Право рождения

      День близился к вечеру, на высокогорье ложился обледенелый сумрак. Засыпанные снегом пещеристые склоны Исты в гаснущем солнце становились терракотовыми. Мир и безмятежность простёрлись над бывшей территорией преступных некромантов. Никто больше не крал души предков. Никто не угрожал живым. Лагартос канули в прошлое. В душе делили царствование покой и скорбь.       Теневой «Юничат» после трёх непринятых звонков маякнул сообщением от матери: «Бусинка проснулась и спрашивает папу. Я слышу сердце Лики, она шевелится. Инна жалуется на схватки, Карга вызвала борт. Дичи, как вы? Вы рипнули их? Как парни?»       Как...       Савва не стал отвечать за Илью, отложил телефон. Безнадёжно глянул на два холодных трупа у себя за плечом. Вздохнул и вернулся к выдалбливанию могил. — Мантас.       Стылая порода поддавалась плохо. Голодный, изодранный о колючки, смертельно уставший Савва горсть за горстью, камень за камнем отвоёвывал у горы два места для чернобогов. Да, улететь на поиски жилья было бы разумнее, но оставить Тима с Ильёй так, на расклёв галкам он не мог. Силы ветрогона могли кончиться в любой миг, фиников не осталось, а готовить Савва не умел. Да и вряд ли кусок полез бы в рот. «Я справлюсь, — зацикленно дрожало намерение. — Похороню их и улечу». — Мантас. «Птица обманула, — отзывалась крамольная мысль. — Унесла твой договор, ищи-свищи. Есть ли райской птице дело до каких-то там колдунишек? Ты дурак, Савва, и поплатился за свою дурость». — Неважно, — шевельнул холодными губами Яхонтов. — Я выживу за нас двоих, за себя и Ваху. И, даст Небо, отыщу его. Научусь быть некромантом и отыщу. Брат жив.       То же гадкое здравомыслие ответом шуршало по совести: «Чудес не бывает. Ты один».       Могилы были почти готовы. Под каменными грядами тела чернобогов не тронут падальщики, а фотографии гор помогут отыскать их, когда придёт время, и Савва наберётся сил оповестить мать. Но не сейчас. Точно не сейчас. Запястья гноились, несмотря на то, что Савва, шипя, вытащил из ран колючки, другие царапины тоже противно саднило. Недолго до заражения крови, но Савва вёл себя как дикий зверь, расчитывая на крепость иммунитета. «Хер с ним».       Факт победы над брухо и возвращения девчонок к жизни радовал как-то мало, но теперь нельзя было раскисать. Савва сильный и уже не маленький, раз сумел убить целого Каброна. Нужно взрослеть. И... Придётся выбираться самому, если нет желания оказаться казнённым Верховным Шабашем. Ещё одна смерть, пусть и заслуженная, миру ни к чему. «Больше пользы принесу живым».       Последние закатные лучи пробрались в пещеру и легли сияющими нитями на металлические плечи лука Ильи. Жаль, негде нарвать цветов, пусть самых задрипанных. Савва вздохнул, оценил глубину могильных ям. — Сойдёт. ... Тимофей Берзарин испытал острую потребность вдохнуть, и глоток воздуха дался ему не сразу. Лёгкие спеклись во время вечного сна, гортань оказалась скована посмертным спазмом. Борзой с усилием протолкал заветный кислород в грудь, и издал при этом звук сипения, которого аж сам испугался. Выгнулся на камнях дугой, цепляясь лишь головой и пятками, разогнул сведённые судорогой руки. Распахнул хлынувшие слезами глаза и зашёлся кашлем. Рядом с тем же лающим звуком на карачки перекатился Илья. Вцепился в камни, будто хотел выломать себе по куску, избавился от мокроты, прорычался, прочистил горло. Уставился перепуганными, ещё мутными глазами на Тима. Борзой перевернулся и подтянул себя к Айвазову. — Илюша... Живы! Целы! — Вышло хрипло и радостно. — А-фоня-ой...       Обнять. Обнять его, родимого, разделить огромное счастье выбраться живым из челюстей смерти, оттуда, куда судьба занесла обоих, не позволив разлучиться. Прижать к себе, стиснуть так же крепко, как и он, чтобы чернобожье живое сердце стучало об сердце, чтобы сила вновь на миг стала единой. Как и любовь. — Живы... Родимый мой.       Схватить за уши и покрыть поцелуями. Умный лоб, пушистые ресницы, колючие щёки с родинками и, наконец, мягкие, прохладные губы. — Люблю тебя. — Чт...       Заткнуть жарким поцелуем, не дать отстраниться, сходя с ума от желания и метнувшегося вон сердца, одарить всей накопленной нежностью...       Негодующий, надсадный рык, резкий толчок ладонями в грудь и следом — кулак в переносицу, отрезвляющий, безжалостный, со всей дури. — Охерел?!!       Искра едкой обиды и следом сухим порохом рванувшая ярость. Ответный удар, туда, куда только что поцеловал, в губы, звёзды из левого глаза от нового тумака и собственный кулак, завязший под дыхом у однобожника. — С-сука... — Илья сгибается, сплёвывает кровь из разбитой губы и смотрит с убийственной ненавистью. Тим запоздало вспоминает о его ране, но ведь не Борзой ударил первым! Илья швыряется на Тима в слепом неистовстве, опрокидывает на спину и катится с ним в обним по камням, всаживая удар за ударом по чему придётся. Борзой не уступает однобожнику в желании выпустить пар, и чернобоги упоённо метелят друг друга, как самые злостные враги. Сил у них мало, и вскоре Тим выдыхается, но у этой схватки не будет победителя. Их возню разрывает крик Вахтанга: — Э, что вы делаете! Дядя Тим! Дядя Илья! Перестаньте!       Оба моментально входят в разум, отпускают друг друга и, покачиваясь, подымаются на ноги. Лицо Борзого горит от ударов и саднит, глаз стремительно заплывает синяком, из носа течёт липкая юшка. Тим враждебно косится на Илью, тот встряхивает бровь, брызгая алым, и шумно дышит, вылупившись на бледного Ваху. — Вы с ума посходили! — исступлённо машет руками тот. — Где Савва?       А и действительно, был же второй близнец. Тим через боль высмаркивает сопли и старается отодвинуть на задний план то, что сейчас произошло. Ваха тут, стало быть, Алконост донесла его напоследок. Значит, надо найти Савву. Чернобоги, ни слова не говоря друг дружке, сунулись осматривать местность. Вещи Саввы, его рюкзак и спальный мешок остались в пещере, но самого мальчишки не было. Был лишь жирный, едва припорошенный снегом след в колючем ущелье — всё, что осталось от тела Рамона Каброна. Сомневаться не приходилось в том, кто убил его. — Савва! — Савва!       На крики мальчик не отзывался. Борзой вызвал Ерёму с Зефом, выслушал причитания по поводу опасности вылазки и помятого вида барина. Принял поздравления — не тому адресованные, и велел духам искать Савву.       К тому времени Илья, по-видимому, тоже остыл. Подковылял к Тиму, подбоченившись, сплюнул кровь, проверил языком целостность зубов и, сердито пыхтя, буркнул в сторону: — Я за ним сам слетаю. Я его найду.       Кося на Айвазова уцелевший глаз, Тим заметил у него на шее отцов аппарат. Хотелось остановить Илью, памятуя о его успехах в полёте, но потом Тим, злясь, решил про себя: пусть подолбится о скалы. Ему полезно. И согласно кивнул.