Dark Academia

Свет фар проезжающих мимо машин полосами проникает в тёмную и затхлую комнату, скользит по стенам и падает на лица присутствующих. Лица, отображающие сдерживаемый, но в той или иной степени, прорывающийся наружу страх. Валери удалось взять себя в руки, успокоить бешено бьющееся сердце, но картинка, стоящая перед глазами, так или иначе вызывает отвращение. Немыслимое. Жуткое. И от него никуда не спрячешься и не убежишь. Чернеющие раны, тут и там рассыпанные по бледной коже Джисона, походят на жуткие увечья, непоправимые изъяны. Но они, конечно, не сравнятся в своей омерзительности с существом, которое эту чернь распространяет, которое плотно срослось с существом парня, став с ним практически одним, неделимым целым. — Думаешь, это вообще можно изъять? — Глухо спрашивает Чимин. Обычно экспрессивный колдун сейчас как никогда собран, холоден, и чувствуется, напряжен. — Парень уже одной ногой в могиле. Глаза всеми силами стараются не столкнуться с другими, белёсыми, с вращающимися зрачками-бусинами, рассматривающими незваных гостей. Стараются, но вот игнорировать скрежет острых зубов получается не так хорошо. — Думаю, можно. — Тэхен достает из внутреннего кармана куртки некий свёрток, а саму куртку скидывает со своих плеч. — Я тут даже инструментики прихватил. Так… на всякий случай — Жмёт плечами он, разворачивая тряпицу. В ней Валери замечает блеск стали. — Надо мать отвлечь. — Стоит Розэ заикнуться про ещё одного человека, присутствующего в квартире, как Валери возвращается на землю. — Убойная доза сонного порошка и никаких помех до следующего утра. — Чимин закатывает глаза. Оттаивает, и привычные сарказм и наигранное раздражение возвращаются. — Но, надеюсь, управимся мы все-таки до ночи. Я планировал убухаться в хлам. — После такого… убухаются все. — Шёпотом проговаривает Лиса. — Ты когда-нибудь делал это раньше? Уверен, что получится? — Лиса поднимает глаза на Тэхена. В них плещется волнение. Но теперь уже не горящее огнём, как тогда, во дворе академии, а совсем наоборот, леденящее душу. — Да. И нет. — Коротко отвечает Тэхен, рассматривая тонкий скальпель в оконном свете, — В лучшем случае, все будет хорошо. — А в худшем? — Валери прогоняет озноб. Заставляет язык шевелиться. — В худшем — мы его убьём. От слов Тэ мороз идёт по коже. Валери чувствует на своих плечах груз ответственности, ведь это именно она уговаривала своих друзей на довольно рискованную авантюру, на это безумство, не представляя масштаб последствий, к которым она явно была не готова. — Тогда, может, ещё не поздно отступить? Оставить все как есть… — Розэ прикрывает ладошкой рот, сдерживая нахлынувшую тошноту. Подступила она, когда девушка столкнулась с дикими, нечеловечески глазами взглядами. — Посмотри на него. Он и так уже не жилец. — Голос Тэ низкий, привычно успокаивающий, но говорящий жуткие слова, отчего голова кругом идёт. — Так какая разница, мы… или эта тварь? Так хотя бы у него будет шанс. И не давая друзьям опомниться, прийти к единому решению и продолжить дискуссию, он вгоняет в податливую кожу скальпель, лишая их пути отхода. Тонкий металл входит в червоточину, больше похожую на плесень, как нож в масло — беспрепятственно мягко. Джисон дёргается, но Тэ быстро фиксирует его грудную клетку левым предплечьем, нависая над парнем. — Розэ, будь добра, займись матерью. И ещё… мне вроде как помощь нужна. — Тэхен обводит взглядом застывшие в немом ужасе лица присутствующих. Все даже не успевают понять, что именно происходит. Юнги отмирает первым. От подскакивает к кровати, поднимая свои руки над ногами Джисона. Длинные и бледные пальцы будто щупают воздух, но на деле же колдуют невидимые путы, фиксирующие ноги неподвижного парня. Лиса делает то же самое с его руками, которые тут же взмывают к изголовью, будто привязанные к ножкам. Розэ беззвучно исчезает за дверью, что Валери даже не замечает. Тэхен смотрит на оставшихся незадействованных из-под упавших на лоб непослушных прядей. — Чимин-щи, не будешь ли ты так любезен, залезть нашему больному в голову… и заглушить его боль? — Лезть к нему в голову… пока там эта тварь? — Чимин брезгливо осматривает зияющие пятна и очертания монстра, слившегося с телом юноши, — А мои мозги никто пожалеть не хочет?! — Наш принц боится? — Юнги сверлит взглядом Чимина, и на губах его появляется полуулыбка-полуиздевка. Его плечо чуть дёргается от того, что Джисон резко шевелит ногой: Тэхен прокручивает скальпель, и тело Джисона мгновенно реагирует, несмотря на то, что его удерживают сразу два колдуна. Он слабо стонет. Но от движений и начинающихся конвульсий Джисона Юнги зрительный контакт не прекращает. Снова берет Чимина на слабо. И это снова срабатывает. Блондин молча, но с явно раздражённым вздохом идёт к изголовью, поднося свои руки к голове Джисона. Он легко касается висков и прикрывает глаза, ныряя в чужое сознание. — А я? — Валери напоминает всем о своём собственном существовании, включая и самую себя тоже, разбивая стеклянный купол забвения. — Бери скальпель и присоединяйся к веселью. — Во мраке комнаты Валери видит на лице друга тень улыбки. Убеждает себя в том, что ей всего лишь показалось, что так упала тень, гонит эту картинку прочь. Слова его, впрочем, вполне реальны. Страшны. И звучат невообразимо. Взгляд ее останавливаются на мерцающей во тьме стали. Развёрнутый свёрток представляет собой небольшой походный наборчик хирурга, и Валери лишь остаётся теряться в догадках, откуда Тэхен его взял. Да ещё и додумался взять с собой. Он, видимо, был готов к встрече с ёкаем куда лучше, чем она. Ей же хватило лишь смелости все это придумать. А вот мозгов на разработку плана, к сожалению, оказалось маловато. — Я не… не могу. — Во рту вяжет, как от неспелой хурмы. Слова растекаются на языке, еле слетая с него. — Можешь. Чем быстрее мы извлечём футакаччи-онну из его тела, тем больше вероятность того, что парень останется жив. — Тэхён ни на секунду не отвлекается от своего занятия. Его профиль четко вычерчивается на фоне блеклого оконного света. Брови чуть сдвинуты к переносице, рука уверенно орудует маленьким инструментом. Кажется, его даже не отвлекают ни мелкие подергивания Джисона, ни скрежет острых зубов в его ребрах. — А если я не смогу? Е-е-е-с-сли… — Голос начинает дрожать, а ноги пятиться в сторону двери. Происходит это совершенно неосознанно. И Валери сама себя за эту трусость презирает. Куда сейчас подевалась вся та смелость, которую она, как бисер, метала во дворе академии? Внезапно запястье Тэхёна зависает на месте… с зажатым в нём скальпелем, острие которого входит в червоточину на теле Джисона. Он поднимает глаза на бледное, почти белое лицо Валери. Оно сейчас точно сливается со стеной. — Валери. — Голос его внезапно спокойный. Тёплый и успокаивающий. Прямо такой же, какой Валери частенько слышала в библиотеке, и от этого на сердце легчает, теплеет. А потом он говорит не длинную фразу, в каждое слово которой вкладывает всего себя, отчего Валери до дрожи пробирает, — Я без тебя не справлюсь. Но дрожь эта не ледяная. Не пробирающая до костей. Не подкашивающая ноги. Она отзывается у неё в груди светом. Надеждой. Тэхён, всегда собранный, всегда знающий, что делать, умный и начитанный, любознательный и уверенный Тэхён, просит её помощи. Рассчитывает на неё. И Валери чувствует, что не может позволить страху подвести его. Под молчаливыми взглядами друзей Валери трясущейся рукой вытаскивает из свитка скальпель, чуть поменьше чем тот, что в руках Тэхёна. Старается унять дрожь, но выходит так себе. — Как… как это нужно делать? — Девушка храбрится, осмеливаясь ещё раз осмотреть отметины на теле Джисона, встретиться взглядами с паразитирующей в нём тварью. Во второй раз сделать это уже легче, проще. Не так страшно. Кажется, непостижимая до этого момента картинка из фильмов ужасов начинает вживаться в реальность, становиться чем-то обыденным. Валери пытается сконцентрироваться на тёмных пятнах, найти лучший угол для того, чтобы вогнать в них острие, сфокусировать взгляд во тьме. Мозг начинает работать куда лучше. — Резать нужно глубоко. Но в то же время не перестараться. Скверна мягкая и больше похожа на кашу, так что когда упрёшься в более твердую ткань, нужно остановиться. Иди по краям, вырезая её из кожи. — Тэхён возвращается к небольшому пятну, вгоняет в него скальпель и двигает его по очертаниям пятна, быстро извлекает из тела тёмно-серый шмоток вязкой жижи, напоминающей плесень и кидает его прямо на пол. Валери вряд ли удасться действовать так же ловко и искусно, как Тэхён. Он сейчас и вправду напоминает хирурга. Затем его пальцы касаются зияющей и кровящей раны, и кожа под ними быстро затягивается, сгоняя с себя кровь. Тэхён ранит. Но тут же залечивает эти раны. И у Валери с сердца падает значительная часть неподъемного груза: по крайней мере, истечь Джисону кровью они не позволят. Валери ещё раз окидывает взглядом друзей: Лису и Юнги, удерживающих почти бездушное тело неподвижным, Чимина с нахмуренными бровями и плотно сомкнутыми веками, Тэхёна, целиком и полностью ушедшего в дело. Она всё это начала. Она всех подначила и подписала на эту авантюру. А Джисону, наверняка, смертный приговор. Теперь остаётся расхлебывать последствия. Валери делает судорожный вдох, унимает дрожь в руке и медленно погружает острый обушок в кожу предплечья. В то, что раньше ей было. Начинает с самых краёв, неровных и пористых. Скверна и вправду оказывается похожей на кашицу, мягкую плесень. Не пахнет, но одного только вида её хватает, чтобы вызвать приступ омерзения. Скальпель приходится погрузить невыносимо глубоко, по самую рукоятку. И когда кончик упирается в твердь внутренних тканей, Джисон слабо дергается, на что рука Валери мгновенно реагирует и дергается вслед за ним. Юнги, стоящий рядом, активируется и сильнее стягивает невидимые путы, жестче фиксируя тело их несчастного подопытного. Валери уверенней стискивает скальпель, обещая себе больше не допустить такой глупой погрешности, и плавно идет по мягким краешкам раны. Она будто вырезает сердцевину переспелого фрукта, не прикладывает особых усилий, и мякоть легко поддается острому лезвию. Она поддевает скальпелем кашицу и помогает себе пальцами свободной руки, извлекая её из открытой раны. Консистенция с гулким шлепком касается пола, а в ране тут же сбегается тёмная, чёрная во мраке ночи, кровь. И её так много, что она мгновенно полностью заполняет рану и переливается через её края. Крови действительно много, от чего Валери охватывает новый приступ ужаса. Его останавливает рука Тэхёна, ложащаяся на рану, которую только что сделала Валери. Под его ладонью кровь струйками начинает стекать по руке Джисона на постельное, а когда Тэ её убирает, кожа уже цела и невредима. И Валери с облегчением и благодарностью выдыхает. Следующий поединок с осквернённой ёкаем кожей Джисона прерывает появившаяся в дверном проёме Розэ. Она плотно закрывает за собой дверь, бабочкой перелетая к кровати. — Я своё дело сделала. — Докладывает она, пытаясь понять, чем заняты остальные. — Ты вовремя. Твои целительные навыки сейчас очень нужны. — Тэхён демонстрирует свежие кровоточащие порезы. — Вы пытаетесь очистить его от скверны кровопусканием? Психи… — Сейчас Валери даже завидует тому, что Розэ ни черта не видит. Со стороны это действительно, должно быть, выглядит странно: они с Тэхёном по очереди тыкают в почти бездыханное тело хирургическими ножами, пуская всё новую и новую кровь. — Просто делай, что говорю. — Тэхён не считает нужным тратить время на объяснения. Действовать нужно быстро, потому что с каждой минутой существо, вросшее в тело Джисона, ведёт себя всё беспокойней. И чувствуя общую встревоженность Розэ без промедлений приступает к залечиванию новых ран. Ёкай чувствует подступающую опасность. Скорую кончину. Ведь они по кусочкам извлекают его из пригретого и облюбованного тела. Лиса и Юнги напряжены. Розэ старается работать быстрее, чтобы облегчить боль измученного и почти ничего не соображающего юноши. А по лбу чимина тонкой струйкой стекает пот. На нём залегли глубокие морщины, брови ещё больше нахмурены. Он пальцами стискивает виски Джисона, но затем резко отрывает их. Распахивает большие глаза и ртом ловит воздух. — Больше не могу. — Сдавленным и охрипшим голосом говорит он. — Там… находиться… не могу. Из уродливого рта на груди Джисона тут же вырываются глумливые похрипывания в неком подобии смеха. Футукаччи-онна не думает просто так сдаться. — Тварь сильна… и… выталкивает меня