрелись вместе. Чимину подошел бы кто-то как… Розэ, Лиса… Джису. Они сияют. Она — нет. Он для нее слишком хорош. — Твоя курсовая. — Сухо сцеживает сквозь зубы он. Лицо холодное, такое, будто ему неприятно даже смотреть на нее. Наверняка, вспоминает увиденные сцены. Так же, как и Валери крутит увиденное в голове Чонгука. Только он об этом конечно не знает. Молодой человек как-то грубо всучает папку в ее руки. Улыбается, но совсем не так, как раньше. Скорее саркастично-издевательски, жеманно, как когда-то Чонгуку. Одним словом, скалится. — Отдал бы с радостью, но я со злостью. В руках белеют страницы, которые спасут Валери от исключения. И какая разница как он это сделал? Главное, что сделал вообще и поблагодарить… бы нужно. — Спасибо. — Говорит она, прижимая работу к себе. Будто чертова бумага способна вырабатывать тепло. Ей сейчас очень хотелось ощутить хотя бы чуть-чуть. — Не спеши благодарить. — Бросает он. Почти делает разворот на пятках, но тормозит, ведь Валери неверяще спрашивает, — — И это все? Он поворачивает голову, и полуопустив веки, смотрит как-то… свысока. — О, поверь, совсем нет. — Не говорит, а шипит. А потом уходит. Тоже уходит.

***

Валери смогла успокоиться, ведь руки сжимали готовую курсовую. У Чимина не было абсолютно никаких причин помогать ей, но раз все же сподобился, значит не так уж он плох и пропащ, как об этом твердили Джису и Чонгук. Значит, вера в его человечность не покоробилась. Валери с легким сердцем кладет работу в стопку других, занимает свое место (теперь она сидит одна), пустым взглядом изучает одногруппников. Вмиг ей все кажутся… абсолютно чужими. Да и чувствует она себя белой вороной среди стайки черно перьевых. Когда все работы собраны, преподаватель колюче озирается на студентов. Женщина лет сорока с суровым лицом … и немного сухим (таким, что скорее тянет на сухофрукт) вызывает у Валери неподдельный ужас. Как и большинство преподавателей этого заведения (Джин — исключение). Начинает не менее сухую и строгую речь, — — Вы весь семестр трудились над данной работой. Я искренне надеюсь, что добросовестно, не прибегая к бесчестным путям и способам поскорее расквитаться с этой ношей. Но порой… — Плохое предчувствие поднимается в недрах желудка, обволакивает стенки… и щекочет. — … Одной надежды недостаточно. Поэтому работы подвергнутся строгой проверке на антиплагиат. Жуликам и обманщикам не место в наших рядах, поэтому работы, не прошедшие проверку, дойдут на декана Академии, а их авторы попадут под угрозу исключения. Преподаватель ещё раз зыркает кинжально на всех из-за линз очков. И Валери на себе ловит ещё один взгляд — чиминов. Он сидит впереди, поэтому ему приходится повернуться. Во взгляде… ни с чем не путаемое возмездие. Валери все понимает. По спине бежит мерзкий и липкий холодок. Но уже слишком поздно. Не заберет же она работу у преподавателя из-под носа. Пока курсовые одна за другой сменяют друг друга на преподавательском столе, а строгая преподавательница изучает их… на удивление руками (обман можно прощупать?), Валери варится в котле собственных мыслей. Перебирает возможный исход: 1) ее прилюдно опозорят, 2) вызовут к декану на ковер, 3) погонят из академии паршивой метлой. А потом одна из бумажных папок воспламеняется прямо на столе. Сгорает бумага, и Валери вместе с ней. И так понятно, чья эта работа. Потом все как не с ней: острый взгляд из-под очков-половинок, волна шепотков, сухой голос, — — Студентке Янг, извольте объяснить, почему Ваша курсовая работа буква в букву дублирует работу Пак Чимина? Снова волна шепотков. И глухая тишина после. Вопрос преподавателя усиляется словно проговаривается в граммофон, — — Как Вы прикажете это понимать?! Но Валери молчит. Всё ещё не может опомниться. — Думали, я слепа?! Ещё один вопрос остаётся без ответа. — Ясно. — Преподавательница какое-то время молчит, тупо глядя на догорающую работу. Использовала тот же трюк, что и Тэхён в ночь кровавой Луны со списком голосов и ставок. Потом она подытоживает с сочащейся ядом иронией, — Ничего другого от Вашей особы и ожидать не стоило. Навестите декана после занятий и объяснитесь. Он решит Вашу дальнейшую судьбу в академии. Потом она вновь погружается в «проверку» курсовых, а Валери ныряет под толщу собственных переживаний. И даже сочувствующие взгляды Лисы и Розэ нисколечко не подбадривают. Зато Чимин одаривает улыбкой Чеширского кота, от чего становится еще более тошно. Игра началась. И, кажется, это только начало.

