Принц Хёнджин

Суббота начинается с того, что Чанбин разбирает свою сумку. В нее надо положить подарок для Ники. А кое-что уже давно пора вытащить. Он достает постер и смотрит на него, не зная, что с ним делать. Мусорка это не вариант, он даже не рассматривается. Проходили. «Сорви уже один из постеров и домой забери». Чертов предсказатель Крис. Так ведь в итоге и произошло. Что еще он предсказал? Чанбин садится за стол, кладет постер перед собой. Вздыхает. Ловит взгляд темных глаз. Он думает обо всем, что произошло за последние недели. Вспоминает свою вспышку гнева на тренировке, когда Ким объявил Хёнджина новым центром. Если бы сдержался тогда, постеры висели бы на своих местах. И они с Хёнджином, наверное, не общались бы так, как сейчас. Чанбин даже не знает уже, к лучшему это или нет. Но знает, что все еще скучает. Он кладет постер в стол, поверх блокнотов и канцелярии. День проходит как-то пусто. В какой-то момент пишет Крис и предлагает завтра пойти вместе. Чанбин с ним так и не поговорил. И теперь уже не знает, будет ли. Возможно, завтра на вечеринке Ники его проблема под названием «я немного сошел с ума» разрешится сама собой. А вечером звонит телефон. Последние цифры два ноль три. Чанбин его до сих пор почему-то не записал. Странно, но он как чувствовал, что Хёнджин позвонит сегодня. А может, ему просто отчаянно хотелось этого. Дыхание как-то само задерживается перед тем, как он принимает звонок. Губы растягиваются в уже привычной глуповатой улыбке. Чанбин перестал бороться с реакциями своего тела, это бесполезно. — Привет! Я тебя не отвлекаю? На фоне шум, как будто Хван в каком-то людном месте. — Привет, нет. Я не занят. — Я тут в магазине, смотрю подарок для Ники. Ты не знаешь, он носит одежду из натуральной кожи? Чанбин хмурится. Он понятия не имеет. — Если честно, я не знаю. Но не думаю, что ему это важно. Не помню, чтобы он защищал права животных. — А какие дизайнерские дома ему нравятся? — Эм… — Ладно, я понял, — Хёнджин смеется, — А ты не знаешь его любимый цвет? — Хёнджин, давай я тебе так скажу — я не знаю даже, какой у меня любимый цвет. — Да ну? Такого не бывает. Подумай. — Подожди, мы сейчас не про меня говорим. — А я, может быть, хочу знать. Вот наступит твой день рождения, а я не знаю твой любимый цвет. И что я буду делать, кому звонить? — Крису. — То есть Крис знает твой любимый цвет? — Нет. — Ну Чанбин. — Хорошо. Розовый. — Ты врешь! Ни разу не видел такой на тебе. Видел синий, зеленый, серый. Белый. Нет у тебя ничего розового. — Может, у меня вся квартира розовая. Стены, пол. Постельное белье. — У тебя розовое постельное белье? — он снова хохочет, — Серьезно, Чанбин, у тебя? — Конечно. Стал бы я врать? И вообще, что за стереотипы. Это, наверное, самый глупый разговор в его жизни, но Чанбин не может перестать улыбаться. — Отправь фото, — приказным тоном говорит Хван. — Это еще зачем? — Хочу посмотреть на твою розовую квартиру. — Приходи в гости, — не думая, ляпает Чанбин. Тот опять смеется. — Чанбин, вот ты шутишь, а если я приду? — Я тебе еще не сказал адрес. — А я позвоню Крису и узнаю. — Мне начинать готовить ужин? — Я могу взять что-то по дороге. Чанбин уже даже не понимает, шутят они или нет. — А если я обманул, и ничего розового у меня нет? — Ах, все мужчины такие лжецы, — драматично вздыхает Хван, — А я думал, ты не такой, как все. Сяду в углу и буду плакать от разочарования. Чанбин так и представляет его смешную моську сейчас. И жалеет, что не видит своими глазами. — Ты подарок для Ники выбрал или нет, чудо? — Выбрал, — он звучит так радостно,то ли из-за того, что выбрал, то ли из-за того, как его назвали, — Я тебя отвлекаю, наверное? — Нет. Что выбрал? — Я сейчас пойду домой, давай я перезвоню, когда буду там? — Хорошо, перезванивай, — как-то сразу соглашается Чанбин. Он сбрасывает звонок. Хёнджин придет домой и перезвонит ему. Наверное, это немного странно. Он ведь звонил попросить совета насчет подарка, а подарок уже куплен. О чем еще они будут говорить? И все равно грудь наполняется радостным предвкушением. Чанбин начинает ходить по квартире, переставлять туда-сюда вещи. Открывает и закрывает ноутбук. Смотрит на улицу, на проходящих мимо людей. Пытается заняться чем-то другим, но сфокусироваться хоть на чем-то не выходит. Он сдается. Ложится на кровать с телефоном в руке и ждет звонка, глядя в окно. Уже вечереет, садится солнце. Наверное, Хёнджин сейчас как раз идет домой. Что, если он забудет и не перезвонит? Может, он это просто так сказал? Повернувшись лицом в подушку, Чанбин обреченно вздыхает. Пытается вспомнить, было ли у него когда-то столько переживаний из-за одного человека. Понимает, что нет. Не было. Хёнджин делает с ним что-то, чего не делал еще никто. Это пугает. И вместе с тем он чувствует