Santa doesn’t care

      Чонгук Чон: пожалуйста, не волнуйся, это просто небольшой перелом, я уже в общежитии.       Даже самому смешно из-за последнего сообщения. Небольшой перелом? Очень успокаивающе. Надо было ещё написать «запястье хрустнуло громче обычного», тогда его мама не позвонила бы сразу, как только заглянула в мессенджер, наплевав на то, что в Чикаго на тот момент уже слегка перевалило за полночь. Госпожа Чон знала: Чонгук точно не спал в такое время, а если бы и так, то ничего страшного, проснулся бы, спасая от паники, захватывающей тело от кончиков пальцев ног до самой макушки. Чону не пришлось раздумывать о том, стоит ли говорить сразу. Стоит. Безо всяких «или». Чтобы не получить выговор и не оглохнуть от вопросов по типу «почему ты говоришь о таких вещах только сейчас, Чон Чонгук?!», поэтому как только его руку укутали в гипс, а бледного, как тот самый злополучный лёд, Джина перестало потряхивать после всех указаний врачей и разборок с оплатой, Гук решил немедленно уведомить родителей о неприятном инциденте. Ожидал ли он, что мама из-за этого уйдёт с работы на два часа раньше? Слишком много драмы, слишком много переживаний из-за обычной неуклюжести, но именно это и произошло: Чонгук в деталях описывал всё, что ему удалось запомнить, начиная с момента падения и заканчивая попытками вспомнить номер страховки в медицинском учреждении, хоть в конце концов всё равно без помощи не справился.       Мама сказала, что сделает для Ким Джина самый большой контейнер кимчи из редьки и подарит свой самый любимый чай. Всё что угодно для человека, который спас её сына. А теперь угадайте, сколько раз Чонгук закатил глаза после этого заявления? Драма, драма, драма. Её стало слишком много вокруг его скромной персоны.       Не то чтобы Гук никогда не травмировался или не испытывал физической боли, чтобы мама так остро реагировала, но для парня стали шоком как её уход домой до окончания рабочих часов только для того, чтобы они могли поговорить по телефону немедленно, так и внезапно открывшиеся факты о себе самом. Болевой порог у парня оказался препаскудным, или нервы абсолютно ни к чёрту, раз мозг решил отключиться, лишь бы не чувствовать все последствия перелома. И выяснилось всё это лишь на двадцать первом году жизни. Даже смешно. Кто бы мог подумать, что и в достаточно зрелом возрасте можно знакомиться с ранее неизвестными особенностями и открывать для себя столько новых вещей. И сейчас речь идёт не только про пределы своей терпимости.        Только после полутора лет жизни с человеком в одной комнате общежития удалось догнать: его добродушный сосед Джин, которого так весело раздражать нападением на вазочку с ирискам, на самом деле заботится о Чонгуке, как о члене семьи. Вот что стало самым неожиданным. Это Джин вызвал такси к Мидуэй Плезанс, не теряя времени и самообладания. Чонгук этого даже не помнит, Ким поделился столь ценной информацией уже по дороге домой. Сам младший запомнил лишь саму больницу: слишком яркий свет, запах стерильности и боль, не прекращающуюся ни на единую секунду. Джин, будто так и было задумано, будто они договорились заранее и даже репетировали подобное, следовал за едва держащимся в сознании парнем в каждый кабинет, впитывал в себя любое слово врача, как обеспокоенная мамочка каждую новость о состоянии ребёнка, отвечал на некоторые вопросы вместо соседа, пока его не попросили покинуть кабинет в самый важный и болезненный для сломанной руки момент. Этот знакомый вдоль и поперёк человек внезапно показался тем, кого у Гука никогда не было. Старшим братом. Действительно тем, кем и Чимин, и Чонгук его всегда называют. Хёном.       Желание или снова проблеваться, как после вечеринки Рэда (чтобы полегчало точно так же, как в тот ужасный раз) или снова вырубиться становилось не таким невыносимым, когда в узком окошке на больничной двери каждые несколько секунд мелькало лицо Гукового сегодняшнего родителя. Чонгук смотрел на Кима, который пытался быть в курсе всего, пока его щупали там, где болит больше всего, и вместе с ним ждали, когда наконец подействуют болеутоляющие.       