из его сознания… не могу… — Чимин хватается дрожащими пальцами за спинку кровати, пытаясь прийти в себя. — Чимин, ты должен вернуться. — Голос Тэхёна не терпит возражений. Холодный, требовательный. Совсем не такой, каким он говорил с Валери. Сейчас этот голос подобен холодной пощечине. Но Чимина она в чувства не приводит. Он выглядит почти так же плохо, как тогда в лощине: лицо бледное, землистого цвета, будто его сейчас стошнит, на шее и лбу вздулись венки. Валери самой себе удивляется, тому как отчетливо видит подобные мелочи в давящей темноте. — Нет… — Чимин скорее сам себе говорит, чем кому-то ещё. Не верит и отказывается верить в то, что придётся вернуться. — Ни за что… — Чимин. — Тэхён замирает с окровавленным скальпелем в не менее окровавленной руке. Он отрывается от своего занятия, переводя тяжёлый взгляд на друга. Но Чимин под тяжестью его не прогибается. Непреклонно качает головой. — Ноги моей больше не будет в башке этого музыкантишки, пока эта тварь там. Ни за что, блядь, на свете. Ты даже не представляешь, что там творится… — Мы не сможем продолжать без тебя, Чимин. — Тэхён пытается достучаться до принца фей, но Валери по глазам, полным ужаса, понимает, что тот уже ни за что не согласиться продолжать. — Нет, я пас. Это даже безумнее лощины. Простите, но я в этом больше не участвую. Нет. — Чимин отходит от кровати на максимальное расстояние, даже взгляда не бросив на хлюпающее длинным языком существо. — Сам к нему в башку лезь. У тебя это хорошо выходит. — У Чимина хоть и есть силы огрызаться, но он обессиленно припадает к стене спиной и сползает по ней вниз. Выглядит совершенно обессиленным и измученным. И Валери даже представить страшно, какую битву он вёл с ёкаем в голове Джисона, пока они сражались с ним в его теле. Сердце болезненно сжимается и за Чимина болит. Вина в груди увеличивается в масштабах с геометрической прогрессией, рискуя разорвать грудную клетку в клочья. Участники действа на секунду впадают в ступор. Молча переглядываются, пытаясь отыскать на дне глаз друг друга решение. Бросить всё? Уйти? Продолжать так? Поток беспокойных мыслей прерывают булькающие и злорадные всхлипы ёкая, доносящиеся прямо из груди Джисона. А вот решение всё не приходит и не приходит. Но зреет оно внезапно. За непроницаемой радужкой глаз Тэхёна. Низкий голос нарушает гнетущую тишину, переплетающуюся с мерзкими звуками, издаваемыми ёкаем, и тяжелым дыханием Джисона. — Звоните Чонгуку. — Имя из двух слогов ударяет похлеще всего, что за этот вечер успело произойти. Звучит как самое страшное проклятие. Звучит громче грома. Оглушает. Хоть голос Тэхёна едва ли превышает по громкости шёпот. Сейчас этот человек кажется даже страшнее той жуткой твари. Лучше бы Валери ещё сотню таких увидела, ещё сотню ран сковырнула бы скальпелем, чем оказалась с Чонгуком в одной комнате. Да и к тому же, такой маленькой. Невыносимую безнадегу и затхлость этой комнаты она ещё вынести может. А вот присутствие в ней Чонгука — очень и очень вряд ли. — Он единственный, кто сможет с ней совладать. — Тэхён обегает взглядом наполовину промелькнувшее в грудной клетке Джисона женское лицо и снова говорит, — Звоните Чонгуку. — Пока этот засранец сюда приедет, вечность пройдёт… — Констатирует Юнги. — Все равно звоните. Лиса, освобождая одну руку от колдовских силков, достаёт из кармана джинс телефон и набирает нужный номер. В тишине комнаты даже слышатся тихие гудки, и Валери с замиранием сердца считает каждый, словно секунды до собственной казни. До момента, пока костёр, на котором она стоит, подожгут. До того, пока не услышит его голос. Который очень хочется не слышать. Три, четыре, пять, шесть. Спички в костёр бросают на седьмой — — Алло? Душу охватывает ярчайшее пламя, и Валери чувствует, как каждая ее частичка бьётся в агонии и сгорает, превращаясь в пепел.

***

— Как-то ты слишком быстро, чертила, — все ещё слабый Голос Чимина слышится из прихожей. Он пошёл открывать дверь приглашенному гостю. — На метле что ли прилетел? Чонгук и вправду появился как-то слишком быстро. И пятнадцати минут не успело пройти. А от Академии до Сеула, на секундочку, не меньше полутора-двух часов езды на машины. — На своих двоих. Был недалеко отсюда. — Чонгук как ни в чем не бывало шмыгает носом, а у Валери даже ошмётки души, обратившиеся в пепел, начинают тлеть. В уголках глаз щиплет, и она думает, как бы не разреветься перед ним. Перед всеми. Юнги молчаливым взглядом следит за каждой эмоцией, отражающейся на взволнованном лице. Будто видит всю палитру бури, которая сейчас внутри ее бушует. Он видит то, что Валери скрыть не в силах. Хоть и очень старается выглядеть холодной и непробиваемой. Кажется, грядущее напряжение чувствуют все. Но упрямо стараются игнорировать. Он появляется в проходе за спиной Чимина. Во всем чёрном, включая любимую кожанку и массивные высокие ботинки. Валери даже не нужно смотреть на него, чтобы знать, что взгляд его прожигает ее насквозь. Но она этот взгляд, конечно, игнорирует. Затхлость и тоска, царящие в комнате сменяются электрическими разрядами, пронизывающими воздух. И даже футакаччи-онна, ради которой они тут собрались, отходит на второй план. — Был недалеко отсюда? Вот так совпадение… — Тэхен первым решается это напряжение разрядить. Он поднимает голову, и свет с окна причудливо падает на его лицо, отчего одна его половина оказывается скрыта во тьме, а другая отчетливо видна. Улыбка его так же наполовину тонет в тени. — Я бы даже сказал, удача. — Голос Чонгука напряжен. На его же лице и тени улыбки нет. Оно… кажется Валери враждебным. Но девушка быстро отводит взгляд, пока Чон не переключился с Тэхена на нее, — Везение чистой воды. Чонгук осматривает все вокруг: окровавленные руки Тэхена, Розэ и Валери, мерцающие во мраке скальпели, Лису и Юнги, связывающих неизвестного ему парнишку, бледного и вымотанного Чимина, и конечно, человекоподобное существо, пригревшееся на юношеской груди. — У нас тут, как видишь, небольшая проблемка… — Начинает Тэхен, разводя окровавленные руки чуть в стороны и косясь на омерзительный чавкающий рот с острыми зубами. — Небольшая?! — Чимин вскрикивает, выглядывая из-за его плеча. Даже переутомившийся он все ещё способен на сарказм. — Наша принцесска больше не в состоянии держать эту тварь в узде. А из-за этого, мы не в состоянии удерживать тело неподвижным… — Поясняет Юнги. — Поэтому сделать это вы предлагаете мне? — Чонгук не очень-то горит желанием помочь, на происходящее смотрит скептически, и по правде сказать, друзей находит полными идиотами, раз пошли на это. — А тебе разве не впервой? — Вкрадчивый вопрос Тэхена выбивает почву из-под ног. Он, кажется, пересекает черту дозволенного. Выносит на всеобщее обозрение его тайны. И Чонгук даже зубы сжимает. Он молча занимает место Чимина, касаясь висков Джисона пальцами. — Должен предупредить, — Чимин останавливает друга за секунду до того, как он погрузится в глубины чужого сознания, — Тебе не понравится. — В курсе. — Чонгук шмыгает носом, втягивая воздух, и прикрывает глаза. Сожженное сердце Валери трепещет. Чимин без души оттуда вынырнул, и ей даже представить страшно, что он там видел и испытал. Ей самой плохело от путешествий по мыслям простых людей, а вот гулять по сознанию демона, должно быть, в сотню раз хуже. И хотя какая-то ее часть страстно желала Чонгуку всего самого худшего, заслуженного наказания, другая же все ещё трепетала и кричала от волнения за него, хотела бы броситься и отдёрнуть руки его от осквернённого тела. Лишь бы не дать столкнуться с тенью. Чего она, конечно же, делать не станет. И потому Чонгук беспрепятственно ныряет во мглу, и бесформенное существо в чужом теле тут же успокаивается. — Давай торопиться. Мы не знаем, сколько ещё он продержится. — Тэхен обращается к Валери. И она даже не знает, про кого он говорит: Чонгука или же Джисона, у которого на лбу уже испарина проступила. Она молча возвращается к работе, постепенно передвигаясь к туловищу. Не сказать, что занятие это приносит какое-либо удовольствие: червоточины не заканчиваются, кровь льётся, и руки уже отваливаются. Происходит это под симфонию всхлипов и вздохов Джисона и монотонный скрежет острых зубов. А самое сложное впереди. Друзья уже порядком устали: Розэ утирает пот со лба кровавой ладошкой, еле успевая залечивать раны. Теперь ей требуется куда больше времени, чем сначала. Руки Юнги и Лисы наверняка уже давно затекли, но они стойко удерживают свои путы. Чимин почти заснул, прислонившись к стене. Чонгук теперь кажется таким же разбитым, как и Чимин. Лицо побледнело, что видно даже в полумраке. Под глазами вздулись вены. Так же как и на кистях. Когда все пятнышки с ее стороны заканчиваются, Валери глядит в молочные глаза наполовину проступающего наружу лица. — Тэхен… — Валери задерживает дыхание. В голове наконец оживает осознание того, что дальнейших шагов они не продумали. Не продумали, что будут делать с футукаччи-онной, когда та будет из тела Джисона извлечена, — А что дальше? — Дальше будем извлекать. — Тэхен вгоняет скальпель в уголок инородного глаза, отчего тот мгновенно захлопывается, пуская по туловищу Джисона кровавую слезу, — Но сначала лишим эту тварь способности видеть. Тонкими пальцами он размыкает веки и покручивает скальпель по их кромке. Картина ещё более жуткая, чем извлечение скверны. А когда Тэхен погружает кончики пальцев в глазницу, к горлу Валери подкатывает приступ тошноты. Вот уже в который раз за вечер. Он легко извлекает нечеловеческое глазное яблоко из кровоточащей плоти. А вот для Джисона происходит это очень даже болезненно: парень норовит поднять корпус и впервые за всю эту жуткую процедуру по-настоящему кричит. Но дёрнуться ему не позволяет крепкая хватка Лисы и Юнги. Да и цепкие пальцы Чонгука удерживают голову. Глазное яблоко с гулким стуком ударяется о пол, и Тэхен проступает ко второму. Валери этого зрелища не выдерживает, отворачивается. Но вот игнорировать звук разрывающихся тканей и хлюпанье крови невозможно. — А потом? Когда мы извлечём демона? — Она пытается отвлечься. Вернуться мыслями к самому важному. — Как мы его запечатаем? — Боюсь, что никак… — Хмыкает Тэхен. Судя по звукам, резать он закончил. Сейчас будет вырывать. — Что значит никак? — Валери от растерянности роняет маленький скальпель на пол, и он мгновенно пачкает пол. Поднимать его она не торопится. Неужели они просто уйдут? Оставят демона на свободе? Позволят вселиться в кого-то ещё? Все это было зря? — Видишь ли, если бы старик Квон не стал оттягивать до второго семестра и поделился секретом запечатывания на паре, мы бы, возможно, сделали это сейчас. — Второй глаз ударяется об пол, и Валери разворачивается обратно. Тэхен подносит скальпель к очертаниям края женского лица. Собирается вырезать его, как маску. — К счастью, я этот секретик знаю. Но даже учитывая это, провернуть это дельце мы не сможем. И потому просто изгоним тень туда, откуда она выползла. Хотя бы на время. Джисон начинает кричать, и крик этот достигая ушных перепонок, вызывает дрожь во всем теле. Смешивается с настоящим плачем, ведь скальпель проникает куда глубже, чем до этого. И хотя Чонгук, наверняка, делает все возможное, футукаччи-онна противится изо всех сил. — Что-то не шибко этот чертёныш справляется… зачем вообще его позвали? — Недовольно ворчит Чимин, который, как думала Валери, спал. — Вот и все хваленая магия Чонов по контролю демонов? Пфф… — Почему не получится? Изгоним ее, и она просто вернётся обратно. Найдёт кого-то другого. Как Джисон. — Валери все на свете игнорирует. И даже недовольство Чимина. И присутствие теперь уже ненавистного Чонгука. Тэхен слишком занят выковыриванием лица демона из рёбер Джисона, который теперь проявляет особую активность, заставляя потеть и Тэхена, и Лису с Юнги. — Чтобы запечатать тень, для неё нужен сосуд. — Медленно проговаривает Чимин, — Крепкий и надёжный. Ведьминская душа, например. Надежное вместилище. Он еле языком шевелит, слова даются тяжело. Но даже эти слабенькие слова способны вселить в душу ужасающий трепет. — Это… это как? — Все просто. На сосуд накладывается печать призыва, тень проникает в душу колдуна, а затем другие, более сильные и опытные, накладывают новые, запечатывающие печати, которые держат тень в надежной тюрьме, не давая ей пожирать душу хозяина. Только не говори, что изъявляешь желание таким вот сосудом стать? Вопрос Чимина застаёт девушку врасплох. Столько стараний ради неизвестного ей парня. Ради того, чтобы поймать пожиравшую