Map of the Problematique

             

— ⛓ —

      

[Depeche Mode — Newborn Non-Album Track Remastered]

             Просыпается Сону один. С запиской на прикроватном столике, жуткой болью в горле, желудке и теле. Голове, к слову, тоже, будто в ней медленно из угла в угол перекатывается свинцовый шар, ударяясь тяжело о череп. Он прикладывает ладони ко лбу, не решаясь открыть глаза вновь. Вспоминает от этой глухой боли не каждый свой повторяющийся эпизод, а одну из ночей, когда на его коленях, свернувшись в дрожащий клубок, пытался поспать Джей. Прямо в одежде и на полу, потому что он был холоднее горячего тела, потому что Джей боялся с кровати в какой-то момент упасть, не выдержав головной боли, потому, что только в такой позе и после заброшенных в себя лекарств, он смог, наконец, немного расслабиться. Сону не может представить до сих пор, как Джей это всё пережил, но, когда в очередной раз в его голове глухо что-то стучит, заставляя уже закрытые глаза жмуриться, он хотя бы понимает, почему слезать с обезболивающих другу было так сложно. Он бы сам сейчас не отказался от целого блистера, лишь бы больше так не болело, окутывая давлением всё и везде сразу. Бумажка, лежащая на тумбочке, нащупывается вслепую, и лишь когда Сону подносит её к лицу, он осторожно приоткрывает глаза вновь, чтобы с трудом, но прочесть размывающийся неровный почерк Джея:

«Чонсон позвонил утром, пришлось уехать. Я сказал ему, что тебе нездоровится, так что по Нью-Йорку сегодня гуляем вдвоём. К тебе в 14 приедет доставка продуктов. Прими и поешь. хо»

