Dark Academia

плейлист:

Ruelle — Gemesis

Alter. — Keep shooting

Olivera — Hope

Glooms — Superficial

Phantogram — Black out days

Sia — my love

Bruno Sanfilippo — piano textures III

Обрывки жарких и одновременно пугающих воспоминаний липкой пеленой медленно сползали с ещё не открывшихся век. Сон. Это был всего лишь сон, который Валери почти мазохистски прокручивала в своей голове снова и снова. Дурманящий, кружащий голову, сладкий и трепетный сон. Руки покрылись холодной испариной и слабо подрагивали. А внизу живота разразилось целое природное бедствие: рой саранчи способен уничтожить огромную площадь посевов всего за несколько часов, привести не только к экономическому упадку целый регион, но и голоду. Только вот, внутри вместо саранчи — тысячи бабочек, отчаянно пытающихся вырваться наружу, неприятно трепещущих своими тонкими крылышками. От фантомного горячего дыхания на шее будто остались следы — легкие ожоги. Впрочем, сейчас на фарфоровой девичьей шее действительно красуются отметины — легкие и едва желтоватые с одной стороны и тёмно-багряные с другой. Наверняка, Валери овладеет ужас, когда она подойдёт к зеркалу.       Правда вот, тягостный жар, творящийся лишь в её сознании, будто ледяной водой окатил низкий баритон. «Веселитесь? И без меня?». После чего распалённое во сне тело пробило дрожью.       «И о чём ты только думаешь?!» — Она стыдливо прикрывает глаза и сгребает в охапку тёплый мягкий комок, сопящий под боком. В голове всплывают отрывки и туманного утра: золотые прядки, щекочущие лицо, цветочный аромат духов Розэ… и её шерстяной дар. Кажется, Валери даже сквозь сон успела наречь котенка… Фемида… «богиня справедливости и возмездия». Мысли об ответственности, уходе и тратах заглушает писк восторженного ребёнка, который всегда мечтал о питомце. Кроме того, это ведь не совсем обычная кошка, так? Валери надеялась, что и лоток волшебным образом будет чиститься сам.

***

      После маленькой вечеринки «для своих», всё незаметно начало приходить в прежнее русло: Юнги вновь относительно исправно посещал занятия, Сокджин фонтанировал несуразными шутками, Чимин, такой же безупречный, как и раньше, заваливал Валери обольстительными взглядами и ловил сотни других от влюблённых студенток, Лиса и Розэ вновь смеялись над всем подряд, и даже Чонгук вернулся на пост личного караула Валери.       Причём, даже с бóльшей интенсивностью, чем до этого: теперь место за партой с ней на каждой паре, как и место в столовой, принадлежало ему одному… он коршуном нависал над ней в коридорах, ни на минуту не оставляя наедине в компании Чимина… и теперь даже Тэ. Что порядком раздражало, ведь дружба с Тэхёном была целым, пусть и маленьким, но особенным и тёплым мирком, который предназначался лишь для них двоих. А теперь в дверях этого мирка стоял Чонгук, закрывая собой проход. Впрочем, Валери не понимала такого напора. Она была далеко не глупой, чтобы понять, что интерес парня не беспочвенный, а вот сам Чонгук по ходу был достаточно глуп, ибо не мог признаться в этом не то что Валери, но и самому себе. Парень лишь играл с ней: пытался завладеть всем её вниманием, войти в привычку. Девушка знала, что её хотят поймать на крючок… но словно безмозглая рыба всё равно охотно заглатывала приманку… или точнее, всё то внимание, которым щедро кормил её Чонгук. Но крупицы самообладания и здравого разума всё же не давали ей забываться: без всяких гарантий парень мог исчезнуть в любой момент, как и на прошлой неделе, оставляя за собой едкую пустоту и чувство тревоги. Неопределенность бесила, и терпение девушки трещало по швам. А точнее, оно треснуло. На их тренировке в середине недели. Под пристальным взглядом своего «тренера» она нещадно колотила тяжёлую грушу, пока чужая горячая ладонь не легла на участок оголённой спортивным топом кожи — чуть ниже рёбер. Каждая мышца брюшной полости бесконтрольно напряглась под лёгким надавливанием.       — Не расслабляйся. Пресс должен быть напряжён. — Шепчет он чуть ли не в самое ухо, в который раз руша её личное пространство без всякого ведома. Он и так практически прописался в нём, даже не думая платить за аренду. А арендодателя такой бессовестный съемщик уже стоял поперек горла.       — Чонгук… — Валери осторожно откидывает руку парня своей: сейчас они без перчаток, лишь перебинтованы, кое-где на бинтах выступили алые пятнышки: кожа костяшек была содрана, — Давай поговорим.       Чон удивлённо хлопает чёрными глазами, молчит. Валери такая перемена лица даже забавляет: вот секунду назад эти глаза утягивали в свой омут, обжигали, а сейчас наполняются чуть ли не детской невинностью. Валери тяжело дышит, тело и мозг устали, но она хочет расставить все точки над «i» здесь и сейчас, хватит с неё этих игр в кошки-мышки.       — Объяснись. — Смотрит на парня в упор, боясь даже представить свой растрёпанный вид. Набирается смелости и ныряет в чёрные омуты с головой. Но тот видимо не понимает, в чём дело, безмолвно требует пояснений. — Ты постоянно рядом со мной. Таскаешь мои учебники. В столовой носишь мой поднос и чуть ли не с ложки кормишь. Другим парням глотки готов вырвать, стоит мне с ними заговорить… Ладно Чимин, но теперь ещё и Тэ. Случайные касания под партой… да даже сейчас. Что происходит?       Кровь в венах бурлит то ли от интенсивной тренировки, то ли от внезапно поднявшейся с самого дна её существа злости. Валери глубоко дышит и готовится сказать то самое слово, которое никак не может сорваться с онемевшего языка —       — Ведёшь себя словно мы…       — «Словно мы» что? — Тут же прерывает её Гук. Растерянный взгляд пропадает, он смотрит с вызовом, сверху-вниз. В глазах блеск: он точно понял, что она имеет в виду. Слащавые слова из разряда «пара», «встречаемся», «влюбленые» быстро тлеют в черноте его глаз, обугливаются и становятся такими же чёрными. Всех их перечёркивает холодная, режущая сердце фраза — Пару раз чуть не трахнулись?       Воздух заканчивается от нахлынувшего возмущения. Непрошеные слова робким шёпотом слетают с губ —       — Так вот как ты это называешь?       Внутри животное желание развернуться и уйти. И никогда больше не возвращаться в этот зал. Девушка следует этой интенции, но руку грубо хватают и дёргают на себя. Ладошки упираются в твёрдую грудь, обтянутую футболкой. Чонгук строго смотрит в испуганные глаза, сам на мгновение замирает, будто пытается прочувствовать свои собственные ощущения от тонких запястий, сомкнутых его руками, тепла ладоней, разносящегося по грудной клетке, её близости и сбитого дыхания.       — Я не люблю делиться. — Едва ли вслух проговаривает он. Тоном не терпящим пререканий. Говорит это по-собственнически. Властно. Сейчас Чонгук кажется Валери не более, чем избалованным мальчишкой, которого тут же хочется проучить —       — Мы всего лишь пару раз чуть не трахнулись. — Слова, сказанные им ранее, вылетают изо рта так быстро, что Валери этого даже не осознаёт, приобретают ядовитую кислинку. — Я — не твоя вещь, не тем более девушка, чтобы у тебя была хоть какая-то крупица прав на меня, ясно?       Она почти шипит, не в силах отдернуть свои руки: Чонгук крепко держит запястья, но в меру, не причиняя боли. Он ухмыляется, взгляд проходится по потолку и возвращается к Валери.       — Да ты хоть что-нибудь знаешь об этом месте? Это не сказка, не чёртов Хогвартс. Ты и понятия не имеешь кого себе нажила в качестве друзей и врагов, и кто кого хуже. Твои милые подружки на деле не такие уж и милашки, Чимин - не прекрасный принц, а твой драгоценный Тэхён... ты и понятия не имеешь, что он за человек. — Парень саркастически ухмыляется, не ослабляя хватку, пока ядовитые слова заполняют сознание.       — Зачем? Зачем ты говоришь мне всё это?!       — От доброты душевной. Считай это актом альтруизма. — Голос парня звучит ровно, словно родитель пытается вразумить опрометчивого ребёнка, но достаточно строго, холодно. ‘Ах, как великодушно, Чонгук’. — Думаешь, кто-то из них лучше Дженни?       Его слова, хоть и бесцветные, липким холодком заползают в подкорку мозга.       — Ты живёшь в одной комнате с другой такой принцессой, которая по головам пойдёт, чтобы получить желаемое… Даже если для этого придётся размозжить голову собственного братца, чтобы возглавить семейный бизнес. Не говорю уже про братоубийцу.       — Что ты такое говоришь? — Никогда ещё Чонгук не рождал таких неприятных чувств. Отчаянное желание защитить подруг, так же, как они защищали её, трепыхается в груди.       — Ты разве не слушала Тэхёна? Как ещё Лиса получила восемь хвостов, а?       — Я уверена, что у Лисы есть этому объяснение… она бы не стала… — Голос звучит как-то совсем слабо, неуверенно.       — Тогда почему она промолчала и не ответила на вопрос? Что ей мешало обелить себя перед друзьями? — Аргумент бьет прямо в цель, и ноги становятся ватными. Теперь то, что Чонгук держит её запястья — даже к лучшему, иначе бы девушка точно рухнула на пол.        — И я даже думаю, что знаю, зачем она это сделала… На первом курсе Лиса была совсем не такой, какой ты её видишь сейчас. «Оборванка из Тайланда» — кажется, так её звали… — Взгляд гуляет где-то в прошлом. На губах странная улыбка. — Не удивляйся, её действительно гнобили… а затем резко приняли в клуб крутых ребят. Удивительная перемена, да? Теперь, правда, неудивительно, почему.       Валери молчит. Слова бьют под самый дых похуже ударов, но что-то ей подсказывает, что Чон только разминается, хрустит суставами пальцев, перед тем, как начать бить в полную силу.       — Чимин… Обворожительный сукин сын. Думаешь, он помогает тебе с тестами и уроками бескорыстно? Это его излюбленный приём, которым он клеит первокурсниц. Как думаешь, многие могут устоять перед таким репетитором? Ты, наверняка, и сама течёшь от одного его взгляда.       Чонгук переходит на шёпот, который горячей и липкой волной заползает в ушную раковину, а внутри всё лишь холодеет. Во взгляде мелькает презрение. Он задерживается на жёлтых, почти пропавших отметинах. Волосы, убранные в хвост, предательски открывают шею, предоставляя доступ испепеляющим глазам. Губы парня слабо изгибаются, и Валери отчетливо видит в этом жесте лишь одну эмоцию — отвращение.       — Подожди немного, и скоро он запросит плату за свои услуги и у тебя. А если не получит желаемого, ты для него быстро перестанешь существовать. Наш принц вовсе не такой сказочный, каким хочет казаться.       Как бы Валери не пыталась не слушать всё, что сейчас ядовитым паром льётся из уст Чонгука, он всё равно заползает в сознание, рождая болезненные галлюцинации: златовласый принц в расшитом драгоценностями камзоле меняется в лице, ангельская улыбка превращается в издевательскую ухмылку, а благородное одеяние меняется цвет на угольно-чёрный. Перед ней больше не сказочный принц. Перед ней подлый колдун, обманывающий красавиц, а затем собственными руками вырывающий их сердца. Валери отгоняет болезненную картинку подальше.       — А Тэхён тебе чем не угодил?       Чон лишь саркастически улыбается и качает головой.       — Ты действительно думаешь, что наш Тэ такой замечательный, каким кажется? — Руки парня чуть крепче сжимают тонкие запястья, и их начинает жечь, но Валери исправно терпит. Слишко важно узнать ответ на свой вопрос, сама не понимает почему. — Думаю, ты уже в курсе, что случилось с Кан Минджуном…       Глаза Чона делаются запредельно чёрными, холодными. Но в голосе проскальзывают какие-то непривычные нотки — сожаление? Девушка задерживает дыхание. В душе появляется предчувствие, что сейчас она услышит что-то очень-очень неприятное. Что-то, что она не хотела бы знать. И предчувствие не подводит —       — Думаешь, кто меня надоумил отправить его в лощину два года назад, м?! — В голове звон, будто её ударили. Руки хотят толкнуть Чонгука в грудь, но не могут и шевельнуться: пальцы онемели. Сказанные им слова хочется откинуть, словно налетевших мерзких букашек. — Думаешь, Тэхён-и такой святоша? Вся академия держится на строгой иерархии. Лузеры внизу. А те, кто их травит — сверху. И попробуй угадай кто в этом лучший? Угадай, почему все беспрекословно его слушаются, и даже слова пискнуть не смеют, стоит ему рот открыть? Потому что все они… боятся. Боятся, как трусливые псины.       Валери не верит. Она не может представить Тэ в этой роли. Не может представить, как он избивает кого-то в коридорах академии, сыпет ядовитыми насмешками или опускает чью-то голову в унитаз с садистским оскалом. Тэхён. Тот самый Тэхён с загадочной улыбкой на губах и глазами мечтателя. Тэхён, таскающий ей вкусняшки и заботливо вытирающий её холодные руки салфеткой. Тэхён с прохладными и успокаивающими ладонями. Уютный и домашний Тэхён, проводящий с ней вечера в библиотеке за уроками. Слова, брошенные Чонгуком ей в лицо, звучат как самая мерзкая и низкая ложь на свете.       — Я тебе не верю. И не понимаю, как ты можешь говорить такие вещи про своего вроде как лучшего друга?! — Девушке хочется кричать, но крик, зарождающийся в гортани, там же превращается в шепот.       — Я больше, чем уверен, что сейчас он нашёл новое развлечение в виде тебя, и лишь потому все лузеры этой блядской академии могут спокойно выдохнуть… по крайней мере, на какое-то время. Правда, пока не знаю, что у этого засранца на уме. Но он определенно что-то замышляет.       — Прекрати нести чушь, Чонгук. — Всё это унизительно. Унизительно то, что он держит её запястья и блокирует движение. Унизительно то, что он выплёвывает все эти ядовитые слова ей прямо в лицо. Унизительно и то, что Валери начала весь этот разговор, надеясь получить невинное признание в чувствах, а Чонгук лишь посмеялся. Уголки глаз начинает щипать от слез. Она ненавидит свою собственную наивность. ‘Ты мне почти нравился’. Удушливые слова так и застревают в горле. Вместо них звучат совсем другие, неожиданно едкие, презрительные —       — Ты поливаешь всех моих и своих друзей грязью, даже не понимаю с какой целью. Пытаешься самоутвердиться за чужой счет? Хочешь сказать, что после всего ты на их фоне хороший?              Чонгук горько ухмыляется и грубо притягивает за запястья девушку вплотную к своему телу. Ладонью она чувствует его ровное сердцебиение. Тихий голос, такой же ровный как и сердце, заполняет собой пустой зал —       — А я, в отличии от них, никогда и не говорил, что хороший.       Терпение разбивается точно стекло, и она с силой отталкивает парня от себя, наконец освободив покрасневшие запястья. Вспоминает, что её тело не парализовано. Вспоминает, что мышцы могут работать. Устремляется к выходу, так и не сняв бинты с разбитых костяшек.       — Я всего лишь пытаюсь помочь. — Бесцветно бросает следом Чонгук, но девушка лишь отмахивается от его слов.       Она пулей вылетает из тренировочного зала и лишь когда захлопывает за спиной дверь своей комнаты, позволяет слезам хлынуть из глаз. Вся та мерзость, которую только что ровным тоном рассказывал Чонгук, просто не может быть правдой.       Только вот… размеренный стук его сердца говорил об обратном. ‘Неровное сердцебиение выдает ложь’. Так он сказал прошлой ночью? Слёзы с новой силой ручьями бегут по щекам. На коленки тут же прыгает маленький белый комок и тихим мурчанием пытается успокоить хозяйку.

