Dark Academia

Плейлист:

Alice’s Theme From Alice in Wonderland

Dead Sea Empire — Bad Idea

Joji feat Omar Apollo — High Hopes

Bruno Safilippo — Piano Textures III

Florence + The Machine — Leave My Body

(EMM — Psycho — Песня, которую исполняют Розэ, Валери и Союнг)

«Если разом осушить бутылку с пометкой «яд», то рано или поздно, почти наверняка, почувствуешь легкое недомогание».

      В голове пустота… полное отсутствие мыслей. Лишь крадущийся по затылку мерзкий холодок. И чем дольше Валери таращится в экран телефона, тем больше этот холодок расползается по всему телу — с шейных позвонков стекает вниз по спине, а затем растягивается по рукам, леденящей пеленой достигая самых кончиков пальцев.       Фотография получилась отменной. Без прикрас. На снимке безошибочно можно распознать лица: немного жалобное, с надломленными бровями, женское — принадлежит Дженни, и сосредоточенное, мужское — Каю. А ещё на снимке можно рассмотреть всё в мельчайших деталях — блики софитов на полированной сцене, большую мужскую ладонь, бесстыдно сжимающую девичью грудь, худые бедра, разведённые по обе стороны от крепкого торса. В мельчайших деталях, чёрт возьми. Телефон определенно стоил своих бешенных денег хотя бы за высочайшее качество снимков… даже в затемненном помещении. Ах да. Будь Валери поумней, она бы отключила вспышку заранее. И тогда снимок бы заметно уступал в качестве.       Дж [22:23]       А чего сразу со студийным светом к ним не пришла?       Валери даже почти жалела, что отослала снимок Джису. Та сразу учуяла подвох.       А могла бы и не отправлять. Сказала бы, что сфоткать не получилось. Телефон, например, сел. Или что вообще не нашла, как пройти.       Но что сделано, то сделано? Теперь остаётся безропотно пожинать плоды.       Дж [22:26]       Не обращай внимания. Тяжелый день в универе       «Да, у меня тоже…» — думает про себя Валери, но в ответ ничего не набирает. Просто продолжается пялиться в телефон, прямо на три точки, обозначающие, что собеседник печатает.       Дж [22:26]       Главное, что фото есть       Дж [22:26]       Ну и местечко они выбрали… прямо на сцене… фетишисты       Дж [22:27]       Мы её уничтожим.       Дж [22:27]       Хочу, чтобы она искупалась в собственной крови.       Если целая батарея сообщений долбит и без того тяжёлую голову, то от точки в конце предложения желудок делает обратное сальто. Ха, кто бы мог подумать, что одна маленькая точечка может вызывать неподдельный ужас?       Правда тепло, исходящее от мирно спящей над головой Фемиды и незамысловатая музыка на фоне делают все не таким чудовищно невыносимым. Отвлекают. Отвлекают от потока сообщений, звон которых продолжает литься из телефона каскадом —       Чимин [22:28]       Ты как?       Чимин [22:28]       Сильно устала сегодня?       Чимин [22:29]       Кушала?       Сначала подобная забота даже умиляет. Холод в грудной клетке сменяется согревающим трепетом. Всегда ведь приятно, когда о тебе пекутся? Сейчас Валери этого особенно не хватало. Не хватало родительской заботы, домашнего уюта… элементарной поддержки и чьего-то участия. И потому внутри трепещут чертовы бабочки.       Правда, трепыхание крыльев длится недолго. Меньше минуты, если быть точнее. Все бабочки дохнут со звоном нового сообщения —       Чимин [22:30]       Ты ещё не решила что будешь делать с фото?       «И почему же ты так печёшься об этом, Чимин?»       Даже забавно. Этот вечер можно наименовать вечером односторонних диалогов: ответы зреют в голове, но так и не доходят до собеседника.       Чимин [22:31]       Я немного тревожусь       Чимин [22:31]       За тебя       Чимин [22:33]       Может лучше не раскрывать этот козырь, а носить его в рукаве?       Чимин [22:34]       По крайней мере, какое-то время…       Чимин [22:35]       Прости, если… лезу не в своё дело       «Всё нормально. Ты просто волнуешься. Я тоже за себя волнуюсь».       Мерзкая пустота вновь заполняет черепную коробку. Валери наконец откладывает телефон, свернув злосчастное фото и закрывает глаза, пытаясь утонуть в тепле близлежащего комочка и лофи-битах, и может быть, если получится, раствориться на покрывале.       Ровно до очередного «звень».       Телефон чудовищно не хочется поднимать, но через пару минут борьбы с элементарным любопытством, оно всё же побеждает. Чимин или Джису? Джису или Чимин?       Художник-извращенец [22:41]       Вложение [аудиозапись]       Одно маленькое сообщение даже без текста выбивает из головы все ранее полученные. Валери ещё какое-то время тупо смотрит в экран, прежде чем ткнуть на трэк. Всматривается в название, пока мозг неосознанно проводит параллели между ним и Чонгуком. «High Hopes»… Большие надежды. Надежды на что, Чонгук? От чего сердце трепещет больше: неожиданного сообщения или от его содержания? Ведь Валери всегда считала музыку чем-то сокровенным, почти личным, интимным. Зачастую песни говорили о внутренних переживаниях куда лучше, чем ее собственный речевой аппарат.       Она всё же жмёт на «проигрывать» и из колонки на рабочем столе льётся новая мелодия. Переборчивые струны гитары сливаются с лёгким битом и высоким пением солиста. Он протяжно повторяет два слова из названия, а затем, на куплете Валери обращается вслух. Будто песня говорила за Чона. Хотя… это всего лишь очередные бредни воспаленного от усталости мозга. Вероятно, ему просто понравился этот трек, и по каким-то своим причинам он решил поделиться им с ней. Только и всего. Ничего больше.       Слегка облажался, чувствуешь?       «Да. Ты постоянно лажаешь Чонгук».       Валери продолжает свою игру односторонних диалогов на первой же строчке. И плевать, что это всего лишь слова песни, а не слова Чонгука.       Немного того, немного сего.       «Немного тепла. Немного жгучего холода. Немного придурок. Немного…».       Она хочет знать, куда я клоню.       «Это так очевидно? Конечно, я хочу. Только вот ты как грёбанный увертливый уж. Я уже и не надеюсь выбить из тебя ответы».       Настолько ли плохо то, что ты нуждаешься во мне?              «Да, очень. Ты даже не представляешь».       Хотя бы чуть-чуть? Не избавляйся от меня, эй! Но любовь так слепа, когда ты её ощущаешь (Так слепа)       «Не избавляться? Ты так сильно запятнал мое сознание, что залей я его самым химическим пятновыводителем, не вывела и ни одного пятнышка. А слепа, как раз-таки, я, раз меня тянет к такому… как ты».       А к какому именно (?) она даже сама себе ответить не может. Заносчивому? Самоуверенному? Вызывающему восхищение и дрожь в коленках не только у неё но и у большинства девчонок академии, что, наверное, больше всего и бесит? Всё сразу.       Не в состоянии её побороть, надеюсь, ты в порядке.       «Я не в порядке». — Валери даже почти произносит это, беззвучно, едва шевеля губами, тупо глядя в потолок.       Из гнетущих мыслей вырывает очередной звон —       Художник-извращенец [22:45]       Понравилось?       Валери [22:45]             Да       Художник-извращенец [22:45]       Ты всё ещё сердишься?       Валери [22:47]       С чего ты взял?       Художник-извращенец [22:47]       Целых две минуты обдумывала ответ?       Чонгук подловил её. Естественно, целых две минуты ушло на раздумывание или, точнее, укладывание миллиона мыслей в одну. «Нет» — враньё. «Да» — тоже вранье.       Вместо ответа на последнее сообщение она просто кидает в диалог трек, который крутился весь день в её голове. «Dead Sea Empire — Bad Idea». И каждый раз прослушивая его, Валери четко сопоставляла название с именем в три слога. С именем, три слога которых так ловко и беззвучно соскальзывали с кончика языка. Чон-Чон-Гук. Именно так, вместе с фамилией. Чон-Чон-Гук. Плохая-идея. Неразрывно.       «Теперь твоя очередь говорить со строчками песни, Чон Чонгук».       Валери хочет, чтобы он услышал каждое слово, ведь каждое слово она бы лично прописала бы своей собственной рукой:       Оглянись вокруг,       Что видишь?       У меня есть одна плохая идейка,       Если это, что тебе нужно       «Тебе правда это нужно? Отношения? Даже звучит смешно. Чон Чонгук. Валери Янг. Отношения. Совершенно не созвучный, не связанный между собой ряд слогов».       Иди на свет, который льётся изнутри       И поломай ключи.       «Но отчего так хочется последовать этому бездумному желанию, отчего так хочется потыкать своим глупым мечтам, которым всё равно не суждено сбыться? Не в этом клишейном союзе. Плохишам и хорошим девочкам никогда не светил хэппи-энд. Не в реальной жизни. Мы оба не настолько глупы, чтобы становиться заложниками этого избитого писателями и драматургами тропа».       Уходи… спрячься       В утреннем свете.       Это всего лишь сон?       «И может, всё это — действительно просто сон? Даже ты…».       Валери закрывает глаза и надеется, что к утру все эти глупые мысли и глупые мечты растворятся. Рассеется багряно-сладкий ядовитый туман грёз, и станет легче. Легче дышать. По крайней мере, до того момента, пока Чон Чонгук в очередной раз бесцеремонно не ворвётся в её личное пространство и не заберёт весь кислород. А пока у неё есть семь часов для сладких тяготящих, обременяющих грёз.       Она блокирует экран телефона (на сегодня в последний раз) и проваливается в сон, даже и не подозревая, как скоро все эти ночные переписки войдут в привычку.

