Santa doesn’t care

      — Ты думаешь, дело в том, что здесь дорого?       Фонари усиливают сказочное настроение Гайд Парка, сейчас принимающего настоящий зимний облик. Снег обильно посыпает всех прохожих и каждое здание. Чонгук поправляет загнувшийся из-за шарфа воротник, посмеиваясь над Чимином, который добрался до своего места назначения куда быстрее. Настолько быстро, что пока Чонгук нашёл, у кого в общежитии можно удачно выклянчить утюг, дабы привести в презентабельный вид единственную рубашку, ещё не трещащую на нём по швам, Пак успел дважды сказать официанту, что ещё думает над своим заказом.       — В основном назойливый персонал в Америке, а не в Корее, так что парень надеется, что ты купишь их переоценённые тосты, а не просто выхлещешь графин воды.       Чимин тихо хихикает, и Чонгук не может не опустить глаза на слегка заснеженный гаджет в своей покрасневшей от холода руке. Погода явно перенимает всеобщий настрой и так же усиленно, как все местные (и не только), готовится к Рождеству. Этот вечер холоднее обычного, и снег угрожающе не сбавляет обороты, явно намереваясь задержаться дольше, чем до полудня завтрашнего дня. И на другом конце света тоже идёт снег. Гуку видна улица, потому что его парень уселся у окна, конечно же за столик для четверых, потому что слишком маленькое пространство для посуды делает ему больно. Что-то не меняется.       — Я слишком нарядно одет, чтобы показаться любителем попить нахаляву.       Они оба на самом деле. Чон уже и не помнит, когда в последний раз носил что-то с таким обилием пуговиц и, помилуй господи, брюки. Он поправился, пора уже согласиться со всеми, кто не первый месяц убеждает его сменить хоть часть гардероба, поэтому растреклятые нетянущиеся штаны — и так не слишком любимая вещь — обтягивают в самых неприличных местах. Скорее всего, его излюбленный бомбер и слизеринский шарф старательно делают из Чона ни то модника, ни то очень странного хипстера, в то время как Чимин на экране выглядит как… Как грёбанная мечта одного корейца, застрявшего в студенческом городке на праздники.       В этот раз на нём не одежда с историей, а скорее образ, передающий историю.       После недолгих обсуждений, стоит ли им воплотить телефонное свидание в жизнь, хён, долго не думая, решил перевоплотиться именно в того, кем называли его все друзья в университете, увидев их с Гуком хотя бы раз. Принц Эрик вышел из сказки и оказался посреди Сеула, в ресторане Fratelli. Пак уложил свои отросшие волосы именно так, как требует того образ персонажа, его белая рубашка расстёгнута на несколько пуговиц, укороченные брюки пусть и не заправлены в ботинки, но всё же показывают, что Паковы челси заканчиваются на средине голени. Ради всего святого на нём даже бордовый ремень! Никаких серёжек или украшений. Он настолько хорошо научился понимать, что с чем ему скомбинировать, чтобы прохожие оборачивались, что сейчас даже синяки (прятавшиеся до этого под чёрной медицинской маской) отвлекают настолько, насколько бы могли.       У одежды Пак Чимина всегда есть цель помимо скрытия наготы. И сегодня вот такое сочетание обычных, казалось бы, тряпок было составлено в один цельный образ, чтобы в глазах Чонгука ни на секунду не исчезали сердечки.       Интересно, прохожие замечают, что незнакомец, смешавшийся со спешащей по своим делам толпой, светится так же, как фонарики, украшающие заведения то тут, то там?       — Я, кстати, выгляжу настолько празднично, что уже подумываю соврать о Дне Рождения, — со смешком замечает Чонгук, останавливаясь на последнем светофоре, отделяющего его от круглосуточного Panera Bread.       Куда чаще он заглядывает в ту пекарню, что находится ближе к общежитию, но свидание может затянуться. Гуку обязательно нужно что-то с вывеской «24 часа», потому что он хочет, чтобы это свидание затянулось. В идеале парень предпочел бы пробыть в виртуальном обществе Пака до тех пор, пока тому не придется встретиться с адвокатом.       — Тебе чертовски идут рубашки, Зайчик.       — Я знаю, — автоматически отвечает Гук, на что слышит фырканье, пока смотрит на светофор. — Но они мне все стали малы. Хочешь, чтобы я плотно поел, и одна из пуговиц выстрелила кому-то в глаз?       Начиналось всё как попытка одеться в парную одежду, но, как оказалось, их стили и предпочтения крайне отличаются. Сюрприз так сюрприз. Но вот если бы Чимин таки вышел из дома в трениках, как и предлагал младший, не нужно было бы беспокоиться про пуговицы-убийцы.       — Так Джин был прав? Ты теперь шкаф?       Ну он… Чонгук любит поесть, у него отвратительный режим сна и, конечно же, не стоит забывать про опустевшую коробку со снэками. К тому же спортзал он прогуливал куда реже, чем университет, так что да, возможно, он теперь шкаф. Совсем чуть-чуть.       — Камера не передаёт?       — Нет. То есть я не знаю, ты всегда был большим. И красавчиком.       Чонгуку никогда не надоест слушать комплименты в свою сторону. Он не так сильно торчит от похвалы, как его парень, но всё же слышать, как его самый любимый человек с такой лёгкостью произносит нечто столь… ласкающее слух и эго, будет приятно, сколько бы это ни повторялось.       — О чёрт, — Чимин прикрывает рот рукой, переходя на шепот. — Кажется, не стоит произносить «ты большой», когда меня слышат посторонние.       Гук прыскает, наконец открывая дверь пекарни, врываясь в тёплое пространство в наилучшем за последние дни настроении.       — Они не обязательно подумали о чём-то грязном, как ты, бесстыдник.       — Теперь ты тоже об этом подумал, — продолжает шептать Чимин. — Так что мы одинаково бесстыдные, паинька.       — Я вообще не паинька.       — Ну да, конечно. Попробуй ещё раз, может получится убедительней.       — Я иду делать заказ, можешь переставать отфутболивать официанта.       Единственное, что не удаётся им в этом плане настоящего свидания, — позавтракать вместе. Французских тостов в Panera bread, к сожалению, не готовят и завтраки там только до половины одиннадцатого утра. И, если уж на чистоту, Чону всегда нравилось есть чук на завтрак, а не жирные варианты яичницы с беконом или что угодно, включающее молоко.       В наушнике Чимин помимо своего выбранного ещё дома блюда заказывает шарик мороженого и молочный чай вместо привычного им обоим американо. Или чёрного кофе, как говорит кассиру Чонгук. Чтобы съесть хоть что-то похожее на тосты, Гук целится в позиции детского меню, стойко выдерживая насмешливый взгляд работницы. Законом ведь не запрещено брать сэндвич с индейкой и чеддером, если ты старше восемнадцати? Тогда всем косым взглядам можно показать смело поднятый средний палец и взять вдобавок мак-энд-чиз, тоже, вроде как, предназначенный для детей. И Маунтайн Дью, как вишенку на торте. Вот такое у него меню на свидании.       Чимин всё ещё не пытается возобновить разговор, пока Чонгук шагает к самому дальнему столику с дурацкой пищалкой-таймером в руках. Он смотрит прямо в камеру, не показывая старшему лицо полностью, а лишь подбородок и всё тот же шарф. Пак довольствуется таким ракурсом, пока младший не садится. Салфетница тут же оказывается в центре стола в качестве опоры для телефона. Пак Чимин оказывается в центре стола. И Чонгук не может сдержать улыбки, наконец потихоньку избавляя себя с верхней одежды.       — Что? — спрашивает Пак, подпирая подбородок одной рукой.       — Мобильник в центре стола. Ты моё главное блюдо сегодня.       