себя таким живым, как никогда раньше. Чанбин уже не знает, как остановиться. А ведь остановиться придется. Завтра воскресенье. Завтра день рождения Ники. В голове снова всплывает Джей. Возможно, Чанбин поступает плохо, вот так крадя внимание Хёнджина, позволяя ему звонить себе. Может, на его месте кто-то другой просто оборвал бы общение. Но в глубине души Чанбин понимает — если сегодня правда его последний день с Хёнджином, он хочет выжать из этого времени все. Даже если это эгоистично и неправильно. Когда Хёнджин пропадет из его жизни, он будет скучать. Может, это такой своеобразный способ попрощаться с ним. В конце концов, это просто разговор по телефону. Когда телефон в руке вибрирует, в комнате совсем темно. Он успел уснуть. На часах уже за одиннадцать. Прошло два часа с момента, как Хёнджин обещал перезвонить. Чанбин принимает звонок. — Привет, — теперь на фоне совсем тихо, — Наш созвон еще в силе? — Да, — он прокашливается. — Ты спал? — Да, я немного уснул. — О. Может, тогда не будем? — Нет, нет. Я не хочу больше спать. — Ладно. Извини, что так долго не перезванивал. Я уже шел домой, но зашел еще в один магазин. Решил кое-что для себя купить на завтра. На праздник же надо нарядным прийти. — Ты хочешь, чтобы на Ники завтра вообще никто не посмотрел, да? — Нет! Не говори так. Ты нехороший. Слышно какое-то шуршание, он тоже валяется в кровати, наверное. — Как скажешь. Хёнджин издает такой звук, будто умиляется чему-то. — Что? — Твой голос такой милый, когда сонный. Так и вижу тебя. Лежишь там теплый и заспанный на своем розовом постельном белье. — Никакой я не милый, — бурчит Чанбин, делая голос ниже, — Я суровый и хмурый. — У-у. Как страшно. Фото будет? — Почему ты все пытаешься развести меня на фото? Второй раз уже. — Может, я соскучился. Чанбин вспыхивает. Это было сказано так внезапно. Хёнджин еще ни разу не говорил ему такого. Скулы снова ноют от улыбки. — А что насчет тебя? — он пытается съехать, — Я тебя тоже давно не видел. Может, тоже хочу фотографию. — Так «может» или хочешь? Хёнджин что, сейчас правда пришлет ему фото? Он хочет, конечно. Но правильнее будет отказаться. Чанбин не успевает даже ничего сказать. — Сейчас сделаю. Слышно шебуршание. Через несколько секунд телефон вибрирует. Чанбин пытается открыть их чат так, чтобы не сбросился звонок. Хёнджин действительно прислал ему фото. Видно его лицо с хитрой улыбкой и светлые волосы на подушке. Да, он тоже лежит в кровати. Красивый. Глаза густо подведены, прищурены по-лисьи. Чанбин опять как дурак улыбается. — Ты умудрился сфоткаться прямо во время звонка, или это старое фото? — Прямо во время. Ты же попросил. Ну как, увидел? Не скучаешь больше? Нет, я все еще скучаю, думает Чанбин, рассматривая фотографию. Даже сильнее. — А я не говорил, что скучаю. Это ты сказал. — Блин. Какой же я дурак, — он смеется, — Уже размечтался тут. Вот что это, что сейчас происходит? Чанбин не дурак, он знает, что происходит. Хёнджин флиртует с ним. А он ведется, как мальчишка. В голове снова всплывает Джей. Нужно прекратить, это неправильно. Его же совесть потом замучает. — Ты тут? — Да. — Ты не прислал свое фото. — Я… не такой фотогеничный, как ты. Я вообще не знаю больше людей, которые могут с первого раза так хорошо получиться. Хёнджин обиженно скулит, как щенок, которому не дали вкусняшку. — Но я тебе прислал. — Господи, боже мой, — Чанбин сдается, — Ладно, сейчас. Слышен радостный писк. Чанбин аккуратно смахивает звонок, надеясь, что не сбросил. Открывает камеру и делает фото. Он не любит селфи, не умеет их делать. На глаза падает челка, и он еще специально кладет ладонь на лицо, чтобы видно было поменьше. Слишком он заспанный. Ладно, что получится, то и получится. Отправляет. — Ну как, получил? — Получил, — прям слышно его улыбку. — Доволен? — Еще как. А постельное белье у тебя никакое не розовое. — Я лжец, как все мужчины, да? — К сожалению, Чанбин, да, — Хёнджин тяжело вздыхает. — Так значит, ты тоже лжец? Точно-точно. Помнишь, как на аттракционы меня заманил? На том конце молчание, потом хмыканье. — Но я хотя бы не врал про белье. И вообще, отстань. Я на твое фото смотрю. Лицо Чанбина горит. У них обоих теперь есть эти фотографии. Сделанные специально друг для друга. Докатились. — Ты очень симпатичный. И… мне нравятся твои руки. Чанбин закрывает глаза, пытается не дышать нервно в телефон. Это так приятно слышать. Но он совершенно не знает, что с этим делать и как реагировать. Ему бы хотелось ответить Хёнджину тем же, сказать ему честно, что он думает про него. Но перед глазами снова и снова появляется Джей, и слова застревают где-то в горле. — Хёнджин, это ты мне говоришь? — А что я? — Ну вот что ты спрашиваешь? Сам все про себя знаешь. — А если не знаю? Чанбин вздыхает. — Ты… Ты