Powerslide

Teflon Sega, OZZIE — 22hrs TAEMIN — Advice DVRST — Close Eyes KEDELA — MINDSET Doja Cat — Streets MOVEMENT — Control You Ramsey — Love Surrounds You Hucci — Desire (Slowed)

«Closer than paradise»

Бессчётное количество красивых маленьких огней освещали ночной город и издалека были похожи на крошечные сияющие алмазы. Здесь не так сильно всё сверкало, как в Лос-Анджелесе, но это не делало новый дом Чимина и Чонгука хуже. Наоборот, без всего излишнего лоска и показной роскоши это место привлекало ещё сильнее. Именно своей искренней красотой и простотой. В «ЭлЭй» они оба любили смотреть на городской пейзаж со знаменитых холмов, где располагалась надпись «Hollywood», там всё было на ладони, а здесь любимым местом для них стали мягкие выступы на побережье пролива возле знаменитого моста, раскинутого над спокойными водами. Часто они ездили туда посмотреть на закат с комфортной точки обзора, но сейчас Пак наблюдал из окна «Мустанга», как вдали виднелись лишь верхушки массивной конструкции Золотых Ворот. Корпус этого чуда архитектуры сиял огнями в тёмно-синем небе, а его канаты пропали из вида, что создавало впечатление, будто мост просто висел в воздухе. Это очень красиво выглядело, впрочем, как и весь город. Сан-Франциско впечатлял своей живописной холмистой местностью, викторианской архитектурой, густыми туманами и даже большим этническим и культурным разнообразием. Здесь жили такие интересные люди и все они были свободны во взглядах. Ничто их особенно не сковывало и, если честно, всем было наплевать на тебя в хорошем смысле этого слова. Никого не волновало, как окружающие выглядели, чем они жили и как зарабатывали, с кем спали и какая у них конечная цель в этой жизни. Каждый думал лишь о себе, не заморачиваясь о проблемах других людей, но при этом всегда готов был протянуть руку помощи и защитить, если об этом просили. Переехать сюда восемь лет назад было самым правильным решением. И, несмотря на то, что изначально было очень тяжело привыкнуть к новой обстановке, сейчас Чимин чувствовал себя очень комфортно. Ему стало гораздо лучше, ведь жизнь и в самом деле продолжалась. Периодически ему по-прежнему всё ещё требовались приёмы у психолога и он стабильно пил нужные лекарства для нормального функционирования, и сам видел, что за эти годы действительно медленно шёл на поправку. Сложно поверить, что он прожил на этом свете целых восемь лет без родного брата. Без своей второй половины души и без своего отражения, но да, так оно и было. Уже около девяноста шести месяцев, четырёхсот семнадцати недель и двух тысяч девятьсот двадцати двух дней он не видел его лучезарную улыбку, не слышал его задорный смех и не мог обнять его. Вместо этого он слушал лишь запись его голоса, сделанную за несколько часов до смерти. Сейчас это уже не вызывало у него резкого прилива слёз, но всё так же появлялся болезненный ком в груди, стоило ему лишь нажать на «play». Существовать в этом мире, где больше нет Чонина, его учил любимый муж. Каждый день и в медленном темпе. Больше они не торопились жить, потому что знали цену риску. Именно он всё это время помогал ему делать шаги один за другим и двигаться по этому трудному пути. Он подхватывал, если хотелось упасть. Чонгук спасал его ежечасно и ежесекундно, сам того не подозревая. Даже сейчас он вёл машину, но продолжал дарить своё тепло, заботливо поглаживая его ладонь. В таких, казалось бы, незначительных мелочах читалась огромная любовь и нежность. Из приоткрытого окна слегка прохладный ветер обдувал красивое лицо Чона, а его рука плавно управляла «Мустангом», который спокойно ехал по дороге. В салоне играла приятная музыка, поэтому он мягко отбивал каждый спокойный бит пальцами по кожаному рулю, перестраиваясь в автомобильных рядах. Сегодня был выходной день, поэтому к вечеру улицы почти полностью очистились, можно было хорошо рассмотреть всё вокруг и полюбоваться местным колоритом туманного города. У них у обоих был свободный день, поэтому вечер они решили провести где-нибудь в красивой и уютной местности. Выбор сразу пал на Рыбацкую пристань без лишних разговоров. Это довольно популярный и спокойный туристический район на берегу, где находилась площадь Гирарделли. Там можно было понаблюдать, как отправляются паромы на остров Алькатрас, прогуляться на свежем воздухе, посмотреть на воду и сходить в уютный ресторанчик, где подают свежие морепродукты. Собственно, этим они и занялись, посвятив время друг другу. Это был такой прекрасный и комфортный семейный вечер. А вот в центре города, где они сейчас проезжали, была до сих пор небольшая суета. До сих пор можно увидеть людей, торопящихся домой после долгого дня, и услышать звон канатных трамвайчиков, которые ездили вверх и вниз по холмам, делая последние маршруты на сегодня. Они такие атмосферные и уютные, на них Пак иногда ездил на работу в автомастерскую, читая по дороге какую-нибудь книгу. Вообще городок очень наполнен милыми достопримечательностями, на которые сложно не отвлекаться в пути. На одном из холмов расположена белая Башня Койт, возведённая в честь пожарных Сан-Франциско. А неподалёку от неё есть Пирамида «Трансамерика», она же является и самый высоким небоскрёбом в городе. Этими красотами можно любоваться бесконечно, просто вот так спокойно катаясь по крутым дорогам, напоминающим американские горки. Но, наверное, самый впечатляющий вид на панораму открывается из парка Аламо-сквер, где можно увидеть во всей красе великолепие множества красочных викторианских домиков. Им здесь обоим нравится. Чонгук живёт в атмосфере творчества и нескончаемого вдохновения. Учитывая его новый образ жизни, это очень кстати. Ему здесь даже дышится легче, а Чимин просто рад тому, что его спокойное существование продолжается несмотря ни на что. Местность значительно отличается от Лос-Анджелеса и поэтому создаётся яркое ощущение, что они не жители крупного мегаполиса, а какого-то небольшого и в чём-то даже провинциального городка, а это тоже большое преимущество. Можно сказать, что уют — это синоним к названию их нового места жительства, и Пак очень благодарен, что однажды его всё же вынудили уехать именно сюда. Они сворачивают на светофоре на одной из улиц и попадают в Бернал-хайтс. Вот здесь, кажется, и кипит вся ночная жизнь города. Об этом месте они не раз слышали от местных, и им уже здесь нравится. Откуда-то слышна громкая музыка и множество женских и мужских голосов, что весьма удивляет, ведь толпы нигде не видно. Они недоумённо переглядываются между собой, и Чон сбавляет скорость, чтобы получше осмотреться. Они вообще впервые здесь, поэтому ему хочется всё визуально изучить. Со стороны этот весьма колоритный район, чем-то даже напоминает какие-то трущобы, но при этом такие чистые. Люди ходят по улицам и слышна громкая испанская речь вперемешку с американской. На стенах зданий и на бетонных заборах нарисовано множество цветных граффити, а прохожие одеты довольно неформально в совершенно разных стилях и по дороге ездят тюнингованные тачки. А вот это уже очень интересно и сразу привлекает их внимание. Чимин с неподдельным интересом осматривается по сторонам и чувствует себя так, будто вернулся в своё гоночное прошлое и в лихую молодость. А судя по расслабленной улыбке на губах его мужа, тот ощущает то же самое. Такое лёгкое и приятное дежавю сейчас накрывает их обоих. Они едут на звуки музыки и спустя пару минут подъезжают к большому сборищу людей. Это чертовски сильно напоминает им о «Петле» и о тусовках там. Рядом с огромной парковкой у импровизированной трассы собралось много молодых людей самых разных национальностей и возрастов. Спортивные тачки выстроились в несколько рядов, и их владельцы выставляли напоказ лучшие усовершенствованные части. Люди шумно разговаривали, смеялись, танцевали, обсуждали машины и ставки. Кто-то пил, а кто-то на словах соревновался в крутизне своего транспорта с соперниками. Было очевидно, что они нашли местную банду стритрейсеров. — Это что, шутка какая-то? — смеётся Чонгук, притормаживая у обочины. — Из всех возможных вариантов мы столкнулись именно с ними. — Напоминает кое-что, да? — спрашивает Чимин, улыбаясь с некой ностальгией. — Ещё как, чёрт. Я не знал, что здесь тоже есть такое место. — Уверен, что если бы ты знал, то часто бывал бы здесь. Хотя бы как зритель точно. — Мы обещали друг другу со всем этим дерьмом завязать. — Да, но мы гоняем на «Петле», когда ездим к ребятам в гости, — говорит Пак, глядя на него и откидываясь спиной на сиденье. — Это же совсем другое, ты знаешь. Надрать зад Тэ — отдельное удовольствие. Это наше личное развлечение. — Хочешь, заедем сюда? — мягко спрашивает парень, поглаживая кончиками пальцев его предплечье. — Познакомимся с ними. Может, полезных знакомых заведём? — Не самая хорошая идея, — морщится Чон, дёрнув плечами так, будто его бьёт неприятный озноб от воспоминаний. — Боишься сорваться? — спрашивает Чимин и мягко улыбается. — Всё нормально, малыш. Это не «Powerslide», никакого Хвана, никаких устройств, мы больше не гоняем на деньги, а только… — Ради удовольствия, — заканчивает за него Чонгук и глубоко вздыхает. — Я знаю, что ты скучаешь по этим ощущениям. Ты не сможешь это так легко выбросить из жизни. И знаю, по каким причинам ты отказался от всего этого. Дело не в том, что ты больше не хочешь. А в том, что думаешь, что это сильно ранит меня из-за Чонина, — тихо говорит Чимин, поглаживая татуировку кольца на его безымянном пальце. — Да, мой брат погиб, пока я гонял на чокнутой гонке с мишенью на затылке, но это уже никак не исправить. Так сложилось, и это был не наш выбор. Таковы обстоятельства и решение Чони. Почему ты из-за этого должен лишать себя маленького удовольствия, если тебе это нравится? Всё хорошо. Я не против, если ты иногда будешь выпускать пар на скорости или общаться с ребятами из такой тусовки, только аккуратно и без ставок. Твой «Мустанг» тоже соскучился по гонкам, но только давай… Он не успевает договорить, потому что парень резко поворачивается к нему и неторопливо целует, кладя ладонь ему на шею. С такой очевидной благодарностью и нежностью, что Пак не может сдержать улыбки. Он отвечает ему на поцелуй, мягко лаская его чувственные губы, а затем трепетно скользит носом по тёплой щеке и прикрывает глаза, глубоко вздохнув. — Только давай без приключений, хорошо? Ты знаешь, что я имею в виду. Будь