его тварь в ловушку, а теперь… ей ещё предстоит и выбор сделать, пожертвовать ли своей душой за чью-то чужую. Но она всё это начала. И потому должна была быть готова к такому исходу. — Никаким сосудом она не станет. — Тишину рушит сдавленный голос Чонгука. Он для Валери всё равно что гром, сотрясающий небо. Чёрные глаза широко распахнуты, напряжены, безумны. Он всё ещё держит руки на висках Джисона, но уже не в его сознании. Его будто лихорадит. И видок оставляет желать лучшего. Нехотя, но Валери признает, что сердце у неё сжимается, — Что язык твой только мелет?! — Ты разве не делом должен быть занят?! — Язвит Чимин в ответ. — Я всё ещё держу её, но она сопротивляется. Сил… больше нет… — Вены на чонгуковом лбу вздулись. Выглядит он так, будто тягает неподъемное железо. И от напряженного голоса чёртово сердце сжимается всё сильней. Будь оно проклято. — Продержись ещё немного. Я почти закончил. — Голос Тэхёна, напротив, неестественно ровный. Даже не дрожит. А он прилагает немало усилий, чтобы вытянуть бесформенное нечто из огромной дыры в груди Джисона, — Сейчас мы должны сработать все вместе. Розэ, как только я вытащу футакачии, затяни рану. Она слишком глубокая, так что страдают и внутренние органы. Чонгук, сделай последнее усилие, чтобы вырубить парнишку. Лиса и Юнги, вы пронзите демона клинками. Звук рвущихся тканей с каждой секундой звучит всё громче, как и крики Джисона. Руки Тэхёна вытягивают из обессиленного тела жуткое, безглазое существо, хватаются за чёрные и мокрые от крови и слизи волосы, чему оно не очень-то радо: недовольно шипит и чавкает, щёлкая зубами. Напряжение растёт. Всё в ожидании того самого момента. — Твою мать… — Шепчет Лиса, когда из зияющей раны показывается цельное, женоподобное существо. Какое-то время оно обретает свою истинную форму, сидя на корточках у Джисона на груди. В тихой комнате раздаётся хруст расправляющихся костей и тихий рокот. Существо роняет голову с чёрными длинными волосами на свою грудь, отчего кажется, будто это просто жуткое неподвижное чучело. Но тень лишь пытается усыпить бдительность своих палачей и использует эту заминку для того, чтобы броситься на новое тело, найти в нём приют, спастись. И выбор делает в пользу того, что стоит ближе всего: прыгает вслепую, раскрытой пастью норовя впиться прямо в Валери, стоящей перед ней. Та и вскрикнуть не успевает. Лишь рефлекторно вскидывает руки перед собой, пытаясь закрыться. И стоит скользкому и мерзкому существу коснуться её ладоней, происходит нечто, что никто не в силах предсказать. Тень замирает. Зависает в воздухе. Застывает как восковая фигура. Или как будто кто-то поставил ужастик на паузу, щёлкнув кнопкой пульта. По рукам Валери скользят чёрные цветочные стебли, они перебегают на тень, обвивая каждый сантиметр бледной и мертвенной кожи. Вокруг неё плавно, будто чернила в воде, разлетается чёрная субстанция. — Какого… — Чимин даже нужного слова подобрать не может. Слишком шокирующей выглядит картинка. Все застывают, как и футакачии-онна, только в отличии от неё, в ступоре. А вот Юнги драгоценное время терять не намерен. С произошедшим разобраться можно и позже. А сейчас главное — эту тварь обратно в преисподнюю загнать. Из края куртки он вытаскивает два клинка, один бросая Лисе. Её рефлексы срабатывают, даже несмотря на шок и ступор. И оба клинка с характерным звуком вонзаются в застывшую тень: один в шею, другой прямо в грудь, где у людей обычно располагается сердце. Из омерзительного рта рвётся нечеловеческий крик, настоящий вопль, и бледнеющее тело её быстро превращается в пепел, исчезает на глазах, унося с собой и этот пронзительный крик. В комнате наконец повисает тишина. И дышать становится легче. — Это какого чёрта было… — Чимин пытается встать, но выходит с трудом. Колдун всё ещё ослаблен, отчего покачивается из стороны в сторону. — Это… я сделала? — Валери смотрит на свои трясущиеся руки, всё ещё покрытые, точно татуировками, крупными цветами. Те медленно выцветают на её коже, будто уходя вглубь. С ужасом она обнаруживает на запястье зияющую червоточину, такую же, какие покрывали тело Джисона, — Чёрт… Поражённое место пульсирует, доставляя некий дискомфорт, который Валери и описать-то толком не может. В глазах немного мутнеет. — Дай посмотреть. — Юнги достаточно резко, но деликатно хватает руку Валери, подставляя под оконный свет, и игнорируя измученный, но всё ещё способный прожечь дыру в ком-угодно чонгуков взгляд. Кожу будто поразила отвратительная чёрная плесень, — Тварь успела тебя укусить. — Констатирует он. — Уберите это. Вырежите. — Валери начинает бить крупная дрожь. Всё нутро дрожит, и чернь эту хочется собственными руками выковырять. — У меня не осталось сил залечить рану… — Розэ выглядит так, будто из неё все соки выжали. Она наконец опускается на край кровати, вытирая кровь с рук о светлые джинсы. — И у меня тоже. — Глухо говорит Тэхён, отбрасывая грязный скальпель на пол. И его усталость не скрывается от глаз друзей. — Поражение неглубокое. — Юнги окольцовывает тонкое запястье своими пальцами, продолжая его пристально разглядывать, — Даже вены не будут задеты. Можно будет перевязать. От этих слов Валери ещё больше плохеет. Но от «плесени» избавиться хочется всё нестерпимей. Кажется, если она этого прямо сейчас не сделает, то та погрузится в тело ещё глубже. — И сил контролировать чужую боль у меня тоже не осталось. — Голос Тэхёна мрачнеет. Он смотрит потухшим взглядом куда-то в пустоту. — Плевать. Просто вырежи. — Валери действительно на всё плевать. Хочется скорее закончить. Покинуть затхлую комнату и Сеул. Вернуться в Академию. Туда, где безопасно. И она уже тысячу раз успела пожалеть, что вообще всё это придумала. — Зато у меня остались. — Ненавистный голос звучит прямо за спиной. Он прямо за спиной. И на секунду Валери даже про руку свою забывает. Настолько он выбивает из колеи. Настолько нестерпимый. — А силёнок-то хватит ещё раз в чью-то головушку прыгнуть?! — Чимин скользит взглядом по другу, который сейчас на живого мертвеца похож. Под глазами лиловые тени и набухшие вены, щеки впали, лоб покрыт потом. — Не сомневайся. Хватит. В свою голову она ему ни за что влезть не позволит. Даже если её тело будут разрезать пополам двуручной пилой. — Я справлюсь без этого. Бери скальпель и режь. — Она вытаскивает из тэхёнова свитка чистый инструмент и небрежно вкладывает его в ладонь «хирурга». — Будет больно. — Глаза у Тэхёна большие. Даже во тьме в них плещется карее тепло… и волнение. А вот Валери ничего уже не страшится. — Ничего. Режь. — Настаивает она, наблюдая за тем, как кончик скальпеля медленно входит в бледную кожу, выпуская многочисленные капли крови наружу. И правда, больно.

***

Рука неистово саднит в рукаве куртки. Тканевая повязка плотно и надежно накрывает промытую алкоголем рану, и от этого немного легче. Как удачно, что Юнги с собой носит тонкую фляжку с высокоградусным виски. Валери все ещё бьет жар: терпеть, пока тебе с руки срезают верхние слои кожи, оказалось не самым лёгким испытанием. И хотя, процедура эта сама по себе не такая уж и жуткая, по сравнению с тем, что вытерпел Джисон, но боли такой Валери не испытывала никогда прежде. Хоть Тэхен и старался все сделать максимально быстро. Обхватывать повреждённой рукой корпус Юнги не так уж просто, но Валери все равно хватается крепче, закрывая глаза на все болевые ощущения. Сама себе объяснить не может, зачем это делает: то ли потому что боится слететь с сидения мотоцикла, то ли потому что от ощущения чужого тела и приятного запаха мужского парфюма становится спокойней. Юнги для Валери как старший брат. С ним спокойно. Как за каменной стеной. Даже если он везёт ее на сумасшедшей скорости на совсем ненадежном мотоцикле. С ним тепло. И ледяной ветер ни по чем. И боль в руке уже и не такая нестерпимая. В какой-то момент Валери даже боится, что уснёт у него на спине и тогда точно свалится. Валери могла бы поехать в машине с остальными и поспать, комфортно откинувшись на спинку сидения, но ей был необходим свежий воздух. Ледяной и пронизывающий до костей ветер. Хотелось выветрить затхлость и безнадегу, пропитавшие каждый сантиметр кожи. Хотелось выветрить ненавистный голос, который в самое сознание проник. Выветрить слишком знакомый запах, который успел стать родным. Или ей был необходим чужой. Освежающий, яркий, с морскими нотками, перемешанный с запахом кожи и металла. Но несмотря на все пережитые ужасы ночи, разливающаяся по телу усталость — приятна. Освобождающа. Она приносит немыслимое облегчение. Будто Валери вытащила старую-старую занозу из воспалённой и загноившейся ранки. Ей это было необходимо. Жизненно необходимо почувствовать хоть какое-нибудь облегчение. Пусть даже только на одну ночь. Они с Юнги загоняют мотоцикл в старую хижину в лесу и проделывают не самый лёгкий путь сквозь него, по грязи и темноте. Усталость начинает срубать уже на подъеме по склону, к полуразрушенной стене за теплицами, через которую можно незамеченными вернуться обратно. Остальные уже, наверняка, давно вернулись. И хотя мотоцикл Юнги давал им сильную фору, друзья наверняка остановились где-нибудь поодаль ворот и прошли по ровной дороге автомагистрали к замку. А это много времени и усилий бы не заняло. Валери здорово умудряется перепачкаться в грязи, пытаясь пробраться сквозь расщелину в стене. Но на это ей плевать. Всю грязь смоет горячий душ. На подходе к стенам замка Валери видит темный силуэт у самого сада. Видит маленький огонёк, вспыхнувший во тьме. Силуэт до чертиков знакомый. Тэхен. — Ты чего здесь? — Спрашивает Юнги, суя руки в карманы кожаной куртки. Тэхен определённо не просто так решил покурить напротив старой разрушенной стены. Он их ждал. — Как видишь, курю. — Задумчиво отвечает он. Выпускает в холодный воздух изо рта дым и пытливым взглядом изучает друзей. Выглядят они, наверное, не лучше, чем сам Тэхен: измученный, бледный и уставший. — Ясно. — Отвечает Юнги, и между тремя повисает неловкая тишина. Напряжение. Напряжение это Валери ещё почувствовала на ступенях в заброшенный коридор. Думала, оно давно сошло в Сеуле, но оказалось, что нет. Напряжение на территории академии все ещё витает в воздухе. Пропитывает собой каждую частичку воздуха. — Ты иди… А я с Валери ещё кое о чем поговорить хотел… — Но Тэхен это напряжение игнорирует. Отбрасывает сигарету прочь от губ, и она не касаясь земли, превращается в пепел. Магия в чистом виде. Спутник Валери чуть медлит, мимолётно пересекаясь с ней взглядами. Дожидается кивка, говорящего о том, что все в порядке. И, конечно, его получает. Когда спина Мина сливается с чернотой ночи, Тэхен как-то шумно вздыхает и приглашает рукой пройти в сад: небольшой лабиринт со скамейками и статуями ангелов. В их лабиринт. — Как ты? — Спрашивает он, стоит им оказаться за вечно зелёной низкой изгородью. Сюда с высоких окон академии льётся бледный свет. Забавно: днём замок будто блеклый свет копит, впитывает, а ночью загорается, словно светящаяся шкатулочка. Тэхен глядит на Валери чуть беспокойно, что видно, благодаря этому свету. — А сам как думаешь? — Валери косится на пачку сигарет, что у него по-прежнему в руке, и ей хочется тут же изъять из неё одну. Закурить. Выдохнуть. Это она и делает. А Тэхен не противится. Только явно не одобряет. — Жалею, что всех на это подбила. — Говорит она, поджигая сигарету без помощи зажигалки. Все-таки не зря тетя научила ее зажигать свечи с помощью ловкости рук. Хоть где-то это пригодилось. Валери никогда и не курила-то толком. Один раз попробовала, и то, не совсем поняла, как это делается. Она делает маленькую тяжку и практически сразу кашляет. Горечь, попавшая в рот, дразнит горло и лёгкие. И Тэхен снисходительно улыбается. Но перед ним не стыдно. Сейчас Валери настолько устала, что ей на все плевать. Совсем. — Не жалей. — Коротко отвечает он, — Весело же было. По крайней мере мне. Тэхен запрокидывает голову и смотрит в «глаза» замка. Там мельтешат силуэты. Что-то грядёт. Слишком оживлённо. Тэхен пытается ее утешить, но Валери все равно чувствует вину. Идея была слишком рисковая. И то, как футукаччи-онна вышла из-под контроля в самый последний момент, чуть не вышло им всем боком. Но зато теперь Валери будет спать спокойно. На душе на один тяжелый камешек легче. — Прости за руку. — Говорит Тэхен, продолжая вглядываться в окна. — Не извиняйся. — Валери копирует манеру Тэхена отвечать коротко. Но потом все же добавляет, — Все это пустяки. Заживет. Разрез скальпеля и вправду