Santa doesn’t care

      Чонгук улыбается.       У него окно между парами, почти двенадцать дня в штате Иллинойс и три ночи в Сеуле. В руках чашка из Fire Grounds, Чимин написал, что пять минут назад вышел из бара, у них парный сеанс на Спотифай и плейлист, почти полностью состоящий из «Атомов» Sleeping at Last. Для полноты картины не хватает снега. Ещё, конечно же, Чимина, держащего его за руку, но в данный момент Чонгук старается не зацикливаться на негативе. Хотя бы сейчас. День слишком хороший, даже притом, что его сонное лицо чуть не встретилось со столом на последней в этом году лекции миссис Ламберт, а Мингю, — его вечный спутник университетских будней, — оставил ему пятно на джинсах своим дурацким органическим смузи.       Вот на этом стоит заострить своё внимание. На происходящем сегодня и только сегодня. Ещё, к примеру, на ветре, разогнавшимся в этот день не на шутку. На сравнении того, как Гуковы глаза яро слезятся здесь, на перекрёстке Пятьдесят Шестой, и насколько это отличается от того зимнего кошмара, что настиг их с Чимином на Чеджу в первое совместное Рождество. Город Ветров как-то даже смешно называть таковым, зная, где ветер может сдувать покруче.       На пляже Хамдок, рядом с рестораном «Пляжная Волна» Чонгук впервые берёт своего теперь уже парня за руку. Из-за ветра. Потому что они, несмотря на погоду, суются туда, постоянно припираясь о каждой мелочи, и их действительно чуть не прижимает к ближайшему зданию. Они даже тогда из всех сил стараются противостоять природе и пытаются прилипнуть подошвами к сетке, закрывающей песок на пляже. Но сейчас это всё равно приятные воспоминания. Чиминова ледяная рука с Гуковой, их дурацкие мандариновые шапки, купленные от безысходности, ужин в мексиканском ресторанчике прямо напротив моря. Это драгоценные моменты прошлого. Каждое воспоминание с Чимином на вес золота, особенно теперь, когда между ними больше десяти тысяч километров и пропасть длиной в пятнадцать часов.       Они оба знают, что это будет сложно, отдают себе отчёт, когда летом, после целого года вместе, прощаются в аэропорту Инчхона и заверяют друг друга, что справятся. Это самое расстояние же с ними с са-а-амого начала отношений, так что…       Так что Чимину лучше бы не догадываться, сколько раз Чонгук листает галерею с глупой улыбкой на лице и нормально функционирует на протяжении дня только из-за из вот этих парных сеансов и даже самых недолгих переписок. Никому не надо знать точную силу ужасной тоски по человеку, с которым весь мир превращается в нечто волшебное. Такое же невероятное, как и сам Пак Чимин.       Чонгук смотрит на людей, стоящих на другом конце пешегодного перехода, в наушнике включается «Первый Атом», и улыбка медленно исчезает, опуская уголки губ.       Это песня, с которой он познакомился там же, где и со взрослым Чимином. Не с парнем из маминых рассказов, не с сынишкой тётушки Айон, а с тем Пак Чимином, которым тот стал благодаря времени и многим решающим факторам. На острове Чеджу Sleeping at Last впервые благословляют Чона своими песнями, а хён — первым разговором без подколов, чистым энтузиазмом из-за рассказа о любимой группе. Где-то на третий день их пребывания на острове, да. До этого они слишком заняты сарказмом и попытками сострить.       Является ли голос Райана О’Нила тем, что проделывает брешь в стене сопротивления Чонгука? Становится ли виной всему произошедшему и происходящему сейчас только начавшие выходить тогда «Атомы»? Или дело как всегда в неисчерпаемом умении Пак Чимина очаровать, кажется, даже неодушевленный предмет?       Чонгук влюбляется так внезапно, настолько неожиданно для себя привыкает к обществу Пак Чимина, что после возвращения в Сеул ему вдруг начинает казаться переиначенным абсолютно всё. Каждая мелочь, словно насмехаясь над ним, теряет свою яркость. И это не прекращается до тех пор, пока в один день ему не приход запрос на переписку от хёна в Инстаграм.       Наверняка найдётся не мало людей, что назовут Чонгука нытиком, а может и вовсе королём драмы, ведь как-то же он раньше жил и прекрасно себя чувствовал, считая Чимина всего лишь сыном одной из маминых подруг, а теперь вдруг мир изменился, видите ли.       Но позвольте уточнить: раньше он не знал, что этот парень из себя представляет. Раньше он не был по уши влюблён.       Отношение и чувства Чонгука к Чимину действительно можно описать чем-то вроде «я сначала не понимал, почему все его так обожают, а потом как понял…», потому что всё действительно так.       