аккуратен, — шепчет он. — Я не буду рисковать своей жизнью и искать новые проблемы, — отвечает Чонгук и трётся своим носом о чужой. — В моих планах ещё встретить с тобой старость. Он заводит машину и медленно подъезжает к центру толпы. Люди лениво расходятся перед «Мустангом» в разные стороны и увлечённо рассматривают его, как какую-то диковину. Они явно оценивают эту тачку и то, насколько может быть хорош её водитель, ведь для них он новенький. Кто-то даже присвистывает от восторга, но не все так радушно принимают их здесь. Несколько людей, которые, судя по всему, здесь главные, недовольно перешёптываются между собой, пока Чонгук паркуется недалеко от них. Их всего трое и машины у этих парней одни из самых крутых для экстремальной езды. Он медленно выходит из автомобиля, осматриваясь по сторонам, а Чимин вылезает следом за ним и накидывает любимую куртку на плечи. Здесь даже запах такой же как на «Петле», это просто до мурашек приятно осознавать. Жжёная резина, бензин, масло, сигаретный дым и фастфуд. Всё, что так характерно для уличной тусовки, где ребята любят погонять на деньги и помериться членами. Раньше они сами пропадали среди кучки таких же помешанных на скорости психов. Паку сразу же вспоминается то, как они проводили время на их любимом треке. Перед глазами всплывают лица друзей и то, как они отрывались. Юнги, Тэ, Скай, Джин, Лиён, Чонин и даже Дэмиан. Они с ним круто погоняли всего лишь один раз, и тогда он чуть не убил их с Чонгуком. Было классное время, хоть его и тяжело вспоминать из-за многих вещей. Троих из этих людей уже, к сожалению, нет в живых, но погубила их далеко не скорость. У Чимина любовь к этому всему навсегда отлегла, но ему нравилось иногда посоревноваться со своим мужем или друзьями в Лос-Анджелесе. Это единственные гонки, которые он себе позволял после всего случившегося. Но Чон, очевидно, скучал по этому гораздо больше него. Иногда ему требовалось получать дозу адреналина, он всегда был от этого сильнее зависим. Люди вокруг в открытую их оценивают, как будто они какие-то зверьки в зоопарке. На их лицах написано, что никто всерьёз их здесь воспринимать не собирается, несмотря на крутую машину. У них, конечно же, есть устоявшиеся лидеры, которые находятся в эпицентре этой тусовки и бросают недовольные взгляды на чужаков. Самый главный явно тот, кто стоит, скрестив руки на груди. На первый взгляд нормальный парень, только выражение лица ему бы попроще. Пак несколько секунд изучающе смотрит на него, а затем глубоко вздыхает. Чёрные волосы, пирсинг в ушах, выбритая бровь, татуировки на руках и дикий взгляд — такой знакомый образ. Всё это ему напоминает младшего брата, тоже зол на весь мир и это читается во всём: в его внешнем виде, манере общения, во взгляде и по способу вести себя в окружении других людей. — Не очень они гостеприимные, — тихо говорит Чимин, подходя к Чонгуку. — Вспомни нас на «Петле», — тепло смеётся в ответ он, обнимая его за плечо. — Мы чужаков пускали сначала на проверку или прогоняли подтянуть навыки, а лишь потом позволяли принять участие в гонке. — Боже, Мин был таким засранцем с ними. Меня он тоже отшил, когда я впервые приехал. — Эй, вы, — раздаётся голос того самого незнакомого брюнета, — кто такие? — Я Джей Кей, а это, — кивает Чон на мужа, — Чимин. — Вы откуда? — Отсюда. — Что-то я вас не помню. — Случайно оказались в вашем районе. Катались по городу. — Давно живёте здесь? — Да. — А откуда родом? — Это что, допрос? — интересуется Чонгук. — Вы чужаки и приехали сюда на спортивной тачке, которую я раньше не видел. Это мой район, так что да, это допрос, — говорит парень и лопает пузырь из розовой жвачки. — А ты, стало быть, здесь самый крутой, да? Местный Доминик Торетто? — усмехается Пак. — Не угадал. Я лучше, чем Торетто, — дерзко отвечает он, и его друзья одобрительно присвистывают. — Высокомерно звучит. Ты только на словах такой уверенный, или в деле тоже ничего? — спрашивает Чон, ухмыляясь. — Скромность ему, похоже, не знакома. Обычно такие на деле те ещё пустословы. Один раз выиграют у кучки лузеров и потом строят из себя королей гонок всю оставшуюся жизнь, — говорит Чимин, разглядывая сияющие машины напротив. — И ты что, один из таких? — спрашивает незнакомец, а люди вокруг смеются. — Ну раз так уверенно говоришь об этом. По опыту знаешь? — Нет, — равнодушно пожимает плечами он. — Я как раз тот самый парень из кучки лузеров. Катаюсь грязненько и никак не могу научиться хорошему дрифту. Меня даже похвалить не за что. Чон начинает смеяться, вспоминая то время, когда они вместе тренировались, и хочет что-нибудь сострить в ответ на это, но прикусывает язык и просто подыгрывает ему. Если они скажут, что Чимин победитель «Powerslide», то появится очень много ненужных вопросов, а это не в их интересах. — Меня зовут Остин, — говорит парень спустя несколько секунд, вновь бросая на них оценивающий взгляд. — Без лишней скромности скажу, что я лучший здесь. Все же с этим согласны? — спрашивает он, разводя руками, и в ответ толпа поддерживает его. Они хлопают и свистят, выражая свою позицию. — Лучше меня гонщика в этом городе нет. — Так ты, выходит, лучший во всём Сан-Франциско? — хмыкает Чон, выгибая бровь. — Неплохая заявка. — Да, а ты кто? — Я? — смеётся он, указывая на себя большим пальцем. — Да никто. Всего лишь второй лучший гонщик в «ЭлЭй». — Только второй? Слабо. — Да. Первый меня безжалостно уделал. Старею, видимо, — отвечает Чонгук, и Пак ухмыляется. — Может, тогда стариной тряхнёшь? Покажи, на что ты там способен. Тачка у тебя что надо, в правильных руках будет настоящей конфеткой. Укротить её можешь, или ты только для понтов её купил? — спрашивает нагло Остин, и его друзья опять смеются. Чимин внимательно смотрит на своего мужа, а тот переводит взгляд на него, шумно усмехнувшись. Он видит в его глазах знакомый загоревшийся азарт, но ему будто требуется словесное разрешение от него. Чонгук так терпеливо ждёт и не рискует принимать это решение в одиночку. Пак осматривает потенциального противника и загадочно хмыкает. За его спиной отличная машина, значит, управлять он ей должен неплохо, раз возомнил себя королём города. Только стоит ему преподнести один важный жизненный урок, чтобы в следующий раз не нарвался на кого-то по-настоящему очень проблемного вроде Джихвана. Он по себе знает, как легко можно влипнуть в большие неприятности, когда у тебя вагон спеси и самоуверенности. — Малыш, ну здесь необходимо перевоспитание, — тихо говорит он, снова глядя на Чона. — Думаешь? — с подозрением прищуривается парень. — Покажи ему, ради каких понтов ты «купил» эту тачку, — смеётся Чимин. Лицо Чонгука расплывается в широкой улыбке, а затем он подмигивает ему и довольный садится за руль «Мустанга». Он сразу пристёгивается и проверяет зеркала, а после поднимает взгляд на Пака, который наклоняется и заглядывает в окно машины. — Без глупостей, — говорит строго он. — Разумеется. Может, он действительно лучше нас. Кто знает? — пожимает плечами Чон. — Мы оба знаем, что будь он лучшим, то пересёкся бы с нами на «Powerslide». Не обижай мальчишку, а просто проучи. — Как скажешь, детка. — Я люблю тебя, — говорит Чимин. — Знаю, — отвечает парень и надевает авиаторы с цветными стёклами. Пак закатывает глаза и отходит в сторону, чтобы понаблюдать за гонкой вместе со всеми. «Мустанг» резко газует на месте, рыча на зрителей, отчего девушки вокруг довольно визжат, и потом плавно подъезжает к своему противнику. Парень тормозит и нагло его осматривает с головы до ног, пока люди расходятся по обе стороны, освобождая им путь, и занимают места для просмотра. Остин хмыкает и ещё раз оценивает его тачку с лёгкой завистью в глазах. Его «Ниссан» сильно уступает в крутизне, но довольно хорош в технических характеристиках. Если он хорошо умеет водить, то это будет довольно интересно, но только главная цель Чона в этом всём не победа. — Согласен на один круг, — говорит он. — На что гоняем? — На неё, — отвечает Чонгук, указывая рукой на его машину. — Если выиграю, то ты отдаёшь мне тачку. — А если выиграю я? — спрашивает Остин с явным подозрением. — Заберёшь «Мустанг». — Вот так просто? — удивляется парень. — Ты же гоняешь на деньги, в чём тогда проблема? Это та же ставка, только крупная. Кажется, ты любишь рисковать. Что, струсил? — Ещё чего, — фыркает он и садится в машину. — Я дам тебе фору, — смеётся Чонгук и затем едет к стартовой линии. Она представляет собой жёлтую полосу на асфальте, сделанную краской из баллончика, а вся трасса — это обычная заброшенная парковка и часть пустой улицы. Вдоль пути стоят железные бочки с огнём, пирамиды из покрышек и просто цветные фонари, чтобы не потеряться в темноте. Довольно интересное решение, это будет настоящая уличная гонка, в которых Чонгук не гоняет вот уже восемь лет. В глубине души он немного нервничает, но больше всё же ликует. Он действительно скучает по этим будоражащим ощущениям. Одно дело ездить с друзьями ради интереса, а другое вот так. Это совсем не те эмоции, и для него они весьма смешанные сейчас. Ему вспоминается сразу же последний серьёзный заезд и то, как он чуть не убил своего тогда ещё парня, находясь под воздействием. Он машинально трёт рукой заднюю область шеи со шрамом и тихо вздыхает. Нужно выкинуть это дерьмо из головы, в этот раз подобное не произойдёт и всё это уже позади. На самом деле, самое сложное после всего пережитого — не ловить страшные флешбэки. Это тяжело, потому что память сама автоматически находит эти болезненные, не зажившие точки и обнажает их, но в такие моменты его всегда спасает самый яркий маяк. Пока готовится обратный отсчёт до старта, Чонгук ищет в зеркале заднего вида своего главного зрителя и улыбается, находя его сразу за машинами в первом ряду. Он стоит, скрестив руки на груди, и не сводит глаз с «Мустанга». Нервничает и заметно волнуется, но это так приятно. Пак всегда в него верит больше всех, что бы он не делал, но и переживает тоже больше всех. Девчонка перед их тачками даёт стартовый сигнал, и «Ниссан» резво срывается с места, а Чон даёт ему фору, как и обещал. Он высовывается из окна машины, поправляет очки указательным пальцем, глядя на своего мужа, и одними губами произносит: «И я люблю тебя», а затем скрывается в салоне и быстро уезжает, резко газуя. — Придурок, — говорит Чимин и смеётся, качая головой. Люди невероятно громко кричат, свистят и прыгают