видишь солнце?

Атсуму набирает ещё три килограмма и возвращается к своему изначальному весу. Это катастрофа. Это трагедия. Вес прибавляется, даже когда он перестаёт есть совсем и все дни омеги превращаются в один большой вопрос: выживет ли он сегодня на несчастных трёх калориях от колы без сахара и растворимого кофе? И все вечера превращаются в привесы и молчаливые истерики на краю заботливо заправленной кровати. Атсуму рвёт на себе волосы, и у него прекращаются течки. Проходит несколько месяцев, прежде чем парень вообще замечает, что с ним что-то не так, но он совсем не знает, у кого спросить совета: у Ширабу всё в порядке с весом, самочувствием и, вероятно, с половым созреванием, Осаму же банально не поймёт, а с мамой Атсуму не будет говорить чисто принципиально. Больше у Мии не было хотя бы отдалённо близких людей в принципе. — Слушай, а тебе не одиноко? — каждый день спрашивает отражение с лицом Осаму в зеркале в ванной. Зеркал в комнате у омеги нет. Ответов — тоже. / Атсуму трясёт ногой и вздыхает, пытаясь отсчитать минуты до конца урока. Последнего в этом семестре, в этой школе, с этими людьми. И хотя Мия стопроцентно уверен, что встретится со многими старыми знакомыми уже в старших классах, ему почему-то легче представлять, что после каникул его ждёт другая, лучшая жизнь. — Чем будешь заниматься? — спрашивает Ширабу после звонка, когда они вдвоём дают почётный круг по мгновенно опустевшим коридорам. — Не знаю, — Атсуму пожимает плечами. — Может, записаться в зал? — Собираешься закадрить взрослого тренера? — Кенджиро посмеивается, при этом оставаясь приторно-равнодушным. Прямо снежный принц. — Что? Не-е-е-ет, — тянет Мия, поправляя воротник школьной формы. — Мне это неинтересно. Я за саморазвитие и самодостаточность. — Тогда пошли со мной курсы по живописи, — предлагает Ширабу. — Меня мама записала. Она говорит, что хороший омега должен разбираться в искусстве. — А тебе это самому интересно? Атсуму наступает в лужу, но замечает это, уже когда грязь остаётся на тёмных клетчатых брюках. Ну, не страшно, потому что Мия больше никогда-никогда не наденет их, да и вообще сожжёт все свои тетрадки и вещи со средней школы, чтобы больше не возвращаться к этому ужасному, буквально худшему периоду его жизни! Кажется, что ничего не может испортить этот прекрасный солнечный день. На вопрос же Кенджиро не отвечает, отвлекаясь на рассматривание Осаму, которого обступили со всех сторон омеги на класс младше — альфа безразлично выслушивает их пожелания о хороших каникулах и нелепые признания в любви, как в клишированной дораме. Атсуму тоже смотрит на брата и видит, как тому до зевоты скучно. — Как ты думаешь, — спрашивает Мия, — почему Осаму такой популярный? — Он просто слишком крутой и взрослый для средней школы, — отмахивается Ширабу, как от мошки. — Когда с ним разговариваешь, то кажется, что он старше тебя на несколько лет, хотя вы и ровесники. А ещё… он такой загадочный и молчаливый, хочется узнать его получше. — Фу, — Атсуму не сдерживается и притворно-комично морщится. — Может, присоединишься к толпе его фанатов? Прям тошно слушать, как ты нахваливаешь моего близнеца. — Иди к чёрту, — омега пихает приятеля в плечо, и они почему-то начинают смеяться, как будто поймали ртом снежинки со смешинками. Но смех растворяется ртутью, когда Атсуму замечает у ворот школы хорошо знакомую фигуру, которую предпочёл бы навсегда стереть из памяти, из жизни вообще — Лея, всё такая же красивая и цветущая, как весенняя сакура, что-то листает в лавандовом айфоне и явно кого-то ждёт. Не нужно быть экстрасенсом, чтобы понять — кого. — Увидимся, — бросает, даже не повернувшись к Ширабу, Мия и уверенно идёт к выходу из школьного двора. Что Лея здесь забыла? Откуда она знает, где учатся дети её любовника? Она пришла, чтобы их шантажировать? Что ей нужно? Неужели недостаточно просто спать с их отцом? — Эй, — окликает девушку Атсуму, — что ты здесь делаешь? Она наконец-то отвлекается от