Твоё отражение

Примерить на себя чужую личность. Перестать быть собой и стать им — с его характером, привычками, планами. Всем, что Юнги неплохо знал раньше, но за последние пять лет они с Шугой настолько отдалились друг от друга, что он, если честно, уже слабо представлял себе, чем жил и о чём мечтал его брат. Он знал о девушках, мотоциклах и мастерской на берегу реки Хан — вот и всё. Ни о новых друзьях, ни об их совместных занятиях Шуга не обмолвился ни словом. И правильно поступил: узнай Юнги о таком, рассказал бы отцу и с удовольствием наблюдал бы, как тот притащит его домой за уши и хорошенько выпорет! Услышав рассказ Инхёна о драках с полицией и расписанных баллончиком стенах тюрьмы, где сидели арестованные оппозиционеры, он лишь пожал плечами, но по мере того как тот продолжал повествовать о «подвигах» младшего Мина — напрягался всё больше, ощущая, как где-то под кожей рождается мелкая противная дрожь. Угоны чужих автомобилей и мотоциклов. Поджоги и порча имущества тех людей, которые не угодили или перешли дорогу банде. Нападение на дом местного судьи. Всё это тянуло суммарно лет на двадцать тюрьмы, и у Юнги страх клещами сжимал сердце, пока он слушал. Его брат, оказывается, не просто имел мелкие проблемы с законом, а совершал настоящие преступления! Это был шок. Он не хотел верить. Но Инхён клялся, что так и было, а он знал, насколько близки они с Шугой. Юнги вспоминал детство: да, младший никогда не был паинькой, но вместе с тем было в нём острое чувство справедливости, не позволяющее заходить за края. Он был грубоватым и дерзким, но не злым и не жестоким, был трогательно привязан к Юнги, гладил уличных собак и всегда заступался за тех, кто слабее и младше. И куда всё это делось? Где он свернул не туда? Мин уже почти готов был малодушно отказаться от выработанного на пару с Инхёном плана. Он не станет драться с полицией или прокалывать колеса чужим байкам, не говоря уже о других противозаконных вещах! У него впереди карьера и руководство семейным бизнесом, и он не для того учился днями и ночами, чтобы закончить свой век в тюрьме. Если Шуге этого хочется — пожалуйста, но он — пас. Перед глазами у него всё стояло жуткое сине-фиолетовое лицо под кислородной маской. И невольно вспоминалось детское, давнее: как они в десять лет поклялись на мизинчиках и дали обещание, что всегда будут защищать и поддерживать друг друга. — Но не во всём, — раздражённо воскликнул он вслух, поворачиваясь к Инхёну, что одарил его своей обычной белозубой, дерзковатой улыбкой. — Есть вещи, которые нельзя поддерживать, даже если их творит родной брат. Я не собираюсь участвовать ни в чём противозаконном, и это не обсуждается! *** Пятнадцать минут спустя Юнги смотрелся в зеркало. Отражение не порадовало его: серая худи Шуги, которую он наугад натянул, сидела как-то неловко, а джинсы брата оказались ему велики. — Он покрупнее тебя и в плечах шире, — сказал Инхён, критически рассматривая его. — Вижу, — огрызнулся Мин. — Тебе бы подкачаться, — как ни в чём не бывало улыбаясь, продолжал парень. — И волосы не забудь покрасить в чёрный, потому что твой брат скорее умер бы, чем обесцветил их. Говорил, что это слишком больно. — То есть, пирсинг и тату в самый раз? Не говоря уже о сломанном ребре, выбитом плече… и что там ему ещё ломали в драке? — Это другое, — Инхён хихикнул. — В драке, как в сексе — боль перекрывается удовольствием от процесса. Слышал про такое? — Нет, — отрезал Юнги, невольно краснея от скрытой издёвки в его голосе. Бывший одноклассник был всё тем же мудилой, что и раньше, а он не собирался рассказывать ему, что, кроме немногих поцелуев и ласк с той выбравшей его девушкой, в его жизни ещё ничего не было. Впрочем, Инхён, кажется, и так догадывался — судя по мерзкой улыбочке, победно расползающейся по смазливой физиономии. Будь на его месте Шуга — точно ударил бы по ней, вдруг пронеслась у Юнги мысль, и он даже расстроился немного, что совсем не похож на него в этом плане: за всю жизнь дрался раза три, и то лишь исчерпав все возможные словесные аргументы. Да, во многом они с братом не просто непохожи, а полные противоположности. Актёры учатся годами, а он должен