от предвкушения, провожая участников заезда взглядами. Из всех зрителей за Чонгука болеет сейчас только один, остальные же выкрикивают имя Остина, но это абсолютно не сбивает настрой парня, судя по тому, что он лихо догоняет противника уже спустя несколько мгновений. Пак уверен, что к концу гонки все они изменят своего фаворита. Его тачка рычит так довольно и дико, что у него всё внутри приятно переворачивается от этого. Он уже успел забыть насколько его раньше будоражило и возбуждало это, поэтому сейчас Чимин довольно улыбается, просто слушая этот звук. Его самого совсем не тянет сесть за руль и проделать парочку трюков, которые он до сих пор хорошо помнит. Ни здесь и ни при этих людях, только со своими он может себе это позволить. А сейчас его задача заключается в том, чтобы поддержать своего учителя. Чон дёргает рычаг передач и нажимает на газ, чтобы обогнать Остина. Ему это удаётся так легко, что даже становится обидно, он готовился к более интересному противостоянию. Это и близко не похоже на соперничество с Чимином, но эмоции хлестают его по лицу ничуть не меньше. Он буквально физически ощущает, как адреналин начинает разливаться по его венам и бурлить в них всё сильнее с каждым оборотом, которые он поднимает на спидометре. Спустя уже пару минут гонки он опять вспоминал, почему так сильно был зависим от этого чувства. Он был по-настоящему окрылён. Сейчас казалось, что он способен был сделать всё на этом свете, и ему действительно было наплевать на условности и последствия. Наверное, поэтому он вёл себя так часто безрассудно, когда жил гонками ежедневно. Лез в самое пекло и совершенно не боялся за себя самого, ведь из-за этого гормона он об этом не думал. Парень легко входит в первый поворот, и уже сейчас его соперник понимает, что крупно влип. Чонгук плавно и легко притормаживает, а затем провоцирует занос и резко увеличивает обороты, выворачивая руль в нужную сторону. Машина эффектно скользит боком и вписывается в вираж красивым трюком, прожигая асфальт. «Ниссан» утопает в облаке белого дыма и теряется на несколько мгновений, а в это время Чон набирает скорость и сильно вырывается вперёд. Ещё два поворота он преодолевает с невероятной лёгкостью и удовольствием, радостно выкрикивая. Как бы сильно он не был увлечён все эти годы музыкой, вот этого ему дико не хватает для остроты ощущений. И, получив эту порцию такого нужного адреналина, он чувствует в себе сейчас такой бешеный прилив сил. Словно второе дыхание открывается где-то внутри между рёбрами. Краски становятся ярче в этом мире, а воздух гораздо мягче и обволакивает его лёгкие. Хочется дышать всё глубже и глубже, это так приятно пьянит. На ровном участке перед финишем Чон убирает ногу с газа после последнего поворота, аккуратно позволяя «Ниссану» себя догнать, но держит его на пол корпуса позади. Он виляет задней частью тачки из стороны в сторону, как только видит попытку обгона. Сейчас его задача не уничтожить репутацию Остина, а показать ему, что иногда не стоит быть таким уверенным в себе. Он и сам на опыте знает, как легко лавры и победу может забрать даже новичок, если хорошо подготовлен. Чонгук видит линию финиша уже совсем рядом, поэтому постоянно следит за соперником и не позволяет ему вырваться вперёд, но подпускает к себе чуть ближе. В его планах изначально не было делиться своей тачкой, поэтому и проигрывать он естественно не собирается. Людей с двух сторон от дороги становится всё больше, когда они приближаются к месту назначения. Никто не заступает за линии, хотя их тоже переполняют яркие эмоции. Дикие крики даже приглушают рёв мотора в его ушах, и это заставляет клокотать эмоции в солнечном сплетении ещё больше. И от всего этого безумия у Чона пробегают приятные мурашки вдоль позвоночника, когда он наконец-то проезжает линию финиша. Он делает резкий разворот и несколько раз крутит «пятаки» в честь победы, оставляя на асфальте чёрные следы от резины и белый дым, который валит из-под колёс. Только что все фанаты Остина, очевидно, меняют фаворита, и ему это чертовски приятно. «Ниссан» финиширует за ним с разницей всего лишь в три секунды, но в гонке каждая из них имеет важное значение. Чон наглядно показывает, что сопернику есть ещё куда расти и зазнаваться слишком рано. Он останавливает тачку, и её сразу же окружают ликующие люди. Ему с трудом удаётся выйти и принимать десятки поздравлений, но глазами он моментально ищет единственного важного для него человека. Среди толпы он легко узнает нежно-розовые волосы и видит, как Пак тоже пробивается к нему, толкая плечами остальных. Чонгук мягко хватает его за шею и притягивает к себе, чтобы поцеловать. Зрители слегка расступаются, окольцовывая их, и одобрительно свистят. Похоже, у них тоже работает это правило, когда победитель должен обязательно целовать свою половину сразу после финиша, тем самым посвящая только ей победу. Чимин разрывает поцелуй и радостно улыбается, но тревожные глаза хаотично рассматривают лицо напротив. И только когда он убеждается, что с его мужем всё хорошо, то облегчённо выдыхает. — Ты поддался, — хитро шепчет он и мило морщится. — Я видел, когда ты убрал ногу с газа. — Не хотел, чтобы он выглядел совсем уж неудачником, — шепчет в ответ Чон, и Пак смеётся. — Это было круто, — говорит Остин, и они резко оборачивается на его голос. Парень отдаёт ключи от своей тачки победителю и уважительно кивает. — Не ожидал, что ты так хорош. Заезжай, если захочешь как-нибудь потягаться. Будем рады. — Меня приглашают в ряды стритрейсеров Сан-Франциско? — смеётся Чонгук и протягивает ему ладонь. — Спасибо. Приятно слышать. — Удивлён, что ты всего лишь второй в Лос-Анджелесе, — говорит парень, пожимая его руку. — Как тебя вообще кто-то уделал? — О, спроси его об этом, — отвечает он и целует Чимина в щёку. — Так вы… то есть… он? — Да, первый лучший гонщик в Лос-Анджелесе просто мой муж. Он забрал у меня корону и сердце, но я совсем не жалуюсь. Парень пожимает и руку Пака, теперь глядя на него совсем другим взглядом. С явным уважением и нескрываемым восхищением. У него нет никакого желания проверять на практике и его технику, поэтому он просто принимает поддержку от своих друзей и уходит вместе с ними. — Эй, Остин, — окликает его Чонгук и бросает ему ключи от машины обратно, — ты кое-что забыл. — Но ты же выиграл её, — удивляется он. — Я гоняю только на интерес, — говорит Чон и подмигивает ему. — Спеси поменьше, а техники побольше, запомни это важное правило.

***

За окном уже давно стемнело и все нормальные люди давно дома со своими близкими, но не Чонгук. Часы говорили о том, что уже пятнадцать минут двенадцатого, и Чимин был сейчас очень зол на него. Множество раз они обговаривали этот момент, но тот опять опаздывал домой. После того как Чон узнал о тусовке стритрейсеров в Сан-Франциско, то периодически заезжал к ним после работы. Но самая главная проблема была в том, что когда он начал работать в музыкальной студии, то его отсутствие дома стало слишком ощутимым по вечерам. У Пака было всего лишь одно условие — не задерживаться, но и оно слишком часто нарушалось в последнее время. А ему физически необходимо было его присутствие перед сном, иначе потом не спалось до утра из-за грёбаных кошмаров. Он прекрасно знал своего мужчину от и до, и когда тот был сильно увлечён работой, то мог остаться в офисе и до рассвета. Пару раз такое тоже уже бывало. Поэтому приходилось постоянно напоминать ему о том, что его рабочий день длился до девяти вечера. Конечно же, Чимин знал, что этого ему недостаточно. Творческие люди всегда следовали на поводу у своего вдохновения, поэтому он не сильно ворчал, если тот задерживался иногда на час-другой, хоть и невыносимо скучал по нему. Но если же это уже становилось привычкой, то спокойно реагировать на это никак не мог. Его лишь сильно бесило, когда единственное поставленное им условие в очередной раз благополучно игнорировалось. Так продолжалось уже неделю, и он молчал о том, что злился на него. И если честно, то эту злость он просто подавлял в себе. Ссориться ему совсем не хотелось, ведь он хорошо понимал, что не сможет держать его рядом с собой вечно каждую минуту. Это лишь его проблема, что он без него дышать даже не мог. Но вот всё же малость отомстить желание было особенно сильное сейчас. Правильно ли это? Абсолютно нет, но их отношения всегда были излишне импульсивны, если дело касалось таких вещей. И сегодня его злость достигла своего апогея, а всё потому, что Чонгук опоздал домой в канун их восьмой годовщины свадьбы. Жестоко с его стороны, ведь они собирались вместе поужинать и ровно в полночь, как всегда, поздравлять друг друга поцелуями. Этот поступок уж точно заслуживал справедливого наказания, которое он уже приготовил для него. Пак проглатывает вечернюю дозу таблеток, которая по-прежнему ему нужна для нормальной жизни, а после запивает её стаканом воды и гладит Лачи, лениво развалившегося на полу кухни. До его слуха вдруг наконец-то доносится тихий щелчок замка входной двери, и сердце гулко начинает стучать от радости, разрывая рёбра. А вот и его блудный муж вернулся. Чонгук старается двигаться максимально бесшумно, потому что в их квартире уже тихо и темно. Сначала ему кажется, что Чимин уснул, но потом вспоминает о том, что делать этого без него он не умеет. Ему непременно нужно быть в крепких и нежных объятиях, а самое главное — держать его за пальцы, чтобы спокойно спать, иначе будут плохие сны. Он аккуратно стягивает обувь, ставит рюкзак на пол и снимает свою панаму, быстро осматриваясь. Его взгляд ловит своё же отражение в зеркале на стене, и он ерошит чёрные волосы. Никак не может привыкнуть к себе такому снова, но ему так это нравится. За эти годы он много раз менял свой внешний вид, но решил вновь вернуться к своему родному цвету. Он мягко гладит по голове Вана, который радостно мельтешит у его ног, а затем целует в мокрый нос. Этот пёс всегда встречает его с такой лаской, а провожает с жуткой тоской в глазах. В отличие от Лачи он свою любовь проявляет очень открыто. Чон слышит тяжёлые шаги из кухни и медленно переводит виноватый взгляд на Чимина. — Добрый вечер, — равнодушно говорит он, проходя мимо. — Детка, — сразу же виновато говорит парень, понимая, что облажался. — Я опять очень опоздал. Пак всего лишь на секунду о чём-то задумывается, разглядывая его, а после мягко ухмыляется и