Santa doesn’t care

Двумя годами ранее.

      Ненавидеть кого-то заочно для Чонгука в новинку. Он привык считать, что ненависть — чувство больно уж шквалистое, и подобные заявления чересчур громкие для восемнадцатилетнего парня, вот только каждый раз, когда мама упоминает сына тетушки Айон, Чонгук ненавидит. Яростно. Неистово. До скрежета зубов. Презирает имя Пак Чимина так же сильно, как и его владельца, хоть до недавнего времени всё было совсем не так.       Ну… Или его достали разговоры про этого парня вот настолько сильно.       В последний раз они видятся, если Чонгук не ошибается, в младшей школе, ещё когда Чоны живут в Пусане и мама имеет возможность встречаться со своей дражайшей подругой почти что каждую неделю. В основном после их странных занятий лепкой, обеспечивающей дома — как в Сеуле, так и в Пусане — вычурными подставками под каждую необходимую и не слишком мелочь и асимметричными чашками, что, по правде, приходились по вкусу всем членам семьи благодаря своим нестандартно большим размерам. Как правило эти стариковские посиделки самого Гука касаются едва ли достаточно часто, чтобы заявить о хоть каком-то недовольстве, но всё же не раз и не два случается такое, что они с Чимином пересекаются. Дома, в гостях у Паков или у других маминых подруг, иногда мальчики просто оказываются в компании друг друга, пока взрослые заняты чем-то крайне скучным и далеко не таким интересным, как, например, обсуждение переводных тату, вечно покрывающих руки Чонгука. В тех воспоминаниях совсем ничего не предвещает беды, ни в годы, когда раскраски ещё были чем-то поистине захватывающим, ни когда идея прыгать со стопки дров во дворе госпожи Лим казалась чем-то увлекательным. Во время их немногочисленных встреч ничто не даёт Чонгуку никаких подсказок о том, что через несколько лет имя сына маминой подруги, его почти забытого приятеля, обеспечит дёргающимся глазом и внезапным нежеланием даже попытаться подать документы в некогда ВУЗ мечты.       Чонгук, если не подводит память, ещё в шестнадцать успевает прочитать о Чикагском университете всё, что только может. Шерстит едва ли не весь интернет, начиная с известной всем Википедии и следом двигаясь по каждому выданному Нейвером результату поиска. В истории просмотров имеется бесчисленное количество влогов, а ещё парень за довольно короткий промежуток времени раз пять успевает обсудить с репетитором по английскому все плюсы и минусы поступления в Америку, используя эту тему как для разговорной практики, так и по причине своего горящего интереса. А он, если что, далеко не любитель обсуждения своих планов, будь то хоть с репетитором, хоть с родителями. Или даже с Сугён — его одноклассницей, вечно пытающейся выведать побольше информации. Он никому не распространяется, насколько сильно ему туда хочется. Как иногда засыпает с нарисованными воображением картинками собственного заселения в кампус, первыми лекциями и знакомством с однокурсниками. Ему нравится представлять, какая жизнь его ждёт там, за океаном. В отличии от многих подростков, страх покинуть привычную среду не перехватывает воздух в лёгких. В конце концов, переезд в одиннадцать лет из портового города в столицу не должен так уж сильно отличаться от временного выезда заграницу. Или огромное желание стать одним из студентов именно этого учебного заведения пересиливает всё остальное, не оставляя места ни единому проценту трусости. Он этим горит, энтузиазм заставляет отказываться проводить Сугён до её дома, что значит лишать себя возможности пообжиматься с девушкой в их укромном месте — рядом с парковкой соседнего отеля. Вместо этого Чонгук выбирает учиться. У него имеется чёткая цель, и он несётся к ней с решимостью олимпийского чемпиона. План достижения желаемого разбит на пункты и выполняется с завидной для некоторых чёткостью.       А потом появляется Пак Чимин. Нет, он не возвращается в Чонгукову жизнь с раскрасками и пакетами-парашютами. Они даже не встречаются лично. Просто мама… В какой-то момент она решает превратить жизнь своего отпрыска в ад постоянным упоминанием одного и того же имени.       Чимин сделал то, Чимин сделал это, был там, поехал туда, Чимин, Чимин, Чимин. Как будто весь мир самоуничтожается и все темы для обсуждения заканчиваются. Неинтересными почему-то становятся и мамины глиняные творения, и извечное припоминание того, сколько времени папа раньше тратил на поимку моллюсков, которых, к слову, никто, кроме него, не любит.       Внезапно самым интересным из всего существующего во всей долбанной галактике становится обычный парень. Действительно обычный. Чонгук сам убеждает себя в этом, проанализировав его соцсети. Найти их не составляет особого труда. Там даже фото, где видно лицо самого предмета бурных семейных обсуждений, можно пересчитать на пальцах одной руки. Больше всякого зумированного дерьма, напоминающего картинки из Пинтереста, — кофе, еда, городские виды и одежда. Много одежды, по правде. Профиль больше смахивает на блог очередного модного инфлюенсера, получающего в подарок сумки всего лишь за рассказ о них. Но всё равно ничего из ряда вон выходящего, выдающего его исключительную личность.       Каждый снимок, загруженный Чимином, вообще никак не вяжется с осточертевшими рассказами о студенческом волонтерстве, работе параллельно с учебой и примерном поведении. Всё это куда больше подходит типичному ботану в очках с линзами толщиной в те книги, что он проглатывает, но никак не парню, носящему кольца на каждом пальце, умеющему фотографировать уже почти пустую чашку с напитком так, что это выглядит привлекательно, и тому, кто знает, из какой коллекции та или иная винтажная вещичка.       Возможно, Чонгука бесят сами эти фотографии, возможно, просто их автор. Чон почти год ведёт блог на Нейвере. Это был совет репетитора: вызов самому себе и одновременно отличная языковая практика. Гук пишет о любимых заведениях, о самых вкусных блюдах, что ему доводилось попробовать, используя свои знания английского где-то помимо школы и кабинета Ким-сонсенима. Это хобби, которое изначально задумывалось как нечто полезное, как одна из тех самых ступеней, ведущих к главной цели — Чикагскому университету.       Вот только с лестницы, ведущей к феноменальному успеху, приходится внезапно свалиться.       ВУЗ, которым Чонгук бредит столько времени, внезапно превращается из того самого учреждения, где когда-то преподавал Обама, всего лишь… в место, где учится Чимин-и.       