***

      Весь следующий день Валери была сама не своя. Слова Чонгука эхом звенели при каждом взгляде на друзей. У неё возникало слишком много вопросов, которые не оставляли её в покое.        Чимина хотелось смерить строгим взглядом, когда тот в очередной раз как бы невзначай касался её руки и забывшись, начинал её поглаживать. ‘Я для тебя всего лишь спортивный интерес, или ты делаешь это потому что я тебе правда нравлюсь? ’.       На Розэ она смотрела с немым вопросом в глазах — ‘Действительно ли за этой маской милой девчонки скрывается вторая Дженни? ’. При виде Лисы в голове звучал другой вопрос — ‘Ты правда убила восемь своих братьев и сестёр, чтобы заполучить свои хвосты? ’. Но задавать его в лоб было бы слишком, а другие слова на ум не шли.       Сложнее всего было смотреть на Тэхёна: видеть его медовое лицо, обрамленное пушистыми (и уже чёрными) волосами, задумчивые и изучающие всё вокруг глаза, о светлую радужку которых билось множество понятных лишь ему мыслей.       Он улыбался, а в голове проносилось: «Попробуй угадай, кто в этом лучший?». Он смеялся, а голос вторил: «Потому что они боятся…». Как же чертовски хотелось расспросить его об этом, но вот делать это под выжидающим взглядом Чона желания не возникало. Он как будто этого и ждал: в чёрных глазах огоньки, на губах ухмылка: «Ну давай, спроси». Издевался.       Но что волновало её ещё, так это приближающийся концерт тёмных искусств… и тишина от Джису. Она, конечно, ничего не обещала, но шла уже вторая неделя октября, и каждый кружок вовсю готовил свои номера. А вот что бы за две недели могла придумать Джису — оставалось загадкой, да и вообще, смогла бы?              Тэхён придумал шикарный план, только вот главная его участница, кажется, не собиралась ничего предпринимать. Или вообще забыла про их с Валери разговор.       Но девушка решила не отчаиваться. ‘Удача благоволит смелым и голодным’. Потому сейчас она, как и чуть меньше недели назад, сидела на той же лавочке в лабиринте под грозной статуей Фемиды и сжимала озябшими пальцами телефон. На экране уже набранное сообщение, которое оставалось лишь отправить.       Интенцию прерывает всплывшее окошко «печатает». Валери замирает. Должно быть Джису заметила, как она набирает сообщение в их общем чате, и не дождавшись его, решила написать сама. Джису: Внутренний двор, под аркой между первым и вторым корпусом, жду [17:14]       От таких вестей глаза чуть на лоб не лезут. Девушка быстро стирает своё набранное сообщение и спешит из внешнего двора во внутренний. Пересекает газон, усыпанный жёлтыми листьями. Она бежит, а листья звонко шелестят под подошвами ботинок. Но стоит Валери достичь указанного места — своеобразного открытого перехода между двумя строениями, соединённых аркой, как ноги тормозят: внутренний двор почти пуст, а на лавочке в указанном переходе сидит девчушка лет шестнадцати, совсем непохожая на Джису.       Валери тупо смотрит в экран телефона, не зная, что делать дальше. Пальцы быстро строчат новое сообщение — Валери: «Я здесь» [17:20]       Немного глупо, ну а что она ещё могла написать? Внезапно девочка с двумя косичками и в круглых очках откладывает свою книжку и смотрит в упор, машет рукой. Всё ещё в легком недоумении Валери плетётся под арку.       — Эм… — Только и может сказать она, потому что девочка продолжает молчать.       — Господи, да я это. — Пепельные волосы незнакомки тут же темнеют, лицо поразительно меняется, а за толстыми стеклами очков с правой стороны расцветают белесые лепестки глубоких шрамов, радужка глаза теряет всякий цвет, почти сливаясь с белком. Она изо всех сил старается не смотреть в её поврежденный и изувеченный глаз, но даётся это с трудом.       Было так странно видеть Джису в каком-то простеньком сарафанчике и коричневом клетчатом пальто, в берете, белых чулках и стареньких лоферах… В разум Валери она впечаталась как девушка в красном раковом пальто… и на убийственно высоких ботфортах.       — Ты… как здесь? — Только и может выговорить Валери.       — Я уже как четвертый день здесь. Будем знакомы, теперь я Ли Суён! — Девушка наигранно улыбается и тянет маленькую ладонь. А затем улыбка резко сползает с её лица, — Не думала, что когда-нибудь окажусь в этом гадюшнике снова… Но ради того, чтобы увидеть очаровательную мордашку Дженни в слезах, я готова на всё, чёрт её дери.       — А… что… почему? — Валери как трехлетний ребенок и пары слов связать не может, лишь указывает пальцем на своё лицо, переходя на язык жестов.       — Тебе бы к дефектологу сходить, подруга. — Джису цокает, косясь на девушку с недоверием. — Так и быть, отвечу на все твои вопросы. Я не хочу, чтобы Дженни знала, что я вернулась в академию. Так что пока оставим мою личность инкогнито, идёт?       Джису подмигивает здоровым глазом, и Валери угукает.       — Кроме того, я хотела оценить обстановку. Тут за время моего отсутствия много чего поменялось… Так странно наблюдать за бывшими друзьями… кажется будто всё это было в прошлой жизни… и не со мной, — Джису обводит взглядом внутренний двор и аккуратным носиком втягивает осенний воздух. — Я должно быть, сошла с ума, раз подписалась на всю эту идею… Точно, сошла с ума.       — У тебя есть план?       — Этим я и занималась все четыре дня. А если точнее, я думала. Думала, как можно не просто её осадить, а размазать… так же, как и размазало меня по полу теплиц, когда она послала меня в очевидную западню.       — То есть?!       — Думаешь, я бы так обозлилась на эту суку, если бы просто по своей тупости вылезла в окно? Валери не совсем понимает, что Джису имеет в виду. Произошедшее с ней несчастье казалось не более чем трагической случайностью, следствием необдуманной задумки Дженни, но кажется, всё было не так просто.       — Для большей зрелищности… Дженни решила разбудить профессора и сказать, что в его кабинете кто-то есть. И пока она и её свита топтались у дверей астрономического класса, я карабкалась по карнизу восточной башни… или уже летела с неё своей глупой головой вниз… План Дженни сработал как нельзя лучше: было действительно зрелищно.       Новые подробности о жестокости и даже бесчеловечности с виду безупречной и хрупкой одногруппницы рождали чувство тошноты. «Да ты хоть что-нибудь знаешь об этом месте?» — в мыслях вновь проносятся слова Чонгука.       — Первым шагом было наблюдение. Дженни лишь цветёт. Наверное, пьёт кровь своих затравленных неприятелей. А по Чонгуку слюной исходится. Она его чуть ли не глазами насилует… И какая удача! Ведь Чон, по всей видимости, приударил за тобой. Он всегда был охоч на новеньких, так что сильно не обольщайся и не раскатывай губу. Его сердце как карнавальный дракон — вмещает в себя кучу людей, чтобы оставаться на ходу. Но… нам с тобой его к тебе интерес очень даже на руку, позже объясню почему.       Джису быстро убирает крем, который яростно втирала в руки минутой ранее, в дизайнерскую сумочку — единственное, что выдаёт её и выбивается из образа маленькой зубрилы.       — А вот то, что за тобой ещё и наша маленькая феечка приударила, несколько странно… Подумать только, сразу два пусанских принца преследуют одну цель… как-то подозрительно.       В мыслях не задерживается ни опаска собеседницы, ни её предостережение. В мыслях звучат лишь два слова — пусанские принцы. Удивительное сочетание.       — Я бы на твоем месте ни одному из них не верила… Мои любимейшие подружки не изменились. Розэ по-прежнему в центре мужского внимания. Лиса по-прежнему на пьедестале. Сучки. — Сквозь зубы цедит она.       И Валери начинает опасаться, что к очерняющим словам Чонгука сейчас могут добавиться ещё парочка. Преодолевая опасения она спрашивает —       — Вы дружили? Что случилось?       — О да… ты даже можешь найти пару старых фоток в стеллаже, если они ещё там не прибирались… Хотя, зная их… уборка там происходит… никогда. Верно?       Сейчас больше всего Валери волнует очередная мерзкая правда про её подруг. Намного больше, чем их чистоплотность.       — В ночь когда я получила задание, они должны были пойти со мной. Они могли бы и проследить, чтобы всё прошло хорошо. И если бы тогда они стояли на стрёме… кто знает, как бы всё обернулось. Но как ты думаешь, обнаружила ли я своих подруг в комнате, когда проснулась? Лиса была слишком занята… молодым учителем Джином… в какой-нибудь подсобке. А Розэ… Розэ собирала народ во внутреннем дворе, чтобы наверняка все увидели, как Ким Джису карабкается по карнизу пятидесяти метровой башни.       — С чего ты это вязала? У тебя есть доказательства?       — Насчет Лисы — нет, но это же очевидно. Все и так знают, где она пропадает по ночам. Видимо, ночь посвящения для неё исключением не была. Её рядом не было, и это факт. А Розэ я видела мельком, перед тем как отключиться. Она командовала всем разойтись по комнатам. Соответственно, толпе делегировала именно она.       Слова сыпятся тяжёлыми булыжниками на голову. Ударяют, рождая не боль, а чувство тяжести, тянущее вниз, гвоздями прибивающее к земле. Валери кажется, будто там самая земля уходит у неё из-под ног. Сыпется и крошится в пустоту. Не вся, всего лишь кусочек. Но прежнюю устойчивость она всё же теряет.       — Извини, если тебе это слушать неприятно. — Джису снова поджимает губы, изучает обескураженное лицо собеседницы.       — Ничего. — Валери прочищает горло. — Так… что там дальше по твоему плану?       — Я не просто так заговорила про девчонок, потому что их помощь нам ой как понадобится. Итак. Мой план состоит из трёх шагов. Шаг первый: сместить Дженни из тройки победителей. С помощью такой бесчестной вещи, как подглядывание и простой дедукции я накидала примерный список победителей.       Джису пришлось пойти на отчаянный шаг: студенты держали свои номера в строгом секрете, старательно отгоняя посторонних от репетиционных залов. И ей, должно быть, поиск информации стоил огромных трудов.       — Всё довольно очевидно: призовые места займут Чимин и Чонгук… как и полагается юным дарованиям академии. К ним присоединится Лиса. Пашет, как ненормальная… Первое или второе место ей обеспечено, учитывая масштаб проделанной работы. Третье достанется Дженни. Её с Лисой номера похожи, хоть Дженни и не так сильно старается… Но это не значит, что выбить её из этой тройки будет легко. Будет сложно. Но возможно. И без помощи твоих друзей нам не обойтись.       — Что конкретно ты предлагаешь?       — Я устрою показ. Пошью коллекцию платьев. Используя свои наработки из универа. А ты — будешь его закрывать и поможешь с организацией.       Хоть познания Валери в высокой моде были невелики, она знала, что закрывать показы — это всегда большая честь для моделей. Хоть в роли таково себя представить не могла.       — И если пошить платья — не самая сложная часть плана, то вот набрать моделей — довольно проблемно, учитывая то, что я больше не Ким Джису, а безызвестная новенькая. Тут-то нам и нужны Лиса и Розэ. Или точнее, их драгоценные связи. Твоя задача — уговорить их принять участие в показе вместе с тобой. А за ними подтянутся и остальные девчонки. И так, Ким Джису наконец обойдет двоюродную сестрёнку, оставив её без короны.       — Поняла. — Валери кивает. Подбить девчонок на показ будет несложно.       — Шаг второй, и намного более важный: подрыв авторитета. Помимо призовых мест за номер, существует ещё одна категория. О которой, естественно, никто не говорит, но все знают. Что-то вроде подпольного конкурса красоты… на звание королевы «кровавой ночи». Но конкурсом это с трудом назвать можно. Скорее список «самых красивых девочек в классе», написанный на листке потными от волнениями ручонками четвероклассников.       — Тэхён что-то говорил про это…       — Так и знала, что это братец тебя надоумил… Короче, во время концерта парни делают ставки на ту или иную девушку. Прямо как на лошадок… — Лицо девушки презрительно кривится, — Кто набирает большую сумму — выигрывает. Дженни побеждала два года подряд. Но сделать это несложно, если на твоём счёте баснословная сумма, а тот, кто распоряжается ставками по тебе слюни пускает. Она или подкупала парнишку или давала ему, то что он хочет. Впрочем, неважно… в этом году нам с тобой предстоит добыть тому доказательства и уличить её в обмане… прилюдно. Так мы лишим её не только титула королевы, но и власти. Никто не будет выслуживаться перед лгуньей. Как ни парадоксально, лгунов тут не любят, хотя вся академия погрязла в этом дерьме.       Этот шаг нравился Валери даже больше, чем первый. Лишить Дженни всеобщего обожания, отвернуть от королевы её пажей — что может быть слаще? Что подруга по несчастью могла припасти ещё? —       — А третий шаг?       Джису со сладкой улыбкой на лице ровно проговаривает имя. Имя, от которого в животе рождается слабый спазм —       — Сокрушительный удар. Чон Чонгук.       Видимо лицо девушки всё говорит за себя, и Джису спешит добавить —       — Мы отберем у Джени всё. Так же, как она отобрала всё у меня. И если ты ты отберёшь её любимую игрушку, от Дженни останется лишь мокрое место.       — А я вот что-то не шибко хочу… — Валери прикусывает язык.       — Если бы не хотела, давно бы послала. Не сидела бы с ним вместе и не занималась бы дополнительно после уроков. Господи, я ведь не замуж прошу тебя за него выйти. Для пущей зрелищности пусть лучше поцелует тебя у всех на глазах. Как тебе идея?       — Был уже один такой поцелуй… у неё на глазах. — Пробурчала Валери, вспоминая его последствия.       — Знаю. Именно после этого у неё крышу сорвало, да?       — И поэтому ты хочешь, чтобы в следующий раз она меня убила собственными руками?       — После третьего удара она не выстоит. С меня — победа в конкурсе, с тебя — поцелуй. Идёт?       Валери пытается взвесить все «за» и «против». Джису чётко выставила своё условия, к тому же, уже сделала немало, чтобы весь этот план пришел в действие. Идти на попятную было поздно.       — Идёт.       — Вот и чудненько. — На почти безупречном лице девушки довольная улыбка. — Ну, я пойду.       — Джису. — Валери неуверенно хватает девушку за тонкое запястье. Чувствует слабый выброс адреналина в крови. Сейчас перед ней человек, который может дать ответы на все воспаляющиеся её разум вопросы, и она чертовски боится эту возможность упустить. А вопросов так много, что они будто пчёлы в улье. Но она выуживает лишь один единственный — Расскажи всё, что знаешь про Тэхёна.        Непроницаемым взглядом смотрит на Валери сверху-вниз.       — Это правда… что он причастен к школьной травле? — Жалким шёпот дополняет вопрос.       Джису вновь опускается на скамейку, собирается начать говорить, и Валери даже не знает, сразят ли её очередные слова точно стрелы, отравленные горькой правдой, выбьют ли ещё один квадратик земли из-под ног или нет.       — Тэхён… — Вновь поджатые губы. — Я не училась с ним на первом курсе. Зачислилась сразу на второй, но слышала, что в первый год им на пару с Чонгуком рвало крышу. Они пришли в академию, точно короли, хоть и были совсем сопляками. Про их выходки до сих пор перешептываются… А ещё, если ты не заметила, в академии существует целый культ игр, развлечений и приколов. Хлеба и зрелищ — вот главное правило, которому слепо следуют все. Как жаль, что обратная сторона этого всего — принцип, делящий студентов на победителей и проигравших, королей и поданных. Эти оба сразу поняли, что к чему.       Валери прикрывает глаза, чувствуя, как крупица за крупицей мерзлой земли все же сыпется из-под ног в пустоту.       — Это всего лишь сплетни… но зная своего кузена с отрочества, могу предположить, что доля правды в этом есть. Тэхён всегда отличался… пытливым умом и слегка изощренными идеями. А теперь добавь бунтарский дух и вседозволенность его закадычного дружка Чонгука. «Гений и его ручной бешенный пёс»… так их раньше называли.       Значит, всё, что говорил Чон — чистая правда?       — Но потом, видимо, с обоими что-то произошло. Безумных выходок я уже не застала. То ли сработало взросление, то ли… всё это было всего лишь сплетнями. Я застала совсем другое: если Чонгуку вместо боксерской груши иногда нравилось поколачивать несчастных неудачников, то Тэхён предпочитал подёргиваться за нужные ниточки из тени.       — Что ты имеешь в виду?       — То, что он точно знает, кого и как припереть к стенке. Как получить желаемое, не используя грубой силы.       Лишь одно короткое слово падает с её губ, а внутри целая творится буря эмоций —       — Ясно. — Глухо отвечает Валери. Взгляд Джису немного смягчается, и она сразу же добавляет —       — Так было год назад. Многое могло и измениться. Но на всякий случай советую тебе поскорее выйти из своих сказочных иллюзий об этом месте и быть готовой ко всему. Или задать этот вопрос Тэхёну лично. Он заслуживает уважения хотя бы за то, что не боится говорить вслух вещи, которые другие прячут.       Лицо Джису меняется, словно маска, и неприметная девочка с пепельными косами быстрым шагом отдаляется от арки между первым и вторым корпусом.

