Право рождения

      Такое простое, недооценённое счастье вновь заглянуть в свои глаза, как в отражение, но живое, увидеть хитрую улыбку на собственной рожице, и то, как закатный ветер треплет такие же точно волосы — крупными, коричневыми волнами. Он похудел и осунулся, но и про Савву можно сказать ровно то же самое. — Вах! — Брат!       Столкновение, обжим щека к щеке. Свой же запах. Самая родная кровь из всех возможных. Его кровь. — Вах, я... — Я так за тебя переживал! — А за меня-то почему? — А как ты там без меня, э?       Брат, отторгованный у посмертья, перенёсший столько невзгод по его вине, первым делом не бросается ругаться, а заявляет, что переживал! — Ваха, Небо, как же я рад тебя видеть! — Никогда не думал, что буду рад твоей наглой морде, э! Савва берёт его за руки и просит: — Рассказывай. Что там было? Как ты умудрился не дать себя закабалить?       Ваха укобисто изгибает брови, и Савве уже тогда становится ясно, как. — Я что им, ишак, чтобы меня на поводу вести?!       Ишак, ещё какой, самый упрямый ишак на свете! И как же это хорошо. — Да и пение... Кто так поёт! — Ваха складывает пальцы в щепоть и трясёт ими перед носом. Савва ловит себя на мысли, что готов смотреть это кино вечно, как и слушать его отрывистое «э». — Я и то в ноты лучше попадаю! — Ну хорошо, что ты видел? Как там, с той стороны? — Да никак, — жмёт плечами. — Скука смертная. Все ходят, как неживые. — Савва помимо воли начинает посмеиваться. — Что ты потешаешься, я, между прочим, отца нашёл! Пап, ты смотри, он надо мной смеётся! — Ваха кивает в сторону невидимому спутнику, и у Саввы падает сердце. — Дато? — Да, меня эти комки навоза мурыжили, мурыжили, поняли, что душу не вынут, и упихали на какой-то склад, в клетку. Я сперва бился и орал неприличное, а потом гляжу, я в плену не один! Два мужика сидят со мной, один совсем пылью порос, скуксился, молчит, как не в себе, а второй глядит на меня, прожигает аж дыры. И я так задёргался, душа заволновалась, вижу — что такое? Вай мэ! Я же помню его! Маленький был, а помню! Руки помню, и глаза помню! Я ему и говорю: «Эс шэн хар, мама?» А он ко мне тогда подбежал, трясёт и кричит: «Вахтанг, швило, акх рогор агхмочнди? Мквдари хар?» А я ему: «Мэ ар вар мквдари, мама, мэ гамитацэс им вири кудэби!» А папа мне: «Мэц гамитацэс да исини акх рамдэни ханиа, рогор гавдиварт ахла, швило? Мэ ар могцэмт акх дарчэнас!»       Савва слушал болтовню брата на чистом дзергинском и еле понимал, что он лопочет. Сам-то давным-давно позабыл язык Дато, да и вникать особо не стремился. А Ваха, оказывается, помнил. Настоящий Арцивадзе! «Что ж, эрский придется выучить, — подумал Яхонтов, краем уха прислушиваясь к голосу Ильи в пещере за стеной. — Чтобы так вот легко общаться с отцом. Ему будет приятно». — Ну а дальше, Вах? — А дальше, — Ваха почесался — он тоже был грязным, как чёрт, — глядим, опять летит та девушка, девушка-птица, которая меня унесла. А в руках — ключ! Открыла клетку, как завизжит! И прямо к мужику заросшему бросилась. «Артём! Артём!» — кричит, сама бьётся у него в объятьях, ну есть сумасшедшая, э. А мужик будто очнулся, Сав. Глазами хлоп-хлоп, поводил, нас увидел, склад этот проклятый, и говорит: «Аврора? Где это мы?» а девушка-птица плачет и отвечает: «Мы вместе». Клянусь, Сав, я и сам слезу пустил, такое умиление! А потом она нас вынесла сюда. Я всё думал, как ты тут один? Ты ж дурной! Сав, я знаю, что ты косточку прое##л! Ради нас... Как же ты теперь станешь великим? — Не, — Савва вытащил из кармана золотой самородок и повертел перед носом близнеца. — Не прое##л. Но об этом потом. А великим... У меня великая семья! — Он снова обнял Вахтанга. Тут телефон мигнул сообщением из теневого «Юничата», и Савва, вытаращившись, бормотнул: — И... И готовится стать ещё более великой! — Что ты несёшь? — Мать рожает! — Вай мэ! — ахнул Вахтанг. — Надо сказать... Илье! — Надо!       