Чертов Чимин-и, чтоб ему провалиться. Тихоня, которого при последней их встрече не интересовало ничего, кроме шоу Гордона Рамзи и чистоты его дурацких очков, в определённый момент оказывается самым обсуждаемым персонажем за семейными собраниями. Именно персонажем, кем-то ненастоящим, написанным человеком с бурной фантазией, потому что нельзя в действительности быть тем, кем его представляет Гукова мать. Отличный студент, работающий неполный день в университетском кафе, всегда находящий время на разговор с семьёй и внекласную активность. Одевающийся, судя по всё тем же соцсетям, как амбассадор одного из известнейших модных домов, и не тратящий время на вещи, заполоняющие внимание всех сбежавших от родительского надзора парней. Только Чонгуку всё это кажется реальным в той же мере, что и факт существования Железного Человека где-то в окрестностях Сеула?       Чимин всех дурит — первая мысль, которая заставляет хотя бы немного остыть после очередного обсуждения этого щекастого супергероя. Возможно, его Инстаграм — просто профиль, созданный для отведения глаз, для кого-то вроде чересчур любопытных родственников, и посты там действительно всего лишь удачные находки из Пинстереста. Не стоит отбрасывать подозрения о двух аккаунтах. Во втором, скорее всего закрытом, может находиться та самая правда, что ни в коем случае не должна попасться на глаза всем неугодным. Или Пакова жизнь действительно настолько по-ботански скучная, что приходится привирать.       Вторая мысль — Чонгук этого парня не выдержит вне зависимости от того, живёт Пак двойной жизнью или нет. Земля под ними обязательно провалится, и апокалипсис начнется именно в той точке, где они встретятся, и не важно, станет ей Сеул, Пусан или сам штат Иллинойс.       Никакого Пак Чимина рядом с Чонгуком не будет. Ни за что. Если уже сейчас слишком тошно, то как быть дальше?       Возможно, в некоторые моменты просветления сам Чон готов признать, что ведёт себя как ревнивый ребёнок, поддавшись раздражению от постоянных попыток навязать «правильный пример», возможно, он понимает более чем прекрасно, насколько дурацкое решение принимает, когда в ответ на мамино «Чимин-и прилетит на каникулы домой, тебе тоже стоит вырваться, как только будет позволять ситуация», твердо заявляет, что вообще передумал поступать в штаты.       Пошло оно всё. Если его выдержка дала трещину уже сейчас, то чего стоит ожидать в будущем?       Самое время. Конец ноября, все его одноклассники определились с местом учёбы и уверенно заполнили школьные опросники правильными для себя ответами, у одного него случилось непредвиденное обстоятельство в виде целого человека.       Но ещё ведь есть время передумать?       В любом случае наплевать, потому что, если хотите знать, Чонгук именно это и сделал. Он передумал. Или осознал, что не выдержит, если мама будет спрашивать его о славном мальчике при каждом удобном случае. Прикажете Чонгуку прятаться в аудиториях, чтобы не дай бог не пересечься с одним долбанным лингвистом? Нет уж, увольте.       Чонгук решает, что ему не место в Чикаго. Сон Джугён решает, что её сын совсем спятил. И только господин Чон решает в это не встревать.       — Он ещё сто раз передумает, — говорит он жене после очередной порции разговоров и недовольных бормотаний мальчишки.       Чонгуку, который угрюмо хрустит рисовыми хлебцами в попытке показать, насколько ему не до расшифровки непонятных никому, кроме него, решений, даже кажется, что папа в какой-то мере на его стороне. Он, в конце концов, хотя бы не выглядит таким же напряжённым, как мама. У него в руках «Хочется умереть, а ещё поесть токпокки» и каждый существующий оттенок невозмутимости на лице.       — Он так усердно учится, чтобы сто раз передумать?       — Я вообще-то ещё здесь, — с полным ртом встревает парень. — И мне не нужно передумывать, я просто больше не хочу в Чикаго. А усердно учиться нужно в любом случае. Конкурс высокий не только в одном университете.       Мама тяжело вздыхает, уже порядком устав от одних и тех же разговоров, даже притом, что в основном сама же становится их инициатором. Практически каждый вечер в их семье теперь заканчивается по заученному сценарию. Будто в выпускном классе давления мало и Чонгук нуждается именно в таких времяпрепровождениях, состоящих из просьб «объясни» и изводящих «почему?».       — Так и не расскажешь, какая муха тебя укусила?       Вряд ли хоть кто-то обрадуется, когда узнает, что эту самую муху все остальные зовут Пак Чимином.       Они собираются в путешествие. Их на Рождество примет в свои объятья Чеджудо, их домом на пять дней станет пансионат, которым владеет уже другая мамина подруга, почему нельзя обсудить хотя бы это? Например, стоит ли им таки взять хоть один билет с багажом, пока не поздно, чтобы Чонгук смог с детским восторгом набить целый чемодан мандаринами. Нет ничего лучше мандаринов с Чеджу. Так же, как в данный период жизни нет ничего хуже обсуждений персоны Чимина.       — Я говорил с Чон Сокчаном, — старается быть как можно более убедительным. — Он сейчас на втором курсе в Сеульском национальном. Говорит, что там тоже очень даже неплохо.       Папа хмыкает.       — Ну ещё бы. В самом большом университете страны.       — Ну вот, — Чонгук щелкает пальцами. — Главное, чтобы моей усердной учёбы хватило для поступления туда.       На самом деле не такой уж плохой вариант. Более чем не плохой. Отличный! Это не то, что Чонгук представлял себе по ночам, он совсем не этим бредил последние пару лет, но жизнь ведь иногда специально поворачивает туда, куда мы даже и не думали смотреть, ведь так? А что, если его судьба именно там? Или в любом другом месте, где абсолютно никто не знает одного конкретного парня.       — А о Чикагском ты с кем-то говорил?       На самом деле вопрос довольно глупый, ответ ведь всем известен и без слов. Да, конечно он говорил. Ещё как. Интернет — отличная штука для подобных вопросов, больше не нужно думать, гадать и мучиться в неведении, можно без каких-либо проблем спросить непосредственно самих студентов, и тебе выложат о имеющихся на данный момент плюсах и минусах (вплоть до информации о самых отстойных вечеринках и даже о всех, кого не стоит просить покупать пиво из-за слишком большой наценки). Чонгук о всяком разузнавал, но также он знает, что мама задала этот вопрос не для утвердительного ответа, ей всего лишь нужно напомнить о существовании сына Кан Айон. О долбанном…       — Чимин-и приезжает на Рождество, поговори с ним.       — Мама, — Чонгук недовольно цокает. Настолько громко, насколько это получается сделать с набитым ртом. — Я с ним в последний раз говорил, когда мы оба ничем, кроме комиксов, не интересовались. Как ты себе представляешь этот разговор?       На самом деле вариантов имеется внушительное количество, и начать можно с чего угодно. Разговоры с людьми в принципе легко завязать, поддерживать уже немного сложнее, но вот с Чимином не хочется делать ни того, ни другого.       У Чонгука такая жёсткая аллергия на этого парня, что ни одна таблетка не справится, какой бы сильнодействующей ни была. Только маме об этом не скажешь, для неё Чонгук придумывает довольно неправдоподобную отмазку:       — Неудобно приставать к нему спустя столько лет только для того, чтобы просто расспросить об университете.       — Это он в тебя такой упрямый, — папа показывает пальцем на маму, приподнимая один уголок рта. — Видит бог, ты родила себе собственную копию.       Господин Чон прав. Каким сильным ни было бы внешнее сходство между отцом и сыном, характером Гук пошёл в мать. Или просто упрямством? Твёрдостью решений и умением раздувать из мухи слона уж точно. Скорее всего, именно поэтому их перепалка не заканчивается почти месяц.       — Тебе не нужно к нему приставать, в субботу между делом расспросишь.       Очередной хлебец, готовый быть съеденным, так и остается целым, не достигнув своей цели.       — Что?       — Вряд ли вам будет интересно говорить с нами. Спросишь Чимин-и про учебу.       — Стой-стой, Пак Чимин летит с нами на Чеджу?       — Я же сказала, что он приезжает на Рождество.       — Но ты не сказала, что он тоже едет… Мама!       Просто отлично. Рождество и так было испорчено, потому что у Чонгука нет девушки, чтобы отпраздновать его как следует, не только в компании первых фильмов «Один дома». Они с Сугён — его, скажем так, особенной подружкой, так и не ставшей официальной девушкой, — окончательно расставили все точки над «i» ещё в начале декабря, а значит ни о каком Рождестве в компании прекрасной барышни речи не шло. Поэтому Чонгук и с энтузиазмом согласился на поездку. Как бы скучно ни звучало предложение смотаться куда бы то ни было с родителями и их друзьями, в месте, куда они собирались, был хорошо знакомый всем мандариновый рай, а Чонгука слишком легко подкупить едой. Тем более мандаринами.       В перспективе поездка выглядела идеально: он, мандарины, несколько дней наслаждения завораживающей даже в зимнюю пору природой и растянутый фруктами желудок, а теперь столь чудесная картинка разбивается и звонко сыпется на то же дно, где находится настроение Гука каждый раз, когда упоминают его «злейшего врага».       Пак Чимин всё портит. Даже не подозревает об этом, но обязательно портит. Чонгук чуть не заявляет об этом, когда мама говорит, что Паки переночуют у них перед вылетом, но вместо желаемого ещё раз напоминает о своей категоричности насчёт возможности наконец увидеть этот долбанный Чикаго. Пусть он так и останется домом Кевина МакКалистера и временным обитанием непревзойденного Пак Чимина.       Подумать только, Гука ведь действительно даже от имени воротит. От любого упоминания, а таковых насчитывается приличное количество, потому что, как бы Чонгук ни бесился и сколько бы ни проглатывал свои недовольства, Рождество неумолимо приближается, поездка, уже не выглядящая такой привлекательной, маячит на горизонте, и худший кошмар выпускника в один снежный день появляется на пороге дома Чонов.       Сам Пак Чимин снисходит до обычных апартаментов в районе Сонгпагу. Где пресса?       К удивлению, выглядит он далеко не как ходячий ночной кошмар, не бесит своим надменным выражением лица (потому что оно совсем не такое) и не отталкивает заумными речами или задранным к небу носом. Даже очки не поправляет с профессорским видом, их заменили линзами. Всё в нём есть от обычного парня. И водолазка такая же, как у всех, — чуть большевата, в меру обтягивающая, почти что чёрного цвета, но всё же более близка к тёмно-серому — и носки скучно одноцветные, и манеры по-корейски вежливые. Ничего того, что Чонгук представлял или целенаправленно пытался разглядеть, лишь бы оправдать свою злость, в Чимине не наблюдается. Но лучше от этого не становится. Пак помогает маме с привезёнными подарками в виде разных закусок и угощений — Чонгук бесится, Пак низко кланяется его отцу перед тем, как пожать руку и позволить похлопать себя по плечу — та же реакция. А когда подходит к самому парню и протягивает ладонь в знак приветствия? Ох, как же это выводит. Его холодные покрасневшие пальцы, поцелованные морозом щёки, уже без детского жирка, и прищуренные из-за улыбки глаза. Всё это просто набор для доведения Чон Чонгука до белого каления. И ему нужно терпеть подобное весь свой небольшой отпуск? Родители точно над ним издеваются.       — Давно не виделись, Чонгук-а.       Так просто и легко. С таким совсем не официальным обращением.       Так и подмывает ляпнуть нечто вроде «с удовольствием не видел бы тебя ещё ровно столько же», но приученный к хорошим манерам Чон поначалу просто кивает, а когда ловит очень красноречивый мамин взгляд торопливо добавляет, перед этим прокашлявшись.       — Это… да, хён, сколько лет, сколько зим.       Немного неуверенности в голосе, пауза, выдержанная достаточное количество времени, — всё это работает именно так, как должно. Чимин не улавливает истинные чувства, если судить по тому, как улыбка, появившаяся на лице парня в ответ на Гуково бормотание, быстро движется к отметке «тошнотворно сладкая».       Как же бесит.       — Последний раз, когда я тебя видел, ты тащился по «One Piece» и не снимал свою кепку.       Да, кепка с Луффи. У Чонгука до сих пор она есть, потому что не только Чимин тут любитель одежды. Этот предмет Чонового гардероба не засветился в его собственном Инстаграме, а хранится в музее, посвящённому его детству, — в его деревянном шкафу никем не занятой комнаты в доме бабушки с дедушкой. Отвратительно, что Чимин явно без всяких подсказок помнит о такой важной для прошлого Чонгука мелочи, но парень даже толком и не объяснит, что тут такого отвратительного.       — Да, а ты… — ты раздражаешь просто неимоверно. — Очень вырос, хён.       Буквально. Прошлый Чимин, ещё не так выводящий из себя одним лишь присутствием, был довольно щупленьким ребёнком, Чонгук всегда возвышался над ним, хоть он и младше. Ну и в общем Чимин сейчас хорошо выглядит. В соцсетях, вживую, не важно. Даже в водолазке и классических штанах с выглаженными стрелочками кажется не разодетым, а всего лишь стильным. Даже с мокрыми кончиками волос, скорее всего, из-за идущего на улице снега.       Бесит, бесит, бесит. Пак Чимин ещё и красивый. Не просто хорошо одетый или всего-то с ухоженным внешним видом, он действительно привлекательный. И больше всего неприятностей доставляет факт того, что Чонгук впервые в жизни так думает о парне. Сдуреть можно. Не о стоящем рядом незнакомце в вагоне метро, а о том самом Пак Чимине, что житья ему не даёт последний месяц. Как он вообще смеет быть таким?       — Я стал лучше выглядеть, ага?       На какую-то долю секунды младшему кажется, что он умудрился выговорить вслух одно из вертящихся внутри черепной коробки обвинений в чрезмерной привлекательности, но быстро успокаивает себя тем, что всё с ним не настолько плохо. Тем более за спиной Чонгука слышится папин громкий смешок и не лишённое юмора в голосе «ты бесстыдник, Чимин-а», произнесённое госпожой Пак. Странно, что она вообще слышит их разговор, ведь Сон Джугён и Кан Айон не виделись слишком долго, чтобы замечать рвущуюся на волю неприязнь Чонгука и ненастоящую, придуманную для чужих взглядов кокетливость Чимина.       — Что?       Чонгуку то ли неловко от заданного вопроса, то ли с этого момента ему судьбой велено всегда теряться из-за стоящего рядом парня.       — Что? — копируя интонацию младшего, переспрашивает Пак. — Я пытаюсь выманить у тебя комплимент, вот что.       Этот… наглый Пак Чимин. Какой он ещё? Какой он, чёрт возьми, на самом деле? Чонгук ещё ни разу не был настолько сбитым с толку личностью другого человека. Ну или отличием реальности и практически каждого своего убеждения.       Чимин сначала заставлял его бросаться словами о ненависти, а теперь словно пытается доказать, насколько Чонгук умеет ошибаться и как яростно может сопротивляться признанию этого.       — Эм… да. Отлично выглядишь, хён.       Дьявол, он совсем не собирался этого говорить! За просто так не хотелось, а уж потакать желаниям этого говнюка — и подавно. Не хотелось слышать этот негромкий смешок, наверняка кажущийся милым всем, кроме Чон Чонгука, но больше всего не хотелось краснеть из-за внезапного сосредоточения внимания каждого присутствующего на его скромной персоне.       В памяти всплывает первая встреча с этим парнем. Чонгуку тогда было пять? Кажется пять, потому что он помнит, как показал тетушке Айон ладонь со всеми растопыренными пальцами, когда та спросила его про возраст. А потом позволила Чимину-первокласснику подойти поближе. Это был очаровательный ребёнок со слишком низко сидящими очками на переносице, разделяющий Чонгуков интерес к фигуркам из Киндер Джой. Как он мог превратиться в это спустя десять с небольшим лет? В парня, доводящего его до горящих щёк и вскипятившихся нервов. Ни один человек в мире не вызывал столько противоречивых чувств и такого спектра эмоций.       — Ты тоже, — как-то слишком легко отвечает Пак, перенося вес на одну ногу.       Чонгук чувствует себя прижатым крышкой копировального аппарата. Да, именно с расплющенной щекой и беспорядком на голове, пока глаза Чимина сканируют его с макушки до пят. Он ещё и улыбается уголком губ при этом. Бесстыдник. Тётя права. Этот парень бесстыдный, а Чонгук… почему-то краснеет сильнее.       — Ты так изменился, — продолжает Гукова головная боль. — Я бы, наверное, тебя не узнал, если бы встретил на улице.       Это бы сыграло на руку им обоим. Чимин продолжил бы строить из себя Мистера Идеальность, а Чонгук удачно продолжал бы делать вид, что даже его ненавистное имя всем приснилось.       Младший не знает, что на это ответить, едва ли не впервые в его жизни всех существующих прилагательных не одного, а двух доступных ему языков, оказывается недостаточно для описания происходящего. Он и не слишком хочет продолжать разговор, если совсем уж на чистоту, воцарившаяся атмосфера так и кричит убраться подальше, поэтому парень поворачивается на отца в поисках хоть какой-то поддержки, но тот, как и в детстве, стоит, наблюдая за ними, словно за двумя питомцами, которые принюхиваются друг к другу. Вот только они не поладят. Они взрослый кот и мелкий щенок, Чонгук ещё не уверен, кто есть кто, но кот точно цапнет щенка, если тот подойдёт слишком близко.       — Ну ладно, — господин Пак спасает Чонгука от нежелательного ответа. — У вас ещё будет время наверстать упущенное, на шабу-шабу и начнёте.       Ещё одно отличие, нечто новое в этом году. В основном вечера двадцать четвёртого декабря включали себя только троих человек. И хоть последние два года Чонгук после ужина смывался к друзьям, всё же начинали они без посторонних.       Теперь у них планы на шестерых. Жизнь неумолимо меняется.       — О, — Чимин, наконец, отвлекается от созерцания Чонгука. — Разве мы идём с вами?       — Мы идём все вместе, — говорит отец Чонгука, двигаясь в сторону кухни. — Стол уже забронирован.       Чимин что-то ускоренно обдумывает, не позволяя вниманию Чонгука оторваться от него. Они всего на секунду встречаются глазами перед тем, как старший тяжело вздыхает. Или он просто освобождает в лёгких место для нового глубокого вдоха? Потому что, как только парень набирает побольше воздуха, он недовольно восклицает.       — Мама!       Что-то в нём определенно осталось от той маленькой копии Чимина из прошлого. Маму он зовет всё так же громко и даже с такой же по-детски высокой интонацией. Это ещё больше рушит пропитанный неприязнью образ, укоренившийся в воображении Чона. Вот ведь доказательства. Никакой он не идеальный, он бежит к маме, как только малейшая ситуация вызывает у него чувство негодования. На деле же не бежит никто, но Чимин и правда идёт за мужчинами к маме, чтобы немедленно высказаться о том, что ему не понравилось.       Чонгуку хочется попросить госпожу Кан не поддаваться ни в коем случае, хоть он и понятия не имеет, о чём пойдет речь. Само лицо Чимина, наконец лишившееся этой выводящей улыбки, доставляет неописуемое удовольствие.       — У нас же был уговор, — спокойно напоминает парень матери.       — Ты ещё даже не спросил Чонгука, а уже куда-то намылился.       Что?       Что-что, простите?       Услышав своё имя, Гук не может не двинуться вслед за всеми. Примерно такую картину он и представлял, когда мама увела тётушку Айон хвастаться своими чаями, — они в окружении жестяных банок, одна из них в руках матери Чимина. Примерно он даже мог бы припомнить, что именно за чай там находится, потому что у каждого есть своё место, своя посуда для хранения, а у самого Чонгука даже отдельная чашка под каждый вид. Он унаследовал любовь к чаю от мамы, должно быть, вместе с упрямством, но как следует задуматься об этом не получается. Почему? Потому что Пак Чимин мало того, что в его доме, так ещё и планы какие-то строит у Гука за спиной.       — Я уже и так знаю, что он не хочет умирать со скуки, пока вы обсуждаете свои счета и цены на бензин.       — Йа-а-а, — смеётся господин Чон. — А ты не промах.       — Следи за словами, сын.       Господин Пак смотрит на парня со строго приподнятой бровью, пока Чонгук всё больше не понимает, реально ли всё происходящее в данный момент. Вот этого парня так нахваливала матушка? Мистер Идеальность на самом деле… чуть ли не назвал их родителей занудами прямо в лицо?       Вот чёрт. Дело плохо, потому что Чонгуку приходится прикусить губу, чтобы сдержать смешок. Чем дальше, тем больше несостыковок и внутренних противоречий. Чимин сам будто сделан из противоречий. Даже его внешность сочетает острые углы и мягкие линии, насмехаясь над всем привычным для старшеклассника.       Почему Чонгук не может перестать думать, насколько парень перед ним красивый? Когда Пак вообще стал таким: ещё дома или уже в Америке?       — Мы же обсудили это, вы идёте в ресторан, а мы в сторону Мёндона, пока там не начало всё сворачиваться.       Вот это никаких смешков не провоцирует. Это заставляет Чонгука за доли секунды вернуться к серьёзному выражению лица и уже привычному отношению к Чимину. К раздражению и неприязни.       