***

      Мягкий свет настольной лампы разливается по столу. Валери отчаянно хочет за этот свет зацепиться: ей кажется, что если она этого не сделает, то тьма, подступающая со всех сторон, сожрет её целиком. Но пока в её комнате тихо, спокойно и уютно, она может укрыться хотя бы в этом маленьком мирке из четырёх стен.       Только вот такие хрупкие тишину и спокойствие рушит смс-оповещение. Наверное, Джису. Рука откладывает ручку в сторону и тянется к телефону.       Вместо контакта на экране незнакомые цифры. Вместо текста одно вложение. В уме никаких догадок, и другого выбора, кроме как разблокировать экран и открыть смс, нет.       Перед глазами тут же вспыхивает картинка: её лицо в профиль, состоящее из сотни масляных мазков. Нарисованная девушка склоняется над тетрадью, одной рукой делая в ней пометки, а другой убирая за ухо шоколадную прядь волос. Тусклый свет из окна на заднем фоне обрамляет профиль, создавая своеобразный голубоватый нимб. От увиденного перехватывает дыхание.       И видимо времени на то, чтобы уложить картинку в своём сознании, проходит достаточно долго, потому «неизвестный» нетерпеливо печатает новое сообщение. Неизвестный номер: Ничего не скажешь? [21:20]       В ее окружении только один человек, который бесстыдно рисовал её портреты, по большей части с опасным намёком на откровенность. И только один человек, который зачастую пренебрегал такими нормами вежливости, как «прости» и даже элементарным «привет». Немного подумав Валери набирает ответ: Валери: В этот раз ты довольно скромен. [21:21]       Собеседник не заставляет себя долго ждать — Неизвестный номер: Долго выбирал между твоим телом, обёрнутым в полотенце, и скучающим лицом на паре. [21:21] Я бы предпочёл первое [21:21] Но ты бы оценила только второе. [21:21]       В голове вновь всплывает тот неловкий эпизод в душевых. Полная растерянность, злость на саму себя за забывчивость, и брошенная, как спасительный круг, футболка. Только вот спасший нагло пользовался уязвимостью тонущего. Валери: Почему ты рисуешь меня? И откуда у тебя мой номер? [21:22] Неизвестный номер: Ты теперь моя муза. [21:22]       Валери замирает, пальцы никак не могут набрать новое сообщение. Последнее слово распадается на два слога, которые эхом проносятся в голове. Му-за. Му-за. Неизвестный номер: Пройдёмся? [21:23]       Непозволительно долго тянет с ответом, делая ситуацию похожей на игнор. Неизвестный номер: Это моё желание. [21:24] Валери: Последнее твоё желание вышло мне боком. [21:24] Неизвестный номер: У теплиц, через полчаса. [21:25]       Валери так и не находит в себе сил дать какой-либо ответ. Вместо этого она делает скрин и отправляет его Джису с коротким текстом: «что думаешь?». Ответ приходит практически сразу же. Джису: Вряд ли он что-то сделает, если ты не пойдёшь. [21:26] Джису: Но всё равно иди! [21:26] Джису: !!! [21:26] Валери блокирует телефон и выдыхает. Закрывает тетрадки и учебники, сохраняет фото её портрета в галерею, а неизвестного добавляет в список контактов, нарекая его сразу двумя словами «художник-извращенец».

