видишь солнце?

На следующий день Суна первым подходит к парте Осаму, провожаемый взглядами и друзей, и одноклассников — ещё никто не видел, чтобы Ринтаро хоть как-то взаимодействовал с кем-то, помимо двух приятелей-омег. — Спасибо за шапку, — говорит он, протягивая Мие бумажный пакет с неуклюжими рыжими лисами. — Да пожалуйста? — отвечает парень, даже не смотря на собеседника. Ну и чего тут благодарить? Ему же не сложно. Подумаешь, какая-то шапка! На улице зима, вообще-то. Да и любой уважающий себя альфа поступил бы так же. Осаму кидает тяжёлый взгляд на Каваниши, когда тот собирается то ли пошутить, то ли просто подколоть их, но одного выражения глаз хватает, чтобы старый знакомый замолк, не начав говорить. Суна возвращается на своё место слишком быстро и неловко, пока никто не стал задавать лишних вопросов. Говорить здесь не о чем. Ответов всё равно нет. В пакете Осаму находит ещё и кислые мармеладки в сахарной обсыпке. / Шапку Ринтаро так и не покупает. Осаму каждый день наблюдает, как омега щеголяет с красными ушами от мороза на переменах, когда бегает курить, прихватив его брата с Ширабу с собой. От их уголка после каждого такого проветривания всегда пахнет тяжёлым парфюмом, которым обливается Кенджиро, и арбузной сладкой жвачкой Атсуму. Осаму с тихим ужасом ловит себя на мысли, что ему хочется узнать, какой аромат у волос Ринтаро — пропитался ли он весь сигаретами, чужими духами и искусственными подсластителями? На шапке после того вечера не осталось ни намёка, ни подсказки. Мие хочется уткнуться носом в волосы — тёмные, запутанные — и дышать, дышать, задыхаться. Чем бы там Ринтаро ни пах: хоть кофе, хоть офисными бумагами, — хотя Осаму ненавидит и то, и другое. Если это будет Суна, то всё в порядке. Это желание оставляет липкий след на руках, как от лечебного пластыря, и этот след покрывается солоноватой, грязной корочкой, будто альфа забыл промыть руки или хотя бы протереть их салфеткой. Но ведь ничего плохого в тайнах, если о них не знает никто, кроме самого Мии? Кто-кто, а он точно умеет хранить секреты. В свои шестнадцать лет у него за душой запрятано до неприличия много тайн пострашнее странных мыслей об однокласснике… но тогда почему Осаму чувствует себя таким напуганным и ничтожно маленьким перед ними? / — Привет. Проводишь меня до остановки? Они с Суной сталкиваются в коридоре квартиры Мий поздним вечером. Осаму возвращается с подработки в офисе, и ему ещё предстоит потратить полночи на докучное задание по химии и физике, другую половину — на домашние хлопоты и сладкую дрёму. Каждую ночь ему снится свобода. — Привет, — говорит он, даже не успев стянуть с себя ботинки. — Конечно. Без проблем. Потому что так поступил бы любой приличный альфа. И это повторяется почти каждый вечер. Каждый вечер Ринтаро засиживается с Атсуму (занимаясь всякой ерундой), каждый вечер они встречаются в коридоре (всегда минуту в минуту) и каждый вечер усталый Осаму находит силы и время, чтобы проводить парня до заледенелой остановки и посадить его на последний автобус с тусклыми фарами. Они не говорят почти — Осаму это успокаивает и нервирует одновременно. Суна изредка ненароком цепляется ледяными руками, вынимая их из глубоких карманов, за локоть Мии, чтобы не упасть, но всё равно стабильно пару раз в неделю растягивается на асфальте, прихватив с собой ещё и клюющего носом альфу. Бывает, что они лежат совсем без движения, и только белый пар от дыхания поднимается вверх, к горящим окнам жилых домов. Бывает, что они лежат на земле и водят руками и ногами вверх-вниз, оставляя на сугробах неуклюжих снежных ангелов, а после бегут греться в круглосуточный супермаркет, где Осаму всегда покупает им кислых мармеладных червячков, от вкуса которых Ринтаро морщит свой аккуратный нос, и кофе из автомата. И Суна греет покрасневшие от холода пальцы о бумажный стаканчик — иногда Мия дует на них, обдавая чужие руки теплом, хотя сам замёрз, как бездомный кот, или держит их в своих ладонях. В такие моменты всегда хочется спросить Ринтаро о чём-то важном и, наверное, безумно личном, но