Santa doesn’t care

      Потирая всё ещё побаливающую руку чуть выше локтя, там, где болит как раз уже довольно терпимо, Чонгук не сводит глаз с двери в аудиторию. Эта самая дверь совсем недавно захлопнулась за профессором психологии, снова обеспечив преградой. Сколько он уже здесь стоит? Пять минут или час? Вроде бы совсем недавно Мингю на радостях после объявления результатов обнял его, забыв про сломанное запястье, но ожидание и боль заставили секунды тикать настолько медленно, что временные границы неожиданно размылись.       У него пятерка по математике. Они с Мингю оба выбороли себе высшую оценку своими воскресными усилиями с примесью известной только им хитрости, что для Чона значит целый мир — отлично закрытый предмет значительно повышает шансы хотя бы не слететь со стипендии. Но всё же обрадоваться как следует не получается. Парню жизненно необходимо исправить проклятую единицу, он пришёл сюда именно за этим, но чем дольше стоит, тем меньше понимает, что именно нужно предпринять, как только случится долгожданная встреча с преподавателем. Затащить обратно в кабинет? Или по пути проговаривать всё, что успел подготовить? Ночные посиделки до победного Гийома не факт, что переубедят. Конечно, наброски выбранной темы удалось даже дополнить после очень воодушевляющего примирения с Чимином, но с наступлением утра каждая написанная строчка ни с того ни с сего начала походить на бред третьеклассника. Чонгук уснул, когда уже начало светать, он может поклясться, что в жизни ещё не пытался так усердно запомнить каждое прочитанное слово. Вот только насколько все усилия окажутся оправданными, знают только Гийом и та странная сила, что тыкает его носом в собственное дерьмо весь месяц. К тому же, что сейчас, что ночью, мысли через одну были ещё и о хёне.       Гуку предстоит трудный и длинный путь поиска более разумных методов совмещения отношений и учебы, в этот раз без того ущерба, что принесли предыдущие попытки. До чёртиков обидно, что после «решено, изменюсь» всё не происходит по щелчку, и для этих самых изменений придётся прилагать много усилий не один день.       — Спасибо, Фрэнк, передавай мои поздравления Кармен, — профессор уже перешагивает порог аудитории, заставляя Чонгука подскочить, но внимание мужчины пока что занято аспирантом. — Счастливого Рождества.       — Профессор Гийом, — подаёт голос Чон, как только дверь захлопывается.       Вершитель студенческой судьбы лишь на секунду задерживает свой взгляд на потревожившем его парне, прежде чем повторить окончание их последней встречи: шагает вперед по коридору, всем видом показывая, что не намерен вести сейчас беседы.       — Мистер Чон. Ради Бога, только не говорите, что решили разжалобить меня шиной на руке.       Чонгук сводит брови, осматривая себя. Гийом думает, Гук готов руку сломать из-за оценки? Или прикинуться пострадавшим для поблажки? Что бы он себе ни возомнил, это в любом случае неправда, такие методы — это уже как-то чересчур.       — Это всего лишь неудачное падение.       Объяснение всё-таки заставляет Гийома повернуться.       — Не повезло вам провести праздники с травмой.       — Да, — Чонгук прокашливается, по-прежнему не зная, как подступиться. Ему кажется это и вовсе невозможным, пока они вот в таком темпе летят куда-то. — Профессор, мы можем поговорить?       — Я думал, мы уже всё прояснили в прошлый раз.       — Да. Вернее нет. Пожалуйста, позвольте мне доказать, что я могу проявить себя лучше.       Ему это нужно. Чонгук никогда в жизни не получал низких оценок. Тем более настолько. Это до безобразия унизительно, это вообще не в его стиле. Ему прямо сейчас обидно за самого себя, того, что приложил столько усилий для поступления.       — Задайте мне любой вопрос, и я смогу на него ответить, — не до конца веря в собственные слова, всё же заявляет Чонгук, но к пребольшому удивлению это производит нужный эффект: мужчина наконец тормозит и снова устанавливает зрительный контакт. — Я могу сделать доклад или…       — Я всё никак не могу понять, почему же вам не приходило в голову заниматься всем этим на протяжении семестра.       Потому что были вещи поважнее. Именно так и хочется заявить, но поддайся Чон этому желанию — пиши пропало. Импульсивность делу ни в коем случае не поможет.       Долбанная психология.       — Ну, — подгоняет профессор. — Вы сказали, что я могу задать любой вопрос и вы ответите. В чём причина того, что мой лучший студент внезапно записался в ряды аутсайдеров?       По правде, парень даже не уверен, что учителя могут интересоваться подобным. Разве это не вторжение в частную личную жизнь? Именно оно, если только Гийом не придумал себе что-то про личную неприязнь Чонгука к курсу или к его профессорской персоне. Но на самом деле всё куда проще или, точнее будет сказать, нелепей. Настолько нелепо, что Гук даже не пытается придумать, чего бы соврать такого, что смогло бы сойти за весьма достойную причину хотя бы нескольких прогулов. Вместо старательно продуманной байки говорит чистую правду, всё как есть.       — Мой парень уехал в Корею, — рассказать ни разу не близкому человеку о своей ориентации? Таким Чонгук занимается впервые. — И я внезапно разучился… учиться.       