соцсетей и кидает на паренька насмешливый взгляд. Наверное, думает, что теперь, поправившись с момента их последней встречи на несколько килограммов, тот стал ещё уродливее и напоминает толстую жабу в бородавках. — Как раз тебя жду, — но голос у неё почему-то встревоженный, как у самого Атсуму, когда он не ест и не спит несколько дней подряд. — Пойдём, нужно поговорить. Лея качает головой в сторону лиловой машины, припаркованной в двух шагах от школы. Мия думает: «Какая безвкусица. Только идиотка и конченная стерва будет разъезжать на подобном». У мамы машины не было уже около десяти лет, и омега не мог вспомнить, в какой момент она перестала возить их на личном авто, предпочитая такси. Атсуму оглядывается по сторонам и, убедившись, что никто в их сторону не смотрит, следует за Леей. В салоне пахнет удушливыми цветами. Он садится на переднее сидение и чувствует, как его уже начинает подташнивать от этого благовония. На зеркале висит брелок-побрякушка с Фудзиямой, и машина трогается с места в ту же секунду, как за Мией захлопывается дверь — он специально тянет её на себя со всей силы, чтобы механизмы быстрее пришли в негодность. Куда они едут — Атсуму не знает. Он успевает только отследить удаляющиеся знакомые улицы. — О чём ты хотела поговорить? — омега осматривает девушку, и весь её прекрасный, но встревоженный вид кричит, что что-то в жизни юной разлучницы пошло не так. — Дай угадаю, отец тебя бросил? Ты надоела ему так же, как моя мама, да? Лея ничего не отвечает, но по побелевшим костяшкам на аккуратных, будто фарфоровых ладонях, которыми она вцепилась за руль, как за клещ, и неожиданно исказившемуся от боли лицу Атсуму понимает: угадал. — Ничего удивительного, — продолжает Мия. — Чего ты вообще ожидала от него? Или ты думала, что он разведётся с мамой и женится на тебе? Что вы будете жить в Токио, каждый день пить шампанское, а в один день ты подаришь ему прекрасных детей, которых он будет до безумия любить? Этого ты хотела? Лея резко бьёт по тормозам, и они останавливаются на полупустой парковке возле торгового центра, в котором Атсуму никогда не был. — Я ничего не хотела, — девушка прислоняясь лбом к ручке руля, обтянутой в вульгарно-лавандовый кожзам. — Я… я заметила, что он стал отдаляться от меня, и решила просто узнать, не произошло ли что-нибудь у вас дома. — У нас дома всё, как всегда, прекрасно, — язвит на автомате Мия. — Спасибо, что поинтересовалась. — Атсуму, — Лея поворачивается к нему лицом, щекой упираясь в руль, и Атсуму видит слёзы в чужих карих глазах, — я правда люблю твоего отца. Я никогда не хотела уводить его из семьи и, когда мы начинали наши отношения, я не знала, что он женат и у него есть дети. — Все знают, что он женат, — выплёвывает со злостью омега. — Не пытайся запудрить мне мозг. Неужели она рассчитывает, что он будет сочувствовать женщине, которая опустилась до уровня разлучницы? Да она… она просто тупая, продажная стерва в дешёвом шмотье, которой нечего предложить альфе, кроме собственного тела! — Я переехала всего пару лет назад, — зачем-то рассказывает Лея. — Шин стал ухаживать за мной, когда я ещё училась в университете в другом городе. Цветы, подарки, красивые слова — всё завертелось само. Я даже не успела заметить, как влюбилась. — Я тебе не верю, — но с каждым словом Атсуму чувствует всё больше и больше жалости к собеседнице. — Он рассказал мне всё, когда мы уже полтора года состояли в отношениях, — слёзы катятся по красивому молодому лицу девушки, и Мия ненавидит себя за то, что тут же лезет в рюкзак, чтобы достать салфетки и стереть лишнюю влагу с чужих щёк. Его отец не стоил этого. — Он повёл меня на бейсбольный матч, чтобы я познакомилась с вами… но почему-то так и не познакомил. А потом была эта дурацкая поездка в Токио. — Да, я помню, — Атсуму усмехается, размазывая тушь по лицу Леи. — Ты каждый день ходила голой по дому. Было ужасно. — А ты ничего не ел и почти не разговаривал. — Так заметно было? Лея кивает, когда