Началом служит тот самый вечер, благословивший Чона жареной моцареллой с токком и знакомящий с Ким Тэхёном во всей его красе. Двадцать четвёртое декабря открывает для восемнадцатилетнего Гука другую сторону его давнего знакомого. Шумную и пытающуюся подбить на даже самую дурацкую идею неплохо выпившего Тэхёна. Только Бог знает, что бы эти два идиота начудили, не начни Чонгук протестовать против идеи проверить, действительно ли языки прилипают к металлу, как в фильмах.       В тот день, маневрируя среди машин с покрасневшим от алкоголя и тепла Чимином на пассажирском сидении, Чонгук решает, что этот парень сумасшедший. Это осознание напекает макушку и вызывает… улыбку. Не страх, не раздражение и ни в коем случае не отвращение. Оно действительно улыбает.       Пак Чимин оказывается идеально сумасбродным для Чонгука.       А уже двадцать пятого декабря, в первое Рождество, проведённое с Паками, Чонгук заключает, что Чимин на самом деле довольно классный, и было бы действительно не плохо… учиться в том же университете. Чону даже немного хотелось бы иметь такого знакомого в абсолютно чужой стране, в огромном мегаполисе, о котором ходит столько рассказов.       Они пополняют бесконечное число историй ещё одной. Своей.       Когда после длительного пребывания в небе самолёт позволяет своим пассажирам ступить на твёрдую землю, два неизвестных никому парня, наконец, обретают то, о чём несколько долгих месяцев рассказывают друг другу как о мечтах. В аэропорту Чонгука встречает никто иной, как Пак Чимин собственной персоной. Всё такой же прекрасный и уже нисколько не далёкий. Почему-то с ужасным бардаком на голове, в фиолетовых Рэй Бэн и в самых аляпистых шортах с гавайским принтом из всех, что только могут существовать, хоть у них и есть какая-то история появления в гардеробе. Так странно увидеть его среди толпы людей с чемоданами, с этой кошмарной табличкой «мой маленький Гуки» на корейском. Для них обоих не было секретом, насколько Чимину нравится реакция Чона на все эти слащавые мелочи. А на эту надпись он реагирует по-особенному.       Их первый поцелуй происходит в тот же день. Международный аэропорт О’Хара становится их особым местом, действительно обеспечивая новой историей, в этот раз позволив стать её главными героями. Чонгук не в силах сдержаться, тянется к растрёпанному парню, укравшему его сердце сразу после крепких объятий. Возможно, им стоило выбрать местечко получше, дождаться особенного момента, но кто будет медлить в такой ситуации? Они были в отношениях два месяца перед тем, как смогли увидеться, тут стоит низко поклониться выдержке за то, что ничего большего не происходит и их вместо такси не увозит полиция за неподобающее поведение.       Воспоминание о начале их отношений, вызванное всего лишь одним коротким треком, делает Чонгуково настроение другим. Хочется полностью в него окунуться, когда Гук отхлебывает свой кофе. Кофе из заведения, где когда-то подрабатывал его парень. Теперь он встречает там лишь Инес — новенькую в его группе, которая дорисовывает сердечко возле его имени, как бы он ни старался показать ей свою максимальную незаинтересованность. Чон превращался бы в лужицу каждый раз, делай это Чимин, но получать подобное от человека, в симпатии которого нисколько не нуждаешься, немного напрягает.       Чонгук глубоко вздыхает, пытаясь отогнать каждую мысль о Инес Сандерс, и вместо этого продолжает листать собственные воспоминания как исписанный цветными ручками блокнот, но уже в ускоренном режиме. Мелькают картинки его заселения к парню не с первого курса, а к будущему магистру Джину, их первого рукопожатия и первого шокированного «ты обнаглел?» в ответ на слишком неподобающее поведение Гука.       Чонгуку повезло с соседом с самого начала. Его соседу с ним? Джин наверняка скажет, что не очень. Но они до сих пор, спустя полтора года совместного проживания, делят одну комнату, даже учитывая то, что младший больше не пропадает в крошечной квартире-студии Чимина в Гайд Паке целыми днями. Что наводит на мысли… Джину нравится жить с Чонгуком, хоть он этого и не признает ни за какие деньги.       Чимин оканчивает университет. Чонгук застревает здесь ещё на два года. И в этот раз расстояние не даст им дотянуться друг к другу дольше. Они думают, что раз справляются той весной, когда всё только-только начиналось, умудряются превратить внезапную симпатию в нечто большее, имея только интернет, то смогут сделать это ещё раз. Но оба не представляют, насколько всё будет туго.       