вжиться в роль буквально за несколько часов — вот что угнетало его. И неуверенность зудела: что, если он только всё испортит и навредит расследованию? Вдруг сам будет втянут во что-то преступное? — Да ты не боись, чувак, — снисходительно подбодрил его Инхён, прочтя все сомнения на лице. — В случае чего просто соскочишь, да и всё. Юнги никогда его особенно не жаловал, но за эти несколько часов успел реально возненавидеть. С утра он снова звонил в больницу — состояние Шуги оставалось стабильно тяжёлым, в себя он не приходил, однако уже мог дышать самостоятельно, и это вселяло надежду. Юнги решил заскочить к нему после учебы. Потом позвонил Инхён — привез одежду младшего Мина, почему-то хранившуюся в его квартире. — Разве не в этой футболке он ходил в старшей школе? — хмыкнув, Юнги взял её в руки и разгладил, рассматривая рисунок. — Ты знаешь, насколько он привязывается к вещам, — парень выхватил её у него из рук. — Носит, пока в тряпку не превратится. Чего глазеть, надевай! — Я вообще мало что про него теперь знаю, — честно признался Мин, неуверенно расстегивая пуговицы на своей рубашке. И покосился на одноклассника, всё так же бесцеремонно его разглядывавшего: — Эм… ты будешь смотреть, как я переодеваюсь? Может, отвернёшься? — А чего такого-то, — посмеиваясь, ответил тот. — Поверь, я видел и совсем голую версию — не один и не два Шуга-ши засыпал на моей кровати после грандиознейшей пьянки. — МЕНЯ ты голым не видел и не увидишь, — отрезал Мин, швырнув в него кепку брата. — Надевай давай! — скомандовал Инхён, без труда её ловя и нахлобучивая ему обратно на голову. В черной кожаной куртке, которая была ему немного велика, в потёртых черных джинсах в обтяг из зеркала на него смотрел совсем другой парень — не похожий на аккуратного студента в очках и белоснежной рубашке, дерзкий и опасный. Из-под кепки с колечками мрачно блестели его глаза. Было непривычно, но реакция Инхёна, молча воззрившегося на него, была ещё страннее: парень буквально застыл на месте, и в его глазах промелькнули какие-то эмоции, которые Мин не успел прочесть — он тут же отвернулся. — А тебе идет быть угрюмым! — тут же воскликнул он и даже захлопал. — Серьёзно, если будешь делать такое лицо, тебя никогда не спалят даже его друзья! Всё-таки они редкие тупицы. Прямо сегодня и иди к ним, Юнги, когда они на байках прикатят в эту свою мастерскую… Чтоб она сгорела однажды. — И как ты себе это представляешь? Я вообще-то ни разу в жизни не сидел на мотоцикле! Только сейчас до Мина начало доходить, на что он на самом деле подписал себя. Стать Шугой — это полюбить ветер в ушах и не ведать страха и сомнений, что вечно терзали его самого. Иногда Юнги на самом деле хотел им стать, но большую часть времени его вполне устраивало быть собой: он совсем не рвался прыгать по крышам или гонять с немыслимой скоростью на байке. И разрывать отношения с семьёй, как это сделал он, Юнги тоже не казалось правильным поступком. — Чёрт тебя возьми, Инхён! Чего ты ржешь?! Это было не смешно: Шугу невозможно было представить даже на машине — только на любимом мотоцикле, с которого он не слезал с пятнадцати лет. — Ну, скажи им, что попал в аварию и разбил байк, — беззаботно пожал плечами парень, и Мин посмотрел хоть и с долей сомнения, но и с надеждой — это, кажется, был выход. — Кстати, это объяснит и странности в твоём поведении — как в дораме, потеря памяти и всё такое. — Банально, — проворчал Юнги, не прекращая украдкой поглядывать в зеркало — видеть такого себя было слишком уж непривычно. — А у нас есть другие варианты? — Нет. — Вот и действуй по намеченному плану, — отрезал Инхён, задержав на его отражении всё тот же пристальный и странный взгляд. И, странное дело! Юнги мог бы поклясться чем угодно, что ему тоже в этот момент было не по себе. *** Счастье, что в своём универе Юнги был как жена Цезаря — вне подозрений. Он позвонил в деканат, сказал, что заболел, и ему поверили. Да и кто бы не поверил человеку, пропустившему за все три года учебы не более пяти занятий? Серьезное отношение к посещаемости выстроило стену между ним и одногруппниками, но оно же и выручило его сейчас. Шугин факультет права располагался на