В слабых пальцах бумажка сжимается неохотно, но всё же образует небольшой комок, отлетающий на постель рядом. Утром? Который же час сейчас? Сону пытается также, наошупь, найти и мобильный, но тумбочка пуста, а вместе с тупой болью, в голову врезается мысль о том, что мобильный его был в кухне. Где он сам был в последний раз перед тем, как отключиться. А ещё, на кровати валялись все его вещи, которые Джей наверняка видел. И бельё. И конверт с деньгами. Резко садясь на кровати, Сону стонет, обхватывая руками голову сильнее и заставляя себя осмотреться вокруг. Но постель пуста и вещей на них нет. Сердце Сону ухает в пятки, потому, что если Джей видел бельё и деньги, не получал ответов на сообщения до самого утра, он смело мог сложить все эти детали и надумать чего-то совсем лишнего. Сону этого хотел меньше всего, а потому, с трудом но дополз до края кровати, глядя с неё вниз, где на полу валялось покрывало и его чёрный рюкзак. Под которым, стоило лишь его отбросить в сторону, оказались и остальные вещи. Нетронутые. Сону надеется, что Джей расстилал постель, не глядя. Объяснять ему всё и рассказывать о съёмках он пока не планирует. Что он планирует в данный момент, так это спуститься с кровати живым и дойти до кухни, не упав от бессилия. Или не упав там, завидя весь ужас, оставшийся после его ночного дожора.       — О… — вырывается сиплое из его горла, как только босые ступни замирают на пороге. Потому, что кухня оказывается девственно-чистой настолько, будто Сону не только ночью в неё не заходил, но и последнюю неделю точно. Дверца сушильного шкафа распахнута, пестрея вымытой посудой внутри, раковина пуста и даже мусорное ведро застелено новым мешком, застрявшим между ящиками самым кончиком. Видимо, Джей торопился. Видимо, Джей сошёл с ума. Сону дёргается даже от щелчка чайника, отдавшегося в голову колкой болью, и садится на стул, упирая локти в стол и складывая на руки голову. Замечая прямо перед собой свой телефон, подключённый к зарядке над столом. Сону морщится. Закрывает лицо ладонями и кричит беззвучно, жмурясь крепко. Вспоминая свои перед сном мысли. Подтверждая их чужими действиями. Он думал, что влюблённость Джея будет огромной проблемой. Он запрещал себе замечать что-то большее в свою сторону, кроме молчаливого потакания и дружеской гипер-опеки. Он думал, что всё разрушится, если кто-то из них, и точно не он, влюбится вдруг, душа чувствами другого. Джей, вероятно, понимает только теперь Сону, влюблён был уже давно. Только вот это, к его удивлению, не просто ничего не рушило, а будто бы укрепляло даже. Каждый беспричинный поцелуй, прикосновение, излишняя тактильность в постели. Всё это начинает иметь больший смысл, если думать о том, что Джей в него влюблён. Или о том, что он его любит. Сону думал, что это что-то испортит в нём. Загорится красным светом, станет сигналом «стоп», обрубит желание обладать. На деле же, будучи почти на все сто убеждённым в глубоких чувствах друга, Сону ощущает внутри ничего лишнего, кроме странной удовлетворённости и покоя. Потому, что, несмотря на это, Джей молчал. Не желая ничего портить, терять. Нарушая заповедь, но так, что это едва ли незаметно. А значит, легально. Прикладывая ладонь к груди, Сону не находит в себе ничего, кроме щемящей радости. Джей любил его. И думал о нём всё ещё, ставя превыше своей боли его комфорт. Было ли Сону правда на это плевать, как ему показалось утром? Было ли ему правда плевать на боль, которую Джей мог испытывать? Что ж, пока эта боль не передавалась ему — всё было в порядке. Они в порядке, думает он. В конце концов, Сону тоже Джея любит. Как друга. И отличный, свободный секс. Уведомление о новом сообщении загорается на экране как раз в тот момент, когда чайник выключается, бурля закипевшей водой, а Сону поднимается со стула. Вскипая в секунду, как и вода для его кофе, при виде подсвеченного имени. Чонсон: слышал тебе было не ок ночью, судьба будто не хочет нашей встречи вновь. поправляйся *фотография* Ядовитая усмешка вырывается из Сону, заставляя его губы болезненно лопнуть в паре мест по едва зажившим ночным ранам. Он шипит, но продолжает усмехаться, разглядывая селфи близнецов, что Чонсон прислал. Знал ли Джей для кого его брат делает фото? Лжёт ли Чонсон дальше про знакомство с кем-то? Как много подобных фото у близнецов вообще есть? Он хмыкает, сохраняя фото и откладывая телефон экраном вниз. принимаясь за кофе. У них с Джеем когда-то таких селфи было так много, что телефон скулил об очистке памяти. Каждый общий сбор, каждая совместная прогулка, съёмки и даже поездки в клиники. Сону беззвучно хихикает, вспоминая фото своего заплаканного лица перед кабинетом забора крови. Тогда этот вид помог ему собраться, заставив смеяться тоже. Он кусает губы, задумываясь в параллель, как много его фотографий в телефоне Джея сейчас? И почему они поддались какому-то мнимому страху быть пойманными, что перестали делать так много фотографий вдвоём? Теплится ли внутри него сейчас толика ревности к Джею за то, что тот проводит время с братом? И вероятнее нет, раз ночью Джей предпочёл всё же его. Вновь.       « — Тебе нужно поспать, кроха,» — Сону кривится, делая первый глоток кофе, не то от горечи, не то от слов, отразившихся в памяти. Он ненавидел это прозвище всей душой, потому что Джей вначале их общения называл его так намеренно, чтобы позлить. После, чтобы вывести на эмоции, когда Сону показательно обижался. Все последние полгода редко, но лишь в те моменты, когда Сону был слишком слаб, чтобы злиться. Слишком ласково. Чужеродно. Сону вновь берёт мобильный, чтобы проверить последние новости и ответить на некоторые ночные сообщения, с тяжёлым вздохом. кому: Ёнджун прости, не мог ответить ночью было хреново, отлёживаюсь дома кому: Лини поездка за очками откладывается на сегодня сохранишь их у себя ещё немного? кому: Дже-я *фотография* пью кофе, доставку приму, брату привет. Он раздумывает ещё пару мгновений, буравя взглядом экран, но всё же дописывает бегло: кому: Дже-я и спасибо, Дже-я хо Не то, чтобы Сону редко благодарил его за помощь, но это так давно вошло в одну из их привычек. Сону нуждается — Джей закрывает потребность. Деньги, секс, тепло и забота. Любой аспект. Кроме любви, которой Сону от него напрямую не нужно. Но он всё-таки не против однако её получать, если проявляется она к нему так. Безвозмездно. Телефон в его пальцах вибрирует, оповещая о пришедшем сообщений, оказывающимся ответом от Ёнджуна. Ёнджун у тебя снова? Кружка с кофе в руке Сону дёргается, едва не разливая пару кафель на светлый пол. Вслед за словами Ёнджуна, желудок отзывается первым слабым спазмом. кому: Ёнджун всё нормально, просто слишком устал на съёмке Ёнджун ладно.в любом случае, я могу поделиться с тобой новостью и здесь … МЕНЯ ПРИГЛАСИЛИ НА ПОКАЗ НА СЛЕДУЮЩЕЙ НЕДЕЛЕ! Сону почти слышит счастливый визг, и даже слабо улыбается сквозь новый спазм, отставляя кружку на кухонную тумбу, печатая торопливо ответ. кому: Ёнджун боже, поздравляю, Ён! не подскажешь, как попасть в твоё агентство?) Мобильный отлетает туда же, почти врезаясь в кружку, потому что пальцы Сону врезаются в раковину. Желудок и организм в целом жалобно просили простой воды, немного еды и чего-то тёплого. Сону до приезда доставки мог предложить им только кофе и испорченные бананы при одном лишь упоминании о которых его мутит. А потому, сцепив зубы, он старается дышать ровнее, но в сторону кофе больше не смотрит, заставляя себя набрать стакан воды, вливая его в себя мелкими глотками. Он сжимает стакан в руке, упираясь взглядом в слабо текущую из крана воду. Он правда раз за Ёнджуна. Что тот попал в лучшее агентство, что, наконец, спустя несколько лет в индустрии добился немного большего, что родился с более выгодными данными для этого рынка. А возможно, всё дело в том, что Сону пришёл в модельный бизнес слишком поздно, не отмеряя по линейке свои скулы с пятнадцати? Может, дело в том, что в его девятнадцать нужно было думать о будущей карьере, а не тащиться на первые пробы и съёмки, вдохновившись всеми этими глупыми сериалами про красивую жизнь? Может, он просто не достоин этого, как те, кто кладёт на моделинг почти всю жизнь? Решая, что до приезда курьера он может скоротать время в душе, Сону, пытаясь игнорировать боль, плетётся в ванную, намеренно избегая зеркала. Глядя только перед собой и снова на воду, рассеивающуюся словно дождь в тесной кабинке, хлёстко ударяя его по плечам. Напоминая о раннем утре и Джее, возившимся с ним здесь. Напоминая об одной из ночей после вечеринки, когда оба они оказались здесь, возясь с липкой одеждой друг друга. Спустя час, проведённый в душе за различными мыслями, Сону принимает доставку, о которой даже успел забыть. Разбирая продукты и отбирая для себя несколько баночек йогуртов сразу, чтобы после, забравшись на кровать с целой охапкой разных вкусов, пультом от телевизора и мобильным, включить какой-то мультфильм про щенков. И забыться хотя бы ненадолго. Забыть о проблемах, близнецах, показах и своей жизни в общем. Быть просто кем-то поедающим бездумно различные йогурты и пялящимся в экран на яркие картинки. Чонсон ему больше не пишет, Джей после того, как Сону отсылает ему фотографию начатой еды, успокаивается и перестаёт писать тоже. И, не досматривая идущий на фоне мультфильм, с неоткрытой ещё баночкой персикового йогурта в руке, Сону, наконец, достаточно сытый и морально опустошённый, вновь засыпает. К его счастью, совсем без снов.       

— ⛓ —

      

[Hurts — Numb]