пустяк по сравнению со сломанными сердцем. А Чонгук его ещё и в щепки стереть умудряется одним только своим присутствием. — Я заживлю рану, как только наберусь сил. Хорошо? — Тэхен не выдерживает ее кашля и вытаскивает сигарету из губ Валери тонкими пальцами. Она тут же рассыпается пепел, который летит по ветру. Валери не отвечает. Но она ему благодарна. Чудовищно благодарна. Тэхен всегда рядом. Тэхен всегда спешит помочь. Лечит ее. А она его ещё за тот случай с лихорадкой толком не поблагодарила. Благодарность ей почему-то даётся сложней всего. — Как думаешь, что это было… когда ёкай… — Застыл в воздухе? — Договаривает Тэхен, — Черт его знает… но выглядело это любопытно. Я впервые такое вижу. — Кажется, это произошло из-за меня. Узоры на коже… и тепло в ладонях… — Валери глядит на свои замёрзшие ладошки, перепачканные в грязи. Тэхен достаёт из внутреннего кармана куртки платок и вытирает липкую грязь с её рук. И снова он это делает. И снова даже «спасибо» с языка не слетит. Если Валери начнёт его благодарить, до завтрашнего утра не остановится. — Что если это как-то связано с тем, что наговорила мне ведьма? — Валери удивляется, как на тревоги ещё сил хватает. — И с чем же? — Что если демон узнал во мне что-то ему знакомое? Родное? Ведь ведьма сказала, что мой род — демоническое отродье… Ночную тишину нарушает глубокий бархатистый смех. Тэхен одним только смехом тёмные тревоги в пепел обратить способен. — Бабка в этом лесу лет двести уже, наверное, живет. Она там совсем умом свихнулась, вот и сочиняет сказки от скуки, а ты поверила… глупышка. Валери действительно себя чувствует глупышкой. Вариант того, что все это лишь безумные бредни — она даже почему-то не рассматривала. И внезапно, на душе ещё на один камешек легчает. — Все равно это странно… — Только голос в голове продолжает тревожно звенеть. — Если тебя это так беспокоит, я заглянул в демографический отдел библиотеки и поднял архивы по всем колдовским родам, и как ни странно, совершенно не обнаружил ни одной фамилии «Ян». — Подобную предусмотрительность Тэхена можно было предугадать. Он бы точно все проверил, прежде чем вестись на россказни старой ведьмы. В отличии от Валери, которая поверила каждому слову. — Что же до твоих способностей… Похоже на какую-то родовую магию. Семейную фишку. Тетя тебе ничего об этом не рассказывала? Валери хмурится, кусает губы. Тетя ей вообще ни черта не рассказывала. По идиотский иронии все близкие люди в жизни Валери вообще очень много чего от неё скрывают… и не перестают сшибать с ног все новыми и новыми сюрпризами. Один неприятней другого. Сначала родители всю жизнь обманывают. Потом тетя рассказывает про то, что Валери, оказывается, ведьма. Любимый на глазах целует другую. Целует соперницу. Разбитое сердце снова ноет. И Валери в сотый раз задается вопросом: «когда же оно уже наконец замолчит?!». Хмурится. Тухнет. Словно сигареты огонёк. Тэхен эту перемену в лице замечает. Сразу понимает, куда ушли мысли Валери. Сразу понимает, о чем она тревожится. Из-за кого. Все, что осталось в Академии на недолгий срок, настигает ее вновь. Настигло ещё в Сеуле. И он, наверняка, уже там, внутри. Стоит Валери зайти в замок, и боль ударит ещё сильнее. Там где он, она концентрируются гуще всего. И чем ближе к нему Валери, тем больнее. — Ну чего ты… разноглазка? — Валери впервые за вечер слышит такое родное прозвище. Только из одних единственных уст произносимое. И от этого на сердце светлеет. Хоть вокруг и мрак. И грязь. И слякоть. Серость тлеющей осени. — Что… что бы сделало тебя счастливой? Прямо сейчас? — Валери косится на друга, будто тот с ума сошёл. Вообразил себя фокусником, который из шляпы достанет что-угодно. Но почему-то Валери все равно отвечает. Хоть и знает, что это невозможно. Прикрывает усталые веки и поднимает лицо к небу, — — Снег… хочу, чтобы пошёл снег. Она стоит так какое-то время, вдыхая ночь, опустившуюся на плечи. Слушает, как стихают мысли в голове. С Тэхеном они почему-то всегда стихают. А затем щеки касается что-то холодное… и тут же обращается в капельку воды. И снова. И снова. Валери распахивает глаза и видит, как в чёрном небе, под блеклой луной парят снежинки. Не снежники даже. А крупные хлопья. И с каждой секундой их все больше и больше. Они путаются в волосах, покрывают ресницы, забиваются в капюшон куртки и стремительно покрывают вечнозелёные кусты лабиринта. Серую слякоть на глазах застилает белое, пушистое одеяло снега. И Валери ещё много минут, стоит заворожённая этим зрелищем, чувствуя, как в измученной душе действительно вспыхивает огонёчек радости. Отблеск его виден в детской улыбке на ее губах. А Тэхен рядом стоит, переминается с ноги на ногу и сам загадочно улыбается, сунув озябшие руки в карманы куртки, — Кажется, твоё желание сбылось. Кажется, Тэхен все-таки и вправду фокусник. Волшебник.

***

Коридоры академии привычно пустынны и темны. Они Валери уже как родные. Академия теперь — всё равно что дом. Мягкая подошва кроссовок не издаёт ни единого звука при ходьбе, отчего походка смахивает на кошачью: осторожная и беззвучная. Если Валери ещё смогла напялить на себя первое попавшееся платье из шкафа Лисы, то на каблуки её точно не хватило бы. Глаза без труда ориентируются в полумраке. Чувство уверенности появляется и от того, что ноги без труда находят нужный путь; мозг слишком хорошо запомнил дорогу в дендрарий. Правда, когда она к нему приближается, в душе вспыхивает тревожное чувство того, что что-то здесь явно не так; неосознанный страх того, что она либо что-то напутала, либо целая толпа народа решила над ней пошутить и в тайне сменила свою дислокацию. Внешне дендрарий пуст. Свет потушен. Растения тенями-великанами мирно спят за тонким стеклом. Валери накрывает растерянность: в пустом коридоре никого, в дендрарии тоже, вокруг тишина. Телефон как назло остался в комнате. Сама не зная зачем, она всё же направляется к стеклянной двери. Хочет заглянуть внутрь то ли из упрямства, то ли надеясь наткнуться на такую же заблудшую душу. И каково же её удивление, когда за этими стеклянными дверьми открывается совсем другая картина: дендрарий наполнен людьми, голубым неоновым светом, каждый листик каждого растения переливчато мерцает, а под куполом парят бабочки с такими же светящимися крыльями, завораживая своим разнообразием. По ушам басы, и Валери откуда-то справа слышит крик, почти гневный, обращенный ей — — Дверь закрой! Она это не очень вежливой просьбе следует, не на шутку испугавшись. Дендрарий выглядит до ужаса неузнаваемым: помимо целого светового шоу, тут произошла перестановка: в центре установлен подиум по типу танцпола, у стеклянных стен, под деревьями разбросаны столики: кое-какие пониже, какие повыше, с барными стульями или диванчиками вокруг. Даже в полумраке она узнает в мебели ту, что стояла в баре Хосока. Только толпа здесь в разы больше, чем там. Перед глазами маячит море качающихся тел, бельмо шелков и блёсток, расшитых накидок и перьев. Голову кружат ароматы цветов, алкоголя и чего-то непередаваемого, чего-то, что Валери чудовищно знакомо и того, что она никогда толком определить не могла. Какой-то студент вручает ей в руки бокал с ярко-оранжевой жидкостью, не успевает она и шага ступить. Пить не спешит, сначала хочет найти друзей. Валери пробирается через толпу танцующих, рискуя врезаться в чьё-нибудь тело. Глаза от пестроты цветов разбегаются, и она толком не знает, куда идёт. Сейчас главное — двигаться просто прямо, в конец дендрария, к столикам, во тьму. На танцполе ужасно жарко и влажно. Жарко от тел, разгоняющих влажный воздух, жарко от ламп, подогревающих растения, жарко от тёплой воды, увлажняющей почву. Жажда ударяет уже посередине танцпола, и Валери подносит трубочку напитка к губам. Но её останавливают: руки касается чужая, холодная. И холод этот заставляет подавить первую реакцию напиток выронить. А затем и знакомый низкий голос над самым ухом рассеивает испуг — — Не пей ничего, что тебе предлагают. Возьми-ка лучше это. — Тэхён с легкостью забирает из рук Валери бокал с нетронутым коктейлем и заменяет его другим, не менее ярким и необычным. — Ты же только что сказал не пить ничего, что предлагают. — Глупые шутки — это максимум, на который сейчас Валери способна. Или возможно, она просто немного теряется, видя друга в непривычном для него амплуа: лёгкая белая рубашка с закатанными рукавами расстегнута на несколько пуговичек больше, чем обычно, открывая треугольник карамельной кожи. Рубашка заправлена в довольно узкие, но в то же время не облегающие серые брюки, подчеркивающие талию и удлиняющие ноги. Одежда вполне повседневна, но даже её Тэхён собой смог скрасить, превратить в нечто совершенно потрясающее. — Я разве не добавил слово «незнакомцы»? — Он выплёскивает оранжевую жидкость из бокала, который забрал у нее из рук, в ближайший островок земли. Растениям это не особо понравится. Но сейчас они Валери не особо волнуют. Свободная от бокала рука ложится ей на талию. Даже не ложится: тонкие пальцы невесомо касаются ткани платья, лишь направляя девушку в толпе. Бабочками парят рядом, то прикасаясь, то упархивая. — Я тебя даже не узнал, — Низкий голос звучит над самым ухом: только так можно пересилить биты, пронизывающие до мурашек. Или мурашки по телу идут от этого голоса? — Выглядишь… чудесно. Валери хихикает, отпивая сладкий коктейль. Быстрее начнёт, быстрее полегчает. Поэтому когда они с Тэхеном подходят к столику, Валери ставит на него пустой стакан. Лиса и Розэ вовсю блистают. По ним и не скажешь, что какой-то час-два назад, они одолели настоящего демона. Счастливые, смеются и улыбаются… и уже даже немного пьяные. Чимин по-прежнему бледен, лицо почти сливается с белоснежной рубашкой. Но даже будучи вымотанным выглядит бесподобно. Юнги, как всегда мрачен и отстранен. В компании не хватает двоих: Сокджина, который в первую очередь должен был здесь появиться, и… Чонгука. Глаза неосознанно начинают искать его в толпе, хоть Валери себе это делать запретила. Но проще себе эти глаза вырвать, чем собственный наказ исполнить. — А вот и она! А мы только о тебе говорили… — Чимин поднимает бледное лицо, но тут же опускает голубые глаза, скользит взглядом снизу-вверх, по оголенным ногам и останавливается на бедрах. Короткое платье однозначно произвело фурор. Простое, хлопковое, почти летний сарафан, но расшитое крупными стразами. — Глаза у неё выше. — Розэ не удерживается, и хватает брата за подбородок, поднимая голову, после чего он немного смущенно отводит взгляд, улыбаясь. — Да ладно, не зря же я в это платье влезла… — Отшучивается Валери. Лишнее внимание ей сегодня даже нравится. — Должна будешь. — Строго, с тоном мамочки говорит Лиса, намекая на вторжение в её гардероб. Несмотря на лучезарную улыбку, Валери чувствует, что с подругой что-то не так. Она своё беспокойство тут же запивает стопкой чего-то крепкого, и Валери решает расспросы отложить. Да и Розэ не такая беззаботная, как ей показалось на первый взгляд: бегает нервно глазами по толпе. Тоже кого-то высматривает. Пока ещё трезвым взглядом она обводит лица друзей, и будто впервые видит их не через радужную линзу, не через флёр дурманящих ароматов, не шик искусных и дорогих нарядов, не через блеск украшений… Волшебный туман рассеивается и перед ней оказываются… простые люди. Смертные, такие же, как и она сама. Иногда уставшие. Иногда озлобленные. Иногда не в духе. Иногда, наоборот, счастливые до безумия. Или возможно, такое впечатление у неё появляется после сегодняшнего вечера, тяготы и опасности которого они разделили поровну. И пить они будут не как беззаботные сокурсники, а как вернувшиеся с поля боя воины. О том, что так проходит большинство дней ведьм и колдунов, Валери не задумывается. Об этом думать пока ещё слишком рано. Сегодня она просто хочет напиться в стельку, и потому тянется за вторым коктейлем, которыми уставлен весь их столик. — Подожди, подожди! У меня тост… — Чимин тормозит девушку, касаясь её запястья здоровой руки своей, так нежно и невесомо, что по спине будто рой бабочек пролетает. Хотя, парят они высоко под потолком. — Силёнки-то ещё остались… — Усмехается Юнги, так и не поднеся к губам желанную рюмку с кое-чем покрепче, чем апельсиновый апероль. Все оживляются, глядят на Чимина, ждут, когда с его пухлых уст сорвётся тост. Он вздыхает, собирается с мыслями, но вид у него такой уставший и измученный, что вряд ли он сейчас способен на какие-либо речи, и потому попросту восклицает, — — За нас, черти! Друзья