Осаму молчит, лишь однажды всё же не выдерживая и прижимая омегу к себе всем телом — пахнет шампунем, дешёвым табаком и снегом. Они стоят около выхода из супермаркета, возле пластиковых столиков и гудящих холодильников, и только мигающие гирлянды напоминают о реальности происходящего — ни одна сладкая дрёма не заменит этих неожиданных объятий. Осаму хочется сохранить, защитить этот момент, как сокровище, и носить с собой в нагрудном кармане, чтобы больше никогда не мёрзнуть. / — Ты что-нибудь подарил Сунарину? — спрашивает Атсуму в лоб во время одного субботнего завтрака. — А почему я должен ему что-то дарить? — интересуется Осаму, краем глаза наблюдая, как мама протирает пыль в гостиной. С самого утра в уборке и заботах, хоть и старший из близнецов всячески старается отгородить её от этого. Особенно сейчас, когда сеансы у психолога начинают приносить хоть какие-то результаты, но какая-то злобная, эгоистичная часть альфы шепчет ему на ухо: «Ты слишком много на себя берёшь: у тебя подработка, учёба, дом и свои проблемы. Куда ещё больше? Подумай о себе хотя бы раз в жизни». — У него был день рождения в четверг, — отвечает Атсуму, сортируя салат. Осаму бесит эта привычка, ведь знает, что брат не притронется к еде, потому что всегда пропускает завтраки. Хотя сейчас он выглядит намного лучше, чем год назад, когда Мия-два, видимо, решил, что идеал красоты — это скелет в классе биологии. — Мы хотим сходить в зоопарк завтра днём, — продолжает омега. — Пошли с нами. Мне кажется, что Сунарин будет рад. Нормальный выходной? Вау. — Я подумаю. — Пойдём, — ноет Атсуму, напоминая тех самых надоедливых стереотипных картонок из сериалов для подростков, которые все ненавидят. — Ты никуда не ходил со мной на новый год. — А ты разве предлагал? — удивляется Осаму, без особо интереса доедая свою овсянку. Здоровое, мать его, питание для здорового тела, здорового духа и здорового будущего. — Предлагал! Ты забыл, как послал меня? — Не помню такого, — альфа кладёт тарелку в раковину и включает воду, обжигаясь холодом. — Я, наверное, устал тогда. — Ты всегда уставший, — ворчит Атсуму и, наверное, раздражённо пожимает плечами. Эта привычка у него появилась совсем недавно, но уже успела порядком выбесить, потому что так брат выглядит ещё глупее. — От чего ты вообще можешь уставать? А Сунарин тогда, вообще-то, расстроился. Не понимаю, с какой радости он решил, что ты захочешь пойти в храм вместе? Нам с ним вдвоём хорошо, да и ты же не веришь во всякую чепуху, вроде новогодних желаний. Осаму действительно не верит в подобный абсурд, но предупреждает отца, что завтра не появится в офисе и по пути домой забегает в единственный открытый бутик за подарком. / На следующий день Осаму находит себя возле киоска с билетами в зоопарк в компании из Атсуму, у которого хватило с утра совести разбудить брата спозаранку, чтобы точно не опоздать на встречу (они всё равно в итоге приезжают на полчаса раньше, потратившись на такси, потому что омега ненавидит общественный транспорт), и Ринтаро. В его красных ушах на один прокол теперь больше — ещё одно тёмное колечко болтается на мочке уха как трофей за ещё один прожитый год. Атсуму увлечённо ведёт их от одного вольера к другому, не задерживаясь ни у одного. Говорит, что хочет посмотреть всё и сразу. Конец января наступает на горло омерзительно солнечными, но холодными днями. Посетителей, на удивление, много, как и в целом людей на улице. И чего только дома не сидится? — Ты как будто никогда в зоопарке не был, — ворчит Осаму, которому не по душе вся эта беготня. Он совсем не выспался, да и вряд ли выспится хоть когда-нибудь со своим графиком. — Всё равно! — брат показывает язык брату. — Ты просто скучный зануда. В детстве с тобой было невозможно ходить куда-то: вечно прятался за мамину юбку. — Как скажешь, — отвечает альфа, после чего зевает. — Зато это не я чуть не свалился в вольер к волкам. Он задерживается возле загона с пятнистыми оленями, оставляя гиперактивного Атсуму. — Серьёзно? — спрашивает Суна, стоящий возле Осаму. — Ага, — кивает