Какой к чёрту Мёндон? На улице минус девять, сегодня обещали снег весь вечер, и, вообще, он не намерен идти с Паком куда-либо. Чонгук едва ли нормально перенёс их недолгий разговор минуту назад, щёки всё ещё слишком тёплые, чтобы это казалось нормой, мысли о неожиданной кукольности давнего знакомого никак не хотят испаряться с концами, а теперь, вдобавок ко всему вышеперечисленному, появляется ещё и новость о совместном побеге с семейных посиделок. Как-то многовато для одного вечера.       — Пусть идут, — вдруг заявляет мама, и Чонгуку хочется воскликнуть так же, как это сделал Чимин ранее. — Может Чимину удастся переубедить кое-кого насчёт университета.       Тётя Айон сначала удивленно смотрит на Чонгука, а затем спрашивает у подруги, снова игнорируя его присутствие.       — Чонгук-и передумал насчёт Чикаго?       Неужели действительно не будет и дня без этой темы? Зачем про его выбор места учебы знать каждому встречному?       — Вы серьёзно… — бормочет парень себе под нос, устало потирая глаза.       Он не просил переубеждать его. Тем более главную причину, по которой все планы начали так круто меняться.       — Ты больше не собираешься в Чикагский? — удивлённо повторяет за матерью Чимин.       И как только это ещё не начали обсуждать на национальном телевидении. Сенсация! Чон Чонгук не может определиться с университетом!       Если бы его не доставали, он, быть может, уже подыскивал бы для себя другие варианты, но единственное, что хочется после постоянного обсасывания одной и той же темы, — не поступать вообще никуда. Устроиться в Бургер Кинг и без зазрения совести подворовывать у посетителей наггетсы.       — Собирается, конечно же, — папа, до этого роющийся в своём особом шкафчике с древними, как мир, ликёрами, выпрямляется, рассматривая красную бутылку в руках. — Просто всем подросткам положено потрепать родителям нервы перед тем, как взяться за ум, правда, сынок?       — Я не трепаю вам нервы, — наконец подает голос предмет обсуждений. — Я… я ещё не решил. Всё же это другой конец света, и…       Хоть это заставит всех от него отстать? И вообще, ладно он не боится упорхнуть из родительского гнезда, но мама с папой? Они что, совсем не будут по нему скучать? Так хотят отправить подальше или что?       — И это совершенно новая жизнь, — заканчивает Чимин оборвавшееся пояснение. — Тут ты прав, мне тоже было страшно.       Да, многим было и ещё стольким же будет. Только Чонгук в их число не входит. Он не привязан к дому, для него даже само значение этого слова давным давно изменилось. Будет ли он скучать? Да, и тут без вариантов. Но ещё он знает наверняка, что это чувство не будет сводить его с ума и заставлять плакать в подушку.       Господин Чон поворачивается на парней — на борющегося с желанием закатить глаза Чонгука и кивающего головой Чимина.       — Но ты же справился?       Чимин не отвечает, решив обойтись вместо вербального ответа улыбкой — в равной степени грустной и загадочной — перед тем, как снова обратить своё внимание на младшего.       — Могу рассказать о всех плюсах и минусах жизни вдали от дома, не только о университете.       Не надо Чонгуку ничего рассказывать, он и так знает достаточно: адаптация — дерьмо паскудное, но расслабившись и позволив времени сделать своё дело, к новой еде можно привыкнуть, к иностранной речи на каждом шагу реально приспособиться, и, о чудо, даже друзей заводить позволительно за пределами родных краёв. Он обо всём этом уже прочитал, сам в некоторых пунктах убедился после их с родителями переезда и давным давно решил, что с лёгкостью сможет со всем справиться, если только захочет. Вопрос лишь в том, хочет ли он достаточно сильно. Раньше казалось, что желания в нём хоть отбавляй, а сейчас, когда его заставила усомниться такая мелочь, как возможные пересечения с Чимином, уже ничего не понятно.       — Отлично, — снова отвечает отец, пока Гук просто бегает глазами по лицу хёна. — Вот и поговорите, а то не дай бог мы будем вас отвлекать своими разговорами про счета и цены на бензин.       — Обсуждение болезней не забудь, — с лукавой улыбкой дополняет господин Пак.       Мужчины смеются, пока пазл в голове Чонгука складывается и внимание сосредотачивается не на веселье родителей, а на понимании, что Мёндону быть. Папа собирается отправить его вместе с Пак Чимином на невыносимую прогулку в морозы.       Разве он был таким плохим сыном?       — Я не думаю, что это хорошая идея, — то, с какой осторожностью парень это произносит, вызывает удивление даже у него самого. Он едва ли был когда-то настолько сдержанным в те самые моменты, когда хотелось что-то сломать или кого-то треснуть. В данной ситуации даже кого-то конкретного. Очень конкретного и так удачно близко стоящего. — Там холод собачий.       — А мы тепло оденемся, — уже более воодушевленно произносит Пак, а в конце даже смеётся. — Ей богу, нам уже не десять, ну. Знаете сколько времени я мечтал о токкпоки и сундэ? Да ещё и в мороз.       Мама, видно забывшись в очаровании своего нового любимчика, смеётся, когда после слов Чимина слышится почти что синхронное «кх-х-х» от обоих мужчин, всё так же разбирающихся с этикеткой на бутылке. Слишком одобрительный звук. И да, Чонгук может их понять, острые рисовые клёцки и кровяную колбасу в том же соусе почему-то особенно приятно есть в холодную погоду. Этот контраст горящего языка и замерзших пальцев вызывает какие-то особенные чувства в теле. Ни с чем несравнимые эмоции. Но Чонгуку ни в коем случае не хотелось бы разделять их с Пак Чимином.       — О шабу-шабу ты значит не мечтал?       — Ему там среди янки даже кимчи снились, — со смешком бросает господин Пак всем присутствующим, а затем обращается только к сыну. — Обжора.       — Мамины кимчи, — уточняет Чимин с поднятым указательным пальцем, но не даёт себе отвлечься от собственной цели. — Я по многому успел соскучиться за полтора года, а Мёндон моё любимое место в Сеуле, неужели вы заставите бедного студента терпеть ещё несколько дней?       Чонгук не помнит этого парня таким. Он не знает, Америка изменила его в такую сторону, превратила в Кота из «Шрека» за те несколько месяцев, что он провёл вдали от дома, или всему виной обычное взросление.       Папа внезапно говорит, что они могут взять мамину машину, а Чонгук даже удивиться как следует не может. Пытается вычислить в уме, сколько им было при последней встрече. Чимин, если не подводит память, как раз переходил в среднюю школу. Он не казался тогда неприятным. С ним на самом деле даже было весело временами, в те редкие моменты, когда они оба рисковали выползти из собственных раковин и взаимодействовать друг с другом не только из-за приказов родителей. В то время Чонгук не испытывал столько дискомфорта при мысли остаться с этим парнем сам на сам, в настоящем же всё с точностью наоборот.       