***

      Мягкая ткань кроваво-бордового цвета скользит по коже. Платье такое невесомое, что Валери даже кажется, будто на ней ничего и нет. Или это чувство возникло от того, что платья и вправду ничтожно мáло, точнее на тех местах, которые обычно принято прикрывать. Джису не поскупилась на глубокое декольте, и хотя Валери не могла похвастаться роскошной грудью, и про себя она даже подумала, что напоказ выставлять особо-то и нечего, но всё равно было не по себе. Вырез доходил чуть ли не до середины грудной клетки, а края ткани прикрывали грудь в опасной зоне дозволенного. Не поскупилась Джису также и на откровенный разрез, настолько оголяющий бедро, что можно даже подумать, что на ней вовсе нет нижнего белья. Если бы не подобранные специально под разрез трусы с высокой посадкой.       Недопустимо откровенно. Непотребно. Соблазнительно.       Валери смотрит на своё отражение со смесью ужаса и восторга одновременно, пытаясь придерживать плечики, чтобы те не спали, и в то же время найти молнию. Джису в костюмерной не оказалось, и Валери решила начать примерку без неё. Правда, теперь об этом очень жалеет, ведь лишняя пара рук ей ой как не помешала бы.       А затем её желание осуществляется само собой. Следуя за замочной молнией ткань плотно прилегает к её спине. Испуганный взгляд в зеркало. Ответный взгляд тепло-карих глаз. Тело мгновенно расслабляется. Но одновременно с этим по спине бегут мурашки. Длинные аристократичные пальцы вновь оказываются близко, но не прикасаются к коже. В воспоминаниях мелькает раздевалка в душевых, боль в рёбрах, солнечные лучи в глазах, смотрящих на неё снизу-вверх и тепло кожи, так и не соприкоснувшейся с её.       — Спасибо. — На одном дыхании проговаривает она, на что Тэхён слабо улыбается ей в зеркало.       — Выглядишь… — Он собирается сделать комплимент, но так и находит нужного слова. И даже по глазами не догадаться, какие из них крутились на уме. Радужка как всегда плотной шоколадной пеленой затягивает любые мысли. Зато прикушенная нижняя губа могла сказать чуть больше, чем глаза.       — Откровенно? — Вместо него проговаривает она. Пытается стыдливо прикрыть оголенное бедро алым шифоном.       — Прекрасно. — Как ни странно, в глазах ни искры невинного восхищения, которое частенько плескалось в них. Его глаза темнеют. Улыбка на губах тухнет. Тэхён чертовски серьёзен, и это настораживает, ведь таким он был чертовски редко. Под темным и тяжёлым взглядом тело само собой замирает.       А ещё он выглядит чертовски уставшим. Бледным и исхудавшим.       Взгляд падает на область декольте. Он прикован к алеющему медальону в форме сердца. Забавно то, как идеально он подошёл к платью. Наверное, Джису не станет возражать против столь маленькой детали.       — Спасибо, что носишь его. — Тихий тембр звучит как-то грустно. Непривычно грустно. — Это важно для меня.       — Почему? — Валери кажется, будто Тэхён позади — всего лишь мираж: таким бледным и поникшим он выглядит, и стоит ей шевельнуться, он растает. И потому Валери даже говорить старается негромко.       — Ну как же? — Они снова встречаются взглядами в зеркальной поверхности, и Тэ внезапно оживает, загорается, точно лампочка. — Это же моё сердце.       — В таком случае, я буду его беречь вдвое тщательнее. — Валери всё же решает повернуться к нему лицом и немного подыграть. Для того, чтобы расшевелить одеревеневшее тело даже требуются определённые усилия. Она тоже заговорщицки шепчет. И на её лице тоже расцветает лукавая улыбка.       Они вновь вдвоём. В своём маленьком уютном мирке, предназначенным лишь для двоих. И весь этот мирок можно вместить в стены маленькой пыльной костюмерной.       Но затем глаза сами собой скользят по бледному лицу напротив, которое некогда имело тёплый медовый оттенок. Разница в росте даёт о себе знать: приходится чуть поднять голову.       — Всё в порядке? Выглядишь… как-то измученно.       Тэхён по своему обыкновению хмыкает, обдумывает ответ.       — Учеба в чертовой академии будет похуже любых мучителей… — За словами следует очередная грустная ухмылка. Он не раз говорил про дополнительный электив, на который ходит вместе с четвероклассниками, хоть и сам был на год младше. Кроме того, Тэхён действительно был погружён в учебу. Он самостоятельно изучал гораздо больше материала, чем остальные. Гораздо. — Ну а кто твой мучитель?       — А? — Валери не сразу понимает, о чем он. Теперь его глаза так же заинтересованно и внимательно изучают её лицо, каждый миллиметр.       Они — два отражения, копирующие мельчайшие жесты друг друга.       — Выглядишь не лучше. Видно, что тебя что-то тревожит. Так кто твой мучитель?       Мучитель… действительно, кто он?       Дженни, отправившая её на верную смерть забавы ради? Джису, сжимающая её шею своей изящной рукой, и словно Гамельнский крысолов, заставляющий плясать под свою дудку? Чимин, занявший место ангелочка на правом плече и взывающий к совести? Чонгук, который незваной тенью проникал в её сны по ночам, а днём то не оставлял в покое, то отталкивал стеной жгучего холода? Кто же из них?       А затем Валери внезапно находит ответ в отражении, которое тоже уставилось на неё. В своих собственных глазах.       — Тэхён… — Выдыхает. Если заветное имя в три слога требовало определённой последовательности движений языка, то это — всегда было выдохом, лёгким, невесомым, как бабочка.        И по взгляду собеседника, можно подумать, что сердце трепыхнулось не у неё одной. Слишком уж трепетным было его имя.       — Чтобы ты сделал… будь у тебя в рукаве козырь против человека, который тебе очень и очень насолил?       — Так… У тебя есть что-то на Дженни? — Тэхён быстро облизывает губы. Он слишком проницателен. Слишком легко её читает. Как открытую книгу.       — Да. И это что-то… что я бы не хотела выносить на всеобщее обозрение. Потому что… знаешь, я бы не хотела, чтобы кто-то поступил так со мной.       Говорить загадками — не было её коньком. Но и говорить голую правду тоже был не вариант. Ведь пока она может сохранить чужой секрет, то именно так она и сделает.       — Относись к людям так, как хотел бы чтобы они относились к тебе? А в чём вся соль? Ответ зависит от цели, которую бы я преследовал, будь на твоём месте. — Сейчас Тэхён как всегда взвесит все за и против. И с филигранной точностью просчитает, стоит ли игра свеч.        — Соль в том, чтобы уличить её в жульничестве в этом дурацком…конкурсе. — Язык даже не поворачивается назвать это «конкурсом». Типично мужские ставки на лучшую «лошадку». И даже мерзковато как-то от подобного сравнения. — Видишь ли, победа ей достаётся не совсем честным путём.       — Кто бы сомневался… И платит за победу наверняка натурой? — Одна бровь слегка изгибается. Внутренняя прозорливость все же пробивается сквозь обычную непроницаемость глаз лукавыми искорками. — Пахнет огромным конфузом. В щекотливое, однако, положение попала сестрица…       Мозг Тэхёна слишком быстро соображает. Слишком. Валери действительно чувствовала себя простенькой книжкой с еще более простеньким сюжетцем в руках заядлого читателя. И секретов у нее больше не осталось.       — Мне бы не хотелось, чтобы это выплыло. Но Джису настроена иначе. — Конечно, досада за то, что ее так быстро раскололи, захлестнула с головой. Но сейчас Тэхен — спасительная соломинка, за которую можно крепко ухватиться, и детские обиды приходится откинуть прочь.       — Деньги так или иначе подкупные, так ведь? — Губы растягиваются в улыбке. Дьявольской. Такую Валери видит на его лице впервые. — Есть и другие способы уличить лжецов. Знаешь такую поговорку: «на воре шапка горит»? Хочешь, проверим, работает ли она в жизни? Только вот, чтобы Джису на это согласилась, придётся придумать что-то другое. Не менее грандиозное. Что-то, что утешило бы ее извращённую фантазию и успокоило жажду мести…        Да и загадками он говорил куда лучше.