Вполне возможно, что Чонгуку всё мерещится, но взгляд Гийома внезапно выражает искреннее удивление. Мужчина не меняется в лице, и в его выражении не найдёшь ни капли неприязни или отвращения, тот скорее шокирован такого рода пояснением. Или просто фактом того, что у Гука парень? А может потому что, как сказал сам Гийом, один из его лучших студентов оказался из числа тех людей, что позволяют себе из-за парня забивать на учёбу?       — Прошу прощения, — с явным сожалением говорит мужчина. — Я не думал, что причина в расставании.       — Нет, мы… Эм, — парень переминается с ноги на ногу, внезапно смущаясь. — Он просто закончил университет и вернулся домой.       До чего же неловко обсуждать с чёртовым учителем их с Чимином отношения на расстоянии. Ещё более неловко, чем объявлять это причиной, по которой сейчас приходится играть в совсем не приятные догонялки.       Больше Чонгук не знает, что сказать. Если Гийом, растрогавшись из-за причастности несчастной истории любви, внезапно смилуется над ним и сменит кол на нечто более привычное, Чонгук начнёт верить в чудеса. Даже в Санту. Прямо в этом коридоре изменит своё отношение ко всем легендам, молитвам и религиям.       — Мистер Чон, — после слишком длинной паузы наконец снова говорит мужчина. — За годы работы здесь я повидал немало хороших студентов. И плохих тоже. Если бы я учитывал… подобные причины каждого, то меня бы, скорее всего, уволили за некомпетентность.       Будь Чонгук на месте Гийома, что бы он сам сделал? Или даже попробуй он себя в качестве репетитора, как Джин. Если бы стоял вот так, готовый наконец уйти на заслуженный отдых и забыть про свою работу хотя бы на время праздников, а проштрафившийся студент просил бы его о шансе исправить свой последний тест, как бы он поступил?       — Да, я знаю, я не прошу учитывать… мои причины, мне нужен лишь шанс исправить все погрешности.       Чонгук бы выслушал себя. Он не знает, что было бы, если бы параллельные миры действительно существовали, и в одном из них он был бы Гийомом, но в этом парень позволил бы себе подчистить репутацию.       — Он у вас будет, — кивая, заявляет Гийом без единой запинки. — У вас целый семестр впереди. А потом, если захотите продолжить изучать мой предмет, ещё два.       Это, конечно, здорово, но Чонгук не совсем о такой возможности просил.       — Я имею в виду, что хотел бы исправить свою последнюю оценку.       Профессор поджимает губы, отрицательно качая головой.       — Все результаты были поданы на прошлой неделе, я уже говорил вам, что не собираюсь исправлять ту единицу. Это именно то, что вы заслужили.       Чонгук прикусывает щеку изнутри. Что ж… Санта всё же останется для него придуманной легендой.       — Но у вас всё же есть возможность исправить всё, — уже куда мягче говорит мужчина. — Это я тоже уже сказал. Но у всех действий есть последствия, и исправлять надо не прошлое. Из него стоит только извлекать уроки.       Всё, на что хватает Чонгука, — это глубоко вдохнуть и выдохнуть. Да, конечно, урок записан и выучен на отлично: он на самом деле не всесильный и не всегда то, что ему кажется правильным, действительно является таковым. Гийом прав, Гук получил по заслугам, как бы ни было неприятно признавать подобное. Это не конец света, никто не умирает и ничем фатальным это не обернётся. Но становится ли от этого менее тошно? Как-то не очень.       В коридоре пусто как никогда. За всё то время, что Гук выдавливает максимум из последнего дня и последней в этом году встречи с профессором, мимо них прошла одна-единственная девушка, на которую никто не обратил должного внимания. Университет знатно опустел. Семестр закончился, скоро и календарный год покажет последнюю страницу, а оставшиеся проблемы, которые появились в этом году, придётся тащить с собой в следующий.       — Вы всё ещё мне нравитесь. И я надеюсь, что после праздников уважение преподавателей к вам вернется. Моё в том числе.       Чонгуку предстоит много работы. Кажется, как только декабрь останется в прошлом, парню придётся снова пройти то, что уже происходило с ним не раз: учиться быть тем, кем он уже стал. Уже давно стал студентом, полтора года как студентом в отношениях, и пять с половиной месяцев как приобрёл звание бойфренда на расстоянии. Спустя несколько неудачных попыток и хорошей пригоршни ошибок Гук вернулся в самое начало, чтобы сделать всё если не идеально, то хотя бы лучше, чем у него выходило до этого.       Работы будет много. Учиться нужно будет так же много, и сейчас речь не только про университетские дисциплины.       — Да, — грустно улыбается парень после очередного вздоха. — Я собираюсь взять себя в руки.       — Надеюсь, у вас всё получится. Счастливого Рождества, мистер Чон.       — Счастливого Рождества.       Чонгук смотрит, как профессор разворачивается, отдаляясь и отдаляясь. У него резвая походка, и в целом этот человек выглядит так, будто для него не существует проблем сложнее, чем один запутавшийся студент, но это наверняка огромное заблуждение. У всех есть что-то, с чем приходится разбираться изо дня в день. У Чонгука вроде как на одну проблему меньше, хоть решить её как следует, увы, не получилось. Остаётся лишь надеяться, что с Инес всё выйдет не настолько паскудно.       Самое время пожелать самому себе удачи, что Гук и делает перед тем, как воткнуть в ухо наушник и наконец позволить себе после нескольких дней перерыва включить плейлист с Атомами. Пусть любимая группа Чимина (или это уже давно их любимая группа?) будет его талисманом.

