Принц Хёнджин

Боже, какой кошмар. Нет, нельзя, нельзя рыдать на улице. На улице люди. Перетерпит, выдержит эти полчаса до дома, и вот тогда — можно. А сейчас нельзя. Но глаза полны слез, впереди какие-то вывески и фонари, все смешивается в одно расплывчатое пятно, и видно плохо. А еще боль. С каждым шагом боль сильнее и сильнее, вся грудь как насквозь в острых лезвиях. Похожее было, когда он упал и сломал руку — как сейчас помнит, лежал тогда лицом в землю и не мог даже сделать вдох, думал, что так и задохнется. Раздается звук тормозов. Резкий, громкий гудок. — Эй, ты! Смотри, куда идешь, фея! — кричит злая женщина, высовываясь из окна своей машины. Господи, его чуть не сбили. Светофор для пешеходов горит красным, в глаза светят яркие фары. Он отшатывается, смотрит испуганно и срывается на бег, подальше от этого позора. Бежит вперед по улице, дрожа и глотая слезы. Этот позор не сравнится с тем, который уже случился сегодня. Дурак, дурак, дурак. Какой же он дурак. Станцуй нам, покажи класс. Надо было сказать: нет, я не буду. Сами танцуйте, сами показывайте! Полкомнаты танцоров! Он им кто, развлекатель людей на праздниках? Аниматор? Или клоун какой-то? Вот да, клоун. Клоун и есть. Надо было отказаться, придумать повод, ну что там может быть? Настроения нет. Голова болит. Или просто — не хочу, и все. Но нет же, согласился почему-то. Да знает ведь, почему, от этого только хуже. Потому что там был он. Бежит, запыхавшись, пятки саднят — белые кеды сегодня надел, а они меньше на размер. В кровь разотрет, пока добежит. Но ему нужно домой, поскорей домой. Вокруг него голоса и смех прохожих людей. Чужие и незнакомые лица. Веселые, пьяные, они смеются о чем-то своем, а как будто над ним. Хёнджин добирается до кампуса, держится в тени, чтобы никто не увидел. Страшно подумать, как он выглядит сейчас, тушь наверняка течет по щекам. Хоть он и держит слезы, как может. Получается плохо. Одна мысль хоть немножко радует — в комнате сейчас пусто. Он еле уговорил Хоши не ночевать сегодня. Думал, что… А уже и неважно. Дверь в темную комнату хлопает за спиной. Хёнджин шагает к кровати, падает на колени, роняя лицо в плед. Теперь можно и разрыдаться. Одежда давит на кожу, от нее пахнет сигаретным дымом, хочется все снять, выкинуть, сжечь. Дурак, так разоделся сегодня. Часа три провел перед зеркалом, примеряя все, что есть в шкафу. Он стягивает пиджак, бросает в сторону. Морщится. Во время танца так же сделал, решил, что эффектно выйдет. Судя по аплодисментам в конце — получилось. Да вот только не то, что хотел. Перед глазами так и стоит его лицо. Хёнджин никого больше в этой толпе не видел. Все для него одного было. Телефон в сумке вибрирует. Хван бросается к ней, молнию расстегивает дрожащими руками. Может, это он? Правда, он первым никогда не звонил. Искорка надежды вспыхивает и тут же гаснет. На экране «Минни». Он жмет на красную кнопку. Глупый, глупый Хёнджин, опять размечтался. Снова вибрация, снова имя Минни на экране. Надо взять, чтобы она успокоилась. — Алло? — он вытирает слезу с щеки, старается держать голос ровным. — Привет! А у тебя все хорошо? — Минни звучит беспокойно. Хёнджин еле сдерживает всхлип. — Почему спрашиваешь? — Мне Юна пишет, что тебя из окна общаги видела, и как будто в слезах. Это ты был? Ох уж эта Юна! Верховная сплетница всего универа. Все видит, все слышит, все всем рассказывает. Ей надо было на журфак поступать. — Не я, — быстро отвечает Хёнджин. — Ты еще на вечеринке? Он стаскивает с ног кеды, морщась от боли. — Угу. — Как-то тихо на фоне у тебя. Ладно, пока, — она сбрасывает. Телефон падает на кровать. Хёнджин соврал лучшей подруге, но ему не стыдно. Сердце и так стыдом переполнено, больше некуда. Он помнит, что Минни сегодня нет в общаге, она ночует с парнем. Пусть хоть кому-то будет хорошо, пусть не беспокоится. А то еще прибежит к нему. Джинсы и топ отправляются на пол к пиджаку, Хван пихает все под кровать. На стол летят украшения — серьги, цепочки, браслеты. Понимает вдруг, что заколки нет, выпала во время танца, наверное. Господи, как перестать плакать? Нужно сходить до душа, хотя бы лицо помыть. Он надевает халат, закрывается капюшоном и бредет до душевых, все еще трясясь от тихих рыданий. Уже