проходит дальше в их спальню. В его глазах загораются игривые искорки вперемешку с очевидной, вспыхнувшей загадочностью, и это как-то слегка пугает. Слишком спокойная реакция. Боже, ещё и такой беспардонно красивый. В одних пижамных штанах и с голым торсом, на котором красуется шикарная татуировка «Nevermind», когда-то набитая профессиональной рукой Чонгука. Подтянутые мышцы эффектно перекатываются под золотистой кожей, вызывая у парня помутнение рассудка в ту же минуту. А его нежно-розовые волосы небрежно зачёсаны назад и явно влажные после душа, и это сразу же активирует дикое желание зарыться в них пальцами. Соблазнительный настолько, что Чон сразу готов выполнить абсолютно всё, что тот только пожелает. Наверное, сейчас он похож на послушного щеночка, которого тянет за собой на невидимом поводке грозный хозяин. Остаётся лишь высунуть язык набок, потому что его рот уже жутко истекает слюной, глядя на него. Парень на ходу стягивает футболку и в привычном жесте бросает её на кресло в углу их комнаты. Он ожидал, что Пак отреагирует на него таким же образом, ведь за восемь лет отношений страсть между ними не угасла ни на один проклятый грамм. Но тот в ответ на это дерзко приподнимает бровь, нагло хмыкает и медленно отворачивается. Чимин спокойно подходит к комоду, открывает первый ящик и складывает туда некоторые выстиранные вещи. Так буднично и равнодушно, что почти уверен, что это бесит его сейчас просто до скрипящих зубов. Это вызывает на губах хитрую и предвкушающую улыбку, ведь Чонгука всегда бесит, когда он не получает то, что хочет. — Детка, — мягко зовёт его парень и подходит вплотную сзади, чтобы крепко обнять со спины. — М? — Злишься, да? — А как ты думаешь? — фыркает Пак. — Прости, — шепчет он и нежно целует его плечо несколько раз, оставляя целую цепочку влажных следов на коже, пахнущей арбузом. — Я виноват. — Гонял? — Нет, работал. — Понятно. — Я увлёкся. У меня же сроки, ты ведь понимаешь. А когда я вдохновлён, то постоянно хочу что-то писать. Я просто потерял счёт времени. — Снова, — шепчет недовольно Чимин. — Я знаю, что не должен опаздывать. — Больше двух часов, Чонгук. Это очень много. — Знаю, что ты этого не любишь. — Я с пониманием отношусь к твоей работе и не прошу тебя всегда быть со мной. В этом уже нет такой необходимости, как это было раньше. И даже не против, если ты проводишь час в компании стритрейсеров, потому что ты это любишь, но вечером ты должен быть всегда моим. Я ведь имею на это право, да? Я твой законный муж. Это только моё, почему ты забираешь это у меня? Мы и так не видимся днём, потому что оба работаем. — Знаю, что мне нужно завязывать с этим, — виновато продолжает бубнить Чон и покрывать поцелуями его спину. — Я невыносимо скучаю по тебе, пока работаю. Всегда скучаю, каждую минуту. — Но в очередной раз опаздываешь домой, — с досадой хмыкает Пак. — Хотя бы в этот день ты мог прийти раньше? Я хотел провести его с тобой, даже ужин пытался приготовить. — В этот день? А что сегодня… Чонгук хмурится и достаёт телефон, чтобы посмотреть дату, пока Чимин разворачивается к нему лицом. Когда на экране высвечивается число и время, то он сразу понимает, что пропустил их семейный ужин, который они проводят всегда перед их годовщиной наедине, выключая телефоны. Он забыл. Боже мой, хорошо хотя бы, что не ту самую дату, к которой так усердно сам же и готовился. Иначе бы это был полный провал, он не простил бы себе, если бы забыл об этом дне. Он собирался поставить напоминание, чтобы не пропустить ужин и провести этот вечер только с ним, но так глупо облажался. Вот дерьмо. — Чёрт, — шепчет парень и строит самую виноватую мордашку на свете. Его брови хмурятся домиком, а глаза становятся ещё больше. — Я такой идиот у тебя. — Это верно, — ухмыляется Пак, рассматривая его обнажённый торс, на котором с каждым годом становится всё больше татуировок. — Тот ещё. И как я вообще женился на тебе? Как мы восемь лет прожили вместе? — Со мной такое впервые. Ты же знаешь, как всё это важно для меня. Твою мать, мне так стыдно. — Теперь не позже девяти ты дома, понятно? — приказывает Чимин и на несколько секунд задумывается. — Ладно, ещё десять минут на дорогу. Мне нужен мой муж, а ты начинаешь меня бесить своими выходками. — Я исправлюсь. Завтра никуда не пойду, а проведу весь день с тобой, как мы и планировали. Буду извиняться всеми возможными и хорошо известными мне способами, — говорит игриво Чонгук и тянется к нему, чтобы поцеловать его соблазнительную шею. — Никакой работы, детка. — Обещаешь? — Обещаю, — отвечает сразу же он, продолжая целовать его нежную кожу и пульсирующую артерию. — И я буду больше времени проводить с тобой. — Идёт. Пак тихо вздыхает, приподняв голову, и прикрывает веки от удовольствия. Он наслаждается нежными и дразнящими поцелуями, которыми осыпает его шею парень, и с большим трудом собирает мысли в кучу, потому что сейчас у него другие планы. — Я так облажался. Как я мог забыть про самый важный ужин перед годовщиной? — шепчет Чонгук и щекочет горячим дыханием его кожу. — Знаю, что ты втайне готовился к нему. — Откуда? — удивляется он. — Видел историю браузера в твоём ноутбуке. Значит, путешествие? — улыбается Чимин и открывает глаза. — Боже, я хоть где-то не прокололся сегодня? — ворчит парень, обнимая его. — Ладно. На это я согласен, — говорит Пак и тихо смеётся. — Мне нравится твой подарок, хочу в Европу. — Я надеялся подарить его на самом идеальном ужине, который сам тебе приготовлю. — Ты мне его устроишь в другой день. Что насчёт завтра? Будет прямо в день свадьбы, а я сделаю вид, что не знаю о подарке. — Идеально. Значит, ты меня прощаешь? — спрашивает осторожно Чонгук и строит милое лицо, выпячивая губы. — Хорошо, — сладко шепчет Чимин ему на ухо и медленно начинает расстёгивать ремень на его брюках. — Только ты как следует сейчас извинишься, малыш. — Готов извиняться сколько угодно, — отвечает послушно Чон и тяжело вздыхает, когда его член наконец-то вырывается на свободу. — Чёрт. — Какой послушный у меня мальчик, — ухмыляется Пак и нагло целует его. Чонгук медленно пятится к кровати, не выпуская его шею из своей крепкой хватки, а губы из своего настойчивого плена. Сердце в груди начинает больно биться о рёбра в волнительном темпе, а от учащённого дыхания он пыхтит и шумно втягивает воздух носом. Он чувствует ухмылку Чимина, а затем поцелуй резко обрывается. Он открывает глаза и медленно поднимает их на него. Пак плавно ведёт горячим взглядом по его лицу и опускает его вниз на идеально сложенный торс. На его губах появляется хитрая улыбка, а на дне чёрных зрачков пляшут черти. Он так сильно сейчас похож на какого-то демона, который планирует сделать с ним нечто непристойное, что по позвоночнику вдруг пробегает холод. — Повернись, — шепчет он. — Чего ты хочешь? — с опаской спрашивает Чон. — Проучить тебя. Эта фраза, произнесённая таким хриплым от страсти голосом, заставляет в Чонгуке всё живое странно зашевелиться с новой силой. По его рукам бегут мурашки, а на задней области шеи волосы встают дыбом. Чимин выглядит таким властным и говорит сейчас так, будто приказывает без всякой возможности отказаться от этого соблазнительного предложения, а от этого у него нетерпеливо дёргается член от желания получить любое наказание. Ему нравится он вот таким, но ещё больше — нравится слепо доверять ему своё удовольствие. Сейчас он лишь опасается пугающего взгляда тёмных глаз напротив, которые выжидающе сверлят его и вынуждают практически склониться в повиновении. Всё нутро предчувствует что-то страшно прекрасное, но отказать ему Чон просто не способен. Он слишком зависим от него, от близости с ним, от любви к нему. И ему просто не терпится получить весь гнев за свой проступок, а затем вновь морально умереть и воскреснуть от самого шикарного оргазма, который каждый раз он получает. Чимин вопросительно выгибает бровь, склонив голову на бок, и ждёт реакции на свою просьбу, учащённо дыша от возбуждения. Внутри него атомными взрывами разрывается сладкое предвкушение, потому что он как раз знает, что сейчас ждёт их обоих. Сегодня он проучит его как следует и научит больше не опаздывать домой, если он не хочет лишать себя самого главного. Чонгук, коротко вздохнув, наконец поворачивается к нему спиной и нервно сжимает пальцы в кулаки. Чимин берёт чёрную шёлковую повязку на резной спинке кровати и неторопливо завязывает его глаза. Он медленно снимает с него остатки одежды и замечает, как каждый сантиметр его кожи тут же покрывается россыпью мелких, но приятных мурашек. Лишившись зрения, он намного острее будет ощущать всё вокруг своим телом и другими органами чувств. Они абсолютно неконтролируемо для него начинают уже сейчас выдавать каждую эмоцию, и Паку очень хочется за этим всем понаблюдать со стороны. — Залезай на кровать, — шепчет он ему на ухо и улыбается. Чон снова тихо вздыхает, а затем послушно делает шаг вперёд. Он с приятным волнением всё же подчиняется, ведь полностью доверяет ему. Матрас ощутимо прогибается под его весом и тихо скрипит, когда он становится на колени и затем садится, подогнув под себя ноги. — Прими мою любимую позу, малыш, — говорит Пак. Парень слегка вздрагивает от звука его голоса, но вновь повинуется. Он упирается ладонями в холодные простыни и приподнимается. Его слух резко сосредотачивается на всём и сразу, чтобы понять, где Чимин и что вообще сейчас делает. Просто наблюдает? Что-то готовит? Изучает его? Да чёрт знает, невозможно понять, что он задумал. Он слышит лишь его глухие шаги по комнате и то, как тот открывает комод у противоположной стены. Один из ящиков всегда легко поскрипывает, поэтому он узнаёт этот звук. И на этом всё, кроме его собственного прерывистого дыхания, тотальная тишина. Так сложно было даже предугадать, что его ждёт в итоге. Фантазия Чимина в самом деле просто безгранична. Он любил удивлять его разными экспериментами, за эти годы чего они только не пробовали, но сейчас Чонгук был в полной неизвестности. От приятного предвкушения у него всё внутри сводило тугим узлом. Там что-то разрасталось, двигалось и сильнее вцеплялось в его трепещущие внутренности. Словно переплетения ветвей с шипами, как на кустовых розах. Они образовывались где-то прямо в глубине сердца и постепенно заполняли каждую клетку. Одновременно так прекрасно и ужасно больно. Тонкое и опасное сочетание таких разных эмоций, которое