Правила поведения

      Глава 6

             - Итак, какая тема лежит в основе пьесы «Буря» на самом деле? – спросила Хелен своих студентов. – Ненависть? Любовь?       Со всех концов аудитории на нее смотрели в ответ заинтересованные юные лица. Она потеребила языком леденец во рту, одновременно пошевелив палочку, которую держали ее пальцы с ярко-красным лаком. Она смаковала терпкий сладкий вкус, пока студенты смаковали ее вид.       Наконец, Хелен вытащила конфету изо рта неторопливым движением, заставив свои приоткрытые губы влажно, сочно чмокнуть. А затем ответила на собственный вопрос:       - Страсть.       Несколько девушек тихонько ахнули. Парни все заулыбались, и по телу Хелен пробежала дрожь глубокого восторга.       Всего за пару дней, она мастерски научилась удерживать всеобщее внимание.       За эти дни стало кристально ясно, что ей никогда не достичь такого эффекта, если она будет соблюдать правила Генри. Тот просто не понимал, что в этой среде, чтобы адекватно справляться с обязанностями, ей необходимо не отставать в гонке вооружений, где оружием были кружева, и чулки, и микро-юбки. Хелен понимала, что она обязана быть более горячей, более соблазнительной, более яркой, чем любая студентка в группе. Обязана использовать свое тело всеми доступными способами. Это ее профессиональный долг.       Она обязана продолжать протестовать.       - Страсть к власти в том числе, безусловно, - начала объяснять Хелен. – Но Шекспир обращался к некому более дикому, первобытному началу. В каждом из нас бушует буря. У всех нас есть плотские, животные желания.       Хелен всегда гордилась своим умением делать Шекспира современным и актуальным для студентов. Это ничуть не изменилось. В разгар протеста, что может быть актуальнее, чем история о борьбе за власть? Приучив себя думать в контексте протестной активности, она начала подстраивать свои лекции под интересы студентов. Остались в прошлом дни, когда в центре было содержание, ритм и структура текста. Нет, ее лекции должны стать гораздо более НЕПРИЛИЧНЫМИ. И это значило, что надо нарушить еще больше правил.       Раздалось несколько сдавленных мужских стонов. Даже девушки, похоже сейчас столь же жадно разглядывали тело преподавательницы, чего не наблюдалось раньше. Хелен задумалась, не связано ли это с появившимся этим утром новейшим правилом…       Она прошествовала, виляя бедрами, к столу Скотта. Этот мальчик показал себя крепким орешком в последние дни. Все время заявлялся на лекции с мрачным видом, прятал лицо в руках, никак не участвовал в обсуждениях. И что хуже всего, он почти не смотрел на ее попу.       Сегодня Хелен твердо решила привлечь его внимание. Чего бы это ни стоило. Приблизившись, она склонилась над его столом.       - Скотт. Тебе не кажется, что наш университет сейчас тоже оказался в самом центре некой бури? – спросила она, медленно посасывая леденец. Она прогнулась сильнее и склонилась ниже. – Где все мы вовлечены в отчаянную борьбу. За право на самовыражение. За право на наши желания.       Полностью оправдав ее надежды, парень посмотрел в ее блузку, в свободный вырез, который так глубоко открывал ее грудь. И увидел, что сегодня Хелен была без лифчика. И смог полностью оценить ее почти голые сисечки, со столь напряженными сосками, которые сейчас постоянно торчали от внимания такого множества зачарованных юношей.       Хелен сделала вдох, едва вспомнив, что надо не забывать дышать.       - Что есть буря, как не воплощение неконтролируемого желания? Вожделения. Наших самых грязных, самых похотливых импульсов.       Возможно, она допустила некоторый перебор сомнительных метафор. Но когда Скотт пялился на ее сиськи, а студенты сзади глазели прямо под ее коротенькую юбку, имея прекрасный обзор на ее бедра и то, что между ними, и видели во всей красе ее новенькие стринги, плотно облегавшие промежность… как тут было не увлечься?       Даже Сиенна ждала продолжения, нетерпеливо затаив дыхание. А она и сама сегодня выглядела как соблазнительная куколка, в маленьком голубом платьице из кружева с отделкой из перьев и бахромы. Как живая иллюстрация милой невинной порочности, как соблазн в упаковке с бантиком. Блин, как же все-таки охуенно она смотрелась - Хелен воспринимала это как никогда остро именно теперь, когда появилось это правило, гласившее, что нельзя…       Трогать девочек…       - Иногда, игнорируя бурю внутри, ты делаешь себе только хуже, - произнесла Хелен, отогнав последнюю мысль. Не стоило ей думать об этом сейчас. Она плотно сжала бедра, потерев ими друг о друга - специально для мальчиков сзади.       Они все хотели ее трахнуть. Каждый парень в этой группе был бы убить готов ради шанса пристроиться к ней сзади, стянуть с нее трусики и войти в нее, прямо здесь и сейчас. Но они не могли обладать ей. Точно так же, как и она не могла, не должна была…       Трогать девочек…       - Калибан не мог овладеть Мирандой, не правда ли? Ему было запрещено осуществить его самое заветное желание – выражаясь простыми словами, просто взять и поиметь эту сочную киску.       Она снова повиляла попкой, а ее крохотная юбка ничего не прикрывала, лишь сильнее притягивала взгляды – туда, где плясала тонкая полосочка ее стрингов, где жарко пульсировала ее щелка.       - Но навязанное извне подчиненное положение заставляло бурю внутри него бушевать лишь сильнее, верно?       - Точняк… - пробормотала Сиенна.       Развратная бунтарка никогда еще не была настолько сосредоточенной. Она посасывала свой палец плотно сжатыми губками, окрашенными экстравагантной голубой помадой. Лекция Хелен наверняка вдохновит ее нарушать правила еще активнее – новыми, еще более скандальными способами.       Хелен подумала, что то, новое правило вполне могла бы нарушить с ней вместе…       Трогать девочек… Целовать девочек…       Но Сиенна не была сейчас центром внимания Хелен. Это место занимал мальчик прямо перед ней.       - Ну так что же, Скотт… к чему сейчас толкает тебя твоя внутренняя буря? – спросила она сладким, соблазнительным тоном, сглатывая полную леденцового сахара слюну.       Скотт проглотил комок в горле. Ответа на последний вопрос от него не требовалось. Хелен с удовлетворением заметила, что у него возникла эрекция. Пока она неторопливо возвращалась к передней части аудитории, взгляд парня неотрывно следовал за ней, пожирал ее, каждый миллиметр ее тела, ее облегающую бархатную микро-юбочку, ее тонкие ажурные чулки, ее сексуальные туфли.       Еще один студент у меня плотно на крючке. Вот так-то, Генри.       