***

Со среды для Валери начинается персональный ад. Как Чимин и обещал, курсовая была лишь началом вспыхнувшей вражды. Жизнь в Академии перевернулась с ног на голову. Чимин перевернул. Стоит начать с того, вечер среды Валери всё же провела в кабинете декана. Идти туда по какой-то причине было чудовищно страшно. Но чем ближе она подходила к кабинету, тем больше становилось всё равно. Ну и что он сделает? Исключит её? А смысл тут оставаться? Как Чонгук и говорил ещё в далеком сентябре, тут тебе не Хогвартс: волшебной сказки не случилось. Больше похоже на выживание, игры привилегированных и избалованных детишек, роман о средневековых дворцовых переворотах и предательствах. А Валери в него идеально вписалась. Завести друзей? Едва ли удалось. Лиса и Розэ хоть и проявляли максимальное дружелюбие и даже заботу, держат дистанцию, не позволяя узнать о себе много. Опускают ли друзья глаза, прячась за красноречивым молчанием, когда им задаешь вопросы? Подставляют ли с курсовыми? Точно нет. Ее даже угораздило влюбиться. Обзавестись отношениями… Только какая разница, если все равно не вышло? Как оказалось, Валери очень не нравится, когда ее чувствами играют, а на глазах целуют другую. И неважно, по каким причинам. Что ее здесь держит? Юнги? Она профессора Квона чаще видит, чем его. Да и торчать здесь ради пары слов и приятельских диалогов раз в неделю… С Джису они даже не подруги. Помогли друг другу разок, и всё. Тэхен? Тэхен кажется единственным человеком, с кем у нее завязались действительно теплые отношения. Может, он бы и скрашивал всю эту чудовищно мрачную атмосферу, но стоит ли все это терпеть? Особенно, когда есть интернет, и они спокойно смогут переписываться или, например, видеться в Сеуле… Хотя откуда Валери знать? У нее даже нет его номера, сам Тэхен пропал неизвестно куда, на пары не ходит, да и все только плечами жмут. Так и в чем тогда толк переживать? Отчислят — значит, пусть так. Без волшебного мира и всех этих отвратительный теней с зубастыми пастями будет даже лучше. Поэтому на ковер Валери пришла с уже легким сердцем и мыслью: «будь, что будет». Декан же легок на подъем не был. Им оказался грузный и недовольный дядька, совсем не похожий на добряка-Дамблдора. Да и с чего бы ему таковым быть? Дядька-декан минут двадцать монотонно чихвостил юную обманщицу, не переходя на крики и оры, но выражаясь очень и очень неприятно. Так, что Валери становилось все более гадко… и скучно. В какой-то момент она не выдержала и выпалила, — — Я могу избавить Вас от такого баснословного позора в своем лице и забрать документы. На что декан посуровел еще больше, вмиг состарился лет на десять, посерел. Нечасто, наверное, студенты забирают документы из его распрекраснейшей школы. Наоборот, грезят попасть сюда. Но и он нашёл рычаги давления. Тут, наверняка, обучают не ведьм и колдунов, а искусных манипуляторов, — — Если Вы не думаете о себе, мисс Янг, — ядовито начал он, не забыв про Американское обращение «мисс», — Подумайте о своей тете, и какое положение она займет в глазах других лиц нашего сообщества? А она ведь занимает не последнее место, охотясь на демонов, и всего добилась своим трудом. Каково ей будет — падать с вершины, только потому что племянница не осилила академическую программу. Она ручалась за Вас. На Валери почему-то эти слова подействовали. Лицо приняло менее воинствующий вид, брови нахмурились, в глазах заметалось сомнение, и декан понял, что попал точно в цель. Продолжил давить, — — А она ведь так старалась, чтобы вы попали сюда, студентка Янг. И мы даже пошли навстречу, сделав исключение. Я надеюсь, Вы помните, что мы не принимает студентов после начала учебного года? — Да, господин. — Валери виновато потупила взгляд и решила быть вежливой, пока он не пошатнул положение тети Грэйси в магическом сообществе. — Но она просила, умоляла… Даже сама взялась за начальную подготовку. Не обесценивайте ее труд и будьте благодарны. Только ради Вашей тети я даю Вам второй шанс, студентка Янг…. «Мисс» больше не проскальзывало в речи декана, и на том спасибо. — … Докажите, что достойны находиться здесь, наравне со всеми остальными. Курсовую переделаете. — Подытожил декан, угрюмо махнув на дверь, та открылась сама, открыто намекая на то, что Валери пора убираться. Аудиенция была окончена. Приятного было мало. И во всем этом виноват Чимин.

***

Конечно, исключением чиминова выходка с курсовой не закончилась. Все больше попусту переживали: девочки как на иголках дожидались подругу, накинулись с расспросами, как только увидели ее на пороге. По-настоящему ли переживали? Или притворились? Валери уже во всем сомневается. Одно было ясно: сказанное Джису посеяло семя раздора. И Валери начало разбирать недоверие. Чимин не остановился лишь на курсовой. Каким-то образом всеобщий любимец добрую часть академии настроил против своей обидчицы. Или все сами, долго не думая, ополчились против нее. Косые взгляды и шепот в коридоре — были лишь началом, как он и обещал. На Валери теперь частенько сыпались колкие комментарии, то и дело в коридорах ее норовили совершенно «случайно» толкнуть или поставить подножку, называли «чужачкой» или «чудачкой», а кто-то, с особенно злым языком и «шлюхой». Пару таких надписей она оттирала с парт и, самое худшее — с двери их общей с девочками комнаты. Но это так, ерунда. Детские выходки, которые, скрепя зубы, стерпеть можно. Чимин ехидно посмеивался а потом делал вид, будто совершенно ни при чем, и будто это творили вовсе не его приятели. Лиса и Розэ хоть и принимали вид воинствующих защитниц, готовых оттолкнуть всех и каждого, только толку от них много не было. Не все же время им возиться с Валери как с маленьким ребенком. Чонгук? Как и обещал, держался подальше. И Валери даже не знала, радоваться этому или… жалеть. Лишь когда они пересекались взглядами безмолвно говорил глазами поучительное: «Я же говорил». Оказался прав. И это бесило Валери больше всего. Юнги? Юнги давно не видно в академии. И Лиса обмолвилась, что он, наверное заболел какой-то волчьей хворью, что с ним происходит довольно часто. Отсиживается в комнате или в подземелье. А Валери страшно скучала. И по перекурам и по их прогулках по закоулкам замка. Тэхен так и не появился. Других Кимов Валери, кстати, тоже не наблюдала. И тогда Розэ предположила, что все уехали на очередной семейный и чудовищно секретный сбор. Лиса же об этом молчала, сжимая губы в тонкую полоску. Видимо, действительно секретный, раз Джин даже ей не сказал. А Чимин тем временем только разогревался. Но все это было даже больше смешно: толчки в коридорах, клочки бумаги, летящие в ее сумку или в голову, разрисованная парта, холод и насмешки от преподавателей… детский сад. И однажды Чимину надоест. Валери была уверена. Особенно ей запомнилась такая выходка: в столовой, набрав еду на поднос, она направилась к своему столу, но одна из худощаво-слащавых подружек Чимина нагло опрокинула ее же поднос на нее. Сделала нарочито удивленное лицо, захлопав ресницами, — — Ой, извини! Я тебе не заметила! Хотя вся столовая заметила, как девушка целенаправленно шла к своей мишени и так же целенаправленно толкнула поднос. Содержимое тарелок неприятно впитала одежда. И Валери, кипя от злости, под смешки чиминовых прихвостней удалилась из столовой отстирывать бульон с одежды, а заодно и досаду с души. В тот день она так и не пообедала.