знаешь, Хёнджин. Все ты знаешь. Хёнджин долго молчит. Чанбин тоже. Наверное, они сейчас попрощаются. Этот разговор и так уже длится куда дольше, чем он думал. — Я забыл тебе сказать. Я говорил с тренером Кимом. Сказал ему правду. Не могу больше смотреть, как он думает, кто виноват. — И что он? — Не поверил сначала. Обеспокоился. Хочет, чтобы я походил к психологу. И чтоб постеры вернули. — А ты что думаешь? Хван вздыхает. — Думаю, что мне было очень плохо тем утром. Я тогда пришел заранее специально… Там было так пусто. Я даже не планировал срывать все, просто остановиться не смог. Но сейчас думаю про тот день, и он как будто в другой жизни был. Мне совсем не плохо. Даже наоборот. Я… как будто счастлив. — Я очень рад это слышать, Хёнджин. Правда. И ты молодец, что рассказал Киму. Наверное, это было нелегко. — Да… Спасибо. Просто в последнее время… столько всего хорошего происходит. Мне даже не верится. Я как в какой-то сказке. Все цвета ярче, улыбаюсь без остановки и… как крылья за спиной выросли. Забавно. Чанбин чувствует себя ровно так же. Хёнджин так точно это описал. — Будет еще лучше. — Думаешь? — Знаю. Поймешь на первом выступлении. Когда весь зал у твоих ног будет. — Перестань, — он явно смущается, — Ты преувеличиваешь. — Совсем нет. Тебя и так уже все любят. И это они еще не видели, как ты танцуешь. Ты представь. — Мне так повезло. Я очень рад быть в одной команде с тобой. Расскажешь мне, как ты стал танцором? — Я тебе уже говорил, помнишь? По тренеру Киму фанател. — Помню, — снова шуршание, как будто Хёнджин устраивается поудобнее, — Расскажи еще. И Чанбин рассказывает ему все. Про танцевальный кружок в школе, про муки вступительных в универе, про первое знакомство с Кимом и ребятами. Про бессонные ночи, проведенные с Крисом на репетициях. Хёнджину интересно, как они познакомились с Крисом, и Чанбин рассказывает, откатываясь в воспоминаниях на десяток лет назад. Ему и самому приятно вспомнить. Чанбину кажется, что он говорит целую вечность. Он боится надоесть, но Хёнджин все спрашивает и спрашивает. Наконец, Чанбин просит ответить ему тем же, и рассказывает уже сам Хван. Как сначала мечтал быть художником, а затем случайно попал на танцевальный фестиваль как зритель и загорелся. Они говорят так долго, меняют тему за темой — про семьи, друзей, любимые музыкальные группы и домашних питомцев из детства. В телефон приходится воткнуть провод, чтобы не выключился внезапно, разрядившись. На Чанбина накатывает сонливость, но он игнорирует ее до последнего. Сегодня, возможно, последний раз, когда они с Хёнджином вот так общаются. Не хочется, чтобы это заканчивалось. Даже если на завтрашней вечеринке он будет вареный. Хёнджин тоже явно устал, он все чаще зевает. — Наверное, нам уже пора спать? — наконец, предлагает Чанбин, зачем-то говоря это «нам». На том конце какое-то время тишина, слышно только дыхание. — Не хочется уходить. — Мне тоже, — честно отвечает Чанбин. Хёнджин вдруг издает протяжный стон. Прямо в трубку. Как будто потягивается. Чанбина пробирает. Он такого Хёнджина еще не слышал. По всему телу расходится жар, тугим узлом закручивается внизу живота. Он невольно представляет, что Хёнджин был бы здесь, сейчас, рядом с ним. В его кровати. Потягивался бы так, сонный и милый. Полураздетый. Это что-то совсем новое. Таких мыслей в голове Чанбина еще не было. Блять, нет. Этот разговор точно надо заканчивать, пока воображение не довело его окончательно. — Спокойной ночи, Хёнджин. — Спокойной ночи. Приснишься мне? Ну вот зачем, зачем он такое говорит? Чанбин опять ведется на его чары. — А ты мне? — Постараюсь, — в голосе слышна улыбка, — Увидимся завтра. Точнее, уже сегодня. Сладких снов. Когда звучат гудки, Чанбин смотрит на экран и не верит своим глазам. На часах пять с небольшим утра. Этот звонок длился почти шесть часов. Он еще долго лежит, глядя на фото Хёнджина. Так и засыпает с телефоном в руках.

***

На следующий день они с Крисом встречаются недалеко от клуба, в котором Ники решил всех собрать, и идут туда пешком. К счастью, Крис заморочен какой-то поломкой в своей квартире — то ли трубу прорвало, то ли что — и ничего не спрашивает у него. Чанбин молча слушает его всю дорогу, и чем ближе нужное здание, тем сильнее волнение захватывает грудь. Возможно, Хёнджин уже там. Они проговорили по телефону всю ночь. Обменялись фотографиями, флиртовали, чтоб его. А теперь Чанбин наконец-то увидит его. На сердце так радостно, что он чуть ли не пританцовывает, пока они с Крисом идут по улице. Солнце уже садится, согревает мягкими лучами, и вокруг так чертовски красиво, цветут деревья, даже вывески заведений радуют глаз. Вот только есть проблема — Джей, как назло встречающий их у входа в клуб. Он явно постарался над внешним видом сегодня. Синие