Лёгкость в теле после всех лекарств (в основном, обезболивающих) позволила Чону пробыть в полусне, или, скорее, в приятно обволакивающем тумане, пока его физический внутренний мир ставили на место, вправляли лучевую кость и накладывали шину. Вероятно, если бы Джин, оказавшийся рядом, как только ему снова это позволили, не нёс какую-то невероятную чушь про корейскую лапшу, сваренную на молоке и курином бульоне, младший таки отключился бы ещё раз, прямо в тот момент, когда ему засунули шприц прямо в тот участок, что не поддавался никаким таблеткам и тестировал выдержку снова и снова. Каждую адскую секунду.        Ему было так плохо, что даже разговаривать сил не оставалось. Парень промолчал всю дорогу домой, лишь кивая на периодические вопросы «ты в порядке?».       Чонгук в порядке? Декабрь испытывает его на прочность изо всех сил. Он в порядке, или стоит поднять белый флаг и признать поражение, чтобы его наконец пощадили? Наверное, это выяснится чуть позже.       Сейчас же парень последний раз бросает взгляд на открытый диалог с матерью, а потом переводит его на уставшего за этот день чуть ли не так же, как он сам, Джина. Старший уснул, не обращая внимания на болтовню в другом конце комнаты, хоть обычно спит довольно чутко, и Чонгук знает это, пытаясь — действительно пытаясь — быть осторожней. Звонок откладывать было никак нельзя, к тому же они оба ещё не спали, когда позвонила мама Гука, но если последний не сомкнул глаз из-за рассказа о своём весьма неприятном походе на каток, то Ким ту же участь не разделил. Рука сломана у Чонгука, но вымотало это не его одного.       Джин так сильно волновался. Так сильно пытался выглядеть уверенным и бесстрашным, но даже его взгляд выдавал затопивший внутренности страх и растерянность, хоть стоит отдать должное — держался Ким куда лучше главного потерпевшего. Вол-но-вал-ся. Пусть Чонгук покажется всем существующим и несуществующим критикам последним идиотом, но он всё равно улыбается одним уголком рта, когда блокирует телефон и наконец погружает комнату в полную темноту. Мысль о том, что рядом с ним всё так же есть человек, которому не наплевать на него до такой степени, греет лучше всех одеял и пледов.        Парни вряд ли назовут себя лучшими друзьями, Джин для Чонгука, так сказать, напарник по дуростям, не вторая половинка и не… бести, но всё же произошедшее накануне вдруг заставляет взглянуть на этого человека под совершенно другим углом. Так как до этого никогда не пытался посмотреть.       Гук ждал этой зимы, именно конца декабря, чтобы позволить себе назвать долгожданный приезд Чимина Рождественским чудом, но что если мир приготовил для него чудеса другого рода? Осознание важных вещей. Например, возможность рассмотреть, что люди, находящиеся у него под носом, не просто ошиваются рядом — они сейчас и есть его близкие в этой всё ещё чужой для него стране.       У Чон Чонгука есть семья, которую он так или иначе выбрал себе сам. И он не должен чувствовать себя одиноким, потому что на самом-то деле не один. Нужно было лишь напомнить себе об этом.       Он так держался за Чимина. Всеми силами. Садился в самоелёт, зная, что не будет один из-за Пака. Чонгук вцепился в свой островок безопасности, в кого-то, кто был его единственным привычным и знакомым в этой чужой стране, так сильно, что после прощания в аэропорту, начал жить больше в виртуальном мире, чем в реальном. В переписках со всеми, кого называл семьей почти двадцать лет.       Неужели всё происходящее сейчас не только из-за отношений и бешеной любви к одному парню?       До будильника остаётся всего несколько часов, когда Чон наконец откладывает нагревшийся телефон и позволяет себе уснуть. Возможно, он измотан неприятными приключениями на катке, вполне вероятно, что бессонная ночь накануне, зубрёжка в библиотеке и попытки не дать матери запаниковать из-за перелома оставили на нём достаточно много следов, чтобы получилось уснуть за считанные минуты. Мысли о Чимине в этот раз не отнимают у тела возможность отдохнуть, хоть проскользнувшая картинка предполагаемой реакция хёна на случившееся заставляет губы сложиться в улыбку. Чимин назвал бы его идиотом. Они с Джином насмехались бы над Чонгуком и его высокомерием относительно Кима всю дорогу до больницы и обратно. С Паком было бы не так угрюмо и тревожно.       Они бы с этого всего посмеялись. Обязательно посмеялись бы.