всегда вызывало в нём запредельную и животную страсть. Во всём этом томительном ожидании оглушающую тишину в комнате разрывало только его сердце, которое стремительно захлебывалось от нетерпеливых ударов. Он представлял, как сейчас красиво выглядело его обнажённое тело в этой коленно-локтевой позе. Им обоим она нравилась, ведь Пак как-то по-особенному глубоко и жёстко овладевал им именно сзади. Всегда срывался с цепи, хватал за волосы и за шею, поэтому сейчас, должно быть, это зрелище его неимоверно возбуждало. Ему и самому хотелось бы посмотреть на себя в зеркало своими глазами, но он прекрасно знал, что если Чимин что-то задумал, то это будет нечто невероятное. Он просто доверял ему себя целиком и полностью без всяких сомнений. Если он закрыл его глаза, то значит в этом была какая-то особенная необходимость. Пак забирает из ящика комода купленную вчера игрушку для них, а затем медленно идёт к кровати, нежно скользя пальцами по всей длине кожаного прута, и загадочно улыбается. Он проводит языком по губам, бросая изголодавшийся взгляд на Чонгука, который застывает в ожидании. Ему нравится, что он совершенно не понимает, чего ждать. В этом и есть вся прелесть, сейчас в его голове мечутся миллионы идей и мыслей о том, что будет происходить дальше. Он склоняет голову к плечу и с диким вожделением осматривает каждый сантиметр его обнажённого тела. Такой восхитительный, в меру рельефный и подтянутый, но с тонкой и хрупкой талией, за которую он так любит хватать его, когда глубоко входит в него. Такой он идеальный внешне, но при этом абсолютно далёк от идеала в других вещах. Только для Чимина всё равно нет никого лучше с самой первой их встречи. Шумное и тяжёлое дыхание Чона так звонко и ярко слышно в комнате, переполненной сексуальным напряжением, а его тело заметно дрожит, ожидая своей дальнейшей участи. И, твою мать, как же это красиво выглядит. Настолько, что Пак с трудом сдерживается, чтобы сразу не кончить, просто глядя на него. Он медленно поднимает стек и мягко касается его плоским концом щеки парня. Легко ведёт им вниз по его острой линии челюсти, а затем аккуратно приподнимает его подбородок. По чужой коже молниеносно пробегает дрожь от происходящего, что сильно удивляет его. — Что это? — хрипло спрашивает Чонгук на выдохе. — А что ты чувствуешь? — отвечает вопросом Чимин, продолжая медленно водить стеком по его кадыку и пульсирующей шее. — Что-то слегка прохладное. — Верно. — И что-то кожаное. — Верно. Тебе нравится? — спрашивает Пак, касаясь этим предметом его щеки снова. — Да, — отвечает парень. И сразу после ответа с его губ срывается рваный вдох, потому что он получает слабый, но резкий удар концом стека по лицу. Кожу слегка жжёт, но это довольно быстро проходит. Это не больно, а скорее, просто очень неожиданно. Теперь он примерно понимает, что за игрушка в чужих руках. Ему нравится, когда Пак шлёпает его во время секса. Иногда это заходит так далеко, что он бьёт его практически во всю силу ладонью по заднице. Но это, чёрт возьми, так заводит их обоих, что они просто перестали уже отрицать, что это ещё один из их кинков. Чонгуку нравится не сам процесс нанесения ударов, а психологические ощущения от этого. Далеко не боль, не жжение и не красная кожа, а добровольное принятие этой власти над собой. Только Чимину он позволяет себя приручать и подчинять. Удары в сексе ведь, как правило, направлены в первую очередь на психику. Все подобные манипуляции должны приводить к полному повиновению. Не все испытывают при этом физическое удовольствие, но само положение, когда ты не способен этому противостоять, доставляет массу чистого кайфа людям вроде него. Беспомощность и подчинение в некоторых случаях могут вызвать невероятно бурное возбуждение. То же самое Чонгук испытывает каждый раз, когда Пак его душит. Это напрочь срывает ему голову и все стоп-краны. — А теперь тоже нравится? — усмехается Чимин и нагло выгибает бровь. — Да, — спустя несколько секунд говорит Чон и нервно сглатывает. — Раз так, то я могу познакомить тебя с ним поближе. — Что ты задумал? — Открой рот, — говорит Пак. Парень послушно исполняет этот приказ и с трудом дышит, боясь уже каждого дальнейшего действия с его стороны. Он ощущает на своих губах кожаный конец стека, а затем — на языке, и прерывисто вздыхает носом. — Соси, малыш, — приказывает Чимин. Чон обхватывает губами этот предмет и неторопливо посасывает стек, буквально ощущая, как горит его кожа под пристальным взглядом. Он готов поспорить сейчас на всё что угодно в этом мире, но совершенно уверен, что в этот момент Чимин водит ладонью по своему члену и просто не сводит глаз с него. Его всегда возбуждает всё, что связано с ним, а особенно — если это что-то столь провокационное. Ведь он всегда говорит о том, что в этом виде ласк его никто и никогда не превзойдёт. Чонгук открывает рот, медленно скользит языком по стеку, но парень вытаскивает его, а затем неторопливо ведёт им по его плечу. Это в самом деле очень возбуждающе для них обоих. Одному нравится наблюдать, а другому — чувствовать. Несколько лёгких хлопков по лопатке дают понять, что стоит сменить позу, и он покорно сгибает локти, сильно прогибаясь в спине. Чимин ведёт этим предметом вдоль его позвоночника, оставляя слегка влажный след на нём. Кожаная поверхность так нежно и приятно касается самых чувствительных мест, вызывая дрожь по его телу. Так аккуратно и точно он попадает на самые слабые точки, что Чон почти чувствует отголоски нарастающего оргазма внизу живота. От каждого лёгкого движения руки, которой Пак держит кожаный и гибкий прут, у него все мышцы разом скручивает. Это какая-то необъяснимая химия, которая действует, как необъяснимая магическая сила на него каждый раз, как в первый. — Ты же знаешь, что был плохим мальчиком, да? — ласково спрашивает Чимин. — Да. Я виноват, — тихо говорит Чонгук, опустив голову. — Ещё как виноват. — Это и есть твоё наказание? В ответ Пак лишь тихо и как-то злобно смеётся, проводя стеком по изгибам его ягодиц. Это далеко не оно, ведь он слишком хорошо знает, что такие виды игр его мужа лишь сильнее заводят. Это даже сейчас заметно по мурашкам на его пояснице и бёдрах, а так же по тяжёлому дыханию. Наказывать его поркой, всё равно, что дать Лачи молока. У него есть планы намного интереснее, и в конце этой прекрасной пытки, он будет умолять его остановиться. Он ведёт рукоятью вниз, и мягкая пластина из кожи медленно ползёт по изнывающему от нетерпения телу. Он слегка бьёт его по внутренней стороне бёдер, вынуждая сильнее развести ноги в стороны. Прикусывая губу, он наблюдает за тем, как прямо на его глазах член Чонгука начинает набухать и сильнее краснеть от желания. И когда конец стека касается его по всей длине ствола, то парень шумно втягивает воздух носом и сильно вздрагивает. Его так заметно коробит от этого простого прикосновения, что видно, как напрягаются мышцы его спины под кожей. — Ты ко мне совсем не прикасаешься сегодня, — шепчет прерывисто Чонгук, учащённо дыша. — Я касаюсь тебя прямо сейчас. — Но не руками. Почему? — А тебя от этого ломает, да? — победно ухмыляется Чимин, продолжая издеваться над ним. — Да. Обычно ты не можешь остановиться меня ласкать, но сегодня не трогаешь. — Обидно не получать то, что хочется, — говорит он, нежно водя стеком по его члену. — Столько раз я ждал тебя домой, но не получал этого. И знаешь что? Приходилось самому себя удовлетворять перед сном. — Боже, — шепчет парень, сразу представляя это зрелище в своей голове. — Ты меня дразнишь? — Пока нет. — Это наказание? Ты меня не касаешься в наказание? — Малыш, ты можешь кончить и без моих прикосновений. Мы оба это хорошо знаем, — говорит Пак с усмешкой. — Напомни, что нужно сказать, если будет слишком для тебя? — «Баскин». Что ты задумал, детка? — спрашивает он с заметной нервозностью в тоне голоса. — Я ударю тебя семь раз, — шепчет Чимин, скользя кожаным прутом по его спине. — И поверь, ты будешь умолять меня трахнуть тебя после этого эксперимента. — Почему семь? — За каждый чёртов день, который ты опаздывал в нашу кровать. — Вот дерьмо, ты… Голос Чона на полуслове срывается на громкий вскрик, когда он получает сильный удар по заднице. Так звонко и резко конец стека обжигает чувствительное место на переходе от бедра к ягодице, что он рефлекторно подаётся вперёд и зажмуривает глаза под повязкой. Его тело сильно обдаёт горячей волной возбуждения, а дыхание моментально сбивается. Некоторое время он не может успокоиться и продолжает хватать воздух приоткрытыми губами, сжимая пальцы в кулаки. Он буквально чувствует в эту секунду, как кожа на его заднице наливается кровью и сильно краснеет. Хочется приложить лёд к ней и просто не трогать больше это ушибленное место. Это гораздо сильнее, чем привычные шлепки ладонью, но невозможно сказать, что ему это совсем не нравится, потому что эрегированный член нетерпеливо дёргается и явно просит продолжать эти манипуляции. — Считай, — грубо говорит Пак, ласково поглаживая место удара стеком. — Один, — шепчет Чонгук. — Понравилось? — Да. — И мне. У меня встал только от одного вида на всё это, — говорит парень, а затем снова наносит удар, но уже сильнее и чуть выше. — Чёрт! — вскрикивает громко Чон и резко втягивает воздух сквозь зубы. — Это больно. — Не то что мои детские шлепки рукой, да? — усмехается Чимин. — Но тебя всё ещё это возбуждает. Твой член так красноречиво говорит мне об этом, буквально умоляет меня продолжить. Какой же ты извращенец. Видел бы ты себя со стороны, мой грязный мальчик. — Мы оба извращенцы, иначе бы мы не прожили бы вместе столько… ай! — выкрикивает он и хватает простынь, сжимая её. — Боже, твою мать! Что же ты творишь? Его голос переходит на тихий и умоляющий шёпот, только он и сам не понимает, о чём именно просит. Удары становятся всё сильнее и звонче. Кожа начинает просто жутко болеть и гореть в местах соприкосновения с предметом порки. Даже лёгкий контакт к красным следам, где были удары, доставляет неприятную боль. От макушки до кончиков пальцев Чонгука вновь бросает в жар, а внутри него нарастает сгусток сильного оргазма. Он копится в нём и плавно растекается по всем накалённым клеткам и венам. Как такое вообще возможно? Его муж даже не прикоснулся к нему. — Я не слышу счёт, — говорит строго Пак. — Три, — едва слышно говорит Чон, приоткрыв губы. — Пять? — Три. — Два? — Три! — громко говорит