***

Но и на этом сюрпризы не закончились. В комнате, где из-за задернутых тяжелых штор царил полумрак, ее уже ждал незваный гость. Он вальяжно развалился на стуле с мягкой спинкой и витиеватыми ножками. Руки спокойно покоились на ручках, точно это был не стул, а самый настоящий трон. Король мрака почтил Валери Янг своим визитом и, по всей видимости, решил дать аудиенцию. Сегодня Чонгук чертовски хорош: кроваво-красный бомбер с гипюровыми вставками, черные джинсы, тяжелые ботинки, перстни украшают пальцы, лицо усыпано металлом — сережки-колечки в губе, брови и ушах мелко поблёскивают. Дьявольски хорош. Вновь почувствовала себя жалко, ведь её-то одежда заляпана в еде. И вид у нее ну совсем не такой презентабельный, как у него. Внезапная вспышка гнева на саму себя распространяется и на Чонгука. Озлобившимся зверьком она рычит, — — Ты какого-то черта тут делаешь? Не помню, чтобы оставляла дверь в комнату открытой, приглашая войти всех подряд. — Внутри что-то страшно клокочет. Эмоциональное напряжение, скопившееся за неделю, отчаянно ищет выход и вот-вот ударной волной накроет Чонгука. — Я так же не помню, чтобы на твоей двери было написано «Шлюха Янг», но почему-то там это всё же написано. Странные метаморфозы происходят с этой дверью. — Чонгук точно знает куда бить, и это остужает пыл Валери. Она не отвечает, лишь хмурится, и Чонгук продолжает, — — Во-первых, я — не все подряд. Во-вторых, нет такого замка, который бы я не открыл, и ты это знаешь. — Вновь Чонгук звучит до пугающего спокойно. В этом его огромное преимущество: пока Валери срывается на эмоции, злость, страх или даже слезы, Чонгук спокоен и всегда способен четко аргументировать свою позицию. В этом они не равны. — Я просила тебя держаться подальше. Мы расстались… — Губы подрагивают от обиды. Только вовсе не на него, а на саму себя. Если бы не это «мы расстались», она бы прямо сейчас кинулась в его объятия, чтобы хоть где-то найти утешение. — Это ты так думаешь. А я всего лишь сказал «хорошо», когда ты сказала, что не хочешь быть со мной. Заметь, не «давай расстанемся», а «а я не хочу с тобой быть». Сегодня ты можешь хотеть одно, а завтра другое, но к самому факту расставания это не ведет. Ты, как я заметил, вообще в своих желаниях непостоянна. Ещё неделю назад ты хотела Чимина, а сейчас между вами раздор. Чонгук заставляет открыть рот в немом удивлении, и пока Валери все еще переваривает сказанное, он продолжает, — — К тому же, сложно держаться подальше и из тени наблюдать за всем тем, что происходит. И за тем, во что ты превращаешься. Жалкое зрелище. Укор колит швейной булавкой в самое сердце. Даже Чонгук видит ее жалкой. — … Или за тем, как Чимин втаптывает тебя в грязь перед всей академией. Поступок, с его стороны, недостойный, но ты просила держаться подальше, и сказать ему об этом я не могу. Валери совсем не нравится эти поучительные нотки в его голосе. Это его «ты сама этого просила — получай и посмотри, как плохо тебе будет без меня и моей защиты». Валери все списывает на жгучую обиду, ведь если бы это был холодный расчёт, было бы вдвойне обидно. В конце концов, у Чонгука ведь тоже есть сердце и предел терпения. Она и сама когда-то так же жаждала проучить Дженни. Может, Чонгук прав, и не такие они уже и разные? В любом случае, сейчас ей кажется, будто он не на два года старше, а на все двадцать. — … Ведь я уважаю твои решения. — Подытоживает он, вновь тыкая ее лицом в последствия ее же поступков. В душе становится еще более гадко. Урок получился весьма жестоким, и, как считает Чонгук, полностью оправданным, ведь Валери сама так захотела. — И что ты хочешь? — Как можно более равнодушно говорит она, хотя внутри сгорает от эмоций. Быстро учится у Чонгука. Только так этот разговор может не перерасти в ссору. — Зачем пришел? — Чтобы дать тебе второй шанс и передумать. — Деловито отвечает он. Скидывает одну ногу с колена, покидает «трон». Делает четыре шага к ней, и почему-то хочется отшатнуться, но Валери не дергается. Чего ей бояться, в конце концов, в своей же комнате?! Да и Чонгук не намеревается вызвать страх: убирает с ее лица пряди волос, нежно и заботливо. — Ты пришла сюда совсем другой, Валери Янг. Яркой, острой на язык, как минимум, выспавшейся… В ту девушку я влюбился. И мне больно смотреть на тебя сейчас. А Валери больно все это слышать. Она и сама знает, как низко пала ее самооценка. — Рядом со мной ты засияешь вновь. И никто больше не посмеет тебя обидеть. Речь хоть и звучит медово-сладко… но Валери чувствует, что всё это пахнет шантажом. — Верни все на круги своя, ты сама знаешь, как все должно быть… — Он все-таки берет ее лицо в ладони, кожи касается холодный металл колец. Так Чонгук пытается всмотреться в душу, — … и с кем ты должна быть. Она не знает что сказать. Растеряла все слова. — Я хочу от тебя не только секса, как ты думаешь. Ведь если бы было так… я бы уже давно снимал с тебя одежду в своей спальне, а не стоял бы в твоей, позорно умоляя вернуться ко мне. Теплые ладони соскальзывают с щек, и вдруг становится чудовищно пусто. Чонгук переходит с полушепота на обычный голос — — На столе новая курсовая по зельям. Я знаю, они тебе тяжело даются. Валери косится на письменный стол. На нём и правда лежит бумажная папка, прямо как та, что дал ей Чимин. Перед тем, как закрыть дверь, незваный гость напоследок кидает, — — Приходи, когда одумаешься. Я подожду. Вишенкой на торте становится пикнувшее на телефоне сообщение. От Чимина. Перед глазами всё расплывается от волнения. «Ты можешь всё это прекратить. Один дружеский поцелуй заставит меня забыть свои обиды». Приплыли. Один шантажирует возвращением к нему, другой поцелуем. Результат одинаков. Что выбрать?