Хелен была отнюдь не единственной из преподавателей, кто бросал вызов правилам поведения.       После лекции, двигаясь неспешной походкой по коридорам учебного корпуса, под аккомпанемент цоканья своих шпилек, Хелен с великой радостью обнаружила еще больше своих коллег, участвующих в протесте.       С каждым днем все больше женщин приходило на работу в знойных, притягивающих внимание нарядах. И почему бы нет? Помимо того, что это хорошо помогало держать внимание студентов на занятиях, все они, как и Хелен, испытывали желание бороться с тираническим режимом проректора Хёрста.       Как только до них в полной мере доходило, насколько реальны и чудовищно несправедливы были правила, которые диктовал Генри, все сразу загорались желанием протестовать.       И если некоторые, типа упрямой завкафедрой Шэннон, а также большинства мужчин, поначалу считали абсурдным участие преподавателей в протесте, то теперь никто уже не жаловался. Мужская часть преподавательского состава, подобно студентам, быстро осознала, что попытки «не смотреть» абсолютно тщетны. Более того, они начинали тоже воспринимать все происходящее через призму протеста, и принимать хотя бы пассивное участие, увлеченно разглядывая заманчивые виды.       В том числе и своих хихикающих, флиртующих студенток. К этому моменту, один только Крейг Коллинс еще героически сопротивлялся тяге полюбоваться юными девушками, что беззастенчиво выставляли себя напоказ. Он в очередной раз поделился с Хелен своими моральными терзаниями этим утром. На протяжении всего разговора внимательно рассматривая ее последний наряд, разумеется.       - Хелен!       К ней приближалась Шэннон, в стильных новых сапожках, восхитительно милая с огромным круглым леденцом во рту. Ее белая шерстяная кофточка была очень сильно укороченной. Все еще притворяясь свитером, это был в сущности не более чем маленький топик, заканчивавшийся чуть ниже груди. Мини-юбка была ему под стать – узкая полоса белой пушистой ткани на бедрах. И она надела длинные белые перчатки, доходившие до локтей.       На Хелен это произвело впечатление. Завкафедрой выглядела супер горячо. Ее лицо было искусно окрашено глянцевыми пастельными тонами, а недавно выпрямленные волосы ниспадали ниже плеч, переливаясь шелковистым блеском.       - Доброе утро, Шэннон. Фантастически выглядишь! Решила присоединиться к протесту?       - Я? О боже, нет. Конечно же, нет, - заявила Шэннон, поправляя очки. – Мне просто захотелось одеться понаряднее, вот и все. Эти правила меня совершенно не волнуют. Абсолютно. А ты, я вижу, все еще продолжаешь свою безнадежную борьбу?       Хелен покрутилась вокруг своей оси. Ей надоело стыдиться своего участия в протестном движении, особенно сейчас, когда не только она это делала.       Взгляд Шэннон моментально опустился к ее ногам.       - Где ты… взяла эту юбку? А хотя нет. Не важно, - она одернула собственную короткую юбочку, пушистая ткань которой словно упрямо отказывалась прикрывать пах, - Я вообще хотела поговорить о твоей рекомендации на вакансию. Коллин. Я с ней пообщалась на днях. Скажу тебе, впечатление она произвела сильное.       - Я же говорила! Возьмешь ее к нам?       - Со следующего семестра. Позволю себе заметить, нам здесь вообще не помешает побольше квалифицированных женщин среди преподавателей, – говоря это, Шэннон проводила взглядом одну из их коллег, профессора литературы, чья короткая блузка была завязана узлом на груди, полностью демонстрируя кружевные чашечки бюстгальтера.       - К тому моменту, будем надеяться, весь этот бред уже закончится, - сказала Хелен. – А ты видела самое новое правило?       Напоминание о самом новом правиле захлестнуло обеих женщин одновременно. Их веки затрепетали от воспоминаний. Появилось оно этим утром, и содержание его было настолько возмутительным, настолько шокирующим, что увидев его, Хелен едва не… едва не…       Трогать девочек… Целовать девочек…       Ну, она не могла точно вспомнить, что именно едва не сделала, потому что на какое-то мгновение буквально лишилась чувств в приступе гнева – перед глазами на несколько секунд все померкло. Но правило все равно намертво отпечаталось в ее сознании. Как и у Шэннон, поскольку та зачитала его по памяти.       - «ДЕВОЧКИ, вы стали проявлять слишком много физических ВОЛЬНОСТЕЙ в общении друг с другом. Пожалуйста, сведите любые ТЕЛЕСНЫЕ КОНТАКТЫ и публичные проявления нежности к МИНИМУМУ» – отчеканила наизусть завкафедрой, с остекленевшими на мгновение глазами.       Ее маленькая кофточка выглядела такой мягкой. Хелен вдруг захотела погладить ее, провести по этой пушистой ткани пальцами, пощупать.        Трогать девочек… Целовать девочек… Ублажать девочек…       - Довольно-таки бредово, - произнесла Хелен. – В очередной раз, Генри лезет со своим микроменеджментом куда не надо. Физические знаки внимания – нормальная часть почти любой женской дружбы. Он просто наказывает их за солидарность.       - А они теперь в ответ превращают это в фарс, делая, ну… вон что, - произнесла Шэннон, указав на пару студенток, которые целовались в углу.       Хелен узнала их. Девушки ходили на ее лекции, и действительно были парой. Некогда скромные, незаметные, одевавшиеся в приглушенном эко-стиле. Впрочем, тогда они и своих лесбийских отношений старались не выпячивать.       Сейчас же – они страстно обнимались, их языки переплетались, их руки блуждали по бедрам друг друга, то и дело норовя скользнуть выше по сетчатым чулкам, под короткую юбку. Хелен невольно улыбнулась. Да уж, раньше эти девочки определенно не вели себя так. Но разумеется, последнее правило Генри ударило сильнее всего именно по ним. Правило было с явным гомофобным душком, если не сказать больше.       Хелен не сомневалась, что подобное поведение быстро начнет распространяться – хотя бы потому, что эти две студентки уже собрали вокруг себя заметную толпу зевак. В основном мальчиков, разумеется. И чем больше их останавливалось поглазеть, тем сильнее парочка начинала подыгрывать зрителям. Сейчас та девушка, что была пониже, оказалась прижатой к стене, обхватив ногами свою партнершу, а их поцелуи стали еще жарче, еще глубже и чувственнее.       Сцена явно подавала идеи другим девушкам. Мимо проходило много пар подружек, некоторые из которых держались за руки, другие обнимали друг друга за талии. И все они начинали переглядываться, хихикая над непристойным представлением. Большинство из них наверняка были гетеросексуальны, но их густо накрашенные глаза уже нет-нет, а начинали заглядываться на нежные губы соседок.       