Право рождения

      Не разжигать огонь. Прятаться, свернувшись калачиком в свободном спальнике, и думать, думать. В теневой Юничат не заходить — мать увидит, или, хуже, Каброн. Трястись, время от времени впадая в истерику. — Что мне делать, что...       Савва замерз и жутко проголодался, но едва замечал это. Он не хотел, но всё время возвращался мыслями и взглядом к замершим на каменном полу пещеры телам, которые менее суток назад были Тимом... И отцом. — Я всегда буду считать тебя отцом, — твердил Савва мёртвому Илье. — И неважно, что ты не хотел им быть. Я тебя никогда не забуду. Сколько бы мне ни отмерено. Небо, пожалуйста. Я хочу всё вернуть, — Савва опять заплакал. — Пусть будут придурками, вылюдками, пусть поступают со мной, как мрази. Только бы жили.       Финики кончились. Кости Савва повыбрасывал. Кроме одной, за которую ежеминутно и хватался, проверяя свой сохранившийся козырь, способный разрешить если не всё, то многое. Савва остался один и должен был найти выход. Должен был спасти семью. Но Савва не мог собраться. — Страшно мне, страшно... Хочу домой. Пожалуйста, пусть я проснусь дома, и всё это кончится. Пожалуйста, Чернобог, пусть они оживут! — Савва вытащил из кармана лоскуток и наставил на трупы. Ноль эффекта. — Да как это работает! Дед, как, бл#, это работает?! Я не хочу быть чернобогом, пусть вернёт мне родных! Ау! — Истошно заблажил Савва, сосредотачивая силу в косточке. — Не знаю... Мутабор! Оживи!       Трупы лежали бездыханные. Савва разрыдался. — Да что ж такое! Зачем ты нужна? Зачем я только тебя добыл! Мутабор, сука!       Конечно, это не сработало. «Мёртвое живому не подмога», — говорил Дорохов, и в этом заключалась правда некромантов. Есть в жизни вещи непоправимые. «Я должен был меньше их огорчать, — терзал себя Савва. — Меньше изводить мать, надсмехаться над Ильёй, братом... А Бусинка...»       Мысль о том, что говорливая и озорная сестрёнка умрёт, скованная вечным сном, прибила больше всего прочего. «Её я никогда не обижал, — плакал Савва, зарывшись лицом в спальник, — в отличие от всех, её было не за что. Как и маленькую — не за что».       Шорох ботинок о камни отвлёк его от горевания. Савва враз успокоился, округлил мокрые глаза на трупы. Илья садился. Тим — поджимал ноги, и вскоре издал посмертное сипение — выходил газ из лёгких. То, о чём просил у Чернобога Яхонтов, исполнялось у него на виду, но радости при этом не было ни малейшей. Айвазов с петлей на шее и скошенными на Савву пустыми глазами выглядел страшно. Тим криво поднялся, и Савве сразу стало заметно, что Борзой при падении в ущелье сломал себе шею. Из бледного рта и глазниц у него стекала тёмная сукровица. Рука в серой перчатке судорожным движением потянулась за лётным ошейником, лежавшим рядом. Начала обшаривать камни.       Савва обрёл абсолютную уверенность, что чернобоги не ожили. А значит, их мёртвые тела захватили некроманты, и нужно рвать когти, причём, немедленно. — Мою мать.       Яхонтов ползком, пока Борзой не отыскал ошейник, добрался до обрыва и, скрутившись смерчем, махнул в бегство. Следом за ним из пещеры вылетел другой ветрогон, мёртвый, а на нём восседал Илья с верёвкой, развевающейся шлейфом. — Мама! — Савве совершенно, ну просто ни под каким соусом не хотелось, чтобы его изловили родные зомби. Изловили — полбеды, но ощутить на плечах руки, холодные руки мертвецов, бывшие тёплыми ладонями близких — это было слишком даже для яхонтовской выдержки. Берзарин убыстрился и сократил разрыв. Голодный и измученный Савва понял, что его дело плохо. — Отвяжись, бл#!       Он совершил мощный рывок-зигзаг, оттолкнувшись от скалы, и сдул преследователей подальше, но тела чернобогов принадлежали чернобогам, и попытка Саввы ничем им не навредила. У Яхонтова зарябило в глазах от усилия, но он собрал волю в кулак и с яростным воплем продолжил гонку. — Мать мою, отстань! Сгинь!       