видишь солнце?

— Ты точно уверен, что не спятил? — спрашивает Ширабу. Суна не знает, что именно ему стоит ответить. Что бы он сейчас ни сказал, всё прозвучит как откровенный бред, но ведь Ринтаро явно им наслаждается. Его уши краснеют вместе с лицом, хочется сильно приложиться головой о бетонную стену — кажется, та просто расплавится от такого столкновения. Кенджиро это замечает и ухмыляется своей фирменной ухмылкой, которая так и говорит: «Глупыш, на что ты надеешься? Твой план провален изначально», — и которую Ринтаро видит каждый раз, когда одноклассник ловит приятеля с поличным за наглым любованием Осаму Мией. Всё настолько очевидно, что даже Атсуму замечает, что что-то не так, а он — последний человек, который должен знать о чувствах Суны, потому что… потому что это неловко, пугающе неловко. Сам омега даже не может поставить себя на место друга, чтобы представить его реакцию, но в любом случае ничего хорошего ожидать не стоит. — Вообще, дурацкая была затея, — Ринтаро пожимает плечами, набирая сообщение Атсуму и гадая, где тот задерживается после общих уроков. — Согласен. Это альфа должен добиваться омегу, а не наоборот, — Ширабу тушит сигарету о край мусорного бака и достаёт из фирменного кейса со строгим дизайном флакончик дорогих духов с тяжёлым запахом, от которого у всех окружающих мгновенно закладывает нос. — Бред, — Суна закатывает глаза, — омеги могут делать первые шаги в отношениях. Да и я не добиваюсь Осаму. — Всё равно ничего не выйдет. Он неприступная крепость. Провальный номер. Обречённая затея. — Почему ты так уверен? — Ну… — Кенджиро убирает парфюм обратно в сумку, удостоверившись, что перебил один навязчивый запах другим. — В конце средней школы мы какое-то время общались. Ничего серьёзного, но мне даже казалось, что у нас могло что-то выйти, пока он не сказал, что не заинтересован. — Оу. Так ты предложил ему встречаться? А Атсуму об этом знает? — Нет. Но я рад, что вынес из этого общения хоть что-то хорошее. Атсуму не такой уж и придурок, каким кажется на первый взгляд. И не то чтобы Ринтаро не согласен. Атсуму — действительно что-то с чем-то. / По средам Суна всегда едет к маме и её семье. Хорошей, здоровой семье, с которой приятно проводить время и рядом с которыми ты убеждаешься, что у тебя всегда будет место, куда можно прибиться в трудные минуты жизни. Порой кажется, что вся жизнь — одна сплошная трудная минута. Особенно когда ты в эту хорошую и здоровую семью не вписываешься. Акане Тайо — в девичестве Суна — на седьмом месяце беременности. У неё любящий муж, стабильный заработок (весь офис плакал, когда она оформляла декрет), просторная квартира в тихом районе самого солнечного города в стране. Она молода, умна, обходительна и дьявольски красива — так о ней говорят сейчас в приличном обществе соседей и коллег. У неё есть сын, которого все принимают за младшего брата Акане. Ведь они так сильно похожи внешне! Её сыну, Ринтаро, на днях исполнилось шестнадцать. Акане в следующем месяце — только тридцать два года. И это не то, о чём принято говорить в приличном обществе. Суна любит и ненавидит среды одновременно. — Как у тебя дела в школе? — спрашивает Тайо, наливая сыну чай из новенького фарфорового набора. Подарок на годовщину свадьбы от свекрови. — Да нормально. Внёс плату за семестр на днях. Спасибо, что помогаешь с деньгами, — парень поднимает взгляд и тут же натыкается на большую свадебную фотографию на одной из многочисленных полочек кухни. Акане отрезает большой кусок черничного пирога и кладёт его на блюдце с голубой каёмочкой. Но у Ринтаро нет никакого аппетита уже которую среду. Наверное, единственное, что ему может сейчас поднять настроение — это только мармеладные червячки в сахарной обсыпке, но здесь таких не водится. — Не благодари меня, Ангелок! — когда она смеётся, где-то, где сейчас лето, распускаются цветы. — Мне и так ужасно стыдно из-за того, что ты не живёшь с нами, а ютишься в той старой студии. — Мне там хорошо, — Суна осматривается так, будто никогда не видел квартиру до этого, хотя жил здесь больше года: высокие потолки, светлые стены, большие окна, полы с подогревом. Всё как у людей. И всё это ему чуждо и неприятно. — В конце концов, ты тоже стала жить одна в шестнадцать. — Не напоминай, — Акане машет худенькой, маленькой ладошкой возле лица, отгоняя от себя воспоминания, как неприятный запах. — Прошлое в прошлом. — Ага, верно. Выйдя из дома мамы, Суна наконец-то закуривает. Ему тоже есть что вспомнить и тоже есть что отогнать, но только своим способом — тяжёлыми смолами и никотиновым осадком на коротких пальцах. Руки