ночь, сейчас там совсем пусто, никакой очереди. Еще одна маленькая радость. Заходит, включает большой свет. Встает у зеркала и ужасается. Глаза все красные, не только от слез, еще и от блесток — они все попали внутрь, когда он растирал руками лицо. Прям раздражение пошло. Нос и губы распухли. Тушь и правда растеклась черными полосками по щекам, тени посыпались. Клоун. В голову врезается голос, мерзкий, издевающийся над ним: Тебя отвергли, Хёнджин. Что-то новое, да? Теперь знаешь, как чувствовали себя те, которым ты сам сказал «нет». Теперь знаешь. Как тебе? — Замолчи, — шипит Хёнджин своему отражению, стискивая ладони в кулаки. Он ненавидит этот голос. Это даже не шизофрения. Это его собственные мысли. Он представляет, как бьет зеркало перед собой, как оно трещит, как разлетается на мелкие осколки. Нет, он не будет этого делать. Ему это никак не поможет, мысли не утихнут, легче не станет. Знает по недавнему опыту. А помнишь, как он сказал про постеры? У того, кто это сделал, проблемы с головой. У тебя, Хёнджин, проблемы с головой. Зачем признался ему, что это ты был? Дурак! Опять размечтался? — Заткнись! Хватит! — он стучит кулаком по раковине, в запястье отдает тупой болью, а слёзы все катятся по щекам, — Пожалуйста, хватит. Правда думал, что нужен ему? Тому, кто ни разу не сказал, что скучает? Хван сползает на пол ванной комнаты, глотает ртом воздух. Не нужен. Не нужен. Не нужен. Он не знает, сколько сидит так, как в температурном бреду. Когда очухивается, вокруг него все та же белая плитка и неприятный желтый свет душевой комнаты. И сам он все тот же, с лезвиями в груди. Пошевельнешься — закровоточат. Хочется к воде, смыть с себя этот день, этот макияж, эти блестки, пусть все утечет. Хёнджин возвращается в комнату позже, мокрый и распаренный. Мылся чуть ли не под кипятком, но это помогло успокоить рыдания, в груди все замерло. На какое-то время. Проверяет телефон уже без особой надежды. Он не звонил. Конечно, он не звонил. В дверь вдруг стучат. Неужели разбудил кого-то своей истерикой, жаловаться пришли? Он подходит и открывает, его брови лезут на лоб. На пороге Минни в своем весеннем леопардовом пальто. Глаза поверх фиолетовых очков смотрят с укором, в руках какой-то пакет. — Минни, зачем? — шепчет сокрушенно. Та наклоняет голову вбок. Им как-то сказали, что они как брат с сестрой, даже жесты одинаковые. Наверное, такое бывает, когда долго дружишь. Оба еще и блондины теперь. — Думаешь, я не слышу, когда ты плачешь? Хёнджин поджимает губы и отходит в сторону, пропуская ее внутрь. Плохо сыграл. Минни стаскивает плед с его кровати и расстилает на полу. Кидает пальто на стул. Садится на плед, достает из пакета бутылку вина, два пластиковых бокала и какие-то конфеты. Наверное, забрала из дома своего парня. — А как же твое свидание? Вы с Дином неделю не виделись, — спрашивает Хёнджин. Он садится напротив, смотрит, как та открывает бутылку. — Никуда не денется, — пробка падает на плед, — Лучше скажи, зачем ты мне врешь. — Я бы рассказал тебе все потом, — честно говорит Хёнджин. Минни разливает вино по бокалам и протягивает ему один. — Пей. А потом выкладывай. Что он сделал? Хван подносит бокал к лицу, вдыхает терпкий фруктовый аромат. Это его первый алкоголь за день. Он сегодня был абсолютно трезв. Даже оправдания нет для его позора. — Он ничего не сделал, — делает глоток, вино приятно льется по горлу. — Ну перестань, — Минни наклоняется к нему, — Или ты скажешь, что он тут не при чем? Что он сделал? Хвана пробирает на горький смех. Он ведь даже не соврал. — Ничего, — повторяет он, — Правда, ничего. В этом все и дело. Та вздыхает, видно, что раздражается от нетерпения. Но Хёнджин не знает даже, с чего начать. — Так. Ты же его собирался сюда позвать. Позвал? — Да. — А он? — Сказал «нет», — сердце тоскливо сжимается. Такое маленькое слово. Так много боли. — Почему? — Не знаю. Я умолял объяснить. Просто «нет». Минни хмурится, постукивает ногтем по своему бокалу. — Странно. А до этого что было? Хёнджин вспыхивает, опускает глаза. Не хочет он про свой танец рассказывать, лучше ему провалиться под землю. Вычеркнуть из головы, забыть, никогда не вспоминать. — Мы весь день рождения не пересекались. Он где-то ходил, а