Братья ураганами влетели в пещеру к чернобогам. — Мать в «Юничате» пишет, что она рожает, э! — разорался Вахтанг, и Савва подумал, что брат становится похож характером на Давида. И, может быть, то, что старший-Арцивазде так орал на мать, было всего-то проявлением их взрывного дзергинского нрава. — Пап! Что делать будем?       Тут и Илью подбросило. — Что-что, надо... Я обещал ей быть рядом, Куль-Отыр де... Тьфу, келе возьми! — Он обхватил большую голову руками и смешно забегал по пещере. Застыл посерёдке, растопырился и воскликнул: — Я всё равно не успею! Где она, в роддоме хоть? — Ща выясним. — Савва набрал мать и передал телефон отцу. Самому было страшно услышать её голос. — Сашка моя, как ты? — елейным тоном поинтересовался грозный чернобог. — Йа-а рожаю, — услышал Савва кряхтение. — Дичи... — Ты где, любимая? — Илья посжимал кулак, промокнул вспотевший лоб. — В К-курье... — В какой Курье? Ты почему в роддом не улетела с Инкой? — Вопрос был, прямо скажем, более чем резонный. — Земля мне сказала рожать тут! — проревела мать. — Дэш тебя! Я, наверное, обо всём позаботилась! У меня тут передвижной бокс, овердохера акушеров вокруг и Валера, будь он... А-ах... Здоров и весел... Дичи... — Сашка, милая, — Илья сжался, точно сам рожал. — Я бы так хотел быть с тобой рядом, но я не успе...       Его нытьё было прервано рёвом материных потуг и рябью в стене пещеры, прямиком там, где они находились. Некто открывал портал. Тим мгновенно ухватился за Подпись, Илья сунул Саввин мобильник в карман и ринулся к луку. Савва заслонил собой Ваху. Но страхи небесных колдунов оказались напрасными. Это были не лагартос, хотя к ним в гости и пожаловал известный некромант. Из середины пестреющей зыби вынырнула чёрная с проседью голова и плечи в шерстяном костюме. Павел Константинович Дорохов обвёл непроницаемым взглядом опешивших маний и, Савва мог бы поклясться, слегка улыбнулся. Вылез целиком из разрыва пространства, оставив дыру за собой разверзнутой. Оправил манжеты и заявил без обиняков: — Чернобогов я провести в Курью не смогу, к сожалению. Но, — акульи зеницы вгрызлись в Савву, и в них Яхонтов углядел нечто свойское, а самородок в его кармане принялся жечь грудь, — я могу отправить к матери детей. Савва Давидович, как ты на это смотришь? — А-а... Э-э-э... — Яхонтов вопросительно глянул на Илью. Тот недоверчиво нахмурился. — Я бы... Павел Константинович, я мальчиков от себя отпускать не хотел бы.       Савва понял, что нужно проявить решимость. Мать рожала там без них, а отец опасался отправлять его с некромантом через портал! И его можно было понять, но мама... — Папуль. Мы справимся. — Он подошёл к Илье и обнял его за спину. — Маме надо, чтобы близкий человек был рядом. Значит, мой черёд. Она отказалась от рода, но... Она всё равно Яхонтова, согласись. Я дам ей силы, я смогу. — Дашь силы? Да вы с братом еле на ногах держитесь! Вам бы поесть, и тебя бы полечить. — Илья дотронулся до глубокой ссадины на лице сына. — Меня дажди как раз и обработают, — рассудил тот. — Они, уж простите, врачи получше вас. И еды у них больше, мне отчего-то думается. — Савка, это не для детей зрелище! — запротестовал тогда Илья. — Я не ребёнок. — Ох, — Илья засопел, решаясь. И тут влез Тим со своим шепотком: — Илюша, Мраз мне написал, что Дорохов вызвался быть куратором для Саввы. Вот буквально сейчас.       Илья повернулся к Павлу Константиновичу. — Это так, — подтвердил тот и пригладил чёрную бородищу. Настала очередь изумиться Савве. — Так вот вы почему меня защитили? — У нас будет время объясниться, — уклончиво сказал Дорохов. — Я бы советовал вам не мешкать. — Да! — Савва вытер взмокшие руки о штаны и решительно протянул некроманту ладонь. — Я готов. Вах? — Я с тобой, брат! — Вахтанг прицепился к другой руке. — Тогда приготовьтесь, будет неприятно. «Не так уж и неприятно, — подумал Савва, увлекаемый некромантом через глухую стенку в неизвестность. — Я уже ходил с брухо через портал, и Ваха то... Мать! Мать мою! Горячо!»       