Шэннон вновь одернула свою юбку, которая словно отказывалась долго прикрывать даже самый верх ее бедер. Ее взгляд прилип к сапфической сцене, ее покрытые фиалковой помадой губы продолжали сосать леденец. Такие мягкие, такие красивые и влажно-липкие губы, сами как сладкие конфеты…       Целовать девочек…       - И не забывай, что это правило теперь касается и нас с тобой, Шэннон, - произнесла Хелен, прикоснувшись к мягкой короткой кофточке своей коллеги, чтобы подчеркнуть фразу.       Шэннон вздрогнула. Короткая пушистая юбка женщины опять задралась выше, и Хелен увидела самый краешек ее кобальтово-синих трусиков.       - Как я уже говорила тебе, Хелен, меня абсолютно не волнуют правила Генри. Конечно, прикасаться друг к другу иногда… допустимо. Просто мы не обязаны устраивать из этого неприличное шоу, как эти… эти развратные… шлюшки…       Серия одобрительных мужских возгласов наполнила коридор, когда еще две девушки поцеловались. Эта парочка, явно состоявшая из просто двух подруг, поначалу целовалась куда более осторожно, почти невинно чмокаясь в губы короткими, стеснительными движениями. Но под звуки бурного одобрения зрителей, они пошли на второй заход – на сей раз смелее, с языком.       Посмотри, что ты наделал, Генри, - подумала Хелен. У нее проскочила шальная мысль схватить этих двух девчонок за руки и потащить сейчас же к нему в кабинет, чтобы они прямо перед ним начали сосаться. Просто чтобы наглядно продемонстрировать, что он натворил, какую реакцию вызвал. Черт возьми, она бы и сама это сделала, если бы смогла найти добровольную партнершу. Любая женщина сгодилась бы. Большинство ее коллег участвовали в протесте. А если даже никто из них не захочет, то уж дерзкая красотка Сиенна наверняка не упустит такого шанса. Миниатюрная Сиенна, в ее сексуальном кружевном платьице, с ее сочными, пышными губками, с ее мягкими упругими сисечками…       - Что касается нас, то я считаю, что мы можем продолжать соблюдать наши… наши обычные стандарты профессиональной этики, - продолжала Шэннон, вырвав ее из внезапно нахлынувшей дикой фантазии. – Нам из-за этого определенно не нужно начинать… целоваться. Пусть даже это и… несправедливое ограничение со стороны Генри. Да, очень несправедливый произвол.        Кофточка Шэннон была такой красивой и пушистой, но и ее кожа тоже выглядела очень мягкой и нежной. Ладонь Хелен опустилась погладить ее по ребрам, по животу – в ответ на что женщина прикрыла глаза от приятной дрожи. Под своими пальцами Хелен ощутила мурашки на ее коже.       Шэннон поправила свои очки в тонкой оправе, затем добавила:       - Ну, типа… кто вообще способен уследить за этими правилами, когда они настолько произвольные и абсурдные? Я сама наверняка нарушаю какое-то из них прямо сейчас…       - Возможно, и не одно… - сказала Хелен. – Например вот то, которое про конфеты.       - Упс, пардон! – засмеялась Шэннон. Она еще раз лизнула леденец, медленно проведя языком по всей его широкой поверхности. – Проклятые правила. Я не представляю даже, как вы против них протестуете, когда их так много, все даже не упомнишь…       - Ты просто продолжай вести себя как сейчас, Шэннон. Все нормально, даже если ты не хочешь сама протестовать, - сказала ей Хелен. – В любом случае, ты сегодня выглядишь абсолютно восхитительно.       Шэннон снова засмеялась, и на сей раз смех вырвался из нее приступом тонкого, звонкого хихиканья.       - Ну, если я уже нарушаю некоторые… Ты юбку мою пощупать не хочешь? – спросила Шэннон смешливым, игривым тоном. Она оттопырила попу в сторону Хелен, - Потрогай, если тебе кофточка понравилась. Юбка еще мягче и приятнее.             

***

      Эли отправила Тому отличное фото своих сисек этим утром.       И чувствовала себя ужасно от этого.       В основном ужасно. Хотя фото было реально очень секси. Демонстрировало ее сисечки во всей их упругой красоте, лишь полуприкрытые игриво наброшенной сверху рукой. Эли хотела хотя бы притвориться скромной, но при этом специально плохо прикрыла соски, чтобы их было видно. Ей удалось довольно достоверно изобразить смущение. Но озорная улыбка наверняка выдавала ее истинные эмоции.       Чувство вины за ее секстинг с парнем Грейс никуда не делось. Более того, даже усилилось. Но вместе с ним гораздо интенсивнее становилось и наслаждение от этих запретных, непристойных переписок. Запертая здесь, в комнате общаги, она имела лишь этот единственный канал получения мужского внимания – и не могла от него отказаться. И от грязных, постыдных оргазмов, которые всегда следовали после.       И поэтому, когда Том написал, что хочет увидеть ее сиськи, она даже почти не раздумывала. Пока Даника была в душе, Эли скинула старую застиранную футболку, которую заставляла себя носить, выпустила на свободу грудь и сделала это сексуальное фото перед зеркалом. Она серьезно рисковала. Даника находилась буквально за стенкой, так что у нее было бы очень мало времени, чтобы кончить после отправки фото.       У нее все получилось даже легче, чем она думала. После ее оргазма прошло еще целых четыре минуты, прежде чем Даника вернулась из душа, обернутая полотенцем. Эли еще долго не могла себе простить, что не побаловала свою киску чуть дольше – ведь время еще оставалось.       К этому моменту ей и самой уже стало ясно, что она теряет контроль над собой.       Интимные переписки – это еще ладно. Но Эли также украдкой таскала конфеты из своей заначки под матрасом, пока Даники не было рядом. И пусть даже она нацепила сегодня свою омерзительную старую одежду – чем весьма порадовала соседку – но под ней Эли все еще была в черных кружевных трусиках.       Теория Даники о гипнозе была заманчивой. Эли бы очень обрадовалась узнать, что ее дикое поведение – не ее вина. Что она не была грязной, развратной шалавой, которая секстится с парнем своей подруги, и посылает ему свои голые фото. Послушно фоткает и посылает ему свои сиськи, или попу, или киску – каждый раз, когда он просит, сразу и беспрекословно. Но гипноз звучал уж слишком удобной отмазкой – надуманным оправданием того, в чем Эли начинала уже признаваться себе.       Она действительно шалава.       Или нет? Может, паранойя Даники все же оправдана? Может, ей реально промывают мозги?       