со мной все пытались поговорить. Еще и… Ох, господи. Он роняет лицо в ладонь. Только сейчас вспомнил про Джея. Тот появился сегодня со своей дурацкой речью, как из неоткуда. — Что? — Представляешь, вселенная надо мной издевается, — Хёнджин поднимает глаза и снова грустно смеется, — Мне признался в чувствах другой парень. Если это можно назвать чувствами. — Кто на этот раз? — Джей, ты видела его, с синими волосами. Он наш лидер в клубе. Сказал, что давно на меня поглядывает. И что мы будем хорошо смотреться вместе. — Вау, как романтично, — кривится Минни, — Очередной парень, который с тобой толком не разговаривал? — Ага. Мы с ним даже не друзья. Не представляю, на что он рассчитывал. Я ему сказал честно, что мне нравится другой. Минни подливает еще вина в их бокалы, они уже успели все выпить. — Так значит, вы с твоим «другим» вообще не разговаривали весь вечер, а потом ты подошел к нему и предложил пойти сюда. А он отказался. Так все было? Хёнджин поджимает губы, молчит. Он не знает, как это рассказать. Лучше сделал бы вид, что ничего не было. — Принцусь, — мягко говорит Минни, — Ты чего-то не договариваешь. — Не договариваю. — Почему? — Потому что мне стыдно. Мне кажется, у меня такого позора никогда в жизни не было. Минни тянется к нему, сжимает колено ладонью, поглаживая пальцем. — Я не буду над тобой смеяться, обещаю. Да и зная тебя, там все не так плохо, как ты думаешь. Она выжидающе смотрит на него, и Хёнджин сдается. Делает глубокий вдох, закрывает глаза и выпаливает все. Как Джей внезапно предложил ему станцевать (еще и обратился неожиданно ласково, хотя они не настолько близки). Как остальные подхватили и начали уговаривать. Как он позволил себе отдаться моменту и с концами потерял контроль. Самую сокровенную часть сердца раскрыл перед одним единственным человеком, для которого этот танец предназначался. Без слов ему заявил — смотри, я весь твой, забирай целиком. Когда Хван поднимает взгляд, его щеки горят, а Минни все так же внимательно смотрит на него. — Все в порядке, я тебя слушаю. Что было дальше, Хёнджин? — Он куда-то сразу ушел. Я пошел его искать, но меня как раз Джей перехватил. Еще так неприятно держал за запястье. Я поговорил с ним, вышел на улицу, ну и дальше… Я рассказал уже. Попросил проводить меня до общежития. Он сказал «нет». — Неужели не поцеловались даже? — она поднимает бровь. Хёнджин вспоминает прохладную ладонь на своей щеке, аккуратное касание пальцев и взгляд, полный нежности. Наверное, показалось ему. Нафантазировал, увидел, что захотел. Может, то была никакая не нежность, а жалость? — Нет. Я хотел поцеловать его сам, не мог больше ждать. Но он от меня отшатнулся, как от прокаженного. И больше не смотрел. Минни хмурится, долго молчит. Делает глоток вина, чуть морщась. — Что-то тут не сходится. Она встает, проходится по комнате с бокалом в руке. Садится на кровать Хоши, ногу на ногу закидывает. Постукивает каблуком по полу. И снова встает. — Я просто вспоминаю, что ты мне рассказывал. Все же двигалось куда надо. Хорошо все было. Все и правда было хорошо. Все было волшебно. Последние недели Хёнджин каждое утро просыпался, как в сказке. Парень, который так давно нравился ему, наконец-то обратил на него внимание. И даже больше. Отвечал на каждый звонок, соглашался на каждое предложение о встрече. Каждое. Смотрел так, будто любуется — Хёнджин не слепой ведь, он хорошо знает этот поплывший взгляд, будто человек от одного твоего вида пьянеет. Правда, он все никак не делал первый шаг, но Хвану даже понравилось это. Впервые парень не торопил события, ни к чему не принуждал, как все остальные до него. Прямо как в классических фильмах о любви. После их разговора по телефону до утра, после взаимного флирта, Хёнджин готов был поклясться, что все. ВСЕ. Завтра, на празднике их общего приятеля, Чанбин станет его парнем. Они уйдут вместе, дойдут до общежития и Хёнджин пригласит его к себе. Там они лягут в обнимку на его кровати и будут целоваться, пока не поднимется солнце. Но, увы. Хёнджин так устал, он так раздавлен. И слез как будто больше не осталось. Он смотрит перед собой, как в пустоту, даже говорить едва силы есть. Ты меня проводишь сегодня или… Нет. Минни садится рядом, приобнимает