со смехом подхватывают, чокаясь бокалами, да так, что жидкость из них переливается из одного в другой, попадая на руки. Но им сейчас как никогда плевать. Вместе со сладким алкоголем по телу разливается триумф. Длится он, к сожалению, не так долго как хотелось бы. Обращается в горечь, которую даже не выплюнешь; она глубоко в сердце, не на языке. И появляется она сразу после того, как глаза всё-таки находят того, кого искали в толпе: он на достаточно большом расстоянии, чтобы Валери чувствовала себя в безопасности, но достаточно близко, чтобы она могла его хорошенько разглядеть. Чёрные волосы стали заметно короче, убраны назад, открывают бледный лоб и пирсинг в надломленной брови. С большим нежеланием, она признаёт, что так он выглядит даже… горячее. И признание это позорным клеймом всё внутри обжигает. Он долго ждал её взгляда. Практически вперился в неё, наблюдая, как она улыбается, как тянется за бокалом, как грёбанная чиминова рука касается её руки. Если бы взглядом можно было испепелять, то Пак бы точно остался без руки: та бы развеялась пеплом над столиком. И вот, наконец, дождался. За всё это время она на него впервые смотрит. Так же прямо. Без жгучей ненависти в глазах. Вместо неё — боль. Они сидят в метрах друг от друга, смотрят, сквозь толпу танцующих тел и бликов света, пока несказанные слова во всём это тонут. Что же происходит между ними? Что за подлую игру затеял Чон? Почему бедное сердце Валери всё ещё томится в догадках, что всё это было, зачем они были? Зачем он всё это делал, говорил, зачем влюбил в себя… а потом смял, как исписанный ненужный лист бумаги, и выбросил? В Валери бурлило столько вопросов, и ни на один не было ответа. Была боль. И боль вместе с горечью возрастает, как только в поле зрения появляется ослепительной красоты брюнетка, точно сошедшая с обложек глянца. Она направляется к Чону, касается Чона, садится на колени Чона, целует Чона. А он отвечает. Ещё секунды, и из глаз Валери хлынут очередные ручьи слёз. Даже сейчас он продолжает свою мерзкую игру. Издевается. Смеётся. А внутри — ужасающее чувство дежавю. — Так, всё, хватит. — Картинку, от которой сердце хрустит, будто сама Дженни по нему своими ноготками стучит, закрывает личико Чимина. Лик его, точно ангельский, разгоняет беспросветный мрак внутри, — Ты здесь не для того, чтобы на этого придурка глазеть. Глазей на меня. Волей-волей изо рта Валери вырывается смешок. Пусть даже сквозь слёзы. — Пойдём танцевать? — Спрашивает он. Спрашивает при всех, и Валери почему-то становится неловко. Но в конце концов, это вечеринка. Вечеринка, на которой все пьют и танцуют. И почему, чёрт возьми, нет? Валери уверенно вкладывает в свою ладонь в тёплую руку Чимина, и они вместе поднимаются со своих мест. — Смотри прямо там в обморок не упади. — Саркастически хмыкает Юнги. — Смотри не упади рожей в стол после второго бокала. — Колит в ответ Чимин. За их грызней даже интересней наблюдать, чем за противостоянием с Чоном. Эта, в отличие от второй, беззлобна. По-своему даже мила. Валери хихикает, и они с Чимином присоединяются к толпе танцующих. Она ни черта не умеет танцевать, и никогда толком не танцевала. Но выпила уже достаточно, чтобы об этом не думать, и просто отдаться музыке. Особенно, когда рядом Чимин, который без проблем и труда её направляет, кладя руки на талию. На танцы силы у него остаются. И делает он это потрясающе хорошо. Все вокруг смотрят. Смотрят так же, как смотрели на неё, когда поодаль шёл Чон Чонгук. Или когда он сидел с ней за одной партой. Или в столовой. Или когда брал её за руку. Или даже позволял чуть больше и собственнически притягивал за талию, даря невесомый поцелуй в висок. Будь он проклят. Валери думает о нём, даже танцуя с таким желанным и неотразимым парнем, как Чимин, от которого искры летят, даже когда он уставший и вымотавшийся. Рядом с ним все прочие должны меркнуть. Уходить в небытие. Ведь Чимин собой способен солнце закрыть. Но она думает о другом. Она все ещё во мраке, куда чиминовы лучи не дотягиваются. Будь проклят Чон Чонгук. Она гонит его образ куда подальше и сосредотачивается на своём партнере по танцам. Улыбается. Складывает руки ему на плечи, заключая их в замок за его шеей, пальцами случайно касаясь тёплой кожи и кончиков золотистых волос. Волосы его сияют в разноцветными отливами из-за меняющегося освещения, глаза хитро поблёскивают даже во мраке. Валери будто самого солнышка касается. От него исходит тепло. Жар. Чимин вновь так близко, и в какой-то момент даже прижимается вплотную, а руки его соскальзывают чуть ниже талии, на бёдра, и у Валери дыхание спирает. Мрак отступает, и души и тела касается свет. Все прочее меркнет, когда Валери почти касается кончиком носа его шеи; яркий дурманящий аромат вновь щекочет ноздри, вновь проникает в подкорку сознания, вымещая из него все лишнее, все ненужное. Она сама не понимает, как они оказались в такой чудовищной близости друг к другу. Валери слишком быстро ныряет в безумие, из которого не имеет понятия, как выбираться. Безумия с запахом водяных лилий, дерева и апельсина. А может из него вовсе и не нужно выбираться? Рядом с ним хаос, творящийся в душе, будто успокаивается, раны чудесным образом затягиваются, стихают голоса. Тишина. В голове Валери наступает долгожданная тишина. И если бы она была чуть более объективной, понимала бы своё везение. И если бы чуть более трезвой — то, какими грязными становятся их движения. Они оба уже почти перешли тонкую черту между танцами и ласками. Валери изголодалась по ощущениям мужского тела поблизости, и сейчас ее снова будто током прошибает; Чимин в миллиметре от того, чтобы какой-нибудь открытый участок кожи да мазнуть губами. Между ними воздух электризуется до невозможности, искры летят, рассыпаясь под ногами. Он ее испытывает, дразнит, прижимает к себе, ждёт, когда девушка сорвётся первой, когда захочет ощутить его не через слои одежды, ощутить его губы. И пытка эта невыносима. Нервы внутри стальным канатом натягиваются. Валери на самом краю своего терпения. Очень ей этот канат обрубить хочется. Осталось только решиться. — Так, так, так! Сбавь обороты, парень… — Из ниоткуда появившаяся Розэ хлопает Чимина по спине, чуть отталкивая парня от Валери. Казалось, бы откуда в хрупкой девушке столько сил? Внешность порой шутка обманчивая, — Это тебе не комната лав-мотеля. Он тебя не утомил? «Утомил. В самом приятном смысле». Розэ хватает подругу за руку и оттаскивает чуть в сторонку, начиная танцевать с ней. — Давай и мы с тобой оторвёмся… Не все же Чимину тебя развлекать! — Перекрикивает музыку она. «А я и не против, чтобы поразвлекал именно он» — про себя отвечает Валери, но подруге не противится. С Розэ они дурачатся, дрыгаются под музыку невпопад, вспоминают такие заезженные движения, как «гангам стайл», покачивания в стиле «диско» и даже старинный «тектоник». Смеются во всё горло. Пьяным взглядом Валери пытается найти и Лису, за которую на душе сегодня почему-то тревожно. Подруга не в духе, а они с Розэ отрываются без неё. И её она всё же находит, и кажется, не в таком уж она и плохом расположении духа: Лиса извивается на подиумном возвышении перед толпой восхищенных зрителей: равных в танцах ей всё же просто нет. Танец далеко не невинный, и грань как такового приличия стирается, как только руки Лисы касаются появившегося из воздуха шеста. — Что она творит?! — Валери пытается перекричать музыку. Несмотря на количество выпитых коктейлей и опьянение запахом водяных лилий и апельсина, голос разума всё ещё жив. А вот голос Розэ вопит — — Она жжёт! — Вопит громче всех в знак поддержки и вскидывает руки вверх, присоединяясь к таким же обезумевшим от восторга зрителям. А Валери тем временем с замиранием сердца следит за тем, как до ужаса серьёзный преподаватель Сокджин с почти белым от злости лицом продвигается сквозь толпу напрямик к своей благоверной. И надвигающаяся сцена даже на мгновение отрезвляет. К её удивлению, Сокджин очень сдержанно обращается к парящей на шесте девушке, стоя у «подуима», глядя на неё снизу-вверх. Что-то говорит. И Валери лишь только по нахмуренным бровям и отсутствующей улыбке понимает, что Сокджина что-то не устраивает. Лиса лишь весело смеётся. Ей слишком хорошо. Ей слишком весело. И чем серьёзнее и бледное лицо парня, тем шире её улыбка. В следующее мгновение до Валери доходит: Лиса делает это специально. Она плавно круговыми движениями опускается вниз по шесту, пока коленки не касаются пола. Не в себе от количества выпитого девушка выгибается, подползает к самому краю подиума, пока её лицо не оказывается вплотную к лицу Джина, будто тянется за поцелуем, но даже тогда он не теряет самообладания. Лишь брови хмурит. Челюсти сжимает. И в предложенную игру не вступает. Ожидаемого поцелуя на глазах заинтересованной толпы так и не происходит, и Лиса отстраняясь, смеётся пуще прежнего. Спускает ноги с возвышения, а полностью спуститься ей всё же помогают руки Сокджина. Очень недовольного Сокджина. И таким Валери молодого преподавателя видит впервые. Между этими двумя явно что-то происходит. И кажется, её личная драма — далеко не единственная развернувшаяся в стенах академии. Понимает Валери это только сейчас. Чувство такое, будто только сейчас выбралась из своей же собственно тюрьмы. Ловушки болезненных мыслей, в которую её посадил Чон Чонгук. О нём сейчас она, к счастью, и вовсе не думает. Внутри тревожно. Валери наверняка знает, что Сокджин никогда не причинит Лисе вреда, но разве может она быть уверена? Она хватает Розэ за руку и ведёт обратно к столику, куда направляется жаркая парочка. Где их всё так же ожидают Юнги и Тэхён. Куда вместе со всеми плетётся и утомленный танцами Чимин. — Всё в порядке? — Спрашивает Валери, падая на диванчик рядом с Чимином. Принц фей уже успел порядком перебрать, что можно заметить по расплывшейся на лице улыбке. Одна его рука ложится на её плечо, приобнимая. Золотая макушка тоже падает на плечо, и Валери это почему-то даже умиляет. Не возникает желания отстраниться или скинуть руку. Чимин всё ещё светит солнышком, разгоняя мрак. Не позволяя длинным теням доползти до её ног от столика в нескольких метрах от них. — Да. — В один голос отвечают Лиса и Джин, явно сердитые друг на друга. Между ними витает напряжение, хоть оба и стараются его усиленно подавить. — Вам обоим нужно выпить… расслабиться… и не портить этот чудесный вечер. — Чимин светится, протягивает им коктейли. И Валери его позицию целиком и полностью разделяет: заполнить вечер тревогами совсем не хочется, особенно когда они только отступили. — Кто-то уже и так слишком расслабился… — Недовольно ворчит Джин, явно бросая тень намека в сторону Лисы, на что она недовольно фыркает, но к коктейлю всё равно тянется. — Почти как в старые добрые сидим… — Хмыкает Джин, неодобрительно косясь на порядком опьяневших друзей. — Не хватает только одного засранца и одного кровососа. Но нам и без них чудесно. — Чимин улыбается во всё лицо, всё ещё лёжа на плече Валери. — Помяни чёрта… — Взгляд Тэхёна уносится куда-то далеко, к самой входной двери, толпа около которой расступается. И Валери не сразу понимает, в чём причина минутного затишья: почему все вдруг перестали танцевать, расчищая танцпол. Но потом она видит ослепительную и знакомую улыбку, и всё становится на свои места. Улыбку Хосока. Он идёт к ним, словно король, а перед ним покорно и восхищенно расступаются его поданные. Хосок так же неотразим как тогда, в их первую встречу в баре. А от воспоминаний, что его зубы могли вонзиться в её шею, по спине Валери бежит холодок. — Он что здесь забыл? — Спрашивает безрадостным голосом Юнги, въедаясь взглядом в новоприбывшего. — Я вернулся, сучки! — Вопит Хосок, и его выкрик тут же подхватывают радостным гулом остальные. И по мановению его руки возвращаются к танцам. Парень стремительно преодолевает расстояние до столика, за которым сидят знакомые, и остановившись каждому радушно улыбается, — — Только, кажется, кто-то меня тут совсем не ждал. — Всё с такой же яркой улыбкой говорит он. — Не ждали. Катись обратно в свой гроб. — Ворчит Юнги, упорно избегая пытливого взгляда из-за градиентных стёкол очков. — Непременно. А то аж… спать захотелось… от таких скучных реплик… — Хосок показательно потягивается, растягивает слова в зевке, а потом слегка посмеивается, — Поздороваюсь только сначала… Он наклоняется и на щеке девочек оставляет лёгкий чмок. Юнги достаётся воздушный поцелуй, после чего Хосок бросает, — — Ну… не скучайте. Пойду