***

Пятница тоже становится богатой на события. Неделя действительно похожа на ад, где каждый день для Валери заготовлены всё новые и новые пытки. Пара по боевым искусствам — одна из них. Поскольку Джина в академии нет, его заменяет другой преподаватель: тоже молодой парень, подкачанный и гораздо габаритней и более устрашающий, чем Джин. По сути, именно он и ведет этот предмет, но нагрузка слишком большая, поэтому и Джин подхватил пару часов, загрузив коллегу. Валери было любопытно оценить его методы преподавания, ведь, казалось, что Джин её всегда жалел. И преподаватель этот оказался воистину беспощадным: половину тренировки они умирали он разминки, которая представляло дикое кардио, сменяющееся силовыми упражнениями, потом они отрабатывали некоторые приёмы рукопашного боя в лучших корейских традициях с элементами тхэквандо. Валери показалось, что ещё немного, и у неё откажет сердце. Когда преподаватель подошёл к ней направлять и исправлять некоторые её ошибки, ей почему-то сделалось чудовищно неловко. Их тренировки с Чонгуком давно прекратились, и она размякла: тело это чувствовало, удары стали слабее, да и ловкости поубавилось. Валери уже не в тонусе. И тренер грубо это констатировал, одаривая колючим взглядом. Как будто ей и так мало оскорблений. Чонгук, занимающийся поблизости, напрягся: Валери это боковым зрением видела, как удары его по тренировочному манекену стали реже, он глядел на них исподлобья и вслушивался. А преподаватель тем временем, не церемонясь, касался её рук, плеч и живота, показывая как нужно наносить удар, и какие мышцы должны напрягаться. Валери в этом ничего непристойного не видела, только Чонгук, конечно же, так бы не посчитал. Веселье началось, когда суровый тренер объявил о спаррингах. Казалось бы, это отличная возможность выдохнуть, отдышаться, но он буравил тяжелым взглядом именно Валери, и она уже знала, что первой на ринг выйдет она. Только и не догадывалась, что в противниках окажется Чимин. Ещё одна насмешка вселенной. Их трехдневная борьба наконец дошла до точки кипения и прямого физического столкновения, а Чимину представилась прекрасная возможность отыграться на ней буквально. Он грациозно взбирается на чуть возвышенную площадку, а у неё и ногти-то не идут, цепляются друг за друга, еле-еле взбираются на ринг. Тренер нетерпеливо поторапливает. — Не честно ли будет поставить девушку в бой с девушкой? — Неожиданно говорит Чонгук. Хотя все вокруг оживились: ждут не дождутся, как поведет себя обиженный ухажёр. А Чонгук… нарушил обещание и вмешался. — А когда она столкнется один на один с тенью, та превратится в девушку, чтобы было честно? — Тренер смиряет взглядом Чонгука, что темнее тучи. И в чём он не прав? — Тебе ли не знать, Чон, что наш мир вообще несправедлив. Кроме того, они не так сильно отличаются в росте и комплекции, как если бы против неё был кто-то вроде меня или тебя. И не попрёшь же против. — Переживаешь за подружку, Чонгук-и? — Чимин игриво вздёргивает брови, голос от улыбки медовый, и Чонгук ещё больше мрачнеет. — Не переживай ты так, не поломаю. Чувство такое, будто он ошибся парой букв и вместо «подружку» должно было быть «игрушку», ведь только их можно сломать. — Приготовились. — По команде преподавателя нужно занять боевую стойку. — Начали. Чимин, естественно, наступает первым, замахиваясь для удара по ребрами, но Валери делает шаг назад, уходя от этого удара. Уворачиваться она неплохо научилась. Очередной удар не достигает цели и заканчивается уворотом. — Долго ещё ты будешь по рингу плясать? Наступай, Янг! — Рявкает тренер, а она всем телом дергается. Решается на первый выпад: для этого приходится подступить в Чимину ближе, но он тут же жестко отбивает удары ребрами предплечий. А это ужасно больно, ведь руки у него крепкие. Больше всего Валери не любила именно этот блок: казалось, будто он дробит кости. По своей невнимательности, она всё-таки получает пару ударов под ребра, что выбивают из легких воздух, заставляют согнуться от боли и позорно отступить. За пределами площадки поднимается гул. И на Валери он действует как раздражитель. Не может же она дать заднюю даже перед Чимином. Это её шанс доказать, что она вовсе не слабая девочка, не ничтожество и не жалкое зрелище, как выразился Чонгук. И что ей не нужна чья-либо защита. По рукам бегут мурашки, и Валери даже не нужно смотреть на них, чтобы понять, что там уже и чернильные узоры распускаются. В каждые такие перемены случается что-нибудь необычное. В прошлый раз она пленила демона, а до этого наслала на Дженни пургу. Может и сейчас они каким-нибудь чудесным образом ей посодействуют? Валери делает несколько быстрых широких шагов к Чимину, прыгает, бьёт ногой с разворота в бок, и добавляет удар рукой по хребту, когда тот наклоняется вперед. Чимин увернуться не успел, и потому ему осталось блокировать лишь сыплющиеся удары руками сверху. Руки у Валери изнывают и немеют, она их не чувствует, но продолжает колотить Чимина, пытаясь достичь лица. Только тщетно. В конечном итоге она лишь выбивается из сил, что Чимину очень даже на руку. Он хочет завлечь её в захват, но Валери и тут упорствует: выворачивается крутым разворотом, только ей же и прилетает, причем совершенно случайно, по лицу. Не кулаком, не ладонью: тыльная сторона его руки мажет по губе, разбивая её, пачкаясь в крови. Больно. И досадно. Слизистая царапается о зубы до слезинок в глазах, нижняя губа пульсирует. Она, уйдя от захвата, оказывается на четвереньках, упав. А Чимин и бровью не ведет. Будто так и нужно. Изящно выхаживает вокруг, выжидая, пока девушка поднимается. Что-то подсказывает, что для Чимина это был вполне заслуженный удар: в глазах ни капли сожаления или беспокойства. Дружескую заботу как ветром сдуло. Валери, утерев кровь с подбородка, встаёт. Её трясёт от гнева. От неверия. Неужели настоящего в нём было ноль? Неужели вся там выручка, дружелюбие, советы — всё это было лишь для того, чтобы они переспали? А когда и дальше желаемое получить не смог озлобился настолько, что готов разбить её лицо? Хорош друг. Даже боль и пульсация в губе утихают по сравнению с душевной болью. Валери хочется выбить из него всё дерьмо, и наверное, поэтому она так отчаянно бросается на него, нанося долио-чаги* по лицу. Только его тело заточено многолетними тренировками, и потому гибкое и ловкое: ему не составляет труда перехватить её за лодыжку, уйти в захват и перевернуть в воздухе. Валери приземляется спиной на мат. Больно. Кажется, даже кости трещат. — Пак побеждает. — Комментирует тренер, и толпа довольно хлопает. Чимин заслоняет собой тусклый свет ламп, осматривает лицо, искаженное гримасой боли. Пронзительный взгляд цепляется за кровавый уголок губ. Лампы за ним подсвечивают светлые волосы, отчего кажется, что у него вокруг головы нимб. Ведет, правда, он себя совсем не ангельски. — Цела? — Спрашивает он. Руки, естественно, не подает. Она откашливается и кивает. Игрушку, кажется, всё-таки поломали.