***

      — Святое дерьмо, — вместо приветствия бросает Мингю, как только Чонгук подходит достаточно близко.       Утром Джин ушёл раньше, успев сделать то, что всем трём будильникам не удалось — выдернуть соседа из мира сновидений, тут же оставляя Чонгук сам на сам с новой реальностью, со всеми прелестями его временного однорукого существования. Левая конечность ожидаемо болела, а правая, не привыкшая, что вся нагрузка теперь свалится на неё, никак не хотела справляться со всем в одиночку в привычном темпе, поэтому на сборы ушло больше обычного, и к тому же гипс категорически отказывался пролезать в рукав толстовки, не обеспечив перед этим адовой болью, так что было решено оставить раненую руку прижатой к груди под одеждой. Плевать, как он выглядел со стороны с одним телепающимся рукавом куртки и толстовки, абсолютно всё равно на тех, кто сейчас принимает спрятанную под одеждой конечность за внезапно появившийся животик, главное не профукать последний предмет, который он может закрыть на что-то приличней тройки.       — Да, долгая история, — говорит Чонгук перед тем, как зацепить зубами воротник куртки, чтобы помочь себе расстегнуть молнию. — Позже расскажу.       — А если в двух словах? Что с рукой? — всё же задаёт волнующий вопрос Мингю.       — Сломал.       Ответ на своё короткое объяснение Чонгук получает в виде тихого чертыхания, как раз в тот момент, когда дверь кабинета открывается, являя всем профессора Гилберта — чудаковатого мужчины с густыми не только усами , но и бровями, которые как всегда выглядят как-то особо объёмно из-за полностью лысой головы.       Чонгук виделся с другом буквально за час до вчерашнего фатального происшествия, но по взгляду Мингю можно решить, будто они только что впервые встретились или у Гука внезапно выросло третье ухо где-то в районе лба.       — Какого чёрта? — всё так же непонимающе, но уже со смешком продолжает Мингю. — Ты к математике так усердно готовился?       Это что ему нужно было бы делать? Чертить изо всех сил и не рассчитать с линейкой?       — Всего лишь неудачно сходил на каток.       Скорее неудачно отвлекался от непоняток в отношениях. Чонгук думал, что вернуться к своему привычному (прошлогоднему) образу жизни можно вот так по щелчку пальцев, за одно воскресенье, но, увы, реальность обрушилась на него действительно со всей дури.       — Иисус, — уже более уверенно посмеиваясь, Мингю разваливается на своём месте — через два кресла от Чонгука, выставляя руку перед ними. — Держись от меня на таком расстоянии всегда, ты магнит для неприятностей.       — Это несчастный случай, — закатывает глаза Чон, наконец выпутавшись из дурацкой куртки и бросив ту на свободное сидение. — И я покончу с неприятностями прямо здесь и сейчас.       — Каким образом?       — Сдам математику лучше тебя. Вот здесь, — парень указывает пальцем на свою голову, — перелом не повредил ничего, так что…       — Так что удачи, — обрывает его друг, когда профессор, разложив все бумаги на своём столе, начинает обычную мантру о правилах экзамена, времени и чёткости ответов. — Если и Гилберт напишет тебе «просмотрено» вместо оценки, я сам пойду с ним разговаривать.       — Спасибо, мамочка.       Последние несколько дней — или даже недель — похожи на странный сон, достаточно неприятный, чтобы его назвали кошмаром, но никак не напоминающий размеренную жизнь Чон Чонгука. Если всё происходящее сваливается на парня, чтобы он смог сделать какие-то важные выводы для себя, то можно было хотя бы не ломать ему запястье. Это так, на всякий случай, если неведомая сила, насылающая на него одну кару небесную за другой, вдруг захочет узнать мнение своей жертвы.        Лист с заданиями на самом деле до чёртиков неудобно придерживать больной рукой. Неудобней, чем Чонгуку казалось, когда он вчера представлял этот момент перед сном. Собираясь впопыхах, Гук забыл спасительные обезболивающие, и теперь вызубренные вчера формулы пытаются вытеснить мысли о неприятных ощущениях. Но чёрта с два парень поддастся новому препятствию. С него хватит плохих оценок, больше он не намерен позволять себе плыть по течению, оно, как оказалось, несёт его в сточную яму.       