Дела, вроде бы, обстоят удачно, Чимин без особого труда находит работу, устраивается переводчиком не в какую-то там скучную фирму, а в настоящий цирк. Ещё в тот год, когда погода пыталась не оставить от них ни песчинки, оба парня решают, что хотелось бы пожить на этом острове подольше. Стать частью местных, а не приехавшим на пару деньков туристом. И вот возможность подвернулась. Цирк, Чеджу, предоставляемое жильё и приличная зарплата. Чимин с таким нескрываемым восторгом рассказывает Чонгуку о собеседовании, когда они ещё оба ошиваются в Корее в июле, что младший думает «как они могут облажаться, если хён настолько воодушевлён всеми переменами?». Чон не смог бы требовать задержаться в Штатах ещё на два года, не осмелился бы просить не оставлять его одного, потому что Чимин — это почти что синоним к слову движение, и ему нужно заниматься тем, чем он хочет, а работать в том самом цирке он хочет больше, чем всё, о чём только рассказывал за всю жизнь.       Они обещают себе справиться. Обещают, что протянут два несчастных года на видеозвонках, коротких встречах на Гуковых каникулах и совместном лете. И сегодня первое декабря. Двадцать три дня, до того, как Чонгук снова увидит своего хёна.       Чимин должен прилететь на Рождество. У них будет всего лишь несчастная неделя, но это будет рождественская неделя с «Один дома», овсяным печеньем и целой кучей поцелуев. Чонгук собирается стереть себе губы в порошок в первый же день их встречи.       Его, по правде, только мысли о скорой встречи и держат в строю, знай он, что увидеться не получится до самого лета, состояние было бы куда хуже.       Из-за ветра на улице адски холодно, Чонгуку не помешало бы купить шапку или хотя бы куртку с капюшоном, но он уже почти месяц на стадии раздумий, светит кудряшками отросших волос, с удовольствием чувствуя, как те пружинят при ходьбе, как они бьют по покрасневшим ушам, когда он шагает по тротуару, и слышит, как вместо «Второго Атома» неожиданно включается любимая песня Чимина.       «Light» нет в «атомном плейлисте», что это?       Парень даже проверяет телефон, будто слух внезапно решил ошарашить его галлюцинацией.       Оповещение, висящее на экране, говорит, что хён присылает ему видео, и Чонгук, ускоряя шаг, тут же его открывает, хоть ещё до этого понимает: картинка там слишком тёмная, чтобы рассмотреть всё как следует на улице. Голос Райана сменяется на звуки поездки в каком бы то ни было транспорте, и тихое бормотание Чимина «потому что ты любим, ты любим больше, чем ты знаешь».       Он записал это перед тем, как включить?       Кажется, Чимин выпил. Под градусом он становится не только смешным и азартным, но и чертовски чувствительным.       Чонгук Чон: Я почти в общежитии, набери меня, как только войдёшь в квартиру.       Чимин работает на Чеджу, но не проводит там всё время, куда более часто выбирая ошиваться в Сеуле вместе с Тэхёном. Как только появляется свободный день, старшего тут же сдувает с острова.       То, что Чимин ставит «Light» на реплей, удается понять уже по первому повторному проигрыванию.       Гук хмурится, поднимаясь на свой этаж.       Чонгук Чон: Хён, всё хорошо?       Они разговаривали три дня назад, у обоих сейчас довольно напряжный график и выкроить время для звонка не получалось из-за всего и сразу: занятости, разницы часовых поясов и может ещё чего-то, во что Чона не посвятили, потому что именно эта песня никогда не повторяется просто так. Чимин с помощью своей любимой музыки всегда пытается ускоренно вернуться в комфортное состояние, но он ведь… Он был в баре с Тэхёном, что могло разрушить этот самый комфорт?       Именно с этими мыслями Чонгук берётся за дверную ручку, но отвлекается сразу же. В тот самый момент, когда Джин подскакивает на месте из-за открывшейся двери и быстро, точно воришка-подросток, отходит от Гукового шкафа, делая вид, что ужасно занят их засохшим кактусом на одной из полок.       И что тут происходит?       Вчера в их корпусе что-то случилось с отоплением, и как бы сильно Гук не надеялся на быстрое устранение неполадок, в комнате, увы, всё ещё Антарктида.       — Тыришь мою одежду? — сведя брови, спрашивает парень, параллельно проверяя, не ответил ли ему Пак.       Закутавшийся в плед Джин ужасно неправдоподобно смеётся и бегает взглядом по лицу соседа, разрушая образ старшего и серьёзного этим своим видом. Ей богу, лжец из этого парня просто отвратительный.       — Думаешь, мне нужны твои нестиранные толстовки?       Всё ещё попахивает чем-то подозрительным.       — Я их стираю, — цокает Чонгук, бросая рюкзак на кровать. — Что тебе надо от моего шкафа? Там нет Нарнии, я проверил.       Джин переминается с ноги на ногу, наблюдая, как Чонгук стягивает ужасный шарф слизеринской расцветки (если бы это не было подарком Чимина, Чонгук бы сжёг его давным давно, но он сам купил ему такой же Хаффлпафовский, а теперь носит ответ на свое действие), как всегда раскидывая обувь возле кровати, и не перестаёт пялиться на телефон.       — Хотел проверить… э-э… — давай Джин, соображай быстрее. — Ты заметил, что твой шкаф больше моего? Ты отхватил себе всё самое лучшее в этой комнате, мелкий говнюк.       Прыская, Чонгук расстёгивает куртку, но останавливает себя за секунду до того, как собирается её снять. В комнате действительно холодно. Возможно, даже холоднее, чем вчера.       — Ты жил здесь ещё до того, как я въехал, кто виноват в том, что ты тугодум?       К удивлению, Ким даже не реагирует на столь изысканное оскорбление.       — Поменяемся?       С чего это ему приспичило меняться шкафами посреди года?       — А что мне за это будет?       Джин упирается рукой в бок, наконец переставая вести себя как пойманый на горячем преступник. Он лишь снова напоминает самого себя, как всегда шокированным наглостью одного определённого мальчишки.       — Что тебе будет? То есть всё, что я для тебя делаю сейчас, не считается?       Ей богу, смешнее, чем злой Ким Джин, разве что Чимин, ревнующий Чонгука к его друзьям, которые в шутку используюют их уменьшительно-ласкательные обращения.       Чонгук и не думал, что завести друзей после поступления будет так легко. Он даже первым заговорил с Ким Мингю на собрании первокурсников, решив довериться этому «среди чужих ищи своих». С корейцем ему ведь должно быть проще найти общий язык? В любом случае, с Мингю он нашелся быстро. А затем и с парнем по кличке Рэд — футболистом с внушающими габаритами, с Риком, для которого вся его жизнь похожа на стендап, и с его девушкой Кёрстен, что эти самые стендапы организовывает. Поправка: с бывшей девушкой. Чонгук едва ли выходил куда-то в этом семестре, но он даже при таком раскладе знает, насколько Кёрст и Рик сейчас на ножах, хоть с момента их разрывала успело пройти больше года.       — Но ты это делаешь, потому что я тебя люблю и ты самый лучший сосед на планете, разве нет? — возвращается к разговору Чон.       Проведя бесчисленное количество времени с Чимином, Гук… да, возможно, он перестал беситься, когда его называют милым, и научился пользоваться этим с такой же виртуозностью, что и его парень. Джин не может устоять перед ним, особенно когда Чонгук прикладывает усилия. Он и правда любит своего соседа, но да, возможно, Чон Чонгук временами свинота.       Они с Джином в другой раз поговорят об этом, а сейчас младший никак не реагирует на очередное брошенное «ты на мне ездишь», потому что Чимин, наконец, пришёл домой.       Быстро засовывая второй наушник в ухо, Чонгук откидывается на подушки, нажимая на кнопку принятия вызова, и забывает обо всём вокруг, с головой погружается только в свои чувства, предвкушая долгожданный разговор.       — Зайчи-и-ик, — тянет Пак вместо приветствия.       Да, он выпил, это даже по одному слову различить удаётся. Не то чтобы Чонгук слышал это обращение, только когда Чимин пьян. Даже Рик, — тот самый парень, из-за которого Чонгук и получил шутливое имя, — называет его так куда чаще.       Это была первая вечеринка, на которую Чонгук явился со своим бойфрендом. Ему не терпелось представить своей небольшой компании доверенных лиц обожаемого хёна. Когда Чимин впервые назвал своего парня Гуки, Рэд спросил, не послышалось ли ему и действительно ли Чонгука величают Печенькой. Но Чимин почему-то решил объяснить, что это сокращение на корейском походит ещё и на «Зайчик», и вот так Чон Чонгук стал одновременно и Зайчиком, и Печенькой. Для своих же друзей.       Гук хихикает, поворачиваясь на бок, и как по щелчку меняя языковую программу в своей голове с английской на корейскую. Он собирается сказать много всякого слащавого, а при Джине говорить такое на английском не слишком хочется. Каждый знакомый рад продемонстрировать, насколько эти двое отвратительные в минуты своих нежностей.       — Я до чёртиков рад тебя слышать, малыш, — не в силах сдержать улыбку признаётся Чон. — Что там с музыкой? Почему ты соскочил с «Атомов»?       — Начал представлять наш разговор и нужно было быстренько погрустить. Иногда то, что ты слышишь мою музыку, не играет мне на руку, знаешь ли.       