поздороваюсь с братишкой… и его новой пассией… Кстати, — Хосок тормозит, останавливая свой взгляд на Валери, — Не лучший выбор. А кто-то с фамилией «Ким» тем более… без обид, Тэхен-щи. Ты, дорогуша, мне нравилась больше. От его «дорогуша» тоже мурашки по спине бегут. Об их маленьком секрете знает только Чон, и сейчас в хитрых глазах Хосока плещется явно плещется эта тайна об уединении на барном диванчике и несовершенном укусе. Он подмигивает на прощание, сдвинув очки на нос, а затем вальяжной походкой отдаляется от компании своих друзей, к диванчику, оккупированному новой громкой парочкой Академии, будь она неладна. В руке Юнги чуть ли стекло не трещит от злости. — Давайте уже разгоним этот негатив, — Чимин лезет в карман пиджака, который всё это время покоился на диванчике, — У меня для вас есть подарки… Перед глазами каждого мелькает небольшой пакетик с белым и почему-то странно мерцающим порошком. И однозначно, далеко не безобидным. — Это ещё что за хрень? — Голос к Юнги спокойный, но Валери чувствует, что идея ему не очень-то по душе. Но Чимин хитро ухмыляется, — — Назовём это волшебной пыльцой… абсолютно секретная разработка моей семейки. Штука почти безвредная, но полетать позволит. У Валери внутри развязывается война. Одна её часть взволновалась настоящим беспокойством. Если на траву она ещё могла закрыть глаза, то сейчас же Чимин предлагает всем полноценный наркотик. Пусть даже отчасти «волшебный», это всё ещё наркотик. А в подкорку сознания Валери прочно вшита одна простая истина «наркотики — зло, яд, отрава, попробуешь — умрёшь». Другая её часть совершенно заворожена сиянием белых кристалликов, обещающих такой же яркий и переливчатый экстаз, небытие, эйфорию. То, что её страдальческое сердце жаждет ощутить хоть немного. — Да расслабьтесь вы. Эта штука работает как экстази, не оставляя следов и не вызывая привыкания. И по прогнозам дрожащего дядюшки должна взорвать рынок… Слова Чимина почему-то успокаивают, подталкивают к такому соблазнительному шагу в пропасть. И внутреннюю войну Валери проигрывает. Вновь ощущает себя Алисой из детской сказки, только вместо бутыльков с надписью «выпей меня», маленький пакетик с порошком, гласящий «снюхай меня». Первая после Чимина тянется к дорожке, которую он рассыпал и сформировал кредиткой. Осуждения во взглядах друзей не встречает; кажется её желание забыться все понимают. И все делают ровно то же самое, поочередно вдыхая дорожки переливчатого порошка. Внутри всё ещё трепыхается ощущение, что всё это не очень-то правильно. Сначала не происходит ничего. Они продолжают болтать ни о чем, обсуждать события минувшего вечера, пьют и смеются. Но незаметно для них самих смех становится всё громче, разговоры все более расплывчатыми, и Валери даже не осознаёт и не запоминает всего потока слов, что так легко льётся, цвета и вспышки света вокруг становятся всё более яркими. Валери так легко. Легко-легко. Причём вместе с головой лёгким становится и тело, и ей кажется, что ещё немного, и она улетит под самый потолок, вверх, к переливающимся неоном бабочкам. В какой-то момент ей даже начинает казаться, что она сама — бабочка. Такая же маленькая. Яркая. И где-то не здесь. Где-то далеко отсюда. Из горла вырывается громкий смех. Всё, что казалось таким сложным и болезненным, теперь кажется такой ерундой. Как разбитые коленки в детстве, от которых слезы градом текут. А на деле-то, сущая мелочь, пустяк. И от этого Валери действительно смешно. Такая же эйфория постигает и друзей. Улыбки счастливей раз в сто, чем обычно, глаза сияют. Но Валери быстро теряет нить разговора и не понимает, отчего все смеются. Да и это неважно. Видеть их такими счастливыми — уже приносит огромную радость, а что их такими счастливыми сделало, совершенно неважно. Никаких игр. Никаких страшных секретов. Никаких переглядок с Чоном. Лишь нескончаемые коктейли и веселье. Затем Розэ их с Лисой тянет на танцпол, танцевать. Ноги слишком легкие, будто не её. И тело тоже не её. Двигается само по себе, так легко и непроизвольно. Так точно отдаётся музыке, чувствуя каждый бит. Никогда в жизни Валери ещё не двигалась так. О движениях она не задумывается. Валери хочет, что это длилось вечно. Чтобы эйфория не заканчивалась никогда. Но так, увы, так не бывает. А отпускать её начинает слишком быстро. Бурлящая внутри радость потихоньку стихает, отступает, уступая место прежнему мраку, который по миллиметру её души забирает себе. Отвоёвывает. — Мне грустно. — Такая простая и почти по-детскому невинная фраза шёпотом произносится в ухо Розэ. Валери жутко хочется обняться. Или чтобы её обняли. Как ребёнка. Защитили от тьмы. И Розэ это будто понимает, обнимая подругу прямо на танцполе. — Я знаю как это исправить… — Отвечает она и со смехом тащит Валери за пустующий высокий столик с двумя барными стульями рядом с ним. Лиса остаётся на танцполе, зажигая с каким-то неизвестным им парнем. Розэ быстро машет одному из первокурсников, вызвавших поработать персоналом сегодня ночью, рукой. И парнишка быстро подносит целый поднос с очередной порцией коктейлей. — Пей. — Розэ тонкой ручкой протягивает подруге напиток, поражающий своими цветами. И Валери пьёт. — Почему мы не вернулись обратно? — Она косится на столик, за которым по-прежнему сидят парни, что-то обсуждая. — Потому что я хочу поговорить… посекретничать… — Пьяно хихикает Розэ, пряча этот смешок в ладошку. Мозг Валери отвечает самопроизвольно: «ну нет, так хорошо всё было без всех этих тайн и секретов…». Но вслух этого девушка не говорит. Если Розэ хочет о чём-то поговорить, то Валери всегда готова стать её собеседником. — Ты ведь знаешь, что нравишься моему брату? — Розэ вновь хихикает, будто делится большим-большим секретом. Но Чиминова симпатия так же очевидна, как бревно в в глазу. Хотя Валери привыкла думать, что так он себя ведёт с абсолютно всеми девушками, поэтому заранее решила не считать себя какой-то исключительной, раз Чимин так услужлив и любезен по отношению к ней. — Знаю. — Отвечает Валери, всё ещё залипая на парящих под стеклянным куполом бабочек. Взмахи их крыльев будто замедляются, оставляя в воздухе сферы света, — Ему вообще много кто нравится, не так ли? Вся женская половина академии… — Не спорю, но… — Розэ наклоняется чуть ближе и понижает голос, — Он поехал в Сеул, только потому что волновался за тебя. А я не припомню ни раза, когда бы братца волновал кто-то больше, чем он сам. Расфокусированный взгляд Валери встречается со взглядом блондина. Он улыбается. Он ослепителен. Он безупречен. И бабочки от потолка будто перемещаются в желудок Валери. А затем перелетают куда-то в самый вниз живота. — А ты нравишься Намджуну, да? — Вопрос сам слетает с развязавшегося языка Валери. В голове всплывают влажные и трепетные поцелуи в коридорах академии, солёные от слез, которые Валери ощущала вместо с Розэ, в её воспоминаниях. — Ага. А он мне. — Но на этих слова Розэ, будто лампочка, гаснет. Свет её в одно мгновение меркнет, а глаза становятся бесконечно грустными. — Так и в чём проблема? — В моем драгоценном отце… — Розэ грустно улыбается, а из уголка глаз маленькие слезинки текут. А у Валери сердце трещит от боли за подругу. Только эта боль совсем другая, совсем не та, в которой она варилась всю последнюю неделю, — Он настаивает на… — Замужестве с Чимином? — Взглядом она снова встречается с блондином, который и не подозревает, что о нём ведутся беседы. Розэ застывает, глаза с увеличенными зрачками раза в два становятся больше, и слёзы в них тоже стынут. — Как… ты и это…? — Увидела. — Договаривает Валери, накрывая руку подругу своей. Она ей кажется героиней какого-нибудь любовного романа, идущей против воли семьи и сражающейся за свою любовь. В таких романах обычно всё заканчивается хорошо, и Валери тешит себя мыслью о том, что и у Розэ тоже всё закончится хорошо. — Он ни за что не позволит мне… быть с тем, кем хочу. — Чужая грусть искажается слишком странно через призму то эйфории, которая сейчас происходит внутри Валери. Будто всё это несуществующие проблемы. Они есть, но где-то там, далеко. Накатывают волнами и тут же отступают. Волнение поднимается, и тут же успокаивается, — Если ты рождаешься в привилегированной семье, то сам себе не принадлежишь… Но если Чимин… с ним поговорит, и сам от этого откажется, может, у меня будет шанс? — Разве он не так же против этого абсурда, как и ты? — Предполагает Валери, всё ещё засматриваясь то на бабочек, то на Чимина. Следующие слова рассыпаются на крупицы, — Он же такой же заложник во всей этой ситуации? — Я думаю, если он начнёт с кем-то встречаться, а не просто спать… — Розэ хихикает. Грусть и веселье переключается слишком быстро, мерцающий от скачков напряжения свет, — … со всеми подряд… Ну знаешь, найдёт порядочную девушку, которую представит семье… — Стой. стой… стой… — Шепчет Валери, и шёпот этот Розэ, конечно же, не слышит. — Его мой отец всегда слушает, в отличии от меня… — Продолжает блондинка, ходя вокруг да около, но вполне с прозрачным намёком. Он быстро начинает доходить до Валери, пробивая радужную сферу света внутри. — Я не очень-то порядочная… знаешь… — Валери смеётся, откидываясь на спинку стула. Запрокидывает голову к потолку, отчего кажется, что светящиеся бабочки летают прямо перед глазами, вот-вот осядут на лице. Розэ, вероятно, её не так поняла, судя по заливистому смеху, поэтому Валери спешит добавить, — Я ходила в лощину. С Тэхёном. И Чонгуком. Серебристый смех мгновенно тонет в оглушающих тягучих битах. Музыка замедляется, и Валери не понимает, ремикс ли это, или эффект волшебной «пыльцы». Глаза подруги по-прежнему расширены. — Зачем?! — Одними губами проговаривает она. — Я там… встретила ведьму… в избушке на курьих ножках… — Валери тоже хихикает, будто рассказывает детскую сказочку, — И она рассказала, что… я… наполовину… демон, представляешь? Слова даются всё хуже и хуже, будто язык немеет. Он совсем не хочет поддаваться. Слова Розэ тоже расплываются, переливаются смехом, — — А где тогда… твои… рога? Вопрос кажется Валери до абсурда смешным, а посмеяться сейчас куда легче, чем ответить что-либо связное. Взгляд цепляется за почему-то вдруг замельтешивших людей, переплывает от одного размытого пятна к другому, а затем фокусируется на злосчастном диванчике, который Валери для себя пометила запретной зоной. Только внимание все приковано не к Чону и его очередным поцелуям с самой красивой девушкой Академии, а к его брату. Чон Хосок по-хозяйски расположился на бархатном диванчике, а на его коленях расположилась не менее комфортно какая-то девушка. Но странно даже не это. То, что всех привлекло, и даже шокировало: так это его зубы на тонкой бледной шее. Ситуацию можно было бы принять за развратный прилюдный поцелуй, если бы не алая струйка, стекающая по бледной коже девушки. Струйка эта в глазах Валери начинает поблескивать, переливаться, жутко неестественно и красиво. Мозг начинает задаваться вопросами, светится ли ее собственная кровь тоже. Общее настроение как-то быстро меняется; Валери чувствует взбудораженность, замешательство, интерес. Даже светлые волоски на руках дыбом встают, словно у кошки. Глаза позже понимают, почему. Юнги с излюбленным стаканом виски направляется от своего столика прямо к Хосоку, под прицелом любопытных взглядов. Что-то говорит, на что Чон старший поднимает голову, улыбается кровавыми губами. Что-то беззвучно отвечает. Кажется, они о чем-то спорят, но до Валери предмет спора не доходит, так же как и до девушки, безвольно обмякшей на плече Хосока. Одно ясно — что-то надвигается. — Они сейчас подерутся… — Как-то слишком спокойной говорит Розэ, провожающая взглядом уходящего из дендрария Юнги. Хосок ухмыляется, пересаживает девушку со своих колен на диван и идёт следом. За ними, словно рой пчёл, следует поток людей. В сердце Валери слабо трепыхается тревога. За Юнги она тревожится куда больше, ведь только догадываться может, на что способны существа, о которых ей не так уж много и известно. — Пойдём? — Спрашивает она у Розэ, собираясь слезть со стула и направиться на выход. — Неа… у меня есть идея получше… — Розэ хихикает, — У меня тут недавно… кто-то обчистил тайник с розовым вином. Но я знаю, где достать ещё… Сквозь толстый пласт разноцветного тумана Валери вспоминает, как бесстыдно они с Юнги распили ту самую бутылку розового вина на ступеньках заброшенного коридора. Совесть её не очень-то сейчас мучает, и Валери бы с радостью распила бы ещё одну. Чувство меры затихло вместе с совестью.