другом конце города. Добираясь туда на метро, а потом пешком, Юнги вспотел и раз сто проклял всё на свете, но засветить там свою белую Ауди было нельзя — её слишком хорошо знали студенты и преподаватели бизнес-управления. Вдруг кого-то из них занесет нелёгкая, подумал он и с сожалением погладил капот своей красавицы, оставляя её в гараже. Такси тоже не подходило — младший Мин был не так богат, чтобы передвигаться на нём. Отказавшись раз и навсегда от помощи отца, он жил на то, что зарабатывал в мастерской. Не так уж и далеко, кисло утешил он себя, когда карта показала полтора километра по прямой до корпуса. И поудобнее перехватил сумку с книгами, с тоской думая, что останется от его спины и плеч к концу дня. Всю ночь он просидел над учебниками и конспектами брата, пытаясь худо-бедно въехать в то, что они там изучали, но под утро его буквально срубило от усталости, и встал он с полной кашей в голове. Верховенство закона и права, диспозиция, принцип разделения властей — это не то, на чём делали акцент на факультете управления бизнесом, и он благодарил всех богов, что Шуга перешёл только на второй курс, а не на третий. Младший брат бросал университет на целый год, но потом восстановился и продолжил учиться — под влиянием кого или чего, Юнги мог только гадать. Он не успел пройти и двухсот метров. Оглушил быстро приближающийся сзади рёв мотоцикла и ликующий вопль, даже на миг перекрывший его: — Кого я вижу!!! Дурацкий хён, где ты пропадал! В мгновение ока блестящее стальное чудовище поравнялось с ним, и Мин, подавив инстинктивное желание закрыть свои несчастные уши, повернулся к водителю, протягивая руку для пожатия. Но тот вместо этого заглушил мотор и буквально свалился с байка прямо на него, сгребая в медвежьи объятия и крепко-крепко притиснув к пахнущей машинным маслом и сигаретами косухе. Юнги пискнул, почувствовав, что больше не может стоять на ногах под их двойным весом. Юнги полузадушенно хрюкнул куда-то в ворот его куртки — дылда оказался на целую голову выше него, а силы прижатия явно хватило бы на летальный исход. Сделал пару шатких шагов и, не говоря худого слова, просто рухнул на газончик под весом Ким Намджуна — того самого парня с общей фотографии, где стояли, обнявшись, его брат и трое других. Он сразу его узнал. Вчера, рассматривая скинутое Инхёном фото, Юнги думал о том, что с такой внешностью просто невозможно не быть казановой. Если Намджун и грешит этим, его даже нельзя винить: мужественное лицо, выбеленные волосы и очаровательные ямочки на щеках сами притягивают девчонок как магнит. — Я тебе обзвонился, но ты не брал — хорош лучший друг! Что я должен был думать, черт возьми, хён?! Тебя двое суток не было! Гулял, что ли, с той беленькой с факультета искусств? Так можно было хоть предупредить! Ха-ха, смешно. Да он сроду никого не предупреждал, исчезая на неделю-другую, подумал Юнги, рассматривая склонённое над ним обеспокоенное лицо. Но прежде чем он успел ответить хоть слово — Намджун снова вдавил его в газон своим тяжёлым телом, закинув руку на плечо и уткнувшись носом куда-то в шею. — Мммм, интересный парфюм! С каких пор ты пользуешься? Она подарила, да? Его глаза понимающе и смешливо сузились, а большие губищи вдруг присосались к шее и скользнули вверх, к выступающему углу нижней челюсти, оставляя за собой влажную дорожку. Сказать, что Юнги удивился… Да он просто обалдел от такого обращения. У него были… не друзья, а приятели, оставшиеся от занятий музыкой — они иногда (со временем всё реже) встречались, ходили в кино, ужинали, выпивали, и всё это культурно и не нарушая личного пространства. Но Намджун, как и его брат, похоже, был далек от культуры, воспитания и хороших манер. Видимо, для них такое было нормой, и Мин замер, лихорадочно соображая: оттолкнуть его или нет? Сам он влепил бы за подобное увесистую душевную оплеуху! — А ты покладистый сегодня, — довольный, улыбающийся во весь рот Намджун ещё крепче притиснул его к себе. — Настроение хорошее? Смотрю, даже волосы уложил, — и подмигнул игриво, проведя кончиками пальцев по черным гладким прядям. Но тут Мин опомнился и наконец-то отпихнул его, прошипев: — Хватит! И встань с меня, ты