Иногда, сквозь ее рассеянные, хаотичные мысли в сознание вползала идея о том, как можно точно проверить. И сейчас эта идея вернулась, когда соседка Эли натянула через голову свой унылый пуловер, небрежно убрав от лица растрепанные черные волосы. Добавить бы ей немного яркого цвета, и еще, может быть, украсить бантиком эти волосы – и она бы стала такой красивой. И у нее было такое замечательное тело, с приятными округлостями во всех нужных местах, с пышным бюстом и широкими бедрами. Затем она прячет его под такими отвратными шмотками?       Какой же восхитительно дрочибельной она будет в чулочках.       Да, идея снова начинала формироваться, как и всегда в эти моменты.       Она возникла как мысленный образ. Та же самая картина, что жила на задворках сознания Эли с самого момента, когда она впервые узнала, что Даника не участвует в протесте. Образ, где Даника стоит перед экраном, залитая ярким синим светом, читающая широко распахнутыми глазами каждое слово, что там написано.       Эта фантазия почему-то была очень возбуждающей. Каждый раз, когда Эли возвращалась к ней, она намокала сильнее, чем раньше. И каждый раз, в этом тумане жаркой похоти, идея звучала ужасно манящей.       Даника. Столь убежденная, что всему университету промывают мозги. Решительная противница протеста. Девушка, которая никогда ни под кого не подстраивалась и не менялась. Если она сама увидит экран спустя столько времени… то что? Что с ней произойдет?       Если, прочитав экран, она передумает и поменяет свое мнение обо всем, если вдруг станет глупенькой, сексуально озабоченной, не вылезающей из коротких юбок миленькой девчушкой, с полным ртом жвачки и полной головой развратных фантазий…       Тогда Эли будет знать точно.       То, что началось как смутная фантазия, со временем раздулось до навязчивой идеи, а теперь до непреодолимой тяги. Ей было нужно, чтобы Даника прочитала экран. Это ответило бы на так много вопросов. Решило бы так много проблем.       Показать ей экран. Заставить ее увидеть. Обратить ее.       Как минимум, это поможет удовлетворить ее назойливо зудящую потребность, которую становилось уже невозможно игнорировать. Этот зуд в голове, эта навязчивая мысль, что абсолютно все должны читать экран. Должны, и все тут - и не важно, зачем и почему. Чем больше Эли думала об этом, тем менее важными ей казались причины.       Действительно, зачем? Чтобы доказать, что никакого гипноза нет? Или чтобы убедить Данику наконец нацепить юбку на ее пышную попку?       Или только затем, чтобы эта фантазия, эта мысленная картина, где жесткое лицо Даники смягчается в безвольной гримасе, а ее глаза стекленеют – стала реальностью?       Как бы то ни было, но осуществить это можно было супер-легко. Только понадобится помощь. И Эли знала лишь одну девушку, которая могла бы помочь ей в этом деле.             

***

             Хелен очень удивилась, получив от Генри электронное письмо, требовавшее, чтобы она явилась к нему в кабинет.       После прошлого раза, о чем еще оставалось говорить? У них возник открытый конфликт, в котором Генри требовал от нее подчинения, а Хелен решительно отказывалась повиноваться. И думать, что он сейчас вдруг смягчится, было бы крайне наивно. Так чего он хочет?       Хелен не могла не признать, что эта перспектива пробудила в ней любопытство, и даже легкое волнительное предвкушение. Встреча с Генри означала шанс потыкать проректору прямо в рожу ее тело… вернее, ее наряд. Ее сексуальный наряд, нарушающий миллионом способов все его ханжеские правила. И ее лицо, столь тщательно и безупречно раскрашенное, что все черты ее внешности были превращены в гипертрофированно-эротические версии самих себя. Можно будет показать ему и ноги, и попу, и, если нагнуться перед ним, как недавно перед Скоттом, то и сиськи.       Да, встреча с Генри была бы идеальной возможностью как следует побесить его.       Но с другой стороны, Генри всегда умел как-то по-особенному задеть ее. К тому же, от внимания Хелен не ускользнуло, что правила всегда ужесточались после каждого их разговора. Ничего продуктивного ждать от встречи не стоило. Все закончится лишь тем, что и она сама тоже разозлится.       Но все же, думая об этом, она все равно постучала в дверь. Какая разница? Она и так уже разозлилась, прочитав только что последнее правило, согласно которому всем учащимся мужского пола предписывалось «ПОТЕРПЕТЬ до ДОМА, прежде чем УДОВЛЕТВОРЯТЬ свои ПОТРЕБНОСТИ». За вежливыми, корректными формулировками явно и четко читался реальный смысл. Мальчикам запрещалось мастурбировать.       Какая чудовищная идея. Когда такое количество соблазнительных, жаждущих внимания юных красоток порхает вокруг, когда они откровенно флиртуют, то и дело демонстрируют свое нижнее белье как бесстыдные шалавы, а теперь еще и невозбранно обнимаются и целуются друг с другом… как мальчики должны терпеть весь день, не имея шансов на какую-либо сексуальную разрядку?       Последнее правило Генри неизбежно приведет лишь к одному результату - создаст полный кампус озлобленных, неудовлетворенных молодых мужчин. Парни будут отвлекаться даже сильнее, чем сейчас, будут постоянно ходить с напряженными стояками, и им будет запрещено что-либо делать с этим. А тем временем, девочки продолжат дразнить их, доводя до крайней точки, когда… Когда что? Если превратить всех мужчин в бурлящие котлы с тестостероном, рано или поздно произойдет что-то непоправимое.       Чем больше Хелен думала об этом, тем больше убеждалась, что студенты не только должны иметь возможность свободно мастурбировать, но и критически важно, чтобы они это делали. Мальчики имеют право кончать когда пожелают. Если они будут дрочить под ее лекции, это скорее всего только улучшит их концентрацию и поможет им лучше усваивать материал.        Мальчики имеют полное право кончать, глядя на мое развратное, блядское тело. Я должна унижаться, чтобы мальчики кончали.       Но конечно же, ей никогда не удастся убедить Генри в этом. Он был слишком отрешен от практических реалий работы с современным студенческим коллективом.       - Войдиииитееее! – нараспев произнесла Агата из-за двери.       В душном, жарком кабинете, президент университета была одета в какую-то эротическую пародию на деловой костюм, наряд сексуальной секретарши из юбки и топика, с коротким галстуком, который покоился прямо между ее грудей. Женщина сидела, взгромоздившись на стол Генри, жевала карандаш и рассеянно щелкала себе по бедру оттянутой подвязкой чулка. На пальцах ее приподнятой ноги покачивалась одна туфелька.       Когда она перекинула ногу на ногу, Хелен заметила, что на ней не было трусиков. В такой короткой юбке это было нетрудно заметить.       - Добрый день, Агата. Уж на тебя-то правила точно не распространяются, полагаю? А где Генри?       - Мистер Хёрст переехал в мой кабинет, - пояснила Агата. – Там, типа, ему гораздо просторнее и удобнее. Но не волнуйся, он будет здесь через секундочку. Он всегда все делает вовремя. Тебе принести чего-нибудь? Водички?       - Нет, спасибо.       Хелен до сих пор не могла поверить, что гордая, суровая Агата Редмар до такой степени прогнулась под Генри. Она выглядела сейчас просто смехотворно, одетая в этот абсурдный костюмчик и изображающая его послушную помощницу. От этого зрелища Хелен лишь еще больше стала гордиться своей непокорностью – тем, как она смело нарушала требования Генри, дерзко демонстрируя свое тело. Она натянула юбку повыше, до самой талии, чтобы Генри гарантированно смог увидеть ее кружевные стринги.       - У меня нет времени, так что я буду с вами предельно краток, Хелен, – произнес Генри, входя в кабинет быстрым, решительным шагом.       Он щелкнул пальцами, и Агата моментально вскочила по стойке смирно. Ее желание угодить явно читалось по языку тела – упруго выпяченной вперед груди, плотно сжатым бедрам.       - Да, сэр, - покорно выдохнула она.       Женщина ловко сняла с него пальто на ходу, затем повесила на вешалку, после чего присоединилась к нему за столом, встав на колени и скрывшись из вида. Невероятно, подумала Хелен. Она еще и разувает его.       Генри откинулся на спинку кресла, достал сигару и начал водить ее кончиком над огнем зажигалки.       - Все преподаватели сошли с ума. Я не думал, что возможно превзойти студентов в их тотальной, аморальной распущенности, но вы смогли. Я имею в виду, вы только посмотрите на себя.       Слова Генри вонзились в Хелен разрядом острого сексуального возбуждения – ее киска моментально отреагировала на лицемерную тираду проректора теплой и влажной благодарностью. А тем временем, из-под стола Генри доносились столь же теплые и влажные звуки. Боже, я слишком перевозбудилась, наверное. Черти-что уже мерещится. Откуда такое лезет в голову?       Ей вообще много чего лезло в голову в последнее время. Например, что она должна была привести Сиенну на эту встречу, чтобы они вдвоем, олицетворяя единение студентов и преподавателей, продемонстрировали ему настоящую аморальную распущенность.       Целовать девочек. Ублажать девочек. Чтобы девочки кончали.       - Вам, как зачинщице этого мятежа, я даю последний шанс добровольно сдаться, прежде чем я начну еще более жесткие карательные меры. Начните со мной сотрудничать прямо сейчас, или у меня не останется выбора, кроме как перейти к финальной фазе моего плана.       Генри пыхнул сигарой и прикрыл глаза, наслаждаясь моментом.       Из-под его стола, Агата издала долгий, медленный, влажно-чмокающий звук губами. Лицемерие этой ситуации взбесило Хелен. Значит, всем он диктует жесткие правила, а собственным подчиненным разрешает сосать леденцы?       Хелен приблизилась к нему решительной, грациозной походкой, и уперлась руками в его стол. Она глубоко склонилась вперед, прогнув спину, и выждала какое-то время, чтобы убедиться, что он смотрит прямо на ее сиськи, готовые вывалиться из декольте. Она демонстративно облизнула перед ним губы и улыбнулась. Взгляд Генри был устремлен именно туда, куда она и хотела. Она подумала презрительно, не потому ли проректор так требует от девушек прикрываться, что иначе просто не может контролировать свою похоть.       - Со всем уважением, идите на хуй, - просто заявила она.       Ее не волновало, насколько по-блядски ей придется себя вести. Даже если надо будет сыграть абсолютную шалаву, пускай. Она никогда не позволит ему победить. Под юбкой, жадно пульсирующая, намокшая щелка проглотила ее туго натянутые стринги. Она решила, что именно это сейчас первостепенное дело – избавиться от этой бесполезной, насквозь мокрой тряпочки. Остальное подождет.              

***

             За время, что Эли провела в затворничестве, не выходя во внешний мир, там многое успело измениться.       Причем не только одежда, хотя наряды девушек определенно стали еще более откровенными, скандальными, дразнящими. Определение слова «юбка» однозначно изменилось, поскольку многое из того, что носили студентки, уже невозможно было назвать юбками в общепринятом смысле. Это больше не были даже функциональные предметы одежды – скорее просто декоративные набедренные повязки, зачастую даже не прикрывавшие полностью их нижнее белье. Топы тоже прикрывали что-либо чисто символически, а скорее соревновались в разных креативных способах подчеркивать бюсты девушек.       И дело было даже не в том, что женщины-преподаватели носили столь же провокационные наряды. Эли была к этому готова, узнав от Даники, что они тоже присоединились к протесту.       Нет, все это Эли еще могла понять. Естественно, чтобы протест против дресс-кода сработал, юбки должны были становиться более короткими, топы - более открытыми, а тела - более развратными. А с учетом распродаж, непрерывно проходивших в торговом центре, достижение этой цели было легко как никогда.       К чему Эли оказалась совершенно не готова – так это к тому, как девчонки игриво шлепали друг друга по попам, как они непринужденно обменивались леденцами, чуть ли не соприкасаясь языками, как ходили друг с дружкой под ручку, прижимаясь щекой к щеке, как все эти полуголые девичьи тела на территории кампуса словно стали резко испытывать притяжение друг к другу, будто их влекло магнитом.        Эли, похоже, была единственной девушкой, которая не трогала какую-нибудь другую девушку без остановки каждые пять секунд.       В студенческом центре все оказалось еще хуже. Войдя в здание, она сразу погрузилась в водоворот пульсирующей клубной музыки, и первой картиной, что ее встретила, был вид множества студенток, разбившихся на пары, которые извивались вместе под ритмичный бит, терлись друг о друга, ощупывали тела друг друга, целовались, открыто сплетаясь языками, не прекращая танца.       Не все девушки танцевали. Некоторые стояли как окаменевшие столбы у входа в студцентр, тяжело дыша и внимательно читая экран. Эли узнала среди них заведующую кафедрой литературы, Шэннон Уэст, стоявшую так же неподвижно в своем пушистом укороченном свитере и юбке. Женщина тихонько постанывала сквозь свое размеренное дыхание, по ее подбородку стекала струйка слюны.       Эли уже почти собиралась поддаться своей вернувшейся тяге и посмотреть, какие новые правила появились на экране, но тут, чуть дальше по коридору, за толпой завороженно глядящих на экран красоток, она увидела парней…       С голыми торчащими членами.       