Сегодня на удивление легче сосредоточиться на происходящем здесь и сейчас. Ему больно сейчас. Рука не даёт забыть о себе ни на секунду сейчас. Чонгук переносит цифры из головы на бумагу именно сейчас. И это единственное, что имеет значение. Потерян он, расстроен, голоден или не выспавшийся — сейчас, важнее всего не эти чувства, а игнорировать всё, что кажется лишним Чонгук вроде как умеет.       Должен ли Чонгук гордиться тем, что за весь экзамен ни разу не думает о Чимине? Скорее всего да, вот только стоит им с никак не унимающимся Мингю покинуть кабинет, как желание поделиться радостью о последнем дне сессии и последнем экзамене заставляет схватить телефон. На этом же всё и заканчивается. Переписка всё ещё мертва, её не разбудить дурацкими воплями о математике. Когда-нибудь Чонгук расскажет об этом моменте и этом дне, потому что их с Чимином молчанка в конце концов закончится. Главное не растерять выдержку и веру до того момента.       А об экзамене он обязательно напишет ещё сегодня. Маме или папе. Сразу, как только придёт домой. Он не делал так со школы. Первым всегда узнавал Чимин, потому что с ним их поначалу не разделяли часовые пояса, а потом это превратилось в привычку и пропасть в не один час разницы уже не имела значения.       В любом случае их перерыв с Чимином продолжается так же, как вся остальная жизнь, идёт своим чередом, и Чонгук следует правилам, насколько бы тошно от этого ни было.       — Я жду рассказ о твоих удивительных приключениях на льду, — Мингю забирает у друга верхнюю одежду, чтобы тот смог хоть немного расслабиться. — Только не говори, что ты один из фанатов Юдзуру Ханю и пытался сделать аксель.       Если бы. Может быть, тогда хоть стыда не появлялось бы среди всего спектра негативных эмоций.       — В меня просто врезались, это не моя вина.       — Боже, это звучит ещё нелепей.       — Знаешь, чувствовать, как твои кости принимают не совсем привычное для них положение, не очень-то весело. Прояви сочувствие.       — Я сочувствую тебе со всей силы, неудачник.       — Ты собираешься домой? Или у тебя есть ещё что-то?        В расписании Чонгука была всего одна пара, сейчас же он может вдоволь насладиться свободой, а если быть точным, то вернуться в неубранную постель и добрать то количество часов сна, в которых нуждается его организм сегодня. И выпить болеутоляющие. Почему Гуку казалось, что как только ему вправят запястье, вся боль исчезнет? Это нихрена не так.       — Никакого «домой», ты должен мне кофе. И кекс, — Чонгук закатывает глаза. — Я голодный.       Как будто хоть одному из них может хватить несчастного кекса и стаканчика чёрного кофе, чтобы утолить голод. Гук предсказуемо ничего не успел перехватить с утра и от какой-нибудь выпечки так же не отказался бы, но… Разговор с Инес всё ещё слишком свежий в списке воспоминаний, и идти в Fireground с… компанией категорически не хочется. Чонгуку всё ещё не нужны свидетели его позорных разговоров, будь то что-то включающее в себя мудацкие замечания или десять тысяч «извини». Есть шанс не наткнуться на одну определённую бариста, вот только с повернувшимся задницей к парню везением этот самый шанс сейчас мизерней, чем возможность врезаться в Билли Айлиш на лестничном пролёте.       — Может лучше в Сабвэй? Сейчас бы сэндвич с…       — Нет, нет, никакой смены планов.       — Там что, мёдом намазано? — не сдержавшись, стонет Чонгук, когда Мингю хватает его за шкирку, как крошечного котёнка.       — Не ворчи, ты же знаешь, что не поможет.       По ощущениям не совсем понятно, готов ли Чонгук к походу в это злополучное кафе. Мозг вроде как понял и принял дискомфортную мысль об извинениях перед Инес, но… нежелание разговаривать с ней сегодня или просто попадаться на глаза также присутствует. Ким же, в отличии от Гука, не мучается сомнениями. Начинает казаться, что они направляются в конкретное заведение с такой решимостью точно не из-за кексов и их любимого американо-не-американо. Но даже самых безобидных вопросов никто не задаёт. Чон вместо десятка уточнений и, возможно, парочки шуток ускоренно пытается принять свою судьбу, пока Мингю никак не может перестать смеяться и выпытывать подробности о вчерашней отключке на льду. Для него, в отличии от Чонгука и даже Джина, вся эта история похожа на длинное забавное приключение, в то время как Чон чувствует запястье — главного героя рассказа и причину веселья Кима — всё сильнее.       