***

      Шелест тканей, распевки, доносящееся ото всюду, передвигающиеся по закулисью декорации, общая толкотня и беготня рождают внутри некий трепет. Нервозное предвкушение.       Напряженный и насыщенный октябрь подходил к своей кульминации, и для ее ознаменования события лучше, чем развлекательный концерт и придумать было нельзя. Хотя Валери была бы непрочь и простой костюмированной вечеринки с морем алкоголя. Ну или хотя бы просто денёчек отоспаться.       Пока Розэ наносит финальные штрихи к своём образе и пытается привести в чувства Ли Джэ Рён — девочку, выступавшую с ними, которую сейчас явно мутит от волнения, Валери осторожно выглядывает за кулисы, прямо с того места, откуда ей (не)посчастливилось подглядеть за Дженни и её «кавалером»: грандиозный зрительский зал, больше похожий на настоящий театральный, украшен множеством тыкв и гирлянд. Когда гаснет свет, они, несмотря на тёплый желтый свет, немного зловеще сияют в темноте. В чёрных глазницах причудливо подрагивают огоньки свечей. И даже создаётся иллюзия, будто тыквы парят в воздухе.       — Нет, я не могу… — Кажется, дела у Ли Джэ Рён совсем плохи. Цвет лица такой, будто её сейчас стошнит.       — Что значит «не могу»? Концерт вот-вот начнётся, ты не можешь не мочь. — Розэ медленно но верно впадает в ступор. Панцирь королевской сдержанности опасно трещит, угрожая вот-вот треснуть.       — Прости, Розэ… мне очень жаль. — Лицо несчастной искажает ни то печаль, ни то боль, и она без промедлений срывается с места, из последних сил сдерживая рвотный позыв.       — Твою ж… мать! — Треск. И осколки невозмутимости сыпятся к ногам беловолосой феи. Её фарфоровое личико стремительно краснеет, из глаз летят искры. — Что теперь делать будем?! Эта дрянь срывает всё выступление…       В круглых глазах чистая паника, бледные щеки алеют от гнева. И Валери не знает, чего ожидать от подруги: слез, пробившихся сквозь баррикаду непоколебимости, или настоящую истерику. И чтобы предотвратить и то, и другое, Валери быстро выдыхает —       — У меня есть идея. Есть на примете кое-кто, кто мог бы выступить вместо Джи Рён.       Возможно, это побочный эффект приятного волнения и взбудораженности: мозг удивительно быстро соображает. Внутри рождается чёткое намерение сделать нечто хорошее. То немногое хорошее из многого плохого, что ей приходилось делать за прошедшую неделю.       Она найдёт ту девочку, чьи волосы жестоко и насильно остригли на кафель женского туалета. Во что бы то ни стало. Осталось только придумать, как это сделать не зная ни имени, ни даже комнаты, в которой она жила.       Долго думать не приходится. На уме всплывает то, с какой точностью Джису определила местонахождение Дженни в тот злосчастный вечер, когда она сделала то чёртово фото. Да и саму Джису тоже долго не приходится искать: она суетится со своими прекрасными платьями в одной из костюмерных и о чем-то переговаривает с Тэхёном.       С Тэхёном.       Подобная картинка заставляет её замереть как вкопанную в самом проходе. А что именно так задевает, отдаётся каким-то маленьким болезненным уколом прямо в самое сердце, она понять не может.       От него неожиданно перехватывается дыхание: волосы отливают золотом, глаза приобрели васильковый оттенок, на плечах атласная накидка, усыпанная сплетениями драгоценных цветов. Тэхен, совершенно неотразимый и неземной мило любезничает с Ли Суён: неприметной маленькой мышкой в круглых очках, за личиной которой скрывалась никто иная как Джису.       Они прекращают разговор, как только видят Валери.       — Хорошо, что ты здесь… я как раз хотела…       — Нужна твоя помощь. — Валери не сразу вспоминает, что хотела сказать. Язык не слушается. И как всегда говорит то, что ему вздумается. — А вы… знакомы?       Тэхён опускает блондинистую макушку, пытаясь скрыть улыбку. Но выходит довольно плохо.       — Конечно… Мы с Ли Суён уже очень давно знакомы. — Особый акцент делает на имени, и то, что Тэхён давно посвящён в происходящее, вдруг становится предельно ясно. — Я помогаю нашей Суён с самим шоу. Скромно замечу, что по части шоу я мастер… Ну, в общем не буду вам мешать…       На выходе из костюмерной Тэ подмигивает Валери, ещё раз подтверждая её догадку, о том, что он в курсе всех дел.       — Как ты узнала, где в тот вечер была Дженни? Ты что-то говорила про глаза, да? — Решив не тратить ни секунды, она сразу понижает голос и приближается к Джису. Он спонтанности собственных решений тело пробивает на дрожь. Найти ту девочку — сейчас вопрос жизни и смерти. Глупо, но ей начинает казаться, будто этот поступок сможет искупить все те грешки, в которых она успела погрязнуть. И все те, которые ещё предстоит на себя взять.       — Глаза? Дженни? Ты о чём вообще… — Миниатюрная девушка на секунду отрывается от золотого платья, в который был наряжен швейный манекен. Глаза поднимаются вверх, будто пытаются отыскать в черепной коробке ответ. — А… ты про это… Да. С помощью «следящего глаза». А тебе зачем?       — Нужно найти кое-кого. Очень срочно. И давно Тэхён знает? — Сердце отчего-то колотится как бешеное, Валери и сама не знает, что сейчас волнует её больше: найти безымянную девушку или узнать подробности сговора подруги по неволе и… лучшего друга?       Лучший. Да. Именно так бы она его и назвала. Именно таким он для неё и был. И сам факт того, что у него от неё есть какие-то секреты… слегка ранил. Самую малость. Совсем ничего.       — Конечно давно. Это ведь именно его план. Разве нет? — Что Валери нравилось в Джису — так это конкретика. Она никогда не тратила время на ненужные расспросы, отвечала, не мешкая.       Джису попутно выуживает из-под нелепой вязаной жилетки довольно массивный медальон на длинной цепочке.       — И о чём вы… говорили? — Взгляд внимательно изучает предмет, пока мысли всё ещё вертятся вокруг болезненных вопросов: серебряный треугольник с пустой круглой выемкой в центре подобно солнцу испускает острые лучи.       — Он же сказал, что помогает с шоу. Будет… эффектно. — Несмотря на то, что Джису скрывалась под другим лицом, привычка ухмыляться лишь одним уголком губ пробивалась даже сквозь эту маску. Девушка быстро сменила тему, поднимая медальон на уровень их глаз. — Это… всевидящее око. Реликвия моего клана. Потеряешь, и я тебя лично прикончу. К сожалению… или точнее, к твоему же счастью, ты не сможешь воспользоваться им самостоятельно.       В секунду кожа миловидной девочки будто превращается в постаревшую картину, краска которой начинает выпадать клочками. А под ней прорисовывается первоначальная задумка художника — самый первый слой — истинное лицо Джису. Валери давно бы пора привыкнуть к подобным фокусам… и тем более к паутинке шрамов вокруг молочно-хрустального глаза. Впрочем, то, что происходит дальше, пугает ещё сильнее: девушка без каких-либо колебаний тонкими пальцами касается мертвого глазного яблока и достает его из глазницы. От этой картины Валери оторопь берет, пока содержимое желудка отчаянно просится наружу.       Она благодарит богов, за то, что не видит зияющую впадину глазницы от того, что веки моментально смыкаются. Джису же, кажется, ничего не смущает: по четким движениям можно сказать, что она проделывала это миллионы раз. Она ловко вкладывает глаз в впадину медальона и протягивает собеседнице.       — Надень. И подумай о том, кого хочешь найти. Ты увидишь всё своими глазами. И помни, что будет, если ты его потеряешь. Всё поняла? — Живой глаз смотрел будто в самую душу. Валери едва кивнула, пытаясь вспомнить, как управлять онемевшим телом. — Просто подумай о том, кого хочешь найти.       — Джису… у меня ещё одна просьба. Насчет Дженни. — Кажется, голос всё-таки отходит от онемения быстрее тела. — Ты что-то говорила, про купание в собственной крови… ?