парень, тяжело дыша. Он чувствует, как по виску стекает пот, а по позвоночнику при этом ползёт дикий холод, и всё дело в том, что по его боку скользит проклятый стек. Плавно и медленно, вырисовывая узоры и дразня своей нежностью перед очередным сильным ударом. Твою мать, это так сильно раскаляет его, что он едва держит себя в руках. Это то же самое, что подливать бензин в пылающий пожар. Чимин знает, что давит на его слабые места прямо сейчас, и специально заводит его этим до чёртового безумия. Только всё это похоже на какой-то разогрев перед чем-то страшным. Каждый новый удар заставлял его сжиматься в колючий комок, а затем мгновенно расслабляться. Это что-то просто неописуемое. До этого Чон испытывал такое сильное возбуждение только когда тот умышленно лишал его кислорода. Это было просто невыносимо приятно и больно одновременно. Когда кожаный конец стека с силой попадал по нежной коже, то его сразу окатывало ледяной водой и бросало в пекло вулкана. Из одной крайности в другую, и он превращался в пепел. Казалось, что он в самом деле кончит, если стек просто вскользь коснётся его где-то в эрогенной зоне. И, пережив пять сильных ударов, парень начинал четко понимать, почему Чимин сказал, что он будет умолять его в конечном итоге трахнуть. Прямо сейчас ему хотелось не просто секса, а того, чтобы тот отымел его, что было сил. Ему уже хотелось просто выть от саднящей задницы и от того, как сильно нуждался в эту секунду в его члене. Изнутри просто разрывало на куски и всё переворачивалось с ног на голову. Так сильно он нуждался в большем, что стал издавать какие-то нечеловеческие звуки. Разум напрочь мутнел из-за того, как остро он всё чувствовал, лишившись зрения. Но всё это было просто сказкой по сравнению с тем, что он испытал в следующую секунду. Все чувствительные места затрагиваются разом, когда Пак наносит ему шестой и очень болезненный удар. Стек звонко ударяет по ягодице и слегка задевает внутреннюю часть бедра, но что самое мучительное в этом всём — прикосновение. Сразу же за ударом следует единственное и очень нежное прикосновение за всё время этой прекрасной пытки. Пальцы Чимина мягко и едва касаясь пробегают по месту удара, где остаётся красный след, от чего парень жалостливо стонет в ответ. Пак намеренно не касается его члена, а лишь ласкает чувствительные участки в опасной близости к нему. И от этого хочется заорать ещё сильнее во всю глотку. Чонгук с трудом соображает от запредельного возбуждения, которое в нём нарастает, как будто какой-то маленький апокалипсис. Он практически задыхается от этого поглощающего чувства. И ощущает себя таким испорченным мальчишкой, стараясь податься сильнее назад и получить больше ласки от его руки. Он привык, что всегда после ударов его муж гладит место ушиба или ласково целует, но сегодня этого нет. Именно поэтому эти нежные прикосновения служат глотком свежего воздуха для него. Они так приятно опьяняют похлеще всякой дури. — Считай, малыш, — говорит Чимин, поглаживая его поясницу. — Шесть, — отвечает он, опускаясь лицом на прохладные простыни. — Я больше не могу, детка. — Ты знаешь, что можешь сказать, и тогда я остановлюсь. Не нравится? — Нет, — шепчет Чонгук и тяжело выдыхает. — Меня пугает то, как сильно мне это нравится. Твою мать, что со мной не так? — Так ты не хочешь, чтобы я прекращал? — Как ты одновременно можешь спрашивать об этом и делать всё это со мной? — удивляется парень и тихо стонет. — Меня сейчас просто разорвёт. Я так сильно хочу тебя, что готов сам всё сделать без всяких разговоров. Что ты творишь? — Не так быстро, ты ещё не получил наказание, — усмехается Пак. — Это уже настоящая пытка. — Судя по тому, как ты доволен — вовсе нет. — Ты специально это делаешь? Зачем ты так сильно заводишь меня? Ты же знаешь, как всё это действует на меня, — говорит Чон, переводя дыхание. — Когда я сниму с тебя повязку, ты всё поймёшь. Чонгук утробно стонет, упираясь лбом в постель, когда Пак наносит ему последний удар. Самый сильный, от которого боль почему-то такая тягучая и горячая. Из глаз практически летят искры, а парень едва ли не кончает от этих ощущений. Моментально отголоски мощного оргазма простреливают его тело, но этого оказывается недостаточно, и он получает лишь обломанное удовольствие. Это вызывает его недовольный вздох, пока боль пробегает под кожей электрическими импульсами и заставляет взрываться в нём все скрытые до этой минуты эмоции. Чонгук с трудом сдерживает себя, чтобы не упасть в тот же миг, когда это наконец-то заканчивается. Ему так хорошо от этого, что именно это и пугает. Чимин не касается его даже сейчас, когда он так в этом нуждается. Чон знает, что он стоит где-то рядом и пристально наблюдает, но по-прежнему чувствует себя обделённым его вниманием. Только, если честно, он не уверен, что готов к этому в эту минуту. Каждая клетка тела, как оголённый и искрящийся электричеством провод. Наверное, стоило бы ему прикоснуться к его коже, как тут же произошло бы короткое замыкание между ними с последующим возгоранием. Всё пылает и болит в местах, где кожу повреждали ударами. Эта показательная порка приводит его к крайней степени возбуждения, но на удивление, несмотря на ноющую задницу, она дарит гораздо больше удовольствия, чем боли. За эти семь ударов прилив крови к мягким тканям был такой сильный, что, кажется, это спровоцировало скачок давления. У него всё шумело в голове вперемешку с бешеным сердцебиением, и даже перед закрытыми глазами он видел мельтешение белых пятнышек. Кожа сильно покраснела и на ней выступил лёгкий конденсат, даже губы изменили цвет и припухли от постоянных укусов. Он чувствовал себя куском раскалённого железа и сейчас, абсолютно точно, из него можно было лепить что угодно. Он был согласен на всё лишь бы только получить в итоге Чимина. Чон тяжело дышит и ждёт дальнейшего развития событий. В комнате вновь становится тихо, и он не понимает, где Пак и что он делает. А тот в это время внимательно рассматривает его разгорячённое тело, чувствуя себя творцом настоящего греховного искусства. Если бы олицетворением слова похоть являлся человек, то это непременно был бы Чонгук в эту секунду. Выглядит слишком заведённым, и это именно то, к чему он так стремился. Кажется, что если легко коснуться его тела, то парень просто взорвётся, как атомная бомба. Так забавно и настороженно он прислушивается к звукам вокруг и к своим собственным ощущениям. Даже с повязкой на глазах, его лицо выглядит встревоженным. Он явно предвкушает всё, что с ним происходит, а сейчас просто сходит с ума от ожидания и неизвестности. Ему очень тяжело это всё даётся, ведь он привык и сам часто быть инициатором в их близости, поэтому трудно просто принимать все ощущения без отдачи. Но он доверяет ему, поэтому просто послушно ждёт. Он сильно вздрагивает всем телом и шумно вздыхает, когда Пак ласково берёт его за подбородок и слегка приподнимает его вверх. Чонгук не может видеть его, но чувствует, как пара карих глаз прожигает насквозь до самых костей. Так пронизывающе, что внутри него где-то начинает что-то воспламеняться и внутренние органы охватывает какой-то адский огонь. Чимин стоит перед ним и изучающе скользит жадным взглядом по его лицу. Он проводит большим пальцем по его искусанным и припухлым губам, а тот тут же смыкает их на нём и начинает соблазнительно посасывать. Чон слышит его шумный вдох, и довольно улыбается. — Хочешь меня, да? — спрашивает Пак, хитро ухмыляясь в ответ на его действие. — Не терпится? — Да. — Двигайся к спинке кровати, малыш. — Наконец-то, — радостно выдыхает парень. Он быстро устраивается, как ему сказано, а после чувствует на своих бёдрах вес тела Пака. Руки сами сразу же тянутся к его голому телу, но он получает лёгкую пощёчину и резко замирает. Это очень неожиданно, то есть и ему трогать его нельзя? Чимин устраивается на нём сверху, плавно покачиваясь вперёд-назад и потираясь своим телом о его член, а после этого берёт руку Чонгука, поднимая её вверх. — Нет, нет, нет, — протестует парень, слыша щелчок наручников и ощущая металл на своей коже. — Ты не можешь этого сделать со мной. Я хочу касаться тебя. — Сегодня я устанавливаю правила, — отвечает он, пристёгивая и второе его запястье к белой кровати. Чон с силой и недовольством дёргает руками, будто надеясь выбраться из этого положения, но потом тяжело и безнадёжно вздыхает. Он слышит лишь звяканье металлических наручников, которые бьются о кованую спинку. Да какого чёрта вообще? Это настоящее издевательство. Ему так мало тактильности, что уже хочется скулить и хныкать, чтобы выпросить хотя бы самую малость. В этот момент больше всего ему необходимо чувствовать на своём теле желанные руки и губы, потому что оно охвачено огнём, который Пак сам же и разжёг. Это так сильно выводит его из себя, что он начинает злиться, но сделать ничего не может. Обострённые ощущения просто разрывают его сознание и тело. Ему так плохо и хорошо одновременно, что становится не по себе. Сколько ещё он способен выдержать? Чимин доводит его до того состояния, когда он абсолютно не способен мыслить адекватно и может взорваться от любого неаккуратного действия. Он думает лишь о том, что если тот будет медлить ещё хоть одну чёртову минуту, то он просто сойдёт с ума. — Как себя чувствуешь, Джей Кей? — спрашивает Пак и тихо смеётся, глядя на его грудь, которая ходит ходуном. — Ты издеваешься? — спрашивает он, откидывая голову назад с тяжёлым вздохом. — Я сейчас взвою. У меня уже яйца посинели. — Ты такой заведённый. Буквально один большой сгусток горячей похоти. Знал бы ты, как сейчас сексуально выглядишь. — Это чистое издевательство, заигрывать со мной, сидя голым на моих бёдрах. Прекрати меня истязать. Я так сильно хочу тебя, детка. — Ты плохо себя вёл. — Я же извинился, а ты сказал, что простил. — Ты не извинился, а лишь признал свою вину, — говорит Пак, плавно ёрзая на нём. — Это разные вещи. — Что же ты делаешь, сексуалочка? — жалобно протягивает парень, резко дёргая руками, и наручники сильно звенят. — Так нечестно. — Не нужно было опаздывать домой, уже бы давно получал меня во всех возможных позах и местах. Ты сам виноват, — говорит Чимин и неторопливо смазывает свой член лубрикантом. — Да, я виноват. Но ты же сказал, что прощаешь, — протестует он и дышит так, словно пробежал целый марафон. — М-м-м, — невинно произносит парень и прикусывает губу, скользя