у него мамины, как и аккуратное лицо, прямые и густые волосы, а так же природный шарм. В детстве все говорили Ринтаро, что он слишком красив для ребёнка и это всегда будет играть ему на руку. И все были охуеть как не правы. Весна брызжет лужами и топит чёрные кеды Суны, а ведь эта легендарная обувь пережила переезд и долгую морозную зиму. День-дребедень, хотя все среды такие. / Всё настолько очевидно, насколько может быть. Атсуму, конечно, не дурак и обо всём догадывается, хоть и молчит, делая вид, что ничего не знает. Но Ринтаро нормально — он понимает, что у друга такой девиз по жизни: игнорирование — лучший способ избежать проблем. Мия в какой-то момент говорит Суне: «Слушай, не мог бы ты не торчать у меня до ночи? Я очень устаю и не успеваю сделать домашку», — хотя домашку блондин не делает чисто принципиально. И Суна соглашается, слушается, не приходит больше вообще. У него девиз, кстати, прямо противоположный: проблемы нужно решать быстро и радикально, не мешкая. Хотя одна проблема в виде долгосрочной влюблённости в Осаму Мию под это кредо не попадает. Ну и пусть? Ну и пусть. / Такео заявляется на его порог в одиннадцать ночи с разбитым носом и убогой розой в прозрачной пластиковой обёртке: — Хорошо выглядишь, Сунарин. Как и всегда. — Что-то ещё? — Суна розу, конечно, принимает, но уже не с тем трепетом и нелепой улыбкой, с которой бы согласился на такой подарок год или два назад. Год или два назад, если честно, он бы умер за такой скромный безвкусный презент и романтический визит обожаемого Такео. — Будешь моим снова? — Слушай, — Ринтаро даже не пускает его внутрь. Если впустит альфу сейчас, то он не уйдёт до утра и останется минимум на неделю, думая, что у него есть на это полное право. — Тебе двадцать три года. Ты считаешь себя очень умным, перспективным и, в целом, хорошим парнем, но ты катишь шары ко мне, беспечному малолетке. Не находишь, что это как-то… нездорово? — Но я же тебе нравлюсь, — улыбается во все зубы Такео, создавая вокруг себя образ героя-любовника и просто мечту всех школьников-омег. Как будто выпал из телевизора или подростковых романов. Хорошо, наверное, что Суну не интересует ни то, ни другое. — Вот и продолжай так думать. Ринтаро закрывает перед альфой дверь, зная, что тот позвонит и побарабанит в неё пару минут — чисто для успокоения и рассказа своим дружкам (мол, сделал всё что мог!), а после уйдёт прожигать жизнь дальше. Они знакомы уже три года. Два из которых Такео испортил одним своим существованием. Все с детства говорили Суне, что он слишком красив для ребёнка. Никто не говорил, что на такую красоту падки коллекционеры. / — Хочу встретиться со всеми твоими друзьями. Познакомь меня со своей крутой компанией. Рано или поздно это должно было произойти, но слова Атсуму падают, как снег на голову, как лезвие гильотины на шею — и у Ринтаро нет права отказать. По крайней мере, он не находит для этого веских причин. Суна не знает, эта просьба, больше похожая на приказ, продиктована маниакальным желанием Атсуму стать лучше в собственных глазах или насолить Осаму, который точно не одобрит эту «крутую» компанию. Он и самого Суну-то начал одобрять с трудом. Начал ли? Ринтаро не придумывает ничего лучше, как затащить друга на очередную вечеринку в пятницу. Все вокруг пьют, смеются и в целом хорошо проводят время, а значит, что лучшего места для новых знакомств ну просто не бывает. Такео, заметив, что его Сунарин сегодня не один, всё же решает оставить омегу в покое. Или он просто делает вид, что обижен? Так даже лучше. Атсуму предсказуемо уносит и выносит со второго бокала, и тот проводит весь вечер рядом с унитазом, рассказывая Суне, какой он бедный и несчастный, один хороший в этом подлом мире без любви и поддержки. Рассказывает, что мама его не любит, папа его не любит, Осаму его не любит тоже. Рассказывает, что не ел три дня, чтобы выглядеть лучше, и что в следующий раз он обязательно поест перед выходом и ни за что так позорно не напьётся у всех на глазах. Ринтаро приносит другу стакан воды и сует ему два пальца в рот, толкая их раздражённое горло: Осаму убьёт их обоих, если Атсуму заявится домой в таком ужасном состоянии. А Суна… Суна не хочет, чтобы альфа злился и считал его плохим примером для близнеца. Кто же знал, что тот не в ладах с алкоголем? Хорошо, что у них есть деньги на позднее такси и минералку. На сигареты, к сожалению, не хватает. В субботу утром Ринтаро приходит сообщение от неизвестного номера: «Будь добр и объясни, чем ты напоил моего брата». И, если честно, Суна не так планировал получить номер Осаму. Совсем не так.