***

      Она старается сконцентрировать все свои мысли на миниатюрной брюнетке с ужасной стрижкой, которую и стрижкой то нельзя было назвать — последствия женской жестокости… и что-то подсказывало, даже зависти.       Она всеми силами старается не думать о том, что в серебряном треугольнике медальона заключён человеческий, и наверняка, еще тёплый глаз… хоть и не видящий, безвозвратно повреждённый. Тем не менее, от этого было не легче.       Коридоры академии непривычно пустые. Непривычно тёмные. Видимо, администрация решила, что во время концерта, никто не станет слоняться по замку, а потому и свет без надобности. Приходится довольствоваться светом уличных фонарей, льющемся из высоких арочных окон.       Помимо удушающей невидимой руки на шее, внутри скребёт волнение. Маленькие приступы страха того, как бы ее не застали с весьма диковинной вещицей в руках накатывают один за другим.       Стоит ей закрыть глаза, как образ тут же вырисовывается сам собой: тусклый просторный кабинет, как те, что располагались на третьем этаже. Валери узнаёт его по высоким стеллажам и шкафам от пола до потолка в самом конце класса. В одном из таких ей даже выпала возможность побывать…       Копна чёрных рваных волос падает на глаза девочки: голова низко опущена, плечи… подрагивают? Она нехотя возит тряпкой по желтоватому огромному глобусу.       И что только она делает там в такой поздний час?       Остается только понять, какой именно это кабинет. Ноги сами ведут её знакомым маршрутом. Маршрутом, по которому её вёл один очаровательный и очень бодрый блондин, плотно сжимающий её ладошку. Точнее, не вёл, а тащил за собой — Валери тогда еле поспевала.       Она доходит до нужной двери, совсем неуверенная вообще нужная ли это дверь или нет, и бесшумно отворяет её. Мгновение глаза привыкают к ещё большему мраку, но как только это происходит, в самом конце класса она видит белый силуэт, активно копошащийся в полках шкафов. Сначала даже мерещится что это призрак, но затем оконный свет падает на лицо нарушителя, и страх отступает —       — Чимин?!       — Валери?! — Голубые глаза округлены: молодой человек ошеломлен не меньше её. — Ты меня напугала…       — Ты что здесь делаешь? — Внезапное появление Валери заставило его тут же бросить своё занятие, но открытые дверцы шкафчиков так или иначе свидетельствовали о том, что он что-то искал.       Секунду колдун колеблется, думая, стоит ли открывать правду, но затем как ни в чём ни бывало возвращается к своему занятию. Рука тянется к верхней полке. И пока он пытается нащупать искомое, бросает из-за спины —       — Видишь ли, ищу кое-что… И кое-что… это… это. — Чимин машет довольно увесистым прозрачным пакетиком на зиплоке: пакет больше напоминает подушечку, наполненную темно-болотной субстанцией. Валери понимает, что «наполнителем» подушечки является трава.       — Какого чёрта?!       — Какого чёрта здесь делаешь ты? Почему не на концерте? — Чимин лишь улыбается. Одной из самых своих очаровательных улыбок. Что выглядит довольно чудно: ведь улыбка, благодаря блеклому свету, озаряется чуть ярче, чем всё его лицо, создавая иллюзию будто существует отдельно от своего обладателя.       — Он ещё не начался. Я тоже ищу… кое-кого… и не уходи от ответа. — Они оба оказались в одинаковом положении: во тьме и со своими секретами. Он — с пакетом марихуаны в руках, она — с древним и по всей видимости далеко не безобидным артефактом, который сейчас пыталась скрыть в своих пальцах.       — Это мой входной билет на афтепати. Хосок меня без дури не впустит. А одно из правил академии гласит: никогда не храни дурь и бухло в своей комнате. А вот если сделать нычки на нейтральной территории, то никто и доказать не сможет, что это твоё. Кого ты ищешь?       Разговор начинал напоминать дуэль, вместо пуль — вопросы.       — По правде сказать, я и сама не знаю…       — И что у тебя… ОХ НИХЕРА СЕБЕ! — Голос парня режет тишину, и он тут же прикрывает ладонью рот. И как он только смог разглядеть чертов медальон в такой кромешной тьме?! — Ты где его откопала?!       Валери и заметить не успела, как Чимин приблизился к ней. Он тянется к медальону, желая его разглядеть поближе, но она тут же делает шаг назад. Лишние вопросы ни к чему. А Чимин задает их слишком много.       — Я ищу одну девочку. Скорее всего первокурсницу. Небольшой рост, брюнетка… с неудачной стрижкой. Случайно не знаешь такую?       Шансы на то, что Чимин хотя бы приблизительно понимает, о ком говорит Валери, гораздо выше, чем те, с которыми бы она её нашла в одиночку.       — Валери, я начинаю думать, что ты всерьёз веришь в бредни Чонгук-щи. Я не знаю каждую юбку Академии. Их как-то… слишком много… Зато вот всевидящее око знает. Так где ты его достала, чёрт возьми?! Слышал он принадлежит роду Кимов. Выходит, Тэхён? Чертов гаденыш, а ведь я у него про эту вещицу расспрашивал…       — Ага, да. Он самый. Извини, Чимин, я тороплюсь. — Хочется убраться из класса поскорее. Подальше от бесконечных расспросов… и подальше от сумасшедшего аромата, исходящего от колдуна. Он туманит сознание сильнее любого алкоголя, оживляет воспоминания чужой близости и сумасшедшего тепла тела, к которому она так и не рискнула прильнуть. Точнее, смогла сдержаться.       — Дай мне руку… и подумай об этой своей… первокурснице… — Чимин быстро осознаёт, что ходит по тонкому льду, и дабы не отпугивать девушку бросает свои расспросы. Да и чёрт с ним, с этим оком.       Валери просьбу всё же выполняет: вкладывает свою ладонь в руку парня. Вновь видит тусклый кабинет, и поникшую девчонку, занятую портиранием глобуса.       — Это кабинет напротив. — Стоит Валери открыть глаза, как она сталкивается с хитрым взглядом напротив. Чимин почти вплотную приблизился к её лицу, и если бы он наклонил голову вперёд, они бы даже соприкоснулись лбами. От «парфюма», исходящего от его кожи, все мысли путаются, её так и тянет прижаться носом к тёплой шее, но она быстро отдергивает себя. А Чимин будто и в курсе, как его «фокусы» на неё влияют, будто испытывает нервы на прочность: глумится, одаривая жемчужной «парящей» улыбкой.       — Пришлось лезть в твою голову, извини. — Ухмыляется как ни в чём ни бывало. Пак наконец отстраняется, и мозг вновь обретает утраченную ясность.       От мысли о том, что он мог уловить не только образы ока, но и почувствовать её внезапный порыв, по спине пробегает холодок. Неловкость.       — Она, вероятнее всего, на дежурстве.       — Что ещё за дежурство? — Валери цепляется за новую тему, лишь бы избавиться от лёгкого стыда.              — Ты когда-нибудь задумывалась, кто убирает со столов в столовке? Кто прибирает аудитории после пар? Моет спортзалы?              Все эти вопросы и вправду раньше не возникали, хоть она и не разу не видела персонала, помимо работников столовой. Теперь же эти вопросы улеем роились в голове.       — Всё это происходит не по волшебству. Это делают студенты. Академия очень любит приобщать их к такой деятельности… особенно за какую-нибудь провинность, и никогда не пойдёт на риск пригласить на работу простых смертных уборщиков, чтобы… не дай бог… те не раскрыли миру наши тайны. Отчасти студенты занимаются жизнеобеспечением замка. Существует целый график дежурств. Его составлением занимается студсовет, в который помимо Намджуна и ещё пары человек с четвёртого курса входит и Дженни. Поэтому кто-то вроде нас с тобой после занятий коротает время так, как хочет, а кто-то менее везучий, как эта бедняжка, за помывкой полов…              Осознание только что сказанного медленно пробивает тот невидимый купол, в котором, казалось, она жила всё это время. И почему она узнаёт об этом только сейчас? Даже родная тетка не посчитала нужным её в это просветить.       — Почему я никогда не попадала в этот список?       — Ну не знаю… возможно, потому что тебя под крыло взяли самые популярные девчонки академии? Или потому что сам несравненный Чон Чонгук поцеловал тебя на глазах у всех? Или может потому что ты сдружилась с лучшим студентом курса? Или потому что половину тестов за тебя пишет без пяти минут фейский принц? Хотя, конечно, вряд ли… Делаю ставку на Чонгука. Пойдём, провожу тебя. А то пока мы тут торчим, концерт вот-вот начнётся.       Вместе они покидают мрачный кабинет, только теперь на плечи ложится двойной груз тревог: помимо того, что Валери боялась быть увиденной со всевидящим оком, теперь она ещё и боялась быть застуканной с Чимином, в руке которого покоился пакетик, до отказа набитый травой. Запретный амулет суммируем с кило марихуанны и получаем исключение. Тут и математиком быть не нужно.       Они находят девочку в кабинете напротив. Она резко поднимает лохматую макушку и открывает взору большие заплаканные глаза. Колючий взгляд перебегает от Валери к Чимину и обратно. Кажется, и от них она ничего хорошего не ждёт: от плещущегося в глазах недоверия сердце сжимается. Это не просто взгляд, это взгляд загнанного и замученного зверька.       — Привет… ты ведь вроде поёшь неплохо, да?