Чимин пластом ложится на кровать прямо в своём безразмерном пальто и немного криво сидящем берете в гусиную лапку, попадая под лучший свет. Чонгук видит его лицо отчетливей. Больше от него не скрываются ни покрасневший нос, ни даже явно влажные ресницы.       — Хён, ты плакал?       Тут даже отвечать не нужно, Пак сглатывает и прочищает горло, рывком садясь.       Почему все вокруг Чонгука вдруг решили вести себя крайне неестественно и подозрительно?       — Нет, это… — снимает берет, без особой аккуратности швыряя его куда-то в сторону. О, выпил Чимин не немного, обычно он не относится к своим вещам с такой небрежностью. — Это снег. В Сеуле пошёл первый снег сегодня, а меня некому было поцеловать, представляешь, какой кошмар?       — Тебе что-то нужно? — спрашивает Джин, натягивая сапоги, и Чонгук быстро поворачивается. — Я иду забирать посылку.       Коротко покачав головой, Чон снова всматривается в экран телефона, пытаясь лучше разобрать состояние парня. Чимин молчит, громко дыша в микрофон проводных наушников, и, кажется, находится где-то глубоко в собственных мыслях, очень далеко от своего парня и их разговора.       — Хён, ты уверен, что всё нормально?       Конечно не нормально. Они уже четыре месяца не виделись, и после короткой недели в конце декабря их будет ждать ещё столько же времени без возможности обнять друг друга или встретить этот чёртов первый снег, самозабвенно целуясь прямо на улице.       Чонгук сам далеко не в восторге от сложившейся ситуации, но это как их личное негласное правило: как бы тяжко обоим не приходилось порознь, во время разговоров они поддержка. Не позволять друг другу грустить, вот что они договорились делать. Присылать дурацкие селфи каждое утро, фотографировать всё, что покажется им интересным, увековечивать повседневные моменты в диалоге Какаотока, делиться новой музыкой и по возможности звонить, а не только строчить миллионы сообщений. Они и правда придерживались этого плана, но сегодня Чимин не может сосредоточиться даже на Чонгуке, хоть всё, чего он хочет сейчас: чтобы младший оказался рядом с ним, в его квартире, и позволил обнять себя до одури крепко.       — Всё нормально, — на выдохе бормочет Пак в тот же момент, когда дверь холодной комнаты общежития хлопает, оставляя Чонгука наедине с собой. — Но я, кажется, скучаю не только по тебе, а ещё и по Америке.       Чимин все три года в университете думал, что ему нужно всего лишь перетерпеть эти шесть семестров, набраться достаточно знаний и опыта для того, чтобы вернуться в Корею, ведь именно там его место, не так ли? Его тянуло домой особенно сильно на первых двух курсах, но потом в его жизни появился Чонгук, и… Да не важно, где они были.       В месте, где он находится, ему неуютно, какой бы красивой ни была его съёмная квартира, сколько бы фонариков ни притащил бы для него Тэхён, Пак тут не на своём месте, и это не помогают исправить ни друг, ни… работа.       Гори в аду эта работа.       — Хён, — Чонгук садится, пытаясь подобрать слова, и сам того не замечая перенимает настроение старшего. — Всё нормально, правда. Я тут тоже иногда размазываю сопли по лицу из-за нашей… ситуации, так что всё хорошо. Если тебе нужно послушать «Light» на повторе, то я не против, просто не отправляй мне запрос каждый раз, и я не буду слушать твои песни.       — Гук-а, — Чимин запрокидывает голову, несколько раз сглатывая. — Перестань быть таким хорошим.       Улыбаясь, Чонгук тем же тоном спрашивает:       — Разве это возможно? — они оба знают, что да, но сдержаться от этого вопроса просто не получается. — Не расклеивайся, ладно? Хотя бы не полностью, тебе через три недели ещё целоваться со мной в аэропорту.       Это всего лишь попытка приободрить, напомнить, что хорошее в их жизни тоже имеется, оно вот-вот произойдет, и им стоит зациклиться на этом, но Чонгук не знает, что это только ухудшает ситуацию.       — Я хотел поговорить об этом.       Всё так же сидя в одежде, Чимин не меняет положения, смотрит на лицо парня у себя на экране и никак не может заставить себе перестать кусать собственные губы.       — Я не смогу приехать так надолго, Чонгук, — обреченно признаётся Пак. — Меня не отпустят на целую неделю, я не могу взять отпуск сейчас и… — старший запинается закрывая лицо рукой. — Блять, прости меня!       Медленно моргая, Чон заставляет себя полностью осознать только что услышанное. Никакой рождественской недели не будет? То, что держало его в здравом уме столько времени, у них забрало уже не расстояние, а работа Чимина.       