тяжёлый. Он даже поёрзал для иллюстрации своих слов, но Ким и не подумал послушаться — наоборот, расположился на нём поудобнее, словно на диване, и серьезно спросил: — А байк твой где? Ты же без него не дышишь. Юнги почувствовал, как на спине выступила испарина от напряжения. Намджун — умный и внимательный, несмотря на все его замашки придурка, предупредил его Инхён. Именно он, на пару с Шугой, верховодит в этой их банде. Обмануть его будет сложно, но он должен сделать это. Ради расследования и ради брата, третьи сутки борющегося за жизнь под приборами в страшной, ослепительно-белой палате. Узкие драконьи глаза смотрели на него пронзительно, будто догадываясь, и Юнги стоило немалых усилий не отвести свои. В Намджуне ощущалась внутренняя сила, которой было нелегко противостоять, а их слишком близкий физический контакт ещё усиливал его смущение. — Байк… в ремонте. Он всё-таки не выдержал и опустил голову: взгляд Кима за мгновение превратился в раскаленные угли, которые прожигали насквозь. — Что это значит, блять? — спросил он совсем тихо. — В каком ещё, нахрен, ремонте? Разве ты не можешь починить даже самый безнадёжный металлолом? Адреналин брызнул Юнги в кровь — он ощутил это всем телом, глядя в узкие сверкающие глаза напротив, словно загипнотизированный кролик, и понимая, что его продуманная и логичная легенда только что бездарно провалилась. Какие же они с Инхёном тупые! И какой молодец Намджун: за десять секунд вывел на чистую воду. А по нему даже и не скажешь. Время шло. Юнги только и мог, что бледнеть под его взглядом. Голос разума шептал ему, что план уже полетел к чертям и лучшее, что в данной ситуации можно сделать — под какими-нибудь предлогом свалить от Кима и подождать официального расследования. Но какой-то бес, вселившийся в него в палате у Шуги, продолжал толкать под ребра: всё-таки он не был «роботом», всегда рассуждающим холодной головой, как обвинял его Шинхёк. Раз решившись и вступив на опасную дорожку, он был намерен идти только вперёд. — Я… Попал в аварию, — поспешно выпалил Мин и сам удивился естественности своего тона. Голос не дрожал. — Ударился и потерял сознание. Он говорил, не спуская с Намджуна глаз, и с изумлением видел, как за секунды изменилось его лицо: краска сошла с него, а челюсти сжались вместе с кулаками. Он рывком наклонился к Юнги, и тот, как ни пытался владеть собой, невольно отвернул голову. — Что… что ты говоришь! — выдохнул Ким, опаляя дыханием шею и покрасневшее ухо (Юнги зажмурился и втянул голову, не зная, чего от него ждать). — Всё-таки это случилось, хён, придурок! Тысячу раз ведь твердил тебе — не смей гонять! Для человека, избившего до полусмерти своего друга, Ким Намджун волновался слишком искренне. Юнги с удивлением почувствовал на своих плечах его руки, спорившие с тем, что говорили слова: пока Монстр рычал, осыпая его (то есть Шугу) довольно грубыми эпитетами — большие ладони осторожно гладили плечи и спину, словно он был из тонкого стекла, крутили туда-сюда его лицо, тревожно и зорко всматриваясь в глаза, перебирали волосы. Рассматривая вчера его фото, Юнги думал о том, что такой человек скорее всего не ведает страха — для него нужно воображение и нервы, а Намджун не производил впечатления человека, знакомого с тем или другим. Но сейчас узкие драконьи глаза смотрели на него с настоящим испугом. — Как ты себя чувствуешь? Что-то болит? Почему, идиотский ты хён, ты не лежишь в больнице, а разгуливаешь по городу?! Идём! — и он отпрянул от Юнги с быстротой спущенной стрелы, так же быстро схватив его за руки и поднимая наконец с газона. Но Мин этому не радовался. Потому что: — У меня не отвертишься! Будешь лежать и лечиться сколько нужно, а о расходах даже думать забудь! Я за всё заплачу и отпинаю тебя, если только заведешь об этом речь, понял? Слегка отставая от стремительно развивающихся событий, паникуя от перспективы совершенно здоровым лечь в больницу, Юнги всё-таки не мог остановить хаотичный поток своих мыслей, пока Намджун ловко усаживал его на свой байк, предварительно надев запасной шлем. Он думал, что, пожалуй, это действительно грустно — то, что у него никогда в жизни не было настоящих друзей.