Снова это волшебное ощущение, что тебя обернули пылающим рубероидом и скручивают в буррито. Глаза слепил невыносимый свет, в ушах стоял звон тысячи колокольцев, дыхание спёрло, как в узле чужого смерча во время сторминга. Савва закряхтел от этого, и оттого, что Вахтанг сдавил его ладонь, чуть ли не ломая пястные кости. Дорохов же невозмутимо пёр вперёд, вот, что значит мастерство! — У меня на тебя большие планы, готовься, — услышал Савва сквозь пронзительный и непрерывный звук раздвигающейся ткани бытия. — Я неплохо знал твоего деда и слежу за тобой с самого твоего рождения. Я ждал момента, когда ты заявишь о себе. Но чтобы ты завладел силой столь могущественного некроманта, как Каброн — о таком подарке я не мог помыслить. О том, что ты избавишь от него мир — тоже. Ты интересен мне во всех смыслах, Савва Давидович. И потому, мы будем с тобой работать. Не считай это предложением. Это наша основная задача на ближайшие двадцать лет. — Ка-кая... — проскрежетал Савва, пряча голову от жара. — Это я тебе тоже со временем объясню. — Обна-дёживает, — еле продышал Савва. — Мы пришли.       Портал расступился, как кроличья нора, выпуская колдунов на холодный ноябрьский воздух. Стало хорошо, просто кайфово, как если из горячей парной плюхнуться в прохладную кадку с родниковой водой. Савва упал локтями и коленями в жухлую листву. Рядом на спину повалился Ваха. Кругом торчали ёлки и моросил самый обычный осенний дождик. Павел Константинович навис над ними. — Вставайте. Помните, зачем вы здесь. Ваша мама ждёт помощи и поддержки. — Да... Спасибо. — Савва задрал голову и увидел перед собой несколько аккуратных бревенчатых домиков, скульптуру лосиной головы с рогами, вырезанную из коряги, и соответствующую надпись: «Лосиная Курья». «Мать, ну куда тебя занесло опять, по-человечески родить никак? — возмутилось яхонтовское благоразумие. Потом Савва выдохнул: — Да разве она может по-человечески, бешеная ведьма!»       В одном из домиков горел свет, внутри, за стеклом, метались тени, снаружи, на пороге, курили мужики. Савве стало боязно, даже рот пересох. Мать была там. Савва сжал руку Вахтанга, неуверенно глянул на Дорохова. — Идите. Я не пойду, — сказал ему Павел Константинович. — Не люблю эти женские таинства. Но вы — идите.       Развернулся и двинулся прочь. Савва не стал его удерживать, спиной чуя, что старый кудесник уберётся отсюда так же, как приволок их, через портал.       Близнецы направились на огонёк окон. Одна из сидящих у порога фигур порхнула к ним и выросла всклокоченным, хмурым Валерой. Другая оказалась столь же подавленным Нико, обнимавшим собаку. Вий Балясны затянулся долгой затяжкой от неизвестно какой по счёту сигареты и выпустил из себя вместе с дымом: — Савун. Вах. Ребят... Ваша мама, она...       Савву точно в лёд вкатали. Чуть ноги не подогнулись, но он сумел удержаться стоймя. Открыть рот и задать простой вопрос оказалось почти невозможно, услышать ответ — тем паче, но он совершил над собой усилие и... — Что такое с нашей мамой, э?! — Ваха оказался первее.       Валера дёрнул губами, почесал острый нос и, вцепившись Савве в плечи костлявыми руками, выпалил: — Рожает! — Тьфу, Валера, бл#, иди ты на!!! — взорвался облегчением Яхонтов. — Это мы знаем! Как она? — Орёт. Выгнала нас с Нико, оставила Настю. — Валера похлопал на них выбеленными глазами. — Воды отошли и... Ты чего материшься, шкет?       Савва не стал дослушивать. Очень невежливо оттолкнул Вия, ухватился за резную ручку двери и, продышав волнение, дёрнул её на себя.