             Потому, что интереснее и одновременно опаснее всех его снов, оказывается вечер следующего дня дома у Джея, куда он приезжает, нарочно опаздывая, чтобы не иметь возможности хоть минуту провести наедине с братьями.       — Что, Сону, — окликает его, ухмыляясь, Ёнджун, — звёзды всегда приезжают последними?       — Если это так, Ён, то почему ты уже здесь? — парирует Сону, приподнимая брови и проходя в гостиную следом за Джеем, открывшим ему дверь. Весь прошлый день он так и провёл в кровати, то просыпаясь и вливая в себя уже тёплые йогурты, надеясь, что они не успели скиснуть за несколько часов в его руках, то засыпая под очередной мельтешащий на фоне мультфильм. Лишь ближе к вечеру звонок Джея разбудил его, вводя в лёгкий ступор новостью о том, что они с Чонсоном решили устроить скромную версию welcome party для младшего, собрав всех, кто сможет приехать. У Сону от этого желудок сжался новой болью так, будто его не кормили неделю, но причин не ехать у него не было совсем. Зато были тысяча и одна причина переживать и продумывать весь вечер наперёд, едва ли не придумывая себе сценарий. Думать о том, что придётся контролировать свои взгляды и действия к каждому из близнецов, не давая ни одному из них повода на лишние вопросы. Думать о том, каково это будет: сидеть в кругу их с Джеем друзей и делать вид, что он не спит уже с одним, планируя переспать и со вторым, пока все друг другу мило улыбаются, шутя глупые шутки и напиваясь? Круг, в общем-то, оказывается крайне небольшим и Сону от этого только неуютнее становится, когда он, усаживаясь в своё кресло-мешок, оббегает глазами братьев, Ёнджуна, их первого визажиста Розалин и её парня Оливера, уже открывающего бутылку вина.       — Мы решили, что не будем долго тянуть и начнём с «я никогда не», — хлопает в ладони Розалин, сверкая воодушевлённо глазами. — Ведь, что лучше раскроет для нас нового человека, как не эта каверзная игра и алкоголь?       — У кого-то должны сейчас пробежать воспоминания, как диафильм, — тянет издевательски Ёнджун, смеясь и поглядывая на Джея и Сону, одновременно закативших глаза.       — Нам не обязательно каждый раз вспоминать о знакомстве, когда мы играем в это, Ён, — хмыкает Джей, ставя на небольшой столик несколько стаканов и, вместо дивана, усаживается в кресло-мешок к Сону, ютясь удобно в его ногах и опираясь о колени локтями. Сону замирает, мгновенно перехватывая заинтересованный взгляд Чонсона.       — Иногда, — подаёт он голос, отвлекаясь на звук хлопающей пробки, выдернутой из бутылки в руках Оливера, — можно узнать кого-то и не играя в такие опасные игры с первых минут.       — Не думаю, что ваши друзья будут жёсткими со мной, — расплывается в улыбке Чонсон, оборачиваясь к Розалин. — Пожалуйста?       — Боже, — смеётся она, ударяя его по колену, — я всё никак не могу привыкнуть к тому, что вечно пафосное и недовольное лицо Джея может быть таким милым. Отвернись!       — Как минимум, пока мы не начали играть в «Правду или действие», ты можешь быть спокоен за то, что тебя не попросят пробежаться голым по Манхэттену, — фырчит Джей, окончательно откидываясь назад и протягивая Сону бокал белого вина. — Это сухое, — уточняет он, немного оборачиваясь, — можешь выпить немного.       — Бу, — тянет Ёнджун, — хуже, чем пафосный Джей, только Джей-мамочка, предлагаю всем выпить, кто согласен с этим.       — Скажи-ка это Брендону, который возится с тобой на каждой огромной вечеринке. Он разве что еду за тебя не пережёвывает. Ёнджун показывает Джею язык, но пьют, само собой лишь трое, пока Чонсон, сужая глаза, вновь всматривается в чуть побледневшее и слегка растерянное лицо Сону, которое тот прячет за бокалом. В их поведении для него и их друзей уже не было чего-то сверхъестественного, но Чонсона такое удивляло однозначно.       — Не знаю о чём вы, ребята, — качает он головой, потягиваясь за стаканом виски, щедро налитым Ёнджуном, — мне эта сторона брата не очень знакома.       — Мы слишком долго жили раздельно, чтобы я по-настоящему мог заботиться о тебе, мелочь, — ухмыляется Джей, подцепляя пальцами за ободок и свой стакан тоже. — Живи мы вместе, я наверняка до сих пор утирал бы тебе сопли, Сон-а.       — Шесть минут.       — Целых шесть минут. Это кажется весёлым всем и комната наполняется звонкими звуками, пока Сону, лишь изображая улыбку, слегка подпинывает Джея коленом. Чувствуя почему-то только сейчас неловкость. Понимая, как странно, должно быть, выглядит это всё со стороны. Удивляясь, как к этому всё-таки привыкли их друзья, пусть и спрашивающие постоянно об их отношениях, но никогда, кажется, всерьёз.       — Ещё кто-нибудь приедет? — интересуется Ёнджун, проверяя время на телефоне. — Мы заказывали еду явно на большее количество человек.       — Как и привезли алкоголя, — кивает, соглашаясь Оливер.       — Да, конечно, — отзывается Джей. — Феликс и Джини застряли где-то в пробке, а Тея обещала подъехать ближе к девяти. Остальные оказались заняты. Что ж, выходит, Сону всё же не приехал последним…       — А твой знакомый, Сон-а? Он чувствует, как сердце его подскакивает к глотке, перекрывая дыхание. Знакомый Чонсона? Знал бы Джей, что сидит сейчас у него в ногах...       — О, он жутко занят на работе, — как ни в чём не бывало выдаёт, кажется, подготовленную ложь Чонсон. Но не упускает короткого взгляда на Сону, вцепившегося в свой бокал так сильно, что ещё немного и ножка точно треснет. — К тому же, сказал, что ему будет неуютно в чужой компании. Без обид.       — Ну, — жмёт плечами Джей, — не очень-то и хотелось.       — Как дружелюбно, — морщится Розалин, приподнимая свой бокал, — раз уж некоторых из нас пока нет, давайте разогреемся немного. Я никогда не… — она лукаво смотрит на Сону и хихикает. — Имела своего места в квартире лучшего друга.       — Я могу купить кресло-мешок и тебе, Роза, — качает головой Джей. Сону, натянуто улыбаясь, делает небольшой глоток.       — Кощунственно играть в это с чёртовым вином.       — Дождись остальных и мы сыграем с чем-то потяжелее.       — Но сначала, поедим, — выставляет Джей палец, — иначе меня скосит до полуночи. Сону, твоя очередь.       — Окей, — вдыхает он поглубже. Мысли разбегаются, отказываясь формировать даже простецкие предложения, зацикливаясь только на том, чего он вдруг ляпнуть не должен. Глаза его скользят по замершим в ожидании лицам, останавливаясь на Ёнджуне. — Я никогда не получал приглашение на показ.       — Ён, это твоя партия, — фырчит Розалин, прикладываясь к бокалу. — Но я выпью, так как была приглашённым визажистом. А это считается.       — Только потому, что ты хочешь напиться поскорее, негодяйка.       — И тем не менее… В этот раз от слов подруги Сону смеётся более расслабленно, а после очереди Ёнджуна, его смех и вовсе взвивается высокими нотами, перемежаясь с остальными.       — Я никогда не спал в одной постели с парнем, — неразборчиво произносит Ёнджун, смеясь и тут же опрокидывая в себя остатки виски, едва не расплёскивая мимо из-за тычка Розалин.       — Ты споишь нас всех в ближайшие полчаса, прекращай! — негодует она шутливо, после оглядывая выпивающих ребят. — И чья теперь очередь?       — Давайте моя? — предлагает Чонсон. Смех Сону застревает в горле, и даже Джей, сидящий меж его ног, ощутимо напрягается.       — Что ж, — подносит Чонсон стакан к губам, но в тот же миг отводит его в сторону, усмехаясь, — я никогда не целовал парня своего брата.       — О, это низко! — кричит Джей, но Сону ощущает, как расслабляются его мышцы, пока он залпом выпивает весь виски, что был у него. — И это было единожды, и нам было пятнадцать, и ты говорил, что простил мне это!       — Я простил, но это прекрасный повод.       — Джей! — охает Розалин, но внезапно делает пару глотков вина под удивлённые взгляды. — Что? Дерьмо случается, господа. Спросите даже Джея. И, к слову, уступи даме, — выпаливает она, — я никогда не трахалась в примерочной.       — Да это ты нас всех споишь… Пьют на этот раз все, кроме Чонсона и Ёнджуна, переглянувшихся с ехидными улыбками. Сону улыбнулся бы тоже, если бы не бокал у губ и воспоминание, отдавшееся теплом внизу живота, который вдобавок пригревал своей спиной Джей. С кем, в общем-то, Сону и запирался пару раз в тесных кабинках.       — Таким образом, — подытоживает Оливер, разливая всем новые порции, — мы выяснили, что твой младший брат, Джей, достаточно примерный и спокойный молодой человек. В отличие от тебя.       — И так было всегда, — согласно кивает Джей, подпинывая ногу Чонсона. — Да, моя ангельская копия? Он даже лжёт хреново. Особенно, если его за руку ловишь. Никогда не умел выкручиваться.       — Что верно, то верно, — хмыкает Чонсон, вновь вскользь оглядывая Сону, но в итоге упираясь взглядом в брата. — Умелая ложь — это больше к тебе, Дже-я. Сону думает, что ломать ножку бокала в такой момент было бы чересчур, а потому, он намертво вцепляется пальцами в футболку на спине Джея так, чтобы не была заметна волнительная дрожь. И, пусть эти слова легко можно было отнести к жизни Джея в целом, зная то, насколько он действительно умело выходит порой из разных ситуаций и врёт, не краснея, Сону по глазам Чонсона видел, что тот явно имеет в виду что-то другое. А ещё, он совершенно не понимает, почему тот ведёт себя так, как в первый день, розовея смущением на скулах и избегая прямого контакта глазами с остальными ребятами, будто впрямь сама невинность. И вовсе не так, каким был наедине с ним, целуя на смотровой площадке.       — Доставка показывает, что курьер уже возле дома, — сияет довольно Ёнджун, подхватывая со стола свой стакан и бросая перед тем, как выйти из комнаты, — и да, я никогда не трахался с лучшим другом. Он подмигивает Сону и пьёт уже на ходу, скрываясь за аркой в темноте холла, но заставляет напряжение в комнате взвиться под самый потолок. Чонсон внимательно смотрит на Сону и Джея попеременно, пока Розалин, цокая языком, допивает своё вино, а Оливер посмеивается над ней. Ведёт каждое действие, пока Сону медленно подносит бокал к губам, осушая его тоже. Сужает древесные глаза, пока Джей болтает виски в стакане, даже не думая к нему прикасаться.       — В школе, — сипловато выдаёт Сону, отдавая Джею пустой бокал и намеренно сталкиваясь пальцами, чтобы дать понять, что он вывезет эту ложь за двоих. — Это было в школе и мы проверяли свою ориентацию. Глупое дело.       — Многие из нас творят глупости в школе, Сону, — всё ещё сверлит его взглядом Чонсон. Легко и непринуждённо после этого игра для Сону уже не идёт.       

