Santa doesn’t care

      Когда первокурсник, имя которого Чонгук не знает, с удивлением смотрит на них с Кёрстен, идущих под руку, осознание собственной «популярности» бьёт по голове тяжелым молотком. Чонгука и впрямь знают больше людей, чем он замечал. Для того, чтобы тот, кто всегда был лишь лицом из толпы, узнал твоё имя и некоторые факты о жизни, не требуется много усилий. Эти люди не обязательно должны разделять с Чоном общие воспоминания или хотя бы раз вести ниочёмную беседу. В прошлом году он был первокурсником, которого обсуждали даже преподаватели, так что скольким студентам, смотрящим на те же стены, что он сейчас, известна его персона? Наверняка большему, внушительно большему, чем парню казалось до того, как на пороге его комнаты начали появляться коробки.       Всего год назад его можно было встретить на вечеринках. Не сказать, что он так уж выделялся из толпы, но благодаря Чимину и его друзьям Чонгук вертелся в кругах не одних новичков. Могла ли такая вылазка помочь ему обзавестись сегодняшней головной болью?       — Мингю тоже ничего не знает?       Девушка даже не замечает на себе те взгляды, что как будто липнут к Чонгуковой коже. Коридор как всегда набит студентами с самых разных факультетов, их вряд ли действительно так уж интересует какой-то Чон Чонгук, но дело в том, что парень уверен в обратном. Прохлада холла не так привлекает внимание, как, например, темнокожая девушка (кажется, её зовут Аманда, но сейчас и не вспомнит, откуда известно её имя), улыбнувшаяся Чонгуку и очень двусмысленно опустившая взгляд на крепкое плечо, зажатое между двух женских ладоней. В левой руке знакомой незнакомки бумажный стакан без крышки, мелко исписанная тетрадь в правой, но почему-то её внимание концентрируется на идущей парочке, вместо тех предметов, что имеются перед носом. Взгляд Аманды безусловно задерживается на парочке все те несколько секунд, что тянутся для Чонгука целую вечность, это уже не пустые домыслы.       Кёрстен, в отличии от её приятеля, не начала внезапно страдать паранойей, и прямо сейчас она кажется последним человеком, способным замечать повышенное внимание, направленное на себя даже в те моменты, когда это не так.       — Он сказал, что у него нет времени на это дерьмо. Выглядел убедительно. К тому же ты помнишь Мингю и подарки, это… сложно.       Так странно разговаривать с Кёрстен о подобном. Адресовать ей «ты помнишь», когда речь идёт про общих… приятелей. Чонгук, кажется, всё ещё обижается на то, как резко Кёрстен Холл пропала из поля зрения. Стоило только Рику облажаться достаточно сильно, как их с Кёрстен отношения превратились в воспоминание. Было ощущение, что бросили не Рика, а их всех. Даже Чимина и его ближайшее окружение — коллег из Fireground, перешедших в категорию «друзья» — Эдит и Анселя.        С тех пор никакие беседы не ладились, а теперь они здесь. Последние события дали возможность найти тему для разговора длиннее, чем две минуты, и вот уже все кажется странным. Непривычным, но с добрым налётом ностальгии. Непривычным, потому что Кёрстен потребовался месяц, чтобы снова начать даже просто здороваться с теми, кого когда-то сама и склеила в одну компанию. А слова «ты же знаешь» или «ты же помнишь» в любом случае навевают картинки из прошлого, с кем бы он ни разговаривал.       — Да уж, — под натиском девичьей ладони дверь в Harpers Cafe поддаётся как-то даже слишком легко. — Он умеет выглядеть убедительно, когда ему это нужно.       — Думаешь, он может соврать?       — Мы все можем соврать. Люди врут на каждом шагу.       Обычно это место более заполнено. Под конец года университетское кафе внезапно не такое популярное? Вечно занятая Кара — бариста, работающая, кажется, вообще без выходных — даже находит время что-то печатать в телефоне, пусть и с той же скоростью, что Джим Кэрри в одной из сцен «Брюса Всемогущего».       — Кёрстен, — Чонгук останавливается, надеясь, что это заставит притормозить и его очередную подозреваемую, но, видимо, её потребность в кофеине перевешивает. Приходится нагнать. — Если ты что-то знаешь, просто скажи мне, это уже не смешно.       «Не встречайся ни с кем глазами» — сам себя мысленно просит Чонгук. Он снова начнёт думать, что зря пристал к Кёрстен, потому что отправителем можно считать каждого здесь присутствующего. Например, вон та девушка за столиком, что завален потрёпанными книгами из университетской библиотеки.  Чонгук уже не раз и не два встречал её на территории кампуса. Достаточно ли этого, чтобы повесить её фотографию на доску расследования? Меньше секунды нужно, чтобы обратить внимание на неё и заметить, что книги интересуют её меньше, чем лавирующая между небольшими столиками с высокими стульями Кёрстен. Всего несколько мгновений для внезапной догадки и появления в черепной коробке внезапного «а что если..?», и… Столько же времени требуется, чтобы посчитать самого себя идиотом.       — Дай-ка подумать, — когда Чонгук наконец снова равняется с подругой, в этот раз не пытаясь намертво сцепиться руками, её серые глаза прищуриваются, рассматривая перечень довольно скудных позиций в меню. Но обращается она всё равно к Чонгуку. — Ты ни разу за этот семестр не соизволил придти ко мне на открытый микрофон, не читал журнал, ради которого я задницу рву ещё с прошлого года, даже когда я просила тебя пройти один единственный опрос там, а ещё не будем забывать о том, что от тебя, кроме «как жизнь?», едва ли можно что-то услышать. Но при этом ты думаешь, что я задариваю тебя подарками, всё правильно?       Зря он это затеял. Чонгук уже и не знает, хорошая ли идея вот так расспрашивать всех подряд. Он, будто прося поддержки, смотрит на явно заинтересовавшуюся их разговором Кару и куда тише, чем Кёрстен, всё же продолжает, несмотря на все сомнения.       — Я просто хочу выяснить, кто меня фотографирует втихаря и не привязался ли ко мне какой-то псих. Мне действительно сейчас не до твоих нравоучений.       Дают ли её победы в самой же придуманных соревнованиях хотя бы мизерную причину смотреть на кого-то с высока?       Кёрстен куда популярней Чонгука. Её онлайн журнал принёс ей дополнительные очки перед дирекцией, а организаторские способности станут тем, что упомянут в её рекомендациях. Но… Этого хватит? Может эта девушка и популярней всей «Команды Феечек» вместе взятых, может даже находится на одном уровне с тем, кто наградил Чонгука и его друзей этой прекрасной кличкой — Мэйсоном Фитцпатриком — но этого действительно достаточно?       Кёрстен Холл, наконец, поворачивается к Чонгуку лицом. Она крутится на пятках и смотрит с вызовом — глаза в глаза.       У ничего не подозревающей бариста сегодня билеты в первом ряду на спектакль под названием «Чонгук и его провалы в попытке стать Шерлоком».        — Это не нравоучения. Я хочу, чтобы до тебя дошло, насколько ты стал задницей, и что хреновым друзьям я ничего дарить не собираюсь. Это не я. Всё? Теперь я могу получить свой капучино?       Кёрстен… Коза. Вот же коза.       Чонгук чуть не задыхается от возмущения. Но лишь на несколько коротких мгновений, потому что прежде чем парень успевает сказать хоть одно крепкое словечко, так и рвущееся наружу из самых тёмных глубин, гнев как-то непривычно быстро сменяется другим.        Обидой.       Почему-то это ранит. Слова «хреновый друг», к сожалению, кажутся заслуженно брошенными ему в лицо. Кёрстен — не тот человек, что имеет право так говорить, но легче от этого осознания нисколько не становится. Он похерил много отношений. Чонгук уже знал об этом, но сейчас ему впервые кто-то не намекнул, а сказал это в лицо.       Приятного мало.       — Эй, — Гук касается плеча девушки, но та никак не реагирует. — Кёрст?       — Ещё что-то?       Отвратительное понимание того, что на тебя обиделись, имеет странный горький привкус. Чонгук мог бы махнуть рукой и сказать «пошло оно всё», как в случае с придирками преподавателей или теми, кто думал, что его можно хоть как-то использовать, но сейчас он, в отличии от случая с профессором Гийомом, чувствует вину.        Он не просто отдалился, он буквально исчез.       — Извини, что в этом году мы не виделись нигде, кроме кабинетов. Я обещаю наверстать упущенное.       Хочется конечно добавить «если ты сама не будешь препятствовать», но здравый смысл подсказывает, в насколько огромную сцену это может вылиться и каким долгим в итоге будет этот разговор. Проще признать и извиниться. Правильно ли? Чонгук подумает о правильности потом, а сейчас отдаст предпочтение экономии времени и нервов.       — А тебе это надо? — недоверчиво приподнимает бровь девушка. — Или ты хочешь сделать мне одолжение?       — Я не…       — Знаешь, отношения, где тебе приходится требовать внимание и просить не забывать о своём существовании — это хреновые отношения. А дружба уж тем более.       Возможно, именно эта черта характера — непоколебимая твёрдость в своих решениях — позволила Кёрстен быть тем, кем она является сейчас. Второкурсница, главный инициатор проведения студенческих стендап-вечеров, что проходят каждую третью субботу недалеко от кампуса. В баре с непозволительно равнодушными к удостоверениям охранниками. Она знает, что такое жить социальной жизнью на максимум, и Чонгук более чем уверен, что когда-нибудь услышит о ней с экранов. Или прочитает в одной из статей «Тайм». Возможно её веб-журнал станет тем, что он будет читать даже в глубокой старости. Но сейчас…        Сейчас каждое действие Кёрстен проходит мимо него. И она права. Чонгук не был щедр на внимание ни к кому, кроме Чимина. Находящегося на другом материке Чимина. Пока Пак был рядом, не было никакой проблемы с распределением времени, он действительно умудрялся совмещать все важные ему сферы жизни, а летом вдруг растерял все приобретённые навыки. Теперь внимание занято лишь телефоном и ожиданием новых сообщений. Он так сильно пытался и всё ещё продолжает пытаться сохранить их с Чимином отношения, что всё остальное — разваливающееся или нет — проходит мимо. Оно стало неважным. И самое отвратительное, что неважными так же стали люди.       — У Рэда вечеринка сегодня вечером, — снова начинает Кёрстен, когда остро необходимый напиток наконец оказывается у нее в руках, а Кара подходит к другому посетителю. — Можешь расспросить его. Или проследить, следят ли за тобой.       В этом есть намёк на шутку, но вместо того, чтобы расслабиться, Гук хмурится.       — Постой, постой. Рэд переехал из общежития?       Поднимая брови, Кёрстен без слов спрашивает: «ты что, шутишь?».       — Иисус, — девушка качает головой. — Что с тобой вообще случилось? Ты хоть что-то замечаешь? Знаешь, что сейчас декабрь?       Это он знает лучше, чем кто-либо. Их с Чимином годовщина. Одна из годовщин, если быть точным. Месяц до того момента, когда они наконец увидятся.       — Перестаньте все это повторять, — кривится Чонгук. — Меня уже задолбал вопрос «что с тобой случилось?».       — А ты сам себе его задай, может вдруг вернёшь контроль над собственной жизнью, и все перестанут спрашивать.       Конечно. Сейчас он только сессию закроет, Тайного Санту найдет, с Чимином встретится, сделает ещё сотню пунктов из декабрьского списка дел, а потом сразу же прислушается к этому необычайно ценному совету. О котором кто-то просил? Нет, кажется, никто, такого Чонгук что-то не припомнит.       — Куда он переехал?       Кёрстен делает глоток своего капучино, явно чтобы позлить этой образовавшейся паузой. У неё, кстати, получается. Если всего минуту назад Чонгука можно было сравнить с нашкодившим щенком, то сейчас он почти раздраженная собака.        — Сроси его сам. Приложи хоть к чему-то усилия.       К чёрту «почти», Кёрстен его бесит.       Чон собирается написать своему другу-футболисту как можно скорее. Хоть внезапно проснувшаяся интуиция подсказывает, что успех в добывании информации будет такой же, как с Мингю и Кёрстен.        И в голове как-то автоматически, будто по волшебству, снова появляются мысли об Инес. Лучше бы это действительно были бред и магия, чем подсказки той же интуиции. ***       Когда Чонгук подходит к предполагаемому жилищу Рэда Рузерфорда, первый, кого он замечает, — это Фитц с кондитерской коробкой. И сколько бы вечеринок не прошли мимо сейчас уже второкурсника Чонгука, он точно знает, всё ещё прекрасно помнит, что Фитц — тот самый Мэйсон Фитцпатрик, если быть точнее — это всегда синоним катастрофы.        Парень с выпечкой проносится мимо людей, снующих на тротуаре туда-сюда, ловко минуя фонари и незнакомцев в своём мешковатом пальто и кедах на босую ногу (если судить по голым щиколоткам и одной торчащей пятке). Казалось, что любителей босых ног зимой Чонгук оставил в Корее вместе со своим парнем и всем, к чему привык за всю свою недолгую жизнь, но вот он неожиданный привет из прошлого: именно Фитцу отведена роль человека, разделяющего некоторые привычки Гуковых соотечественников.       Дом, где поселился Рэд, ничем не отличается от остальных в округе, и пока Чонгук шагает навстречу всё тому же легендарному разрушителю веселья, он прикидывает, насколько далеко находилась их с Чимином квартирка. Жить вне кампуса ему нравилось, хоть на своё общежитие парень не жаловался раньше, да и вряд ли пожалуется хоть когда-нибудь. Ну разве что Джин ни с того ни с сего лишится каждой крупицы здравого смысла и тоже пригласит Фитца, который сейчас как раз заворачивает в нужный Чонгуку подъезд, превратить их комнату в желудок пингвина Рико. Остаётся лишь надеяться, что у Рэда дома стены хорошо отмываются, или хотя бы не имеется ничего, что способно позволить незаурядному изображению самого что ни есть обычного пениса появиться на какой-нибудь неожиданной поверхности. К утру кто-то ещё и наверняка получит хотя бы один такой на лице.       Все знают про Фитца и его членоизобразительное искусство. Мэйсон выпустился в прошлом году, так же, как и Чимин, но Гук готов поспорить: его имя или хотя бы кличка известна всем нынешним первокурсникам так же хорошо, как и тем, кто успел пересечься с этим парнем, пока тот носил звание студента.       В тот день, когда Чонгук впервые услышал от Чимина недовольное «нет, Фитц, никаких членов», ему показалось всё просто шуткой, ведь он ещё не понимал весь масштаб проблемы. Только со временем, спустя несколько особо шумных вечеринок, правда о пьяном хобби одного легендарного гуляки заставляла его устало прикрывать глаза так же, как каждый, до кого долетало приветствие этого персонажа.       Чёрт, Чонгук что, действительно собирается на вечеринку, где Фитц снова станет главным разрушителем спокойствия? Если память не подводит, то в последний раз подобное случалось в прошлой жизни.       Перепутать квартиры у Чона явно не получится, потому что грохочущие The Chainsmokers работают лучше всех дорожных указателей и меток на карте. Чонгуку нужно подняться всего на этаж выше, но это уже становится проблемой, потому что на лестнице успела образоваться вереница тех, кому хочется поболтать в чуть менее шумном нежели Рэдовы апартаменты месте. Гук уклоняется от летающих рук некоторых любителей активно жестикулировать, кое-как приближаясь к аду для барабанных перепонок.       Рэда выселят, если всё продолжится в таком духе. Но осмотреть теперешнее пристанище приятеля у Чонгука всё же будет шанс, потому что ручка к удивлению закрытой двери поддаётся без явного сопротивления и нового гостя встречает конечно же переполненный коридор с уже успевшими накидаться студентами.        У каждого здесь присутствующего щёки красные далеко не из-за холода.       Чонгук смеётся себе под нос из-за этого. С чего ему вдруг настолько странно сейчас быть посреди происходящего? Сто лет — не меньше, прошло с того времени, когда он лицезрел подобную картину. Эти забитые расслабленными телами коридоры… И кухни. Чёрт. Почему самые пьяные — это всегда обитатели коридоров и кухни? Есть какие-то правила вечеринок, о которых Гук не слышал?       — Привет, — парня, к которому он обращается, Чонгук не знает, но вряд ли тут найдётся много хорошо знакомых личностей. — Ты не видел Рэда?       Чона сначала осматривают с ног до головы, а потом пьяно, едва различимо не только из-за алкоголя, но и австралийского акцента, спрашивают:       — А кто это?       Класс.        Это будет весело. Время вспомнить прошлое.       Чонгук расстёгивает куртку, двигаясь вглубь небольшой квартиры. Сейчас, изнутри, а не снаружи, она ещё больше напоминает ту, что снимал Чимин в прошлом году. Наверное все они чем-то смахивают друг на друга, обустроенные в основном для удобства студентов, решивших сбежать из тисков и правил общежитий.        Тут такие же скучно белые стены, как были у них дома. Не хватает, конечно, фотографий Чимина и рисунков Чонгука, которые занимали место рядом со всем, что было важно для Пака. Ещё у них не было двери в спальню, с доской для дартса на ней, потому что у Чимина с Чонгуком и спальни-то не было, парням хватало квартиры-студии, холодильника с неработающей морозилкой и лампы вместо нормального освещения, из-за которой голая кожа Чимина по ночам выглядела золотой. А ещё, если приглядеться, то можно заметить так же, как в том хранящем воспоминания ванруме облупленный лак на углах мебели. И скорее всего, повреждений станет куда больше после сегодняшнего вечера. Или не «скорее всего», а «совершенно точно», потому что пока Чонгук, снова так не вовремя лавирующий между реальностью и воспоминаниями, пытается протиснуться в гостиную мимо двух очень занятых обжиманиями девушек, кто-то сбивает полку с футбольными трофеями у входа, и та добавляет шума в и так ходящее ходуном пространство.       — Эй, — слышится знакомый голос, где-то за спиной, в противоположной стороне от места, куда так целеустремленно направлялся парень. — Имейте совесть!       Почему-то яркая макушка Энди, обеспечившая его кличкой в первую же неделю в Чикагском университете, заставляет Чонгука улыбнуться. В этом семестре они почти что не пересекались. Если с Мингю Гук оказывается на расстоянии одного кресла каждый день, то с остальными действительно выходит встречается лишь по благословению вселенной.       Так приятно видеть этого парня не в футбольной форме и не занятым попытками вспомнить то, о чём даже ни разу не слышал, прямо перед кабинетом того или иного преподавателя.       — Рэд Рузерфорд! — зовёт Чон, привлекая внимание к своей персоне.        Их разделяют от силы пять шагов, но перед тем, как сфокусировать взгляд на нужном человеке, Рэду приходится заглянуть в лицо не одному и не двум незнакомцам. Лишь когда очередь наконец доходит до Гука, хозяин этого дивного места удивленно поднимает брови, и всего на короткое мгновение Чонгуку кажется, что сейчас его ждёт та же взбучка, что ранее устроила ему Кёрстен, но подозрения быстро улетучиваются. Рэд восторженно восклицает и тут же движется к окликнувшему его парню.       — Мать твою, Печенька, неужели ты действительно благословил нас своим присутствием!       Чёрт, он всё ещё Печенька. До чего же это приятно.       Чонгука тянут ближе, и он с готовностью это позволяет. Рэд выше него на добрые полголовы, и объятья с ним всегда чувствуются как-то уж очень по-особенному. Чонгук не часто может ощутить себя настолько крошечным рядом с кем-то. Хотя, на самом деле, это происходит только с Рэдом. И он уже успел забыть то ощущение, когда длинные руки обвивают шею, вечно заставляя воткнуться в ключицу, а не просто пожимают ладонь прежде чем понестись по делам дальше.       Времени так катастрофически не хватает даже на людей и нормальные приветствия. Что за паскудная часть новой жизни?       — Я правда не верил, что ты притащишь свою задницу ко мне домой.       — Я же написал тебе, что приду.       Переписка началась сразу с дела. Без упоминаний обид, без попыток пристыдить, без напоминаний, что они уже не те, что были раньше. Чонгук спросил, Энди ответил — и вот теперь они здесь.       — Мало ли что ты там писал, — Рэд делает шаг назад, но продолжает держать Гука за плечо, словно опасаясь, как бы тот не дал дёру. — Стоило твоему парню тебя бросить, как ты тут же превратился в домоседа.       Чонгук закатывает глаза.       — Он не бросал меня.       — Да-да, — отмахивается Рузерфорд. — Ты знаешь, что я об этом думаю. Сначала отношения на расстоянии, потом внезапные «я влюбился в того, кто у меня тут под боком», а потом не успеваешь заметить, как ставишь «Дневник памяти» на повтор.       — Ты пересмотрел тинейджерских сериалов.       Рэд хмыкает, но явно не собирается продолжать препираться.       — Если твой Чимин и правда другой, я буду только рад. Вы отвратительные, но неплохо смотритесь вместе.       Да, Чонгук помнит вечно закатывающиеся глаза Рэда, стоило им с Чимином посмотреть друг на друга подольше или коснуться… более особенно. Ещё он помнит как уже Рик, а не Рэд, всякий раз изображал критичный уровень тошноты после каждого «малыш», слетевшего с губ Чонгука.       Рэд протягивает Чону свой стакан. На такого рода предложение тот конечно же получает моментальный отказ.       — Нет? — чтобы быть стопроцентно уверенным, переспрашивает футболист. — Всё ещё не пьёшь?       Чонгук не может сдержать улыбки. От этого тона. Каждый раз его спрашивают так, словно он заявил, что принадлежит к фанатам плоскоземельной теории.       — Всё ещё не пью.       — Ты что, пришёл сюда разогнать веселье? Полиция нравов?       — Да накачивайтесь сколько влезет, — со смешком заявляет Чон. — Ты же знаешь, я не собираюсь никому навязывать своё мнение.       — Но ты ведь пришёл не потому что соскучился? — Рэд переносит вес на одну ногу. — И не потому что решил отметить с нами Рождество.       — Что? — в этот раз получается полноценный смех, Чонгуку правда смешно. — Так это не новоселье? Вы празднуете Рождество за две недели до Рождества?       Рэд смотрит как ни в чём не бывало, лишь приподнимая бровь, да бы добавить себе больше дерзости или таким способом спрашивая «и что?».       — Все разъедутся домой после экзаменов, — футболист делает глоток. — Ну, кроме тебя.       Чонгук даже не задумывается, прежде чем отбить этот пас.       — И ещё нескольких тысяч иностранных студентов.       — Пойдём, — Рэд кивает в сторону кухни, насколько Чонгук может понимать по виднеющемуся из-за косяка двери холодильника. — Там народу поменьше.       Чонгук почти решается сказать, что очень в этом сомневается. Там наверняка кто-то посреди хаоса из чипсов и пластиковых стаканов уже успел собрать вокруг себя целое общество.       — Как ты вообще согласился пожертвовать домом во имя рождественской попойки?       — Это всё должно было проходить у Фитца, — парень делает глоток из своего стакана. — А мы все знаем, чем заканчиваются вечеринки Фитца, или даже те, где он главная звезда. Так что вот мы здесь.       Чонгук не может сдержать рвущееся наружу веселье.       — Фитц тоже.       — Что? — Рэд чуть не выплевывает всё, что успел хлебнуть. — Нет, нет, нет. В смысле Фитц здесь?       Кажется, этот парень всё ещё не нуждается в приглашениях.       — Видел, как он заходил, когда шёл к тебе.       — Бля-я-ять, мне нужно убедиться, что нигде нет маркеров. Я быстро, хорошо? Долбанный Фитц, что он тут забыл.       Когда красный стаканчик остаётся на столе, так ожидаемо покрытом остатками чипсов, Чонгук знает, что его друг идёт проверять не свои запасы канцелярии, а, скорее, не появились ли на его стенах те самые всем известные росписи. Но Гуку не хочется ждать, когда кто-то из них двоих наткнётся на Фитца или, если везение сегодня не на стороне всех разумных существ, на непристойную картинку. Сейчас не время наблюдать за всем этим. У Чонгука дело, и сосредоточиться стоит на нём.       — Эй, — Рэд на секунду оборачивается, но не останавливается, заставляя Чонгука двинуться следом. Энди оглядывает всех присутствующих в гостиной, пытаясь найти потенциального преступника сегодняшнего вечера. — Ты не отправлял мне ничего в последнее время?       Всё ещё недостаточно заинтересованный продолжением разговора, Рэд продолжает высматривать Фитца или последствия его пребывания здесь.       — Что ты имеешь в виду?       — Тайный Санта. Ты не отправлял мне подарков?       Рэд прыскает, наконец обращая своё внимание на Чонгука.       — Думаешь, я решил за тобой приударить, пока твой прекрасный принц вернулся в своё сеульское королевство?       — Рэд, сейчас очень надо ответить без шуток. Ты оставлял мне что-то под дверью или нет?       — Нет, — спокойно произносит тот. — У тебя нарисовался поклонник?       — Я не знаю. Я надеялся, это кто-то из вас, но Мингю и Кёрстен тоже сказали, что ничего об этом не знают. А теперь и ты. Если это не Рик, то кто-то меня сталкерит.       — Сталкерит? Это же просто подарки, боже. Сам же сказал, что от Тайного Санты. Может какой-нибудь первокурсник на тебя запал. Даже с Кёрстен говорил? Нихрена себе.       Да, и это из-за неё Чонгук сейчас здесь, обсуждает возможность того, что его поставщиком коробок в пергаменте окажется пока что неизвестный некто из новеньких. Или не окажется? Или это девушка и не с первого курса.       — Они очень уж… личные. Будто это делает кто-то, кто хорошо меня знает. И с ними в качестве записок приходят мои фотографии.       — Оу, — Рэд вмиг серьёзным. — Вот это уже что-то криповое. Но это не я, чувак. Думаю, тебе стоит спросить Рика, хотя учитывая его вечные жалобы на бедность…       — Он здесь сегодня?        — Должен быть. И эй, Печенька. Даже если ты пришёл сюда только из-за своего Тайного Санты, я был рад тебя видеть. Высовывай нос из дома почаще.       Чонгук кивает. Нет сил произнести дежурное «хорошо», потому что это прозвучит как обещание. Обещание, которое он не знает, сдержит ли.       Список Чонгуковых предполагаемых Сант становится всё короче и короче. Если это не Рик, тогда того самого разговора, что так не хочется даже воображать, парню уже никак не удастся избежать. Инес стоит последней в списке. Хоть уже сейчас кажется бесполезным искать того, кто перед ней. Фредерик Ва — не тот, кто занимался бы сентиментальностями. От него вполне себе можно ожидать жареных тараканов в красивой посуде, или чего угодно, дешевле одного доллара, но… декаф из-за заботы о Чоновых вкусах? На его стиль совершенно не похоже. Эти милые мелочи никак не вяжутся с парнем, который в ответ на ласковое обращение Чимина к Гуку заявил, что вырос на ферме и сначала у него были пушистые друзья, а потом отличное жаркое.       