***

Розэ с невероятной силой тащит Валери за руку. А у неё тело не слушается, будто налилось свинцом. Валери удивляется, откуда же в этой хрупкой фее так много сил. И если бы не она, то сама Валери бы уже давно упала: коридор перед глазами расплывается, голова кружится. Кажется, Розэ ведёт её в сторону мужского общежития. Из окон, с внутреннего двора, слышится гул голосов. Там уже, наверняка, скопились толпы студентов, готовящихся насладиться очередным зрелищем. Но сейчас почему-то бутылка розового вина Валери волнует куда больше чем всё, что происходит там, внизу. Но очередном повороте Розэ резко тормозит, толкая Валери назад, за выступ стены. Девушка не успевает понять, что происходит, и непроизвольно упирается руками в подоконник арочного окна. Спустя мгновения до неё доносятся тихие голоса. Знакомые. — Ну и что это было, милая? — Мужской. Глубокий. С нотками рвущейся наружу претензии. Принадлежит Джину. — Было что, профессор Ким? И думаю, вам не стоит нарушать субординацию и фамильярничать. — Голос Лисы как ни странно довольно трезвый. То ли её слишком отрезвляет обида, то ли у девушки невероятно невосприимчивый организм. Между этими двумя весь вечер царил такой холод, что хотелось в плед закутаться. И кажется, сейчас Валери с Розэ стали свидетелями его апогея. — Ну хватит себя так вести. К чему эти детские обиды? К чему был этот стриптиз перед какими-то сопляками? — Сокджин старается сохранить мягкость, из всех сил сдерживает негатив. — Я всего лишь веселилась, профессор Ким. — Валери знает, что Лиса наверняка сейчас плечами пожимает. Пьяные нотки в её голосе всё же проскальзывают, какую бы серьезность она не пыталась изобразить, — Сегодня в академии вечеринка. Выпивка. Танцы. Я ведь хорошо танцую, да, профессор? Не вижу ничего плохого в танцах. — Я не против танцев. Танцуешь ты восхитительно. Но я против слишком откровенных танцев. Если бы я тебя не остановил, ты бы одежду с себя срывать начала. — Скоджин говорит быстро, но мягко, вдумчиво, — И прекрати называть меня «профессор». — А что такого? Мне разве кто-то может запретить? Я девушка свободная… а вот будь у меня парень… — Лиса смеётся. А затем наигранно-грустно вздыхает, — Был один… но он меня прятал, скрывал, стыдился что ли… даже с родителями знакомить не хотел. Куда мне, дворняжке из Тайланда, до него… до представителя рода Кимов. — Всё совсем не так, лисёнок. — В голосе Джина твердь. Хоть и звучит он действительно мягко. — А как тогда? — Внезапно Лиса переходит с полушёпота до полукрика, и фраза эхом разносится от старых сводчатых стен замка, — Мы с тобой по кабинетам, да по кладовкам прячемся. Выглядит так, как будто молодой преподаватель развлекается с наивной студенткой, не давая единого шанса рассчитывать на что-то большее… на будущее. У нас с тобой вообще есть будущее? — Лиса… — Впервые в жизни Валери в мужском голосе слышит боль и раскаяние. Такие глубокие, что аж до дрожи пробирает. — Нет, послушай! — Лиса не прерывает своей речи, и Валери с каждым словом становится всё больше неловко. Греть свои уши чужим и личным она не очень-то любит, — Это действительно так! Ты и с родителями своими меня никогда не познакомишь! Никогда! Я ведь недостаточно хороша для клана Кимов, да? Так и будешь меня прятать, пока не надоест! Пока они не подберут тебе достойную невесту. Женят на Дженни, например. Голос подруги истерично скачет, и кажется, что она вот-вот расплачется. Валери хочет пойти обратно, показывая это жетом Розэ, но та сжимает её руку и шикает. Уйти так просто не получится. — Я так больше не могу, Сокджин… не могу. Тебе стоит найти кого-то более… подходящего. А меня… оставь. До ушей доносится стук каблуков, которые было направляются в сторону Розэ и Валери, и у обеих сердце замирает, но стук тут же прерывается. — Лиса… — Скоджин её останавливает, — Да плевать мне на семью. И на клан мне плевать. Слышишь?! Если бы было не плевать, то меня бы уже давно здесь не было. Уехал бы за границу, учиться дальше, как хотел отец. Но я ведь не поехал. Знаешь почему? Между двумя повисает тишина, и Валери лишь представлять может, что сейчас там у них творится. Потом Лиса хлюпает носом и всё же спрашивает, — — Почему? — Из-за тебя, глупая. — Если всё это из-за меня, тогда почему скрываешь? Почему от всей академии мы прятаться должны? Не хочешь слухов? Боишься, что однажды они дойдут до отца? — Лисёнок… но ведь тогда меня уволят, и я с тобой не смогу быть. По Академии уже поползли слухи, и кое-кто даже успел настучать директору. Я всё списал на глупые шутки студентов, но… я теперь под особым наблюдением. Директор по указку папочки с меня глаз не спускает. А ты… столько всего себе напридумывала. — Голос Джина вновь звучит так мягко, успокаивающе, словно океанский прибой. Слова льются, словно мёд, и даже Валери без колебаний в них бы поверила, — Такого слона из мухи сделала… ну… чего ты? Звук влажного поцелуя прерывает всхлипы. А затем повторяется. Снова и снова. У Валери щеки вспыхивают румянцем. И особенно, когда пространство заполняют тяжёлые вздохи от нехватки дыхания, глухой удар чьего-то тела о стену, стон, срывающийся с губ подруги. Сердце стучит как бешеное. Это всё не для её ушей. Валери чувствует себя подлым наблюдателем, бесстыдным свидетелем чужой страсти. И, кажется, даже наркотическое опьянение отступает в одну секунду. — Если назовёшь меня «профессор Ким» ещё раз, то я не сдержусь и возьму тебя прямо здесь… — Рычит сквозь поцелуи Сокджин. — Прямо здесь? — Лиса тяжело дышит, истерика в голосе улетучилась, в нём теперь звучит томное вожделение, — Так что же вас останавливает, профессор Ким? Когда до уха доносится звон пряжки ремня и шорох одежд, Валери сквозь землю провалиться охота. Она дергает Розэ за руку и умоляюще одними глазами просит уйти. Розэ опьянённо улыбается, взмахивает рукой и что-то почти беззвучно шепчет. Валери не сразу понимает, что происходит, но затем подруга начинает таять на глазах. Превращаться в пустоту. Как и её собственные руки, и тело. Валери всё это принимает за очередной глюк от того наркотика, который всем им дал Чимин, но Розэ спокойно ведёт её за руку мимо охваченной страстью парочки, и Валери понимает, что она действительно сделала их невидимыми. Уйти они успевают до того, как Лиса и Сокджин заходят слишком далеко.

***

Догадка Валери оказалась верной: Розэ действительно вела её в мужское общежитие. К чьей-то комнате. Дверь которой беспрепятственно открыла своим ключом. Невидимость их тел вернулась спустя каких-то две минуты, но Валери до сих пор не могла поверить, что всё это было по-настоящему. — Розэ. что ты делаешь? — Возмущается Валери, когда девушка толкает её внутрь чужой комнаты, — Чья эта комната и… ты что, здесь вино прячешь? Та лишь хихикает, по-хозяйски расхаживая по просторной одиночной комнате, заглядывая на все полки и во все углы. А голос совести в голове Валери чуть ожил. Полумёртвой бабочкой там забился. — Розэ, так ведь нельзя… — Да успокойся ты. Это комната братца. У меня даже ключ есть, видишь? — Розэ вертит перед глазами подруги кусочком металла, затем возвращаясь к поискам, — Куда же он его… заныкал… Выходит, они в комнате Чимина. Тут минимум мебели и барахла, светлые стены и постельное на двуспальной кровати, чисто и убрано, ничего лишнего. Розэ останавливается у небольшого комода. — Думал, что я не полезу в его нижнее бельё… глупец. — Вздыхает Розэ и выдвигает ящики комода, безраборно шаря в них рукой, — И вуаля… Девушка вытягивает из одного из них прозрачную бутылку с красноватой жидкостью. Умело распечатывает обертку, продавливает пробку внутрь каблуком туфли. Валери такому мастерству даже поражается, смеётся. А потом они садятся на пол комнаты, опираясь спинами о кровать и пьют вино. Потрясающую сладковатую жидкость, которая практически сразу же уносит ещё выше, чем Валери была до. Пьют молча. И мысли носятся вокруг то Лисы и Джина и их маленькой драмы, то вокруг Юнги и Хосока, то кочуют к Чимину, который так тесно и жарко танцевал вместе с ней, к рукам на его шее, к его бёдрам, то и дело соприкасающиеся с её. То снова возвращаются в комнату, к Розэ, и разговорам ни о чём. — Знаешь… — Заплетающимся языком начинает Розэ, — На зимних каникулах надо остаться в академи. Всем нам. Собраться и распить это вино. — Будет здорово. — Поддерживает Валери, пытаясь представить, что с ними будет через месяц. Утихнут ли драмы, тревожащие сердца. Поулягутся ли страсти? Или всё станет лишь хуже? Дверь комнаты скрипит, отчего Валери дёргается всем телом, начинает кашлять: вино попало не в то горло. В проёме появляется мужская фигурка, а потом в темноте она узнаёт хозяина комнаты. — Не скучаете? — Он будто не удивлён внезапному вторжению… и бесстыдной краже. Он проходит вглубь комнаты, опускается на пол рядом с Валери, почти роняя голову на её плечо. Забирает бутылку и тоже отпивает. — Ну как там дела? — Интересуется Розэ, — Кто победил? — Никто. — Конституирует Чимин. Их голоса звучат будто из-под толщи воды. Отстраненно. Далеко. Валери вновь становится так легко и тяжело одновременно. Легко от белого порошка. И тяжело от количества выпитого, — Их Чонгук разнял. Так бы поубивали друг друга… Валери закрывает глаза, избавляясь от вспышек разных цветов, которые рассыпаются по потолку и по комнате в целом. Тянет носом древесный аромат смешанный с цитрусом и белыми цветами, и от него даже с закрытыми глазами голова кругом идёт. Мысли уносят к грязным танцам, и этот поток картинок и ощущений Валери остановить не в силах. — Тебе плохо? — Спрашивает глухим голосом Розэ. Валери приходится вынырнуть откуда-то издалека, чтобы ответить — — Мне хорошо… — Она вдыхает яркий аромат снова и снова, — Он так… вкусно пахнет… — Кто? — Должно быть, Розэ накрывает тот же эффект, раз она не сразу понимает, что имеет в виду Валери. Кого. — Он. — Она улыбается, роняя голову на чиминово плечо. Нос непроизвольно утыкается в его тёплую шею и вновь вдыхает аромат, от которого душа переворачивается, и последние мысли окончательно покидают опьяненный ум. Она и сама не замечает, как губы касаются его горячей шеи. Сначала совсем неуверенно, мимолётно, будто даже случайно. Но затем всё увереннее сминают тонкую кожу, прорисовывают влажные дорожки, а язык тут же зализывает покрасневшие участки. Валери не понимает, что творит. Но сейчас ей это необходимо, как воздух. Поцелуи не оставляют Чимина равнодушным, вырывают из его горла сдавленный тихий стон. А звуки поцелуев и эти стоны, конечно, не сразу, но привлекают внимание Розэ. Слишком поздно она отрывается бутылки, замечает подругу, исследующую шею брата. Чимин прикрыл глаза от удовольствия, кусает губы, откинув голову назад, на кровать. И Розэ себя явно чувствует лишней. Она с трудом встаёт с пола, забирает бутылку вина и направляется к двери, быстро напоследок бросая, — — Считайте, что я ушла. Но и Чимин, и Валери эту фразу игнорируют. Как и тихий хлопок двери за спиной Розэ. Только что теперь сдавленные стоны Чимина становятся чуть несдержанней. Валери неустанно терзает медовую шею парня, и ей все мало. Кажется, будто она хочет изучить каждый ее миллиметр. Ей хочется его укусить. И она кусает. Ей хочется большего. Гораздо большего. Хочется