пальцем по стволу его члена, — я так сказал? — Боже, — тяжело стонет Чонгук, сжимая кулаки. — Ты невыносим. Прикоснись ко мне ещё, пожалуйста. — Этого ты хочешь, да? — спрашивает Пак, мягко обхватывая ствол и несколько раз проводит по нему кулаком вверх-вниз. — Да, — низко стонет Чон, выгибаясь всем телом. — Вот так тебя ласкать? — продолжает издеваться он, проводя большим пальцем по влажной головке, а после плюёт на его член и размазывает слюну ладонью круговыми движениями. — Тебе так нравится? — Твою мать, детка. Я сейчас кончу, — шепчет Чонгук, опять дёргая руками и хрипло рычит. — Быстрее. — Какой ты нетерпеливый, Джей Кей. Ты ещё не извинился, как следует. — Прости меня. Я знаю, что очень виноват. — А мои губы ты очень хочешь? — Да, безумно. — Нужно было приходить домой вовремя, малыш, — усмехается Чимин, убирая руку. — Тогда бы я первоклассно отсасывал тебе каждый день перед сном, но увы. Чон разочарованно стонет и отборно ругается, как ковбой в баре. Его отчаяние практически ощутимо в воздухе, поэтому Пак решает наконец-то перейти к наказанию. Он тянется к нему и снимает повязку с чужих глаз, а когда, парень видит его сверху на себе, то чуть ли не хнычет, как маленький ребёнок, и почти топает ногами. Он на полном серьёзе готов это сделать, потому что то, что открывается его взгляду, просто убивает его ко всем чертям. Чимин абсолютно голый сидит на его бёдрах, широко разведя ноги, и ритмично водит рукой по своему члену, глядя на него. Чонгук скользит взглядом от одного желанного участка его тела к другому и у него сводит конечности, а душа стремительно задыхается под рёбрами. Он слишком красив и слишком горяч, это нереально. Пак знает, насколько хорошо выглядит сейчас и как сексуален, поэтому нагло пользуется этим всем без каких-либо угрызений совести и ухмыляется. Он убирает нежно-розовые волосы пятернёй назад и проводит кончиком языка по своим проклятым губам, продолжая доводить себя до оргазма с тяжёлым стоном. Это лучшее, что Чон видел в своей жизни, твою мать. Настоящий демон похоти в своём человеческом обличье, который сидит на нём и ласкает себя. Это слишком для него, но теперь было ясно, чего именно хотел Чимин. Явно мечтал о том, чтобы он просто свихнулся или скончался от перевозбуждения, другого объяснения этому нет. Он не прикасался к нему и не позволял это делать ему, завёл его самым горячим и изощрённым способом, а всё для того, чтобы в итоге показать вот эту картину. Наблюдать за этим настоящая сладкая каторга, а особенно — когда тот забывается. Пак плавно двигается на его бёдрах, продолжая быстро водить кулаком по своему члену, и иногда случайно задевает разрывающийся от желания член Чонгука. А в момент, когда его сильно накрывает, то он откидывает голову к потолку и гортанно стонет. Его кадык сексуально дёргается, а по ходящей ходуном груди стекают струи пота. Это уже переходит все границы. Чонгук закатывает глаза от досады и сжимает кулаки. Это выше его сил, он не способен выдержать такое изощрённое наказание. Так жестоко использовать против него секс, как оружие, учитывая, как сильно он от него зависим. Чимин просто мастер бесчеловечных пыток. — Ты дьявол. Я тебя ненавижу, понятно? — спрашивает Чон, шумно сглатывая. — Как скажешь, малыш, — усмехается Пак и прикусывает кончик языка. — Нравится это сексуальное шоу? — Хочу принять участие. — Извинись, и я тебя трахну. — Я же сделал это, какого чёрта?! — возмущается он, продолжая наблюдать за тем, как тот ласкает себя прямо перед его носом. — Вот, что мне приходилось делать, когда ты не приходил домой. Думал о тебе и развлекал сам себя. — Чёрт возьми, ну прости меня! Я не буду больше так поступать, клянусь. Я всё понял. — Правда? — Не хочу больше пропускать секс с тобой, — отвечает Чонгук, глядя на него и прерывисто вздыхает. — Господи, что ты вообще творишь? Ты садист. — Это наказание, — шепчет Пак, ускоряя темп своей руки и стонет, прикрывая веки. — Прости меня, детка. Прости. Прости! Что я ещё должен сказать? — отчаянно говорит он, дёргая руками. — Просто прикоснись ко мне, пожалуйста. Мне это так нужно. — Нет гарантии, что это снова не повторится. Я устал жить в ожидании тебя. Мы так не договаривались, когда давали клятвы. — Этот урок я запомню навсегда. Ты прав, я не должен был пренебрегать временем с тобой. Никакая работа этого не стоит. Ты важнее всего для меня, — тараторит парень с бешеными глазами. — Уже лучше, — улыбается Чимин, щёлкая его по подбородку пальцами, а затем двигается ближе и начинает плавно тереться о его член своим. — Твою же мать! — протяжно стонет Чон. — Всё, как ты хотел — я касаюсь тебя, — ухмыляется Пак, глядя ему в глаза. — Ты грёбаный засранец, и я тебя так сильно люблю. Боже, как я тебя люблю, — лепечет парень, находясь в какой-то агонии. Его глаза были уже мутные и затянуты белой пеленой от слишком сильной одержимости. Со стороны казалось, что им овладели какие-то злые силы, потому что его ломало и крутило из стороны в сторону. На несколько секунд Паку показалось, что он перестарался и действительно свёл его с ума в буквальном смысле этого слова. Но в то же время, он видел, как это бешеное возбуждение стремилось вырваться наружу, и чем интенсивнее он двигался на нём, тем громче тот стонал. Он слишком хорошо знал его тело и поэтому мог определить приближение оргазма даже по выражению его лица. Он был близок, настолько, что уже даже замер и приоткрыл губы в ожидании этой необходимой ему разрядки, но Чимин не позволяет ему этого сделать, а резко прекращает движения. — Нет, пожалуйста! — просит Чонгук, задыхаясь от своего стона. — Пожалуйста, дай мне кончить. — А ты заслужил? — Детка, я больше не могу. Я в шаге от того, чтобы сказать наше стоп-слово. Меня сейчас расщепит на атомы, что ты сделал со мной? — Хочешь всё закончить? — мягко спрашивает Чимин. — Нет, я просто слишком сильно хочу тебя. Это вообще легально? Я какой-то одержимый тобой. Ты не можешь вот так использовать мои слабые места против меня, — устало шепчет он, закрывая глаза. — Ты тоже не можешь игнорировать наш ужин перед годовщиной. Разве это не жестоко? Ты же знаешь, как важен этот день для нас обоих, — шепчет Пак, отстёгивая его руки и приближаясь к его губам. — Как ты можешь вот так поступать со мной? — Прости меня, — тихо говорит парень, с жадностью поглаживая его бёдра и глядя ему в глаза. — Прости, я очень облажался. Но я выучу наизусть все наши даты, обещаю. Когда я украл твой бензин, когда поцеловались впервые, когда признался тебе в любви и когда мы переспали впервые. Я запомню это всё и больше никогда не пропущу ни одного важного момента связанного с нами, потому что ты — это самое значимое, что есть у меня. — Ты не должен забывать об этом ни на один день и ни на одну минуту, понял? — спрашивает Чимин, мягко приподнимая его подбородок. — У меня в этом мире есть только ты. Пожалуйста, не позволяй мне чувствовать себя одиноким. — Больше никогда. Я всё исправлю, клянусь, — отвечает Чон и хватает его губы своими. Он целует его глубоко и страстно, лаская его язык своим в совершенно необузданном темпе, но таком уже привычном для них обоих. Они всегда становятся голодными животными, если дело касается друг друга. Всегда им слишком мало, и насытиться этим просто невозможно. Парень обхватывает его лицо ладонями и начинает задыхаться в этом долгом и чувственном поцелуе. Ему хочется съесть его целиком, и виноват в этом сам Чимин. Именно он завёл его до той степени, что у него нет ничего в голове, кроме разврата. Ему сносит напрочь разум, и все тормоза сами собой отпускаются так же легко, как на каком-нибудь лихом заезде на финише. В голове такой туман, а горячий воздух, который накалился между ними, обжигает лёгкие до боли. Хочется содрать с себя кожу и вырваться из своего тела, потому что существовать в нём больше нет сил. Чонгук улыбается ему в губы и ловит подходящий момент, когда парень абсолютно расслабляется и тоже отдаётся своим чувствам. Он резко толкает его в грудь и ловко забирается на него сверху, когда тот падает на спину на кровати. В этот раз он не даёт ему править парадом, поэтому быстро блокирует его движения крепко сжимая своими бёдрами. Все попытки сопротивления Пака он быстро подавляет, настойчиво целуя его, а после тот и вовсе покорно сдаётся. Чимин просто отдаёт себя в его власть и лишь с довольной улыбкой смотрит на него снизу вверх восхищёнными глазами. Кажется, он сам создал этого чокнутого монстра, проверяя его возможности тяжёлыми пытками. Сейчас в карих глазах Чона правит такая беспроглядная тьма вперемешку с вязкой похотью и сладким вожделением, что становится страшно за него и его сознание. Такое ощущение, что он освобождает свою внутреннюю животную натуру вместе со всеми эмоциями. Пак внимательно наблюдает за тем, как Чон обильно смазывает его член смазкой и несколько раз проводит по нему двумя руками. Это вызывает резкий прилив жара где-то в области солнечного сплетения, которое опускается вниз к животу и паху. С его приоткрытых губ срывается тягучий стон, когда он видит, как парень устраивается удобнее на нём и направляет его член в себя. В этот момент, когда он входит в него медленно и аккуратно, то как будто какие-то два мира встречаются и касаются друг друга, время замедляется и Земля перестаёт вертеться вокруг своей оси. Это невозможно описать никакими словами, но им обоим каждый раз кажется в этот миг их слияния, что они абсолютно точно созданы этой Вселенной друг для друга, потому что всё слишком идеально. Чимин не усиливает напор, а позволяет ему всё контролировать. И специально не касается его травмированной задницы, потому что понимает, что, наверное, сейчас она болит после порки. Он лишь ласково поглаживает его бёдра и не сдерживает низких стонов. Казалось бы, что ещё может удивлять в сексе с человеком, с которым ты состоишь восемь лет в отношениях, но ощущения поражают всегда, как впервые. Идеальная химия, созданная природой и найденная ими самими. Чонгук начинает глубже опускаться на его член, упираясь ладонями в его грудь, и каждый раз дико одержимо стонет. Он растягивает их удовольствие, понимая, что они оба быстро кончат после всего, что происходило всё это время. Он двигается плавно и неторопливо, выбирая тот темп, который ему хочется сейчас. От его внимания не ускользает, что Чимин послушно отдаётся ему и принимает всё, что он ему даёт. И это так