Он словно малыш, которому сказали, что Санты не существует.       То, что они находятся в разных странах, было недостаточным? Обязательно нужно ещё и отобрать их Рождество?       — Хён, — прочистив горло, начинает Чонгук. — Ты ведь… Не извиняйся, ладно? Это не твоя вина.       Пак всхлипывает, сильнее вжимая ладонь в глазницу. У Чимина работа, у Чонгука сессия с экзаменами, разбросанными по некоторым дням каникул и… блять, тут от них ничего не зависит, куда больше решают факторы, сейчас связывающие по рукам и ногам.       — Я так хочу тебя увидеть, так соскучился.       — Чимин, перестань, всё хорошо, мы и без этой недели всё сможем.       Снова всхлип.       — Я уже не смог. Наше Рождество не случится из-за меня.       — Ну ты здесь каким боком? — недовольно цокая, спрашивает Чонгук. — Это же не ты сам решил сдать билеты и послать меня нахер. Это взрослая жизнь.       — Взрослая жизнь такое дерьмо, — недовольно бормочет Чимин. — Вся моя жизнь дерьмо.       — Эй, не бывает дерьмовой жизни, бывают неправильные мысли и слишком ленивые попытки её изменить, помнишь?       Это фраза Чимина. Его оптимистический девиз, о котором он вдруг начал забывать.       Что с ним там в Корее сделали?       — Сколько у нас будет времени? — пытается перевести тему младший. — Какой максимум?       — Два дня.       Чё-ёрт. Что такое два дня после четырёх месяцев? Два дня перед целой половиной года. Просто ничто, жалкая вспышка света в затянувшейся ночной темноте. Это так мало, что выть хочется. Но это хотя бы что-то. Сорок восемь часов объятий с Чимином, две тысячи двести восемьдесят минут для того, чтобы успеть нацеловаться на полгода вперёд и пересмотреть хотя бы две первые части «Один Дома».       Два дня так два дня. Чонгуку нужен хотя бы час, всего одна возможность прижать своего парня к себе, лишь бы подзарядить батарейки. Они от этих двух дней возьмут всё, что только можно.       — Два дня не так уж плохо. Маколей Калкин как раз впишется в каждый из них, правда?       — Гук-а, извини пожалуйста.       — Чёрт, перестань. Нам хватит двух дней, понял?       У них и выбора то нет. Ну разве что либо два дня, либо ничего. Хотя… У Чонгука ведь ещё нет расписания зачётов.       — Слушай, может мы не ограничимся только Чикаго?       Вытирая нос тыльной стороной ладони, Чимин поднимает телефон с колен, поднося его выше.       — Что ты имеешь ввиду?       — Ну, — эта идея только только появилась, но Чонгук улыбается так уверенно, будто уже продумал каждый ход. — Ты прилетишь сюда и заберёшь меня в Сеул ненадолго, как тебе такое?       Но в Чимине энтузиазма поменьше.       — У меня нет каникул, я работаю, Зайчик.       — Так это же ещё лучше! Я как раз соскучился по Чеджу.       — А экзамены?       Ну хоть в чём-то им должно повезти, так? Пусть это будут дни зачётов.       — Если сдам всё до Рождества, то просто пропущу пару учебных дней после каникул. Главное, чтобы экзамен не влепили позже двадцать шестого.       — Это было бы здорово.       Чимин едва-едва улыбается, вытирая остатки слёз, и, если честно, именно в этот момент ему хочется обнять Чонгука сильнее, чем за все эти четыре месяца.       — Чёрт, хён, две недели вместе, ты только представь это.       О сроке речи не шло, но Чонгуку нужны его две недели с Чимином. Он их весь семестр ждал.       — Родителям ты как объяснишь то, что ты в Сеуле?       — Понятия не имею, — хихикает Гук. — Что-то придумаю, мне главное до тебя добраться, а там буду действовать по ситуации.       Чимин глубоко вздыхает, успокаиваясь, но Чонгука уже понесло.       — Я давно кинул глаз на твою кровать, она должна быть мягкой.       — На самом деле это не так, мне нужно купить хотя бы нормальный матрас, потому что…       — Значит купим. Устроим свидание в Икее.       — Какое свидание, ты...       — Ну или тебе надо сделать это до того, как я приеду, потому что я собираюсь не выпускать тебя из кровати всё свободное время. Знаешь, как у меня руки чешутся почувствовать, какая гладкая у тебя кожа? Или твои мышцы. Ты же всё ещё ходишь в зал?       Чимин грустно качает головой.       — Я никуда не хожу, кроме работы. Разве что напиться с Тэхёном.       — А вот это меня не очень радует. Контролируй это, хорошо? Алкоголь всё ещё не друг человека.       Чонгук и правда так считает. Он не пьёт. Не пытается запретить своему парню это делать или плохо высказывается о любителях намешать всего покрепче, просто они со спиртным не сошлись. И он не хочет, чтобы Чимин превращал соджу в своего лучшего друга. Хорошего понемногу, а плохого — ещё меньше. Нет ничего ужасного, чтобы выпить с другом, но этого явно не стоит делать с пугающей периодичностью.       — А ты про зал не забываешь, — удобней усаживаясь, парень приближает телефон, избавившись от остатков слёз. — Джин сказал ты превратился в шкаф.       — Так во-о-от почему он крутился рядом с ним. Пытался нас сравнить. — Чимин коротко хихикает. — Ты общаешься с Джином?       И снова появляется ощущение, что от него что-то скрывают. Чимин прочищает горло, только после этого спрашивая:       — Это плохо?       — Разве я сказал, что это плохо? Просто не знал, что вы общаетесь.       Чимин откладывает телефон, но теперь на кровать. Неуклюже вытаскивая пуговицы из отверстий, со смешком замечает, что им с Джином всегда есть, о чём поговорить до тех пор, пока тот соседствует с Чонгуком, а затем переводит тему на Тэхёна и то, что его друг не может выдержать больше трех рюмок соджу.       Они вместе тусуются всю последнюю неделю, но в алкогольном соревновании они не соперники, потому что Чимину приходится каждый раз тащить друга домой буквально на себе.       Пак раздевается, кажется, не до конца понимая, что с его парнем делает каждый участок оголившейся кожи и насколько сильно Чонгуку приходится сдерживаться, чтобы не прервать поток Паковой болтовни и не воспользоваться отсутствием Джина как следует, но Чимин пьян и пару минут назад даже плакал, следовательно не стоит вкидывать в разговор какие-то пошлости.       Чонгук позволяет выговориться о последних событиях. Терпеливо ждёт, пока хён чистит зубы и умывается, развлекая того не очень веселыми рассказами про то, что в их группе переведшаяся в этом семестре новенькая, — та самая Инес с Fire Grounds, — получила статус первой красотки и как-то подозрительно часто оказывается в тех же местах, что и Чонгук, или просто рядом. Младший со смехом делится тем, скольких усилий ему стоит деликатно намекать, насколько он далёк от мира гетеро.       Чимин никогда не был ревнивцем, их препирания с Риком были частью понятной только их компании шутки, так же как и причина, по которой друг Чонгука называет старшего Принцем Эриком, но… После рассказа Пак спрашивает «а что, прямо сказать, что у тебя есть парень нельзя?», и это звучит обыденно, почти как шутка, но младший осекается.       Было ли всё это действительно шутками и частью веселого времяпрепровождения? Или Чимин действительно ревновал? Пак не доверяет ему? Думает, какая-то девчонка может заинтересовать Гука? Серьёзно? Или тут просто не стоит заводить подобные разговоры, пока их разделяет не одна тысяча километров и каждый новый день чувствуется как странный челлендж?       Никаких разговоров о тех, кому Чонгук, возможно, нравится. Поняли. Никаких упоминаний Рика?       — Я сейчас усну, но не прерывай звонок, пока я не захраплю, хорошо?       Отвлечённый Чонгук, наконец, снова обращает всё своё внимание на экран, но улыбается, как ему кажется, очень уж напряженно, рассматривая, как хён зарывается в одеяло.       — Ты не храпишь.       — Поверь, во мне столько алкоголя, что я захраплю.       — Тебя не стошнит?       Старший качает головой уже с закрытыми глазами.       — Пак Чимин не блюёт.       Чимин подпирает телефон подушкой, позволяя себе, наконец, расслабиться и под непрекращающийся поток слов его потерянного в мыслях парня представить того рядом с собой. Вообразить, что никакой это не телефон обеспечивает его голосом Чонгука, а он сам лежит на соседней подушке, как всегда комментируя что-то из интернета, или читает вслух особенно смешные шутки.       Сейчас, именно в данную секунду, они оба отдали бы все имеющиеся сокровища, лишь бы и правда оказаться в одной кровати, в объятиях друг друга, но реальность, к сожалению, отличается от желаний очень и очень сильно. В реальности Чонгук смотрит на расслабленное лицо любимого парня, слышит его размеренное сопение, а потом, боже, храп, и желает ему спокойной ночи, зная, что ему не ответят.       И да, Чонгук целует телефон перед тем, как нажать на значок завершения разговора. Он действительно скучает настолько сильно.       У них будет два дня. Чонгук собирается ни секунды не отпускать руку Чимина из своей. Ещё никогда в жизни не нуждался ни в чём так остро, как в хёне. Чонгук и по родителям не мало скучал, но это не доводило его до слёз так же легко, как мысли о том, что встретиться со своим парнем они смогу всего на такой короткий срок.       