волосы уложены как-то необычно, как Чанбин еще никогда не видел. От него пасет резким парфюмом, который не обозвать иначе, как «альфачный». Пахнет, как крутой мужик, думает Чанбин. Плотная рубашка подчеркивает мускулы рук, еще и рукава закатаны до локтей. Он и так высокий, а сегодня вдобавок и в ботинках на небольшой платформе, прям голову задирать надо. В общем, кому-то, кому нравятся парни, Джей покажется дохрена привлекательным. Настроение Чанбина как-то сразу летит к чертям. Не хочется на него даже смотреть. — Бин, погоди, — говорит Джей, когда они втроем уже собираются зайти внутрь. Он отводит его в сторону, — Крис, мы сейчас. Крис смотрит на них, хмурится, но заходит внутрь. Чанбин поднимает глаза на Джея, пытаясь не закипеть. — Слушай, пожелай мне удачи, прошу. Я уже извелся весь. — Он пришел? — сухо спрашивает Чанбин. — Нет, еще нет. Я его как раз здесь ждал, но ладно, пойдем внутрь уже, я заманался стоять. Чанбин вдруг понимает — они ведь испытывают что-то похожее. Не одно и то же, конечно. У Джея все-таки что-то романтическое, а у Чанбина… Он не знает, так и не понял до сих пор. Но оба по итогу зациклены на одном человеке. В груди пробивается доля сопереживания. Вот только ненадолго. Потому что Джею, скорее всего, повезет. И Хёнджина в жизни Чанбина больше не будет. — Удачи, Джей, — коротко говорит он. Он знает, что звучит неискренне. Тот, кажется, не замечает этого. Хлопает его по плечу, бросает «спасибо, чувак». Чанбин был таким счастливым еще какие-то минуты назад, а теперь шагает внутрь клуба, как на эшафот. Для своего праздника Ники забронировал отдельное помещение. Хочешь — торчи в нем, хочешь — выйди в главный зал со всеми остальными посетителями. Здесь темно, шумно, танцуют и голосят люди, пахнет алкоголем. Чанбин такое не любит, но Ники тот еще тусовщик, каждый год собирает их в подобных заведениях. В отдельной комнате уже собрались друзья Ники, Чанбин все эти лица знает по прошлогодним дням рождениям. Половина вообще из их универа, здесь почти весь «Хайп» и подруги Ники по факультету. Кто-то сгруппировался между собой и болтает, кто-то сидит на диванах. Все уже пьют. Звукоизоляции тут нет, так что гремит все та же «туц-туц-туц» музыка, что и в самом клубе. Хёнджина нет. Поздравив Ники, Чанбин берет пиво и находит место на одном из диванов. Он только пришел, а уже устал. Крис падает рядом с ним. — О чем с Джеем болтали? — он повышает голос, чтобы его было слышно. — О протеине, — выдумывает Бин и делает большой глоток из бутылки. Он решает начать пить как можно скорее, чтобы как-то пережить эту злосчастную тусу. Непонятно, поверил ли Крис ему, но тот больше ничего не спрашивает. А потом в комнате появляется Хёнджин. Они совсем немного разминулись. И если обычно он выглядит «красиво» или «великолепно», то для сегодняшнего его вида у Чанбина даже слова нет. Хёнджин часто одевается во все черное, но сегодня наоборот, он целиком в белом. На нем короткий сетчатый топ, приоткрывающий низ живота, такой же короткий пиджак и узкие брюки. На шее и руках россыпь золотых, сверкающих украшений. Волосы держит крупная заколка с какими-то белыми камнями, похожими на жемчуг. Он весь как ангел. Чанбин заставляет себя посмотреть в другую сторону. Нет, при всех он пялиться не будет, даже если отвести взгляд чертовски трудно. — Наш блондин-красавец пришел, — как будто поддразнивая его, замечает Крис, — Пойдем поздороваемся. — Иди, я потом, — бросает Чанбин, прикладываясь к бутылке. Эта красота сегодня предназначена не ему. Краем глаза Бин замечает, что на Хвана бросается Ники. Тот поздравляет его и дарит подарок. Ники начинает знакомить его со своими друзьями, представляя Хёнджина не иначе как «принц». Очень быстро неподалеку от них нарисовывается и Джей. В уши бьет неприятное «туц-туц-туц». Чанбин вдруг думает, что он, наверное, уже может пойти домой. Ники он поздравил, подарок подарил, немного для приличия посидел, зачем ему тут вообще быть? Но тогда придется говорить что-то Крису. Тот его слишком хорошо знает и просто так не отпустит. К Чанбину на диван подсаживается Мингю и начинает рассказывать, как потянул лодыжку на последней тренировке. Это удачно. Можно сосредоточиться на нем и никуда больше не смотреть. У Чанбина вроде даже получается, он слушает, сочувствует, советы дает. Неплохо справляется. Пока ему по лицу не заезжают цветочным букетом. — Привет, ребята, — Хёнджин стоит у дивана, смотрит сверху вниз, и почему-то только на Чанбина, хотя поздоровался с ними обоими. С близкого расстояния видно, что он весь в разноцветных блестках, на лице, шее и руках, как будто окунулся в них с головой. — Привет, — Чанбин кивает ему, едва сдерживая улыбку. Господи, как же он соскучился. Он не знал даже раньше, что это физически возможно, так сильно