его, и он кладет голову ей на плечо. В нос льется запах ее духов, нежный дуэт пионов и ландышей, согревающий раненую грудь. — Я не понимаю, — тихо говорит Хёнджин, — Он вел себя со мной, как еще никто до него. Минни, он такой добрый и чуткий. Я рядом с ним чувствовал себя счастливым. Чувствовал, будто меня видят таким, какой я есть. И будто я нравлюсь любым, неважно, нарядился или нет. Он со мной… как с драгоценностью, такой осторожный. Когда я постеры порвал, он пришел ко мне сюда. Знаешь, что он тогда сказал? Что я — как звезда на небе, самая яркая из всех. Мне никто не говорил ничего подобного. Я думал, такие парни только в моих мечтах. А он настоящий. Я был уверен, позову его, и он пойдет. Но нет. Я все испортил. — Джинни, ты этого не знаешь, — она отвечает так же тихо, но уверенно, поглаживает его по спине, — Я тебе говорю, это какая-то мутная история. Как будто что-то за кадром произошло. Не охладевают люди настолько быстро, что утром вы еще на телефоне, а вечером он тебя игнорит. Там что-то случилось между. — Случилось. Все было хорошо до момента, как я танцевать вышел. На кого мне еще думать, если не на себя? Они с Минни еще долго сидят на полу в обнимку, допивают остатки вина. Когда она уходит под самое утро, Хёнджин ложится в кровать, смотрит, как за окном встает солнце. Он раз за разом тянется к телефону и смотрит на фотографию Чанбина в их переписке.

***

Хёнджин идет по двору университета, щурясь от солнца. Оно сегодня такое яркое, что даже очки не спасают. Хотя он надел их, чтоб его припухших от рыданий глаз не было видно. Тревожно представлять даже, чего ему ждать от сегодня. Он знает только, что боль свою не покажет никому и ни за что. Его и так уже плачущим видела Юна, аж взяла и Минни написала. А она та еще болтушка, может, все общежитие уже в курсе. Едва зайдя в здание главного корпуса, он тут же видит собственное лицо. Ну почему эта стена объявлений так неудачно расположена? Опять смотреть на себя каждый раз, когда заходишь. Ладно. Они с тренером Кимом договорились. Постарается не обращать на них внимания, и все. Хван проходит чуть дальше по коридору и замирает на месте. Вдалеке от него стоят Чанбин с Крисом, прямо перед его постером как будто. Губы растягиваются в глупой улыбке. Как это ощущение называют, когда видишь любимого человека, бабочки в животе? Да, они самые. Летают себе радостные, крылышками изнутри щекочут. Вот только забыли будто, что радоваться нечему. Этой встречи было не избежать, они учатся вместе. Как хорошо, что на нем очки. Взяв себя в руки, Хёнджин шагает вперед. Пройдет мимо, и все. Чанбин ему не писал и не звонил. Намек понятен. Больно видеть его спину, больно идти мимо, не здороваясь, будто они чужие, но сейчас Хёнджин в коридоре университета. Это не место для слез. Так что он просто пройдет мимо. Поплачет об этом позже, когда свернется в клубок под одеялом. Он идет, почти проходит мимо, но тело не слушается его. Ноги не слушаются. Подойдя совсем близко, Хван останавливается. Сам не понимает, зачем. Может, ему хочется притвориться на секунду, что все в порядке. Чанбин буквально в паре шагов, все еще стоит рядом с Крисом. Ну, давай же, думает Хёнджин. Подойди ко мне. Скажи мне, что все хорошо. Что это был просто страшный сон. Пожалуйста, Бинни. Я же прямо здесь. Подойди. Но тот не подходит. Глупый, глупый Хёнджин. Идя дальше по коридору, он все еще надеется, что Чанбин догонит его, дотронется до плеча, скажет «привет». Но ничего не происходит. Рядом одногруппники, но Хёнджин их не слышит. Забавно. Не произошло ничего. А стало еще больнее. И бабочки не щекочут больше. Все лезвиями проткнуты. Чуть позже он видит Чанбина снова, когда сидит в столовой с Минни и остальными. Тот стоит и зачем-то смотрит на него. Хёнджин ловит его взгляд буквально на мгновение, не выдерживает, отводит взгляд в сторону. Тот все еще не подходит. Все еще ничего не говорит. Зачем тогда? Издевается над ним? Глаза наполняются слезами. Пусть. Никто не узнает. Хёнджин решает — будет избегать его любой ценой, и Криса заодно. Они почти всегда вместе. Будет жаться по углам, отсиживаться в аудиториях, но держаться подальше. Конечно, два раза в неделю их тренировки… Ладно, о них он подумает позже. К