***

      На месте совсем крошечного островка снега рядом со стеной Чонгук умудряется оставить примерно с сотню отпечатков подошвы своих ботинок. Ну да, он уже минут пять торчит у входа в кофейню, что тут странного? Ему даже не известно, на смене ли Инес сегодня, не говоря уже про именно это время, а предательский желудок делает кувырок за кувырком так, будто они уже смотрят друг на друга в предвкушении самого неловкого и непонятного разговора. Ещё более неприятного, чем тот, что пришлось пережить с профессором всего два часа назад? И да, и нет.       — Посмотрите, кто тут у нас.       Чонгука будто из другой реальности выдергивает знакомый довольный голос, не просто удивляя, а даже заставляя испуганно содрогнуться.       — Спокойно, — смеётся Кёрстен, каким-то образом умудряясь ещё и махнуть ему рукой, которую увешивают бумажные пакеты от середины ладони до самого локтя. — Я не призрак прошлого Рождества.       — Ты меня напугала, — честно признаётся Чонгук, наконец находя причину отвлечься от своих паскудных попыток придумать, с чего начать разговор.       — А ты не витай в облаках.       — Нигде я не витаю.       — Ну да, просто усиленно обдумываешь, что заказать, когда войдешь? — Кёрстен не останавливается, она подходит к двери, кивая на неё головой. — Девушке нужна помощь, сэр.       Вот и оно. Причина, по которой Чонгук не сможет отвертеться.       — И кстати, бери мокка с соленой карамелью.       — Там столько сахара, что слипнется всё и даже больше.       Вместо того, чтобы открыть дверь, как велено, парень стягивает пакеты с одной руки подруги — или бывшей подруги? — следом забирая у неё ещё и сумку, оказавшуюся тоже не слишком легкой ношей для его правой.       Кёрстен не слишком пытается шифроваться, когда проходится взглядом несколько раз по его пустому левому рукаву куртки — раненная конечность прижата к животу, а значит надёжно спрятана под верхней одеждой — но ни одного комментария насчёт этого Гук не получает. Можно не сомневаться, Кёрстен уже давно знает, что, как и когда с ним случилось, нет никакой нужды в спектакле с вопросами «что же у тебя с рукой?».       — Сегодня последний день семестра, я собираюсь впасть в сахарную кому в честь праздника.       Вряд ли одна Кёрстен. Чонгук более чем уверен, где-то в городе Фитц уже закатывает грандиозную попойку или вот так, при свете дня, на всех парах несётся на чужую.       — Удачи с последствиями.       Девушка широко открывает дверь, помогая Чонгуку войти, и с приподнятой бровью спрашивает:       — Что-что ты говоришь? Хочешь меня угостить?       Гук закатывает глаза, входя первым.       — Иногда я завидую твоей наглости, Холл.       — Что? Прости, никак не могу расслышать, — всё так же невозмутимо продолжает Кёрстен. — С тебя кофе и кекс? О, это так мило с твоей стороны, ни за что не смогла бы отказаться от такого предложения.       — Невероятно, — шепчет Чонгук, укладывая, или вернее пытаясь уложить, всё барахло в пакетах на ближайший диванчик.       Это рождественские подарки? Скольким людям эта заноза в заднице вообще собралась вручить презенты?       Спросить прямо сейчас явно не получится, потому что пока Чонгук отряхивается от всего, что взвалил на себя на улице, Кёрстен уже у стойки, абсолютно невозмутимо делает заказ, наверняка ожидая, что Чонгук подойдёт заплатить. Она же так решила. Но помимо обрушившейся как снег на голову бывшей Рика, Чонгук видит ещё и Инес. Конечно Инес здесь. Чутьё не могло подвести, он ещё за дверью знал, что она на смене. Ему все внутренние органы об этом подсказывали.       Только когда Кёрстен поворачивается, делает далеко не двусмысленный знак, подзывая к себе не слишком вежливым жестом, до Чона доходит, что пауза затянулась. Он слишком долго пялился. А теперь ему нужно подойти, чтобы оплатить что-то там для Кёрстен, при этом контактируя с Инес. Фантастика.       Стараясь как можно незаметней сглотнуть ком волнения в горле, Чонгук медленно шагает к девушкам, параллельно теребя замок куртки и ускоренно вспоминая дыхательную практику, которой его учил Чимин когда-то: вдох на четыре, задержка дыхания на семь, выдох — на одиннадцать. Вроде так. Обычно это хорошо работает, но сейчас слишком маленькое расстояние, а Гук к тому же слишком быстро ходит, чтобы сделать больше одного повторения и получить нужный эффект.       — Я взяла тебе капучино, — всё ещё самым обыденным голосом заявляет Кёрстен. И это снова отвлекает.       — Я не пью капучино.       Инес старается не смотреть на него. Она может быть просто занята своей чёртовой работой, но Чонгук видит то, что хочет видеть — его игнорируют целенаправленно. Пусть ещё вчера, когда они с Мингю были здесь, её появление не выглядело таким уж… избегающим, но сегодня Гук интерпретирует происходящие именно таким образом. Он это не контролирует, просто… Инес, отсутствие привычной улыбки на её лице и слишком свежие воспоминания о том, как ляпнул «ты не настолько красива, чтобы привлечь меня». Какое же гадство. Ей-богу, неужели тот разговор был настолько плох? Он правда наехал на человека, вместо того чтобы просто спросить?       — Но ты выглядишь так, будто нуждаешься в нём. Давай карту.       Вместо того, чтобы протянуть кредитку Инес, Чонгук как полнейший болван отдаёт ту сначала другой девушке. Хоть это и не удивляет никого, студенту хочется влепить себе по лбу.       — Вот, — наконец кусок зелёного пластика оказывается в нужных руках, и Кёрстен слишком громко для того, чтобы это называлось шепотом, обращается к бариста. — Советую и себе что-нибудь взять, пока он такой добрый.       Инес просто улыбается. Всё ещё не смотрит на Чонгука и, давайте будем откровенны, очень уж заметно не раскидывается той же доброжелательностью, что и раньше, а натягивает на себя самую неправдоподобную улыбку из всех, что только видело это заведение.       — Я за столиком, — объявляет Кёрстен, спихивая на Гука не только оплату, а ещё и возможность примерить на себя роль официанта с травмой.       Он вполне может сесть за ближайший столик или даже пойти за Кёрстен, чтобы повозмущаться как следует, но происходящее видится ничем иным, как знаком свыше. Мол, вот, ты сам не решался, так что тебя подтолкнули, извинись наконец как следует, тупица.       — Привет, Инес, — произносит парень в тот же самый момент, когда его бывшая подозреваемая включает стример, глуша не только приветствие, но и все остальные звуки вокруг себя.       Отлично. Начало многообещающее.       Простонав, Чонгук подходит ближе к стойке выдачи, злясь на самого себя. Когда он стал таким? С чего вдруг так сложно говорить с людьми, если всю вину удалось признать и переварить?       Кёрстен втыкается взглядом в телефон, как только Чонгук поворачивается в её сторону. Думает, он устроит сцену сейчас, разглагольствуя о случившемся нападении на его щедрость? Что вообще в голове у этой девушки? Там происходят процессы, понятные только ей, и то не факт. А после их последней стычки перед вечеринкой, слишком близко познакомившей Чонгука с наркотиками, выпытывать, что там к чему, особого желания нет. Как и стоять, стараясь не пялиться в ожидании на занятую заказом бариста.       У Чонгука в канун праздников усиливается ощущение непринадлежности ни к одному месту или, скорее, нежелание находиться где-либо. Кроме Сеула. Рядом с родителями и его любимым человеком.       Нужно ему написать. У них с Чимином сейчас прекрасное непередаваемо-чудесное время, когда они снова разговаривают. Стоит ценить то, что принимал как данность, и пользоваться возможностью увидеть его хотя бы на экране как можно чаще.       Всего лишь год назад Чон стоял на этом самом полу — таком же скучно чистом — и наблюдал буквально за теми же действиями, вот только на месте Инес был Пак Чимин, а на лице самого Гука — улыбка. Никак не закушенная изнутри щека и маска полнейшего нежелания находиться в Fireground.       — Ваш заказ, — объявляет девушка, подвигая поднос спустя несколько минут, всё ещё избегая зрительного контакта с Гуком, и тому хочется как в фильмах схватить её за руку в последний момент, чтобы не дать уйти.       — Инес, мы можем поговорить? — Чонгук решает быть менее драматичным и обойтись обычной просьбой.       — Не думаю, что это хорошая идея.       Взгляд студента наконец встречается с чужим. Ничего сложного, правда? Чонгуку, например, совсем не доставляет неудобств смотреть глаза в глаза, куда сложнее понять, почему всё обязательно должно быть настолько трудно. Есть хоть что-то, что он сможет исправить, не пытаясь при этом выпрыгнуть из трусов? Неужели его неудачная попытка уличить кого-то в проявляемых знаках внимания станет очередным провалом этого бесконечного месяца?       Помимо вины внутри внезапно появляется ещё и раздражение. А этому дерьму, по мнению Чона, совсем нет места в данной ситуации. От этого злость только усиливается.       — Эй, — окликает их, или конкретно Гука, Кёрстен, нисколько не стесняясь той парочки посетителей, что находятся здесь помимо них. — Я не хочу пить холодный кофе.       Чонгук цокает, сводя брови на переносице, но послушно хватает поднос одной рукой. Плевать, прольёт он напитки или нет, раз уж вторая сторона совершенно не настроена на нужный ему разговор. Вот только он не собирается уходить ни с чем, хочет Инес этого или нет.       Для начала нужно отделаться от Кёрстен. В идеале — спровадить её.       — Мало того, что ты ограбила меня посреди белого дня, ещё и заставляешь меня быть твоим официантом? Невероятно.       — Ты же сам там встал, — с наигранным удивлением замечает девушка, потянувшись к своему заказу ещё до того, как поднос приземляется на стол. — Мне даже просить не пришлось.       Руки с рождественским зелёно-красным маникюром нисколько не осторожничают с нагревшейся посудой, Кёрстен обхватывает чашку обеими руками, заинтересованная в мокка куда больше, чем в недовольстве Гука. Стонет, как только её верхняя губа ныряет в шоколадную пену напитка и первый глоток наполняет рот сладостью.       — Моя прелесть, — довольно шепчет девушка, прикрыв глаза. — Лучшее окончание семестра.       Если бы только кофе действительно мог всё исправить, если бы вкус творений здешних бариста умудрялся бы перебивать горький привкус этого самого завершения.       — Хоть у кого-то.       Насколько плохой идей было делиться первой промелькнувшей мыслью, Чонгук понимает моментально. На него тут же заинтересованно смотрят, кажется, полностью переключаясь с наслаждения мокка на возможность что-то вынюхать.       С тех пор, как они с Риком расстались (или после недавнего разговора с Мингю), любопытство и прям таки потребность Кёрст всё о всех знать начинают дико раздражать. Не то чтобы Чонгук не замечал эту особенность Кёрстен Холл ранее, но в эти дни привычно реагировать на такую черту характера становится довольно трудно.       — Хреново закрыл какой-то предмет?       С первой попытки — и сразу в точку.       Чонгук хмыкает.       — А что, если да? Осудишь меня и за это?       От неожиданности или удивления — не важно, заданный вопрос прямо-таки вынуждает Холл открыть рот с хорошо читаемым весельем на лице.       — Какого чёрта? — со смешком спрашивает девушка. — Я теперь та самая осуждающая подружка?       В самый раз заметить, что Чонгук её и просто подружкой с натяжкой назвать сможет. А вот осуждающей — с завидной твёрдой уверенностью.       — Именно, — откидываясь на спинку стула, хмыкает парень. — Если хочешь знать, меня не день и не два коробил наш последний разговор.       — М-м-м, — снова глоток. — Это перед вечеринкой Рэда?       — Да.       — На которой наш святой Чонгук обдолбался?       В голове звучит очень чёткое ругательство. Настолько громко, что на секунду кажется, будто Гук это «блять» вслух произносит, хоть на самом деле всё не так. В реальности он, не пытаясь скрыть собственное удивление, смотрит на человека напротив, одним видом спрашивая «какого чёрта вообще?».       Видит Бог, нет никого идеальней на роль сталкера, чем Кёрстен. Она буквально знает о нём всё. Орешки? Можно нарыть информацию из давненько не обновлявшегося блога, чёртов миндаль был темой первого поста. И о декафе при желании удастся узнать. О самом Fireground и выискивать ничего не надо, а тот самый ублюдский свитер вполне напоминает шутку. Подарок-пранк? Что-то вроде того.       Господи, жизнь стала бы значительно проще, будь Кёрстен Холл тем самым Тайным Сантой.       О своих вновь образовавшихся подозрениях Чонгук не спешит спросить. Он задаёт вопрос именно о том, что, скорее всего, спросил бы каждый на его месте.       — Откуда ты знаешь?       