скучать по человеку, что все тело на части ломает. А как видишь его, сразу облегчение и радость, сразу искрящееся тепло по венам. Он не успевает больше ничего сказать. Подходит Ники, хватает Хёнджина за плечо и тянет куда-то в сторону. Наверное, хочет еще с кем-то познакомить. Чанбин пользуется этим моментом, чтобы сбежать. Он не собирается уходить, но решает пройтись по клубу, отвлечься. Выходит из комнаты и спускается на танцпол, заказывает себе парочку шотов у барной стойки и выпивает. Музыка бьет в уши, вокруг танцуют люди. Пустое, ненужное веселье. Все, чего ему бы сейчас по-настоящему хотелось, это забрать Хёнджина и вместе уйти отсюда. Проводить его до общежития, как он делал в последнее время. Посидеть на скамейке, поговорить обо всем на свете. Просто побыть с ним, увидеть его улыбку, посмеяться вместе о глупостях. Но Хёнджин где-то там, в наполненной людьми комнате, и Джей со своими подкатами в планах тоже где-то там. Остается только пить. Чанбин и пьет. На третьем шоте он замечает рядом девушку, у нее длинные рыжие волосы и черное платье в готическом стиле. Он узнает ее — это одна из подруг Ники, та, что обычно без конца ошивается вокруг него. Видимо, ей тоже надоело торчать в той душной комнате. Она пританцовывает рядом, украдкой поглядывая на него, и Чанбин отвечает ей улыбкой. — Скучаешь? — она пытается перекрикнуть шум. Не похоже, что ей самой слишком весело, в ее глазах какая-то застывшая печаль. — Вроде того. — Я тоже. Ты же из «Хайпа», да? Извини, я забыла твое имя. — Чанбин. — Наён. Не хочешь потанцевать со мной? Чанбин оглядывается по сторонам. Он на самом деле не знает, чем ему заняться. В комнату к ребятам сейчас идти не хочется. Почему бы и не потанцевать. — Давай. Они танцуют вместе под энергичные биты, кружатся и даже смеются. Наён красивая. В другой день Чанбин, наверное, взял бы ее номер телефона. Сейчас не станет, потому что… Потому что. — Ты же не заинтересован, да? — чуть замедляясь в движениях, спрашивает Наён. Она не звучит обиженно. — Извини, — Чанбин поджимает губы, — Дело не в тебе. Правда. Она грустно улыбается. — Я понимаю. У меня в мыслях тоже другой. — Почему «тоже»? — Да ладно тебе, — она легко хлопает его по плечу, — Ты все время куда-то в сторону смотришь. Как будто кого-то ищешь. У меня похожее. Чанбину ничего не остается, кроме как промолчать, мысленно признавая, что она права. — Но было приятно отвлечься на пять минут. Спасибо тебе. Мне кажется, ты добрый парень. — И тебе спасибо, Наён. Надеюсь, Ники присмотрится к тебе. Она мотает головой. — Не присмотрится. Улыбнувшись, она уходит, исчезая в толпе танцующих людей. А Чанбин решает вернуться обратно, найти Криса и предложить ему уйти. Он заходит в комнату. Все стоят с напитками вокруг Ники, который прямо в процессе какого-то монолога. — Я хочу поднять свой… пластиковый стакан, — он чуть ли не во все горло вопит, — За главный подарок, который мне сделали в этом году. Принц, за тебя! — Это же всего лишь перчатки, — Хёнджин стоит рядом, с удивлением смотрит на него. — Нет, нет, нет! Я про другой подарок, — Ники приобнимает его за плечо, — Ты избавил меня от партии, разучивая которую я чуть не поседел. Теперь я снова люблю танцевать! — Я рад, что ты не злишься, Ники. — Злюсь? Я тебя обожаю! — Станцуешь нам, Джинни? — вдруг говорит Джей, он впихивается между Хёнджином и Ники. Джинни. Это что еще такое? Внезапное обращение так неприятно режет уши, что Чанбин аж морщится. Это Джей его так ласково называет? Они об этом как-то договорились, или что? Он никогда не слышал такую форму имени Хёнджина, тот не говорил, что к нему можно обращаться так. А ведь Чанбин даже спрашивал у него, как его называть. Джею, получается, можно? Видимо, да, раз тот никак не поправляет его. Нахрена Чанбин сюда вернулся? — Точно, станцуй нам, покажи класс, — подхватывает Ники, — Раз уж мы и так за тебя пьем. Хёнджин растерянно смотрит на них, мотая головой. — Но зачем? Это же твой день, Ники. В центре внимания должен быть ты. — В центре?! — с ужасом вопит Ники, и все смеются, — Я не хочу быть ни в каком центре! Я хочу, чтобы ты зарубил нам фристайл. Фристайл дэнс, фристайл дэнс! Все остальные начинают скандировать «фристайл дэнс», и Хёнджин прячет лицо в ладонях. — Давай, давай! — восклицает Ники, — Это желание именинника! — Но здесь так шумно, под что я станцую? Не под это же. — А мы дверь закроем и включим на колонке громко, — предлагает Джей. — Я уже бегу закрывать дверь! — и Ники действительно бежит к двери. — Если вы все успокоитесь после этого, то ладно, — с улыбкой говорит Хван, — Но, чур музыку я сам выберу. — Идет. Все рассаживаются за стол и диваны, освобождая пространство. Чанбин вроде как собирался уходить, но Крис подходит и утягивает его за собой, усаживая на