И все же это было отличной идеей — вытащить Чимина из дома даже вот так, будучи всего лишь голосом в наушнике и картинкой на экране. Проблемы вовсе не исчезли, стоило им созвониться друг с другом, но всё же настроение старшего значительно лучше, чем было вчера. Он, по крайней мере, не спрашивает таких глупостей, как час назад. «Почему ты меня не ненавидишь?». Чонгуку не по себе от того, как это было произнесено, и потому, что вопрос был задан на полном серьёзе. Чимин правда так думал.       — Если я отодвину тебя в центр, то ничего видеть не буду, я без линз.       — И за столом для целого бойзбенда.       — Тут никого нет, я мог сесть и за два стола.       — Это как? Молочный чай начал бы пить за одним, а мороженое доедал бы за другим?       Пак прыскает.       — Это было бы весело. Возможно, мне вызвали бы неотложку или сняли бы, чтобы потом потешаться всем интернетом в Тиктоке.       — Могу посмеяться уже сейчас. С чего это ты вдруг на молочный чай перешёл?       — Я беру пример с тебя, решил отказаться не только от алкоголя, но и от кофеина.       — Ничего себе.       — Да, — улыбка парня снова приобретает грустные оттенки. — Мне нужно справиться со всем остальным стрессом, прежде чем добавлять крови кортизола напитками.       — Извини, хён, но я делаю ставку, что ты продержишься ровно пол дня. Ты же жить без американо не можешь.       Старший цокает.       — Ну нихрена себе ты в меня веришь!       Чонгук не может сдержаться от порции совсем не приглушённых смешков.       — Ты фактически грабил Fireground из-за своей кофейной зависимости.       — О, точно, ты говорил, что там самый вкусный декаф. Жаль, я здесь не могу купить пачку и стать таким же извращенцем, как ты.       Они могли бы продолжить тему про вкусовые предпочтения (и извращения) каждого, но упоминание безкофеинового кофе снова возвращает к мыслям о тех подарках. Слава всем богам, это дерьмо прекратилось, но Чонгук вдруг задумывается… Он буквально требовал от Чимина не хранить никаких секретов, а сам так и не удосужился рассказать о самой большой головной боли последних недель.       У младшего на лице наверняка появляются субтитры, без особых усилий дающие понять всё происходящее сейчас внутри черепной коробки, потому что и так слабая улыбка Чимина меркнет.       — Что?       Оповещающее устройство даёт Чонгуку понять, что его детский заказ готов, а заодно и обеспечивает временем обдумать, стоит ли выкладывать Чимину всё.       Что сделал бы тот Чонгук, которым он всё ещё является? И как поступил бы тот парень, которым он пообещал себе стать?       — Гук-а, что-то не так? — звучит в наушнике, когда младший натянуто улыбается девушке за стойкой, принимая свой поднос.       — Кажется, мне тоже пора кое в чём тебе признаться, — произносит парень, шагая к оставшемуся подпертым салфетницей телефону.       — Так, мне уже страшно.       Ещё совсем недавно это пугало Чонгука тоже. Но больше злило и в каком-то смысле злит до сих пор, потому что дурацкая загадка всё ещё остаётся таковой.       — Ничего такого, хён.       Так ли это? Чонгук уже и сам не уверен. Произошедшее одновременно абсурдно, смешно и, да, действительно пугающе. Потому что сталкерство никогда не должно восприниматься как шутка, даже если в комплекте с фото-наблюдением шли безобидные подарки.       — В общем, — Гук со вздохом открывает запакованную бумажную трубочку, готовясь рассказать эту историю как что-то комичное и не волнующее его настолько сильно, как это было на самом деле. — Кажется, у меня появился… поклонник.       Пак хмурится. Младший торопливо продолжает.       — Или поклонница, я не уверен. Я проверил всех, с кем хоть немного близок, начиная от Джина, заканчивая Кёрстен, и каждый сказал, что это не он.       Чимин сглатывает, отвлекаясь на подошедшего официанта, и Чонгук молчит, пока перед его парнем раскладывают заказ.       — Можешь детальней сказать, что именно происходит?       Голос Пака звучит совершенно спокойно. Тот даже берёт вилку в руки, зачерпывая немного мороженого. Выглядит всё так, как это планировалось. Так, словно у Чонгука действительно получается поведать обо всём, как о небольшом приключении.       Или Чимин настолько сдержанно себя показывает, чтобы не выдать истинные чувства — ревность к этому неизвестному человеку или раздражение из-за их очередного секрета?       — Кто-то присылает мне подарки.       Рот Пака несколько раз открывается, но так и не говорит то, что так сильно пытается вырваться на волю. Опускает глаза, всё так же ровно продолжая:       — В смысле тебе…       — Это фигня, хён. Мелочи. Их подкладывают под дверь с подписями «от тайного Санты», но мне кажется, кто-то всё же… ну… немножко следил за мной, потому что попадание по предпочтениям слишком уж точное.       Задумчиво кивнув, Чимин кусает уголок рта, прежде чем снова зачерпнуть мороженого. По лицу не прочитать, что именно старший чувствует из-за всплывшего подводного камня, и Чонгук, пусть и не хочет этого признавать, но всё-таки начинает паниковать. Последнее, что нужно им обоим сейчас, — очередная ссора. Тем более из-за сраного Тайного Санты.       — Что именно тебе отправляли?       — На самом деле всякую чушь, не что-то серьёзное. Но чушь, о которой просто так не узнаешь.       — Например?       Глубокий вздох. Да начнутся подробности.       — Миндаль HBAF. С кукурузой и стреляющим сахаром.       — Твои любимые вкусы, — констатирует хён.       — Вот именно.       Если честно, Чонгуку уже начинает казаться, что он к этому миндалю больше не притронется даже дома. Слишком много событий вертелось вокруг грёбанных орешков.       — Разве ты не писал об этом в своём блоге?       Чимин это помнит? Чёрт, конечно Чимин помнит, он ведь прочитал каждый его пост ещё в то время, когда они были школьником и студентом.       Чонгук закатывает глаза.       — Несколько лет назад? На корейской площадке?       — Зайчик, автоматический переводчик и поисковик сейчас не настолько плохи, как во времена средней школы. Это не значит, что кто-то тебя выслеживал, просто твой Санта действительно постарался найти информацию о твоих предпочтениях.       С одной стороны радует, что Чимин всё же не ревнует, не злится, что пока он находится в другой стране, кто-то пытается ухлёстывать за его парнем, но… Неужели его это не волнует? Это напускная холодность или настоящая? Чёрт возьми, он что, как древний воин, молча справляется со страхом быть жертвой сталкера-убийцы? Ведь сам факт того, что кто-то ходит за тобой, роется в твоих соцсетях и переводит иноязычные тексты, должен доставлять хотя бы немного дискомфорта. Разве нет?       — Возможно, но это не объясняет те криповые фотки.       Вот тут уже Пак реагирует именно так, как ожидал Гук. Откладывает столовые приборы на стол, тут же подхватывая телефон, чтобы придвинуть ближе к себе.       — Какие ещё фотки?       — К каждому подарку были приложены полароиды со мной.       Брови старшего быстро ползут вверх, и тот почти беззвучно произносит «что?», начиная моргать реже.       — Какого хрена? — в явном замешательстве спрашивает старший. — Кто-то фотографировал тебя без твоего согласия и отправлял это тебе?       Чонгук кивает.       — В аудитории, в кафе. Поэтому я и думал о сталкере. Но это прекратилось, так что сейчас мы говорим об этой истории, как о прошлом.       От невероятной концентрации не осталось и следа, Пак сейчас именно такой, каким был всегда: клубок голых эмоций.       — Блять, какого хрена? — закипает Чимин, но всё с тем же выражением лица. — Чёрт, это же могло здорово тебя напугать!       