Воспоминания о том вечере слишком обрывчатые, Чонгук не уверен, был ли он горячей темой для разговоров и не видел ли кто-то, кроме Рэда, как его желудок героически пытался спасти тело от плачевных последствий настолько тесного знакомства с весёлым брауни.       — Я всё знаю, пора уже за полтора года привыкнуть.       К этому вряд ли удастся привыкнуть.       — Я серьёзно, Кёрст.       — И я серьёзно.       Раздражение возвращается с новой силой.       — Те коробки всё-таки твоих рук дело? — с напором спрашивает Гук, наконец опуская бегунок молнии вниз. В голосе лишь сталь. — Просто признайся.       — Малыш, — наигранно вздыхает девушка, приземляя чашку на поднос. — Я уже говорила тебе, ты слишком провинился, чтобы получать от меня что-то.       Не содержавшись, парень фыркает.       — Ну, конечно. Ты поэтому пыталась дать понять, какой я херовый друг? Намекнуть мне, что есть кто-то, осыпающий меня подарками, пока я думаю только о себе любимом?       — Ты всё же признаёшь, что думаешь только о себе?       — А ты признаёшь, что друг из тебя ещё хреновей меня будет?       Кекс, за который взялась Кёрстен, застывает на полпути. Так же, как и девушка.       — Что, прости?       Тот разговор в библиотеке невероятно помог. Мингю напомнил, каково было отдаляться от человека, которого называл другом, и замечать это каждый раз, стоило вам появиться не только в одной комнате, а банально в поле зрения друг друга. И отдалялся не Чонгук.       — Когда вы с Риком расстались, ты думала о нас всех или о себе? Только честно, Холл.       Больная тема. Это удаётся прочитать по одному лишь взгляду и внезапно поджавшимся губам.       — Наши с Риком отношения тебя уж точно не касаются, ясно?       — А то, что не только Рик, но и ты была моим другом, касается? Другом, который в итоге внезапно решил исчезнуть. И делать вид, что не знакома с нами.       Что вообще их свело? Чон лишь помнит, что всегда, при каждой встречи, удивительно много смеялся с Кёрстен, когда они только-только создавали своё маленькое сообщество — Команду Феечек. Первый разговор у них с Чонгуком завязался (кто бы вообще мог подумать) о мандариновом чае, который напоминал о доме. Обоим. С ней ведь было так легко, совсем не так, как с теми девчонками, что окружали Гука дома, в Корее. А теперь что? Кёрстен вдруг неимоверно бесит, а чай… Когда Гук вообще пил чай в последний раз? С мамой перед отъездом сюда? Америка убила его отношения с чаем, вместо него познакомив с безкофеиновым кофе.       — Слушай, Чон, я не…       — Ты свалила в момент, когда Мингю сходил с ума из-за тех двух чокнутых, а меня тебе хватило наглости обвинить в том, что время и выбранные графики разделили нас с парнями. Забавно получается, тебе не кажется?       Застигнутая врасплох Кёрстен хлопает ресницами, явно не привыкшая к тому, чтобы с ней говорили подобным образом. Для Чонгука такое поведение тоже весьма не частое явление. Настолько, что внезапно пересыхает в горле, и дурацкий капучино начинает казаться уже не таким дурацким. Парень делает большой глоток ещё не до конца остывшего напитка и старается не думать о том, насколько этот день паршивый. Последний день учебы. Он должен быть счастливым, свободным, а в другой вселенной наверное ещё и пьяным. Рядом с Чимином, с хорошими оценками и похвалой от папы или мамы. От папы и мамы! Реальность же даёт ему не всё лучшее, возникшее в воображении, а внезапно смеющуюся Кёрстен, принявшуюся распаковывать свой дурацкий кекс.       — Я что, попала в прошлое? — всё с тем же весельем произносит девушка. — Я тебя таким с прошлого года не видела.       — Каким «таким»?       — Не похожим на комнатное растение.       Стоит отдать должное — человек перед ним умеет уйти от ответа. Вместо того, чтобы признать собственный дерьмовый поступок, она снова переводит стрелки на Чонгука. То огромное непонимание, почему Рик ни разу так и не попытался вернуть их отношения, совершенно внезапно начинает сменяться кое-какими догадками. Причины ведь всегда есть? С Кёрстен бывает сложно. Находиться с ней, оказывается, иногда так же трудно, как взбираться на Халласан Вулкан на Чеджу. Самая высокая вершина Южной Кореи..       — Если я не зависаю на всех твоих мероприятиях, это не значит, что я комнатное растение, ясно?       — Но тебе явно стоило бы прийти хоть на одно.       Настроение разговора меняется так быстро и резко, что Чонгук не может понять: Кёрстен пытается контролировать себя, чтобы снова не привести их беседу к темам, где отлично просматривается её рыльце в пушку, или мысли, приходящие ей в голову, действительно сменяются настолько быстро.       — Кстати, — как будто что-то вспомнив, девушка отряхивает руки от существующих и несуществующих крошек, снова оставляя свой десерт на тарелке. — Что ты делаешь в канун Рождества?       Гук сидит дома. У себя в комнате общежития и смотрит все части «Один дома» по кругу, пока не отвалится мозг. Вот такие у него планы. Быть комнатным растением все каникулы? Скорее всего да, отличная идея.       — Не отвечай, — решительно нырнув в один из пакетов, отличающийся по цвету от остальных, Кёрстен что-то расстёгивает, копаясь внутри спрятанного нечто. — Двадцать четвертого декабря будет проводиться открытый микрофон, а потом и что-то вроде небольшого праздничного ужина для тех, кто застрял здесь на каникулах.       Чонгук только что называл эту девушку плохим другом. А сейчас она с довольным видом протягивает ему два приглашения на очередной вечер, организацией которого занималась сама.       — У меня уже есть планы, — без какой-либо видимой причины врёт Чонгук.       — Я в этом сильно сомневаюсь, — морщится Холл. — Держи, считай это Рождественским подарком, от не Тайного Санты. Возьми с собой кого-нибудь. Мингю ведь тоже не летит домой, не так ли?       Он не летит. Но Чонгук не говорит об этом, потому что Кёрстен, видимо, полностью справившись с недолгой потерей контроля над собой, снова принимает привычный облик всезнайки, подбородком кивая в сторону Инес.       — Или можешь пригласить её. Ищешь временную замену своему принцу?       Видит Бог, будь Кёрстен парнем, Чонгук бы ей врезал. Прямо здесь и сейчас. Не исключено, что даже сломанной рукой. Какая к чёрту замена? Неужели она действительно это сказала?       