Мия отодвигается обратно на своё сидение: — Ты ешь сейчас? Выглядишь намного лучше, чем раньше. — Ну, — он сминает в руках испачканную салфетку. — Нет. Вообще-то, всё стало ещё хуже после Токио. У меня началась первая течка, во время которой я думал, что умру, а потом мне прописали таблетки, а потом течки исчезли, а потом я прибавил восемь килограммов и… — Восемь килограммов? — Лея приближается сама и кладёт прохладную ладонь на лоб Атсуму. От неё пахнет цветами и солью, но почему-то этот запах перестаёт нервировать подростка, будто втираясь в его нервную систему. — Ты до сих пор тощий, как смерть. — Восемь килограммов, а я до сих пор ничего не ем, — усмехается омега, хотя ему совсем не весело. Ему, если честно, в последнее время вообще не бывает весело. — Странно, очень странно. А твои таблетки? Тебе их прописал врач после осмотра? — Ну, — Атсуму снова начинает рыться в сумке, — я не ходил на осмотр. — Почему? — Я о нём забыл, а потом у меня началась течка и я попросил Осаму съездить за меня. — Ты сделал что? — Лея хмурится так, что парню начинает казаться, что он снова натворил что-то плохое. — И ты не явился в больницу после течки? — А нужно было? — Ну конечно! Все подавители выписываются индивидуально и только после осмотра врача. Как ты вообще додумался послать своего близнеца-альфу вместо себя? — Он поехал сам. Я не просил его, — оправдывается Атсуму, понимая, что в той ситуации виноват только он сам. — Но Осаму не хотел сделать ничего плохого! Я просто не мог даже стоять, а он… помог мне. С этими словами омега протягивает девушке таблетки с труднопроизносимым названием, которые он пьёт последние несколько месяцев в разнобой. На самом деле Мия знает, что ему следовало бы уточнить хотя бы дозировку у врача, но ему слишком стыдно показаться на глаза доктору. Но ничего плохого не случилось же? Ничего плохого просто не может произойти из-за каких-то подавителей. Лицо Леи бледнеет ещё больше: — Атсуму, эти таблетки… не пей их больше, ладно? — Почему? Откуда ты знаешь, что их нельзя пить? — пот выступает на лбу и ладонях Мии. — Это препарат для здоровых и уже сформировавшихся омег, а не для подростков, — Лея вертит в руках помятую упаковку. — Нет ничего удивительно, что твой вес растёт и у тебя нет течек. Эти таблетки просто-напросто сбивают твой гормональный фон. Атсуму поджимает губы и через долгие две секунды наконец-то произносит: — И что мне делать? — Давай я запишу тебя к нормальному врачу в клинику, где я работаю, и мы вместе туда сходим, если ты боишься. — Я не боюсь, — омега хмурится, но всё же кивает, соглашаясь с предложением девушки. — И подожди… ты медик? — Да, — Лея открывает какое-то приложение с графиками на своём лавандовом, будто игрушечном, телефоне. — Прохожу практику у педиатра, но во всех гормональных лекарствах кое-что понимаю. У меня есть младший брат примерно твоего возраста, и у него тоже были проблемы в начале пубертата. Этот идиот, как и ты, чуть себя не угробил по глупости. Атсуму не понимает, как девушка даже после небольшой истерики умудряется выглядеть так красиво. Сам омега, когда поплачет, похож на очень грустную, опухшую лягушку, которую переехали грузовиком как минимум трижды за последние полчаса. — Пф, — Атсуму смеётся, и невидимый груз спадает с его плеч. — Ты перед ним тоже ходила в одном белье? — Замолкни, Тсум, — девушка щёлкает его по носу. — Я записала тебя на вторник. — Хорошо… эм, скинешь адрес по СМС? — Да. Как насчёт поесть сейчас? Я вымоталась и чувствую себя выжатой после слёз. — Согласен, — Атсуму тяжело вздыхает, и его желудок припоминает, что он не ел больше недели. — Я хочу картошку фри с сырным соусом. — Заработаешь язву, — Лея заводит машину, и телефон Мии щёлкает, оповещая о сообщении. — Не твоё дело, — омега забивает новую строку в список контактов. — Как мне тебя записать? Лея же не настоящее имя, да? — Ага, — девушка глядит в зеркало заднего вида. — Меня зовут Ойкава Мару. Приятно познакомиться снова.