Умопомрачительная панорама снежных гор двоилась перед взором, потоки тряслись и распадались, Савва понимал, что против мертвецов он не выстоит, но сбежать было необходимо — ведь он остался один из семьи. Ему нужно было спасти себя. Тим с Ильёй подобрались вплотную — зеленоватое лицо Айвазова ничего не выражало — ни ярости, ни азарта — бездушный, остывший, он был верной куклой в чужих руках. — Помогите! — Савва метеором врезался в колючие заросли и, обдираясь везде, где только можно, пролетел вперёд. Тим и Илья зависли на шипах вблизи от Яхонтова. Тот испустил стон через сжатые до предела челюсти — шипы просадили щёку, плечи, руки, пара обломалась под кожей. Савва, подвывая от боли, зацепил пальцами один и вытащил из запястья. Зомби продирались к нему, обламывая заросли — и терние не наносило их коже вреда. — Вот и всё. Всё, — задохнулся Савва лепетом, прощаясь с жизнью. Но неожиданно мертвецы замерли, свесили руки по швам и уставились вбок. Савва насторожился, вдавился спиной в шипы. На бегстве от зомби его беды не кончились. Ну конечно. Неужели, он бы оставил его так?       Чёрный силуэт закрыл слепящее снаружи солнце, и кошачьи, широко разнесённые глаза с игривым отрешением прошлись по перепуганному, скрюченному Савве. — Кто бы сомневался... — бормотнул Яхонтов, тяжело проглатывая сердечный бой. — Hola, amigo! — Ha-hasta la M-muerte, — сумел отозваться Савва. — La Muerte te encontrara. — Каброн одарил его лучезарной улыбкой. — Chico guapo, lastima que tonto. Pensabas enganarme? — П-прости, не понимаю п-по-истландски, — выдавил Яхонтов, пятясь назад и хрустя колючим сухостоем. Каброн засмеялся сладострастно, победно, взмахнул руками, и заросли поползли в стороны, пропуская его к Савве. Он сел перед ним на корточки и стёр кровь с его щеки мякишем большого пальца. — Большой куш для хорошего брухо. Где твое третий брат, амиго? No? — Снова издевательский смех. — Ты мой. Я говорил тебе.       Не было бы верным сказать, что Савва от его слов успокоился, скорее, его накрыло навязанное отупение. «Держись, — велел при этом яхонтовский норов. — Иначе останешься без памяти и личности, как дед». Савва сморгнул. — Хорошая попытка, — Рамон придвинулся. — Сильный эспектро. Я заполучит твой дед и брат твоя мать в одно лицо, si. За двести лет я делать бизнес, ты эспектро mas codiciado. Ты несёт много золото, много золото нужно брухо, нужно Миктлантекутли. Lo entiendes?       Савва качнул головой вправо и влево, подозревая, что ему сейчас откроют нечто интересное. А почему ему? Потому, что Каброн не сомневался — Савве конец. — Маленький. — Рамон не прекращал улыбаться, но взгляд его оставался холодным, почти стеклянным. — Я имел партнёр твое дед. Твое прадед. Я имел вас всех, как хотел. Я делать бизнес двести лет, lagartos быть тысяча. Я передан силу, племя от теночки. Промысел быть от теночки, от старая Мохика. Тут важно ловить белая девочка, птица, и чтобы она не была счастлива любовь. Отобрать любовь — она делать то, что нужно. И так одна жизнь, две жизнь, десять жизнь — она не помнит, брухо помнит. Иста — первая птица, Попо — первая жертва. Миктлантекутли любить золото, любить жертва. Любить сотрудничать. Lo entiendes? — Ну, — буркнул Савва. — Нельзя обмануть Каброн. Нельзя угрожать Каброн и стрелять брухо. Твое дедушка не сказать тьебе? Ах, да, умереть до твой рождение, жалость. — По виду Рамона не было заметно, чтобы он действительно жалел об этом. Наслаждался моментом триумфа — да. — Я владеть твое брат. Ты мой. Я богат. Миктлантекутли доволен. Si?       Упоминание рода Яхонтовых и того, что Каброн «имел их всех, как хотел» прибавило Савве сил. Кем бы ни был Рамон, какой бы древней тварью не прикидывался, оскорблять величайший род он не имел права. Савва сделал большие доверчивые глаза и достал косточку. — Рамон, послушай. У меня есть договор. С... Миклат... С Чернобогом! Дедов. Давай, я тебе его дам, а ты меня отпустишь. Si?       Ожидаемо, это заставило некроманта развеселиться пуще прежнего. Он зашёлся новым взрывом смеха над наивностью Саввы. Потом, отсмеявшись, выудил из капюшона анорака чёрную, закопченую кость и показал Савве. — Ягуар. Чёрная кошка. Договор мой. Lo entiendes? Дурачок.       Савва дёрнул губой в ответной кривой улыбке и одним мощным сатнамом размазал Рамона по близлежащим скалам. Тот погиб мгновенно: и косточки своей не успел спрятать. Она застучала по камням рядом с жирным следом из требухи и тряпок, оставшимся от её обладателя. Савва вытянул ноги и устало вытаращился на содеянное. Звук падающих тел — Ильи и Тима сопроводил его победу. Вылезти из терния стало не меньшим испытанием, но Савве было интересно, во что он превратил бывалого некроманта. Глянул на месиво и с трудом сдержал рвотный позыв — едкая желчь из пустого желудка обожгла горло.       