Не каждому в этом мире можно найти замену, и так же не каждый собирается хотя бы пытаться проворачивать подобное. Чонгуку не нужен никто, кто смог бы составить ему временную компанию, пока Пака нет рядом, потому что никто не Чимин. Ему не нужна замена. Это даже звучит ублюдочно. Если они когда-нибудь расстанутся, скорее всего, это его размажет на какое-то время — дни или месяцы — но спустя время он, должно быть, захочет отношений с кем-то другим. Скорее всего. Просто с человеком, а не с тем, кого жестоко засунет на чужое место. Если в жизни Чонгука появится новый друг, этот человек не займет место Мингю, даже если они с последним прекратят общение. Это будет просто новый друг. Не всему и не всем нужны сраные замены, и далеко не всегда они возможны.       — А знаешь, ты права, — задумчиво говорит Чонгук, принимая протянутые картонки. — Пойду позову Инес.       — Вот это поворот, которого я не ожидала, — снова веселится девушка. — Я же пошутила, эй. Разве Мингю не положил на неё глаз?       Чонгук не удосуживается ответить, стремительно отдаляясь от своей спутницы. Их разговор никуда не идёт, и вряд ли стоит его продолжать, так же как удивляться только недавно появившейся догадке. Мингю? Если уж Кёрстен об этом знает, то Чонгук явно был слишком слеп с тех пор, как Инес Сандерс представили им как новенькую.       — Извини, — сходу начинает Гук ещё до того, как бариста обращает на него внимание. Она подскакивает от неожиданности, но всё же оборачивается. — Мне очень жаль, что я наговорил дерьма тебе тогда.       Инес бегло осматривается по сторонам, видимо пытаясь проверить, слушает их кто-то или нет. Но прежде чем она умудряется вставить хоть слово, парень продолжает.       — У меня выдался не лучший месяц, и я был слишком зол, чтобы думать, что и кому я говорю. Это меня не оправдывает, я знаю…       Он знает, но что? Но всё же пытается оправдать свою грубость эмоциями?       Глубоко вдохнув и выдохнув, Чонгук начинает с самого начала. Инес не виновата в его «взрыве», но парень не уйдёт отсюда, пока не объяснит причину и то, как вообще приплёл её к этой истории.       — Кто-то прислал мне целую коробку орехов. Я понятия не имею, кто. Это миндаль, о котором я когда-то писал в своём маленьком блоге на Нейвере. Ещё в школе. А судя по последней активности, ты читала некоторые записи.       Инес быстро моргает, спеша вставить своё слово.       — Ссылка на него была в твоём Инстаграме, — словно пойманный воришка кратко поясняет девушка, в этот раз не имея никаких проблем со зрительным контактом.       — Да. А после орехов у меня под дверью оказались пачка безкофеинового кофе и чашка из Fireground. Я ловил твои взгляды на некоторых парах, и мне жаль, что я счёл это симпатией, но всё это привело меня к мысли, что отправитель этого всего — ты. Я сходил с ума несколько дней из-за этих подарков и… кое-чего личного, а потом сорвался на тебе, как последний придурок, вместо того, чтобы объяснить всё, как сейчас. И мне очень жаль. Я искренне прошу прощения, Инес.       — Я…       Она не ожидала подобной тирады. Чонгук по одному её растерянному виду это понимает.       — Это правда была не я, Чонгук.       — Я знаю, — кивает парень, хотя если его спросят «откуда?», внятно ответить не получится. — Мне жаль, что я интерпретировал всё так, как мне было выгодно.       — Но ты не совсем ошибался.       Чонгук на секунду замирает.       — Ты мне правда нравишься, — Инес хмурится, тут же поправляя себя: — нравился. И я действительно не знала, что ты… что у тебя есть кто-то.       У этого разговора есть хотя бы шанс нормально закончиться? У этого отвратительного дня будет что-то хорошее или нет?       — Он есть.       — Да, — чуть смягчается девушка. — Ты очень настойчиво дал это понять.       — Ещё раз прости.       — Нет, — качает головой Инес, внезапно даже позволяя себе полуулыбку. — Будь у меня парень, мне кажется, я бы хотела, чтобы он поступил так же. Чётко очерчивал границы и сразу рассказывал, что к чему.       Чонгук закусывает губу, всё ещё сжимая в руках два билета, и внезапно придумывает кое-что гениальное.       — Думаю, он у тебя ещё точно будет.       — Знаешь, в наше время верность не такая уж частая штука. А хорошие парни вообще практически вымерли.       Это намёк? Камень в его огород?       — Ещё раз прости. И чтобы загладить свою вину, — Гук кладёт один билет на стол, придвигая его к Инес, как крупье карты. — Вот.       — Что это?       Инес без колебаний поднимает приглашение, всматриваясь в напечатанное на нём название, время и адрес, но Чон всё равно объясняет.       — Моя… знакомая, — парень оборачивается на Кёрстен, которая даже не пытается скрыть то, с каким интересом наблюдает за ними. — Организовывает вечера открытого микрофона. И если ты не занята в Сочельник, то тебе стоит пойти. Обещаю, один хороший парень там точно будет.       Для ясности: он не собирается становиться свахой Мингю, но всё же… Если Ким Мингю заходил в Fireground, чтобы Инес Сандерс просто приняла его заказ, то может Чонгук совсем немного посодействовать их… более близкому знакомству? Просто создать возможность для этих двоих оказаться в одном помещении в одно и то же время. Без настойчивых попыток втянуть их в беседу или даже намекнуть, что Инес стоит обратить внимание не на Чона, а на одного из его друзей.       — Ты сейчас про себя? — девушка с улыбкой, почти такой же, как раньше, поднимает глаза, засовывая подарок в карман фартука. Она не колебалась, принять ей такого рода извинение или нет — это уже маленькое чудо.       — Нет. Конечно нет.       Он о Мингю. Если Инес так же слепа, как он, то Мингю явно нужна помощь.       — Пока что у меня нет никаких планов, но я не обещаю, что приду.       — Да, конечно.       — Но спасибо.       Это похоже на удачное завершение одной из двух сегодняшних миссий. Инес улыбается, совсем не выглядит так, будто ей хочется убежать, поджав хвост, а это просто невероятное облегчение. Можно выдохнуть.       Чонгук и сам не удерживается от лёгкой улыбки.       — Да… Эм… С Рождеством тебя?       Инес кивает и делает шаг назад, таким образом намекая, что ей явно стоит вернуться к тому, чем занималась до этого — к работе.       — С Рождеством.       Возможно, шанс спасти декабрь от звания худшего месяца ещё есть. Надежда только что появилась, прямо под любопытным взглядом Кёрстен Холл.