Гук никогда не против попрактиковаться в вождении лишний раз, ему нравится меняться с папой местами как только появится подобная возможность, и да, ему точно приходится по душе понимание, что его водительские права — не просто галочка напротив пункта в списке «должен успеть сделать перед смертью». Но даже это, даже Чонгуково любимое время — когда обе руки расслаблено держатся за руль — умудряется испортить всё тот же парень.       Это невыносимо. Катастрофа ходячая.       Чонгук впервые в жизни хочет получить от мамы запрет садиться на водительское сидение. Он хочет остаться дома. Пусть разбредаются все кто куда, а его, пожалуйста, оставьте сам на сам с недовольными мыслями, посвящёнными одному человеку.       Человеку, так некстати пристёгивающему ремень безопасности, пока Чонгук медленно выруливает с уличной парковки. Лобовое стекло в некоторых местах с коркой льда, как бы папа не пытался от него избавиться, но, к пребольшому сожалению Чона, видимости это не мешает.       Так же удаётся чётко и ясно разглядеть не только дорогу впереди. Чонгуку открывается обзор на длинное пальто Чимина, что делает его уже не настолько скучным, но он меркнет перед ботинками, что сейчас защищают ноги парня от холода. Пак в Мартинсах. В Мартинсах с коровьем принтом, тёмно-сером пальто и в чёртовом берете, из-за которого его волосы и намокли на самых кончиках. Головной убор не защищает от снега, а вся остальная одежда от беспощадного ветра и мороза, забирающегося сквозь даже самые плотные ткани.       И это он говорил что-то про «тепло оденемся»? По сравнению с ним Чонгук смахивает больше на снеговика, чем на восемнадцатилетнего парня в своём белом пуховике Discovery и молочного цвета спортивном костюме. В тёплом костюме. И при этом всё равно удаётся почувствовать на себе прелести корейской зимы.       Чонгук в пуховике, а Чимин… Отморозит себе задницу. Так ему и надо. Даже шарф не взял, тупица. Это действительно его ставили Гуку в пример столько времени? Шутка какая-то.       Длинное пальто с красным обрамлением прорезей для пуговиц почему-то позволяет проценту раздражения поубавиться. Домой Чонгук вернётся в компании заледеневшей глыбы. Чокнутей этого парня только девушки, морозящие ноги в тонких чулках вне зависимости от того, на сколько градусов ниже нуля опускается температура.       Они вливаются в поток машин медленно и осторожно, потому что Чонгук не собирается зарабатывать штрафы ни сейчас, ни через годы вождения. И, похоже, Чимин нисколько не расстроился бы, начни они двигаться чуть быстрее той улиточной скорости, с которой Чонгук выкатывается на оживлённую дорогу, но, к счастью, никак не комментирует свои желания и всё происходящее. Улыбается, отворачиваясь к окну, думая, что младшему его не видно, но чёрта с два. Чонгук всё сечёт. Мимо его внимания не проскочит ни единая улыбочка.       Даже если его осторожность может показаться кому-то смешной — не его проблемы.       Заводить разговор не входит в планы Чона, он надеется доставить своего пассажира к пункту назначения в полнейшей тишине, позволить ему съесть дурацких токпокки, всё так же играя немого, и вернуться, не разрушая молчания. Только все надежды снова разбиваются, как только Пак Чимин внезапно произносит «спасибо…». Закончить правда не успевает. Он пытается продолжить, когда Чонгук резко тянется к приборной панели, чтобы, возможно, выставить себя болваном, но ещё и заткнуть сына маминой лучшей подруги. Радио, а точнее песня «Arirang» в какой-то очень странной аранжировке врывается в салон так же, как это делает ветер в полностью опущенное летом окно.       Гуку следует извиниться и хотя бы звук уменьшить, но если голос из динамиков притихнет или перестанет так громыхать, он снова сосредоточится на воспоминании, как радостный Чимин одевается в своё дурацкое пальто практически до косточек, перед этим без особых усилий выклянчив разрешение на побег с семейного собрания.       Песня помогает недолго, потому что Мистер Идеальность не только бесстыжий, он, как оказывается, ещё и наглый. Ему совсем не тяжело потянуться к кнопке убавления звука и перевести громкость в нормальный для человеческого уха диапазон.       — Если ты не против, давай не оглохнем сегодня.       То, каким тоном это сказано… Чимин сама любезность. Со своими осторожными просьбами, хорошо читаемым юмором и правильно подобранным моментом. Набор умений прошловековых денди. Будь Чонгук девчонкой, падкой на парней такого типа, сейчас в его животе органы менялись бы местами из-за волнения. Но природа благословила его, позволив родиться мальчиком, а значит остаться невозмутимым в ответ на эту попытку обзавестись ещё одним поклонником.       Так ведь?       Чонгук не купится, не позволит себе видеть то же, что видят все вокруг. Ни на единое слово не отреагирует так, как от него ожидают. Не-а.       — Я хотел сказать спасибо, что помог моему побегу осуществиться.       Бесстыжий, наглый и подлиза? Чисто теоретически Пак Чимин может быть той ещё подлизой, иначе почему все его так обожают?       — Мгм, — просто мычит Чонгук, даже не поворачивая голову. Рядом с ним не Медуза Горгона, но он предпочёл бы воздержаться от зрительных контактов.       Мост через реку Хан уже сверкает разноцветными огнями, добавляя красок тёмному вечернему небу, приковывает взгляды водителей и пешеходов. Каждый раз, стоит Чонгуку оказаться на зелёной ветке метро и проехать Джамсиль, его взгляд автоматически устремляется в окно, ожидая увидеть это мост. И это не надоедает. Так красиво, что даже сейчас парень косится на пассажирское окно. А Чимину со стороны, наверно, кажется, что он и есть тот, кто заинтересовал самого ответственного (и самого медленного) водителя в Сеуле.       — Я должен встретиться с другом, — поворачивает голову Пак, ожидая того же в ответ, но чёрта с два Чонгук отвлечётся настолько сильно. — Мама прибила бы меня, если бы узнала, что всё это из-за Тэхёна.       Класс. Чонгук оказывается даже не внезапно подвернувшаяся компания, он… Кто? Водитель? Чимин действительно просто его пассажир?       Что он там говорил? Раздражение начало утихать? Забудьте.       — Значит сундэ веская причина, а друг нет? — сухо спрашивает младший. Если Чимин достаточно внимательный, он и по интонации поймёт, насколько недоволен происходящим его шофёр.       Вполне возможно, что этот вопрос можно интерпретировать как шутку. Где-то в личном мире Пак Чимина, потому что Чонгук ничего смешного не находит ни в сказанном, ни в своём тоне, а хён вдруг прыскает, прикрывая даже не рот — скорее нос — ладонью.       — У меня слишком мало времени дома. Родители знают, что я скучал по ним безумно, но ещё они знают, что если мы с Тэхёном сходимся — это добром не кончается. А сегодня вроде как семейный вечер.       — С которого мы сбежали, чтобы он добром не кончился?       