удивляет. Обычно он всегда держит всё под своим строгим контролем, даже когда Чон сверху. Постоянно сам регулирует скорость и направление движений, удерживая или подгоняя, но не сегодня. Возможно, так он извиняется за бурную прелюдию, но ему нравится эта кратковременная власть. Сейчас именно он владеет им, а не наоборот. Парень, нависая на ним, полностью принимает в себя каждый сантиметр его твёрдого члена, и затем несколько секунд совсем не двигается. Он просто смотрит в его глаза и погибает в них, разрушаясь на множество маленьких частиц. Невыносимо просто, он будто дарит ему часть своей души снова. Тонет в бескрайней нежности и задыхается от необъяснимой страсти, а между двух этих противоречий расположено его любимое место. Он любит это хитросплетение таких разных чувств, которые в итоге называются так просто — любовь Чимина. Вот такая необычная и уникальная в своём роде, но это гораздо выше, чем обычная любовь. Пак наматывает на кулак повязку, болтающуюся на шее парня, и мягко тянет её к себе, вынуждая его сильнее нагнуться. Чонгук замирает в пяти секундах от поцелуя и приоткрывает рот в немом крике, закрыв глаза, когда тот неожиданно двигает мощными бёдрами вверх. Он сначала мягко выходит, а затем резко входит в него, отчего по позвоночнику пробегает цепочка мурашек. Это повторяется снова, но в этот раз сильнее и его громкий вскрик глушат родные губы. Чон блокирует его движения и сам создаёт прерывистый темп. Он двигается быстро и отрывисто, продолжая целовать его. Он глухо стонет в его губы и зажмуривается, а затем берёт его руку с повязкой и перемещает её на свою шею. Пак усмехается и нежно прикусывает ему язык, но после жадно ласкает его своим, будто извиняется. Он понимает, что требуется от него, и поэтому с силой послушно хватает его за горло, сжимая влажную и горячую кожу до маленьких синяков. Это далеко не ремень, который они до сих пор любят иногда практиковать, но всё же немного стимулирует и без того накалившиеся эмоции Чонгука, скакавшего на нём как в последний раз в этой жизни. Его член оставляет влажные следы от смазки на животе Чимина каждый раз ударяясь о него, а покрасневший зад грубо «целует» его пах со звонким шлепками влажной кожи о кожу в сопровождении рваных вздохов и хриплых стонов. И эта сладкая и порочная мелодия сводит с ума. Пак с восхищением смотрел на Чона, который практически рассыпался на части и давно перестал себя контролировать. По мутным глазам было заметно, что его сознание улетело уже куда-то в соседнюю Галактику. Они так горели и в них искрились языки пламени, которое между ними никогда не угасало. Парень кусал свои губы и совершенно не держал в себе эмоции. Из его горла вырывались стоны и крики вперемешку с прерывистым дыханием, а периодически и грязные ругательства. Он хватал волосы Чимина и когда тянулся поцеловать, то делал это так, что буквально завладевал его ртом, как хозяин. Было такое ощущение, что он вообще перестал здраво мыслить и совершенно не понимал, что происходило с ним. Впервые ему довелось видеть человека, который был настолько охвачен животной страстью, что, кажется, забывал своё имя. Чон откидывается назад, полностью выпрямляясь, и начинает двигаться на его члене ещё быстрее, вкладывая в это остаток своих сил. Он приподнимается и опускается в такт своего сбитого дыхания. И делает это так напористо и мощно, что у него начинает сводить мышцы ног. Он совершенно забывает о том, что у него саднит кожа на ягодицах, а лишь с силой давит ладонями на влажную от пота грудь Пака, находя в ней опору, и задерживает остатки кислорода в лёгких на одно мгновение каждый раз, когда его член мягко бьётся о горячий живот. Все движения он уже совершает на автомате и в состоянии какого-то сексуального опьянения. Он не различает ничего вокруг, только лишь мутные пятна мелькают в его глазах. И он не слышит ничего, кроме собственных стонов и мощных ударов его тела о тело Чимина. Он чувствует блуждающие ладони на своём торсе и ощущает себя одним сплошным нервным окончанием. Любое прикосновение приносит одновременно боль и удовольствие, а это пугает до одури. Все чувства настолько перемешиваются, что ему, наверное, достаточно просто лежать, чтобы взорваться. Он смотрит в упор на Пака и видит, что тот тоже находится на грани, даже больше него самого. Его тяжёлый и пронизывающий взгляд приковывает к себе все остатки здравомыслия, что остаются ещё в голове, и выбивает из его лёгких остатки горячего воздуха. Это невыносимо. Этот зрительный контакт просто добивает их обоих окончательно, но впервые первым сдаётся именно Чимин, прикрывая веки и запрокидывая голову назад. Чон звонко бьёт его по лицу и ухмыляется, продолжая быстро насаживаться на его член в том же ритме. Тот с трудом открывает глаза и до боли сжимает кожу на его бёдрах, продолжая эту внутреннюю борьбу с собой. — На меня смотри, детка, — шепчет парень с трудом и шумно вздыхает. — Чёрт, я не… — Кончай, глядя на меня, — приказывает Чонгук, удерживая его лицо ладонью. — Давай, твою мать. Пак не сводит с него глаз, как ему и приказано, и Чон начинает подгонять его оргазм, активнее двигая бёдрами. Он слегка приподнимается на коленях и ускоряет темп, это сразу же вызывает протяжный стон парня в ответ. Так отчаянно он борется с собой, чтобы не зажмуриться или не прикрыть веки, потому что это невыносимо терпеть, но всё же ему удаётся победить. Чимина простреливает всего и сразу, а Чонгук чувствует, как он обильно изливается в него. Он не останавливается, а несколько раз глубоко насаживается на ещё твёрдый член, слушая нечленораздельные звуки, которые издаёт его удовлетворённый муж. В каждой клетке тела он тоже уже чувствует позывы собственного оргазма, который вот-вот снесёт ему крышу. Он нарастает просто неумолимо быстро, словно цунами, и расползается равномерной волной от макушки до кончиков пальцев ног. Парень двигается вперёд по кровати, нависая над Чимином, и приближается к его лицу. Его не нужно ни о чём просить, он сразу же хватает его член и начинает доводить его до высшей степени удовольствия в привычной манере. Его рука двигается быстро по влажному и твёрдому стволу, а язык помогает улететь в космос, так умело стимулируя головку круговыми движениями. Эти чёртовы губы, влажные от слюны и смазки, похожи на самое большое искушение в этом мире. И сейчас, глядя на них, Чонгук чувствует, что попадает просто на седьмое небо от счастья. Чёрт, нет. Это ближе, чем рай, ведь эти губы принадлежат только ему. Он смотрит на это горячее порно сверху вниз мутным взглядом, и от вида головки его члена на этих губах оставшиеся барьеры на сегодня просто крошатся в пыль. Его пронзает удовольствие разрушающей волной и он кончает, запрокидывая голову к потолку. Из его груди рвётся животный рык, а Чимин продолжает выжимать из его члена остатки удовольствия. Он довольно улыбается, проглатывая горячую сперму и медленно облизывая липкие губы, а Чон вновь стонет, глядя на всё это. Бог ты мой, если бы он не был так сильно измотан, то кончил бы снова от одного этого зрелища. Это запрещённый приём, но ему нравится смотреть на это, а Паку нравится дразнить его. И сейчас он выглядит так, будто его накормили самым вкусным ужином, который Чонгук пропустил, как минимум семь раз за эту неделю. Парень слезает с него и падает рядом на кровать, с большим усилием переводя дыхание. Он смотрит в потолок и видит, что перед глазами мелькают звёздочки. Ноги дрожат, задница горит, а лёгкие сжимаются от боли, но при всём этом он чувствует себя самым счастливым человеком во всем мире. Чимин, немного успокоив дыхание, закуривает сигарету и закидывает руку за голову. Он собой доволен, так как план шутливого отмщения в итоге свёл с ума их обоих. Получилось даже лучше, чем он планировал. Он поворачивает голову к парню, глубоко втягивая дым, и усмехается. Чонгук всё ещё не может прийти в себя и вытирает пот со лба ладонью. Лишь спустя пару минут он тоже поворачивается к нему и улыбается в ответ. — Я не очень понял, кто кого трахнул-то в итоге? — спрашивает Пак и смеётся. — Кажется, мы оба друг друга, — отвечает Чон. — Надо почаще отдавать всё в твои руки. Ты такой дикий, матерь Божья. — Это ты довёл меня до этого состояния. Обычно я не такой. — Ври больше, извращенец, — снова смеётся Чимин. — Ну так… я прощён? — осторожно спрашивает Чон, забирая у него сигарету, и делает несколько затяжек. — Прощён. Я перестал на тебя злиться, когда ты запрыгнул на мой член, как на какой-то аттракцион. Парень смеётся в ответ и тушит окурок в пепельнице на тумбочке у кровати. Он бросает быстрый взгляд на часы и радостно улыбается. Он возвращается на кровать и начинает целовать Пака множество раз, пока тот его крепко обнимает. Он покрывает поцелуями всё его лицо и затем опирается локтем на матрас нависая над ним. — С годовщиной, детка, — шепчет Чонгук, убирая несколько мокрых прядей волос с его лба. — Уже за полночь? — Да. — С годовщиной, малыш, — говорит Чимин и нежно улыбается ему. Он мягко поглаживает ладонью его спину, а затем скользит ею по его плечу и руке. Кожа парня мгновенно покрывается приятными мурашками, когда он подбирается к его боку. Пальцы Чимина нежно пробегают по силуэту набитой несколько лет назад татуировки на рёбрах. Слева и прямо рядом с сердцем. Он знает её слишком хорошо, потому что у него точно такая и в таком же месте. Мягким и каллиграфическим шрифтом там написана самая важная фраза для них. Их личное и особенное признание в любви. Чонгук ласково улыбается, чувствуя, как он водит подушечками пальцев по контуру слов и затем тоже мягко касается его татуировки. Он глубоко вздыхает, рассматривая его счастливое лицо, и мысленно благодарит судьбу в очередной раз за такой бесценный подарок. Ему несказанно повезло. Нет, им обоим. Потому что встретить такого человека — это настоящее чудо, а так любить — ни с чем несравнимый дар. Таких идеальных отношений, кажется, не бывает, но им удаётся их выстраивать. Спустя все эти годы, они даже в ссорах находят свои плюсы. И весь секрет такого счастья очень прост — кирпичики. Их «долго и счастливо» строилось так тяжело, но в итоге они добились того, о чём оба так сильно мечтали. Их обоих спасает любовь. — Кой ной окан, — шепчет Чонгук, нежно улыбаясь и глядя на него. — И я тебя «кой ной окан», — отвечает Чимин, гладя его по щеке. — Вчера, сейчас и в каждом моменте нашей с тобой вечности.