сожалению, его план дает сбой уже на следующий день. Он приходит в университет невыспавшийся и разбитый, спал от силы пару часов. Хоши всю ночь доделывал какие-то свои хвосты и шумел. А в те редкие промежутки, что Хёнджину удавалось заснуть, ему снился Чанбин. И лучше бы это были кошмары, так нет же, во сне тот целовал и обнимал его, словно они вместе. После таких снов открывать глаза и видеть потолок своей серой реальности — особое мучение. Чанбин у него теперь только на фотографии в телефоне. Хёнджин сонно бредет к автомату с напитками и снэками, глядит куда-то себе под ноги и не замечает сразу, что там уже кто-то стоит. Он узнает Криса со спины по его красной джинсовке, тот наклонился и забирает что-то купленное. Хван чертыхается про себя, решает тихонько уйти, но не успевает. Тот поворачивается и замечает его. — О. Хёнджин. Привет, — он перекатывает банку энергетика из ладони в ладонь, — Хотел что-то из автомата? Хёнджин неловко смотрит на него, не зная, чего ждать. Интересно, что Чанбин рассказал своему лучшему другу? Кажется, тот не звучал грубо сейчас, но Хёнджин уже ни в чем не уверен. — Да, я пришел за пепси. — Сейчас возьму, — Крис снова поворачивается к витрине, тыкает по кнопкам, — Тебе зиро? — Да, — он тянет к нему ладонь, — Давай я сам. — Я уже беру. Хёнджину ничего не остается, кроме как стоять рядом и смотреть. — Слушай, какое печенье вкуснее, с клубникой или имбирное? — тот разглядывает снэки. — Имбирное. С клубникой слишком приторное, — рассеянно отвечает Хван, не понимая, зачем с ним вообще советуются. — А шоколад тут хороший, не знаешь? Какой тебе нравится? — Мне нравится с карамелью, но… Крис уже снова тыкает по кнопкам, оплачивает. Сгребает все в окне внизу и подходит, протягивая ему. И пепси зиро, и печенье имбирное, и шоколад с карамелью. — Держи. Хёнджину заплакать хочется от вида этих милых упаковок. Это все ему? — Скажи, куда тебе перевести, я скину деньги, — хлопая глазами, говорит он. Крис мотает головой. — Мне не надо ничего, Хёнджин. Просто возьми. — Спасибо, — он убирает все в сумку, прячет взгляд. Это его пожалели так? Крис все еще здесь, так и стоит, попивает свой энергетик. Как будто они друзья, встретившиеся в коридоре. — Слушай, ты, наверное, устал это слышать, но я тоже хочу сказать. Ты правда прирожденный танцор. Это еще на репах было понятно, но в воскресенье ты нас просто всех наповал сразил. Там люди в общих чатах до сих пор спрашивают, как с тобой законтачиться. Я им сказал, пусть приходят на выступление в конце семестра и берут автограф, — он смеется, — Это был огонь, Хёнджин, еще и фристайл. Я так рад, что ты с нами. Серьезно, для меня честь быть с тобой в одной команде. — Нет, Крис, это для меня честь, что вы меня взяли, — он смущается, опускает голову. Не знает, что еще сказать. Порадоваться словам не выходит, слишком много стыда внутри затаилось за этот его танец. — Все в порядке? — тот хмурится. — Нет, я… Мне просто кажется, я с этим танцем переборщил, — зачем-то признается Хёнджин, — Не надо было соглашаться. Крис усмехается, но как-то не зло. — Знаешь, самые талантливые люди — сами себе строжайшие критики. Я давно уже заметил. У нас вон тренер Ким такой же. Крис подходит чуть ближе и кладет руку на его плечо. Такое осторожное, ненавязчивое прикосновение. У него приятный парфюм, смесь мяты, зеленого яблока и чего-то древесного. Хвану обычно не по душе, когда его касается кто-то не близкий, но с Крисом почему-то так комфортно, без причины. Кажется, будто он добрый человек, при нем не страшно быть искренним. Неудивительно, что они с Чанбином лучшие друзья. — Хёнджин, тебе не о чем жалеть, — он говорит чуть тише, — Все были в восторге от тебя. Я серьезно. И зачем он все говорит про этот танец? Хёнджину почти удалось запрятать это воспоминание подальше, как в старый ящик, куда бросают ненужные тряпки. Вот только он не учел, что пока пытается забыть, остальные все еще помнят. — Спасибо, я… Тот перебивает его, мотает головой. — Нет, ты меня не услышал сейчас. Давай я повторю. Все были в восторге. Без исключения. Хёнджин растерянно смотрит на него. И что это значит? — Ладно, принц, я побежал, — он легонько хлопает его по плечу, улыбается тепло, — Увидимся на тренировке.