***

      Уговаривать О Союнг (именно так звали ту девочку), к удивлению, долго не пришлось. То ли потому Валери обладала истинным даром убеждения, то ли потому Пак Чимин любезно пообещал своё покровительство и прекращение нападок со стороны её одногруппниц. И Валери наверняка точно знала, что приди она одна, в жизни бы не уговорила Союнг выступить вместе с ней и Розэ, даже несмотря весь свой дар убеждения.       Девушка довольно быстро выучила незамысловатый текст песни, предварительно прослушав её в наушниках с телефона Валери. Правда ей пришлось пройти небольшое прослушивание Розэ, хотя, та была в таком отчаянии, что скорее заставила её спеть для виду, и приведи Валери девочку с оттоптанными медведем ушами, она бы и её взяла. Только вот причёска жесткого отбора не прошла, и Розэ обещала, что так это не оставит. Они с Союнг быстро удалились в гримёрные, оставив Валери за кулисами одну.       Номера из-за занавеса выглядели не менее эффектно, чем из зала. Студенты академии действительно поражали своими умениями и талантами: все не ограничивалось обычными театральными постановками, танцами и песнями, магия буквально витала в воздухе. Кто-то без труда левитировал, кто-то устроил фейерверк шоу прямо под сводчатым потолком, кто-то демонстрировал чудеса перевоплощения и иллюзии. Особенно Валери запомнились пара, танцующая вальс… в воздухе, девушка, оживляющая бумажные оригами, и парни-близнецы, проецирующие на тканевый белый экран чужие сны лишь при помощи своих глаз.       Потихоньку вокруг начинают мелькать знакомые лица: Джису в обличии девочки с русыми косами выискивает своих моделей, Лиса, поправляющая и без того безупречно уложенную челку, Чимин и Чонгук, облачённые в белоснежные воздушные рубашки и штаны. Через мгновение рядом оказываются Розэ и Союнг. Девушка заметно преобразилась: длинные чёрные локоны волнами спадают на плечи, и теперь её причёска один в один походит на те, что были у самой Валери и Розэ. Союнг также переоделась в блестящее платьице и газовый плащик с объемным капюшоном. Теперь не одна Розэ походит на истинную фею, и её старания полностью оправдывают себя. Они как раз вовремя: выступление начнётся с минуты на минуту.       Валери еще ни выпадала возможность выступать на такой большой сцене. Да и ещё и практически сольно: всё внимание будет приковано лишь к троим девушкам, и это не сравнится с никаким школьным спектаклем, где всегда легко можно было слиться с массовкой. Но, как ни странно, этот номер не так сильно волнует Валери, как например показ Джису. И тем более не так сильно, как то, что будет происходить после.       — Готовы? — Розэ делает глубокий вдох-выдох. Софиты сцены обдают её волосы свечением, и вокруг блондинистой головы появляется своеобразный нимб света.       За её хрупкой фигуркой почему-то не так страшно, и девушки уверенно выбегают из сумрака кулис в свет огней сцены. Когда тишину сменяют переборчивые струны гитары, троица занимает свои позиции. Они с Розэ даже успели показать Союнг их небольшой и скромный танец, но даже если та ошибется, будет не страшно: они с Розэ репетировали тысячу раз, и их слаженности вполне должно хватить на троих. С веселой мелодией и незамысловатым припевом тревоги, накопившееся за последний месяц, будто отступают, если бы всё происходящее было всего лишь фильмом, то Валери бы однозначно была героем, перешедшим на сторону зла, а эта песня была бы саундтреком её исповеди, когда главный злодей раскрывает, зачем совершал все свои злодеяния:       Весело я мчу на темную сторону       Держу всё в секрете, пока он не доводит меня до слез       И держу глаза открытыми, когда проворачиваю свой нож       Мне не стыдно и я не думаю дважды       Валери только сейчас, в сиянии софитов и блеске своего платья, понимает, насколько иронично звучит песня: она уже вонзила нож в спину Дженни. Осталось только провернуть.       Не приближайся слишком близко       Шагай на носочках       Прямо под твоим носом       Чертов       Псих       Она бы никогда и не подумала, что вообще способна на подобное: строить настолько сложные козни против кого-то, да еще и за спиной. Видимо, многое она не знала не только об этом мире, но и о самой себе. Скоро всё это закончится.       С каждой новой нотой внутри рождается извращенное чувство успокоения. Она не думает про зрителей, не думает, не дрожит ли голос, не думает, смотрит ли сейчас на неё кто-то из друзей из-за кулис. В голове ничего кроме гитарных струн и навязчивого свиста, под которые движется тело. Валери растворяется в них до последнего слова песни. А затем поклонившись они быстро упархивают со сцены за кулисы, где их уже встречает Лиса.       — Розэ, голос просто ангельский! Валери ты просто зажгла…       — Да вы вообще слышал Союнг? Вот у кого голос волшебный! — Розэ чуть ли не захлёбывалась в восторге. — И почему я тебя раньше не видела в вокальном кружке?!       — Это потому что я её не привела раньше… — Валери оттащила подружек подальше от сцены, чтобы не мешать следующим выступающим.       За Чимином с Чонгуком уже скопилась целая толпа людей. Они в отличии от парней были одеты в чёрное. Кажется, подступала их очередь.       — Сейчас пойдет жара… — Розэ в предвкушении потирает маленькие ладошки. Не успела перевести дух после своего выступления, а уже не может дождаться следующего.       — В смысле?       — Не жара, а настоящее мясо… — Союнг впервые за весь вечер сказала что-то сама, а не только, когда её спрашивали.       — Кружок танцев насчитывает максимальное количество студентов. Он включает в себя несколько отдельных групп. И все очень конкурентные. Они… как бы соревнуются между собой. Особенно Чимин и Лиса. И каждый раз друг друга пытаются переплюнуть.       — А… — Валери тоже замерла в предвкушении.       Чимин во всю разминает ступни и кисти, успевая при этом показать Лисе фак. Впрочем, та не остаётся в долгу и проводит большим пальцем поперек шеи, как бы говоря: «тебе конец». Вокруг нее тоже уже столпилась команда танцоров, и из-за презрительных взглядов обстановка быстро накаляется.       А затем из динамиков начинает литься трепещущий звук скрипки. Туман, которым всё это время была заволочена сцена, расступается. Он приобретает розово-красное свечение, позволяя лучше рассмотреть молодого человека, сидящего на коленях в самом центре сцены. Постепенно света становится больше: и за его плечами оживает звездное небо, ветви деревьев и танцующие между ними светлячки. Глазам очень сложно поверить в то, что происходящее — правда. Больше только что завораживают слаженные движения команды — танцоры тенями скользят вокруг Чонгука, пока он превращает сцену в водную гладь. Это не иллюзия — молодые люди делают кувырок к центру, разбрызгивая капли воды за собой. Чонгук же творит что-то невообразимое: вырисовывает точные филигранные пируэты, и белая материя одежд еле успевает повторять его движения. Валери и не догадывалась, что Чонгук способен на нечто подобное, но факт был очевиден: Чон не просто способен, он чертовски хорош.       Чёрные фигуры сливаются в одну линию, а затем рассыпаются, словно домино, и дойдя до конца, открывают второго танцора в белом. Его ноги парят над сценой, руки извиваются невероятно пластично. Затем остальные танцоры подхватывают Чимина, и он взмывает над теми, кто образует своего рода «живую лестницу».       Силуэты расступаются и опускаются к сцене. Теперь всё внимание приковано к двоим. От их взаимодействия перехватывает дыхание: Чон подхватывает блондина за талию и отрывает его от земли, будто тот совсем ничего не весит, и кружит. Сейчас они похожи на настоящих фигуристов в замедленной съемке. От красоты этих движений, печальной скрипки и сияния лиан и светлячков на заднем фоне на глазах наворачиваются слезы. Теперь Валери понимает, почему все были так уверены в победе этих двоих.       