— ⛓ —

                    Но и ничего опасного к его облегчению больше не происходит. Предложения ребят вновь становятся банальными и обтекаемыми, в большем смешными и нелепыми по типу кражи из магазинов, угона машины и минета в кинотеатре, предложенного Хёнджином, едва успевшим разуться и вступить в игру. К приезду же Теи, Розалин уже мостилась на колени к Оливеру, бормоча о том, что день был сложный, а Джей окончательно расслабился меж ног Сону, откинув голову ему на бедро и обсуждая с Феликсом их совместную съёмку на неделе. Чонсона Сону неизменно за последний час видит в компании Ёнджуна и Теи, горячо обсуждающих какой-то неизвестный ему сериал. В целом, это мог бы быть отличный, самый обычный для них, вечер с друзьями, где все разбиваются по кучкам, впадая в длительные обсуждения или споры, допивая алкоголь и доедая остатки остывшей еды. Ютясь в дружеских, милых и полупьяных объятиях. Если бы не проскальзывающий по двоим взгляд Чонсона, так и следящего за Джеем, уже приобнимающим ногу Сону, бездумно забравшись пальцами под штанину. Это мог бы быть один из комфортных вечеров. Если бы.       — Эй, — тихо зовёт Сону Джея, склоняясь к его уху, — отпусти меня, я хочу в туалет.       — Да, конечно. Мы планировали выйти покурить на балкон, не теряй. Джей не отрывается от разговора с Феликсом, позволяя Сону, наконец, выползти из-под него и хоть немного размять затёкшие мышцы и проветрить слегка туманную от вина голову. Потерять при этом, конечно, тепло чужого тела, но Сону должен был остыть и выйти ненадолго, чтобы побыть наедине с собой и понять, что тревожит его так сильно, если, в общем-то, вечер проходит спокойно и явно лучше, чем он ожидал. Не считая сканирующего взгляда Чонсона.