Да, но каким-то образом страх не был первой эмоцией, посетившей парня.       — Это больше бесило, чем пугало, потому что я всё ещё не имею понятия, кем мог быть этот Санта.       Пока хён молчит, полностью игнорируя свой тост и тающее мороженое, Чонгук продолжает.       — Помнишь, я говорил тебе о новенькой? Я подумал, что это она, и это на ней я… эм… немного сорвался. А потом пришлось объясняться.       — Чёрт возьми, — продолжает качать головой Чимин.       Чонгук вдруг не понимает, как реагировать. Реакция старшего всё ещё странно нечитаемая — он то выглядит как чистый лист бумаги, то не в силах скрыть удивление — оттого внезапно хочется извиниться, что вообще начал этот разговор.       — Подарки прекратились, — снова повторяет парень. — И, я надеюсь, никто меня больше не преследует ради своей фотоколлекции.       Дабы показать более правдободобное безразличие, Гук хмыкает, наконец потянувшись к своему слишком уж маленькому сэндвичу.       — Да, это хорошо, — в полной прострации кивает хён.       Это не ссора, но всё же разговор закончился не совсем хорошо для них. Нужно срочно спасать свидание.       — Я рассказал тебе не для того, чтобы напугать, — всё же сдаётся и вздыхает Гук. — Обещаю, если я получу ещё хоть одно фото, пойду в полицию в тот же день, но это ещё одна причина, по которой я вёл себя как придурок с тобой. И на парах.       Пак снова сглатывает.       — Гук-а, мне очень жаль. Тебе стоило сказать мне раньше.       — И что бы ты сделал?       — Я не знаю, я бы…       Чимин щурится, когда его телефон начинает вибрировать в руке, оповещая не только владельца, но и младшего, судя по всему, о входящем звонке.       — Чонгук-а, я сейчас перезвоню, это Мариса.       — Да, хорошо.       Отличный шанс обдумать последние десять минут своей жизни, чем Чон и занимается, без особого удовольствия жуя свой завтрак-ужин. Прокручивает в уме только что произошедший разговор, реакцию Чимина и успевает заметить то, что хён пропадает дольше, чем на минуту. Когда на телефоне всплывает уведомление из Какао, с сэндвичем уже покончено, и мак-энд-чиз вот-вот настигнет та же участь.       Секундная пауза для соединения, картинка на экране прогружается, чтобы показать Чимина уже не за столом. Он в пальто, прикрывает лицо там, куда не добраться уже надетой маске, из-за летящего в глаза снега и шагает, если полагаться на собственную интуицию, очень куда-то торопясь.       Отлично. Свидание пошло псу под хвост.       — Хён?       — Зайчик, извини, я собираюсь испортить нашу вылазку.       — Что случилось?       Пак больше занят разглядыванием дороги и прохожих, чем своего собеседника. Но даже так понятно — тот волнуется. Звонок явно был не из приятных.       — Звонила Мариса, она встретилась с адвокатом раньше меня.       — Всё хорошо?       — Нет, — тут же отвечает старший, а затем смеётся. — То есть, я не знаю. Это какой-то кошмар, Гук-а. Они… они собираются привлечь телевиденье.       — Что?       — Слушай, я позвоню тебе как только сам пойму, что происходит, хорошо? Мне нужно вызвать такси.       Конечно, Чимин волнуется, даже Чонгук сейчас чувствует себя участником всего происходящего. Если к этому делу действительно подключится хоть один журналист — шума не избежать. Нервотрёпки не избежать.       Чёрт, меньше всего хочется, чтобы хён фигурировал в обсуждениях безразличных и не знающих всех важных деталей зрителей. Они оба знают, насколько разными могут быть мнения потребителей новостей и какие неожиданные повороты часто случаются с персонажами сюжетов, выданных так, как это выгодно совсем не им.       В конце концов, Гуков парень — просто переводчик, без его имени можно обойтись и, давайте будем откровенны, его безопасность и благополучие волнует Чона куда больше всех бразильцев в этом мире.       — Эй, Пак Чимин.       Старший останавливается, смотря прямо в камеру. Даже следа не остаётся от того парня, что только-только вошёл в кафе для совместного завтрака, от которого, видимо, в итоге пришлось отказаться, выкинув деньги на ветер. Губа закушена, и дыхание слишком шумное, чтобы не понять, насколько тот волнуется.       — Что бы ни случилось, думай прежде всего о себе, понял?       Чимин цокает, явно не настроеный слушать наставления.       — Сейчас не время, Чонгук.       — Нет уж, послушай. Ты в приоритете. Если они хотят воевать, то ты не обязан этого делать, ты просто переводчик. Они купят билет на самолёт и о них забудут ещё до того, как тот спрячет шасси, а ты останешься. Самое время беспокоиться в первую очередь о своей заднице.       Вот этого внезапного смешка Гук ожидает меньше всего. Но Пак действительно смеётся. Громко.       — Ты чёртов слизеринец, — всё же произносит парень сквозь смех. Сейчас это совсем не весёлый смех.       — Именно.       — Тогда ты тоже думай о себе сейчас, хорошо?       — Я и думаю. Если парню, которого я так сильно люблю, будет плохо, я сломаю руку уже не себе.       Судя по всему, Чимин останавливался не просто так, он стоял на переходе, и теперь, дождавшись нужного цвета на светофоре, возобновляет шаг.       — Я тоже тебя люблю, — совсем тихо говорит парень. — И мне правда нужно вызвать такси.       — Держи в курсе.       — Обязательно.       И на этом обрывается не только звонок, но и Чонгуково свидание.       А всё так хорошо начиналось.

***

      Настойчивый стук настолько резко и неприятно врывается в Гуков сон, что первым желанием парня оказывается не открыть дверь как можно скорее, а наслать порчу на того, кто сбивает костяшки о крашенное дерево. Причём неустанно повторяет это снова и снова.       Его явно хотят видеть очень и очень сильно.       Кровать Джина заправлена и, похоже, вовсе не тронута со вчерашнего вечера, а его присутствия сейчас не хватает особенно сильно. Будь старший здесь, Чонгуку не пришлось бы шаркать тапочками по полу, по пути проверяя, не засохли ли на его лице ручьи слюны. Их нет, но если бы и были, то какая к чёрту разница, если и так недолгий сон прервал всего лишь Ким Мингю собственной персоной.       — Так и знал, что ты ещё валяешься, — вместо приветствия бодро заявляет парень, тут же входя.       — Я спал. Какого чёрта ты пришел в такую рань?       — Ничего себе рань, почти час дня.       Чонгук недоверчиво сдвигает брови, тут же делая шаг обратно к кровати. И всё именно так. Часы показывают двенадцать сорок две, когда экран загорается, помимо времени осчастливливая ещё и почти разряженным аккумулятором. И несколькими пропущенными звонками. Блядство. Он так долго ждал хоть каких-то новостей от Чимина, что в итоге благополучно их пропустил.       — Мне нужна твоя помощь. Ты же не занят?       Прямо сейчас занят больше, чем все люди, пребывающие в Белом Доме, но Мингю он отвечает зевком и покачиванием головы, пока пальцы быстро открывают окно КакаоТока.       Чимин Пак: Кажется, ты уже спишь.       Чимин Пак: Всё не так плохо, как я думал, но мне нужно быть на Чеджу как можно скорее. Мой босс не в восторге от моей благотворительности.       — Блять, — вслух говорит Чонгук, заставляя Мингю обратить на себя внимание.       — Что-то случилось?       Чимин Пак: Как проснёшься — напиши, вдруг я не буду спать.       Чимин Пак: Люблю тебя, Зайчик.       — Хён должен был позвонить, — пытаясь не вдаваться в подробности, отвечает Гук. — Я всё проспал.       Чонгук Чон: Я проснулся!!!       Чонгук Чон: Прости, я правда не заметил, как уснул.       Чонгук Чон: Где ты сейчас? Я позвоню, как только ответишь.       