диван. — Ты же это не пропустишь? Где ты бродишь вообще? — спрашивает Крис, падая рядом, и Чанбин не знает, что ему отвечать. Он молча забирает из рук друга пиво. Ему сейчас нужнее. Хван выходит в центр комнаты и поднимает глаза к потолку, нервно поправляя волосы рукой. — Ну, я врубаю? — спрашивает Ники. Тот кивает и разворачивается ко всем спиной. Ники тыкает пальцем по экрану телефона, и из колонки, установленной Джеем, начинает играть неторопливый, но эффектный ритм. Чанбин замирает, не зная, чего ему ждать. Он думает — может, не смотреть? Но тут же мысленно смеется над собой. Кого он обманывает. Это же Хёнджин. Конечно, он будет смотреть. Хван щелкает пальцами в такт музыке, все еще стоя спиной, но затем резко разворачивается. Он преображается мгновенно — испаряются смущение и нервозность, глаза горят уверенным блеском. Все в комнате одобрительно восклицают и подбадривают его, но Хёнджин будто не замечает никого. Он где-то в своем мире, отдался музыке и двигается так, будто в него вселилась буйная, дикая стихия. Каждый жест настолько гармонично дополняет предыдущий, что и не подумаешь, что это импровизация. Пиджак явно стесняет движения, и Хёнджин резко стягивает его с себя и бросает в сторону под всеобщее улюлюканье. Чанбин вдруг замечает, что его пупок проколот, в нем сверкает небольшой камешек. И если сначала вся комната гремит, то с каждой секундой люди затихают все больше и больше. Чанбину не нужно оглядываться по сторонам, чтобы знать — они все уже уронили свои челюсти. Каждый человек в этой комнате смотрит на него и будет смотреть, не отрываясь, до самого конца. Потому что Хёнджин великолепен. Он был рожден, чтобы выступать на сцене, чтобы красть в плен внимание каждого, кто хоть на мгновение посмотрит на него. Самая яркая, самая волшебная звезда. Когда песня становится чуть спокойней, Чанбин наивно думает, что танец окончен. Но Хван вдруг валится на колени, поднимая руки к потолку, и начинает с силой толкаться бедрами в такт музыке. Это слишком. Чанбин отвернулся бы, но не может пошевелиться. Потому что Хёнджин смотрит прямо ему в глаза. Не кому-то другому, нет. Ему. Его лицо раскраснелось, рот приоткрыт, по виску течет струйка пота. Заколка давно вылетела куда-то на пол, волосы растрепались и лежат на плечах. Хёнджин смотрит ему прямо в глаза, двигая бедрами так, будто изнемогает от желания. И Чанбина пробирает точно так же, как вчера по телефону, когда тот стонал ему в трубку. Он прекрасно знает, что это за ощущение такое, только упрямо признавать не хочет. В висках стучит, все тело прошибает пот, бутылка пива выскальзывает из ладони и разбивается об пол, но никто не обращает на это внимания, особенно сам Чанбин. Он безвольно смотрит Хвану в глаза, боясь даже представить, как сейчас выглядит его собственное лицо. Песня, наконец, затихает. Хван падает на спину, тяжело дыша, и довольно смеется, а комната разрывается от аплодисментов. Чанбин единственный, кто не хлопает. Он так и сидит, замерев в полной прострации. Он смотрит, как к Хёнджину подбегает Джей, хватает под талию и помогает приподняться. Они смотрят друг на друга, и Джей что-то говорит тому на ухо. Хёнджин смеется и говорит что-то в ответ, прикрывая рот ладонью. Джей кивает. Он все еще держит Хвана за талию. Тот, кажется, не против. А Чанбину становится дурно. Он встает, выбегает из комнаты. Пробирается сквозь людей и клубный танцпол, выходит на улицу, глотая прохладного ночного воздуха. Уже совсем темно, светит только красная клубная вывеска и фонари неподалеку. Во дворе стоит какая-то компания, от них идет дым. Чанбин не курит. Пробовал пару раз еще на первом курсе, и как-то не пошло. Да и нельзя танцорам курить. Но сейчас ему на это плевать. Он подходит, стреляет одну, даже на их лица не смотрит. Ему помогают поджечь, и Чанбин отходит подальше, куда-то в темноту, куда свет фонарей не попадает. Компашка о чем-то болтает и ржет за его спиной, со стороны клуба гремит музыка, но Чанбин ничего этого не слышит, его кроет. Эти двое сегодня начнут встречаться, да? Или уже начали. Чанбин гонит наглые образы прочь, но они накидываются на него снова и снова, как стая хищных птиц. Джей и Хёнджин, держащиеся за руки после тренировки. Джей, нежно гладящий Хёнджина по щеке. Хёнджин, тянущийся к Джею с поцелуем. Господи, как же тошно, его чуть не выворачивает. Потому что это два парня? Нет. Чанбин сам не такой, но против ничего не имеет. Что-то другое здесь. Что-то, от чего хочется пнуть ногой мусорку, завопить, и самому себе заодно хорошенько втащить, отвлечься на эту боль, лишь бы грудь раздирать перестало. Он затягивается поглубже, выдыхает. Голову кружит с непривычки, по всему телу расходится слабость, он же еще и пьян к тому же. Хёнджин, обвивающий Джея руками сзади, утыкающийся