Нужно домой. Выходить без болеутоляющих было очень-очень плохой идеей. Если на экзамене боль, доходящая до отметки «невыносимая», простреливала время от времени, то сейчас неприятные ощущения тянутся от ладони до самого локтя, совершенно точно ломая каждый шанс стиснуть зубы и перетерпеть.       Есть ли шанс снова потерять сознание? Это, по крайней мере, стёрло бы широкую улыбку с лица Мингю.       — Слушай, мне надо домой.       Чонгук нисколько не врёт. Нужны таблетки и заодно возможность ни за что не наткнуться на Инес. И обе эти потребности одинаково сильны.       — Даже не думай.       — Мне нужны болеутоляющие, — Ким наваливается на входную дверь кофейни, пока Чонгук про себя повторяет «пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста», изо всех сил надеясь не встретиться глазами с Инес, как только переступит порог. — Рука ноет.       — Дерьмо, — выдыхает Мингю, явно не сочувствуя из-за сломанной конечности. — Не та смена.       Мантра из одного слова таки помогает. Когда глаза быстро пробегаются по обычным местоположениям работников, они не находят девушки, нагоняющей страх на одного вроде как крепкого на первый взгляд второкурсника. Вот только обрадоваться времени нет, Чонгука слишком уж интересуют вырвавшиеся у Мингю слова.       — Так мы за кофе шли или..?       Секундное замешательство на лице Мингю исчезает ещё быстрее, чем появилось. Он поправляет куртку как ни в чём не бывало и без всяких сомнений пытается слиться или сменить тему.       Вот так здравствуйте. Чонгука ждёт ещё больше открытий? Мистер Скрытность прокололся?       — Никакого «или». Гони карту, я сам сделаю заказ.       Мингю избегает разговора? Это или очень неприятная тема, или…        Или.       Чонгук улыбается, яростно пытаясь отодвинуть на второй план никак не унимающуюся боль.       — На кого ты запал, м?       Это вроде как не должно настолько повышать настроение, но сам Ким Мингю — предмет воздыханий далеко не одних только девочек —, наконец положивший глаз на кого-то? Чонгук уже и не надеялся, что застанет столь исторический момент, всё ещё нося статус студента Чикагского университета, а теперь вот они здесь. Гук прыскает, когда его кредитка оказывается в длинных пальцах друга, затем двигается к их любимому столику у изрядно потрёпанного дивана. Происходи всё в немного другое время, смех наверняка вышел бы более искренним и продолжительным, в то время как сейчас физическая боль и всё ещё не заполнившаяся пустота внутри не позволяют придумать и парочки подколов, пока Мингю делает заказ.        На самом деле Чонгуку стоит пойти побыстрее домой не только из-за спасительных таблеток. Ему жизненно необходимо придумать нечто достойное второго шанса Гийома. Реферат? Чистосердечное признание? Акростихи о психических расстройствах? Пока что толковых идей нет. Парень не имеет ни малейшего понятия, как за неполные сутки заполнить все многочисленные пробелы в памяти, выучить то, что проспал, прогулял и прослушал. Как доказать, что он всё ещё тот же Чон Чонгук, что тонул в учебниках и поглощал новую информацию с тем же удовольствием, что и чикагскую пиццу?        Ко всему прочему очень не помешало бы внезапное озарение. Что-то помогающее ему так же, как всем героям в подростковых ромкомах, внезапное решение, как исправить проклятую единицу на пятёрку, а гнев профессора на невиданную до ныне милость.       — Тебе повезло, у них сегодня скидка на капкейки.       Чонгук даже не замечает, как друг с двумя бумажными стаканчиками и пакетом с логотипом кофейни подходит к столику. Не садится напротив, а ставит один из напитков перед Гуком, следом удобней перехватывая пакет.       — С собой? Я думал, мы посидим здесь в последний день.       — Мы бы посидели, но ты ж помрёшь от болевого шока. Или не дай бог начнёшь доставать меня вопросами.       Значит это правда. Вопрос получился не в бровь, а в глаз?       Чонгук снова прыскает.       — Просто скажи, кто это, и я больше ничего не стану выпытывать.       — Не надейся.       — Да ладно тебе. Ты знаешь примерно миллиард подробностей о наших с Чимином отношениях, а…       — А я о них даже не просил, заметь. Никто не просил.       Ужасно хочется закатить глаза, но Чонгук сдерживается.       — Мы что, в школе? Мне нужно поклясться на мизинчиках, что я никому не скажу?       — Ты вроде спешил домой, нет?       Ким Мингю невозможен. Чонгук сдаётся, толком не начав бороться.       — Ну и чёрт с тобой.       Зная Мингю, можно действительно забыть об этом. Как бы нелепо это не звучало, но парень, способный лишить без работы приличное количество манекенщиков, если только пожелает, абсолютный неудачник по части отношений и распространяться даже о самых безобидных вещах, касающихся дел сердечных, не любит. Гук лишь благодаря собственным наблюдениям понял: чтобы дождаться от Мингю первого шага, луна должна быть в определённой фазе, солнце сиять с нужной яркостью и всё в этом духе. Но как бы там ни было Чонгук рад уже тому факту, что появился хоть кто-то, способный вызвать у Кима хоть самую безобидную и слабую симпатию, а не только настороженность. Это хороший знак. В отличии от того… что стоит им подойти к двери, как Инес Сандерс входит в кафетерий, стягивая шарф на ходу. Всего секунда — взгляд Чонгука встречает взгляд Инес на крошечное мгновение, но этого оказывается достаточно, чтобы почувствовать внезапный ком в горле и сухость во рту. Отличное дополнение к прекрасным ощущениям, подаренных переломом.       — Привет, — всё так же сухо говорит девушка, явно не мучаясь так же, как Чонгук.       Пока Чон просто кивает, Мингю останавливается на том же месте, где стоял до этого, оборачиваясь на бариста.       — Привет, Инес.       Нужно убираться отсюда как можно скорее. Здоровая рука занята кофе, поэтому Чонгук в нетерпении поворачивается на своего спутника, только сейчас замечая, что тот продолжает смотреть вслед шагающей девушке до тех пор, пока она не скрывается за запыленным папоротником у стойки, а затем и за служебной дверью.       Ох блять. Такой вариант Чонгук от чего-то даже не рассматривал. Это что, вселенная всё ещё продолжает над ним глумиться? То есть из всех существующих девчонок Мингю выбрал именно…       — О, нет, — стонет Чонгук, сложив два и два. — Ты вкрашился в Инес Сандерс?       Ответ следует незамедлительно. Мингю меняется. Напрягается, сводя брови на переносице, и явно готовится защищаться. Это не очень хороший знак.       — Тш-ш, заткнись, — шипит Ким, наконец выходя из своего странного транса. — Всё не так.       — Эм…        — Я серьёзно, — кивнув для пущей убедительности, заявляет парень. — Мне не нужны твои подколы.       Моргнув, Чонгук наконец выходит на улицу, поражаясь изменившемуся настроению друга. Да, Мингю не шутит. Он чётко и ясно произносит свою просьбу. Это даже не то же самое, что упоминание прошлогоднего сталкинга. Мингю... охраняет своё личное пространство лучше всех сторожевых собак. И что-то Чонгуку подсказывает: один неверный шаг и его не просто цапнут, а действительно покусают.       — Ладно, — в конце концов пожимает плечами Гук. — Забыли.       Мингю кивает, так и не расслабившись до конца. Только его вид — эта кардинальная смена в позе и выражении лица — внезапно убивает все возможные шутки в зародыше. Чонгуку… жаль? Ему почему-то стыдно за то, что он только что увидел. Или услышал. За то, что узнал то, чем с ним не хотели делиться.       — Помощь нужна?       Да, но точно не та, о которой спрашивает Ким.       — Нет, я залью в себя этот чудесный эликсир, и мне всё станет по плечу.       — Не упади по дороге, — уже мягче произносит напряжённый парень. — Увидимся завтра.       — Да, увидимся завтра.       Мингю салютует своим стаканчиком, как бокалом с шампанским, и не позволяя себе задержаться подольше, разворачивается на пятках, направляясь точно не в сторону общежития. Возможно, будь сейчас другая ситуация, Чонгук спросил бы, куда Ким намылился со своими кексами, но после только что случившегося каждый вопрос вытесняется одним единственным:       Что это, чёрт возьми, только что было?!