[Sam Tinnesz, Yacht Money — Play with Fire Extended Mix; feat. Yacht Money]

Выходит он, правда, совсем не в туалет, а скрывается в тёмной кухне, опираясь ладонями о прохладную поверхность кухонной тумбы и прижимаясь лбом к навесному шкафчику. Задевая пальцами лежащую рядом не начатую пачку сигарет, хмуро переводя на неё взгляд. Думая о том, что надо бы принести её Джею на обратном пути… Он жмурится от резко включённого света и оборачивается, подхватывая пачку и протягивая её вперёд, ожидая, что это Джей пришёл за забытыми сигаретами, но роняет их на пол, как только сталкивается взглядами с удивлением в древесной радужке.       — О, не думал, что ты здесь, — негромко произносит Чонсон, закрывая за собой дверь и поднимая упавшую пачку. — Куришь?       — Нет. Это Джея.       — Думаю, с ним сейчас есть кому поделиться на балконе, — хмыкает он, откидывая сигареты на стол и подступая ближе.       — А ты?       — Нет. В отличие от всех остальных, кто вышел с братом. И Розалин, уснувшей на коленях Оливера.       — Тогда, что ты… Сону охает в накрывшие его губы, вцепляясь пальцами в запястья Чонсона, обхватившего ладонями его личико, и распахивая глаза шокировано. Он кое-как уворачивается, звучно разрывая внезапный поцелуй и отталкивая руки Чонсона от себя.       — Ты идиот?! — вскидывается он, крича шёпотом. — Сюда в любой момент может кто-нибудь зайти!       — Они все курят на балконе. К тому же, мы услышим, если откроется дверь, — Чонсон укладывает ладонь на шею Сону, снова притягивая его к себе, но так и не целуя, потому что Сону отворачивается, упираясь ладонями в грудь.       — Это слишком рискованно, прекрати. И разве ты не хотел всё скрыть?       — Возможно, я передумал, — ухмыляется Чонсон, ловя губами так удачно подставленную мочку уха, из-за чего Сону всего прошивает дрожью. Пальцы его моментально сгребают в кулаках тонкую кофту. — А возможно, я просто решил проверить насколько ты любишь адреналин, учитывая факты, что я узнал о тебе из игры.       — Дурацкая игра, — запальчиво шепчет Сону, невольно прикрывая глаза из-за поцелуев, опустившихся на шею и ладоней, уже теряющихся под толстовкой на огненной коже. — Я мог намеренно лгать, чтобы пить.       — Ты пил вино. В этом вряд ли был смысл.       — Даже, если сюда не зайдут, по нам сразу будет видно, что мы целовались. Остановись.       — А я так скучал, — усмехается в его кожу Чонсон, несильно прикусывая её следом. Сону до боли приходится стиснуть зубы и с трудом, но отстраниться, упираясь поясницей окончательно в тумбочку. — Быть может, думал о тебе сутки напролёт, а ты так…       — Да что с тобой не так? — шипит Сону, держа Чонсона на вытянутых руках, по-прежнему крепко стискивая пальцами кофту на груди. — У тебя раздвоение?       — Банальное стеснение при незнакомых людях.       — А Джей? При нём ты зачем изображаешь паиньку, когда со мной совсем не такой?       — Слушай, — отцепляет его руки от себя Чонсон, — если в вашей с Джеем дружбе нормально такое твоё капризное поведение, я его поддерживать не обязан. Мы вообще с тобой друг другу ни чем не обязаны, ведь так?       — Мгм.       — И, если тебя что-то не устраивает в нашем уговоре, Сону, ты ведь можешь просто сказать и мы забудем о нём и поцелуе, как и не было, так?       — Допустим, — хмурится он, поджимая губы и нехотя соглашаясь.       — Итак, Сону, — вновь подступает ближе Чонсон, склоняя голову, — тебя что-то не устраивает?       — Да. То, что ты вздумал целовать меня в квартире Джея.       — Хорошо, — тише тянет он, протягивая руку и поддевая пальцами короткую толстовку Сону. — Всё?       — То, что ты ведёшь себя так двойственно. Это выглядит… — морщится Сону, подбирая слова — Странно.       — Исходя из этого, мы разрываем наш уговор, — переходит на шёпот Чонсон, склоняясь к лицу Сону, — или ты закроешь свои прелестные глазки на моё поведение и скажешь, где же я смогу поцеловать тебя? В голове Сону на мгновение взрывается белый шум. Потому что вопрос для него звучит также двойственно, каким он видит и поведение Чонсона. И приходится прикусить язык, чтобы не ляпнуть о какой-то части своего тела, чувствуя, как начинает гореть лицо. И не только.       — Завтра... — выдыхает он в расплывшиеся в довольной ухмылке губы. — Я скажу Джею, что у меня день спа, и мы сможем встретиться. Он знает, что в такие дни я пропадаю на сутки и отключаю телефон.       — Вот видишь, — едва не мурлычет Чонсон, совсем невесомо целуя его в полыхающую огнём скулу, — ты ведь умеешь быть сговорчивым и послушным, Сону. Это выстреливает в висок участившимся молниеносно пульсом и застывшим на губах вдохом. Сону замирает под ещё одним лёгким поцелуем, после которого Чонсон отстраняется, как ни в чём не бывало отходя к холодильнику и доставая из боковой дверцы две бутылки воды, а после забирая и со стола пачку сигарет.       — Забыл сказать! Тебе неплохо с новым цветом. И не задерживайся здесь, — он выключает, уходя, свет, погружая кухню в темноту, — а то Джей разволнуется. Оставаясь снова один на один с собой, Сону, наконец, выдыхает судорожно, сглатывая в пересохшее горло и разворачиваясь, чтобы включить на полную холодную воду в раковине. Намочив дрогнувшие ладони, приложить их к щекам, остужая. Волнуется пока только одно его сердце и все внутренние органы, будто перевернувшиеся разом. Ему не становится лучше даже через пару минут, за которые он умудряется заморозить водой пальцы. В голове набатом бьют слова Чонсона и поцелуй, за которым их мог застать кто угодно, также зайдя за водой или чем-то ещё. А по превращённым едва ли не в желе мышцам расходится покалывание от внезапно ослабшей воли, с чем Сону до этого знаком не был вовсе. Встряхивая головой, он выключает воду и возвращается в гостиную, но остаётся на пороге, замечая, что и ребята уже давно там, снова пьют и о чём-то говорят. Замечая Чонсона, улыбающегося Тее и бросающего на него мимолётный взгляд, и Джея, показывающего что-то в телефоне Хёнджину.       — Дже-я? — сипловато зовёт он, прокашливаясь. — Подойдёшь? Он игнорирует сощурившиеся в его сторону глаза Феликса, замершего с бокалом у губ Оливера, будто готового вслушаться в любое слово. Глядя только на Джея, размыто улыбающегося и идущего за ним, в темноту холла.       — Что-то случилось?       — Хочу домой. Проводишь меня до такси? Или ты...       — Нет, я в порядке, — кивает Джей, включая свет и открывая шкаф, чтобы достать кеды. — Тебе нехорошо?       — Нет, просто устал, — лжёт Сону. — Да и…наверное не отошёл ещё.       — Хорошо. Ты уже вызвал такси?       — Если ты не против, вызовем, как спустимся?       — Как скажешь. Обуваясь и выскальзывая тенью за дверь, Сону даже ни с кем не прощается, оставляя все оправдания на плечах Джея. Думая только об одном последних несколько минут, отчего нестерпимо тянет внутри. Решая кое-что проверить… Едва лишь створки лифта захлопываются за спиной, он укладывает ладонь на щеку Джея и привстаёт на цыпочки, осторожно целуя губы, терпко отдающие виски и табаком. Мгновенно на поцелуй отвечающие с большим рвением, чем он предполагал. Джей сжимает в руках его талию, притягивая тело ближе и прикусывая болезненно нижнюю губу, чуть оттягивая. Хмыкая в задыхающийся рот:       — И что же ты делаешь?       — Заткнись, я просто захотел целоваться. Джей насмешливо мычит, но целует Сону ещё раз, пока лифт не звенит разочаровывающе, оповещая их о прибытии на первый этаж.       — Может, проводить тебя до дома, а не до такси? — ладонь Джея проходится по голой пояснице под короткой толстовкой Сону, но тот увиливает от прикосновения, выходя из лифта.       — Хочешь, чтобы Чонсон задавал слишком много вопросов?       — Он и без этого их задаст, любопытная задница.       — Ты ведь помнишь…       — Никому и ничего, — качает головой Джей, останавливаясь перед выходом из подъезда и подтягивая Сону за край толстовки к себе, чтобы впечататься коротким поцелуем в недовольно поджатые губы. — Помню, Сону-я. И чертовски, к слову, скучаю.       — Фу, оставь при себе эти сопли, — куксится Сону, доставая из кармана спортивок мобильный и подставляя под поцелуи теперь лишь щёку. Не ощущая и сотой доли того огня и напряжения внутри, что полыхали в нём рядом с Чонсоном в кухне. Не чувствуя, как стягиваются в узел все внутренности от возможности быть хоть кем-то сейчас пойманным. От губ, перешедших на шею, как и те, что лишь едва касались несколькими минутами ранее. Он отстраняется, хлопая Джея ладонью по груди.       — Терпение, друг мой, — холодновато припечатывает он, нажимая кнопку вызова такси на мобильном. — Считай, что, чем сильнее ты соскучишься по мне, тем ярче будет наша встреча после того, как твой брат свалит обратно в Корею.       — Готов отправить его туда уже завтра, — посмеивается Джей, перехватывая руку Сону и прижимая ладонью к своей шее. — Порой твои резко меняющиеся настроения вводят меня в ступор. Но потом я вспоминаю, что ты всегда был таким, и просто вздыхаю. Поведение Чонсона тоже вводит Сону в ступор. Но сегодня он пообещал закрыть на это глаза. И что ж, если это удаётся Джею ради того, чтобы оставаться рядом с Сону, почему не удастся и ему, чтобы побыть немного рядом с Чонсоном? Ведь, если ты ничего не видел — значит этого не было, да?       