***

Настроение после спарринга хуже некуда. И все ведь прекрасно понимают, что Чимин только и рад отыграться, но молчат. Даже Лиса и Розэ ходят, опустив голову. И поговорить больше не с кем: Джису нет, Чонгук снова запоёт свою песню о том, что будь она с ним, этого бы не было. И хотя, к нему ужасно тянет, но Валери себя за эту тягу лишь ругает. Даже несмотря на то, что он их отношения законченными не считает и дает шанс подумать, она не торопится с решением. Не спешит бежать обратно в его распростертые объятия. Сейчас она бы с радостью сбежала в библиотеку и болтала часами напролет с Тэхеном… об учебе и не только. И, возможно, излила бы душу. Но он как в воду канул. Остаётся Юнги. Никогда раньше у него не была, да и вообще контактировали они довольно редко… но он единственный тут казался ей настоящим. Как оказалось, они даже не переписывались раньше. Лишь обменялись номерами телефонов однажды на всякий случай и просто числились контактами в телефонных книгах. Да и поводов для ревности у Чонгука Валери вызывать не хотела. Она еле выбила из Мина номер его комнаты, потому что он долго брыкался и отнекивался, говоря, что просто немного болен, и что не стоит беспокоиться и тем более, наносить визит. Но Валери пришлось проявить настойчивость. Три коротких стука в дверь, его глухое «войдите», и девушка оказывается в комнате, идентичной ее собственной. Вообще, все комнаты в общежитии довольно похожи. Просто у кого-то есть желание и средства на то, чтобы все обустраивать на свой вкус, а кто-то, как Валери и по всей видимости Юнги не заморачивается. В комнате царит… что-то вроде простуды. Какая-то болезненная аура, лимонно-едкая. Юнги щелкнул настольной лампой, неприятно поморщившись от яркого света, и Валери ахнула. Юноша до болезненного бледен, лицо и волосы блестят от пота, на шее и висках голубеют вены. Глаза… глаза почти горят белым огнём. Губы потрескавшиеся и окровавленные. — Говорил же, зрелище будет не из приятных. — Протянул он, прикрывая веки. Наверное, чтобы не смущать гостью почти светящимися радужками. — Кажется, твоя простуда не такая уж и легкая… — Валери быстро приходит в себя. В конце концов, удивленно таращиться на больного невежливо. Она проходит к письменному столу, разворачивая стул к кровати, присаживается. Параллельно заваривает чай с малиной и мятой. Предусмотрительно захватила один из заварников Розэ… а подобной заботе научилась у Тэ. Не без улыбки вспомнила как сама свалилась с жаром после промозглой ночи в Пусане, а он за ней ухаживал. Но приятные воспоминания быстро рассеялись от хрипящего кашля Юнги. Шея его покрылась тонкой паутинкой влаги. — Что… с тобой? — Валери не знает, насколько вопрос тактичен, но то, что это вовсе не просто простуда — и так понятно. — Волчья хворь. — Отвечает Юнги с видимой неохотой. — Что еще за хворь? — Что-то вроде простуды или гриппа… только у оборотней. Обычное явление. Правда, совсем не вовремя… Под конец семестра. Валери заканчивает возиться с чаем, ставит на поднос чашку и соусницу с мёдом. А поднос ставит на прикроватную тумбочку, сама садится на край кровати, в ногах. — В чем отличие? — Осторожно спрашивает она. — Болеет не моя человеческая часть… а зверь внутри меня. Рвётся наружу от того, что ему плохо. — Юнги шумно втягивает воздух через нос, запрокинув голову на подушке. — Скоро станет легче… — Выпей чай. Надеюсь, малина даже у волка сможет снять жар. Юнги принимает полусидячее положение, опираясь на спинку кровати. Одеяло соскальзывает вниз, оголяя плечи и грудь. Снова он похудел. Валери тупит взгляд, напоминает себе, что глазеть невежливо. — Без тебя было… ужасно. — Честно признается она прямиком в горящие глаза. По Юнги она ужасно соскучилась, пусть даже по ужасно бледному и с пугающими глазами… даже по полузверю — он все еще Юнги. — Еще немного, и это прозвучит как «я скучала». — Подтрунивает он. Отпивает чай, а затем вмиг меняется в лице. Суровеет. — Это что? Взгляд остывает, постепенно переходит к привычному темно-карему. Цепляется за разбитую губу и небольшое фиолетовое пятнышко вокруг. — Спарринг. — Отмахивается она. Почему-то ужасно не хочется посвящать его в эту незначительную деталь из всех тех пакостей, что успел наделать Пак. Юнги хмыкает, а затем снова спрашивает, — — С кем? Дженни? — Неплохое предположение. Дженни, наверное, тоже была бы непрочь ее чуть подразукрасить, но мимо. Валери вертит головой. — Кто тогда? — Юнги мрачнеет примерно так же, как Чонгук на тренировке. Неужели у всех парней срабатывает один и тот же механизм защитника? — Кто посмел? Говори. Валери здесь не для того, чтобы плакаться или, уж тем более, жаловаться, как старшему брату. Но… накипело. — Чимин. Чувство такое, будто кого-то постыдно сливает. Стучит. А в академии стукачей не любят. Она это помнит. Юнги не верит, мотает головой. Немудрено: Чимин ведь был сама любезность, когда дело касалось Валери. Но и Юнги не дурак, сразу понимает, что к чему, и в чем, вероятно, провинилась Валери. — Засранец. — Наконец он шевелит потрескавшимися губами, влажными от чая. — Я так понимаю, это только верхушка айсберга? Валери молчит. Впрочем, молчание — тоже ответ. — Дай угадаю, учинил травлю за то, что ты ему отказала в ухаживаниях? Снова Валери безмолвно подтверждает догадку. Хотя места себе не находит: глаза полны грусти. — Выскажись наконец. — Мин снова как будто читает мысли. Понимает, как никто