***

После этой самой тренировки Хёнджин вылетает на улицу весь раскрасневшийся и с горящими глазами. И это не из-за танцев. Боже. Чанбин подошел к нему. Чанбин заговорил с ним. Предложил проводить. Так внезапно. Хёнджин даже посмотреть на него не мог. Хотел сказать «да». Конечно, он хотел сказать «да». Но девочки ждут. Ладно, дело не в этом, он мог бы пропустить и не идти. Они каждый месяц собираются на киновечер. Испугался. Растерялся. Вчера вечером так же было, когда телефон вдруг зазвонил, а на экране его имя. Хёнджин так и стоял, каждую букву рассматривал, пока вызов не завершился. И перезванивать не стал. Ему уже и так больно. Может стать еще больнее. Лучше с Чанбином не говорить совсем. А то размечтается опять. Хёнджин не понимает уже, что делать. Он так запутался. Когда он добирается до дома своей одногруппницы Кристины, там уже собрались Минни и Юна. Они заказывают еды и болтают обо всем подряд, сидя на полу гостиной, но Хёнджин с трудом поддерживает разговор. Никак не может перестать думать о том, что бы было, скажи он Чанбину «да». Что бы они делали прямо сейчас? Сидели бы на скамейке, как обычно? Или он бы уже лежал в кровати один и плакал? Когда Хёнджин относит на кухню пустую коробку из-под пиццы, до его ушей доносится шушуканье со стороны комнаты. Девочки говорят о чем-то, и он уверен, что слышит свое имя. Подслушивать нехорошо. Но говорят ведь о нем. Он тихонько выходит из кухни и встает рядом с дверью в комнату. — А что случилось-то? — шепчет Кристина. — Это все Чанбин, — тихо отвечает Минни, — Но давайте не будем об этом, захочет — сам расскажет. — Я все понять не могу, неужели у них правда что-то есть? — вдруг говорит Юна, вот только она совсем не шепчет, — С каких пор Чанбин по парням, неужели с Кариной было так плохо? Хёнджин заходит в комнату, останавливается на пороге. Три пары глаз смотрят на него. — С Кариной? — переспрашивает он. Понимает вдруг, что это первый раз, когда он что-то слышит о личной жизни Чанбина. Тот ему ничего не рассказывал. А сам он как-то не думал спросить. Минни толкает Юну по плечу, та бросает в ответ непонимающее «что?». — Значит, он раньше встречался с девушкой? — снова спрашивает Хёнджин. — Да. И вообще, он… — начинает говорить Юна, но Минни сердито шикает на нее. Хёнджин хмурится, оглядывает всех девушек по очереди. Видно, что им неловко от того, как он ворвался в этот разговор. — Юна, что ты хотела сказать? Та вопросительно смотрит на Минни, будто разрешения просит. Минни вздыхает, машет рукой, мол ладно, говори уже. — До Карины он был с Лией, а до нее с Викторией, еще на первом курсе, — немного растерянно продолжает она, — Я от Карины знаю. Он с парнями никогда не встречался. Я просто удивилась, что у вас с ним что-то есть. Повисает неуютная тишина. У нас с ним ничего нет, думает Хёнджин. Совсем шутом себя чувствует после этой информации. — Юна, ну вот откуда ты знаешь, встречался он с парнями или нет? — сердито бросает Кристина после паузы, — Ты за ним следила, что ли? — Я просто говорю, что слышала, — разводит руками Юна. Минни поднимается на ноги. — Хёнджин, это еще ничего не значит, — уверенно говорит она, сверкая взглядом в сторону Юны, — Даже если это правда. Ему все еще мог понравиться ты. — Я согласна, — явно пытается подбодрить его Юна, — Он же ухаживал за тобой, да? Я столько раз видела вас во дворе. И тут Хёнджин понимает, что… нет? Чанбин за ним совсем не ухаживал. Он ни разу не звонил ему первым, кроме вчера. Ни разу сам не предлагал встретиться. Ничего не дарил. Не говорил, что скучает. Даже комплиментов от него толком не было. Хван привык каждый день слышать от других, что он красивый, но от Чанбина — ни разу. В горле