Чонгук Чон: Шли нахер всё своё начальство!       — Вот это новости, — Мингю закрывает за собой дверь, выглядя искренне радостным от услышанного. — У вас всё снова хорошо? Перерыв закончился?       Чонгук намеренно игнорирует вопрос. Не время обсуждать отношения, сейчас не совсем то настроение.       — Вряд ли Чимин из-за этого удалит твой номер, — в итоге паузу снова нарушает Ким и со смешком плюхается на Гукову кровать, пока последний всё не может оторвать взгляд от не исчезающего значка у сообщений, означающего, что их ещё не просмотрели.       — Да, я знаю.       — Эй, отвлекись на меня ненадолго, — Ким снова умудряется попасть по левому плечу, шлепком привлекая к себе внимание, и боль снова отдаёт в сломанное запястье. Чонгук нисколько не стыдится своего жалобного «ауч» и, наклонившись, уже замахивается здоровой рукой в ответ, но это лишь заставляет Мингю сжаться в позу эмбриона и хихикнуть. — Ты варил когда-то эгг-ног?       — Я сварю твои конечности, если ты ещё раз тронешь мою левую руку.       — Кёрстен решила, что в этот раз на открытом микрофоне будет эгг-ног и скандинавский глинтвейн, — продолжает как ни в чём не бывало друг. — Попросила помочь.       Чисто теоретически, если бы случилось что-то действительно напоминающее катастрофу, хён сказал бы об этом сразу, не так ли? Не было бы никакого смысла дожидаться разговора, краткое описание плана или даже нескольких сценариев возможных событий уместилось бы в нескольких длинных сообщениях.       Всё не так уж плохо. Чонгук надеется на то, что на встрече с адвокатом действительно не произошло ничего из ряда вон выходящего, и они откинули дурацкую идею придать случившейся истории огласку таким рискованным образом. И в визите Мингю сейчас появляется огромный плюс, потому что его присутствие не даёт тревоге полноценно разогнаться, она врезается в разговор о Кёрстен, растворяясь практически полностью.       — Побыть её рабом?       — Вообще поваром и барменом в Рождество, но рабом тоже подходит.       Гук не может ничего с собой поделать, не может скрыть насмешку во взгляде, когда осматривает своего гостя с ног до головы. Если готовка это то, с чем действительно можно пожаловать к Мингю, то бармен… Эта девушка действительно настолько самонадеянна? Мингю уже как год не увидишь в помещении, если кроме него там находится ещё хотя бы пять незнакомых людей, и исключение делается только ради пар, а Кёрстен Холл пришло в голову предложить парню разливать магическое варево на стэндапе? Глупость, граничащая с сумасшествием.       — Она меня бесит в последнее время, если ты решил спихнуть на меня приготовление этого зелья, то не получится.       Телефон с так и не прочитанными сообщениями летит в Мингю, но тот в последний момент уворачивается от столкновения.       — Кто в здравом уме доверит тебе приготовление хоть чего-то съедобного?       Вообще-то много кто. Его парень, к примеру. И папа.       — Чтобы ты знал, — в этот раз Киму не удаётся избежать удара по бедру, но это его больше веселит, чем устрашает. — Даже Чимин признал, что я варю лучший рамён.       — Чимин-хён и королём мира может тебя признать, он твой парень. Это не считается. И мне не с напитком нужна помощь, а с подготовкой зала.       Это что-то новенькое. Раньше их в подготовки не вмешивали. Даже в самые лучшее времена.       — Тебе или Кёрстен?       Мингю цокает.       — Вместо того, чтобы устраивать допрос, лучше бы собирался. И умойся ради бога, потому что твоё лицо по утрам похоже на свежий хотток.       — Слишком много оскорблений для того, кому нужно одолжение.       — О, пожалуйста, — Мингю устраивается поудобнее на ещё развороченной кровати, этим давая понять кристально ясно — ответ «нет» он ни в коем случае не рассматривает. — Тебя попробуй оскорби.       Чонгук ещё раз смотрит на покоящийся в складке одеяла телефон. В Сеуле почти три ночи. И хоть возможность ответа всё ещё высока — Гуков парень частенько бодрствует в тёмное время суток — сейчас молчание в диалоге в каком-то смысле радует. Значит, Чимин спит. Это, на самом деле, хороший знак. Может, всё действительно не настолько плохо?       — Давай, Кёрстен сказала, что Рэд придёт в два.       Это меняет ситуацию в одно мгновение.       — Ты что, и Рэда в это втянул?       — Это скорее нас с ним втянула Кёрстен. Знаешь, — Ким хмыкает. — Иногда с ней опасно пересекаться.       — Где ты уже успел на неё нарваться?       — Мать твою, Чонгук, — Мингю разворачивается так, чтобы уткнуться стопой — прямо своим грязным ботинком, совсем не как хороший кореец — в пятую точку друга и толкнуть того с кровати совсем не шуточно. — Поднимайся, я сам туда не пойду.       — Эй, ты! — тщетно пытаясь оттереть только надетую вчера пижаму от оставшегося влажного следа, Гук сосредотачивается действительно на происходящем здесь и сейчас — на Киме-свинье-Мингю и на его дурацкой обуви уже летящей на пол. — Это не моя вина, что ты встретил главную занозу в заднице в первый же день каникул.       Даже не пытаясь сопротивляться, Чон в итоге всё равно оказывается сброшенным с собственной кровати, и ведь возразить толком не получается, кроме как недовольно пробормотать несколько крепких словечек, позаимствованных из словарного запаса Чимина. Но на этом Мингю не останавливается, он продолжает толкаться, не позволяя встать слишком быстро к ещё тёплой постели.       — На кой чёрт я тебе вообще сдался, у меня же одна рука нерабочая.       — Это возможность собраться втроём, ты давно с Рэдом тусил?       — Я был на его вечеринке не так давно, и мы ходили есть буквально пару дней назад.       — А меня там не было. Рика, конечно, не хватает, но наша Команда Феечек почти в полном составе. Надо идти.       Феечки. Чонгук как-то автоматически, почти неосознанно, прыскает от всех воспоминаний, вернувшихся одним махом только из-за этого дурацкого названия.       Долбанный Фитц.       — Я пойду только с условием, что ты меня сегодня кормишь. Весь день.       — Охренеть, — закатывает глаза Ким. — Идёт.       — И я хочу что-то корейское.       Мингю переворачивается на живот, подминая под себя одеяло.       — Миндаль свой точи.       — И кимчи обязательно, — последнее замечание Чонгук игнорирует так же легко, как те самые упаковки в нижнем ящике стола.       Не сказать, что для Ким Мингю такая уж проблема достать корейской еды, как и для Чонгука впрочем, но им будто жизненно необходимо побесить друг друга с утра пораньше, чтобы день начался именно так, как надо. Так же, как начиналась каждая совместная пара на протяжении всех тех месяцев, что они знакомы.       Под непрекращающиеся настойчивые просьбы Кима шевелить конечностями быстрее Гук всё-таки выбирается из комнаты, последний раз проверив, не пропустил ли он сообщение от Чимина. И уверенность становится только крепче — тот действительно спит.       В последнее время радуют абсолютно банальные и простые вещи, связанные с хёном: возможность позвонить, когда захочется (и когда позволят часовые пояса), то, что Гук может видеть любимое лицо (пусть и на экране), знание, что хён не мучается от бессонницы, питается чем-то не алкогольным и больше не душит в себе никакие секреты.       Эти вещи ведь доступны каждому, не так ли? Но именно сегодня накрывает понимание, что они могут показаться настоящей благодатью, если вдруг случиться нечто, позволяющее назвать обычную повседневность хорошими временами.       