другой. И удивительно точно чувствует, когда у Валери на душе тяжело. Точно, волчье чутье включает. — Я теперь вроде как изгой. Мне все твердили, что отними у меня крутых друзей, красавчика-парня, и я стану никем. Постоянно тыкали этим, будто без всех них… я ничего не значу. Я не верила. А теперь вот проверила на практике. И все оказалось именно так. — Валери до скребущих кошек внутри обидно от несправедливости местных порядков, от того, что все здесь построено на строгой иерархии и важности родословной. Мин внимательно вслушивается, в какой-то момент даже прикрывает глаза, и Валери кажется, что он заснул, но она, конечно же, знает, что это не так. Юнги всегда очень внимательно слушает, а только потом позволяет себе вклинить словечко. Как правило, очень мудрое. А его мудрость сейчас ой как нужна. — Как бы грустно это ни было, но все здесь устроено именно так: на твоей стороне сила, если твои союзники сильны. Это не сеульская школа, не колледж… детишки здесь все в родителей, а те еще не успели отойти от средневековых нравов. Застряли в веке, этак, восемнадцатом. Некоторые до сих пор вон придерживаются кровосмешения для сохранения чистокровной родословной. Имена называть не будем, и так оба знаем, про кого идёт речь. И если твои голову не обременяет тяжесть короны рода, и ко всему прочему, ты один… то тебе не выжить. Эти стервятник разорвут тебя на кусочки. Юнги вещает, не размыкая век, скрестив руки на груди, и внешне превращается в конфуцианского философа. — Ты вот сам по себе, но на тебя даже косо посмотреть не могут. — Ворчит Валери. Глядя на него, она всегда думала, что быть отщепенцем не так уж и плохо. — У того, чтобы быть отпрыском главенствующего рода в магическом мире, знаешь ли, есть свои преимущества. Пусть хоть и «калекой». Новость бьет молотом. Так вот в чем был секрет его неприкосновенности. — Но почему ты… — В тени? Посмотри на меня. — Юнги открывает глаза, и Валери вновь обжигает белесое пламя его глаз. Вид у него до ужасного болезненный: кажется, будто вены горят под бледной кожей. — Я — чудовище. Причем по такой идиотской случайности, глупее не придумаешь. — Ты говорил, что такой, сколько себя помнишь. Я подумала, что ты таким родился, разве нет? — Верно. Как-то раз мать, будучи беременной мной, гуляла в саду нашего поместья. Потом вышла его пределы… за ограду. В лесу она увидела куст с дикими ягодами. Очень аппетитными на вид, как ей тогда казалось. Ягоды оказались волчьими, заговоренными, облитыми слюной ликантропа. И вот так появился я. Мать мутаций не вынесла, а я вот ужился… — Рассказ выходит весьма грустным, — Выродок рода Мин. — Не говори так. — Валери хочется коснуться его горящей руки, что она и делает. Его длинные ногти рефлекторно и слегка царапают кожу. — Лучше не прикасайся. Зверь в любую минуту может вырваться наружу, если его побеспокоить. Валери слушается и убирает руку. Сейчас страдания Юнги хочется облегчить, а не усугубить. — А в целом, все так. Меня не принял ни мой род, ни академия. То есть, условно я числюсь и там и там, но… все равно чужак. Только в академии меня боятся, потому что я — Мин, а дома — потому что — чудовище. Но речь сейчас не обо мне. Что этот гаденыш натворил? — Много чего. Но всё в основном детские шалости. У Чимина много друзей и единомышленников, это они не дают мне житья. — Валери жмет плечами. Грех ведь жаловаться на толчки в коридоре или перевернутые подносы с едой. Даже в мыслях сейчас это выглядит глупо. — Ты его сейчас выгораживаешь? Не забывай, это его друзья творят гадости. По его же указке. Чонгук никак не реагирует? — Юнги немного хрипит, заходясь в кашле. — Я попросила не лезть. У нас… — Валери запинается на слове «нас», есть ли у них вообще какое-то «мы»? — Все сложно. — Неужели в кои-то веки он прислушался? Что-то это да значит… Обычно упертый как осел, но и бросить тебя одну — тоже не дело. — Я сама попросила. — Даже если попросила. Он пытается тебя проучить. И это, откровенно, хуево. Но судить не мне. Я в чужие отношения не лезу. Разбирайтесь сами, детишки. Валери впервые замечает в Юнги такую бескомпромиссность. Он вообще на язык острый и ругается крепко… не боясь, высказывает свое мнение и кажется порой, что ему вообще на все плевать, но он никогда прежде не звучал так непреклонно в диалогах с ней. Возможно, все это из-за болезни. Человеку и так плохо, а тут еще и Валери со своими проблемами. — А Чимин… и твоя губа… никуда это не годится. — Юнги, кажется, плохеет: язык заплетается. — Это же был спарринг. Поэтому… все честно… — Валери и сама не замечает, как начинает оправдывать Чимина. Может, все это просто дурацкое стечение обстоятельств? — Когда в пару с тобой поставили меня, я выходить отказался. — Бормочет Юнги. — Подумай об этом. А затем проваливается в небытие, но ее руку, покоящуюся на кровати рядом с его, все же сжимает. И Валери почти обжигается: настолько у него горячие ладони. Тем не менее, от прикосновения становится тепло и на душе. Она выключает настольную лампу, наконец погружая комнату во тьму. Убирает с кровати пустую чашку из-под чая, а потом возвращается в прогретый мрак с мокрыми полотенцами, пахнущими освежающим эвкалиптом. Полотенце оставляет на лбу юноши. Приносит из своей комнаты увлажнитель воздуха, и вот уже тут не так невыносимо жарко и маслянисто. Терпкий лимонный запах болезни сменяет холодная свежесть, и даже на душе становится спокойней.