Чонгук так и не поворачивается. Упрямо не поворачивается. Но даже смотря только перед собой, он откуда-то знает, что Пак закусывает губу, чтобы снова не рассмеяться. Периферийное зрение работает с максимальной силой, оно улавливает не совсем ожидаемую реакцию. Кажется, парень вдруг обрёл чувство юмора Криса Такера, или Чимин очень хочет создать такое ощущение. Он пытается расположить Чонгука к себе? Это очень зря. Кто-кто, а этот парень не собирается любить Чимин-и так же, как все его близкие. Он лучше выведет его на чистую воду прямо сегодня.       — Ты явно поладишь с Тэ, — не понятно, говорит Пак это Гуку или самому себе. — Я рад, что ты сегодня к нам присоединишься. Ты был когда-нибудь в Чеджу кимчи хаус?       Чонгук выгибает бровь, быстро проверяя зеркало заднего вида.       — Только не говори, что собираешься тащиться хоть куда-то с названием Чеджу перед тем, как полететь на Чеджу.       — Это всего лишь наше с Тэхёном место. А ещё там лучшее кимчи чиге во всем Сеуле.       Как много мест в Сеуле он посетил, чтобы утверждать подобное? Хочется поспорить, даже не зная ответа на этот вопрос. Упомянуть о той небольшой столовой рядом с отелем Инфинити, где Чонгук попробовал вышеупомянутое чиге, чтобы написать о нём в своём блоге. Его самый залайканый пост. Там аж девять сердечек.       — Ты что, спец по чиге?       Чонгук ведь не планировал быть настолько разговорчивым. Он собирался молчать, пока Его Величество не отведает свою долгожданную трапезу и они не отправятся домой. А теперь его едкие вопросы почему-то звучат не так ядовито, как хотелось бы, да и Чимин выглядит так, словно компания практически незнакомого парня ему нравится.       Они незнакомцы. Если дружили в детстве, а потом пропустили такой важный период, как средняя школа и переходный возраст в целом, тогда ничего не считается. Чимин не в курсе, кто Чонгук такой.       — Я спец по всей еде. Я люблю готовить, а есть ещё больше.       Гук фыркает.       — Кто бы сомневался.       В этот раз интонация получается именно такой, какой должна быть. Насмешливой. Почти что надменной. И Чимин наконец распознает её, удивляясь.       — Прости?       Чонгуку остаётся только молиться, чтобы лицо снова не предало его и не выдало напряжение, соединившееся со смущением. Чтобы в этот раз обойтись без очередной порции залившей лицо краски.       — Я про то, что ты готовишь, — получается как-то невнятно и неуверенно. Оказывается, так легко невзлюбить человека, но так сложно позволить ему это понять. — Точнее про то, что ты умеешь готовить. Разумеется, ты умеешь и это.       Пак явно сбит с толку такой резкой для него сменой настроения. Или его удивляет сам факт Гуковой неприязни? Не в силах поверить, что существует человек, который от него не без ума, или что?       — Разумеется?       Этот вечер всё больше и больше становится похожим на беспроглядную задницу. Как желание не говорить вообще привело Чонгука к этому моменту? Теперь ему вдруг надо объясняться? Приплыли.       — Моя мама только о тебе и говорит, — честно признаётся парень. — Что ты всё умеешь и всё можешь.       Судя по реакции, Чимина это не так уж удивляет. По крайней мере не так сильно, как тон младшего ранее.       — Это совсем не так, — качает головой Пак.       Что-то в том, как он опускает голову и быстро прочищает горло, заставляет Чона продолжить быть смелым и откровенным.       — Мне бы очень хотелось, чтобы это было не так. Если честно, мне осточертело выслушивать, какой ты идеальный. Аж тошно.       Сравнение Чимина и Кота снова мелькает в голове, когда Гук быстро зыркает на парня, замечая его округлившиеся глаза и поднятые в удивлении брови.       Да, кому-то ты не нравишься, уважаемый, и такое случается.       — Ну нихера себе, — в голосе скользит всё то же удивление. — А ты смелее, чем кажешься поначалу, Чон Чонгук.       Ему это уже говорили. Но отвечает парень не это, он со смешком спрашивает:       — Ты только что выругался?       Пауза, которую выдерживает старший прежде чем ответить, должна о чём-то говорить. Что секундный ступор длится чуть дольше, чем хотелось бы, что Чимин пытается понять, какого лешего только что произошло и не подменили ли Чонгука, пока он смотрел в окно.       Спойлер: не подменили. И когда до Чимина это, наконец, доходит, он неожиданно хмыкает.       — Что, совсем не по-идеальному? — Пака, справившегося с переменой атмосферы в салоне, явно забавляет вся эта ситуация. — Я уже признался тебе, что боялся уезжать из дома, теперь ты знаешь, что я ругаюсь и что большинство времени в Штатах я думаю о том, как бы вернуться к маме под юбку.       Есть что-то ещё, Чонгук уверен.       — Последнее скорее объясняет, почему ты любимчик моей мамы.       — Ты вполне можешь стать таким же, как только уедешь.       — Я могу и не уезжать. Ещё ничего не решено, я ещё не проходил никаких собеседований.       — Но ты пройдёшь, — Чонгук впервые поворачивается на парня, задерживаясь взглядом дольше, чем на секунду. — Что? Я не единственный, кого обсуждают наши родители. С твоими оценками тебя оторвут с руками и ногами, только перестань выделываться.       А вот это уже интересней. Вот такой Чимин, без своих сладких улыбок и уважительных поклонов, внезапно приобретает более-менее человеческий облик, избавляясь от геперболизированных достоинств.       — Сейчас должна начаться часть, где ты убеждаешь меня поступать в Чикаго?       — Мне это нахер не сдалось, — взгляд улавливает, как Пак пожимает плечами. Так невозмутимо, словно это не через его рот выходят подсиливающие предложение эмоциями грубости. — Если ты и правда хочешь туда, ты соберёшься и поступишь. Даже если страшно и даже если есть шанс не пройти конкурс.       Даже если там учится Чимин и им придётся пересекаться слишком много? Даже если разговоры про этого парня не прекратятся, а только станут более частыми? Этого Чонгук не спрашивает. Смелости для подобного уже недостаточно. Они думают каждый о своём, когда Пак пытается объяснить, где тут можно припарковаться, словно это не Чонгук живёт в Сеуле, а наоборот.       Чон сам найдёт, где ему оставить машину. Сам решит, сколько раз им надо сделать кругов по парковке рядом с выходом метро и остановиться на одном месте. На достаточно просторном, чтобы ни он, ни его никто не зацепил. И да, он будет сдавать назад настолько медленно, насколько захочет.       — Мама сказала, ты ведёшь блог про еду, — снова нарушает тишину Чимин, только когда за ними захлопываются дверцы серебристого хендая.       Чонгук никак не может понять его настроение. Оно точно изменилось, но в какую строну? Чимин, наконец, расслабился или просто разозлился из-за того, что его раскрыли?       — Знаешь, — с усталостью говорит Гук. — Им надо запретить о нас столько трепаться. И он не про еду, а про заведения.       Он начался с обзора про разные вкусы орехов HBAF, но в основном Чонгук описывал места, которые посещал, а не свои вкусовые предпочтения.       