поцеловать. И она целует: пальцы сами находят его подбородок, тянут, губы тут же накрывают его пересохшие от поверхностного дыхания губы, увлажняют их. Поцелуй Совсем не такой, какие она привыкла получать: этот неторопливый, глубокий, медленный, мягкий. Она поочерёдно обхватывает то верхнюю его губу, то нижнюю, не уставая переключаться. Минуты, кажется, растягиваются в часы. Тело дрожит, а мозг не верит, что это происходит по-настоящему. Валери хочется ещё большего. Ей хочется ощущать. Одна рука скользит по его шее, груди, пальцы чувствуют под собой тепло кожи, которое хочется тут же впитать. Как солнечные лучи впитать. Чтобы от тьмы и крошечной тени не осталось. И даже большего: с непередаваемой лёгкостью она перемещается с пола на его колени, садится лицом к нему, вновь утягивает в поцелуй. Мужские руки самопроизвольно ложатся на бёдра, оголенные поднявшимся платьем. К Чимину хочется прикасаться. Снова и снова. И ни на секунду не прекращать те волшебные чувства, что сейчас испытывает Валери. Он кажется иллюзией, сном. И стоит ей перестать его трогать, как сон этот развеется. Пальцы бабочками парят по его лицу, по плечам, груди. Но к счастью, Чимин все ещё с ней в одной комнате. Не исчезает, не пропадает. Значит, не сон. Валери мало. Ей мало этих касаний, мало поцелуев, она и не замечает, как бёдра сжимаются прямо поодаль его тела. Провоцируют вполне очевидную реакцию: Чимин так плотно прижимает Валери к себе, к тонкой ткани джинс, рычит, изнемогает, глотает ртом воздух. А она чувствует, как он возбуждён. Ему тоже хочется большего. Чертовски хочется. Ненасытность Валери заставляет брюки вдруг стать тесными, а его самого задыхаться от желания. Им обоим мало. Они оба точно изголодавшиеся поглощают друг этими прикосновениями. — Ты хочешь меня? — Голубые глаза внизу застелены влажной поволокой. В них мерцает восхищение, страсть, любовь, звёзды, всё сразу. И Валери честно отвечает — — Хочу. Ведь хочет она и правда безумно. Хочет сорвать все пуговицы на его рубашке, избавиться от ненужной одежды, хочет слиться с ним в одно. И Чимин будто получая разрешение, спускает бретельки её платья, касаясь горячими губами плечей. Но Валери пытается напомнить себе, что это всё не она, а алкоголь и наркотик, взявший контроль над телом и разумом. Пытается пробиться сквозь туман желания, остановить его, пока они не зашли слишком далеко — — Но мы ведь… друзья… И мы… пьяны. — Она отрывает его от себя. И кожа стынет без его поцелуев. Но Чимин сейчас слишком далёк от благоразумия. Ему слишком плевать на всё. Он уже вкусил то, что так долго желал. И останавливаться он не станет. — И что? — Парень почти смеётся, откидывая голову на спинку кровати. Любуется припухшими губами Валери и оголёнными плечами. Его руки продолжают гулять по её бёдрам, талии, спине, почти достигая груди. Прикосновения сжигают. Дают такое желанное тепло, по которому она истосковалась, и противиться его ласкам — настоящая пытка. Он отрывает спину от боковины кровати, прижимает Валери к себе вплотную, хитро смотрит в глаза. Смотрит так искущающе, что голова идёт кругом. Хорошо, что его руки её удерживают. — Разве тебе не плевать? — Выдыхает в её губы он. Дразнит. Испытывает. Голос гипнотизирует — Забудь про всё… Там так много лишнего… в твоей голове… В голове и вправду много лишнего. А хотелось бы всё это выбросить. Забыть. Вычеркнуть. Впустить пустоту. — Просто люби меня. Пусть даже только на одну ночь. — Тихий и сладостный голос внезапно обращается в мольбы. В голубых глазах тает нежнейшая просьба. Сказанное с трепетом, с выдохом, как молитва. Противостоять этим мольбам слишком сложно. Особенно когда он прямо под ней, особенно когда она чувствует его эрекцию, и особенно, когда бельё уже насквозь мокрое. И что-то внутри Валери окончательно затихает; она проваливается во тьму комнаты, в жар мужского тела, в порок, которым насквозь пропитаны стены академии. Пусть стены этой спальни сохранят и это. Пусть и про то, что сегодня увидят, смолчат. Своё не совсем осознанное и обдуманное согласие она изъявляет поцелуем, на который Чимин немедленно откликается. Не разрывая его он торопливо расправляется с ремнём джинс, замком, бельём, задирает короткое платье Валери. Воздух между ними накаляется настолько, что ещё секунда промедления, и оба расплавятся. Он проникает внутрь без особых прелюдий. Они, впрочем, сейчас Валери и не нужны. Нужно только, чтобы он заполнил её до предела. Поскорее. Выместил собой всё прочее. Чтобы никому другому места и не осталось. Приподнимает её за бёдра, так, чтобы горячая головка члена уперлась в нужную точку, а затем, затаив дыхание и глаз с её лица не сводя, опускает обратно. Медленно, смакуя каждый миллиметр, рвано выдыхая лишь когда доходит до упора. Им обоим это приносит слишком сильное удовольствие. Ему: ощущать её узость, влагу, стекающую на кожу, смотреть как она запрокидывает голову, как кусает губы, закрывает глаза, выгибается. Ей: наконец ощущать заполненность, от которой слёзы в уголках глаз наворачиваются, напряжение, от которого внизу живота всё мучительно напрягается. Она содрогается всем телом, чуть дергает тазом, срывая с пухлых губ Чимина стон. И что-то подсказывает Валери, что он может быть куда громче. Она делает пару неуверенных движений, чтобы понять, как им обоим будет наиболее приятно. Тело будто знает, что ему делать, двигается само по себе. И мысли, все до одной, отключаются. Они делают это прямо на полу, не избавившись толком от одежды, обезумев. Сходят с ума от скорости, от жара, идущего от полуобнаженных тел и их шлепков. Комната быстро наполняется невыносимо развратными звуками, к которым Валери всё никак не может привыкнуть, и их общими стонами. Особенно приятно их выбивать из Чимина: легко, беспрепятственно, громко. Парень позволяет делать с собой всё, что только душа пожелает. Впервые власть в руках девушки. А его податливость лишь сильнее дразнит, хочется довести его до предела. Он запрокидывает голову на кровать, всё же изредка закрывая глаза от удовольствия, но затем снова возвращаясь к любованию девичьего тела. Стонет, шипит, просит не останавливаться, молит о большем. Для Валери это пытка не меньше, чем для Пака. Ведь она так же задыхается, так же стонет, так же теряет голову. Особенно, когда его руки крепко обхватывают талию, забирая инициативу себе. Теперь уже он толкается в неё так, как считает нужным. Двигается не менее быстро, но в разы жёстче, намереваясь их обоих довести до пика. У Валери ноги подкашиваются, дрожат, и ей даже приходится вцепиться в его плечи. Чимин в полной мере отыгрывается. Между ними никаких поцелуев, лишь шлепки тел и почти неразрывный зрительный контакт. — Кончи… вместе… со мной… — На каждом толче выдыхает Чимин, заключив талию девушки в замок рук, заставляя её на себе прогнуться, припасть оголённой грудью к груди. А у Валери уже воздух в лёгких заканчивается, хоть она и беспрепятственно вбирает кислород. Просто он кажется слишком горячим. Настолько, будто в непосредственной близости звёзды — только руку протяни. Да и трахает Пак действительно до звезд перед глазами. Или всё это эффект наркотика, но перед глазами действительно вспыхивают маленькие огоньки, режут своим светом тьму комнаты. Сопротивляться накатывающему оргазму больше нет сил. Он наступает вместе неконтролируемым вскриком, вместе с крупной дрожью, вместе с последующей слабостью во всем теле. Валери обмякает у Чимина на груди, пока он изливается, успев из разгоряченного тела выйти. Горячие капли попадают на девичью кожу, отчего Валери мелко вздрагивает. Но её это не очень волнует. Сейчас её вообще ничего не волнует. В голове пусто. На лице безмятежная улыбка. У неё внутри долгожданная пустота, небытие. А у него что-то внутри распускается, точно цветы едва-едва пробивающиеся сквозь плотную корку снега. — Не спи. — Отдышавшись и дав обои пару мгновений восстановить дыхание говорит он, — Я хочу продолжить… только уже на кровати. Над самым ухом довольно говорит он. И Валери вновь поддаётся гипноз его голоса. Втягивает аромат древесины и водных лилий, цитруса и пота, тонет в нём. Тонет в чиминовом тепле. Хочет зацепиться, как за спасательный круг, ведь сейчас весь мрак, все тени, все до одной, отступили, расселялись в его свете. И в этом свете, тепле и жаре Валери готова греться всю ночь. Даже если это будет всего лишь одна такая ночь.

***

За тихим скрипом двери в комнату проникает тонкая полоска света. В нос тут же ударяет аромат того, что Тэхён именует фейскими флюидами, феромонами. Распознаёт он его безошибочно: лилии и цитрус. Сейчас слишком сладкий, смешивается с запахом пота и чего-то ещё, вкупе рождая слишком специфическую композицию. Так пахнет личное. Не предназначенное для посторонних. Ни для кого, кроме тех двоих, что переплетая тела, спят мирно на кровати. Так пахнет секс. Тэхён медленно и бесшумно следует вглубь комнаты, к самой кровати. Шаг за шагом, пытаясь прислушаться к своим собственным чувствам, к тому, что тихо шелестит внутри время от времени, стоит этой девушке оказаться рядом. Он непроницаемым взглядом окидывает её профиль, разметавшиеся по подушке волосы, оголённую спину. Уличное освещение, льющееся серебристым светом сквозь светлые шторы позволяет это сделать. Девушка спит на груди друга, тесно прижимаясь к нему. Карие глаза фиксируют их безмятежные лица. И каждый лепесток нарциссов, рисунками распустившихся на её коже. Тэхён давно понял, что каким-то образом рисунки, то появляющиеся, то пропадающие с тела подруги, тесно связаны с её эмоциональными переживаниями. Тэхён еще пару мгновений возвышается над мирно спящими молодыми людьми, слушает тишину… и себя. Будто сам себя испытывает, пытаясь хоть что-нибудь спровоцировать. Но вновь понимает, что внутри — пустота. Тягучая. Поглощающая. И лишь один вопрос в ней оживет, совсем пустяковый, — интересно, какие бы цветы распустились на её теле, будь вместо Чимина он? От разглядывания его отрывает открывшаяся дверь. Но Тэхён даже не шелохнулся, ни на миллиметр не сдвинулся. В свете коридора отчётливо вспыхивает фигурка Розэ. Всё ещё пьяной и шатающейся на ногах Розэ. — Ты чего здесь? — Недоумевает она, оглядывая странную картину расфокусированным взглядом. — Я унесу её в её комнату. — Спокойно отвечает Тэхён. Тише чем обычно, чтобы никого не разбудить. Розэ слишком долго обдумывает услышанное. Или же думает о чём-то своём. А затем удивительно грустно и трезво для её состояния произносит, — — Только не говори, что ты тоже во всём этом замешан? — Дует губы она. Складывает руки на груди и упирается в дверной косяк, чтобы не упасть, — Ладно эти двое… братец, да Чон! Но ты… Под пытливым взглядом Розэ Тэхён осторожно вырывает Валери из объятий друга, укутывает её в простынь, которая накрывала обоих, и берет на руки. Голова девушки тут ж послушно ложится на его плечо. Она даже не пошевелилась, и Тэхён знал, что скорее всего после такого безмятежного сна с трудом вспомнит минувший вечер. — У меня свои резоны. — Флегматично бросает он, проходя мимо Розэ с Валери на своих руках. Но перешагнув порог, всё же останавливается и напоследок бросает, — Ты бы нашла Намджуна. Он весь вечер убивался, тебя искал. Замучила парня.