Зайчики бывают разными, да, Чонгук хорошо это запомнил.       Возможно, Кёрстен начала организовывать вечера со стендапами из-за его юмора в том числе. Или, по крайней мере, приучила себя не реагировать так уж бурно на чернейшие шутки и странные для некоторых ассоциации. Возможно, из-за его временами жёстких, но исключительных историй (что у других людей заканчивались бы больницей или тюрьмой) эти двое сошлись год назад. И не исключено, что по этой же причине расстались.       Кёрстен была первой, кто отдалился от их компании, а теперь она отчитывает Чонгука. Как-то ещё неприятней становится. Возможно, он пожалуется на неё Рику, когда найдёт. Или если найдёт.       Примерить на себя роль полицейского и поразмыслить, где и каким способом можно отрыть Рика, не обращаясь за помощью к другим, вряд ли окажется действенным способом, потому что в отличии от Рэда, этого парня не так просто заметить в толпе. У него не настолько яркие волосы и большие габариты, к тому же Рик относится к тем типам, что в их скромной компании называются невидимками. Гарри Поттер со своей мантией позавидовал бы некоторым способностям Ва. Вы приходите вместе, выпиваете вместе, тусуетесь вместе, а потом за одно мгновение человек, дрыгающийся рядом с тобой, просто исчезает. Однажды Чимин нашёл Рика в ближайшем Макдоналдсе, когда зашёл туда после смены, пока Рэд с Чонгуком уже начинали бить тревогу; в другой раз они застали его, яро обсуждающего Нельсона Манделлу с неизвестным мужчиной на улице.        Если в организм Рика попало достаточное количество алкоголя, он уже может быть где угодно.       На удачу надеяться не стоит, поэтому Гук быстро листает список контактов, находя нужное имя. Не время выделываться или думать об этих «уместно», «неуместно». Он проталкивается вглубь, кажется, снова в сторону ванной, мимо всё тех же людей (или это уже другие?), но там, к сожалению, нисколько не тише, потому что некоторые, по всей видимости, любят первую часть «Один Дома» так же сильно, как Чонгук с Чимином. Или мозги здесь собравшихся безо всяких подсказок генерируют идею покататься на обычных плоских санках с не совсем предназначенного для этого трамплина. Просто кто-то выдаёт подобные предложения, не думая дважды или трижды, это происходит моментально само по себе (с небольшой помощью разведенного пива).       После непродолжительных снегопадов всего несколько дней назад Чикаго, увы, не стал полностью белым. Чонгуку удалось отправить Чимину с десяток коротких видео идущего снега, но спустя всего парочку ясных дней с температурой выше нуля от тех самых белых хлопьев почти не осталось следа. Всё ещё можно было наткнуться на небольшие белые (или серо-белые) островки то тут, то там, вот только сохранилось было не так уж много. Но неожиданно окно ванной в доме Рэда оказалось прямо над целым сугробом, который скорее всего возник после расчистки улиц. Подоконник отделяет внушительное пространство от груды откинутого с асфальта снега, с такой высоты не спрыгнешь, как когда-то в детстве, но всё же алкоголь и то самое детство, играющее в заднице, подарили кому-то блестящую идею устроить детскую горку прямо здесь, с окном в качестве вершины.       Второй этаж и остатки снега. Время делать ставки — девять один один наберут соседи, или это станет ответственностью одного из присутствующих? Сегодня сюда точно приедет скорая, помяните Чонгуковы слова. И полиция следом.       Удивляет ли парня то, что именно Фитц — раскрасневшийся, уже без своего пальто, но по-прежнему с одной пяткой наружу — стоит рядом с идиотом, решившим попытать судьбу на долбаных санках? Нисколько. У него за ухом красный фломастер уже без колпачка, а в руках такой же стакан. Они вошли в эту квартиру едва с минутной разницей, но время, судя по всему, у них движется как-то очень уж по-разному. И, кажется, стоит вернуться не только, чтобы не стать свидетелем чей-то смерти, а прежде всего для того, чтобы предупредить Рэда о потенциальной опасности. О всех опасностях, что идут в комплекте с Фитцем.       Чонгук Чон: Ты случаем не на вечеринке Рэда?       Гук облокачивается на дверной косяк, лишь боковым зрением замечая, как Фитц целует в лоб — прямо посредине — парня на самом великолепном средстве передвижения.        Лишь бы этот поцелуй не оказался последним, господи.       — Три… — кричит собравшаяся в ванной толпа, подбадривая «водителя». — Два! Один!       Под одобрительный гул студентов навеселе всё того же парня толкают из окна, стараясь сделать это как можно резче, наверняка чтобы обеспечить нужной скоростью, но получается всё равно как-то адски медленно. Деревянная доска с закругленным носом вместо того, чтобы «выпрыгнуть», как в замедленной съемке вываливается на улицу, создавая кошмарный скрежет.       Твою ж мать. Это всё действительно происходит?       Чонгук блокирует телефон, рывком подходя ближе. Блять. Человека только что выкинули с окна. Ещё есть вопросы, почему он предпочитает оставаться дома в девяносто девяти случаях из ста?       Ебаный ад, это же убиться можно. В конце-то концов снег в любом количестве — не батут!        Судя по тому, сколько рук держит телефон с включенной камерой, завтра парень на санках станет звездой дня, а если там внизу уже труп… то доказательств у полиции будет предостаточно.       Чонгук даже вскрикнуть или выругаться как следует не способен. Его слишком шокирует только что произошедшее для того, чтобы издать хотя бы звук, он только и может, что с открытым ртом прижаться к чьей-то спине, попутно заглядывая через чужое плечо. Насколько тот крошечный сугроб смягчает падение, Чонгук не знает, но он надеется, что имеющегося количества грязи вперемешку со льдинками достаточно, чтобы спасти всех собравшихся от приглашения в ближайший участок. Этот… непонятный идиот вывалился лицом вниз, его любезно вышвырнули даже не спиной вперед, а позволили смотреть в лицо смерти, замаскированное под кучку снега. И парень, если судить по ранее произошедшему, даже был на это согласен. Ну и раз уж браться говорить про «сейчас» и анализировать реакцию Фитца, сначала перегнувшегося через окно, а затем одобрительно галдящего всё ещё спиной к собравшимся зрителя, — смелец остался жив. Уже что-то.       Пиздец. Чонгук даже не подозревал, насколько сумасшедшими могут быть люди. Покачивающий головой Гук даже протискивается ближе к окну, надеясь тоже посмотреть, как укротителя санок всего-навсего распластало под окном, а не размазало в лепёшку, но желающих проверить состояние упавшего слишком много, к окну не протолкнуться, поэтому Чонгук позволяет вибрации в руке отвлечь себя. Приходит сообщение, и пока с каждой стороны к нему прижимается как минимум один человек, Гук кое-как разбирает имя Рика, а следом и присланный им текст.       Ва Фредерик: Не может быть!!       Ва Фредерик: Ты тоже здесь????       Ва Фредерик: Скажи мне где ты, Зайчик????       Если Рик отвечает, значит он точно ещё трезвый. Это хорошие новости. Это вообще невероятно! Чонгук так рад, будто благодаря этой крайне содержательной пригоршне текста узнал, что его подозрения насчёт Инес не подтвердились, и отправителем злополучного миндаля действительно был Рик. К тому же Рику с его чувством юмора вполне могло показаться, что присылать кому-то неожиданные фотографии будет очень смешно. Подарки? Ну да, не похоже на этого парня. Но неожиданные фотографии, вызывающие холодок? Вполне может сойти за шутку.       Такие шутки ведь тоже бывают?       Чонгук Чон: Я в ванной.       Ва Фредерик: Выйди на лестничную клетку!!!!!       Где бы Джин ни учился тыкать знаками восклицания в людей, Рик, кажется, так же близко знаком с этим местом.       Чонгук стремительно выбирается из толпы, растягивает губы в улыбке, когда внезапно для себя представляет встречу Рика и Джина. Скорее всего, его сосед поседел бы из-за выкидонов совсем не типичных для, например, Чонгука или вообще каждого Кимового знакомого. Можно поспорить, будь старший на месте Гука, он бы начал удивленно бузить уже сейчас, в тот самый момент, когда уже лишь немного прикрытая входная дверь выпускает не до конца отошедшего от оконного представления Чонгука с сумасшедшей квартиры, и на него тут же запрыгивает тело.       — Мать твою, Зайчик, ты действительно здесь! — В этот раз простой улыбкой ограничиться не выходит. Чонгук смеётся, стараясь удержать равновесие вместе с повисшим на нём парнем. — Скажи, что ты пьяный, скажи, что ты пьяный!       — Ни за что, — со смехом отрезает Чонгук. — Сколько вам повторять, а? Человек должен посадить дерево, а не печень.       Немногочисленные студенты, похоже, так же уставшие от того, что находится за стенкой, обращают на них внимание только поначалу. Для них картинка двух обнимающихся парней не кажется достаточно интересной для того, чтобы задержаться взглядом дольше нескольких секунд. И когда ноги Рика в конце концов касаются пола, на радостное воссоединение друзей уже практически никто не обращает внимания.       Чонгук всё так же не может перестать улыбаться. Он рад видеть этого чудака. Кажется, Гук вообще рад вернуть себя прошлогоднего и все отношения, что были у него на первом курсе. По крайней мере сегодня.       — Мне уже начало казаться, что я придумал тебя.       — Не преувеличивай, — отмахивается Чонгук, отходя на шаг, чтобы рассмотреть парня перед собой получше. Тот, несмотря на погоду, в одной лишь футболке, и то она не его, а Рэда, на ней номер пятнадцать и надписи «Maroons». И ещё на нём… пушистые штаны цвета сахарной ваты. Они женские, не так ли? Короткие, ворсистые и… в стиле Реджины Джордж. Прикид вообще-то как раз подходящий для созерцания развлечений, происходящих между ванной и улицей прямо в эту секунду. Что-то очень домашнее. — Ты что, тоже переехал?        Рик прыскает в ту же секунду.       — Я? Ты что издеваешься, я с пелёнок на мели.       Это на самом деле не так, Рик — далеко не из мало обеспеченного слоя, ему не приходится работать или выклянчивать хотя бы что-то на еду и воду, но это самый финансово неграмотный человек, которого Гук когда-либо встречал. Без шуток. Во всех странах, что ему довелось посетить, Рик единственный в своём роде. И в этом заключается главная проблема.        Фредерику не поможет никто, кроме него самого, а главная драма как раз в том, что сам себе он помогать не намерен. Не видит никаких проблем, не с чем разбираться, нечего улаживать, исходя из этого можно с уверенностью заявить: никаких скрупулезных планирований бюджета или самозапрета на импульсивную покупку чего-то вроде синтезатора окружающие не дождутся.       — Мне приходится молить Иисуса подкинуть мне пару зелёных, чтобы я смог как следует отпраздновать его День Рождения.       Даже если Гуку стоило бы сдержаться, он ничего не может с собой поделать: громкий, почти что каркающий, смех вырывается наружу прямо перед тем, как Рик направляется к ступеньками, ведущим на этаж выше, чтобы усадить свою пятую точку на самую нижнюю.       На его штанах ещё и вышивка «Juicy» на всю задницу.       — Ты ужасен, — констатирует Чон.       Вопреки собственным словам продолжает посмеиваться себе под нос, но для подкрепления только что сказанного всё же сокращает расстояние между ними, чтобы толкнуть друга в плечо. Тот тут же зеркалит Чонову реакцию, награждая ответным тычком.       — Он меня слышит, — как можно более серьёзно продолжает Ва. — Послал мне вот это, потому что знал, какой я голодный.       Ранее незамеченный брауни, небрежно, вероятно на скорую руку выложенный в миску и дожидающийся внимания на той же ступеньке, теперь оказывается в центре внимания.       — Только не говори, что ты настолько на мели сейчас.       Рик демонстративно засовывает один из кусочков лакомства-благословения в рот, надеясь, что его загадочно поднятые брови покажутся достаточно содержательным ответом.       Ничего нового, просто Рик снова спустил всё на «живем один раз» и «когда, если не сейчас?».       — Ты серьёзно, — качает головой Чон. Ему бы хотелось добавить в свой тон хоть какой-то процент осуждения или неодобрения, произнести эти слова так, как порой получается у родителей, но, увы, выходит как всегда — шутливо и правда неверяще. — Помощь нужна?       — Не-а. Ты меня знаешь, я из любой передряги выкручусь, тем более если это касается денег.       Это бесспорно так, но иногда нужно просить о помощи до того, как это останется единственным вариантом для решения вопроса жизни и смерти.       — Например, поворовывая выпечку на вечеринках?       — Это вкусно, — восклицает Ва с набитым ртом, а затем протягивает миску. — Попробуй, господин трезвенник, займи рот хоть чем-то.       Вот оно. Кажется, они даже не сдвигались с той самой волны, где грубоватые комментарии, доводящие Чимина до того, что Чонгук обожает — не терпящего возражений тона и ледяных взглядов после каждого провокационного слова — просто появляются, задерживаясь в воздухе и нагревая его. Пак редко выходил из себя или злился, и ещё реже поддавался ревности, но иногда Рику удавалось заставить того выпустить когти, показывая, что не всем по душе такого рода юмор.       Так стоп. Приехали. Чонгук скучает даже по тому, как Пак Чимин злился? Он совершенно точно помешался.       Оба парня похоже думают об одном и том же человеке, потому что Рик, не давая Чонгуку времени сгенерировать достаточно остроумный ответ, недовольно цокает.       — Дразнить тебя не так приятно без твоего суженного. Когда он уже вернётся?       — Он выпустился, — со смешком напоминает Гук.       Это самая грустная часть. Чимин может приехать в отпуск, навестить на каникулах, они уже летом снова окунутся в пучину любви в Сеуле, но кое-что утеряно навсегда. Вряд ли прошлогодняя компания ещё хоть раз соберется вместе. Возможно, Чонгук заставит всех своих приятелей оказаться в одной комнате, но с ними не будет Чимина и тех, кого он считал своими самыми близкими людьми в Чикаго. Ансель вернулся во Францию, а Эдит… Чёрт, Чонгук даже примерно не знает, где сейчас Эдит.       Время меняет многое и многих. А ещё оно учит отпускать не только людей.       — Я помню, но у меня уже слишком долго валяется парочка гейских шуток. О, и про кроликов тоже имеется немного.       Крёстный отец Рик и шутки о кроликах. На самом деле благодаря этому парню к Чонгуку и привязалось прозвище. Или прозвища? В этом точно три виновника: Рэд, Рик и, конечно же, Чимин. Один лишь Мингю не поддался соблазну перестать называть друга так же, как мама с папой.       На самом деле как раз Мингю — единственный, кого в их Команде Феечек продолжают звать исключительно по имени.       Ох чёрт, Команда Феечек. Даже Фитц, назвавший так четырёх парней, сегодня здесь, а они не в полном составе. Нужно было взять с собой Кима. И, возможно, вместе величать крёстным отцом именно идиота Фитца. Он ведь назвал их так, когда компания зелёных первокурсников, тогда ещё не понимающих, почему почти все так невыносимо часто добавляют «долбанный» перед сокращённой версией фамилии Фитцпатрик, пришла на первую вечеринку легендарного выпускника. Красноволосый Рэд, блондин Мингю (хоть он не долго оставался с таким цветом) и скучно темноволосые Рик с Чонгуком походили на неопытных тусовщиков каждым сантиметром тела, сколько бы два американца из их четверки ни пытались доказать обратное. А для Фитца они с какого-то хрена показались вылитыми Винкс. Где сходство и какая в этом логика? Вряд ли ответ имеется даже у самого Мэйсона Фитцпатрика.       Долбанный Фитц.       Чонгук вытаскивает из миски ещё один кусочек брауни, пытаясь засунуть его в рот Рику, но тот уклоняется, отходя ближе к ступенькам.       — Может лучше займёшь свой рот хоть чем-то, кроме своих анекдотов?       На парней снова обращают внимание, когда они практически катаются по ступеньках с чёртовым десертом. Рику явно не хочется, чтобы его кормили с рук, а Чонгуку внезапно слишком весело, чтобы просто прекратить.       — Стой, стой. — Чон сдается первым, когда его почти впечатывают лицом в стену, в знак капитуляции откусывая от того, чем хотел заткнуть другого. — Я на самом деле здесь, чтобы выяснить кое-что.       Рик поправляет футболку Рэда, осматривая всю её так, будто надеется не заляпаться не только сейчас, а вовсе до конца этой вечеринки.       — Пришёл спросить о моих чувствах? Зайчик, до тех пор пока у тебя нет вагины, ты меня не интересуешь.       Чонгуку хочется застонать. И на самом деле он делает это, засовывая в рот оставшуюся часть брауни.       — Это серьёзно, Рик. И я хочу, чтобы ты сказал честно.       Серьёзность стояла рядом с именем Фредерика Ва только с отрицательными частицами. Всегда. Чонгук более чем уверен. Но сейчас по-другом не надо и нельзя.       — Ой, фу, меня такие разговоры напрягают больше, чем пары Миллера.       — Тем не менее, — Чонгук пытается — честно пытается — расстаться с остатками веселья сам, но отчего-то получается не до конца. — Ты знаешь, какой у меня любимый вкус миндаля?       Первым делом Рик непонимающе моргает. Или очень хорошо играет удивленного, или действительно удивляется этому вопросу.        