лицом ему в спину, целующий в плечо. Хёнджин, Хёнджин, Хёнджин. Принц Хёнджин. Джинни. Эти красивые пухлые губы, родинка дурацкая, тоже красивая, этот заразительный смех, глаза-полумесяцы, этот чертов запах цветов на коже, внутри, повсюду, везде. Твою же мать, шло бы оно все к херам, что с ним не так? Как он себе позволил скатиться в это непонятно что? Зачем висел с ним на телефоне всю ночь? Чтобы сегодня смотреть, как его обнимает другой? Мазохист херов. Знал же, что так будет. И все равно взял трубку, флиртовал в ответ и пялился на фотку, как дебил. Он подходит к той компании снова, стреляет еще одну, снова прячется в темноту. Докурит и уйдет. Нечего ему делать тут. Вообще приходить не надо было. Найти бы свои мозги еще по пути домой. — Не знал, что ты куришь. Чанбин оборачивается, как громом пораженный. Его сладкая отрава стоит прямо рядом, со своей вечной теплой улыбкой на лице, глядит сверху вниз. Макияж растекся после танца, но лицо все еще усыпано переливающимися блестками. — Можно? — Хёнджин тянет ладонь к его сигарете. Чанбин позволяет взять ее из своих пальцев. Он так беспомощен сейчас, он разрешит Хвану что угодно. И страшнее этого осознания нет ничего. Тот затягивается. Губы сжимаются вокруг фильтра, он глубоко затягивается и выдыхает дым, забавно морщась. — Какая крепкая, — он кашляет, протягивает сигарету обратно, и Чанбин забирает ее. В любой другой раз он предложил бы оставить сигарету себе. Ему не жалко, он даже не курильщик. Но сегодня иначе. Сегодня Чанбин поехавший вкрай. Он тянет сигарету ко рту, натыкаясь на вкус вишни, липкий остаток блеска с чужих губ. Дым льется в легкие, кружа голову, сердце вырывается из груди, и он пялится, пялится все это время и не может отвести взгляд. Нужно что-то сказать. — Зачем ты вышел? Такой дурацкий вопрос, на самом деле. Ну захотел и вышел. — Заметил, что тебя нигде нет, — пожимает плечами Хёнджин, — Решил поискать. — А зачем ты обращаешь внимание, есть я или нет? — Чанбин слышит надрыв в собственном голосе. Его несет. Хёнджин наклоняет голову вбок. До ужаса милая его привычка. Они уже все как родные, наизусть выученные, хоть экзамен сдавай. — Я всегда замечаю, когда тебя нет. Мне сразу скучно становится. — Развлекаешься со мной, да? — это получается как-то совсем желчно. — Что? — тот хмурится, — Бин, я не это имел в виду. Я хотел сказать, что без тебя мне становится пусто. Твое отсутствие… я его чувствую, всем телом. Как будто чего-то не хватает. И хочется пойти тебя искать. Здорово как, замечательно. Зачем он это говорит? Что Чанбину с этой информацией сейчас делать? И где Джей? Что-то меняется. Чанбин готов поклясться, что Хёнджин придвинулся к нему, их лица вдруг так близко, что на коже чувствуется горячее дыхание. Хван рассматривает его, и сердце Бина стучит, как сумасшедшее. Как это выключить? Если такие возможности были, они уже давно проебаны. — Ты носишь мой подарок. Я так рад. Хёнджин говорит про серьгу, но смотрит прямо в глаза. Он вдруг тянется, касается ладонью его щеки и замирает так. Дышит тяжело. Улыбки уже нет. В глазах ожидание чего-то, почти отчаяние какое-то, или Чанбину кажется это. Что он делает? Его губы так близко, даже шагать вперед не надо, чтобы коснуться, и Чанбин смотрит на них. Он знает, чего хочет, он слишком пьян, чтобы врать самому себе. Он хочет поцеловать его. Хочет прижаться к этим пухлым губам своими и толкнуться языком в рот. Обнять и не отпускать. Забрать Хёнджина себе, держать в своих руках, и чтобы никаких Джеев. Но он же не такой. Хёнджин ведь парень. Парень, блять, парень. Без пяти минут чужой парень, к тому же. Ему нельзя было пить, какой же он идиот. Со стороны клуба гремит идиотская музыка. Хёнджин не говорит ничего, он молча смотрит ему в глаза, теплая ладонь все еще на щеке, так смело поглаживает скулу. Его запястье сильно надушено цветами, которые как наркотик уже, Чанбин ни дня без них не помнит. Он не выдерживает, копирует чужой жест. Тянет ладонь и ведет дрожащими пальцами по его щеке, усыпанной блестками. Большой палец нарочно касается нижней губы, и Хёнджин чуть приоткрывает рот. Это не какая-то случайность. Это приглашение. Еще секунда, и Чанбин сорвется с концами. Он отшатывается, разворачивается спиной, делая несколько шагов. Прочь от него, прочь от наваждения. — Тебе плохо? — в голосе Хвана беспокойство. — Нет. Чанбин боится говорить что-то еще, лучше ему заткнуться, даже не смотреть на него больше. Пока не протрезвеет. Что это, нахрен, только что было? Тот долго молчит. — Ты проводишь меня до общежития после вечеринки? — Почему я? — вырывается у Чанбина, и за этим вопросом куда больше, чем он дает себе озвучить. — Ты не хочешь? Окурок летит в сторону. Чанбин все еще стоит к нему спиной. — Хёнджин, почему я? — голос предательски