У их отношений крайне жестокие испытания.       Когда дверь в комнату открывается, впуская Джина, Чонгук глубоко вздыхает и выдыхает, проверяя время и надеясь, что ему нужно нестись обратно в университет.       — Чонгук, — Джин тихо окликает парня, боясь, что тот уснул, но на него обращают внимание. — У тебя тут какой-то презент.       У Джина подмышкой зажата упаковка с почтовыми стикерами, а в руках коробка с жирно наведённым «Чонгук» на всю поверхность.       — Что это? — спрашивает младший, отвлекаясь от мыслей о Чимине.       — Понятия не имею, под дверью лежало.       Коробка упакована в пергаментную бумагу. Криворуко упакована, если честно, ну или Чонгука просто избаловала аккуратность его парня и то, как выглядят его подарки.       — Написано от кого? — интересуется Джин, наблюдая, как Чон рассматривает коробку.       — Нет, — хмурится Гук.       — Может внутри? Открой.       Так, не то чтобы Чонгук параноик, но странные, плохо упакованные коробки под дверью — это не очень воодушевляюще. Там же может быть всё, что угодно. Он… кого-то обидел? Кто-то прислал ему кровавое послание?       Чонгук медленно разрывает бумагу, боясь, что на него что-то выпрыгнет, обожжёт руки или напугает до чёртиков. Джин, нависающий над ним, его настроения ни капли не разделяет. Он смеётся с Чонгука, когда тот, отложив бумагу в сторону, как в замедленной съёмке поднимает крышку, всё ещё не отбрасывая возможность получить в качестве подарка живых тараканов или пауков, но когда кусок картона поднимается достаточно высоко для того, чтобы разглядеть содержимое, ничего на Чонгука не прыгает и не кусает.       Внутри орешки.       Самые популярный корейский миндаль двух его любимых вкусов: кукурузы и со стреляющим сахаром. Чёрт, тут примерно тридцать упаковок. И кукуруза далеко не самый популярный вкус этого миндаля, это… Это что за херня?       Чонгук осматривает крышку, надеясь найти там «они отравлены» или что-то типа такого, но ничего нет.       — О, послание.       Джин первым замечает кусок картона между восьмидесяти граммовых упаковок с орешками и реагирует куда быстрее своего соседа. Поднимает почти к носу исписанную открытку и вслух читает:       — Я знаю, что ты был хорошим мальчиком в этом году, поэтому заслужил небольшие подарки. Твой Тайный Санта. Чёрт, Гук-а, кто-то подкатывает к тебе.       Джин смеётся, но Чонгук… Он вдруг замечает, что на обратной стороне нет ни подписи, ни рожицы Рудольфа. Там он. Его фотография, сделанная в аудитории где-то сбоку окна. Только этого ещё не хватало! Он только что заикнулся Чимину о Инес и, кажется, заставил того ревновать, а тут подарок от неизвестно кого. Ещё и такой. Кто вообще знает про кукурузные орешки и стреляющий сахар? Кто решил, что присылать ему его же фотографии будет удачной идеей?       Вспоминается прошлый год и ситуация, произошедшая с Мингю. Да, этот парень действительно выглядит так, будто Тейлор Свифт в своей «Wildes Dreams» писала конкретно о нём, но это нисколько не оправдывает двух девчонок, которые пытались подкупить парней, лишь бы достать его снимки из душевой, и с фотоаппаратами наведывались в места, где Мингю с Чонгуком зависали.       Пострадавшего от преследовательниц парня с тех пор едва ли можно заметить в компании девушек, а Чонгук…       Просто отлично. У Чонгука, кажется, появился свой личный сталкер.       У них с Чимином же маловато проблем, нужно обеспечить ещё и таким.       Чёрт, если хён узнает, это только ещё больше усложнит их отношения.       Но… Чимин общается с Джином.       Твою мать.       Чонгук быстро закрывает коробку, поднимая взгляд на соседа, чувствуя, как сердце колотится.       — Джин, — твёрдо начинает парень. — Чимин не должен об этом знать.       Ким смеётся.       — Чего?       — Не проболтайся Чимину, не говори ему ни про какие орешки.       Джин закатывает глаза, разрывая пакет со своей посылкой.       — Я что, похож на сплетницу?       Тут дело не в том, кто на кого похож, а в возможности вызвать у Чимина подозрения. Или волнение, если он тоже вспомнит про Мингю. Чонгуку этого не нужно. И у него не так уж много вариантов, кто бы мог быть автором такого подарка, это наверняка кто-то из его компании.       Лучше бы так. Лучше бы это было дело рук Рика с Рэдом или даже Кёрстен. Пусть даже Мингю избавится от своей ненависти выбирать подарки и начнёт задаривать его миндалём. Лишь бы это была… не Инес.       Просто невероятно. У Чонгука возможно будут разборки с девчонкой. Фантастика.       Этот декабрь обещает быть интересным.