***

К концу сумасшедшей недельки нервы сдают. Последней каплей становится очередная выходка чиминовых приятелей в пятничный вечер. Валери возвращалась в свою комнату из мужского общежития. Её подкараулили на лестничном пролёте, на котором предусмотрительно был выключен светильник. И сверху на неё посыпалась, судя по зловонному запаху, куча мусора: была там и банановая кожура, и туалетная бумага, и остатки еды, полежавшие пару дней. Вдобавок осмеяв свою жертву, мелкие вредители с места преступления скрылись. Грязно было отнюдь не снаружи. Грязно было внутри. И если ошмётки банановой кожуры и грязь можно было смахнуть, очистить, смыть, то грязь с души — уже не так легко. В тот вечер Валери простояла под горячим душем пару часов, чтобы почувствовать облегчение. По возращению в комнату в глаза бросился подаренный принцем фей ловец снов и новая курсовая по зельям. Несмотря на дикую усталость Валери почувствовала необъяснимый прилив уверенности: ловец снов она сорвала со стены, а курсовую твёрдо решила занести преподавателю завтра. В ту ночь Валери наконец спала спокойно и без кошмаров.

***

Субботнее утро бодрит даже в стенах замка. Строение плохо прогревается, и к вечному холоду Валери уже привыкла. Она прячет пальцы в рукавах свитера, сгребает бумажную папку со стола, берет пальто. Прямиком из подвала, где расположился кабинет по зельям, она хочет отправиться в сад и побыть в гордом одиночестве. Выдохнуть и собраться с мыслями на уже излюбленной скамейке напротив статуи Фемиды. С утра в коридорах пусто и спокойно. Все отсыпаются в свой законный выходной. И Валери от этого легче: меньше вероятность встретить чиминовых прихвостней. Можно не бояться, но она всё равно на чеку. По пути, который кажется вечным, ей так никто и не попадается. И чудно. Выдыхает она только когда достигает тяжелой двери в класс. Преподавателя, вероятно, тоже нет, но почему-то становится тревожно. Она сжимает новую курсовую в руках, делает вдох, а затем всё же отворяет дверь. И застывает. Застывает прямо на пороге, потому что в пустом классе замечает знакомый силуэт. Он теперь вызывает только… волнение, негатив, страх. Плечи облачены в пиджак, светлые волосы уложены назад в легком беспорядке. Чимин сидит за одной из парт, разложив на ней ингредиенты, рядом кипит котёл, над колбами клубится цветной дым. Пахнет до одурения приятно: бадьяном, розами, ветивером, грейпфрутом. Валери не знает что делать: захлопнуть дверь и бежать прочь из подземелья или наплевать на инстинкты самосохранения и упрямо пройти внутрь. — Так и будешь стоять на пороге? Закрой дверь, тянет. — Бросает Чимин сквозь улыбку из-за спины. Он всё ещё может не знать, что это именно Валери, наверняка обращаясь к случайно забредшему сюда студенту, но Чимин затем добавляет, — Или ты принииаешь мое предложение с дружеским поцелуем? На долго тебя всё же не хватило. В Валери просыпается до этого момента спящая гордость. Она выпрямляется, расправляет плечи, даже несмотря на то, что от холода хочется сжаться, и гордо дефилирует к учительскому столу. Демонстративно оставляет на нём курсовую, пока Чимин разглядывает девушку с головы до пят. От коленок и до краев короткой юбки. Конечно, она не собирается его целовать. Всё это выглядит как несусветная глупость. Но факт того, что Чимин смог настроить против неё всю Академию, Валери всё же должна принять. — И зачем ты это делаешь? — Она старается сохранять спокойствие. Копирует Чонгука, хотя всё внутри кипит. При виде этой смазливой мордашки, хочется надеть котёл ему на голову. — Делаю что? — Голубые глаза совсем невинные, как у младенца. Затем Чимин всё же смеётся, параллельно отправляя звёздочки бадьяна в котёл, и те тихо шипят. — Сейчас я вот занят курсовым проектом. — Хватит придуриваться, Чимин. — Валери теряет терпение. Жалко, оно не такое, как у Чонгука. — Я думала, мы друзья. Попытка надавить на жалость. Или воззвать к морали. Но в глазах юноши нет сожаления. — Разве друзья спят друг с другом? — Разве друзья подговаривают кого-то сбрасывать мусорную корзину на голову? Или разрисовывать двери дурацкими оскорблениями? Или распускает слухи за спиной? — Накипело. И Валери вываливает на Чимина всё. Но ему по-прежнему не совестливо. Его больше увлекает собственное зелье, от которого исходит розовый дым и кружащий голову аромат. Он методично режет засушенные корешки. — Да брось, Вал. Я всего лишь перестал за тобой ухлёстывать, пару раз резко высказался, все и подхватили, подумав, что между нами вражда. Это всё их фантазия и… изобретательность. — Но ты не воспрепятствовал. Обидно. Обидно, что Чимин пытается спихнуть ответственность на кого-то другого. Только ведь оба знают правду. — Не воспрепятствовал. — Подтверждает он. — Потому что у меня тоже есть гордость. Хотя, тебе, наверное, показалось, что её у меня нет. — Ты сам говорил, что мы ничего друг другу не должны. Что можем оставаться друзьями. Что… Чимин, наконец, бросает небольшой нож и свои корешки, меняется в лице, рычит, — — Но это не значило, что ты можешь пойти и потрахаться с моим лучшим другом в душе, после того, как я возил тебя на свидание, кормил со своего кошелька, снимал номер в отеле, спал в одной кровати. Возился с тобой весь семестр, помогал, делал за тебя домашку. Так ты решила мне отплатить? Голос звучит выше, чем обычно, глаза метают ледяные молнии. И Валери вмиг теряет всю свою уверенность. Может, она действительно заслужила всё это? Потому что Чимин определенно нет. Но она цепляется за остатки благоразумия. Находит один слабый аргумент. — С твоим лучшим другом я встречалась. — Пока он не засосал ту стерву на твоих глазах. А потом что? Решила утешиться в моих объятиях? А как только полегчало, побежала обратно к нему? — Я была пьяна, Чимин. — Её голос совсем слабый по сравнению с его. И от того, все приводимые факты кажутся совсем невесомыми. — И ты тоже. А ещё мы были под кайфом. И на следующий день ты сам меня убеждал в том, что такое случается. И был согласен на всё закрыть глаза. Ведь это, очевидно, было ошибкой. Чимин переваривает. Челюсть у него сжимается. Оба сохраняют молчание, и лишь котелок на столе звонко булькает. А затем он приходит к выводу, — — Выходит, я для тебя — ошибка? Парень, с которым можно по пьяни переспать? Забыться? Отвлечься? У меня тоже есть чувства, Валери. Ты и сама должна понимать, как это больно — когда вместо тебя выбирают кого-то другого. — Чимин, я не… — Ты либо глупа, либо действительно та, кем тебя теперь называют в академии. Чимин бьёт. Только теперь уже не рукой, а словом. И им же отправляет в нокаут. Он чувствует её поражение и решает нанести ещё один удар. Высокомерно вздергивает бровь. — Хочешь, чтобы вся эта травля прекратилась? Так вот, цена выросла. Речь идет не о поцелуе. Он покидает своё место, подходя к Валери практически вплотную. Касается подбородка указательным пальцем, заставляя его поднять. Взглядом цепляется за разбитую губу, что ещё не успела зажить, а рядом растеклось бледное фиолетовое пятнышко. — Нужно было соглашаться, когда была возможность. — Пухлые губы тянутся в лёгкой улыбке. Совсе непривычно видеть её вкупе с колкими глазами, — Теперь тебе придётся опуститься на колени и поработать ртом. От сказанного становится дурно. И от запаха роз и ветивера и бадьяна тоже. От подземелья, где слегка попахивает химикатами и травами. От озноба, в который её бросает. И пока ноги окончательно не ослабли, а саму Валери не стошнило на каменный пол кабинета, она отталкивает Чимина от себя, в беспамятстве направляясь к выходу. То, как Чимин смеётся ей вслед, она слышит будто из-под толщи воды.