Затем парни растворяются за тёмными силуэтами, и появляются вновь — только уже в чёрном. Две птицы, сменившие оперение. Танец подходит к концу, и танцоры клином ускальзывают за кулисы по одному, и сцену вновь покрывает туман.       Валери требуется некоторое время, чтобы прийти в чувства.       — Ничего так, да? — Даже не верится, что минуту назад этот парень парил по сцене. Вместе с цветом одежды сменился и его цвет волос: Чимин теперь действительно напоминал темного принца.       — Впечатляет. — Только и хмыкнула Лиса. Её будто бы увиденное и не впечатлило вовсе. — Только вот… всё равно как-то слабенько. Руками можно было и не махать, словно засохшими палками… Да и в целом, как-то скучновато… Аж спать захотелось. Не хватало только парочки ворон на ваших головах, а то сцена с прыжком уж больно смахивала на инсталляцию двух огородных пугал…       — Попробуй переплюнь. — Чон как всегда самодоволен. Как всегда знает, что его никто не превзойдёт. Валери даже не знала, выбешивает её это… или же восхищает?       — Смотри внимательно. — И если кто и мог переплюнуть Чонгука, то Валери была уверена, что это Лиса. А вот в то, что её на первом курсе кто-то гнобил, верилось, правда, с трудом.       Она выглядела совершенно убийственно: кричащий кожаный жакет, разрисованный комиксом с Джокером, невероятно острые шпильки, которые запросто могли перерезать чьё-то горло, идеально ровное каре. Она шла на сцену будто там её ждал личный трон. Эта девочка запросто могла пошатнуть чьё-то мужское эго. Примечательно то, что помимо музыки, все слышат и её голос: Лиса с ходу читает рэп. Декорации на сцене сменяются так же быстро, как и её образы: Валери даже теряет счёт. Помимо вокальной части Лиса нисколько не уступает в танцах: она не только безупречно танцует хип-хоп, но и успевает покружиться на пилоне. Кульминацией становится её перевоплощение в тайскую принцессу. От золотых серёжек, короны и бесчисленных браслетов слепит глаза. И она действительно занимает своё место на роскошном золоченом троне в центре сцены.       К сожалению, досмотреть выступление до конца не дают руки Джису, которые утаскивают Валери в костюмерные — концерт близится к концу, и завершающий показ, соответственно, тоже.       Как и бездумная, дерзкая выходка, придуманная лично ей же тоже. Финальный штрих, щепотка пикантных специй, которыми она приправит холодное блюдо Джису под названием «месть». Своей собственной рукой.       Но если задуматься, затея казалась даже забавной. И вполне безобидной, по сравнению с пожизненным позором и репутацией девушки легкого поведения, которую ожидали Дженни, не согласись Джису на подобную авантюру. И если из зол можно было выбрать меньшее, то Валери именно его и предпочитала.       Джису удалось собрать целую команду для своего показа, и теперь он приобрёл масштабы настоящего модного шоу: платья ничуть не уступали работам известных дизайнеров «от кутюр», переодеваться им помогал швейный кружок, над макияжем и укладкой трудились девочки, у которых это выходило очень даже неплохо и почти профессионально, а общая атмосфера была просто непередаваемой: Валери в жизни бы не подумала, что сможет испытать подобный опыт, и сейчас чувствовала себя самой настоящей моделью, без преувеличения, хотя таково и не была. И даже чудовищно откровенное платье было уже не так страшно надевать.       Да и из зеркала в пол сейчас на нее будто смотрит другой человек, другая девушка: волосы идеально прямые, убраны за уши и окутаны тонкой серебряной змейкой на макушке, точно венцом, отчего теперь выделены острые скулы, шея и линия плеч, глаза подведены острыми стрелками, губы переливаются кроваво-винным оттенком.       Это незнакомка. Она лучше. Красивее. Увереннее. Хладнокровнее. Эта девушка, в отличии, от Валери не знает, что такое сожаление… и пощада. И она лишь посмеётся, не испытывая никаких угрызений совести. Может, стоит притвориться ею? Хотя бы на этот вечер.       С ужасом Валери осознаёт, кого напоминает эта незнакомка: сочный алый неизбежно напоминает о таких же алых губах, улыбающихся лишь одним уголком, гладкие волосы похожи на каскад тёмно-каштановых волос, глаза, чуть вытянутые стрелками на холодные и безжалостные, правда не функционирующие в такой же степени, как глаза Валери. Она смотрит в кривое зеркало и видит искаженную версию Джису.       О настоящем «я» напоминает лишь одна маленькая деталька, инородная в этом образе — маленькое стеклянное сердце под впадинкой между ключиц. Джису и вправду была не против этого аксессуара.       Когда все девушки длинной линией выстроены у выхода на сцену, Джису едва заметно кивает Валери, и она отсоединяется от хвоста очереди, ускальзывая за сообщницей. Пора.        Они следуют к тому самому укромному местечку, из которого Валери следила за выступлением. Дженни уже давно на сцене, и судя по воплям публики, купается в должном восторге и собирает лавры. Когда номер подходит к концу, и девушки расступаются от Дженни, оставляя её в пятне света, Валери опасливо косится на потолок. Среди балок, софитов, и прочих сооружений, точно над головой брюнетки, отблескивает алюминиевое 50-и литровое ведро. Оно наклонено под определенным углом, рискуя вот-вот перевернуться.       — Давай. — Взволнованный шёпот обжигает левое ухо.       — Я? — Тело холодеет. Валери искренне надеялась, что с нее хватит и задумки.       — Это была твоя идея. Кроме того, мне пришлось возится с этим гребанным ведром самой. Не спрашивай даже, где я достала содержимое. Заветный щелчок твой. Сделаем это или так или вернёмся к первоначальному плану. — Шепчет быстро. Долгожданные секунды и без того неумолимо проносятся: Дженни еще недолго будет слушать рукоплескания толпы и бить поклоны.       Может, всё-таки стоит притвориться той роковой незнакомкой в зеркале?       Незнакомка быстро выдыхает, сосредотачивается на покалывании в пальцах, и больше не теряя ни секунды, щёлкает.        Ведро накреняется под оглушающую тишину: будто кто-то взял пульт и просто выключил звук. А заодно и поставил на замедленный показ: бордовая тягучая жидкость чудовищно медленно выплескивается из ведра и устремляется вниз, на цветы в волосах ничего не подозревающей девушки. Содержимое ведра беззвучно обрушивается на голову девушки, стремительно покрывая всё ее тело, струями стекая по оголенным ногам и каплями разлетаясь по сцене. Валери даже находит забавным, то как идеально цвет крови совпадает с цветом её мини-комбинезончика. Правда вот, кипельно-белая рубашка моментально теряет свой прежний цвет. Впрочем, Валери не слышит ни всплеска, ни крика извивающейся от испуга Дженни, ни удивленного вздоха публики.       Мир вновь обретает звук, лишь когда в нос бьёт резкий, металический, невыносимый запах. Валери понимает, что тишина окутала не только её мозг, но и повисла во всем зале. Её нарушают лишь шокированные всхлипы Дженни. Кажется, за последние две недели её психика настолько пошатнулась, что сейчас она на грани панической атаки.       И вправду, кровь очень идёт к её алому комбинезончику. А вот рубашку уже ничто не отстирает.       Месть — блюдо, которое подают холодным. И Валери теперь определенно знает, что еще у него вкус крови.       Она могла не смотреть, могла зажмуриться, но она жадно ловила каждое мгновение, смаковала каждую секунду. А сейчас, внутри разливается такое непривычное и сладостное чувство. Тягучее и липкое. Ей хорошо от того, что удовольствия не должно приносить вовсе. Чертовски хорошо. Хорошо настолько, что она даже слышит смех той самой незнакомки. Только вот загвоздка, это её собственный смех.       — Должна признать, зрелище намного более эпичное, чем задумала я.       — Вы тут совсем американское кино не смотрите, да? — В голове мелькают картинки из бредового фильма, который она смотрела давным давно от нечего делать. То ли это был «Телекинез», то ли «Кэрри», точное название она не помнила. Зато вот трюк с льющей с потолка кровью запомнила отлично.       — Хотя… всё еще немного жалею, что согласилась на пощаду. Впрочем, еще не вечер.       Валери готова поклясться, что за её спиной сейчас стоит вовсе не милая Ли Суён, а та самая холодная и беспощадная Джису, которую она встретила октябрьским, не менее холодным вечером в Сеуле. Хотя на деле же это всё еще была несуразная Ли Суён: время раскрывать все карты ещё не пришло.       Дальше — все как в тумане. Джису отводит ее обратно и велит дожидаться своей очереди, запахи девичьих духов и крови, блестки и фатин платьев, счастливые Розэ и Лиса, тихий шёпот Тэхена, кажется, что-то вроде «удачи». Внутри все ещё плещется дурманящее чувство триумфа. Эйфория такая, что выбивает из реальности. Она перемешивается с облегчением, ведь, покажи Джису ту самую фотографию всему залу, чувства были бы совсем другими.       Из-за кулис Валери наблюдает как преображается сцена: ее вновь окутывает туман, и во мраке мелькает белая маскарадная маска, затем появляются другие и начинают свой танец. Валери даже улавливает, что Джису хотела сказать этим интро: она здесь, чтобы сорвать маски притворства, все до единой.       Джису и Тэхёну удалось устроить настоящее шоу: зрители не знали, на чём концентрировать внимание: на платьях, настоящих шедеврах молодого дизайнера, или же то, как окружающая обстановка подстраивалась под них. Декорации за моделями оживали: на заднем фоне то и дело вырастали терновые кустарники, пускали розовые соцветия, которые тут же увядали, вслед за ними то вырастали виноградные лозы, то пылал огонь, то оживал целый баттерфляриум бледно-сияющих бабочек, летающих между худощавыми телами.       А потом очередь доходит и до неё. Глаза невыносимо слепит, и приходится идти чуть ли не по памяти. Она слышит звон собственных каблуков о паркет. Слышит шелест бордовой ткани. Слышит собственное дыхание. А ещё слышит шелест перьев. Боковое зрение то и дело улавливает некое мельтешение. Маленькие птички рассыпаются в перья, которые тут же падают к ногам. А перья прорастают зелеными стеблями, на концах которых тут же распускаются алые бутоны. Создаётся иллюзия, будто розы вырастают там, где ступала её нога. За спиной уже целый розовый сад, и запах от них такой сильный, что перебивает собой всё, и главное, тот другой — металлический. Он яркий и интенсивный, сладкий, бьёт в ноздри и даже удушает.       Когда глаза привыкают к свету она может разглядеть восхищенные взгляды зрителей. Только среди сотен глаз ей больше всего хочется встретится с глазами всего одного человека — чёрными, пылающими холодным огнём, пожирающими. Интересно, как бы он смотрел на неё в этом платье? Но с некой досадой их она так и не находит, не позволяя себе сместить взгляд с одной точки, как велела Джису.       Не проходит и полминуты, как быстро растущие розы превращаются в настоящую живую изгородь — некое подобие лабиринта, который скрывает девушку собой. Зрительный зал, лица и софиты затягивают быстро распускающиеся алые бутоны, а затем всё погружается во тьму. Валери может спокойно покинуть сцену. Если конечно, не упадёт из-за кружащейся из-за сумасшедшего запаха головы.       За кулисами ликование: вся команда в невероятном восторге. Довольные Ли Суён (она же Джису) и Тэхён пропадают в море переливающихся тканей, пока всех не просят покинуть закулисье и выйти в зрительский зал, где все с нетерпением ждут объявления результатов.       Судьи: директор, его заместитель и парочка преподавателей, очень долго совещаются между собой, и даже в какой-то момент спорят.        Пока одну её руку держит Розэ, а другую — Лиса, застывшие в ожидании, Валери смотрит по сторонам и во тьме зала пытается отыскать остальных. Но тщетно: во тьму не дают вглядеться софиты и горящие глазницы тыкв, разбросанных по всему залу. Ни Чонгука, ни Чимина она не видит. Как и Джису с Тэхёном. И даже Юнги. Зато взгляд встречается с глазами Дженни. Девушка успела наспех смыть кровь и переодеться. Только вот цветы в её волосах, да и сами волосы все ещё были покрыты алой жидкостью. Она знает.       «Она всё знает» — мысль молотом ударяет по голове. Она знает о том, что это выходка Валери. Об этом говорит прямой и ненавистный взгляд. А ещё Валери с удивительным триумфом видит в них… страх.       Сначала администрация долго благодарит всех студентов за старания, а тем временем Розэ и Лиса всё сильнее стискивают руки от волнения.       — Да говори же уже победителей… — Сквозь зубы рычит Лиса. — Хотя… меня даже победа не так обрадует, как кровавый дождь. И кто вообще додумался до этого? Это… было… гениально, черт возьми.       — Итак… выбирать в этом году победителей было особенно сложно. Ведь ученики нашей академии исключительно талантливы. И номера в этом октябре исключительно… запоминающиеся. — Ректор делает довольно странный акцент на последнем слове: он недоволен. И вполне очевидно, из-за неприятной выходки с кровью, выходящей за всевозможные рамки приличия. — Но после длительных рассуждений, мы всё же пришли к заключению. Третье место достаётся ошеломительной и яркой… Манобан Лалисе.       Зал взрывается аплодисментами, пока девушка взвизгивает и подпрыгивает от радости. Но единственное, что волнует Валери — это полное имя подруги, которое она слышит впервые. Лиса опускает её ладонь и стремится на сцену вне себя от восторга.       — Второе место по-любому займёт Дженни. — Шепчет Розэ, жуя собственные губы.       — Ты уверена? То, что случилось в конце…       — Первое место всё равно достанется Чону и братцу. А сильнее номера Дженни ни у кого не было… только если не брать в расчёт показ. Но ректор очень любит подхалимствовать Кимам. Он ни за что не оставит Дженни без призового места. Тем более ради какой-то там… новенькой первокурсницы.       — … Второе место занимают невероятно одаренные студенты, любимцы академии и без преувеличения блестящие юные колдуны — Чон Чонгук и Пак Чимин.       Зал аплодирует двум юношам в чёрном, изящно кланяющимся всем со сцены. А Розэ не верит своим глазам. Кажется, она была слишком уверена в их первенстве. Но парни своё поражение ничуть не признают, не выкатывают ни одного признака разочарования.       Если Дженни, несмотря ни на что, достанется первое место — весь план насмарку. Валери отчаянно пытается найти взглядом Джису, чтобы переглянуться, чтобы поделиться тревожной мыслью, пусть даже украдкой, но так её и не находит.       — И первым местом без всяких сомнений удостаиваются студенты, подарившие нам настоящее шоу, которым, думаю, насладились все мы. Блестящий студент и недавно вернувшаяся к нам не менее блестящая студентка. Ким Тэхён и Ким Джису.       За очередной репликой не следуют аплодисменты. Зал остаётся беззвучным. Если имена Чонгука и Чимина порождали целое цунами воплей, то имя Джису — оглушительную тишину.       Она проходит на сцену из-за кулис, такая же безупречная, как и в день их встречи — на высоченных шпильках, с идеально прямыми и блестящими волосами и ровным макияжем, который конечно же не скрывает изувеченный глаз и шрамы вокруг него. Её лицо можно рассмотреть во всех деталях в лучах прожекторов: каждый шрамик и молочный цвет радужки.       Кто-то стыдливо опускает глаза, а кто-то и вовсе их не может оторвать от девушки. Валери даже слышит, как Розэ задерживает дыхание и не может сделать новый вдох при виде бывшей подруги. Яркая улыбка на лице Лисы стремительно гаснет, глаза полны недоумения. Но что приносит истинное удовольствие, так это лицо Дженни — они с Джису смотрят прямо друг на друга: Джису гордо вздернув подбородок свысока, Дженни — теперь уже с неподдельным и обуявшим её целиком ужасом в глазах, снизу-вверх.       И лишь один Тэхён не кажется удивленным. Он же и разряжает обстановку, слегка хлопая в ладоши и как бы призывая всех срочно сделать то же самое. Зал будто по его команде отмирает и рукоплещет. Джису утопает в авиациях. Долгожданных и вполне заслуженных. Дженни — с собственной беспомощности.