Чиминова улыбка возвращается. Но она другая. Больше ничто не кажется фальшивым и наигранным, а это и самого Чона расслабляет, позволяя действительно не обдумывать каждое своё слово и не строить планы о том, как бы вернуться к игре в молчанку.       — Если ты таки ведёшь блог, ты просто обязан написать об этом чиге. И о дедушке, который этот ресторан держит.       — Кому это я обязан?       Это отсутствие пялящихся родителей помогает или то, что теперь Чимин в курсе истинных чувств младшего?       — Всем своим фанатам.       — У меня шестнадцать подписчиков, каким фанатам?       — Будущим. Ну и мне.       — Тебе я уж точно ничего не должен.       Универмаг Лотте рядом с Янг Плазой приковывает взгляды пешеходов, принуждая каждого второго останавливаться, чтобы запечатлеть всё это обилие огоньков на здании. На тротуаре образовываются практически такие же пробки, как на дорогах, и всё благодаря рождественским украшениям. Здесь атмосферно, людно и достаточно шумно, но Чонгук даже в двух капюшонах, даже сквозь сигналы машин и скутеров умудряется расслышать голос Пака.       — Ты не любишь слушать других, да?       Это звучит как вопрос с подвохом. Как какой-то вызов, хоть Чонгук и не понимает, почему.       Приходится наклонить голову назад, чтобы двойной головной убор позволил увидеть не только то, что находится прямо по курсу. Чимин кажется слишком довольным своим вопросом.       — А ты не любишь, когда не слушают тебя, Мистер Идеальность?       — Тот, кто меня не слушает, в конце концов делает то, что я сказал. Просто позже.       Они возле лавки с носками напротив Севен Элевен. Носки пестрят рожицами очень примитивно нарисованного Санты, рядом располагается россыпь перчаток на любой вкус и даже шапки с шарфами. Очень неожиданно увидеть такое напротив шашлычков из баранины и в принципе в окружении одной лишь уличной еды. Так же, как и рассмотреть в правом углу носки с Гарри Поттером, Роном и Хагридом. Там даже полосатые шарфы находятся.       Вывеска Лотте Янг Плаза через дорогу светится так чертовски ярко, когда Чонгук останавливается, рассматривая сначала парня перед собой, а потом снова шарфы.       Этот невыносимый Пак Чимин, так и требующий разрушить это самоуверенное высказывание. Он действительно раздражающий, но сейчас, посреди туристической улицы, совсем по-другому. Не такой, каким его считал Чонгук до сегодняшнего дня. Не ботаник и не кто-то с двойной жизнью. Какой он? На какой факультет определила бы его Шляпа? Каким шарфом он мог бы сейчас обзавестись?       — Ты действительно говнюк. Не только потому, что ругаешься. — Это самое смелое, что Гуку приходилось говорить за сегодня. Или не только сегодня. Он только что подтвердил свои намёки и непрямые заявления про неприязнь. Чонгук действительно не купился на всеобщее обожание. Он тыкает пальцем в зелёно-серый шарф перед тем, как поправить лезущую на глаза чёлку. — Могу поспорить, ты был бы в шайке Малфоя.       Это достаточно похоже на оскорбление?       — Слизерин? — выгибает бровь Пак. — Таким ты меня представлял всё это время? Чтобы ты знал, я стопроцентный Хаффлпафовец.       — Слава богу ты не сказал Равенкло. А то ум и твой внешний вид сейчас — это несовместимые вещи.       Чимин фыркает, но не со злостью. Его явно забавляет их с Чонгуком перепалка. Это настроение и их теперь обнажённые характеры, без масок, вежливости и прочей ерунды.       — Это Белстаф. В две тысячи семнадцатом его днём с огнём не сыскать было. Слышал про «пальто Шерлока»?       — Какой вообще смысл в названиях, если ты приедёшь домой с температурой?       Найти здесь такого же легко одетого психа вряд ли будет сложно, но другим Чонгук своё мнение не выскажет, а Чимину вот решается.       — Можешь купить мне Хаффлпафовский шарф, мамочка.       Ещё чего не хватало. Мало того, что Чонгук внезапно заделался таксистом, он ещё и покупать что-то будет? Ну уж нет, пусть ищет других дураков.       — Кто из нас тут младше? Это ты должен за меня платить. — Пока Чимин смеётся, не торопясь с очередным остроумным ответом, Чонгук продолжает. — Ты был тихоней, когда мы виделись в последний раз.       — Ты тоже, — невозмутимость пропитывает каждый звук, пока Чимин поднимает воротник своего драгоценного пальто.       Они едва ли десять минут назад расстались с тёплым салоном машины, а Паку уже холодно. Он даже не пытается скрыть, насколько Чонгук был прав, награждая одетого не по погоде хёна званием ходячей катастрофы.       — Мы оба были другими, — продолжает старший. — Тогда я ещё не учился в университете, не знал своего лучшего друга и не был тем, кто я есть сейчас.       — А кто ты сейчас?       — Лучшее, что с тобой могло случиться в канун Рождества. Пойдём отметим это жареной моцареллой, Тэхён уже, должно быть, ждёт нас внутри. Быстрее.       Отвечать на это странное приглашение, больше смахивающее на приказ, парню не требуется. Чимин вжимает голову в плечи, засовывает руки в карманы, начиная притоптывать в своих коровьих ботинках.       — Я думал, мы приехали только из-за твоего друга и кимчи чиге.       — Поверь мне, быть здесь и не купить токк с моцареллой — это преступление. Давай, поторапливайся.       Мама не предупреждала, что хороший мальчик из её рассказов может быть таким. Если она и когда-нибудь о нём спросит, Чонгуку придётся долго и нудно перечислять все подвиги и приключения этого парня, никак не связанные с библиотеками и гранитом науки. Они будут про… токк с моцареллой на Мёндоне и, возможно, про что-то покруче. Про вещи, уже не кажущиеся Чонгуку настолько отвратительными и неприемлемыми. Он не против будет поведать даже о происходящем сейчас.       Всеобщий любимчик внезапно оказывается не настолько плохим и точно не скучным.       Людей, как всегда, пруд пруди, притом что это канун огромного праздника и большинство, вроде как, должно забиться по своим уютным углам с самыми близкими. Или с нарядными незнакомцами, в конце концов.       Погода не врала, потому что снег таки летает почти невидимыми пушинками между туристами и владельцами лавок с едой. Белые точечки кружатся возле остановившегося и развернувшегося лицом к Чонгуку Пака. Тот вопросительно поднимает ладони, безмолвно спрашивая «чего застрял?», и, не получив никакого ответа, разворачивается спиной, сопровождая действие тяжелым вздохом.       Чонгуку с этим парнем сегодня ночевать. Ему с ним предстоит пять дней провести на острове. Почему это внезапно перестаёт вызывать вселенское недовольство?       — Подожди, — окликает старшего Гук, чувствуя, как снежинка покрупнее приземляется ему на нос. Он оглядывается на полосатые шарфы в последний раз. Чимин всё же притормаживает, нетерпеливо разворачиваясь на пятках. — Расскажи мне, как там обстоят дела с общежитиями.       И, возможно, Чонгук ещё об этом пожалеет, но сейчас он делает уверенный шаг навстречу, пока Пак Чимин молча улыбается.