***

      Всплывающее уведомление о новом сообщении в Какао заставляет Чонгука прекратить безжалостно скролить рекомендованные рилсы в Инстаграм. Это можно назвать своего рода медитацией, потому что в голове ветер свистит последние часа два — всё то время, пока парень смахивал и смахивал короткие видео, не утруждаясь хоть немного вникнуть в смысл. И как подсказывает приложение, отвлекает от столь занимательного занятия и разрушает его блаженное безделие не кто иной, как Пак Чимин. Он действительно звонит, как и говорил вчера. Чонгука не удерживается от широкой улыбки.       Да, его парень ему звонит. И он готов подпрыгнуть, будто девочка подросток из дерьмового ромкома, ясно?       Чон быстро проверяет время на часах перед тем, как ответить. Почти восемь вечера в Чикаго, без семнадцати минут десять утра в Сеуле.       Когда на экране появляется заспанное лицо Чимина с его таким обычным, как всегда чересчур привлекательным хаосом на голове и особенно целовательными губами, Чонгук не сдерживает себя от смешка, не просто улыбки. Ужасные, отвратительные синяки при свете дня выглядят ещё хуже, чем вчера, и можно только представить, каких усилий стоит игнорировать их. Младший не говорит ничего, просто растягивает уголки губ, чувствуя себя, возможно, неуместно, но всё же счастливым от того, что всё ещё может лицезреть подобную картину.        Если бы не побои, скрин экрана уже отправился бы в галерею ждать своего часа, но Чонгук не хочет вспоминать его лицо вот таким. До сих пор больно не только от того, что хёна ударили настолько незаслуженно, но и потому что позволил себе быть достаточно глупым и слепым, чтобы узнать обо всём не сразу.       Какое-то время Пак наблюдает за реакцией своего парня, а потом и сам улыбается, прикрыв рукой глаза, а если точнее — все неприятные художества на скуле и выше. Вот так всё выглядит как обычно. Чимин может быть как угодно одетым, хоть сто лет подбирать себе образ, но для Чонгука привлекательней всего тот всегда будет по утрам — лохматый, возможно с засохшей слюной и блестящим, неумытым лицом. Именно в моменты полной неидеальности Пак Чимин выглядит идеальней всего.       Ужасно понимать, что всего пара дней без разговора и сообщений обнулили их абсолютный комфорт в присутствии друг друга. Чонгук всё ещё не может опустить уголки рта в более привычное для них положение, но также внезапно не знает, с чего начать разговор, хоть и рад видеть хёна больше, чем когда-либо до этого.       — Привет, Зайчик, — спасает от раздумий старший.       Кто бы мог подумать, что это дурацкое прозвище заставит Гука прочувствовать такой спектр эмоций. Ласковое обращение, появившееся благодаря одному единственному случаю и шуткам друзей, возвращают затерявшийся между ссорами и молчанием уют.       Чонгуку неистово хочется не переставать быть Чиминовым Зайчиком, сколько бы человек ни посчитали это глупым.       — Доброе утро, малыш.       Практически мурлыча, старший морщит нос, почему-то не позволяя себе улыбнуться так, как хочется. Или Чонгуку кажется, что тот пытается сдержаться?       — Как математика?       — Пятерка.       Чимин тянет долгое «м-м-м», опуская веки. Похоже, он действительно только-только проснулся.       — Я рад. Твоя успеваемость спасена?       — Вряд ли она спасена, но теперь мне хотя бы не грозит выслушивать от мамы, что мой мозг превратился в кашу.       — Твоя мама бы так сказала? — Пак делает вид, что задумывается, подняв взгляд к потолку. — Не думаю. Даже если бы тебя выперли, она бы выразилась самыми тёплыми словами.       Ох, лучше бы это никогда не проверять. Чонгук более, чем просто хорошо знает, насколько родители его любят, но проверять их терпение всё равно не прельщает.       — Как ты себя чувствуешь, хён?       Эти сдерживаемые улыбки… Они действительно являются таковыми? Или же старший наоборот выдавливает из себя что-то, напоминающее радость и веселье, пока прячет от младшего синяки самым глупым образом?       — Я выспался, — Чимин пожимает плечом, и оно показывается из-под одеяла, голое и наверняка такое же гладкое и теплое, каким было всегда под Чонгуковыми губами. — Что странно, учитывая, сколько я спал.       — Когда ты лёг?       Это было явно поздно, если вместо ответа Пак просто качает головой, переворачиваясь на спину и поднимая телефон вверх. Рука с лица пропадает, пробивающиеся сквозь окно лучи падают Чимину на щеку и глаз, тут же вызывая вполне обычную реакцию: старший морщится, смещаясь, но больше не пытается прикрыться. Чертовы гематомы выглядят просто кошмарно. Ничему подобному не место на хёновом лице. Чонгуку самому хочется врезать этому Бруно, не важно, разозлится на него Пак или нет.       — Я был у Дэниса вчера. Его перевели в Сеульскую больницу.       Простыни не малиновые, и Чиминово окно вроде как никогда в жизни не было не закрыто жалюзи. На языке вертится «где ты сейчас?», но спрашивает Гук другое:       — Дела всё ещё плохи?       Чимин сначала прикрывает глаз рукой, в этот раз тот, что не украшен синяками, а затем давит основанием ладони на опущенное веко, наверняка наблюдая разноцветные круги, пока Гук ждёт ответ.       — Бруно с Марисой настроены судиться, — обречённо признается парень. — Спросили, помогу ли я им в случае чего. И я сказал, что помогу, хотя понятия не имею, что вообще делать. — Рука с лица резко пропадает. — Что мне делать, Чонгук-а? Я сегодня встречаюсь с адвокатом, которого порекомендовал отец Тэхёна, но я ни черта не понимаю в этом.       