***

      Чутьё подсказывает убраться как можно скорее, пока со сцены не сошла Лиса, которая была поражена не меньше Розэ, пока о своими расспросами к ней не подлетел Чимин, пока к ней не приблизилась Джису. Прочь от них всех.       Ноги сами несут по длинным коридорам. Многочисленные двери мелькают перед глазами будто в калейдоскопе. Тусклый делает длинный коридор похожим на бесконечную кроличью нору. И Валери себя чувствует настоящей Алисой из зачитанной детской сказки. Только вот, в отличии от Алисы, она в нору не падает, но чертово ощущение падения всё никак не покинет тело.       «А она всё падала и падала. Неужели этому не будет конца?»       И по собственным меркам, она уже давно пролетела всю землю насквозь. Куда Алиса попала дальше? Что было после падения? Мозг отчаянно пытается вспомнить.       В море слез.       И свои собственные удушающе напрашиваются наружу. Слишком много всего. Слишком много всего, отчего голова идёт кругом.       Ей кажется, что она настолько крохотная, что запросто уместится в эту безумную книжку. Мозг сам проводит параллели:       С поступления в академию она как будто всё время бежит по кругу, пытаясь обогнать одногруппников, но поскольку это бег по кругу — тщетно. Разум даже реставрирует в памяти парадоксальную цитату, которую она находит до невозможности точной: «Нужно бежать со всех ног, чтобы только оставаться на месте, а чтобы куда-то попасть, надо бежать как минимум вдвое быстрее.» Забавно, как околёсица и чепуха из детства, коим казалось всё содержание книги, обретает смысл уже во взрослом возрасте.        Она слушает бесконечные советы Чеширского кота, но его улыбки вечно сбивают с толку, не позволяя вникать в суть советов. Да и звучат они довольно раздражающе. Гусеницы, которая то пропадает, то появляется из облаков своего дыма вечно говорит загадками. Они кажутся Валери слишком заумными, слишком «взрослыми» для её… недалекого и отчего-то детского ума. В её истории даже есть Труляля и Траляля, которые всё время крутятся вокруг. Шляпник то грубит, то угощает её сладким глинтвейном. А Червонная Королева с изувеченным глазом то и дело, заставляет перекрашивать розы в красный… окрашивать кровью. И все они — гости на безумном чаепитии, сидят за одним столом. Они то и дело пересаживаются, обмениваются колкостями, загадывают каверзные и порой нерешимые загадки. И так по кругу. Зовут присоединиться, а «мест нет»*. Места для нее.       Происходящее в который раз кажется всего лишь лихорадочным бредом, отчего сердце начинает колотиться, как бешенное.       И успокаивается оно лишь за дверью просторной мастерской, где всё уже до ужаса привычно, где в нос бьёт химический успокаивающий запах масляных красок. И Валери даже удивляется, как она проникла сюда без ключа.       Девушка опирается об учительский стол, подставляя лицо бледным лучам уличного света. На секунду ей кажется, что она пленник, заточенный в темнице, и ждущий своего приговора. Приговор она и так отлично знает, он тут для всех одинаковый — голову с плеч.       — Всё хорошо? — Тихий голос с порога, не требующий даже взгляда, чтобы понять, кому он принадлежит, режет тишину.       А вот и безумный шляпник. До парадоксального смешно: черному костюму в серебряную полоску только не достаёт шляпы.       — Убежала без души. Только пятки сверкали.       — Я просто… устала. После показа. — Первое что приходит на ум. Он уже близко, отчего пальцы сильнее вцепляются к лакированный стол. Будто стол как-то может помочь от падения.       Чон окидывает её взглядом. Тем взглядом, о котором она думала во время дефиле. Снизу-вверх — скользит от щиколоток к оголенному бедру, а затем выше — к декольте, цепляется за подвеску на пару секунд, пробегается по шее, замирает на алых губах и наконец встречается с глазами.       — Блядь… — Он не сыплет комплиментами. Сопротивляется. Самому себе. Прочищает горло и наконец отводит глаза. Как ни странно, грязное ругательство, обращённое ни к кому, для девушки звучит прекрасней любого комплимента. Ведь обычно люди прибегают к нецензурным выражениям, когда цензурные заканчиваются. Горячий полушепот повисает в тишине. — Чёрт.       Чон стоит чуть поодаль, не рискуя нарушать личное пространство девушки. Видно, что даётся ему это с трудом: он отдергивает себя, чуть сжимая ладони.       Безумный шляпник успокаивает одно безумие, творящееся в её рассудке, и сразу порождает другое. Заполняет голову мыслями о себе. Правда, от подобной подмены смысл не меняется.       Он тоже чертовски прекрасен, и Валери тоже отдергивает себя, продолжая хвататься за стол. Он не слишком близко, а дыхание все равно спирает.       Через секунды борьбы с самим собой, он по всей видимости проигрывает, и быстро проведя языком по внутренней стороне щеки, делает четыре небольших шага навстречу. Четыре. Валери даже успевает считать.       Руки заключают её в плен, опираясь об стол по обе стороны от её бёдер. В который чертов раз. Ей уже даже вполне удобно в этой клетке из двух рук. И в эту клетку она заходит по собственной волне.        Глаза в глаза. Они чернее, чем когда-либо. Зрачок сливается с радужкой, и в этом чёрном море маленьким огоньком плещется то самое безумие. Валери жадно осматривает его лицо: точеное, словно холодный мрамор. Только вот она знает, как горячи губы. И их снова хочется поцеловать. До ужаса хочется.       Хотя бы ещё разок. Ещё разок ощутить знакомую требовательность, интенсивность, ощутить себя всего лишь маленьким кусочком воска, который поддаётся любым манипуляциям. И он будто нарочито увлажняет языком губы.       Увлажняет самым настоящим ядом. И Валери знает это по собственному опыту: стоило ей один раз вкусить этот яд, он проник гораздо глубже, чем она сама могла предполагать. Обладал накопительным эффектом, лишь усугубляя своё действие. Но что действительно было несуразным и забавным одновременно, так это дичайшие привыкание: Валери Янг добровольно готова выпивать десятки порций ядовитых поцелуев Чон Чонгука. Ежедневно.       «Если разом осушить бутылку с пометкой «яд», то рано или поздно, почти наверняка, почувствуешь легкое недомогание.» Рано или поздно и она должна почувствовать. Рано или поздно.       — Честно? Я, блядь, потерял голову, когда увидел тебя в этом платье. — Он выдыхает куда-то в её волосы, шею. И даже дыхание ядовито-горячо обжигает кожу. Валери буквально ощущает, как сильно ему хочется её коснуться. Но он не смеет. И даже шёпот выходит каким-то жалобным, — И видеть тебя здесь… снова на этом же столе…       — Ты сделал свою ставку? — Вопрос заставляет застеленные поволокой глаза проясниться. Вопрос бьёт не в бровь, а в глаз. Бьёт его. А ей хоть как-то позволяет включить разум. Его остатки.       — Ты знаешь про… «Королеву кровавой ночи»?       — Так сколько ты поставил?       Чон отводит глаза, слегка ухмыляется. Вопроса в лоб он точно не ожидал. И то, что Валери мыслит куда более рационально, а не полагается на пустые слова — для него тоже открытие. Но ему нечего скрывать. И в своих словах он абсолютно честен. Очередной прямой взгляд и тихий, короткий, но емкий ответ —       — Всё. На тебя.       Сердце бьётся так гулко, дыхание вновь учащается.       — Всё? — Удивлённо переспрашивает она.       — Всё. — Потверждает он.       Ему нравится видеть это удивление в глазах напротив. Ему нравится видеть в них даже долю неверия. Нравится то, с каким скептицизмом она старается смотреть на него, но получается всё равно наивно.       — Браслет при себе? Мы опоздаем на вечеринку, если сейчас же не выйдем из этого класса.       На секунду даже кажется, что Чон вкладывает в фразу дополнительный подтекст. «Опоздаем, потому что я-таки разложу тебя на этом гребанном столе». Мест нет* — фраза, которую выкрикивали участники безумного чаепития, хотя «места сколько угодно». Всё чаепитие строилось на абсурде поведения героев, бессмысленности загадок и высмеивания Алисы. Обидевшись на грубость хозяев, девочка уходит.