***

      Разглядывая свою спрятанную под кроватью коробку со снеками, Чонгук вздыхает уже третий раз. Там желейные червячки и… всё. В животе урчит, готовить не хочется, а перебить голод нечем. На секунду даже проскальзывает мысль, что бесстыдник Джин сделал тайный набег на запас вредностей этой комнаты, но это маловероятно — практически невозможно. Не остаётся ничего, кроме как признать, что виновником своих разочарованных вздохов является сам Чонгук.       Последний экзамен остался позади, но делать что-то даже отдалённо напоминающее весёлое времяпрепровождение совершенно не хочется и всё ещё нет времени, как бы печально это ни звучало. Чонгук… Он решил, что пора принять реальность такой, какая она есть, и перестать откладывать просмотр Рождественских фильмов на размытое «потом».       А ещё парень собирается чистосердечно признаться: он разленился. Без шуток. Вернувшись в общежитие, как только таблетки позволили ему думать хоть о чём-то кроме сломанного запястья Чонгук тут же уселся за психологию, так и не прикончив тот кофе, ставший причиной раскрывшегося секрета друга. Всё ещё не зная, как сгенерировать нечто способное сойти за туз в рукаве, Гук на протяжении всего этого времени просто перечитывал всё, что было под рукой, не замечая, как солнце опускается за горизонт. В ход пошли старые работы, конспекты (не только его, но и Мингю) и прошлогодние заметки. Действительно всё. И что с этим богатством делать по-прежнему было неизвестно. Из всей доступной информации стоило бы слепить достаточно приличный текст, возможно приправленный чем-то личным. Психологичным, но с проблемой, касающейся непосредственно самого Чона. Но вот о чём должна идти речь... Неизвестно. И в конце концов вишенкой на торте стало то, что спустя несколько часов раздумий и поисков мозг так некстати начал агрессивно нуждаться в перерыве и, может быть, кукурузных палочках, что не сдаться не было ни единого шанса.       Да, вот такой он теперь, больше не спит на учебниках, Чонгук делает перерывы чтобы котелок не перегревался.       Или это лишь оправдание? Плевать в любом случае.       «Один дома» ещё никогда не был таким интересным, как в прошлом году, может, потому что Чонгук смотрел его не один, а может, потому что смотреть американские фильмы в Америке внезапно ощущается по-другому. Там вряд ли было что-то, что Чонгук не знал до тех пор, пока не переехал, но знать и прожить то, что видишь на экране — два совершенно разных опыта.       Осознание, что Чонгук докатился до того, что начинает врать сам себе, злит и разочаровывает. Не только из-за подготовки к встрече с профессором психологии. Год назад ему просто нравилось, как Чимин бесился из-за комментариев на протяжении всего фильма и из-за того, что им приходилось нажимать на паузу несколько раз, чтобы каждый мог отвоевать своё личное право — наслаждаться фильмом в тишине и вставлять очень остроумные (по мнению Гука) шутки каждый раз, когда душа этого требует.       Фильм-отвлечение уже включен, заставка компании «Двадцатый век фокс» уже нечётко маячит на экране, не хватает только чего-то пожевать, но из-за практически полностью исчерпанных запасов придётся обойтись без еды. Конечно… Чонгук всегда может вытащить свой кукурузный миндаль, чтобы похрустеть не только орехами, но и попадающимися зёрнышками, однако притрагиваться к подарку, с которого всё и началось, неизменно нет никакого желания.       Нужно выбросить это всё и забыть, как страшный сон.        Как только палец касается пробела на клавиатуре ноутбука, а тишина комнаты уступает место звукам начала любимой зимней комедии, телефон оповещает о новом сообщении, и Чонгук немедленно хватает оживший гаджет, падая на спину из-за того, что единственную здоровую руку (на которую он опирался) приходится вытянуть. Он яростно надеется, что… Надеется, что это Чимин. Да, отучиться молиться на телефон получится не сразу, он это признаёт.       Рузерфорд Энди: Печенька, ты живой?       Снова вздох. Хён был серьёзен. Он хочет паузу, хочет молчать и убивать их обоих самым ужасным методом.       Чонгук Чон: Ты точно футболист, Рузерфорд? Травка вывелась из меня вечность назад, реакция у тебя ни к чёрту.       