Да, Чонгук смыслит в юридических делах примерно так же, но единственное, что сейчас ему известно, — не стоит паниковать или впадать в отчаяние. Это всё.       — Зато он понимает. Ты расскажешь всё, как есть, и человек, который наверняка сталкивался с чем-то подобным, поможет найти решение.       — А если нет?       Кажется, хён идёт по своему самому привычному сценарию: беспокоится слишком сильно и слишком много о чём. Похоже, что пришло время подсказать, с какой стороны педаль тормоза и когда на неё стоит нажимать.       — «А если» — плохое словосочетание, оно кроме того, что потратит твои нервные клетки, не сделает ничего хорошего.       Чимин поджимает губы. Такой ответ его, по всей видимости, не устраивает. Он так сильно волнуется, даже ни с кем не делился этим. Чонгуку хочется хорошенько его встряхнуть. Или обнять. Или сначала то, а затем другое. Ясно лишь, что сейчас самое большое желание — это быть с ним рядом и помогать переживать происходящее хотя бы не в таком стрессе.       — Почему ты меня не ненавидишь? — внезапно спрашивает Пак, нахмурившись.       — Что? — заикается Гук, не понимая такую резкую смену темы. Не понимая, с чего хён вдруг решил задать настолько нелепый вопрос.       — Из-за происходящего я даже не работаю сейчас, я мог бы уже быть в Чикаго. Ты что, даже не зол на меня?       Покачивая головой, младший придвигает телефон ближе к лицу. Его хён иногда действительно дурак.       — Эм, — Чонгук посмеивается, не в силах сдержаться. Пак Чимин никогда не перестанет быть королевой драмы, не так ли? — Я скорее расстроен, а не зол. И даже если бы был, то злился бы явно не на тебя.       Чимин не унимается.       — Почему? Меня никто не заставлял остаться.       — Да, именно. Это и делает тебя тобой. Ты добрый не по принуждению, а потому что это то, кем ты являешься на самом деле.       Единственный ответ, которым удостаивают Чонгука, — тяжелый вздох и задумчивое выражение лица. Пак вроде улыбается, вроде всё ещё похож на самого милого парня после пробуждения, но в то же время ведёт себя как сжатая пружина сейчас. И, кажется, он не может не возвращаться к тем вещам, что засунули его в такое состояние.       — Этой ночью, — Пак снова поворачивается на бок, больше даже не пытаясь улыбнуться. — Я понял, что не хочу ничего. Ни новой работы, ни веселья в барах, ничего. Я хочу… — смешок у него вырывается как-то сам собой, но веселья в нём наблюдается мало. — В Индию. Постигать мудрость монахов где-то в богом забытом месте и есть руками.       — Неожиданно, — не удерживается от такого же смешка младший. — А что, корейские монахи для тебя недостаточно мудры?       — Я хочу сбежать, — тихо признаётся Чимин. — Зарыть голову в песок и никого не видеть.       — И есть руками?       Чонгук правда пытается пошутить, разрядить обстановку, но расстроенный парень, по всей видимости, слишком серьёзен. Он не оценивает саркастический вопрос, не улыбается и не закатывает глаза, всего лишь смотрит прямо в камеру и с хорошо читаемой обречённостью выдаёт:       — Я устал. Я так ебически устал, Гук-а.       Удивляет ли такое признание Чона? Ни капельки. Услышать подобное от Чимина не было бы странным год назад, не говоря уже и о том, при каких обстоятельствах ему приходится жить сейчас. Школа, где он был занят максимально, под самую завязку, сменилась учёбой в другой стране, парами, которые совмещены с подработками и полноценным рабочим днём на каникулах, а затем пришлось возвращаться домой и с головой нырять в по-настоящему взрослую жизнь. Такое даже для бойкого Чимина уже как-то слишком.       — Я сейчас скажу самую очевидную вещь, но всё же.       Пак одобрительно кивает и следом поднимает брови, молча говоря «я слушаю».       — Отдохни, хён. Хочешь сбежать — сбеги, хоть в Индию подайся, я тебя пойму. Но мне всё ещё кажется, что тебе на самом деле нужно не прятаться, а наоборот, чтобы тебя обнаружили и позаботились как следует — так и подмывает добавить «чтобы я мог позаботиться о тебе как следует». — Как о самом любимом малыше.       Смотря, как старший качает головой, Чонгук уже знает, что примерно тот скажет, но продолжает, прежде чем его успевают прервать.       — Ты заслуживаешь стать пупом земли хоть на пару дней. Чтобы тебе готовили завтраки и мыли голову после тяжелого дня.       Снова хочется предложить поехать к родителям. Там его хотя бы обеспечат теми самыми завтраками, пусть и не в постель, и точно окружат любовью, раз Чонгук не может сделать этого из-за расстояния.       — Я бы не отказался от завтрака сейчас. От французских тостов, — всё так же тихо говорит Чимин.       Их Чонгук готовит из ряда вон плохо. А Чимин, как назло, обожает этот глупый жареный хлеб. Хорошо, что в мире придумали доставку и ресторанчики, где готовят французские тосты и...       Подождите-ка. Кажется, накормить хёна Чонгуку всё же под силу.       — Ты не завтракал ещё?       Пак зевает, не удосуживаясь прикрыть рот.       — Нет, только проснулся и сразу тебе позвонил.       Операция «спасаем декабрь» официально началась хорошим завершением разговора с Инес, но, похоже, это был только первый пункт в списке хороших воспоминаний о последнем дне. Следующим станет свидание.       Чонгук дико соскучился по свиданиям с Чимином.       — Отлично. Время французских тостов. Мы идем на свидание.       И никакое расстояние им в этом не помешает.