***

Кажется, проходят часы, прежде чем Валери начинает чувствовать холод. Она долго сидит на лавке напротив Фемиды, и в на чаше её весов пытается сыскать справедливость. Только вот, её в этом месте нет. В этом месте обитают лишь злые мысли и тёмные души. Валери кажется, будто у неё только что умер друг. Фактически он, конечно, жив. Но велика ли разница, если человек вдруг оказывается совсем не таким, каким казался? Или Валери его сама себе придумала? В носу всё ещё стоит приторный запах роз и цитруса. Но от того, что Чимин сейчас в подземелье, а она тут — в саду и в полном одиночестве становится легче. Но Валери чудовищно устала. Она прикрывает веки и хочет просидеть здесь ещё пару часов. А где-то вдалеке раздаётся смех: кажется, студенты высыпали наружу и играют в снежки. Хочется сдаться. Хочется, чтобы всё было как раньше: новые друзья, увлекательные занятия, парень-красавчик, популярные подружки, всеобщий интерес, вечеринки, игры в правду или действие или даже эти дурацкие снежки. Всё это кажется обрывком из какой-то далекой жизни. И будто бы всё было совсем не с ней. Валери сейчас отдала бы всё, чтобы это вернуть. Но это невозможно. Даже если она отдаст всё. Слабая надежда просыпается лишь от мыслей о Чонгуке. Он может вернуть всё на свои места. Он может обеспечить ей защиту и тыл. Он… её любит? И всё будет, как раньше. А если нет, то она хотя бы будет с ним. Ведь она его тоже… любит. Поцелуи с другими девушками, безосновательная ревность, внимание 24/7 -всё это, наверное, не такая уж большая плата за то, что она получит взамен, так ведь? И Валери готова сдаться. Поднять белый флаг и капитулировать. Нет смысла больше морозить пятую точку на холодной скамейке. Она поднимается и задаёт направление в мужское общежитие. Прямиком в комнату, полную тиканья амулетов, запахов краски и шелеста перьев. Валери всё решила. Так и должно быть: она — его, он — у неё меж ребёр. Валери настолько забывается в мыслях, что не замечает никого на своём пути. И ничего. Так и врезается в чью-то грудь. В пальто и бежевый шарф. В аромат пряности и мускуса. В знакомое тепло. — Тэхён… — Проговаривает она, даже не глядя на виновника небольшого происшествия. — Где ты был?! Он глядит на неё сверху-вниз округлившимися глазами. Хмурится. Замечает перемены: бледность лица, остроту скул, синяки, залёгшие под глазами… и разбитую губу. — Разноглазка? — Спрашивает так, будто бы не узнает. А она хочет прокричать: «Я! Это я! Это правда я!». — Что, черт возьми, успело произойти, пока я прозябал на скучных семейных собраниях? — Многое. Валери сама не знает почему, но улыбается сквозь слезы, которые начинают стекать из глаз. Она их тут же ловит рукавом пальто, не стесняясь показать Тэхёну свою разбитость. Ему можно. Это же Тэхён. — Я не поверил слухам, которые услышал. Но, теперь кажется, что всё так, как говорят? Чимин действительно точит на тебя зуб? — Карий взгляд переплывает куда-то за её плечо. На толпу резвящихся ведьм и колдунов. — Ерунда. — Отмахивается она. Всё равно сейчас пойдет к Чонгуку, и всё вернётся на круги своя. И не о чем будет больше беспокоиться. — Это, — Тэхён глядит серьезно, как никогда. Касается слегка её подбородка озябшими пальцами, около фиолетового пятнышка, — Совсем не ерунда. — Пустяк. — И всё, что я слышал - совсем не достойно поведения принца. - Тэхён стоит на своём. — Так давай его проучим? Он кладёт руки на её плечи, разворачивает к себе спиной. В обзоре появляются знакомые фигурки: Чимин и его друзья, а ещё Розэ и Лиса. Они играют в снежки и громко хохочут. — Смотри внимательно. — Висок согревает тёплое дыхание. Руки его так и покоятся на плечах, и получается так, будто Тэхён приобнимает её со спины. Пальцы левой руки всё же отрываются от ткани пальто, воспроизводя некий жест. А потом в Чимина летит настоящий ком снега, целиком покрывающий его смазливую мордашку. Затем юноша будто поскальзывается, шмякаясь на спину. Заливистый смех его вмиг прекращается. Зато вот Валери он пробирает ни с того ни с сего, и плечи её подрагивают в тэхёновых объятиях. Как же хорошо. — Он ещё извинится, ведь это самая малость из того, что этот болван заслужил. Теперь тебя никто не обидит. Никто. — Обещает, по всей видимости, новый покровитель Валери.