— ⛓ —

      

[Thirty Seconds to Mars — Night of the Hunter]

             — То есть, ты всерьёз решил, что набитый туристами паром по Ист-Ривер — это лучшее место для «экскурсии»? — бормочет Чонсон на ухо Сону, ухмыляющегося напротив открытой баночки персикового сока.       — Ты обязался доверять своему экскурсоводу, Сон-а, — дразнится Сону, называя Чонсона также, как и Джей. — К тому же, солнце ещё не убийственно жаркое, отсюда видны и Манхэттен и Бруклин, от воды почти приятно пахнет и ветерок такой свежий… Он задыхается на вдохе, едва не проливая сок на белоснежную блузку и хихикая, когда Чонсон вжимает его в ограждение, крепко хватая за бёдра.       — Пока что единственный плюс, который я замечаю, это то, что людей слишком много и им будет слишком плевать даже если я запущу руку тебе в шорты прямо сейчас.       — Не получится, — фырчит Сону, делая, наконец, глоток прохладной сладкой жидкости. — Эти шорты очень узкие. Я сам в них еле влезаю.       — Может, не стоило закупаться в детском отделе? — хмыкает в его шею Чонсон.       — Или стоит ещё похудеть.       — Не страдаю некрофилией, уж извини. Сону беззвучно смеётся на эти слова, но откидывает голову назад, вжимаясь затылком в плечо Чонсона и закрывая глаза. Он всю ночь почти не спал, буквально физически прощупывая себя на те или иные действия близнецов и то, как отзываются на них тело и сознание. Отмечая ярче всего лишь один факт — с Чонсоном ему сейчас также любопытно и остро, как было в первое время с Джеем. Как было с ним, в общем-то, весь год до приезда Чонсона. Ставшего попросту чем-то новым и более опасным с какой-то стороны. Со многих, возможно, сторон, о которых Сону, засыпая на рассвете, предпочёл уже не думать. Ведь он обещал закрыть глаза? И он это делает, пока в чужих руках ему хорошо до дрожи, а кожа покрывается мурашками от одного только взгляда. Чонсон был тайной с какой стороны не посмотри. Рассказать — нельзя. Поведение — необъяснимо. Власть над Сону — безоговорочная и какая-то магическая. И как знать, что из всего этого толкает Сону на то, чтобы молча открыть галерею в телефоне и протянуть его Чонсону, бродящему губами по его открытой шее.       — Неплохо, — отзывается он. — Нравится подобное бельё? Сону хмурится, не ожидая такой апатичности на своё фото со съёмок в отеле. Какого чёрта?       — Неплохо? — изворачивается он в руках Чонсона, прижимаясь теперь к его груди из-за напора людей. — Что значит «неплохо»?       — Значит, что мне почти плевать на то, что ты там показал и я увидел только какое-то женское бельишко на мужском теле, — усмехается Чонсон, оглаживая ладонями его талию под тонкой блузкой.       — На моём теле. Это я на фото. Чонсон серьёзнеет, приподнимая вопросительно брови, и Сону ещё раз тычет мобильным ему едва ли не в лицо.       — Видишь?       — Теперь да, — тянет Чонсон, рассматривая фото. — Это же…       — У нас ведь уже есть секрет, можем мы разделить ещё один? — склоняет голову Сону.       — Секрет в том, что ты любишь такого рода бельишко? — вновь расплывается в насмешке Чонсон. — У каждого свои фетиши, не осуждаю.       — Нет, — убирая телефон обратно в карман шорт, Сону опускает руки на плечи Чонсона, перебирая пальцами плотную ткань футболки. — Секрет в том, что это рабочая съёмка.       — Я думал, вы модели обычной одежды и прочей дребедени?       — Так и есть. Так и есть просто…оказалось, что есть и вид не совсем легальных съёмок. Но с оплатой и без…грязи, — понижает голос Сону, опуская взгляд. Он чувствует, как щёки его покрывает румянец. И, чёрт, рядом с Чонсоном он снова вспоминает, что такое «настоящее смущение». — Просто съёмки в белье. Какая-то закрытая реклама.       — Джей не знает?       — И не должен. Чонсон понимающе мычит, переводя ладони с поясницы на лопатки Сону, слегка задирая блузку и округляя немного глаза в удивлении, что быстро сменяется лукавством. Сону замечает это мельком, решаясь поднять взгляд, но вновь пряча его на груди Чонсона, замирая под пальцами, обводящими застёжку бра. Сону был уверен на все сто, надевая утром комплект и, кажется, не прогадал.       — Чего же ещё я о тебе не знаю? — шепчет Чонсон, склоняясь к Сону и задевая губами щёку.       — Слишком много. Тебе столько и не нужно, — фырчит Сону, ловя кожей мурашки из-за ветра вместе с чужими руками гуляющего по спине.       — А как думаешь, нужно ли мне знать, как выглядит бельё на тебе без одежды? И не на фото.       — Определённо. Посмеиваясь напротив его губ, Чонсон резко вжимает его тело в своё.       — Как далеко твоя квартира от причала?       