Он выглядит так же подозрительно, как Джин, когда вместо чётких «да» или «нет», не сказать что неожиданно, но точно раздражающе начинает смеяться, чуть не уронив только поднятую посуду.       — Какой нахер миндаль, Зайчик?       Самый проблемный на всём белом свете.       — Рик, нужен честный ответ.       — На этот серьёзнейший вопрос? Я уже думал, что ты пытаешься убийцу твоего свободного времени найти, а ты какую-то херню несёшь. Ты точно не пил?       — Это важнее, чем тебе кажется.       В этот раз хотелось пойти чуть другой тропой, не спрашивать сходу «ты или не ты?», а попытаться выяснить самый волнующий сейчас вопрос. Но с Риком, по всей видимости, стоит использовать только конкретные вопросы в лоб, если не хочешь, чтобы разговор затянулся и разбавился сарказмом. Тем более если это Рик, то вопрос такой же прямой как тот, что он задал Кёрстен с Рэдом.       — Не знаю я, какой твой любимый вкус миндаля. Ореховый? Миндальный?       С тяжелым вздохом, Чон позволяет себе довольно ощутимо удариться спиной о стену, развернувшись полубоком, и не отказывать себя в ещё одном кусочке Рикового клада.        Отметим брауни очередной провал. Это смешно? Вряд ли. Почему тогда Чонгук расплывается в улыбке, несмотря на истинные чувства?       — Кто-то заделался моим Тайным Сантой.       — О нет, — с полным ртом, чересчур драматично отвечает Гуку парень. — Твой Принц Эрик от него мокрого места не оставит.       Это тоже не смешно, но приходится прикрыть рот рукой, чтобы прожевать выпечку, растягивая губы в улыбке.       — Чимин не знает ничего. Я и сам ничего не знаю.       — Стой, ты думал это я?       Брауни внезапно оказывается удивительно вкусным. Ещё вкуснее, чем всего секунду назад. Или Чонгук слишком голодный, чтобы остановить себя от следующего куска. Он кивает, запихивая в рот больше и больше.       — Зайчик, — со смехом качает головой Рик. — Мы ещё в прошлом году выяснили, что ты не в моём вкусе. И что я на самом деле побаиваюсь Пак Чимина, хоть это и секрет, который вслух не произносят.       — Я проверил всех, с кем общаюсь, — воспоминания о Кёрстен и её весьма не радушном приёме очень некстати лезут в голову, заставляя добавить. — Или общался. В этом году я не самый социально активный студент.       — Ты просто мой маленький сахарок.       Ответом служит толчок под рёбра.       — Нет, я серьёзно. Я ещё в прошлом году знал, что тебя размажет, как только вы с Чимином разъедетесь. И он сейчас в том же состоянии, не так ли?       — Вообще не понимаю, о чём ты.        — Про твою сдохшую батарейку.       — Мои батарейки нисколько не сдохшие, — Чонгук тянется к переехавшей на верхнюю ступеньку миске, но та очень не кстати оказывается пустой. — К тому же скоро они подзарядятся. Чимин приедет на Рождество.       — О-па, тебя значит ждут каникулы голышом?       Опуская явную пошлось в вопросе, Чонгук морщит нос, чтобы не начать разглагольствовать, насколько бы ему этого хотелось. И даже если сдержаться от бурного выражения взволнованности перед их с Чимином долгожданной встречей получается, улыбку скрыть не вышло бы даже при всём желании. Гуку будто снова семь, и он точно знает, что папа вот-вот подарит ему велосипед.       — Он приедет только на два дня.       — Я что, ошибся? Принц не так уж скучает по своему Зайчику?       Чонгук внезапно смеётся. Так внезапно для себя, внезапно для расплывшегося в улыбке Рика, и, к пребольшому удивлению, его смех не заканчивается спустя всего мгновение.       — Его не отпускают с работы, — вот это уже вообще не весело, но Чонгук едва ли может внятно выговаривать слова сквозь рвущийся наружу хохот.       — Срань какая!       Рик, возможно, так же, как и Гук, не уверен, у него получается воскликнуть настолько громко из-за негодования, или потому что вся эта совсем не забавная ситуация отчего-то не может перестать их веселить.       Чонгук упирается в колени руками, наклоняясь вперед всем корпусом, не в силах даже сидеть ровно. Ему действительно смешно из-за того, что у них с Чимином будет всего два блядских дня? Это что, истерика? Или Гука так колбасит из-за того, что Рика эта дерьмовейшая новость тоже заставляет сотрясаться от хохота, или же потому, что на них снова обращают внимание остальные присутствующие на лестничной клетке тусовщики? Удивленные взгляды становятся всё более частыми и продолжительными, некоторые незнакомцы даже указывают на них пальцами, но Чонгука это мало коробит. Все эти люди внезапно оказываются наименее важными обитателями галактики. Они для него как листья на деревьях — вроде бы есть, а вроде бы можно каждого обозвать невидимкой.        А ещё самую малость странно не только то, что в Чоновой голове внезапно возникла паралель между людьми и листвой, но и факт того, что смех — ни его, ни Рика — даже не собирается утихать, а Гука почему-то это не пугает. Так же, как и ещё одна маленькая деталь. Он не может остановиться. Они оба.       Рик, наклонившись вперёд слишком низко, сваливается со ступеньки-сидения в истерике в тот же самый момент, когда Гук и вовсе перестаёт издавать звуки, задыхаясь от всего происходящего.       — Ебаный стыд, что происходит? — удаётся прокряхтеть распластавшемуся на полу парню в девчачьих трениках.       Ни пожать плечами, ни использовать рот для чего-то, кроме хохота, Гук не может, все тело внезапно перестаёт слушаться, оставив для парня лишь одну доступную опцию. И у Рика та же ситуация, но тот, в отличии от Чонгука, не хватается за собственные колени, как за единственное спасение, а вместо этого катается по полу, больше не переживая, как бы не испачкать футбольную форму хозяина вечеринки.       Вечеринки, которая, кажется, пошла не по тому пути для двух неуспокаивающихся парней.       Именно таких их находит Рэд: прижавшегося к стене Чонгука и безжалостно вытирающего собой пол Рика. Хохочущих так, что у обоих скулы сводит. Кто-то уже успел заснять их представление на камеру, кто-то занимается этим прямо сейчас, пока Рэд, поборов первоначальный ступор, удивлённо улыбается то ли из-за них, то ли просто за компанию.       — Вы чего?       Энди никак не может сдержать смешка, застав друзей в подобном положении. Вместо ответа хохот — то абсолютно немой, то икающий — становится громче. А затем Рик вообще переходит на ультразвук, больше не пытаясь ни подняться, ни перевернуться.       — Рэд, — всё же удаётся выдавить Чонгуку перед тем, как лечь на не слишком удобную поверхность ступеней. — Вы что, обдолбались? — вопрос, который впору задать Рику, но Чон… Это последний человек, с которым можно было бы разделить порцию наркоты. — Чёрт, Чонгук, только не говори, что он убедил тебя попробовать травку.       — Мы не курили, — слабо протестует Рик, хватаясь за скулы одной рукой.       — А выглядите именно так.       — Нет, мы… — каким-то образом удаётся сделать полный глоток кислорода и даже недолгую паузу. Чонгук через раз гогочет, но остатки здравого смысла всё еще не вывелись из него, потому что удаётся кое-как поразмыслить о сказанном. Травка? Первое предположение Рэда ошибочно, они ничего не курили, но…       Даже Чонгук знает, что марихуану можно не только курить. Даже сейчас, когда его прижимает ко всем твёрдым поверхностям из-за смеха, он понимает, в чём может быть дело, поэтому кое-как справившись со своим внезапным весельем, находит в себе силы внятно спросить:        — Ты где нашёл этот брауни?       Только не это, только не это!       — Какой брауни? — тут же встревает Рэд, только сейчас замечая пустую посуду рядом с Гуком.       — Это Фитц принёс, — участников этого разговора становится больше: парень, до этого лишь изредка посматривающий на устроенный спектакль, отвечает вместо парней. — На кухне была целая коробка.       — Долбанный Фитц!       Рэд явно зол. Конечно, он ведь так пытался не дать случиться чему-то подобному, что пожертвовал собственный дом на растерзание пьяных студентов, а в итоге все закончилось тем, что его друзья попались на волшебный брауни.       — Зайчик накачался, — снова взрывается Рик, тыча пальцем в сторону Чонгука. — Я, блять, даже не думал, что доживу до такого!       — Я тебя ненавижу! — прилетает ему в ответ вместе с новый порцией смеха.       Чонгук тоже не думал, что с ним может случиться подобное, но вот он здесь: не может собрать себя в кучу, перестать сотрясаться от истерики и даже как следует поднять внезапно адово потяжелевшие веки.       Глаза будто песком засыпали, открыть их полностью сейчас кажется чем-то из рода фантастики. Что это вообще за дерьмо? Чонгук пришёл сюда проводить расследование своей главной на данный момент проблемы, а в итоге вместо того, чтобы разрешить одну, заимел себе ещё парочку.       — Оставайтесь здесь, — не просто говорит, приказывает Рэд, входя обратно в квартиру.        Куда он вообще собрался? Собирается найти Фитца, чтобы тот немедленно взял на себя ответственность за случившееся? За Чонгука, насладившегося несколькими кусочками, и за Рика… принявшего спрятанную в еде траву за благословение.       — Ты сожрал целую миску. Мать твою, Рик, в тебе должно быть столько наркоты, что лучше бы копам сегодня не заявляться.       — Долбанный Фитц! — повторяет Ва, но в отличии от Рэда получается у него не настолько устрашающе. Вообще не устрашающе. Кто вообще испугается восклицания сквозь хохот?       — Долбанный Фитц! — вторит ему Чонгук.       Возможно, это действие марихуаны, но парень, несмотря на всю ситуацию, чувствует себя совершенно спокойным. Он впервые в жизни попробовал наркотики. Человек, который даже алкоголь не признаёт, теперь оказался под воздействием травки. И сейчас самое время начать переживать, подумать, как вообще помочь если не Рику, проглотившему лошадиную дозу выпечки с сюрпризом, то хотя бы самому себе. Но нет, единственная мысль, что посещает внезапно лёгкую как никогда в жизни голову, — ему нужно позвонить Чимину. Срочно показать себя в самом чокнутом состоянии, потому что Чонгук может поклясться здесь и сейчас — подобное больше никогда не повторится. Ни за что. Чон Чонгук под воздействием наркотиков — это как комета Нисимура: подобное увидишь только раз в пятьсот лет. И в следующий раз подобное случится именно спустя пять веков. Никаких больше обжираловок на вечеринках, где видели Фитца до того времени не будет..       Кое-как Гук заставляет себя подняться. Его тело почему-то не весит вообще ничего. Он пёрышко, вылетевшее из чьей-то подушки. Когда колени распрямляются, парень вообще не чувствует, как те напрягаются, он даже не знает, не упадет ли он, словно делающий первые попытки встать на ноги младенец, если попытается сделать тот самый заветный первый шаг, но сейчас ему не кажется опасным проверить это. Ни секунды не сомневаясь и не опасаясь худшего исхода, Чон двигается ближе к всё так же лежащему другу и взрывается новой порцией хохота. Ему двадцать, а он только учится ходить. Ну или снова учится ходить.       Чёрт, ну что за умора.       — Если ты грохнешься с лестницы, Рэд нас убьет. Меня убьёт.       — Я должен позвонить Чимину, — прямо заявляет Гук.       — Что? — сквозь смех только что услышанное кажется ещё комичней. — Спрячь телефон, ради всего святого, Зайчик.       Будет ли Чонгук слушать парня, благодаря которому ему сейчас даже кнопки вызова лифта кажутся самой лучшей комедией? Чёрта с два. Он прислоняется к закрытой двери лифта и пытается рассмотреть имя своего парня в списке диалогов Какао. Пусть голова и варит не совсем трезво, найти кнопку видеозвонка не вызывает такого уж большого труда, и ему только из-за этого хочется сказать всем здесь присутствующим о том, какой он молодец, но получается только заикаться от Рикового «пожалуйста, Зайчик», повторяющегося из раза в раз.       — Чонгук, сейчас не совсем подходящее время, — доносится из динамика телефона.       Вот только рассмотреть ответившего у парня не получается. До этого закрытые двери лифта внезапно раздвигаются, и уже достаточное количество времени ставшее невесомым тело не успевает вовремя среагировать. Гук соображает с трудом, он даже не понимает, что происходит, когда его спина встречается с полом лифта, а приехавшая на этаж девушка с испуганным возгласом отскакивает. Ей требуется всего секунда, чтобы рассмотреть растянувшегося на полу Рика и их немногословных зрителей, затем переступить через Гука, называя его (или их всех?) чокнутым.       — Чонгук, что происходит? — взволновано спрашивает Пак.       Ответом всё ещё служит хохот, но его внезапно получается кое-как контролировать, когда раздвижные створки снова смыкаются, весьма убедительно прося Чонгука подтянуть ноги к себе. Слава богу, сил и мозгов на это хватает, иначе дело было бы совсем худо.       — Хён, ты не поверишь, — пальцы пытаются нашарить телефон, но чтобы поднять устройство с пола приходится самого себя усадить для начала. — Ты, блять, просто не поверишь!       — Чонгук, это не смешно, я на работе.       Да, это уже понятно. И то, что ничего смешного в происходящем нет, и то, что Чимин занят своими будничными обязанностями. Однако, как и во многих случаях в жизни, в данный момент имеется то самое «но», о которое разбивается всё стоящее перед ним. Сегодня это «но» завуалировано под травку.        Чонгук наконец удостаивает своего парня зрительным контактом через объектив фронтальной камеры. Стереть улыбку с лица — задача из категории невыполнимых, а вот с нескончаемым хихиканьем кое-как получается совладать, чтобы слова получались разборчивыми. Чимин и впрямь посреди своей работы. Позади него на фоне можно рассмотреть гимнастическую сетку, натянутую над манежем, и даже фигуру качающегося сверху парня.       — Я принял наркотики.       — Что?       Чимин то ли не верит, то ли действительно не услышал.       — Твой парень обдолбался травой, Пак Чимин.       Старший моргает. Один раз, два, выдерживая адски долгую паузу, от которой снова становится слишком смешно. Лифт наконец трогается с места, вызванный уж точно не Чонгуком, а парень и не думает подниматься.       — С ума сошёл? — почти шепчет Чимин, придвигая телефон ближе.       — Я на пути в этому.       — Ты решил поприкалываться? Что происходит, Чонгук?       В этот раз жизнь наконец поворачивается не задницей к жертве очередного выкидона Фитца, потому что железная коробка, принявшая Гука в свои объятья, доставляет его на первый этаж. И мужчина с вырвиглазного цвета шарфом осматривает его не лежащего, а уже кое-как поднявшегося на ровные ноги. Пусть и в твёрдости походки по-прежнему нельзя быть уверенным, Чонгук всё равно делает шаг в сторону своего спасения — улицы с отрезвляющей температурой воздуха.       — Где ты находишься? — не сбавляя уровень серьёзности, продолжает Пак. — Кто тебя накачал?       Чонгук прыскает. Он сам это сделал, и остаётся надеяться, что Мистер-Кошмарный-Шарф этого вопроса не услышал или хотя бы ничего не заподозрил.       — Я у Рэда дома.       — Блять. Это где?       — У Рэда была вечеринка. Там был Фитц…       Полный недовольства стон снова так сильно смешит. Даже слишком сильно и слишком легко. Чонгук сейчас не уверен — дело в отличной работе его воображения или Пак действительно повторяет предложение, практически ставшее нарицательным:       — Долбанный Фитц!       Люди, окружающие его сейчас, может и не понимают корейский, но они точно улавливают значение этого полного ненависти шипения.       — Какой чёрт тебя дёрнул вообще курить с ним, Чонгук?       — Я не курил, — интонация получается какой-то детской. Он наконец выходит в объятия морозного воздуха, стараясь контролировать себя и свои хаотичные мысли. — Мы с Риком нарвались на весёлый брауни.       — Твою ж мать.       Самое время назвать себя психом или помешанным снова, потому что Чимин не просто злой, он кажется в ярости, а Чонгуку так сильно нравится подобная картина, что не засмеяться просто нельзя.       — Ты волнуешься? — младший сосредоточенно всматривается в пестрящий экран телефона, волочась к уже загоревшемуся фонарю, чтобы иметь дополнительную опору.       Если до этого, направляясь по отправленному Рэдом адресу, Чону удалость зацепиться взглядом за дома и даже провести параллели с Чиминовым прошлогодним пристанищем, то сейчас для него существует только фонарь, и то, потому что тот ярче всего остального фона.       — Конечно я волнуюсь, Чонгук!       Что-то в голосе хёна внезапно тормозит поток веселья. Прямо сейчас Чимин не злится и не собирается надрать кому-то задницу, в его голосе даже находящийся не в себе Гук умудряется распознать страх.       Так, это уже не то.       — Я не хотел заставлять тебя волноваться, я хотел, чтобы ты увидел и такого меня, потому что хрена с два это ещё хоть раз повторится.       Это попытка упокоить их обоих. Взять себя в руки? Попытаться хотя бы. Но Чимин будто не слышит.       — С кем ты пришёл туда?       Чонгук снова прыскает, убеждаясь, что одного лишь желания пока мало, контролировать собственное тело выходит с трудом.       — Один-одинёшенек, потому что мой парень слишком далеко.       Возможно, если ситуация была бы немного другой, Чимин заявил бы, что сейчас не время для шуток и всё происходящее нисколько не вызывает радости, вот только это следует объяснять жертве очередного «прикола» Фитца через парочку часов. А лучше вообще утром.       Задний фон за Чимином меняется резко и как-то слишком быстро. Настолько, что Чонгука укачивает, как на любой вращающейся качеле, и приходится обхватить фонарь рукой.       — Ты что, пируэты выписываешь? Почему все сзади тебя так трясётся?       Улица почти глушит это тихое «господи», обеспокоенным голосом, но разобрать всё же получается. И это один из тех немногих факторов, что умудряются хоть на секунду привести в чувства.       — Эй, — снова делает попытку парень. — Я хотел, чтобы ты посмеялся.       — Да мне просто пиздец как смешно, — довольно резко бросает Чимин. — Тебе что, не видно мою улыбку от уха до уха?       К чёрту, ладно, Чонгук совсем не хочет, чтобы его малыш злился на него вот так. Не сейчас, не в таком ключе.       — Хё-ё-ён, пожалуйста.       — Какой у Рэда адрес, ты помнишь? Как далеко ты от общежития?       Это уже не лёгкий шутливый звонок.       — Ты решил за мной приехать? Я совсем не против.       — Чонгук, я понимаю, что тебе сейчас хорошо, но ты не мог бы написать Джину адрес Рэда?       — Скажи «пожалуйста», — хмыкает Чонгук, надеясь хоть так свести всё к их обычным шуткам, но надежда окончательно разбивается о Паково «пожалуйста».        Твёрдое и чёткое.        Они в дерьме. Нет, он в дерьме. И это не из-за Фитца.       — Чёрт, хён.       — И ради всего святого, зайди в здание, если тебя такого кто-то заметит…       Чонгук сейчас взвоет. Не для этого он позвонил, боже моей!       — Кто вообще узнает? — ужасно, но сейчас приходится признать правоту Рика. Он выдернул Чимина посреди рабочего дня очень зря. — От меня дымом не разит.       — Ты просто глаза свои не видишь.       — Блять, Чимин, я позвонил, чтобы ты не пропускал самый большой проёб в моей жизни, а ты делаешь всё, чтобы я об этом пожалел.       — Я делаю всё, чтобы ты не пострадал!       — Вот же спасибо!       — Напиши Джину или мне адрес.       Хочется выругаться в ответ. Сказать этому ничего не смыслящему в студенческой романтике дураку, что он может засунуть свои приказы себе в задницу, но то ли травка делает его слишком расслабленным и ленивым, то ли мысль о ссоре не прельщает.       — Сможешь написать? — всё так же обеспокоено продолжает Пак.       Чонгуе не отвечает, дуясь. Ему действительно хочется надуться прямо до выпяченной нижней губы и недовольного сопения носом. Опасения старшего оправданы, буквы и правда разлетаются перед глазами, выплясывая какой-то бешеный алфавито-танец. Но если с набором текста сейчас имеются проблемы, то копировать сообщение Рэда и вставить его в диалог с Чимином такого уж труда не составляет.       — Сейчас твоего бойфренда-неудачника придут спасать, — Гук даже не пытается скрыть истинные эмоции, когда Чимин, судя по смене освещения лица, открывает только что полученное сообщение. — Можешь возвращаться к работе, прости, что побеспокоил.       — Эй, не делай так, — уже более мягко просит Пак. — У меня есть причина переживать, не надо обижаться.       — В последнее время мы только это и делаем.       — Обижаемся?        умудряется покачать головой, перед этим подперев головой фонарный столб.       — Переживаем друг за друга. Я хотел, чтобы ты посмеялся во время…       — Я посмеюсь, как только ты окажешься в кровати, хорошо?       Неестественная лёгкость внутри черепной коробки снова исчезает, медленно но уверенно ускользает, уступая место всплывающим образам обеспокоенного Чимина. Плачущего Чимина. Какого угодно, только не смеющегося и тонущего в удовольствии от всех дурацких мелочей, что окружали их.       Ради бога, всё это было не так давно, почему изменилось даже то, что меняться не должно было? Их отношения начались именно с такого: видеозвонки, долгие переписки и фотоочеты, но происходящее полтора года назад и сейчас — это два абсолютно разных полюса. Не этого Гук ожидал, каждый раз убеждая себя, что им все по плечу.       — Это сложнее, чем я думал, — признается младший.       — О чём ты?       Он говорит про их отношения. Про отношения на расстоянии в целом. Или про отношения вообще? Чонгук не это представлял, когда обнимал хёна на прощание, воображение подкидывало совсем другие картинки, а реальность разбила каждую из них. Но Чимину он этого конечно же не говорит. Помимо обиды на судьбу-злодейку и чересчур волнующегося за него парня, Чонгук чувствует ещё кое-что. Его тошнит. И это явно плохой знак.       Всё так же не торопясь с ответом, парень наклоняется, всё ещё используя фонарь для опоры, надеясь так облегчить неприятные ощущения где-то в желудке.        — Как ты себя чувствуешь?       Вместо подробного рассказа о своих ощущениях младший прикусывает губу, проглатывая горечь, скопившуюся во рту.       — Чувствую, что скучаю по тебе.       — Я не об этом. Ты…       Будто Чонгук ещё может говорить о чём-то другом.       — А я об этом, хён. Только об этом и думаю, только про тебя со всеми и говорю. У меня уже в печёнках сидит это долбанное чувство. Я хочу, чтобы ты был сейчас рядом. Чтобы посмеялся со мной, чтобы отчитал меня, как ты вечно делаешь, чтобы снова включил мамочку. Я хочу тебя рядом со мной каждую грёбанную минуту.       Прозвучавшая от и до пропитанная эмоциями тирада вызывает ступор к обоих парней. Чонгуку хочется говорить, не умолкая, но он ждёт реакции Чимина, всё ещё наблюдая, как фон вокруг него размывается и размывается. Пак вроде прикрывает глаза ладонью, но всё такое туманное, что не удаётся разобрать — это правда происходит или Чону мерещится.       Блять, и ради этого люди накуриваются? Дерьмо собачье, марихуана получает от Чон Чонгука дизлайк. Он и так был не фанатом, а теперь ни за какие деньги даже близко не сунется к любым наркотикам.       Фу.       Пока Пак собирает собственные мысли в кучу, Чонгук даже не пытается это сделать. Подобная затея и так бесполезна в таком состоянии, нет? Он выкладывает всё как на духу, теряясь между реальностью и плодом воспаленной фантазии.       — Я скучаю по нашим кухонным свиданиям, по твоим дурацким сэндвичам с глазами, даже по тому, как мне было жарко спать каждый раз, когда ты приклеивался ко мне. У меня такое ощущение, что я вот-вот взорвусь.       Ответа у Чимина снова не находится. Вместо того, чтобы рассказать Гуку о чём-то таком же наболевшем в ответ, Пак качает головой, бормоча под нос: «мне надо выпить».       — Когда ты приедешь, хён? Рождество через две недели.       — Я ещё не смотрел билеты.       — Так посмотри. Ты ждёшь, когда цена станет шестизначной? Или всё раскупят?       — Я займусь этим после работы.       — Ты должен мне свидание, — со всей серьёзностью заявляет Чонгук. Настолько серьёзно, насколько это вообще возможно, учитывая… некоторые нюансы. — Я, блять, не успокоюсь, пока ты не сводишь меня на свидание, понял?       Лицо Чимина смягчается. Он глубоко вдыхает и выдыхает, позволяя уголкам рта приподняться.       — Это должно быть что-то конкретное?       — Да, — громко заявляет Чонгук засовывая в рот вторую часть снежка. — Что-то отвратительно слащавое. Чтобы меня аж тошнило.       — Пойдем на шоколадную фабрику?       Чонгук не оценивает юмор. Он внезапно слишком сосредоточенный для того, кто грохнулся в лифт из-за хохота.        — И мы будем слушать Майкла Бубле целый день. Я вообще поставлю «Christmas sweater» на повтор и ещё и надеть тебя заставлю какой-то дурацкий свитер!       — А как же Sleeping at Last?       — И их тоже послушаем, но их за ужином.       Видимо теперь пришла очередь Чимина неустанно улыбаться. Возможно, у Чонгука галлюцинации, а возможно, он снова вызвал у своего парня что-то, кроме нахмуренных бровей.       — Обещай лечь спать сегодня, как только окажешься в общежитии.       — А ты пообещай мне свидание.       — Если проснешься завтра пораньше, то оно случится быстрее, чем ты думаешь.       Чонгук вопросительно поднимает бровь, и только это, наконец, даёт понять, о чём говорил Чимин. Веки адово тяжелые, он едва держит глаза открытыми.       — Онлайн-свидание подойдёт? Как временная замена.       Это не то. Настолько не то, что хочется на всю улицу закричать, что он не об этом говорил и ни один видеозвонок не заменит живого разговора, но… До Рождества ещё две недели. Им всё ещё надо перебиваться самыми оптимальными решениями.       — Ладно, обещаю вырубиться, как только моя голова коснётся подушки.       Чимин облегченно вздыхает, прикрывая глаза.       — Спасибо, — внезапно говорит Пак.       — И где там Джин? Меня тошнит.       Это заставляет всякое облечение испариться из тела старшего в то же мгновение. Свет, отражающийся на лице от экрана, снова становится ярче, так что он, должно быть, снова открыл переписку. Но диалог с Джином не отвлекает его от самой главной мысли этого вечера.       — Долбанный Фитц, — цедит сквозь зубы Чимин.       Да, с этим никак не поспоришь.