Возможно, когда-нибудь их совсем не важные разговоры с Мингю во время того, как Чонгук одевается, всё так же неуклюже из-за шины, тоже окажутся приятным воспоминанием в недалёком будущем. Или в более отдалённом? Когда университет окажется пройденным этапом и жизнь раскидает их по разным углам и странам.       Гуку определённо повезло подружиться со своим земляком. Перспектива оказаться в одной точке мира с Мингю после выпуска из университета куда реальней, чем, например, с Джином или той же Кёрстен. В данный момент Гуку кажется, что с последней ему не слишком захочется пойти на кофе в ничем не примечательный вторник, чтобы поностальгировать о старых добрых временах, и догадка только усиливается, когда та встречает их фразой «вы что, потерялись по дороге?».       Коза.       Да, Чонгук всё ещё злится на неё, хотя и стоило бы уже отпустить тот дурацкий разговор.       Почти все мероприятия Кёрстен проходят в одном и том же месте — в старом джаз клубе, что благодаря её идеям и помощникам по типу Гука с Мингю превращается во что угодно. В этот раз место должно стать залом, способным окунуть в Рождественскую атмосферу всех разлученных с семьями студентов. Для волшебного преображения у Кёрстен, если судить по открытому багажнику её машины, припасено немалое количество вещичек. Она оставила верхнюю одежду внутри или уже повесила в помещении, дожидаясь парней в розовой толстовке, делающей её похожей на подростка.       — У нас будет ёлка, — с довольной улыбкой говорит Холл, вытаскивая из своего серебристого Форда коробку за коробкой. Складывает их друг на друга прямо на тротуаре. — Рэд сказал, он может достать одну бесплатно.       Привезённое не кажется таким уж тяжелым, но Кёрстен время от времени прикусывает губу, когда берётся за что-то новое.       — У него связи с Сантой? — бормочет Чонгук, пытаясь поднять одну из коробок здоровой рукой, чтобы проверить догадку.       — Не уверена, что с Сантой, но связи — наше всё.       — Связи — это твоё всё, — парирует Мингю. — У твоего Рождества есть тематика, или тут просто куча гирлянд?       Кёрстен качает головой, довольно отряхивая руки, когда поверх построенной ею пирамиды приземляется последний элемент — бокс со строительной техникой, наполненный разными модулями, если верить наклейке на крышке. А на руке у девушки вместо браслета повисает огромный степлер.       Теперь эта затея выглядит куда серьёзней, чем казалось Чонгуку в общежитии.       — Никакой тематики. Пытаемся придать как можно больше уюта, но это будет задание девочек, они приедут позже, вы мне нужны для всего габаритного.       — Ну тут я буду самым полезным, — у Чонгука вырывается смешок, на который Мингю реагирует широкой улыбкой.       — Твоя одна рука всё ещё сильнее, чем мои две, так что сейчас все будут полезны.       Абсолютно не впечатлённая отмазкой Кёрстен наконец закрывает багажник, следом ставя машину на сигнализацию, глубоко вздыхает и выдыхает, будто готовится встать на старт самого важного соревнования. Она выглядит взволнованной. Всегда взволнована всем, что делает. Будто каждое дело, за которое она берётся, моментально становится важнее всего остального в этом или любом другом мире. Забирая у Чонгука коробку, которую тот успел удобно подхватить, прижав к себе, Кёрстен всучивает ему нечто меньшее по габаритам, но значительно тяжелее по весу, а для себя складывает две друг на друга, командуя:       — За работу, мальчики.       Чонгуку только и остаётся, что плестись следом, потому что девушка не лукавила, когда напоминала, что он ни единого разочка не заглядывал на вечера, которые та организовывает. Парень слышал о них довольно много, даже больше, чем ему хотелось бы, но в реальности не может сопоставить услышанное с действительностью, когда впервые идёт по улице с семейными ресторанами и крошечными кофейнями, чтобы в одном из проулков миновать скрипящую дверь и спуститься в подвальное помещение. Пока Кёрстен пытается одновременно не уронить свою ношу и открыть сначала решётчатую, а затем тяжелую деревянную дверь, Гук разглядывает вывеску Brown Sugar, усиленно копаясь в недрах собственной памяти, потому что название кажется чертовски знакомым. И коричнево-жёлтая вывеска с выключёнными сейчас неоновыми буквами тоже. Неужели он здесь был раньше?       — Люди легко находят это место? — спрашивает Чон, когда они наконец попадают внутрь. — Потому что я бы стопроцентно заблудился.       На этой улице он не так часто бывает в принципе, не говоря уже про вход в проулке.       Внутри пахнет вовсе не как в подвале, скорее как в новом или просто недостроенном помещении — цементом, штукатуркой и пылью. Скудное освещение позволяет рассмотреть лофтовое оформление, очень хорошо подходящее джаз клубу. На стенах кое-где просматриваются кирпичи, а то тут, то там действительно будто пятнами пестрит оранжевая штукатурка, словно кто-то отчаянно пытался её содрать, но на некоторых участках ему не хватило усердия.       — Они так и не решили ничего с барной стойкой? — спрашивает Мингю, давая понять, что осведомлён о происходящем здесь куда больше своего друга.       — Нет, но я кое-что придумала. — Кёрстен ставит свои коробки на пол, оглядываясь на прикреплённые к стене полки. Одной или нескольких явно не хватает. На них в основном стоят средства для уборки, но, как кажется Чонгуку, именно они служили тем, что было барным углом. — По большей части вы мне нужны именно для этого. Но всё необходимое у Рэда, а пока что надо занести сюда хотя бы ту мишуру, что понадобится потом.       Если Мингю действительно потащил Чонгука чисто для моральной поддержки, то с этим заданием парень справляется на полную. Каждый раз, когда Ким пыхтит, спускаясь по лестнице новой увесистой ношей, Гук, не отказывая себе в удовольствии, с широкой улыбкой скандирует на манер футбольных фанатов «Ким Мингю, Ким Мингю!», больше раздражая, чем действительно приободряя, при этом ещё и плетётся следом с чем-то до смешного лёгким или мелким. Именно недовольное выражение лица и стиснутые из-за тяжести зубы помогают понять, что вся эта затея, а точнее согласие Чонгука покинуть свою чудесную комнату, было не такой уж плохой идеей.       Когда Кёрстен говорит, что приехал Рэд, настроение у Чонгука уже преодолевает отметку «прекрасное» и грозится стать ещё лучше. Оно действительно поднимается, стоит услышать радостно-удивленное: «Печенька, и ты тут!» от улыбающегося футболиста, но когда взгляд натыкается на живое дерево… посаженное в горшок и возвышающееся на пикапе Рэда, уровень гормонов счастья, кажется, достигает максимального показателя.       — Твою мать, — выдыхает Мингю, пока Чонгук, не отказывая себе в удовольствии, начинает смеяться вслух. — Ты сдурел, Рузерфорд? Как ты собираешься затащить это внутрь?       Ёлка едва ли выше хоть одного из троих парней, она лишь немного переросла главную виновницу всего происходящего здесь — Кёрстен — но сам факт того, что это дерево, к тому же засунутое в землю, наводит на невесёлые мысли о том, сколько примерно оно весит. Чонгук, даже не утруждаясь подсчётами, может сказать: дох-ре-на. Слишком много, чтобы перестать насмехаться над будущими жертвами, что непременно согнутся в шахматного коня под тяжестью.       — Ну как-то же мы затащили его в кузов.       — Блять, я должен увековечить это для потомков, — доставая телефон, Гук даже не пытается успокоиться.       — А помочь не хочешь? — огрызается Ким.       Да легко! Сегодня он весь состоит из помощи, а если быть совсем уж точным — из мотивационных воплей. Поэтому Чонгук нажимает на кнопку начала видеозаписи, делая то же самое, что и раньше.       — Ким Мингю, Ким Мингю! — продолжает кричать, как на матче, теперь записывая свой голос и нахмуренное лицо друга.       — Давай, папарацци, забирайся наверх, — камера теперь фокусируется на по-прежнему улыбающемся Рэде. — Надо помочь спустить горшок.       — Не могу, — Чонгук вытаскивает из-под накинутой на плечи куртки раненную руку так, чтобы гипс был заметен и для друга, и для камеры. — Я сегодня только комментатор и оператор.       — Чёрт, Печенька, — Рузерфорд подходит ближе. — Я тебя обожаю.       Рэд прижимает Чонгука к себе так внезапно и так крепко, что последний громко выдыхает, будто ударившись обо что-то.       Сказать, что Чонгук любит обниматься — ничего не сказать. Особенно если речь заходит о Чимине. Парень готов часами рассказывать, как идеально хён подходит ему, как вписывается в объятья так, словно только для этого и был создан, и почему-то именно сейчас, когда Рэд столь привычно для самого себя несколько раз сжимает крепкую шею у затылка, прежде чем сделать шаг назад, Гук думает, что даже со сломанной рукой ему хочется чувствовать, как к нему прижимается другое тело. Он сто лет не обнимался ни с кем. Хочется телепортироваться к хёну или… к маме. Чёрт, он скучает по физическим проявлениям любви. И пусть земля скорее расколется, чем он признает своё отношение к некоторым видам тактильности, Рэда, запрыгивающего на машину под всё никак не заканчивающиеся причитания Мингю, было приятно обнять.       Это, наверное, единственный случай, когда Чонгук действительно может порадоваться никак не вписывающемуся в планы перелому. Впервые у него есть достойная отговорка для того, чтобы совершенно ничего не делать, пока Ким подходит к открытой дверце кузова и очень громко матерится, когда Рэд со всей его чокнутой силой спортивной легенды университета едва ли делает несколько шагов, подняв горшок в одиночку. Мингю не часто использует настолько крепкие словечки. Ругань — ещё одна причина, по которой Чонгук обнаруживает себя снова смеющимся. Когда его в последний раз было настолько слышно? Хоть на самом деле ситуация вовсе не забавная, и тут стоит пособолезновать двум сегодняшним грузчикам-прислужникам их общей и некогда единственной подруги, но отчего-то наружу вырывается лишь безудержный хохот. Даже когда настроение Мингю передаётся и Рэду.       У крепкого железного горшка по сторонам ручки, как у огромной кастрюли, способной уместить если не Чонгука, то Чимина с его кошачьей способностью превращаться в жидкость — уж точно, это значительно облегчает жизнь, так хотя бы есть за что ухватиться, но если хоть одна из ручек не выдержит, Чонгук, наверное, захлебнётся в истерике. Ему вручили в руку один из множества деревянных ящиков, в которых чаще всего привозят овощи и фрукты с ферм, чтобы соблазн заснять на камеру чужие муки был не настолько велик.       — Ебать, это называется «помоги с напитками, Мингю»?       Вопрос получается в пустоту, потому что человек, обрёкший его на такие муки, находится не рядом.       — Это же Кёрстен, — Рэд первым опускает свою сторону горшка на землю посреди переулка, получая выбившейся из сетки веткой по щеке. — Ты что, уже забыл, чем заканчиваются её просьбы?       Даже если Мингю и забыл, Чонгук помнит не их, а скорее свою самую худшую историю, в которую его втянула эта девушка. И Чимин наверняка тоже помнит. И бедолаге Рику не забыть ни за что. Им чуть не надрали задницы, когда надравшаяся Кёрстен решила, что будет не такой уж плохой идеей плеснуть коктейлем в лицо идиоту, который отпустил пошлую шуточку про её наряд. Тогда ещё они с Риком были в отношениях, а Чимин с Чонгуком, к огромному сожалению, в тот день приняли их предложение потусить вместе в баре с ковбойской темой. Там была отличная музыка, а по мнению Рика ещё и лучшая Маргарита из всех, что ему только доводилось пробовать, но так же место оказалось богато на придурков размером со скалу. В итоге тусовка закончилась ссорой, которая почти перешла в драку на парковке, сбитыми костяшками Рика и доказательством имеющегося у Чимина превосходного таланта вести переговоры.       Чёрт. У Пака почти всегда получалось договориться о том, что Чонгук решал бы эмоциональной несдержанностью и обидными колкостями. И сейчас именно тот момент, когда надежда на хёновы способности велика как никогда. Он всегда знает, что сказать. Лишь бы своему начальству тот говорил о желании уйти, несмотря на ублюдский пункт в контракте, а не что-то о том, что им не нужно конфликтовать.       — Ящики нам тоже нужны? — зыркает на Чонгука Мингю, снова готовясь поднять свою ненавистную ношу.       — Да, но предлагаю свалить их на Печеньку.       — Эй, ты, — восклицает Чонгук, уж с больно наигранной обидой в голосе. — Я серьёзно пострадал, вам надо на цыпочках вокруг меня бегать.       — Только если ты потом присоединишься к команде номер два и развесишь все гирлянды. Твою мать, Рэд, ставь это дерьмо.       Как оказалось, спускаться по ступенькам с ёлкой в руках задача не настолько простая, как нести её по улице, пусть это и всего один этаж. Чонгук не хочет представлять себя на месте ни одного из парней. Ему вполне себе хорошо с одним ящиком.       Кёрстен аж подпрыгивает от радости, когда, спустя целую вечность невиданных страданий, главный символ Рождества в Brown Sugar наконец оказывается внутри. Ёлка занимает место рядом с запыленным фортепиано на небольшой сцене, где когда-то пели бэнды, а сейчас выступают смельчаки со своими шутками.       — Зачем тебе ящики? — спрашивает Чонгук, приземляя тот, что только что принёс, у коробки со стеклянными чашками.       — С них можно соорудить нечто вроде стола.       Гук кривится, обращая всё свое внимание на по-прежнему воодушевлённую работой девушку, пока парни пытаются отдышаться рядом с деревом. Ну или Мингю пытается. Рэд разрезает сетку, держащую ветки соединенными, и снова получает несколькими из них по лицу.       — И ты думаешь, что нашла подходящих людей для своих строительских планов?       — Ради бога, — девушка закатывает глаза. — Поставить ящик на ящик и вбить гвоздик для тебя непосильная задача? Ни за что не поверю.       Мингю подходит к ним, наконец наворчавшись вдоволь.       — Когда тебе нужна будет помощь, чтобы вытащить это всё обратно, я пас.       Кёрстен хмыкает себе под нос, не утруждая себя более содержательным ответом.       Скорее всего, Рэд — единственный, кого ещё раз удастся заманить сюда после Рождества. В конце концов, это благодаря ему удалось достать целое дерево. Стоит Гуку поинтересоваться, откуда такой клад, парень тут же делится тем, что его дядя работает на ферме, которая занимается прокатом ёлок. Они выращивают деревья в подобных горшках, пока те не станут достаточно большими, чтобы переехать на постоянное место жительства — в чей-то сад. Или парк. Куда-угодно, лишь бы была возможность спокойно расти и не быть срезанными ради чьей-то несколькодневной радости.       Как Чонгук и подозревал, ящики тоже с фермы. С той же, что занимается прокатом деревьев. И Кёрстен была права, её идея проста как в теории, так и в исполнении: если перевернуть ящики на бок, положив той стороной, что длиннее, на пол, а затем друг на друга, получится нечто вроде стенки. А если две такие стенки соединить между собой, то это вполне сможет зайти за настоящую барную стойку, неплохо вписывающуюся в лофтовый стиль всего помещения. Насколько же удачным окажется решение скреплять ящики между собой строительным степлером, получится узнать, наверное, уже в ночь Рождества. Не сказать, что конструкция получается достаточно крепкой, но смотрится не так уж плохо, а это, видимо, главное.       