сушит. Нет, он не будет отвечать на ее вопрос. — Давайте фильм смотреть. Сколько уже сидим, до сих пор не включили. Юна явно хочет что-то еще сказать, но Хёнджину не хочется больше слышать ни слова. — Принц. — Я сказал, — шипит он, не глядя на нее, — Давайте смотреть. Хёнджин садится, тянется рукой к пульту и включает фильм. К счастью, разговор о предпочтениях Чанбина больше никто не заводит. После кино он остается с ночевкой, как и собирался. Они с Минни ютятся вдвоем на диване в гостиной, та вовсю сопит. А Хёнджин лежит и смотрит в потолок, перебирает в памяти кусочки воспоминаний, будто мозаику собирает. Что, если у Чанбина и правда никогда раньше не было парня? Что, если они ему не нравятся? И он не нравится. Тогда все сходится. Сразу понятно, почему он не ухаживал. И почему танец его так оттолкнул. Хёнджин поворачивается на бок, рассматривает узор на обоях. Маленькие звездочки. А все ли сходится? Нет. Не собирается мозаика, половина кусочков будто из другого набора. Как объяснить остальное, что в картинку не подходит? То, какими глазами Чанбин смотрел на него. Как обнимал тогда на скамейке, и его сердце так быстро билось. Как охотно он притворился его парнем в зале, даже просить не пришлось. Как ходил с его постером в сумке. Как сразу надел серьгу и до сих пор не снял. Как по телефону на его «не хочется уходить» ответил «мне тоже». Как гладил его лицо ночью возле клуба. Ведь это все было на самом деле, Хёнджин ничего не придумал. Не сходится. Разве что Чанбин и сам не знал, что делает. А увидев его танец, вдруг понял — не его это. Хёнджин почти не спит. Так и думает об этом всю ночь. Мозаика остается несобранной. Наутро они с Минни вместе идут до кампуса. Хёнджин собирается пережить сегодняшние пары, добраться до своей комнаты и наконец-то поспать. — Ты расстроен из-за вчерашнего, да? — спрашивает у него Минни, когда они сидят в аудитории, — Мне Юну иногда стукнуть хочется, честное слово. А Хёнджин даже не знает, что ответить. Не знает, расстроен ли. Он так вымотан ворохом своих мыслей, так разбит из-за бессоницы, что будто уже ничего и не чувствует. — Справлюсь, — тихо говорит он. — Давай вечером созвонимся, поболтаем, хорошо? — предлагает она, и Хван кивает ей. После лекции Минни уходит в столовую, оставляя Хёнджина одного. Ему не хочется есть, хочется скорей завернуться в одеяло. По дороге до общежития ему везет — Чанбина нигде не видно, ни в коридорах, ни во дворе. Сил совсем не осталось, этой встречи он бы не выдержал. Он идет по кампусу, кивает знакомым, натянуто улыбаясь. Сегодня пасмурно и прохладно, на лицо падают мелкие капли. Хоть что-то приятное. Хёнджину всегда нравилась непогода. Наконец-то добравшись до комнаты, он бросает сумку и устало опускается на кровать. Хоши храпит, отвернувшись к стене. Аж завидно. Вот и он сейчас как поспит под звуки дождя. Ну и что, что середина дня? Он дома не ночевал, устал, ему можно. Хёнджин подходит к столу, чтобы украшения снять, как вдруг замечает что-то странное. Что-то новое. Цветок в горшке, весь розовый. На каладиум похож. У него такого никогда не было. Хёнджин осторожно садится за стол, будто боится спугнуть. Смотрит на него завороженно. Такой красивый и нежный. Откуда? Точно чей-то подарок ведь. Может ли быть, что… Нет, лучше зря не надеяться. Нужно узнать, от кого это, пока он тут не размечтался. Хёнджин встает, подходит к спящему соседу, расталкивает его за плечо. — Хоши? Хоши! Проснись! Тот мычит, поворачивается к нему, еле продрав глаза. — Че тебе надо, Пикассо? Я сплю. — Откуда цветок? Розовый на моем столе. — А, — он тяжело вздыхает, — Заходил вчера этот твой, как его… — Ну? Кто?! — Хёнджин уже изнемогает весь. Тот