***

Выходить на ночной холодный воздух не хотелось смерть как. Но ноги послушно вели к выходу во внутренний двор. И подобной покорности тела оставалось только поражаться: Валери не остановил ни порыв леденящего ветра, ни высокая влажность, мерзко заползающая под куртку. Она лишь сильнее натянула капюшон и ускорила шаг. Ночная прогулка к теплицам навевала не очень приятные воспоминания: именно туда её и отправила Дженни в ночь посвящения. Правда, в этот раз у наполовину осыпавшегося куста её ждал не женский силуэт, а мужской. Надо же, какая пунктуальность. — Чего хотел? — Бросает она, не распинаясь на приветствия. Внутри почему-то колет обида их первой встречи: Чон тогда даже не потрудился извиниться, за то, чуть не сбил ее с ног. И ещё больнее колет обида последний: то, с какой грубостью он сжал её запястья и с каким холодом почти выплевывал в ее лицо рассказывал нелицеприятные вещи. В тусклом голубом свете ночных ламп для растений, проникающем из-за стёкол теплиц, Валери видит на лице парня легкое удивление. Не ожидал, что робкая Валери однажды покажет зубы? — Пройдёмся. — Не спрашивает. Констатирует.       Носки тяжелых ботинок круто разворачиваются и направляются во тьму. Мысли разбегаются. Сама не зная зачем и почему, Валери делает шаг за ним. В ту самую тьму. Она едва может различить его спину, облачённую в кожанку. Нет никаких сомнений — он ведёт её в лес. Сердце с каждым шагом ускоряет свой темп. В голове рождаются прискверные мысли — А что если это очередная глупая игра? Очередной план проверки новенькой на вшивость? А что если Чон преследует совсем другие цели? И без того прыгающее сердце обрывается: Валери запинается и вскрикивает. Упасть ей не даёт удачно попавшая под руки опора — влажный ствол дерева. И по счастливой случайности она даже не расшибает об него голову. — Ноги при ходьбе нужно поднимать. — Чонгук раздраженно вздыхает и берет девушку под руку. Внутри грудной клетки тут же вспыхивают маленькие искорки, они ударяются о легкие и, облачаясь в резкие слова, слетают с её языка —       — Ты пытаешься подкатить или поругаться? Меня немного пугает то, с какой одержимостью ты рисуешь мои портреты… а затем ведёшь в чащу леса. Ночью. Одну.       — В таком случае, меня пугает твоя глупость. Если бы я действительно был психопатом с маниакальными наклонностями, разве согласилась бы девушка в здравом уме пойти с ним ночью в лес?       Валери только что уничтожили её же доводами. Точно маленького ребёнка. И не желая ненароком показаться ещё глупее она просто следует за ним, пока Чонгук не останавливается и ждёт, когда маленькие цепкие ладошки разожмут свою хватку. Неполная Луна поднялась уже достаточно высоко, чтобы осветить поросшие мхом холмы. Парень одним прыжком взбирается на возвышенность и тянет руку девушке, затем помогает ей подняться и спуститься с уже обратной стороны.       Они оказываются на опушке, окольцованной той самой холмистой стеной. Валери это напоминает своеобразный кратер вулкана, ведь центр довольно резко уходит вглубь. Неосознано хочется пройти дальше, но Чон обхватывает её за талию.       — Дальше не иди. Видишь, там земля резко обрывается?       Чонгук опирается о приличных размеров валун позади него, и кивает, приглашая присесть. Камень гладкий, идеальный для того, чтобы заменить скамейку. Не совсем понимая с какой целью он её сюда привёл, Валери все же следует указанию и вскарабкивается по гладкой поверхности. — Подожди немного. Луна должна дойти до середины. — Чон подставляет лицо лунному свету.       У Валери не остаётся сил на поиск причин его странного поведения, на игры в духе «угадай что». Мозг и без того работает без остановки после их последнего разговора. — Чонгук… ты болен…? — Просто замолчи и смотри. Валери замирает в непонятном ожидании. От скуки внутренний голос самопроизвольно начинает счёт, от которого тут же клонит в сон. Неудивительно, что когда из-под земли плавно, но интенсивно начинает с характерным шумом бить вода, Валери принимает это за сказочное видение. Вода быстро заполняет собой впадину и добегает почти до самого камня, на котором они расположились. Перед глазами меньше чем за минуту образуется настоящее озеро. — Невероятно, да? — Чон улыбается. Такую редкую улыбку Валери бережно складывает в коробку своей памяти, дополняя скромную коллекцию, сама не зная зачем. С недавних пор он никаких приятных чувств у неё не вызывал, а она всё равно за эту улыбку цепляется, будто падающую звезду рассматривает — Но это ещё не всё. Стоило волнам озерца успокоиться, как на его поверхности один за другим начинают появляться маленькие нежные бутоны. Лотосы выныривают из-под воды и пышными кувшинками распускаются на зелёных подушечках-листьях. Между ними мелькают красно-оранжевые хребты сомов, или точнее, рыбок-кои, которых можно рассмотреть в прозрачной и даже подсвеченной луной воде. Ничего волшебнее Валери в жизни не видела. И вряд ли увидит. — Это место существует только в лунном свете. — Констатирует Чонгук. — Я очень давно его обнаружил… и хотел показать его тебе. Ни одно слово не может описать все то, что она сейчас она видит и чувствует. Но когда глаза привыкают к магическому свечению, к дорожке лунного света на воде, к скоплению цветов, она всё же выдыхает —       — Невероятно… Только вот никакая красота не может стереть тех уродливых слов, которыми распылялся Чонгук. Они с прежней тяжестью давят изнутри, притягивают к земле с чудовищной силой.       — Прости, если напугал тебя тогда… в зале — Мужской голос нарушает повисшее между ними молчание, симфонию сверчков и тихих всплесков воды. — Не знаю, что на меня нашло…       Кажется, Валери в первый раз слышит от Чона «прости». Пожалуй, оно тоже отправится в скромный сборник его улыбок.       — Возможно, меня слишком бесит твоя наивность… — Чонгук достаёт пачку сигарет, изымает одну и зажимает между большим и указательным пальцем, огонёк зажигалки вспышкой освещает его жесткое лицо, и он затягивается, прикрыв глаза. ‘Не знала, что он курит’.              — …Или то, что мне не все равно. Даже не знаю, что из этого бесит больше.       — Значит, ты свои слова назад не берёшь? — После долгого молчания язык произносит нужные звуки. Получается, правда, только шёпотом.       — Нет. — Чонгук непреклонен. Его голос выбивает ещё пару добрых сантиметров земли из-под ног. — Потому что я говорил правду.       Он снова затягивается, и из напряженных губ вниз вылетает направленная струйка дыма. Обычно курящие выпускают расслабленные облака, улетающие в разные стороны или вверх. Парень же делает это напряжённо. То, как он курит, она тоже тщательно документирует и причет в коробку мыслей с надписью «Чонгук».       — Знаешь, обычно люди о таком подарке только мечтают, а ты бы рада его вернуть назад. Разве тебе не нравится, когда с тобой честны?       — Не вся правда бывает приятной.       — Правда — вообще не самая приятная вещь на свете. Она скорее уродлива. — Едкий, но успокаивающий никотиновый запах заполняет легкие.       Покончив с сигаретой он тянется ко внутреннему карману куртки и извлекает из него миниатюрный продолговатый термос.       — Замёрзла? — Спрашивает холодный голос. ‘Можно подумать, что даже заботливо’. Он протягивает предмет девушке. Валери и вправду замёрзла: от ледяного камня по телу проходят крупные мурашки. Она и сама будто превратилась в ледышку, и потому быстро принимает термос, откручивает крышку и даже не задумываясь делает большой глоток.       Как опрометчиво. Температура жидкости довольно комфортная, но рот все равно обжигает: явный вкус спирта обжигается язык, перемешивается с цитрусовой сладостью.       — Что это? — Спрашивает сквозь кашель Валери, протягивает термос обратно. Молодой человек тоже делает глоток. Куда более сдержанный, чем Валери.       — Глинтвейн. Сам варил. — Бровь, в котором блестит пирсинг, слегка приподнимается. — И если бы ты не торопилась, смогла бы даже его оценить.       Чон тянет термос обратно, предлагая сделать ещё один глоток, и на этот раз Валери пьёт медленно, в полной мере чувствуя не только апельсиновый, но и коричный вкус, пряность имбиря и кардамона, горько-сладкие нотки звёздочек бадьяна. Терпко. И сладко.       Напиток бежит по пищеводу, а затем разносит по венам желанное тепло, согревая даже озябшие пальцы. Удивительно приятно.       Вместе с теплом по венам бежит и спирт. В горячем виде он усваивается в два раза быстрее, и Валери довольно быстро хмелеет. Потрясающе легко. Чон забирает термос, предотвращая сильное опьянение девушки, и пригубляет его сам.       — Я не просто так тебя сюда позвал. Хотел поговорить. — Чон полностью присаживается на камень, но на Валери так и не смотрит: колючий взгляд устремлён на озеро. А затем он проговаривает всего два слова, — Кан Минджун.       И эти два слова даются ему тяжело: язык заплетается. И вряд ли это происходит под действием горячего вина.       — В ночь посвящения ты сказала, что встретила его? — В непроницаемом голосе Валери улавливает смысл, который Чон вкладывает в слова. Слабую надежду.       Теперь пришла ее очередь открывать уродливую правду. Но оказалось это в разы тяжелее. И тяжесть эта остаётся грудой камней в груди, как только она позволяет словам выйти наружу, —       — Это был его дух, Чонгук. Мне жаль.       Чон чертыхается и даже слабо смеётся над своей собственной глупостью. Будто Минджун действительно мог выжить в той треклятой лощине, еще и спустя столько лет.       — Если тебе от этого станет легче, он правда не злится…       — Не станет. — Грубо обрывает ее Чонгук. Голос полный горечи, скрежещущий, как старая сталь, и его даже не может смягчить горячий напиток, который Чонгук пьёт большими глотками. — Какая разница злится он или нет, блять? Кан Минджун мёртв. И ничего этого факта не изменит. Как ничего не смоет это уродливое клеймо убийцы.       Сердце девушки вновь начинает гонку, слова застревают поперёк горла. Ей страшно представить, что чувствует человек, приведший другого к смерти. И каково это — нести настолько страшную ношу. Пьяный разум отчаянно пытается найти хоть что-нибудь, что сможет ее облегчить.       — Это детская шалость, обернувшаяся трагедией. И никто этого предугадать не мог, так ведь? — ‘Какая же слабая попытка, Валери. Слишком неуверенно’.       — Если бы ты погибла в той лощине, говорил бы кто-нибудь так же о Дженни? Прикрывал бы все это дело «детской шалостью?»       Валери вспоминает весь спектр парализующих эмоций, которые волнами накатывали на нее в том месте. Ужас, от которого она умирала сто тысяч раз, и чтобы избежать который, предпочла бы одну реальную смерть. Конечно, она винила во всем Дженни. И если бы её бездыханное тело осталось лежать на какой-нибудь опушке, а дух был бы обречён вечно слоняться в тумане, она бы так же винила Дженни. Но с другой стороны, это было ее осознанное решение, никто не тащил ее в лощину силком. И вместо того, чтобы уверенно взбираться на чертов холм она вполне могла остаться в тёплой постели. И в этом случае, вся вина за произошедшее ложилась полностью на нее.       — Чонгук. У Кан Минджуна была своя голова на плечах. Пойти в лощину — был его выбор. Точно так же, как и мой. — Говорит слишком серьёзно. Слишком серьезно для опьяневшего разума и языка.       Чон впервые за весь разговор поворачивает голову, смотрит прямо в глаза. В ночи они ещё чернее, чем обычно. Бездны, на дне которых танцует пламя.       — Нахрена ты туда поперлась? Мы бы как-нибудь пережили, если бы Дженни вытряхнула всё грязное белье, которое… Валери смелеет. Возможно, это все алкоголь. Возможно, при высокой температуре он даровал двойную смелость, без ведома зарождал в разуме слова, а затем развязывал язык, не подвергая сказанное предварительной проверке. И короткая фраза, словно маленькая аккуратная маленькая бабочка, выпархивает из её рта, не зная, какая участь ее ждёт — проводит ли ее смотрящий всего лишь взглядом, или же от скуки решит прихлопнуть —       — И отдать тебя ей?       Валери даже сама не знает, всерьез ли она это говорит, или всего лишь пытается привести план Джису с поцелуем в действие, подлить масла в огонь. Но осознание сказанного так или иначе настигает расслабленный мозг, и вылетевшие слова тут же хочется забрать обратно.       Глаза Чона расширены, дыхание учащается. Та самая маленькая бабочка щекочет своими лапками то место, где по законам анатомии, должен располагаться орган, качающий кровь. Это только раззадоривает пьяный девичий рассудок, и он снова сам собой складывает буквы в слова, отчеканивая каждый звук —       — Я тоже не люблю делиться.       Очередной слабый укол сожаления, но Валери гасит его улыбкой. Ей слишком тепло. Слишком сладко и приятно. Все плохие мысли в секунду отступили, а тело расслабилось. Она совсем смелет и роняет голову на крепкое мужское плечо, опаляет горячим дыханием оголенную шею, отчего у Чона по коже бегут мелкие мурашки. И даже во полумраке она их отчетливо видит.       — Ты меня с ума сводишь. — Валери и не заметила, как собеседник повернул свою голову к ней. Зато ощутила чужое дыхание и жар губ. Они настолько близко, что рецепторы улавливают тонкий запах алкоголя, цитрусов, корицы и сигарет. Она чувствует почти такой же вкус на собственном языке.       Правда не знает, что скрывается за этими словами на самом деле: неприязнь к ее наивности, опрометчивости и глупости… Или же влечение, возникшее между ними еще тем самым вечером в душевых?       — Хочу поцеловать. — Его шёпот заглушает всплески рыбьих плавников, сверчков и журчание воды — все сразу. Заставляет замереть. Чонгук тяжело сглатывает, дожидаясь ответной реакции девушки, но та лишь забирает из его рук термос и делает глоток.       Они почти прикончили все его содержимое, и Валери старается оставить столько же жидкости, сколько выпила. Хотя, делает это наугад. Протягивает термос обратно. Их губы касались одной и той же поверхности, и она хочет, чтобы они встретились так ещё раз — Чонгук тут же допивает содержимое.       — Может, в следующий раз. — Сквозь пьяную улыбку говорит она, роняя голову обратно на плечо парня и смакуя терпкую сладость на языке. Ту же сладость, которая сейчас разливалась и по его губам.       От холода не осталось ни следа: его поборол горячий глинтвейн и тепло чужого тела. Чон отворачивает голову, вновь смотрит на озеро и выдыхает —       — Ближе к лету здесь можно купаться. Поплаваешь тут со мной в конце учебного года?