Пока Мингю и Чонгук наблюдают, как Кёрстен сосредоточенно засовывает по короткому дротику гирлянды в каждую привезённую стеклянную чашку, Рэд для надёжности таки вбивает несколько гвоздей в деревянные стенки, уже скрепленные между собой. На всякий случай. Или, как говорит Кёрст: «хуже от этого точно не станет».       — Ты собираешься изобрести новый экстремальный напиток? — задаёт вопрос Чонгук, когда очередная чашка с фонариками отправляется на небольшой круглый столик, задвинутый под стенку. — Попробуй выпить и не попробовать ток на вкус?       — Это светильники, — придвигая ту чашку, что была у неё в руках, ближе к лицу, Кёрстен безо всякой усмешки смотрит на Гука, но всё равно выглядит так, будто он только что спросил «почему тучка плачет». — Надо для атмосферы. Локальный источник света на каждый столик.       — Охренеть ты с этим всем заморачиваешься, — качает головой Мингю.       — Если бы ты тоже делал хоть что-то, что тебе нравится, ты бы тоже заморачивался.       — Кто сказал, что я не делаю? — Мингю складывает руки на груди.       — А ты делаешь? — хмыкает девушка, тут же получая в ответ несколько утвердительных кивков. — Что, например?       — Я хожу в зал. Да, это не вечера организовывать, но я встаю в шесть утра, чтобы пойти и позаниматься. Ещё ни разу не поленился.       — Ну хорошо, — Кёрстен пожимает плечами, явно ожидавшая, что Мингю сольется, как Чонгук совсем недавно, а потом будет мучаться от тяжких мыслей. — Значит тоже заморачиваешься. Для меня даже один раз проснуться в шесть утра — целый подвиг, а ты делаешь это регулярно ради того, что любишь.       Кажется, Чонгук заморачивается из-за Чимина. А когда-то в число вещей, для которых он прилагал усилия и получал от этого удовольствие, входил блог.       — Я закончил, — Рэд бросает молоток в ящик с инструментами, которые Кёрстен тоже принесла. — Ещё будут приказы, босс?       — Ага, поразвлекайте меня, пока Оливия с Дэйзи не придут. Они скоро будут здесь, но всё равно не хочу сидеть тут одна сейчас.       Рэд тут же расцветает улыбкой.       — Что за Оливия и Дэйзи? Я их знаю? — парень играет бровями, не скрывая — даже не пытаясь — истинных намерений. — Они горячие?       — Даже не думай, — грозно отвечает Кёрстен. — Больше никаких отношений с Феечками. Ни для меня, ни для моих друзей.       — А Феечки в число друзей уже не входят? — едко бросает Гук. Последний разговор про дружбу у них получился не очень, и он сам снова сворачивает на ту же дорожку. Это можно назвать одним из видов мазохизма?       — Вы входите в команду Винкс. И ты понял, о чём я, не придирайся.       Возможно, Чонгук продолжил бы спор и снова попытался пристыдить Кёрстен, как совсем недавно в кофейне, но их прерывает звук открывающейся двери. Первой показывается голова блондинки, которую Гук никогда в жизни не видел, он может поклясться.       Ладно, Оливию и Дэйзи долго ждать не пришлось, уже хорошо.       — Подмогу вызывали? — спрашивает незнакомка высоким голосом, от чего Рэд выпрямляется на своём стуле, готовый к новым знакомствам.       Непонятно, что именно сделало его настолько довольным — миловидное лицо в обрамлении светлых кудряшек или само присутствие новых людей.       — Ещё как вызывали, — Кёрстен поднимается, чтобы поприветствовать подруг.       Вслед за блондинкой заходит вовсе не одна, а две девушки, которых Чонгук так же не знает, и, к огромному удивлению, придерживая дверь ногой, последней появляется Инес Сандерс с коробкой в руках.       — Мы с подарками, — говорит всё ещё безымянная для Чонгука девушка. — Это Инес, она вызвалась помочь.       — Привет, — улыбается та, и Чонгук краем глаза пытается уловить реакцию Мингю. — Мы не знакомы лично, но встречались… буквально вчера?       Когда чересчур довольный Рэд забирает у девушки очередную весьма увесистую коробку, Мингю выпрямляется на стуле, пытаясь пристроить куда-то видимо внезапно начавшие мешать руки.       Ох, чёрт, просто очаровательно. Ким Мингю нервничает из-за девушки, наконец-то в хорошем смысле. Инес ему нравится. Он действительно словил краш на девчонку, которую Гук считал своей сталкершей.       — Чонгук дал мне пригласительный на твой вечер, а Лив, — Инес поворачивается к той самой блондинке с кудряшками. — Сказала, что идёт помочь с подготовкой, так что, кажется, меня сама судьба сюда пыталась допинать.       Из всего сказанного Кёрстен почему-то цепляется за самую нелепую вещь.       — Откуда ты знаешь Чонгука? — как бы между прочим интересуется та, но, без преувеличений, каждый присутствующий понимает, что только что начался сбор информации. Полезной или не очень — девушка решит позже.       — Эм… — Инес на секунду заминается. — Он часто заглядывает в место, где я работаю.       Нет, нет, про FireGround не стоит.       — Да, а ещё у нас несколько совместных предметов.       У них имелось немалое количество лекций, где Чонгук успел словить слишком большое количество взглядов, а его друг, видимо, неплохо запасть на красотку-новенькую.       Именно последнее наталкивает на мысль приложить чуть больше усилий в попытке столкнуть Инес лбами с его другом.       — Как и с Мингю, — Чонгук продолжает тему совместных лекций, указывая на напряжённого парня в метре от себя. — Вы знакомы, так ведь?       — Не лично, — качает головой девушка. Она улыбается, смотря прямо на Кима, и, к счастью или к сожалению, в тот самый момент даже не подозревает, как эта улыбка может заставить поволноваться, а затем, не страдая от избытка эмоций, делает несколько шагов к парням и протягивает Мингю руку. — Привет.       Это почти что смешно. Смотреть, как человек, которого вполне можно посчитать влюблённым в себя самого из-за… да ладно, даже Рик, не любящий раскидываться такого рода комплиментами, однажды сказал, что будь он девчонкой или хотя бы по мальчикам, скорее всего купил бы хоть одну фотку у тех чокнутых, что неплохо подорвали спокойствие Мингю. А сейчас Чонгук наблюдает, как у главного красавчика Команды Феечек бегают глаза, стоит руке Инес оказаться в его.       Неужели этого никто, кроме Гука, не замечает? Неужели он сам до недавнего времени был настолько слеп?       Пока Рэд так же занят знакомством с каждой подругой Кёрстен, Чонгук не может перестать наблюдать за реакцией Мингю. Он так внезапно и так молниеносно превратился в милашку от одного касания, что это не может не улыбнуть. Чёрт, он не зря дал Инес приглашение. А теперь, учитывая то, что одна из подружек притащила её помогать с подготовкой зала, шансы встретить её здесь в Рождественскую ночь только повышаются.       Мингю должен прийти на этот открытый микрофон. Во что бы то ни стало. Время бороться со своим посттравматическим синдромом более усердно и примерять на себя роль бармена с нечеловеческой решимостью.       Когда друг наконец переводит взгляд на Гука, тот даже не пытается сдержать всё веселье и удовольствие, появившееся внутри от созерцания происходящего.       — Инес, да? — одними губами спрашивает Чонгук.       — Держи рот на замке, — звучит угрожающее, но Ким хотя бы не пытается отрицать. — И никаких подколов.       Ответить Чонгук не успевает, их крайне важную беседу прерывает Кёрстен, хлопая в ладоши.       — И так, мальчики, кажется, вам пора. Спасибо за помощь, вы самые лучшие.       — Мы можем остаться, чтобы… — тут же встревает Рэд, не в силах отвести взгляд от девушки с собранными в пучок волосами.       — Нет, нет, Рузерфорд, вам уже пора. Ты же подкинешь парней к общежитию?       Чёрт, в этом вся Кёрстен. Она даже вопросы задаёт так, чтобы получить утвердительный ответ. И получает ведь. Рэд просто кивает, но с места не двигается, пока Кёрстен не начинает в буквальном смысле толкать его к выходу. Рэд не любит расставаться с обществом девушек, это причиняет ему почти такой же дискомфорт, как камешек в обуви. Он, в конце концов, позволяет выиграть так усиленно пытающейся спровадить его девушке, смешно прощается с хихикающими подругами Кёрстен, пока Чонгук с Мингю просто идут следом, ограничившись скучными «пока».       — Чёрт, вы их видели? — уже на улице спрашивает Рэд. — Я готов жениться на каждой.       — Ради бога, — кривится Мингю. — Сделай одолжение себе и всему женскому полу, не женись никогда. Пока тебя контролирует твой член, ты и брак — параллельные прямые.       В каком-то другом мире Рэд, возможно, поспорил бы, но не сейчас. В этой вселенной и на этом этапе своей жизни он просто смеётся, прекрасно понимая, чем обоснованы подобные слова. Этот парень ни разу не был в серьёзных отношениях. Все его интрижки успевали изжить себя за несколько недель, ни одна из них не продержалась даже месяца, чего уж тут говорить про такую сложную штуку, как брак.       Эндрю Рузерфорд отличный друг и блестящий футболист, но бойфренд из него никудышный.       — У вас есть ещё планы на сегодня?       — Ни единого, — Мингю зевает, потягиваясь.       — Есть вообще-то, — поправляет парня Гук. — Ты должен мне невероятно корейский обед.       — Господи, — цокает Ким. — Тогда ты будешь готовить со мной эгг-ног.       — Я вообще-то пытаюсь предложить зависнуть где-то вместе, — со смешком говорит Рэд. — Я скучал по вам, Феечки.       Да, Чонгук на самом деле тоже. Но только сейчас удаётся это понять, после совместного времяпрепровождения в компании деревянных ящиков, Керстен и ёлок. Пусть с Мингю он и видится довольно часто, а не так давно даже побывал у Рэда на вечеринке, всё же это не то же самое, что тусоваться всем вместе. Как в прошлом году. Ещё, конечно же, Рика не хватает для полноты картины.       И тут Чонгука осеняет.       — Эй, а ты не хочешь пожертвовать свою квартиру для кулинарных экспериментов Мингю?       Рэд прыскает.       — Почему это звучит как «тебя выселят к полуночи»?       — Ради бога, я просто никогда его не готовил, — тоже смеется Ким. — Там ничего сложного. Закипятить молоко и влить ром.       — Ага, ещё белки взбивать, желтки… что-то там.       — Чёрт, я действительно по вам скучал, — Рэд снимает пикап с сигнализации, и, открыв дверь с водительской стороны, кивает несколько раз. — Кажется, я даже готов позволить вам разворотить мне кухню.       — Может, тогда и рамён состряпаем у Рэда? — предлагает Чонгук, как дама на свидании ожидая, пока Мингю откроет ему дверцу.       — На это я уже больше согласен.       В Пикапе почти так же холодно, как на улице, но Чонгук садится посредине, надеясь, что это поможет согреться.       — Тогда стоит и Рика позвать? — ещё даже не до конца забравшись, Мингю расстёгивает пуховик, поочередно смотря на обоих друзей. — Если он не успел свалить на каникулы.       — Позвони ему, — кивает Рэд, как раз заводя машину.       У Чонгука вообще-то тоже есть кому позвонить. В Корее пять утра, Чимин наверняка до сих пор спит, но на всякий случай парень вытаскивает телефон, который до этого даже не проверял. И, как оказалось, зря, почти двадцать минут назад его Какао наконец ожил.       Чимин Пак: Я проснулся, но не думаю, что у меня есть время на разговор.       Чимин Пак: Прости, Зайчик.       Чимин Пак: У меня утренний рейс, я наберу, как только смогу.       Чёрт. Неприятное чувство волнения снова заполняет грудную клетку. Чимин сейчас посреди своих нелучших времен, а Чонгук провёл последние три часа, пытаясь не лопнуть от смеха. Это правильно? Он действительно может зависать с друзьями, пока у его парня проблемы?       Чонгук Чон: Я буду ждать новостей.       Чонгук Чон: И звонка.       Ответ, к удивлению, не заставляет себя ждать.       Чимин Пак: Не думаю, что новости будут такими уж важными. Не волнуйся, ладно? Это же я.       — Эй, — толкает его Мингю. — Ты слышишь?       — Слышу что? — не отрываясь, от диалога, спрашивает Гук.       Чонгук Чон: Вот именно. Это ты.       — Сколько пачек рамёна нам надо на четверых?       — Рик придёт?       Поворачиваясь к парням, Чонгук получает ответ в виде демонстративно повёрнутого к нему экрана телефона с вызовом в ожидании ответа.       — Пачек шесть, — пожимает плечами Гук. — В зависимости от того, насколько вы голодны.       Рэд уже открывает рот для ответа, но его прерывает голос, сменивший гудки.       — У меня настолько плохое похмелье, или мне действительно звонит Ким Мингю?       Смешок вырывается сам собой из-за такого приветствия, но внимание Чонгука снова возвращается к собственному телефону. Чимин что-то печатает.       — Ты хоть когда-нибудь бываешь не с похмелья? — громко спрашивает Рэд.       — Это кто? — звучит из телефона.       — Вот это ты допился, не узнаешь Рэда Рузерфорда.       — Внеза-а-апно, — тянет Ва. — Вы что там вместе делаете, сахарки?       — Я тоже тут, — подаёт голос Гук.       — Зайчик? Это что, воссоединение Феечек?       — Да, — сквозь улыбку подтверждает Мингю. — Не хватает только тебя.       — Мы едем ко мне, — снова говорит Рэд. — Мингю собирается готовить рамён. Ты ещё в городе? Приедешь?       — На вашу адскую лапшу? Я потом снова захочу, чтобы меня трахнул снеговик?       Сдержать смех не получается даже когда сообщение от Чимина наконец приходит. Его любимые три слова с усилением в виде ругательства.       Чимин Пак: Я люблю тебя до охреновения сильно.       А следом ещё. Одно за другим.       Чимин Пак: Не думай об этом слишком много.       Чимин Пак: Даже я не думаю.       Чимин Пак: У тебя первый день каникул. Повеселись за нас обоих.       Чимин Пак: Потому что, скорее всего, я тоже захочу с тобой повеселиться после всего этого.       Чимин Пак: Как в прошлый раз, в наушниках и без одежды.       Не совсем понятно: Чимин пытается всеми силами дать понять, что всё хорошо, или ему действительно не так уж не по себе от происходящего. Всё нормально? Дела на самом деле не так уж плохи? Но почему-то именно последнее сообщение, этот ни разу не намёк на секс даёт утвердительный ответ на ранее возникший вопрос. Он может жить свою жизнь и веселиться, даже если у Чимина не все гладко. В конце концов, он не может сделать ровным счётом ничего, кроме как написать или позвонить, чтобы позволить выговориться. И лучше бы ему быть не в подавленном настроении, когда этот звонок наконец произойдет. Чтобы помочь прийти в норму, нужно самому быть в норме, по-другому это вряд ли сработает, все попытки окажутся тщетными. Там, в Корее, вряд ли что-то изменится, если Чонгук вернётся в свою комнату и будет смотреть в одну точку в ожидании хоть чего-то, самой малой порции новой информации. Сейчас он выбирает то, что не сделал бы пару недель назад. Он пишет Чимину, что любит его так же сильно, как это было всегда, и снова вслушивается в разговор Рика, Мингю и Рэда.       Его жизнь — не только Чимин. Они могут быть парой, но мир существует и вне этих отношений. И с сегодняшнего дня Чонгук будет прилагать больше усилий, чтобы напомнить себе об этом.