морщится, видно, что все силы уходят на то, чтобы из головы ответ выудить. — Вспомнил. С синими волосами такой, дылда, как ты. Ну, вот. Разочарование. Довольный собой, Хоши отворачивается обратно к стене, будто тут же проваливаясь обратно в сон. Хёнджин отходит от него, понурый садится на кровать. Он уже почти обрадоваться успел. На подарок от Джея ему все равно, хоть цветок и очень красивый. Нет, он оставит, конечно. Позаботится. Но это не то. — Хотя, погоди, — Хоши вдруг поворачивается к нему, сонно потирая глаза ладонью, — Цветок не синий чел принёс. Там еще один заходил до него. Хван резко подскакивает, аж перед глазами все мутнеет. Так и в обморок свалиться недалеко, от этих сюжетных поворотов. — Кто это был? — Этот… тоже хайпанутый ваш, — он зевает, — Как его. Господи, ну как его? Хёнджин снова бросается к нему, начинает остервенело трясти за плечи. — Ну, вспоминай, Хоши! Вспоминай! — Да успокойся ты, псих! — тот сразу бодрится, отпихивает его руками с недовольным видом, — Чанбин это был, Чанбин! С которым ты в зал ходишь. Зашел, сказал, что подарок для тебя, и ушел. — Хоши, я тебя люблю, — пищит Хёнджин, убегая обратно к цветку. Подарок. Чанбин принес ему подарок. Он знает, что обнадеживаться опасно, но поделать с собой ничего не может, восторг так и льется по венам, все лицо от румянца пылает. Чанбин выбрал розовый цветок. Конечно, это же его «любимый» цвет. Надо новый горшок, чтоб пересадить. Нет, надо сначала все про него прочитать, напортачит еще вдруг. — Заманался я с тобой жить уже, — бурчит Хоши, садясь в кровати, — Цветами без конца воняет, фен шумит, мужики твои ходят. А мне еще постоянно говорят, как это круто, наверное, с тобой комнату делить. Нихрена подобного! Все думают, раз вместе живем, то я тоже из этих! Хёнджин заливается смехом. Он сейчас так доволен, ему ничего настроение не испортит. — Хоши, курил бы ты травы поменьше! Я тебя со всеми подругами познакомил. Хватит жаловаться! — И где они, принц? — восклицает он, — А? Не перепало ни с одной. Хван в его сторону даже не поворачивается, он сидит и смотрит на цветок с счастливой улыбкой. — То, что тебе не перепало, я не виноват. Я сколько раз тебе предлагал гардероб обновить. — Еще как виноват! — он так высоко взвизгивает, что Хёнджин морщится, — На мне твои… вайбы гейские! От двух лет с тобой рядом! — Странно. Если на тебе мои вайбы, почему ничего не перепадает? Что-то мягкое прилетает ему в затылок и валится на пол. Хёнджин смотрит вниз — Хоши кинул в него своим пушистым тапком. По оконному стеклу уже вовсю бьют крупные капли дождя. Сейчас часа три дня, а на улице так потемнело, будто вечер. Наверное, целая гроза будет. Хёнджин сидит, любуется синим небом, похожим на бушующее море. И цветком любуется, самым чудесным на свете. До него вдруг доходит. — Хоши, — он разворачивается в его сторону, — А Джей зачем заходил? Тот уже совсем проснулся, играет в какую-то игру на телефоне. — Кто? — Дылда, как я, — цитирует его Хёнджин. — Понятия не имею. Я ему дверь открыл, он комнату оглядел и ушел. Тебя искал, наверное, — Хоши какое-то время молчит, — Какой-то он злой был. Телефон в кармане вдруг вибрирует. Минни. Странно, она собиралась позвонить только вечером. Хёнджин принимает звонок, его всего аж распирает от радости. Сейчас он ей как похвастается. — Да? Минни, представляешь… — Ты где? — она чуть ли не кричит, в голосе тревога. Что-то не так. Хёнджин тут же вскакивает из-за стола, улыбка слетает с лица, в груди замирает все. Хоши растерянно смотрит на него. — Я в комнате у себя. Минни, что случилось? Та отрывисто дышит в трубку, на фоне странный шум, возгласы какие-то. — Беги сюда, на главный двор! Тут… ты не поверишь!