Эрегированный половой орган открыто торчал у каждого парня в помещении – у некоторых через расстегнутую ширинку, у других из приспущенных штанов, но у всех без исключения пенисы были видны. Под горячее шоу, и к заметной радости девушек, все они мастурбировали медленными, неторопливыми движениями.       Тело Эли сотряслось от громоподобного разряда возбуждения. Каждый раз, когда она посылала Тому свои нюдсы, в ее воображении вставали картины, как он достает свой член и дрочит. Насколько горячее, насколько охуительнее было бы, если бы он делал это вживую, прямо перед ней?       Но все это уже не поддавалось никакой, даже самой извращенной логике. Даже при всем, что Эли знала о правилах поведения, о протесте, она попросту не могла представить мир, где студенты позволили бы себе столь порнографичное поведение. И где преподаватели им бы потакали.       Позади нее, Шэннон, все еще прикованная взглядом к экрану, вполголоса выдавливала из себя какие-то мантры, перемежаемые напряженными стонами.       - Мальчики… мммннн… имеют пррравоооо… конннчаааать…       Может быть, Даника и впрямь была права. Что бы ни происходило с Шэннон, которая повторяла по кругу одни и те же фразы о том, что мальчики имеют право кончать когда пожелают, и как она должна помогать им кончать своим телом, и как должна унижаться, чтобы мальчики могли кончать – все это звучало ужасно похоже на промывание мозгов.       Даника…       Если план сработал, ее соседка скоро уже будет здесь, и не по своей воле. И все это по вине Эли.       Когда Даника отлучилась в столовую в момент затишья, чтобы принести еды, Эли нажала на спусковой крючок своего плана. Она написала сообщение Сиенне: «Моя соседка Даника не протестует. Она в столовой прямо сейчас».       Эли задумалась, сможет ли Сиенна со своей свитой одолеть Данику, смогут ли они притащить упрямую девушку сюда? Ведь путь не такой уж близкий. Хватит ли им вообще времени, чтобы опередить ее и подкараулить в столовой? И, учитывая на какой ноте они прекратили общение, примет ли Сиенна вообще какую-либо информацию от Эли, и будет ли хоть что-то предпринимать по этому поводу?       Насчет последнего – Эли почти не сомневалась, что да.       Весь день она терзалась в сомнениях, не решаясь приводить в действие свой план, предавать доверие Даники и раскрывать ее маршрут Сиенне. Но сейчас, когда дело было сделано, долго съедавшая ее тяга заставить Данику увидеть экран полностью заполнила все сознание. Смутный образ белой надписи на синем фоне, гласившей что ВСЕ ДЕВОЧКИ ДОЛЖНЫ ЧИТАТЬ ЭКРАН, стала навязчивым, неустранимым импульсом – а подчинение этому импульсу стало такой же жизненной потребностью, как дыхание.       Не имело значения, что Эли и Сиенна пребывали в ссоре. Сиенна отнесется к этому точно так же, как Эли. Она будет ждать в столовой, и все сделает – потому что ВСЕ ДЕВОЧКИ ДОЛЖНЫ ЧИТАТЬ ЭКРАН.       Данике нужно это увидеть, подумала Эли. Она будет только рада, когда узнает, что никакого зловещего гипноза не существует.       Но Эли пока не могла разобраться в одном: чего хочет она сама? Какого исхода?       Если промывание мозгов - лишь беспочвенная теория заговора, это будет означать, что ей некого винить, кроме самой себя. Будет означать, что она сама, по своей вине проебала хорошие отношения со Скоттом. Будет означать, что она действительно мечтала с ним переспать, и как идиотка разболтала об этом подругам. Будет означать, что она реально думала своей извращенной, больной, озабоченной головой, будто надо изображать шалаву перед всеми, чтобы привлечь его внимание.       А если промывание мозгов реально существует…       Тогда Данику вскоре тоже превратят в развратную шлюшку, и не останется никого, кто бы помешал мне скатиться обратно в это состояние.       Она огляделась вокруг, посмотрела на множество девушек, которые страстно целовались и трогали друг друга. Где-то две подружки засовывали руки друг другу под юбки, где-то одна открыто терлась пахом о бедро другой… и все они чуть ли не трахали друг друга в публичном месте, под похотливыми взглядами своих мастурбирующих однокурсников.       Не останется никого, кто бы помешал мне превратиться… в это.       От мыслей об этом варианте, Эли очень, очень сильно потекла.             

***

             Хелен жадно пила большими глотками свой коктейль «Баблгам Космо», пока Коллин подозрительно разглядывала ее поверх барного столика.       - Ну хорошо, я вроде понимаю, что ты участвуешь в протесте. Отсюда следует… этот наряд. И макияж. Но, судя по тому, что ты рассказала, у вас же ничего не получается. И еще… по-моему, как-то все не бьется с тем, что ты говорила раньше? О том, что студенты своим протестом только делают хуже?       - Не-а, все очень даже получается, - ответила Хелен. – Он уже испугался. Сегодня грозил мне страшными карами и всякое такое.       В ее коктейле плавал в качестве украшения кусок фруктовой карамели, который она выловила и принялась обсасывать. Пузырьки щекотали ей язык.       - Я не думаю, если честно, что он ожидал, насколько единым фронтом выступят все сотрудники, - пояснила она с конфетой во рту. – Только одна Шэннон не желает протестовать, но и она нам сочувствует, это по ней видно. Я считаю, ей это идет на пользу. Она всегда была такой душной. Пусть немного расслабится.       Коллин сделала глоток сухого мартини. Она была одета в своем обычном стиле, в темный блейзер и брюки, а ее лицо носило лишь едва уловимые признаки консилера. Хелен весь вечер мысленно сокрушалась упущенным возможностям, представляя, насколько горячо смотрелась бы стройная кореянка в чем-то гораздо более легкомысленном и открытом.       - Она и правда выглядела немного рассеянной, когда беседовала со мной, - призналась Коллин. – Постоянно теряла нить разговора, сбивалась с мысли на посторонние темы. Почти ни о чем меня толком не спрашивала даже. У меня временами было ощущение, как будто я в пустоту говорю. Ты уверена, что я ей понравилась?       - Ты ей БЕЗУМНО понравилась, - заверила ее Хелен. – Поверь мне, ты сто процентов принята. В следующем семестре будем вместе зажигать, вот увидишь!       В сознании Хелен вдруг вспыхнула картина, как они с Коллин танцуют на площадке студцентра, как чувственно извиваются под музыку и страстно целуются взасос в окружении мастурбирующих студентов.       Но это было глупо. Хотя бы потому, что к следующему семестру какая-либо нужда в протесте уже точно отпадет.       - Извини, но я хочу еще раз вернуться к теме этого вашего протеста, - нейтральным тоном сказала Коллин. – Ты вот говорила, что появились новые правила. Какие именно?       Хелен собиралась было разразиться тирадой о том, как Генри в своем диктаторском угаре потребовал от мальчиков мастурбировать только дома, как лишил их абсолютно справедливой возможности сбросить пар, и это посреди кампуса, полного развратных шлюшек, и что мальчики имеют полное право кончать когда пожелают… Но ей помешали.       - Должен сказать, вы сегодня абсолютно фантастически выглядите, - раздался мужской голос. – Вы… поистине редкая картина.       Это был тот же самый мужчина, что подходил к ним когда-то за этим же самым столиком. Запах его парфюма был все таким же удушающим, и вопреки полученному ранее отказу, на его лице пребывала все та же самоуверенная ухмылка. На сей раз он полностью проигнорировал Коллин, целиком сконцентрировавшись на Хелен. Она жадно впитывала его внимание как губка. Даже после целого рабочего дня с сотнями студентов, она все еще не насытилась мужскими взглядами.       Блядь, как же я легко возбуждаюсь…       - Эта открывающая фраза гораздо лучше, - произнесла она, сверкнув ему улыбкой в ответ.       Коллин громко прокашлялась, но Хелен проигнорировала ее. Какой же невероятно скучной была сегодня ее подруга! Только и делала, что уводила разговор обратно к работе и делам. А тут как раз наметилось что-то интересное: потенциальное развлечение само к ним пришло, и Хелен не собиралась его упускать.       Она протянула мужчине свой пустой бокал, где льдинки все еще блестели тонкой розовой пленкой от остатков коктейля.       - Как насчет еще одного «Баблгам Космо», и я посмотрю, насколько мне понравится закрывающая фраза.       Все, что было дальше, произошло будто в тумане. На каком-то этапе их взаимного флирта с новым знакомым, они остались наедине: Коллин ненавязчиво попрощалась и отправилась домой. Но к тому моменту мужская рука уже почти завершила свой медленный, дразнящий путь вверх по ноге Хелен. Пальцы уже играли с подолом ее короткой юбки, и вскоре мужчине предстояло открыть, что на ней нет трусиков. Хелен хотела бы поцеловаться на прощание со своей лучшей подружкой, но была настолько поглощена доставшимися ей ласками, что не заметила ее ухода.        Оно и к лучшему. Отсутствие Коллин позволило ей не тратить зря времени и сразу повести кавалера к себе домой. А когда они ввалились через порог в ее квартиру, слившись в жарком поцелуе и лихорадочно срывая друг с друга одежду, у Хелен ушло еще меньше времени, чтобы заполучить наконец его член в свою изголодавшуюся, горячую щелку. Все, что от нее требовалось – это…       УНИЖАТЬСЯ ПЕРЕД МУЖЧИНАМИ       …всего лишь встать раком и продемонстрировать, насколько она мокрая.       Хелен протяжно простонала, когда он взял ее. Последние остатки ее рассудка растаяли в море пульсирующей люминесцентной синевы.       - Аааааххх, дааааааа…       И пока ее трахали, Хелен вдруг перестала помнить лицо своего любовника – его образ невольно сменился у нее в сознании бесконечным калейдоскопом из ее студентов, ее коллег, и наконец Генри Хёрста собственной персоной.              

***

             Эли не пришлось ждать долго.       Сиенна и ее команда ворвались в шумный студенческий центр, таща за собой яростно отбивавшуюся Данику.       - СУКИ, отпустите меня!       Даника сумела опрокинуть одну из девчонок и рванулась к двери, но Сиенна, какой бы маленькой она ни казалась, проявила незаурядные бойцовские качества. Она прыгнула Данике на спину, повисла на ней всем своим весом и повалила на пол.       Остальные обитатели студцентра едва ли вообще заметили происходящее. Музыка продолжала литься из колонок на максимальной громкости, но клубные танцы успели полностью смениться страстными поцелуями и объятиями. Разбившиеся на пары девушки заняли все стулья, диваны и свободные участки пола в зале, с каждой минутой все ближе и теснее знакомясь с телами друг друга. У некоторых все уже зашло весьма далеко, они активно ласкали своих партнерш пальцами сквозь трусики, а некоторые уже начинали запускать ладошки внутрь.       Эли наблюдала за ними, отчетливо ощущая, что и под ней сиденье стула уже отчаянно намокло. Но непристойные картины перед ее глазами позволяли не переводить внимание на манящий экран сверху. На этот повелительно влекущий источник НОВЫХ ПРАВИЛ, что дожидались ее взгляда.       Даника завизжала и пнула Сиенну ногой в живот, но близнецы, Мэй и Энни, поспешили на подмогу и пригвоздили ее к земле. Пока баскетболистки прижимали ее ноги к полу, Сиенна схватила голову Даники обеими руками и начала поворачивать в нужную сторону.       - Ты ДОЛЖНА увидеть! – с пылом сказала она. – Неужели ты НЕ ПОНИМАЕШЬ? Это касается КАЖДОЙ ДЕВУШКИ!       - Блядь, да они вас контролируют! – заорала Даника, пытаясь не поднимать головы. Но Сиенна имела слишком удобную точку опоры, и ее подбородок постепенно задирался все выше. – Они… они всех вас… МММННФФ…!       Веки девушки сначала часто заморгали, а затем ее глаза превратились в расширенные, немигающие блюдца. Все ее тело расслабилось, челюсть отвисла. Мэй и Энни слезли с ее ног, и даже Сиенна перестала держать ее голову, но Даника больше не совершала никаких попыток уйти. Она просто сидела на полу, вытянув ноги, немного запрокинув повернутую вбок голову, пристально глядя на правила поведения.       - Они… контролируют… вас…       Ее голова покачнулась, и на мгновение Эли подумала, что сейчас она отвернется, но глаза Даники закрылись лишь на мгновение, когда ее тело сотряс приступ дрожи. Когда они снова открылись, то стали еще шире.       - Ты права, нас действительно контролируют, - произнесла Сиенна, погладив Данику по щеке. – Говорят, чего нам нельзя носить. Говорят, чего нам нельзя делать.       - Н-нет… - выдавила Даника. – То есть…. да, но…       Сиенна отвела спутанные черные волосы Даники от ее уха и нежно поцеловала ее в щеку.       - Тсссс… Просто читай. Запрещены короткие юбки. Запрещен макияж. Тебя что, это устраивает?       - Запрещены… короткие юбки… Но я не… я их и так не ношу…       - Запрещены декольте. Запрещены облегающие попу вещи. Запрещено ВЕСЕЛЬЕ.       - Запрещено… веселье… - Даника схватилась за ворот своей кофты, тщетно дергая за него, словно желая то ли порвать, то ли еще что-то.       - Ну-ка, дай мы тебе с этим поможем… - хихикнула Мэй, а в следующий момент близняшки уже засовывали руки под пуловер Даники, раздевая ее, поглаживая ее. Вскоре, она уже сидела в одном лифчике.       