Стоит порадоваться этому сообщению. Порадоваться общению с Рэдом, потому что Чонгук только недавно понял, что скучал по этому парню, но факт того, что он не тот, от кого Гук ждал сообщения, не даёт почувствовать то, что следует.       Рузерфорд Энди: Я встретил Мингю.       Рузерфорд Энди: Он сказал мне про твою руку, дурень :D       Последнее всё же рисует на губах улыбку. Чонгук хмыкает из-за двух точек с большой буквой. Сколько лет он не видел прописных смайликов? Кажется, Рэд поклонник винтажа.       Чонгук Чон: Ты ведь сказал ему, что лузер здесь всё равно только он?       Рузерфорд Энди: Думаю, ты сделаешь это сам :D       Рузерфорд Энди: Я серьёзно. Помощь нужна? У тебя хорошая страховка? Я не знаю, как это работает у иностранцев.       Чонгук Чон: Хочешь стать моим сахарным папочкой?😏       Чонгук Чон: Не волнуйся, я почти американец.       Чонгук Чон: Всё хорошо.       Чонгук Чон: Но приятно, что ты обо мне волнуешься, дорогуша. 😏       Рэд реагирует на последнее сообщение смайликом, и больше три точки, дающие понять, что собеседник набирает текст, не появляются. Каким-то коротким выходит разговор. И Чонгуку внезапно не хочется, чтобы он закончился вот так. Не хочется возвращаться ни к фильму, ни к психологии.       Чонгук Чон: Ты занят?       Ответ снова не заставляет себя ждать.       Рузерфорд Рэд: Хочешь позвать меня на свидание? Мне нужно хотя бы одежду сменить, я только с блядок и не мылся со вчерашнего утра.       — Фу, — уже полноценно смеясь, Чонгук сам не замечает, как проговаривает первое, что приходит в голову, вслух.       Чонгук Чон: Я начал марафон рождественских фильмов. Хочешь составить компанию?       Рузерфорд Энди: Печенька, я бы с радостью, но я вырублюсь у тебя в кровати, если не буду двигаться, я спал часа два.       Чонгук Чон: Только не говори, что ты так усердно готовился к последним экзаменам.       Рузерфорд Энди: Я трахался :D       Рузерфорд Энди: Какие экзамены.       Чонгук снова смеётся. Рэд всё ещё Рэд, тот же парень, с которым он начал дружить в прошлом году. Приятно понимать, что поменялось не всё и не все.       Чонгук Чон: Ты отвратителен.       Рузерфорд Энди: Сейчас да, но только потому, что ещё не мылся.       Рузерфорд Энди: После душа буду как всегда обворожителен.       Продолжая посмеиваться, Чонгук набирает ответ, но видя, что Рэд не прекращает печатать, останавливает себя, прежде чем отправить то, что собирался сказать.       Рузерфорд Энди: Хочешь поесть чего-то более-менее здорового? Мой желудок капитально нуждается в овощах.       Рузерфорд Энди: И в супе.       Рузерфорд Энди: Я даже угощу тебя.       Чонгук Чон: Девчонок в свои распутные сети ты так же заманиваешь?       Рузерфорд Энди: Быстро говори, хочешь или нет.       Рузерфорд Энди: :D :D :D       Рузерфорд Энди: Что за распутные сети? Я вслух засмеялся.       Долго думать не приходится. Чонгук откладывает телефон, тут же закрывая страницу с только начавшимся фильмом. Окно с открытой вкладкой его последнего эссе для Гийома тут же привлекает внимание на рабочем столе компьютера, но Гук безжалостно сворачивает и его. У него перерыв. Большая перемена если хотите, и бог послал ему возможность провести её не в компании Кевина и двух бандитов, будет невыносимо глупо упустить такой шанс. К тому же, зачем Чону ждать следующего семестра, чтобы начать наверстывать всё, что успел пропустить в своей социальной жизни, если это можно сделать сейчас? Ко всему прочему Гук сам понимает, что сидеть в четырёх стенах и каждые несколько секунд проверять телефон, надеясь на сообщение от хёна, не пойдёт ему на пользу. Кто знает, может в компании Рэда, его желание вчитываться в сейчас такие ненавистные абзацы вырастет десятикратно?       Насколько правильным является решение хвататься за возможность не оставаться со своими мыслями наедине, Чонгук не знает. Не уверен. Ему нужно покиснуть в собственных переживаниях и прийти к важным выводам? Пострадать достаточно, чтобы исцелить самого себя и... забыть о Чимине? Таким он заниматься точно не хочет, а забывать о хёне считает самой идиотской идеей, так что да, он пойдёт есть с Рэдом, даже если тот собирается запихнуть в него варёную капусту без соли и специй. Пойдёт жить жизнь и надеяться на лучшее. На то, что Рождественские чудеса это не только часть кинематографа и детских сказок.