***

      По возвращению в Академию все тревоги прошедших дней как-то рассасываются сами собой, желание мести и план возмездия отступают на задний план, нелицеприятная правда про друзей уже не кажется такой страшной, и Чонгука Валери вполне себе может терпеть. Конечно, то, что она позволяет ему придерживать себя за талию — всего лишь последствия легкого опьянения. Как и легкое волнение от этого невинного прикосновения. Как и частые взгляды на влажные губы, которые, наверняка, до сих сохраняют вкус вина и апельсинов. Конечно, все это последствия лёгкого опьянения. Они тенью проскальзывают за двери общежития. Валери уже даже выучила, как лучше пересекать внутренний двор, чтобы оставаться незамеченной. Надо же, как быстро прививаются плохие привычки. Поднимаясь по винтовой лестнице Чонгуку приходится не без сожаления убрать руку с девичьей талии. Но он все ещё придерживает её за предплечье, чтобы девушка не споткнулась и не свернула свою прелестную шею на высоких ступенях. Стоит им преодолеть это препятствие, как телефон в заднем кармане вот уже в который раз за вечер неожиданно пищит. — ЛисИчка: Ты где??? Иди в библиотеку, мы тебя ждем [23:01]       Что вы там делаете в такой час?!       — Я… дойду до библиотеки. — Поднимает слегка затуманенный взгляд на непроницаемое мужское лицо. Надеется, что без его помощи сможет преодолеть ещё парочку подъемов по крутым лестницам. Глаза Чонгука задают безмолвные вопросы по типу «Зачем?», «Кто тебя там будет ждать?», «От кого было сообщение?». Но он стоически не позволяет этому шквалу вырваться наружу. Вместо этого произносит лишь сухое — — Я иду с тобой. — Нет. — Пьяный язык все же в состоянии воспроизвести такой простой ответ. Хоть выпитый глинтвейн в разогретом помещении ударяет лишь сильнее и сказывается на работе речевого аппарата, он также придает и смелости. Но это жалкое «нет» разбивается вдребезги, когда Чон одним шагом сокращает расстояние между ними, горячими губами шепчет в самое лицо — — Я и не спрашивал. На этом затуманенный разум сдается. Ноги сами медленно ведут её по знакомому маршруту, пока Чонгук бесшумно, словно тень, идет рядом. Библиотека уже должна быть закрыта, но множество маленьких замков не заперты, приглашая войти внутрь. Ни одна лампа за длинными дубовыми столами не включена. Но зато за ветвистой решеткой дальней секции горит слабый голубоватый свет, будто от вольфрамовой синей лампочки. Если бы не он, то можно было бы подумать, что в библиотеке никого нет. Как ни странно, присутствие Чонгука лишь придаёт уверенности, и Валери следует к той самой секции, где студенты могли уединиться и поработать над важными заданиями за одиночными столами в особенно строгой тишине. За одним таким столом она застаёт до боли знакомые лица: Лисы, Розэ, Чимина и даже затворника-Юнги. — Ну наконец-то. Где ты вечно пропадаешь? — Розэ нетерпеливо вертела что-то наподобие крохотной книжки в руках. А вот Лиса оценивающе и холодно пробегается глазами сначала по румяному лицу Валери, а затем и по её спутнику. — Ещё немного, и тебе придется составлять расписание для прогулок с парнями. Минутой ранее улыбающийся Чимин меняется в лице, облокачивается на стол и изгибает одну свою идеально прямую бровь — — Думаю, Валери это ни к чему: каждая строка всё равно была бы забита всего одним именем. Да, Чонгук-щи? Но не успевшую начаться перепалку прерывает знакомый голос. Голос, который низким баритоном заползает под кожу, рождая табун мурашек. А осознание сказанных им слов выбивает из реальности — — Веселитесь? И без меня? Приятное тепло, вызванное глинтвейном, сменяется ледяной дрожью. Прямо как в её сне. Дыхание сбивается. Она, должно быть, или сходит с ума, или видит пророческие сны. — Ты что здесь делаешь? — Бросает Чон. Реплика звучит как-то пренебрежительно. Почти грубо. — Полегче, Гук-и. Ещё немного, и я подумаю, что ты затаил на меня какую-то обиду. — Тэ как ни в чем садится за стол. Сейчас он выглядит немного по-другому: несмотря на прежнюю педантичность его одеяния, лицо молодого человека немного уставшее. И даже блеск золотой вышивки на черной бархатной накидке в пол не может затмить эту усталость. Чёрная челка падает на глаза, а руки сжимают книжку. — Забыл занести сегодня книгу, а срок уже истёк. Думал пробраться тайком и уладить вопрос, чтобы от библиотекаря не влетело. Ты ведь знаешь, какая она у нас злы-ы-ы-ы-дня. — И давно ты захаживаешь в библиотеку после закрытия? — Чон не смягчается, несмотря на доброжелательную улыбку собеседника. — Не так уж. Так чем вы тут занимаетесь? — Решили погадать. — Розэ наконец показывает предмет, который Валери ошибочно приняла за книжку. В маленькой ладони находится внушительных размеров колода карт. — Ладно девчонки… Чимин… ещё могу понять. Но Юнги-хен? Чонгук-и? Я думал, вы двое не верите в судьбу. — Не смотри так на меня, я с вот этим ошивался, когда девчонок увидел. — Тут же оправдывается Юнги. — А мелкий с новенькой пришёл. — Вот как. — Коротко хмыкает Тэ. Это была одна из немногочисленных привычек, которые Валери подметила — молодой человек часто почти беззвучно хмыкал в конце предложений. — Позволишь? Ты ведь знаешь, карты я толкую куда лучше… Розэ надувает кукольные губы, но отдаёт толстую колоду Тэхёну. Его длинные аристократичные пальцы ловко тасуют черные карточки. Что бросается Валери в глаза — так это отсутствие перстней, которые не мешают осмотреть каждый участок кожи. — Какой расклад? — Не отрываясь от карт спрашивает Тэхён. — И кто будет первым? — Давай три карты. Прошлое, настоящее, будущее. Я первая. — Лиса расправляет свои худощавые, но развитые плечи. Настрой серьёзный: видимо она действительно намеревалась узнать своё будущее. Девушка делает шумный вдох-выдох и тянет первую карту. Карточки невероятно красивые: чёрные, из матовой бумаги, а рисунок на них золотой, вверху римская цифра, внизу надпись с названием на английском. Должно быть, жутко дорогие. — Колесо фортуны. Кому-то в прошлом сильно подфартило, да? Говорят, колесо фортуны предвещает не только перемены, но и потрясения. — Тэ вращает карту в длинных пальцах, а взгляд обычно бойкой Лисы тухнет, будто лампочка.       Пьяный разум начинает проматывать обрывки едких и уже заученных ей фраз: «Оборванка из Тайланда… кажется, так её звали…», «Как ещё Лиса получила восемь хвостов, а?», «Не удивляйся, её действительно гнобили… а затем резко приняли в клуб крутых ребят. Удивительная перемена, да?». Валери не хочет подкреплять эти уродливые слова глупой гадальной картой, но мозг делает это за неё.       — Тяни следующую… Верховная жрица… хм… — Тэхен немного размышляет, обводя янтарными, почти золотыми глазами сводчатый потолок, — Выход к свету. Случайное открытие, непонятные события и сильный покровитель, который оберегает женщину от дурного. Пока всё сходится?       Тэ улыбается, но Валери не может понять, что он имеет в виду. Возможно, что-то, что знают только они вдвоем. В запутанных мыслях появляется лишь Джин, который вполне себе кажется могущественным защитником. Кстати, странно, что сегодня его здесь нет. Лиса тянет последнюю, третью карту, и на ней, как и на предыдущей мелькает женский силуэт. На этот раз перевернутый. — Королева кубков в перевернутом положении. — Поясняет Тэхён, — Думаю, ты и без меня знаешь значение: жестокий человек рядом, шантаж, слухи, распущенные за спиной, скандал и потеря репутации. Тебе стоит быть осторожнее. На губах Тэхена по-прежнему красуется легкая улыбка. Но выглядит она довольно странно вкупе с не очень хорошим предсказанием. Или всё это очередной мираж, подстроенный воспаленным сомнениями мозгом. — Наша фея попробовать не желает? — Тэ вновь тасует карты и складывает их на ладони в призывном жесте. Розэ было тянется к колоде, но парень уточняет, — Я имею в виду тебя, Чимин. В пустом зале раздаются смешки, и Чимин быстро вытягивает сразу три карты, открывая их одну за другой перед лицом Тэ. — Рыцарь кубков. Не удивлен. Привлекательность, симпатия, желание, страсть, дружба. Одним словом, инфантилизм. Тебе стоит быть осторожней в своих желаниях, Чимин-щи. — Надо же, ещё немного, и я поверю в эту чушь. Пока всё в яблочко. — Юнги смеётся с поддонника витражного окна, а Чимин моментально меняется в лице, включая «дерзкий режим». Но Тэ предотвращает очередную тираду сарказма — — А ещё, тебе недавно выпала какая-то благоприятная возможность, верно? — Давай следующую объясняй. — Чимин не вдается в разъяснения и просто переворачивает чёрную карточку лицевой стороной. Между двух костлявых рук в нимбе золотых лучей горит звезда. — Перевёрнута. Разочарование, нетерпение, отверженность. Самоуверенность, ведущая к потерям, а не к достижениям. — М, хуёво. К счастью, эта участь меня ещё не настигла. Следующая. — Колдун равнодушно показывает Тэхёну последнюю карту. Кажется, только что услышанное предсказание его ничуть не взволновало. — Всё будет ещё паршивей, друг мой. Тройка мечей. Боль, слёзы и горе. Чаще всего эта карта символизирует… — Тэ немного помедлил, то ли припоминая значение, то ли для большей драматичности, а затем аккуратно очерченные губы обронили два слова, в сочетании которые звучали довольно трагично — Разбитое сердце. Временное замешательство в лисьих глазах Чимина сменяется привычной лукавостью. — Юнги-хён, утешишь меня, если я приду к тебе в слезах? А то до сих пор не могу забыть твой влажный язык на моей шее… — Неплохая попытка разрядить обстановку, Чимин. — Могу объяснить свой ответ на пальцах. — Мин показывает средний и беззвучно проговаривает то, что понятно даже без звука, лишь по одним движениям губ: «пошёл на хуй». Посмеиваясь Тэхён протягивает колоду Розэ, но та отстраняется будто от огня.       — Я, пожалуй, воздержусь. — Значительная перемена в настроении златовласой феи, должно быть, продиктована не лучшим раскладом, выпавшим предыдущему гадающему. То, что Розэ действительно верила во всю эту чушь, даже забавляло.       — Юнги?       — Как ты сказал ранее, я не верю в судьбу. Поэтому пас.       — Чонгук-и? — Медовые пальцы быстро перебирают карты. — Если мне не изменяет память, про меня ты выразился так же. Присоединяюсь к Юнги. — Тогда вечер быстро закончится. А мы тут веселимся, как-никак. Я вытяну карты за тебя. — Тэхён не спрашивает. И внутри сладким медом у Валери разливается некое злорадство. Надо же, кто-то может поступать с Чонгуком так же бесцеремонно, как он поступает с другими. Не очень-то приятно, да? Колдун быстрым движением вытягивает три карты и раскладывает их на столе лицевой стороной вниз. Он вскрывает первую, и с чёрной бумаги на всех смотрят золотые глазницы козлиного черепа. «Дьявол» — гласит изящная надпись внизу. — Аркан указывает на то, что человек не способен держать ситуацию под контролем, и из-за этого навлекает на себя много неприятностей. Ты у нас немало бедокурил на первом курсе…       — И не я один. — Чон смотрит на друга таким же пронизывающим и безжалостным взглядом, которым обычно буравил Валери. Она никогда раньше не видела, чтобы тот смотрел так на кого-то из своих друзей.       И если под этим взглядом Валери крошилась, словно фарфоровая кукла, то Тэхён оставался неуязвим: с прежней непроницаемостью и приятной ностальгией он отвечает лишь —       — Верно. Славное было время.       А затем он возвращается к толкованию карты —       — Дьявол говорит о том, что человек оступился, и его поступки привели к саморазрушению. — Чон даже не шелохнулся, замер, точно статуя из тех, что возвышаются во внутреннем саду.       Тэхён неторопливо переворачивает следующую, показывая всем изображения человека в просторном плаще, который опоясывает змея, правая рука поднимает жезл, над головой символ бесконечности. Это, должно быть, что-то хорошее.        — Маг. В настоящем судьба тебе благоволит, Чонгук-и. Успех и власть. И даже право и возможность распоряжаться кем-либо и подчинять своей воле. Не упусти свою удачу.       Валери уже даже не нужно видеть лицо Тэхена, чтобы знать, когда он улыбается. Впрочем, на слух это тоже определить невозможно: его голос чаще всего бесцветный. Она чувствует это подкоркой своего сознания, чувствует фантомным покалыванием в пальцах, чувствует тем, что обычно называют «шестым чувством». Просто чувствует и знает.       — Приоткрой уже завесу будущего этого засранца, — Чимин начинает терять терпение. — Интересно, у всех оно будет дерьмовым, или кому-то все же повезёт?       В пальцах Тэхёна переворачивается последняя карта. Тонкие золотые линии вырисовывают уже знакомый образ: девушка, в одной руке держащая меч, в другой — чашу весов. Глаза завязаны. И если бы вместо тела на карте был нарисован не скелет, как и на большинстве в колоде, то можно было бы с уверенностью сказать, что это Фемида. Можно сделать предположение, что вскоре для Чонгука восторжествует некая справедливость, но из уст Тэхёна вырывается совершенно другая трактовка —       — Расплата по счетам.       В дальнем зале библиотеки наступает общая и даже немного гнетущая тишина. Её обрывает ровный и даже тёплый бархатный голос —       — Разноглазка, твоя очередь.       — Я тоже не очень-то верю… во все эти гадания. — Опьяняющее тепло с апельсиновыми нотками уже успело остыть. И теперь его заменяла какая-то неуловимая прохлада, необратимая безнадега: хоть предсказания и были не более, чем пустым звуком, дурные вести костлявыми руками давили на плечи каждого присутствующего. И теперь Валери даже разделяла немую позицию Розэ: иногда своего будущего лучше не знать. Хотя какая-то её часть, всё же это будущее знать хотела. А под пристальными взглядами шести пар глаз сохранять непричастность к происходящему было и вовсе тяжело. Валери неуверенно вытягивает первую карту.       В её руке она в несколько раз больше, нежели чем в руке Тэхёна. С придыханием Валери поднимает её перед глазами. Хорошая или плохая?        Картинка изображает чистый хаос: от основания до верхушки карты тянется высокая башня, испещренная трещинами, её крышу крушат толстые молнии, с неба сыпятся звезды, а вместе с ними из окон башни вниз летят и люди. Она осторожно поворачивает карту перед Тэхёном.       — Башня. — Констатирует он. — Самая суровая карта, она говорит о резких переменах.       Мозг соотносит полученную информацию с пережитым опытом: переезд в другую страну, встреча с Юнги, мир, поделившийся на «до» и «после», Академия… Картинки кинолентой мелькают перед глазами.       — Как и половина других карт в колоде… — Лиса фыркает.       — В отличии от других, «башня» вместе с переменами несёт кризис. Взгляни. — Карточка мгновенно оказывается в пальцах Лисы. — Молнии символизируют взрыв или слом привычной реальности. Утрата достигнутого равновесия символизирует и наклон строения. А стены, за которыми мы привыкли прятаться, рушатся. Один период жизни сменяется другим, причем происходит это весьма стремительно, а потому небезболезненно. Башня вырывает человека из обстоятельств, поэтому люди летят из окон. Пора входить в будущее под грохот обломков прошлого — вот, что она значит.       Янтарные глаза смотрят в упор. Их стеклянный блеск ослепляет, вонзается в душу. Несмотря на их тёплый медовый цвет, тепла в них почему-то нет, и Валери отчаянно хочется увидеть их настоящий цвет — согревающий глубокий карий.       Губы пересыхают. Она прочищает горло и тянет ещё одну.       На ней два скелета, позолоченными костями обнимающие друг друга. Тот, что поменьше, откидывает череп на ключицу другого и обращает пустые глазницы к нему. А под ними переливается надпись — «влюблённые». Что ещё за насмешки судьбы?       — Насколько я помню, это выбор? — Чимин поддается вперед и забирает карточку из холодных рук.       — Ещё немного, и я правда поверю в эту чушь. — Бурчит Юнги.       — При всей внешней незамысловатости «влюбёлнные» вовсе не значат глубокие любовные муки выбора. Они сулят испытания, внутриличностный конфликт между умом и сердцем. Влюбленные — это прошлое и будущее, старое и новое, прихоти и долг. От этого выбора будут зависеть последствия дальнейшей жизни.       — Единственный выбор, с которым я пока сталкиваюсь, это — просидеть ли до двух часов за уроками или всё же сдаться и лечь пораньше. — Какая неумелая шутка. Едва ли она сглаживает очевидную для всех ситуацию. Очевидный для всех выбор между двух огней. Между поцелуем мягких и тёплых губ и горячих и беспощадных.       — Осталась ещё одна, Разноглазка. — Тэ протягивает толстую стопку карт. Из легких вырывается рваный выдох, и Валери не смотрит, сразу показывает карту лицевой стороной Тэхёну, обратной — к себе. Янтарь глаз так же непроницаем, но вот уголки губ быстро ползут вниз.       — Смерть. — В зеркальной радужке вспыхивает волнение. Такое же, как тогда в лощине, когда Валери отправила его за арку одного, а сама вернулась минутами позже. Одна из немногих вещей, которую она в его взгляде всё же может распознать. — Не буквально. Обратная её сторона — освобождение.       Несмотря на красивые сравнения и высокие метафоры, значение такого простого слова едким дымом проникает внутрь, золотыми буквами отпечатывается в сознании. Но волнение Валери скрывает за ещё одной попыткой пошутить —       — Моя смерть наступит слишком быстро, если я всё же не вернусь к себе и не сделаю домашку по демонологии… и наступит она от морщинистых ручонок профессора Квона.       Только она собирается оторвать тело от стула, как тут же опускается обратно: на плечи давят чужие ладони, а личное пространство вновь бесцеремонно нарушено.       — Мы ведь ещё не закончили, не торопись так. — Слова падают прямо ей на плечи. Чон стоит позади, а его руки по-прежнему, но уже расслабленно покоятся на её напряженных плечах. — Тем более, Тэхён не хотел, чтобы вечер закончился слишком быстро, а сам не вытянул ни одной карты. Ради этого, я даже готов сделать чужую домашку по демонологии.       Тэхён любопытно осматривает друга: его взгляд скользит где-то над головой Валери, а затем по кистям, пауками вцепившимися в её плечи. Ещё одна непроницаемая улыбка расцветает на его лице —       — Ладно. — Тэхён тасует колоду и тянет первую карту. — Розэ, не будешь так любезна истолковать мою судьбу?       Он обращает карту лицевой стороной к фарфоровому личику девушки. Краем глаза Валери замечает костлявый хребет, удерживающий грудную клетку и череп. Скелет изображён в профиль, длинные фаланги держат другой череп — полностью золотой — который сыплется золотой пылью в прах. Картинка перевёрнута.       — Это легко. — Розэ оживились, — «Сила» в перевёрнутом положении носит прямое значение — злоупотребление грубой силой, агрессией и напористостью.       — «Веселые были времена», да? — Новая порция желчи сыпется на девичьи плечи. Чонгук ядовито цитирует слова Тэхёна, и Валери понимает, что он разыгрывает целое представление. Представление, в котором главным зрителем, прикованным цепкой хваткой к стулу, была она.       — Иногда перевернутая сила говорит, что в судьбу человека нежелательным образом вмешивается третья сторона, но он не способен этому вмешательству противостоять, хотя оно и рушит все его планы. — Розэ вдумчиво смотрит в карту, будто толкование написано на ней.       — Кажется, карты начинают подвирать. Не припомню, чтобы мои планы хоть раз рушились. — Длинный палец проходится по очерченному подбородку. — Или ты что-то путаешь.       — Тогда ты можешь заняться этим сам. Прошу. — Розэ сдержано кладёт перед собой колоду и пододвигает Тэхёну. Принцессам не свойственно терять самообладание, да?       — Не обижайся. Лучше объясни следующую. — Дурак. — Не думал, что мои слова настолько тебя заденут. — Тебе выпал «дурак». — Тут же объясняет она, — Хорошая карта. Видимо, сейчас у тебя всё хорошо. Любые планы удаются, начинания успешны. Есть необходимость принятия спонтанных решений… и скорее всего, ты не хочешь, чтобы о тебе знали слишком много. Но ты ведь и так это знаешь? — А вот остальные вряд ли. — Тэхен быстро облизывает губы и тянет последнюю карту из колоды. Он переворачивает её всеми присутствующими, сам не видя лицевого изображения: крылатый скелет трубит над могилами, из которых восстают усопшие. Картинка жуткая, и никаких хороших предчувствий не вызывает.       — Суд. Перерождение, конец эры, успех. Тебе предстоит переродиться. Мертвецы, восставшие из могил, символизируют освобождение от того, что сковывало, мешало, не давало жить полноценной жизнью. Аркан можно трактовать как и расплату за грехи…       — Интересно, за какие? — Пальцы Чонгука сильнее вдавливаются в кожу. Посыл, вкладываемый в этот жест понятен: «Посмотри, послушай, как он теперь запоёт». Тэхён не долго думает над ответом. Смотрит из-под растрепанной челки на Чонгука в упор. От того, что Валери оказывается в поле их зрительного контакта, становится как-то не по себе, нутро не покидает ощущение «третьего лишнего». — Это карта будущего. Из чего вытекает вывод, что мне лишь предстоит их совершить? — В целом значение карты скорее положительное: трансформация личности, появление новых целей или способностей. Но тебе придётся потратить немало энергии, чтобы достичь желаемого. — Мало кому все дается просто так… хотя конечно, есть и исключения — Фраза, брошенная скорее в пустоту, тенью падает за спину Валери. От возникшего напряжения по ладоням будто пробегают маленькие разряды, искрами сыпятся с пальцев. Но его, кажется, никто кроме Валери и не замечает. — По итогу только у этого засранца всё будет в шоколаде?! — Чимин вспыхивает недовольством. — Судьба мне благоволит. Тут уж ничего не поделаешь. — Излом густой брови игриво поднимается вверх. — Ещё одно предсказание на сегодня: прямо сейчас в начале коридора раздаются чьи-то шаги. И судя по тяжелой одышке, это профессор Юн, делающий обход. Если мы сейчас же отсюда не смоемся, то судьба наша окажется плачевной. — Юнги спрыгивает с подоконника и направляется к выходу из дальней секции. — Свет погасить не забудьте. Шестеро человек торопятся покинуть облюбованное ими место, предусмотрительно пододвинув стулья к столу, создавая иллюзию того, будто здесь никого и не было. Голубоватый свет лампы гаснет, и они почти вслепую идут на выход. Мозг опасается споткнуться о длинный стол или стеллаж с книгами, и потому руки аккуратно пытаются выискать хоть какую-то опору или предотвратить удар о что-то: спинку стула, стеллаж или острый край стола. Но неожиданно находят что-то мягкое, прохладное и сухое. Валери безошибочно определяет, кому принадлежит большая ладонь, обхватившая её собственную. — Разноглазка? — Над ухом слышится шёпот. Настолько тихий, что услышала бы лишь она. — Мы можем поговорить? — Спиртные нотки глинтвейна, превратившиеся в чистую смелость, ещё не до конца выветрились. И несмотря на то, что язык чуть ли не путает все слова, они всё равно звучат. Дойдя до лестничной площадки Валери с Тэхёном замедляют шаг, а спустясь на пролёт ниже и вовсе останавливаются.       — Вы идите, я переговорю с Тэхёном насчёт домашки по оккультике. — Бросает она подругам, перед тем, как те скрываются в кромешном мраке. В уличном свете, бьющем с окна ловит мимолётный пронизывающий взгляд Чонгука, который тоже вскоре спускается по винтовой лестнице вниз, увлекая Чимина за собой. Тот хочет что-то сказать, но шанса не выпадает.       Когда звук голосов и шагов полностью стихает, Валери осторожно присаживается на подоконник витражного окна. Свет из него скользит по медовому лицу собеседника.       — Тэхён… — Валери замечает, как редко она называет его по имени. По крайней мере, в разговоре. И в разговоре это имя звучит совсем по-другому, по-особенному. Кажется, что Тэхён тоже это чувствует: янтарные глаза распахиваются, глядя в упор. Хотя, может только кажется.       Почему она так волнуется? Почему сердце стучит так громко?       — Это правда… что… — Язык заплетается, а ладони потеют. Пытку предотвращает собеседники —       — Что у меня дурная репутация? — Ему, в отличии от Валери, слова даются так легко. Будто они действительно разговаривают про какое-нибудь домашнее задание. — Правда. Не удивляюсь твоему вопросу, после того спектакля, который устроил Чонгук-и.       После наступает тишина. Тэхён будто рубит те слабые ниточки надежды, которые Валери паутинкой сплетала в своей душе. Рубит наотмашь. Казалось бы, он только что сорвал маску, но перед ней всё тот же Тэхён. Прежний. Уютный. Родной. Валери собирает обрывки тех самых паутинок-ниточек и задаёт новый вопрос, который, в общем-то, и на вопрос не тянет — всего лишь два слова с вопросительным знаком в конце —       — Кан Минджун?..       — Правда ли то, что это я подсказал Чонгуку задание для посвящения? — Тэхён снова берёт всю работу на себя. Снова делает это с завидной легкостью. И снова выбивает те жалкие ниточки надежды из девичьих рук, — Правда.       — Несложно догадаться, что Чонгук в своих обидах и собственнической манере, сделает всё возможное, чтобы присвоить то, что ему приглянулось, и постарается откинуть всех, кто по его мнению, только мешает. «Право и возможность распоряжаться кем-либо и подчинять своей воле» — это его карта по жизни. — Тэхён ухмыляется. Но не как обычно, а горько, сатирически. — Я знал, что рано или поздно ты узнаешь, поэтому сейчас хочу быть с тобой честным.       — Почему? — Снова односложный вопрос. Снова одно слово.       — Потому что таковы законы этого места. Тут всё решает или высокое происхождение или грубая сила. Прятки, посвящение, концерт, вечная борьба за первенство, вечная схватка за место под солнцем… Чем меньше общество, в котором ты функционируешь, тем выше конкуренция. Это аксиома. Это не хогвартс, Разноглазка. — В потоке нелицеприятных слов её нежное прозвище звучит странно. Странно настолько, что его оттуда хочется вырвать. И Валери вздрагивает. — Это частная корейская школа для привилегированных особ. Детишек, чьи семьи по большей части достигли высокого положения в нашем закрытом сообществе. Выходцев из древних династий. Детишек, воспитанных как принцы и принцессы. И к сожалению, ничего общего с «благородностью» они не имеют. Избалованность, жадность и зависть — вот три кита, на которых построен этот гадюшник. И тут или ты, или тебя.       Фигура, облаченная в расшитую золотом накидку, с каждым словом будто вырастает. Тенью возвышается на Валери. Хоть Тэхён и остаётся неподвижным.       — В любом случае, меня больше не волнуют эти игры. Наигрался. А о всём, что сделал, жалею.       — Если всё действительно так… — Спящий до определённого момента мозг запускает в работу свои шестеренки, складывает пазлы воедино, и наконец может формулировать вопросы, состоящие больше, чем из одного слова — Почему же тогда я, иностранка, без рода и фамилии, не подвергаюсь всем тем ужасам, которыми меня на каждом шагу стращают?       — Задайся вопросом, кто входит в твоё окружение.       Немногословный ответ запускает новые мыслительные механизмы: Валери делит комнату с одними из самых популярных девчонок Академии, одна из которых и вовсе принцесса. Обе с радостью распахнули ей свои объятия и не раздумывая записали в подруги. Чимин, относящийся к королевской родословной фей, безбожно её клеит. Чонгук, самый желанный парень Академии, от которого девчонки чуть ли не в обморок падают, сегодня водил её в своё секретное место и распивал глинтвейн из одного горла. Тэхён. Тэхён, претендующий на представителя своего клана. Тэхён, заработавший репутацию изощренного гения. Тэхён, исправно помогающий ей с домашним заданием и заваливающий её вкусняшками. Или судьба действительно благоволила девушке, или в прошлой жизни она спасла целую страну от голода. До этого самого момента она и не осознавала своего везения в полной мере.       — У всех здесь есть свои секреты. Шкафы от скелетов ломятся. Но вот я здесь, перед тобой… изливаю душу… И единственная причина, по которой я не сделал этого раньше — так это потому, что я не хотел, чтобы вся эта грязь коснулась тебя. — Тэхён не находит слов. Кажется, будто у него действительно ничего нет, кроме этой уничтожающей правды. Он роняет голову на грудь, и под опущенной челкой Валери видит ещё одну горькую ухмылку, — Я не хочу, чтобы ты судила меня по прошлому, которого даже не знаешь.       — Я просто опасаюсь. Всё происходящее и без того кажется одним безумным сном. Страной чудес, в которую меня занесло по ошибке. Алиса, которая споткнулась, и случайно упала в кроличью нору. — Валери усмехается своим собственным словам. Уже клонящийся в сон мозг рождает чудные сравнение. — И с тех пор, как узнала обо всём этом… безумии… всё никак не могу прекратить падать. Боюсь обмануться красивой картинкой. Иногда мне даже кажется, что летом я умерла, или… попала в кому, и всё, что происходит сейчас — всего лишь сон. Открою глаза, и ничего этого больше нет. Поэтому я не знаю, чему верить. Не знаю, кому можно доверять. Всю свою жизнь я прожила во лжи: близкие не потрудились рассказать о моей истиной природе, родители... оказались чужими мне людьми... хотя, чёрт, конечно, это не так. Они всё ещё мои родители... Потом эта неприязнь Дженни... Чонгук, выливший на голову целый ушат чужих секретов...       — Разноглазка... Тшшш... — Колдун одним шагом сокращает расстояние до подоконника и позволяет Валери уткнуться в его плечо. Он осторожно поглаживает её затылок, чувствуя, что девушка на грани, весь скопившийся груз эмоций готов накрыть мощнейшим цунами: ещё немного и заплачет. — Всё в порядке...       Тэхён и сам улыбается той параллели из детской сказки, которую проводит Валери. Когда её всхлипы стихают, он осторожно отстраняется, отодвигает ворот белоснежной рубашки, и в руках мелькает что-то серебряное. Молодой человек быстрым движением расстегивает цепочку, которая всё это время обвивала его шею, и вкладывает в ледяные девичьи ладони маленький предмет.       Осторожно сжимая его пальцами Валери сначала думает, что это крупный рубин, но в бледном оконном свете видит нечто иное: камень действительно красный, но ещё больший цвет ему придаёт густая, жидкость. Она завораживающе переливается по вытянутой неровной капельке, от которой на верхушке тянутся своеобразные стеклянные отростки. Сердце. Кулон повторяет форму человеческого сердца.       — Это… ? — С губ так и не срывается слово «подарок», Тэхён ещё больше улыбается и загадочно шепчет —       — Моё сердце. — Говорит так заговорщицки, будто действительно это имеет в виду. А жидкость в кулоне так натурально поблескивает, что можно подумать, будто стеклянное сердце по-настоящему бьётся. — Нравится?       — Очень. — Выдыхает она.       — Пусть побудет пока у тебя и напоминает, что всё происходящее — реальность. А ещё... постарайся не думать обо всём плохом, ладно?       Затем такие же, как и её собственные, холодные пальцы тянут за серебряную цепочку и застегивают её на девичьей шее. Шее, на которой всё ещё зияли следы чужого искушения — едва-желтоватые отметины с одной стороны, багряно-красные с другой.