Затем они переключились на ее штаны.       - Контролируют… - бессвязно протянула Даника, когда ее окружили другие девушки, подошедшие со стороны столов. На нее накинулись с одеждой и косметикой со всех сторон. Одна натягивала блестящий розовый топик на ее пышную грудь, две другие ловко наносили макияж на ее замершее с раскрытым ртом лицо, делая его все более розовым, жизнерадостным и красочным с каждым плавным движением кисти.       - Ммммннн… - простонала Даника. Капля слюны скатилась из уголка ее свеженакрашенных губ.       На нее надели юбку, пеструю, коротенькую и игривую, при этом Даника даже не пыталась пошевелиться – так и сидела с широко раскинутыми в стороны ногами на полу. Ее волосы расчесали и завязали объемными резинками в два длинных хвостика.       Продолжая трудиться, они осыпали ее поцелуями, ласково упрашивали хотя бы ненадолго попробовать принять участие в протесте.       Все, что Даника смогла выдавить из себя в ответ:       - Нас контролируют… - она издала беспомощный тонкий вздох. – Через юбки и секс и веселье…       Уже сейчас она выглядела полностью преображенной. Исчезли бесформенные штаны с цепями, спутанные неухоженные волосы, мрачное насупленное лицо. Вместо прежней Даники на полу сидела фигуристая секс-бомба, с выставленными напоказ грудью и попой, в маленьких облегающих шмотках не по размеру, с отсутствующим взглядом затуманенных глаз.       Сиенна сунула леденец в ее приоткрытые губы – теперь ставшие нежными, манящими и розовыми. Девушка непроизвольно начала сосать, чмокая полным слюны ртом.       Ей промывают мозги прямо сейчас, подумала Эли, слыша звон в ушах от своего лихорадочного пульса. Это все была правда. Все правда.       Что она наделала? Только что собственноручно бросила на съедение волкам свою единственную союзницу.       И волки лакомились ею с большим удовольствием. Даже когда Даника уже сидела в глубоком трансе, бездумно посасывая карамель на палочке, раскинув ноги в стороны, с задранной юбкой, команда по преображению продолжала неустанно ласкать ее тело.       Сиенна взяла на себя центральную роль. Прилегла на пол рядом с ней и начала целовать ноги Даники, постепенно взбираясь выше, наконец добралась до внутренней стороны ее бедер, но не остановилась и там.       Она хихикнула.       - Нам вообще-то категорически запретили это делать, но ты ведь не против, если я там немножко поиграю, а? Ну, просто эти правила нас так СТРОГО КОНТРОЛИРУЮТ, и вообще. А еще я хочу доказать тебе, что не держу зла за то, как ты меня ударила.       - Строоого контроллллируюююют… - выдохнула Даника, разводя ноги еще шире, приглашая целующие губы Сиенны еще глубже.       Эли больше не могла на это смотреть. Не могла смотреть, как Сиенна влажно и нежно целует Данику сквозь трусики, не могла слушать, как Даника ахает от наслаждения при каждом прикосновении горячих губ, не могла выносить зрелища, как ее соседка все глубже попадает под непреодолимую власть экрана.       Но экран притягивал и саму Эли, и это было единственное место, куда ей казалось возможным перевести взгляд.       И тогда, инстинктивно, почти не думая, она совершила нечто самое дурацкое, самоубийственно-глупое, что только возможно – посмотрела на экран.       Она уже успела забыть, каково это. Все вокруг померкло. Сиенна между ног у Даники, нарастающие тонкие стоны из горла Даники, картина ее соседки, которую переделывали во что-то иное… синее пламя испепелило все это без остатка.       ДЕВОЧКИ, вы стали проявлять слишком много физических ВОЛЬНОСТЕЙ в общении друг с другом. Пожалуйста, сведите любые ТЕЛЕСНЫЕ КОНТАКТЫ и публичные проявления нежности к МИНИМУМУ.       МАЛЬЧИКИ. НЕ обращайте ВНИМАНИЯ на своих РАЗВРАТНЫХ однокурсниц и преподавателей. Пожалуйста, ПОТЕРПИТЕ до ДОМА, прежде чем УДОВЛЕТВОРЯТЬ свои ПОТРЕБНОСТИ.       В столь простом и очевидном изложении, белым по синему, мир снова стал понятным, логичным. Девочки целуют девочек, мальчики трогают себя, нарастающая волна секса и похоти – все то, что до сего момента казалось иррациональным, неправильным, страшным, теперь стало восприниматься как нечто максимально естественное.       Массовый гипноз. Промывают мозги… напомнила она себе.       Но даже мысль об этом звучала так глупо! Сейчас, глядя на правила поведения собственными глазами, она совершенно не чувствовала, чтобы ей промывали мозги. Она чувствовала себя осознанной участницей протеста. Все это было ясно как дважды два. Чудовищные, античеловеческие, угнетающие правила – вот что провоцировало абсолютно оправданное протестное поведение.       Мальчикам не разрешается кончать в университете? Мальчики имеют полное право кончать когда захотят. Девочкам не разрешается целоваться, обниматься, делать друг другу приятно? Даже платонически?       Буквы цеплялись одна за другую, слова дрожали и искажались, простой белый текст увеличивался и уменьшался в медленном размеренном ритме, и все строчки изгибались, почти завивались в окружности, пока белое и голубое не расплавилось в одну неразличимую мутную спираль.       - Мммннннннффф… - простонала Эли.       Она и так уже совершенно пиздецово возбудилась, и возбуждалась все сильнее, наслаждение продолжало нарастать в ней под ритм пульсации экрана. И сейчас она поняла, что этот ритм ускорялся. Стремительно. Хотя она только несколько секунд смотрела, или возможно минуту, или пять минут. Время стало неизмеримым, пространство стало зыбким, а единственное, что оставалось понятным, зримым – ее быстро надвигавшийся оргазм. Он уже возник на горизонте, и обещал скоро прийти, до него оставалось лишь еще несколько счастливых, влажных всплесков спирали на экране.       Трогать девочек. Целовать девочек. Ублажать девочек. Чтобы они кончали.       Мальчики имеют полное право кончать когда хотят. Унижаться перед мальчиками, чтобы они кончали. Помогать мальчикам кончать.       Быть ШАЛАВОЙ. ШАЛАВОЙ. БЛЯДСКОЙ БИМБО ШАЛАВОЙ.       Идеи захлестнули потоком сознание Эли – все эти идеальные способы протестовать, все эти необходимые, критически-важные, ОБЯЗАТЕЛЬНЫЕ модели поведения, которые она вскоре примет столь же легко, как примеряет новую юбку. Когда оргазм охватил ее, Эли без всяких сомнений поняла, что ей реально промывают мозги. Поняла, что уже не сможет выкинуть их из головы – эти унизительные, ужасные, возбуждающие идеи.       Но она не успела испугаться, потому что к тому моменту уже кончала, и оооох – как же оно того стоило.