Мия, наблюдая за мирно шагающими по территории животными. — Шуму было много. — Я о тебе. Никогда бы не подумал, что ты был застенчивым, — Ринтаро фотографирует всех обитателей на память, быстро настраивая фокус, как настоящий профессионал. — Мне всегда казалось, что ты задира и хулиган. Осаму ничего не отвечает, переводя взгляд на омегу, и ничего нового в парне альфа не замечает: те же волосы, то же плоское, ничем не примечательное лицо со светло-карими узкими глазами. Только Суна улыбается так непривычно трогательно, с неподдельным интересом наблюдая неуклюже-изящных оленей через объектив телефона, — и от этой улыбки Мия невольно расслабляется, понимая, что не может не смотреть на именинника. — Тебе нравятся животные, да? — спрашивает. — Угу, — Ринтаро шмыгает носом, и Осаму вспоминает о подарке, который мирно лежит у него в нагрудном кармане куртки. Он без лишних слов протягивает омеге аккуратный свёрток с перчатками и шапкой — чёрными. Под цвет ногтей Суны, его тонкой куртки и серёжек в аккуратных ушах. — Перчатки специально с сенсорными пальцами, — уточняет Мия. — Надевай сейчас. Смотреть больно на то, как ты мёрзнешь. — Спасибо? Осаму ненавидит себя за желание обнять Ринтаро на глазах у случайных прохожих. За желание взять его за руку, отвести в самый тёмный, самый заброшенный угол зоопарка и целовать до посиневших губ и наступления темноты. Целоваться с ним, пока Суна не попросит альфу остановиться. — Я хочу посмотреть на лис, — омега натягивает чёрные перчатки на свои худые ладошки с по-смешному короткими для такого высокого роста пальцами. — Тогда пойдём. Лисицы, давно поменявшие окрас к зиме, сливаются с окружающим пейзажем. Осаму сначала даже не сразу их отличает среди камней и веток: они совсем не похожи на свои нарисованные версии, которые преследуют людей повсюду. — В детстве, — говорит Суна, почему-то не доставая телефон, чтобы сфотографировать здешних обитателей, — моя мама часто приводила меня в зоопарк. Мне очень нравилось наблюдать за лисами. Они всегда были такими забавными и милыми. И теперь, когда мне становится грустно, я вспоминаю о них или прихожу сюда… и становится легче. Здесь что-то вроде моего безопасного места. Осаму кивает, не зная, что сказать, но что-то в нём заставляет произнести самые глупые слова на свете: — Здорово, наверное, — он пожалеет. Он уже жалеет. — Странно, но я почти не помню своего детства, будто всегда был таким, как сейчас. И, слушай, Суна, мне жаль, если я обидел тебя когда-то давно. Я правда не помню, почему так вышло, но… Я надеюсь, ты не злишься на меня. — Ты серьёзно переживал из-за такой ерунды? — Ринтаро заглядывает в карие глаза Осаму с таким насмешливо-нежным выражением лица, что тот чувствует, как сердце ненароком пропускает удар. — Я уже давно не злюсь, хотя моя мама предлагала устроить скандал и разборки, когда я пришёл домой с разбитыми очками. — Я разве разбил тебе очки? — Мия теребит билет в кармане пуховика, не представляя, чем занять руки. — Ещё и поколотил, — Суна пожимает плечами, и это выглядит так приятно и естественно, что у альфы по груди — слева — разливается приятное тепло, будто он зашёл под тёплый душ после долгого и трудного дня или просто снова «чисто случайно» столкнулся с омегой в коридоре. — Какой позор. Хочу настучать прошлому себе по голове. Ринтаро лишь улыбается и снова переводит взгляд на лис, а те продолжают сливаться с пепельными декорациями своего дома. Осаму почему-то вспоминает о своей семье: на первый взгляд всё в порядке, но если действительно задуматься, то никто бы не выбрал такую жизнь в клетке, заглянуть в которую может каждый — каждый может рассудить и сказать, что они делают не так и что делают, как должно. — В детстве я хотел украсть лису из зоопарка, — продолжает Суна, — потому что мне было жалко, что животных держат в неволе. Он что, читает мысли Мии? — И что тебя остановило? — Попадая в городскую среду, лисы часто становятся переносчиками бешенства и всякой заразы, едят мусор и погибают в мучениях, поэтому я решил, что это плохая идея. — Не знаю, что хуже: комфорт в неволе или свобода на помойке, — Осаму хмурится, и ему становится тяжело от той мысленной параллели, которую он сам же и провёл. Ему в принципе тяжело от всех эмоций, которые он проживает рядом с Ринтаро. Ему не нравится, что он вообще вынужден что-то чувствовать и испытывать. Если бы существовала таблетка, которая была бы способна убить все сантименты, то Осаму проглотил её, не задумываясь. — Вот вы где! — громкий Атсуму появляется всегда вовремя. Парни вздрагивают так, будто их застают за чем-то постыдным, а не за обычным светским разговором. Наверное, это впервые, когда они действительно беседуют, а не кидают друг в друга короткими фразами, как наспех слепленными снежками. — Предлагаю сфотографироваться, — и Атсуму тащит за собой высокого незнакомца. — Я даже фотографа нашёл. Каков делец. Омега вручает мужчине телефон с открытой камерой, а сам встаёт рядом с Суной, тут же обнимая его одной рукой за плечо и всем своим видом показывая, что это его друг. Его, а не Осаму. Тот и не возражает вовсе, но не придумывает ничего лучше, чем положить свою ладонь на талию Ринтаро, прижимая её так, что можно с легкостью нащупать паспорт и сигареты во внутреннем кармане куртки парня и почувствовать его участившееся от прикосновения сердцебиение. / Атсуму считает, что всё это зря. Зря он сказал тогда Осаму, что Сунарин зайдёт в гости, потому что после этого друг специально стал засиживаться у Мии до тех пор, пока не вернётся старший близнец, и — ещё хуже — завёл привычку просить альфу проводить его до остановки. Мол, самому страшно, одиноко, холодно и, вообще-то, опасно, а этот герой-любовник только и рад провести время с другом Атсуму! Как будто Осаму мало компании, с которой Мия-один зависает каждый день после школы. Последней каплей становится вчерашний поход в зоопарк. Атсуму не ожидал, что брат согласится на прогулку, потому что обычно на выходных он уезжает тусоваться со своими опасными и крутыми друзьями, с которыми даже не познакомил близнеца, но Осаму всё же решил, что он обязан превратить жизнь омеги в кошмар. — Скинешь мне фотографию? — просит Сунарин перед уроком. Предатель. Вчера они бросили Атсуму одного и пошли смотреть на каких-то лис вместо того, чтобы гулять всем вместе, как и было запланировано. Или альфа специально всё подстроил так, чтобы остаться наедине с Суной? Осаму всегда бессовестно поступает — что с родителями, что с другими людьми. Атсуму кликает на свою галерею и выбирает ту фотографию, на которой он сам получился лучше всего, а его близнец — наоборот. Там парень выглядит таким уставшим и невыспавшимся, что больше похож на живой труп. Пусть Сунарин на него полюбуется во всей красе теперь. — Приш… — Мия поворачивается к другу, но прерывается на полуслове, когда натыкается на счастливую и глупую улыбку омеги. Тот смотрит на вчерашнюю фотографию на потрёпанном экране телефона глазами-сердечками, как в глупых мультфильмах про первую любовь, которые Атсуму раньше обожал. Сейчас ненавидит, потому что реальность не похожа на красивую сказку про истинных, что находят друг друга всегда и везде. Всегда и везде выбирают только друг друга. Атсуму знает, что если бы истинные пары действительно существовали, то его альфа не выбрал бы его. Мия наблюдает, как Суна проводит сухими от зимнего воздуха кончиками пальцев по дисплею, увеличивая фотографию так, чтобы на ней были видны только двое — Осаму и Ринтаро. Осаму с рукой на талии омеги и Ринтаро со склонённой в сторону альфы непокрытой головой. Сладкая парочка. Смотрятся они отвратительно. Просто ужасно. И дело даже не в том, что Суна слишком высокий, а Мия-один — уставший. Дело далеко не в этом. Суна касается экрана ещё раз, оставляя на дисплее одного только Осаму (тот смотрит на омегу своими щенячьими глазами так открыто, как никогда не смотрит в реальности), и улыбается так глупо и так счастливо, что его вот-вот разорвёт на части. Мия поворачивается обратно к доске. Неужели брату мало всех несчастных омег, которые были в него влюблены, и он решил отнять у Атсуму друга таким гнусным образом?