— ⛓ —

      

[The Verve — Bitter Sweet Symphony]

             Сону, кажется, что на лопатках его не ладони огненные, а крылья вырастающие. Он чувствует себя тем пресловутым героем фильма в момент, когда парочка, вываливаясь из лифта, едва добирается до квартиры, не видя ничего вокруг, кроме губ друг друга. Он и не подозревал, что что-то подобное может существовать в жизни. Тем более в его жизни. Едва только дверь захлопывается, он врезается в неё спиной, задыхаясь под лавиной новых поцелуев. Щёлкая скользящими пальцами замком, закрывая на пару, кажется, оборотов дверь. Хватаясь за шею Чонсона и глухо взвизгивая в его рот, когда хватка на бёдрах крепчает, поднимая его в воздух. Сону не успевает даже сбросить кеды, делая это на ходу и обхватывая ногами чужой торс. В пальцах его путаются светлые локоны, а в горле мурчанием собирается первый полноценный стон, как только Чонсон, шлёпая голые бёдра, бросает его на кровать со смятыми ещё с утра простынями. С Джеем Сону не затыкаясь о чём-то постоянно болтал, шутил в перерывах меж стонами, умудрялся иногда даже ругаться. Всё, что он может делать с Чонсоном: впиться шалым взглядом в древесные глаза, сползая к краю кровати, и схватиться за ремень в светлых джинсах. Подставиться под зарывшиеся в уже светло-розовые волосы пальцы, собственными дрожащими подцепляя пуговицу. Задрав футболку, прильнуть жадным до чужой кожи ртом к животу, попутно стягивая такие лишние и раздражающие сейчас джинсы. Всё ещё не разрывая зрительного контакта, от которого сознание только больше плывёт, Сону опускается губами ниже, останавливаясь на резинке белья. Спрашивая молчаливо позволения, вытягиваясь всем собой за тянущей вверх за сжатые в пальцах волосы рукой, чтобы получить короткий поцелуй-одобрение. И позволить вести и направлять себя дальше, послушно возвращаясь к начатому. С Джеем Сону подобные ласки привык получать, нежели отдавать, не потому, что не любил или не хотелось. А потому, что оба они так привыкли. Негласное правило, традиция. Сону забирает — Джей отдаёт всё, что есть и даже немного больше. С Чонсоном всё ровно до наоборот. Едва только язык его привыкает к приятной тяжести, а подушечки пальцев скользят по торсу Чонсона под футболкой, Сону отмечает невольно про себя вновь эту разницу. В том, как ведом для него Джей, и в том, как Чонсон ведёт его. В том, как он сам это позволяет, с немым восторгом в глазах и каждом движении, подчиняясь, словно так и должно быть. Он вновь урчит гортанно вперемешку с заглушённым стоном и всё же закрывает глаза, когда подбородок его оглаживают горячие пальцы на контрасте с усиливающейся хваткой в волосах. Поощряя, безмолвно давая короткую похвалу, лаская, но без перебора, как делать это привык Джей. По-прежнему в полнейшей тишине, прерываемой лишь тяжёлым сбитым дыханием и влажными звуками, вперемешку с тихими стонами. Оказывается он умеет делать это не трепля языком без умолку, а заставляя его работать на благо собственного удовольствия тоже. Сону никогда почти не ругал Джея за грязь, но частенько жаловался на мокрые поцелуи, марающие его подбородок и щёки, если он того не хотел. Сейчас он лишь раскрывает послушно рот и запрокидывает голову, принимая любой поцелуй, который Чонсон ему даёт. Кусая ответно губы, впиваясь короткими ногтями в шею и затягивая к себе на кровать, изнывая в томительном ожидании. Только вот, даже упираясь в мягкую постель коленями, Чонсон вновь отстраняется до жалобного от Сону хныканья и протянутых к нему снова рук. Он ухмыляется закусанным и припухшим губам, по которым проводит большим пальцем, стирая немного слюны, но почти сразу укладывает горячие ладони на худые бёдра. Оглаживая, сжимая в своих руках, подбираясь пальцами к кромке тех самых коротких джинсовых шорт, в которых Сону встречал его в аэропорту в первый день. Ныряя под них и вминаясь подушечками во внутреннюю сторону бёдер, заставляя Сону дёрнуться над постелью и проглотить стон. Заговаривая, наконец.       — Женское бельё, подобная одежда… — тянет сипловато Чонсон, лишь сильнее сминая молочную плоть едва скрытую шортами. — Мне нравится твой стиль, Сону.       — Только мой или в целом предпочитаешь таких парней? — облизываясь, Сону на пробу разводит ноги чуть шире, но Чонсон мгновенно возвращает их на место, одним лишь взглядом и приподнятой бровью обрывая любую шалость, промелькнувшую в серо-голубых глазах. Сону беззвучно хихикает, прикусывая нижнюю губу, и лишь приподнимает немного таз, когда Чонсон, дёрнув пуговицу и молнию, решает освободить его от тугих шорт.       — Я не Джей, чтобы вестись на твои провокации, даже не надейся. Усмешка Чонсона отражается огнём в низу живота Сону, вытягивающего ровнее ноги, пока кусок удушливой ткани не покидает их, оказываясь на полу. Джей в такие моменты обязательно, словно по ритуалу какому-то, целовал его ноги от тонких щиколоток, прикусывая выпирающую косточку, до острых розовых колен, зацеловывая их до тихого смеха Сону и попыток избежать глупой ласки. Чонсон в этот момент, сбросив с себя футболку и откинув подальше джинсы, укладывается меж вновь раскинутых ног Сону, сразу захватывая губы в жадном коротком поцелуе. Спускается несильными укусами к шее, забираясь ладонями под задравшуюся к животу блузку и перебирая пальцами рёбра, оказываясь всё ближе к нежно-голубому кружеву. Сону не может ничего поделать, но сравнивает. И пока каждое сравнение ему нравится. Каждое для него в моменте — перевешивает в сторону того, под чьим телом он изгибается от прикосновений и поцелуев, становящихся всё горячее и интимнее. Джей каждый раз, несмотря на все ласки и долгие прелюдии, если была возможность, всё равно оставался грубоватым и резким. И это нравилось Сону до счастливого писка. Это устраивало его и вот, почему они протянули в статусе друзей с привилегиями уже целый год. Джей был идеален для него. Но Чонсон, пусть и не был с ним также ласков и не расцеловывал каждую клеточку его тела, попутно бросая набившие оскомину слова восхищения, ощущался отчего-то намного нежнее. И это буквально сносило Сону крышу, заставляя стонать протяжно, извиваясь и цепляясь руками за простыни. Джей для него — острая грубость, вперемешку со всеобъемлющим обожанием. Чонсон — сладкое подчинение, вперемешку с голодным и необузданным вожделением. Его просьбы ускориться больше не исполняются, доводя до жалобного скуления и покрытой испариной шеи. Его маленькие приказы игнорируются, стираясь смазанными развязными поцелуями в беспомощно приоткрытый рот. Все его хнычащие капризы не имеют веса для Чонсона, ведущего и контролирующего едва ли не каждый вдох. Полосуя ногтями спину, накрывшего его вновь полностью тела, Сону даже задумывается об этом всерьёз, примеряя мысленно узловатые пальцы к своей шее. Но задыхается и без чьей-либо внешней помощи, теряясь на вдохах и рваных стонах с последними толчками в его разбитое и держащееся из последних сил тело. Словно все просьбы его, желания и приказы взорвались вдруг, обрушившись на него. Разрушая его. Ослепляя его. Он едва только начинает приходить в себя, с трудом разлепляя глаза, когда в шею врезается жалящий поцелуй, а ноги его расцепляют с талии, небрежно укладывая на постели и поднимаясь с неё. Джей никогда не уходил от Сону после секса, пока тот не спихивал его с себя сам. Сону промаргивается и щурится на молча удаляющуюся спину с его алеющими следами. Не успевает даже ничего спросить, слыша лишь, как включается в ванной свет, вода, а после закрывается дверь.       — Вот как, — хрипато шепчет он, тяжело дыша и падая затылком на измятые влажные простыни, прокашливаясь. Отмечая, что впервые за чертовски долгое время, не сказал ни единого лишнего слова в постели. Ухмыляясь устало, потому, что, видимо, наконец, его болтливый рот просто умело смогли занять чем-то, кроме поцелуев, потакания и ответной болтовни. Потягиваясь и разминая онемевшие и затёкшие местами мышцы, Сону перекатывается на кровати на живот и вспоминает о брошенных в коридоре вещах. О раскиданной по полу всей спальни одежде. Он чувствует, как кровь возвращается к его щекам, приливая с утроенной силой, и утыкается носом в сбитое одеяло, глупо хихикая и прогоняя в голове последние полчаса. Последний час, начавшийся ещё на заднем сидении такси. Поводя лопатками, он всё ещё чувствует эту неповторимую окрылённость и довольно урчит. Это всё тоже одно из весомых различий близнецов. Зависимость от его тела у одного и такая непривычная холодность от другого. В конце концов, это был их первый секс и мало ли, что может быть в голове Чонсона? Имеет ли это значение, если сам процесс понравился Сону настолько, что, если бы было возможно, он оставил Чонсона в Нью-Йорке навечно, только чтобы сделать его своим вторым другом с привилегиями, меняя поочерёдно предсказуемое постоянство с частичной потерей контроля над ситуацией. Это была бы идеальная, такая удобная для него жизнь…       — Готов поспорить, — шепчет вдруг в его затылок Чонсон, накрывая поясницу влажными огненными ладонями, — ты подумал, что я мудак и бросил тебя без обнимашек после секса.       — Ты правда считаешь, что я тот, кому упёрлись обнимашки после секса? — смеётся Сону, пытаясь обернуться, но замирая, как только ладони скользят ниже.       — А вдруг ты лишь с виду такая бесчувственная стерва?       — Такая уж и бесчувственная?       — Вне постели — почти стопроцентно. Сону задыхается в возмущении и от пальцев, проникнувших в него плавно, но сразу глубоко. Он сгребает в кулаках одеяло, пряча в нём же лицо и начиная тяжелее дышать с каждым новым движением внутри него.       — Но в ней, — Чонсон несильно прикусывает пирсованный хрящ, вырывая из Сону несдержанный стон. — Не встречал никого чувствительнее тебя, Сону-я. Это действует на него, как чёртов гипноз. Низкий голос, тянуще произнесённое его имя, не прекращающиеся ласки, раззадоривающие сильнее, несмотря на то, что было между ним совсем недавно. Ноги сами расходятся в стороны, а поясница прогибается под напором чужих действий. Он извивается на простынях какой-то змеёй, увлечённой магической дудочкой. Послушный, разнеженный, беспомощный. Нуждающийся. И да, пожалуй, это именно то, что так влекло его с первого взгляда в Чонсоне. С одного только блеска в древесных глазах и той полуулыбки через плечо в аэропорту. Всё нутро Сону жаждало его уже тогда, предчувствуя что-то. Подчиняясь, вероятно, уже тогда одним только глазам, он уверен теперь, раздевающим его в машине. Джей — был какой-то его постоянной. Чонсон оказался — крайне опасной переменной. Способной, возможно, изменить не только месяц, но и всю оставшуюся жизнь Сону.