Не было больше ни красавчика мулата, ни ослепительной улыбки. Один оставшийся целым глаз — всё такой же хищно-зелёный, болтался на розовом стебельке у куска черепа и глядел в небо. Савва облизнул губы и, несмотря на саднящее тело, сказал гордо: — Не стоит недооценивать Яхонтовых, амиго.       Его внимание привлекла ягуаровая косточка Каброна, угольком блестевшая на солнце. Свою Савва уже спрятал обратно в лоскут. Яхонтов неспешно приблизился и поднял артефакт с каменистой насыпи. Тотчас его самого снесло потоком неизведанной силы, так, что он на секунду ослеп. Когда же зрение вернулось, оно обрело по самым краям голубоватую кайму и стало в разы чётче. Чужая, стылая мощь потекла по жилам, точно жидкий азот, и, неловко поднявшись на ноги, Савва принял ток земли, пробивший его тело до самой макушки. Две силы боролись в нём — небесная, нескрепленная перстнем, данная родом Яхонтовых, и чужеродная — захваченная только что дедовским приёмом у убитого подии. Гул противоборства в уме и торжество обладания, дюжесть, умноженная на два. Савва рассмотрел свои руки, в момент переключил зрение в голубую тональность — и увидел кости. «Некромант! — всколыхнулась догадка. — Сила некроманта!»       Родиться заново подией, не умерев при этом стрибогом — это ж надо было так вляпаться! Савва отдышался и от греха припрятал ягуаровую косточку к своей финиковой. — Двойная выгода, — пробубнил себе под нос и тут заметил, что окружён. На него со всех сторон надвигались мертвецы — телесные и бестелесные. Очевидно, разыскав его и обнаружив вождя развеянным, лагартос выпустили в бой зомби и духов. Как обращаться с силой подий Савва не представлял, улететь не мог — разнородные энергии бесновались внутри и не давали скрутить вихри. Савва заметался по сужающемуся кругу, догадываясь, что его готовятся порвать на клочки, оступился, сражённый жгучей болью в лодыжке. Вскрикнул — ногу, шипя и въедаясь под кожу, увило ползучее растение, похожее листвой на тыкву или хмель.       Колючеплодник! Старшие говорили, смерть-трава, подвластная чарам земных. Самое страшное заклятье некромантов. Может дорасти до сердца, и...       Савва заорал благушей не столько от страха смерти, сколько от расстройства, что смерть эта наступит в такой судьбоносный для него момент. Пополз, тряся ногой и натыкаясь на изъеденные тлением ступни зомби в заплесневелой обуви. Перевернулся на спину, готовясь принять свой неминуемый конец. Зомби нависли над ним, занеся иссохшие руки для расправы.       Но вдруг стена колючеплодника, выросшая прямиком из пустых камней, взвилась между Саввой и мёртвыми врагами, отгородив Яхонтова. Савва даже заметил, что иные зомби остались опутаны гибкими побегами растения. Колючеплодник действовал, как причудливый змей, сжимая и раздавливая неупокоенные тела. Савва осип от крика и, почти беззвучно открывая рот, пялился на свои руки. Он недоумевал, как это так сумел применить силу некромантов против них же самих, и тут приметил неподалёку высокого, тёмноволосого человека в деловом костюме. Человек отчуждённо колдовал, черпая силу земли, и прошло мгновение прежде, чем Савва узнал губернатора Дорохова. Павел Константинович взялся из ниоткуда. Сперва он управлял колючеплодником, чтобы обездвижить половину зомби, потом взмахнул выставленными, как когти, кистями тёмных рук, и оставшиеся мертвецы, исключая Тима с Ильёй, бросились ловить лагартос. Те попрыгали в порталы, и Савву осенило: некромант отбивал его у других некромантов! Яхонтов доковылял до Дорохова и упал к его начищенным ботинкам, обессиленный, но выживший. Павел Константинович словно бы вовсе не заметил замученного мальчика-ветрогона. Продолжал, не сходя с места, гнать брухо прочь, а когда битва стихла, просто, как смотал бы ленточки, убрал колючеплодник обратно в скудную вулканическую почву. Савва поднял голову и встретился взглядом с непроглядной чернью обсидиановых зрачков губернатора Дорохова. — Сп-пасибо, Па-пав...       Дорохов на его заикания даже не изменился в лице. Стал лишь более строгим, приложил палец к губам, оправил манжеты со сверкающими гербом Балясны запонками и ушёл под землю. Сложился, будто и не было! — Куда! — Савва впечатал ладони в стылый камень, уловив лишь едва заметную рябь портала. — А я? Эй! А я как?       Ему ответом была высокогорная, звенящая после боя тишина. Савва вновь оказался один.