ломается. — Как будто ты не знаешь, — тихо, — Потому что я соскучился по тебе. А ты нет? Хочется завыть. Конечно, он тоже соскучился, каждая клетка тела изнывает от нехватки, от желания снова его коснуться. Да вот только перед глазами Джей, обнимающий Хвана за талию. — Я этого не сказал. — Чанбин, — слышится рваный выдох, — Ты… Ты не был такой по телефону. Что я сделал не так? Грудь раздирает. Хёнджин сказал это с такой печалью в голосе, и Чанбин ненавидит себя за то, что портит все прямо сейчас. Хёнджин не заслужил этого, он ни в чем не виноват. — Ничего. Я просто не выспался. Он слышит шаг в свою сторону. Нет, оборачиваться нельзя. Обернется, посмотрит в его глаза — слетит с катушек сразу. — Я вижу, что тебе плохо. Можно, я тебя обниму? — шепчет Хван, — Пожалуйста. Господи, помоги. — Хёнджин, я могу быть честным с тобой? — Конечно, можешь. Чанбин опускает голову, закрывает глаза, как будто это как-то поможет сейчас. Ничего ему не поможет. — Если ты сейчас ко мне подойдешь, я не знаю, что я сделаю. Поэтому лучше не подходи. Слышится отрывистый вздох и еще один шаг. — А ты не хочешь узнать? Чанбин невесело смеется. — Давай я не буду говорить тебе, чего я хочу. — Пожалуйста, скажи, — еще шаг. — Я прошу тебя, — Чанбин уже умоляет, все его тело крупно дрожит, — Не подходи. Еще шаг. Хёнджин совсем рядом, прямо позади. Лёгкие полны его цветов. Чанбин почти задыхается. — Во мне нет ничего страшного, — шепотом, — Это просто я. — Я не тебя боюсь, Хёнджин. — Ты можешь объяснить мне, что с тобой? Все ведь было хорошо. Я думал, что мы… — он не договаривает, выдыхает тяжело. Чанбин видит его тень. Видит, что тот тянет руку в его сторону. Но так и не дотрагивается. Убирает. — Ты меня проводишь сегодня или нет? — голос Хёнджина совсем потухший. Как же хочется сказать «да». Самое простое, самое правильное слово. Никогда в жизни Чанбин так ничего не хотел, это не преувеличение даже. Но перед глазами так и стоит Джей. Джей, который сегодня собирался сделать шаг, который и должен Хёнджина провожать. Чанбин здесь лишний, он вообще не должен лезть. — Нет. Снова долгое, болезненное молчание. Хёнджин все еще там, прямо за его спиной. Слышно, как тяжело тот дышит, но нет никакой смелости, чтобы повернуться. — Ладно. Тогда пока. Шаги. Чанбин не знает, сколько времени он еще стоит так. Когда разворачивается, двор пуст, Хёнджина больше нет. Он не помнит, когда плакал последний раз. Лет десять назад, когда еще совсем мальчишкой был. А сейчас глаза полны слез. Хоть падай на землю и рыдай во все горло прямо посреди улицы. Он моргает, вытирает мокрые щеки ладонями, он наверное сейчас на мелкие осколки рассыпется. Но ему не дают. Скрипит дверь, и на улицу вваливаются Крис и Джей. Это, блять, последнее, что ему сейчас нужно. — Ты все это время тут торчал? — беспокойно спрашивает Крис, подходя к нему, — А я тебя искал. — Да, я уже ухожу. Ради бога, дайте мне уйти. Не произносите, нахрен, его имя. — Насчет Хёнджина… — говорит Джей. — Что насчет него? — Чанбин разворачивается к нему, все остатки сил тратя на то, чтобы не рассвирепеть. Джей долго молчит, смотрит себе в ноги. Его грудь часто вздымается. — Это провал, — он натянуто смеется. А Чанбин перестает дышать. — В смысле провал? — не понимает Крис, — Ты вообще о чем? — Крис, я тебе не говорил, только Бин знал, — Джей трет лицо рукой, — Я сегодня признался Хёнджину, что он мне нравится. Я уже давно хотел это сделать, просто не решался. И вот сегодня мне показалось, что момент подходящий. Чанбин смотрит в сторону, лицо прячет, но прямо чувствует на себе прожигающий взгляд лучшего друга. — Нихрена себе, Джей, — удивленно бормочет Крис после паузы, — А он что? Джей пьяно пошатывается, глядя себе под ноги. — Ну, я сказал ему. А он так на меня посмотрел. Блять, лучше бы я никогда не видел этот взгляд. С такой, сука, жалостью смотрел. И начал плести мне всякую стандартную чушь. Ну, знаете. Что я замечательный, классный, вот это все. А я уже сразу понял, куда это все катится. Говорит, у него есть чувства к кому-то другому. Вот и все. Наступает молчание. Если до этого сердце Чанбина выбивалось из груди, сейчас оно замирает. Крис подходит к Джею, сочувственно хлопает его по плечу. — Мне жаль, дружище. Ну… по крайней мере, дело правда не в тебе. Ты все равно молодец, что решился. Честно сказал, ответ получил. Можешь двигаться дальше теперь. — Да уж. Буду говорить это себе почаще. Кто этот счастливчик, интересно. Он прощается с ними и уходит обратно в клуб. Чанбин опускается на корточки, обхватывая голову руками. Господи. Когда Хёнджин вышел к нему на улицу, они с Джеем уже поговорили. Хёнджин отказал ему. В полной растерянности он поднимает глаза, натыкаясь на охреневающий взгляд Криса. — У тебя все лицо в блестках, счастливчик.