Map of the Problematique

             

— ⛓ —

      

[MISSIO — Twisted]

             — А ты, Сону, выходит, тоже модель? Сону выплывает из своих мыслей, убавляя на минимум песню, крутящуюся по радио, и оборачиваясь назад с пассажирского сидения. Перехватывая блестящий интересом взгляд древесных глаз, он кивает рассеянно.       — Прости, что спрашиваю, — виновато улыбается Чонсон, — но Джей почти ничего не рассказывает о своих друзьях и жизни в целом, так что…       — Не забиваю тебе голову лишний раз, — цокает языком Джей, отрываясь от дороги и глядя на брата в зеркало заднего вида. — Какая вот тебе польза от знания тридцати имён и фамилий?       — Как минимум от одной, польза была бы точно. По ногам Сону рассыпаются мурашки от открытого взгляда, и он закидывает одну на другую, чувствуя себя внезапно распято и совсем обнажённо. Несмотря на грязь мыслей в собственной голове, понимать, что подобные могут быть и в чужой, — ему странно волнительно и неловко. И хоть Чонсон абсолютно не выглядит тем, кто мог бы разложить его на заднем сидении, как тот же Джей, взгляд его для Сону слишком осязаем. Возможно, конечно, он просто рассматривает так Сону потому, что он для него совсем новый, неизвестный. Возможно потому, что он не привык видеть парней в экстремально коротких шортах. Но что-то внутри у Сону всё же не успокаивается и дрожит в диафрагме, когда он понимает, что глаза Чонсона вновь и вновь пробегаются по голым бёдрам.       — Вообще, у Сону сегодня съёмка, — говорит вдруг Джей, быстро оборачиваясь назад, — поэтому, я завезу тебя домой и доброшу его. Ты же справишься в квартире один до вечера? Не спалишь мне чайник?       — Смешно, — кривится Чонсон. — Было-то всего один раз и в детстве. Сону же не смешно совсем. Он хмурится, повернувшись к Джею и сверля взглядом его профиль, в надежде, что к нему обернутся. Никаких съёмок на сегодня, конечно же, запланировано не было. Ни у кого из них. И, просыпаясь утром, тащась в аэропорт целый час по городским пробкам, Сону рассчитывал на какую-то скорую экскурсию Чонсону, в их приятной компании, бокальчик, может быть пару, вина и разбег до…когда-нибудь.       — Ох уж эти съёмки, — тянет он, нарочито громко вздыхая и продолжая пялиться на Джея. — Казалось бы, только вот были. И опять. После этой реплики Джей всё же мельком смотрит на него, кивая.       — Что поделать, если фотографы тебя хотят, Сону-я, — усмехается он, сжимая покрепче руль.       — Платили бы ещё больше эти фотографы, — хмыкает Сону, откидываясь на сидении и скрещивая руки на груди, переводя взгляд в окно. Порванное на вечеринке бельё, хоть и было уже возмещено Джеем вдвойне, но это был слишком удачный случай, чтобы припомнить.       — Иногда даже жалею о том, что решил пойти учиться на переводчика, — отзывается Чонсон за их спинами. — Быть фотографом, похоже, куда более престижно и привлекательно. Столько красивых людей видишь ежедневно.       — Это если тебе удаётся попасть в модельный бизнес или медиа сферу, — замечает Джей. — Где, скажи мне, красивые люди, если ты снимаешь рекламу машинного масла?       — Но твоё знание языков, как переводчика, тоже не последнее дело в профессии, — задумчиво вклинивается Сону, кусая ноготь на большом пальце и всё ещё размыто глядя в окно. — Если научишься снимать, зная языки, сможешь ездить по миру. Шанс куда больше, чем у модели.       — Потому, что фотографов меньше? Сону печально усмехается от этого вопроса.       — Потому, что тебе не нужно весить, как три штанговых грифа и быть интересной, запоминающейся внешности.       — Всё, что тебе нужно, — соглашается Джей, — отсутствие тремора, крепкое здоровье и нестандартное, иногда, мышление. Остальному можно научиться.       — Вы двое смогли испортить всю романтику профессии, — посмеивается Чонсон, качая головой.       — Обращайся, — бурчит Сону, опуская очки с макушки на нос, как только солнце оказывается на его стороне за очередным поворотом. — Романтика и мы — два разных полюса. И он даже не лжёт. Вспоминая их с Джеем знакомство на вписке у Лео пару лет назад, посреди игры в «я никогда не», где Сону случайно выпил шот Джея. Вспоминая полупьяный уговор на «дружбу с привилегиями» почти год назад во время поездки на озеро, где Сону во время первого поцелуя едва не угодил задницей в муравейник. Вспоминая даже недавний секс в туалете на вечеринке, что уже даже стало традицией. Романтика? Точно не про них.       — Как часто вы вообще зависаете вместе? Этот вопрос буквально выстреливает в Сону, и он даже садится ровнее на сидении, бросая в Джея мимолётный вопросительный взгляд из-под очков. Были они настолько очевидны? Успел ли Чонсон увидеть что-то в аэропорту? Ночью Сону, кажется, сто раз напоминал Джею о том, чтобы тот не оставлял на нём следов, но, может быть, за чем-то не уследил?       — Ну, — жмёт плечами Чонсон, продолжая, — или со своей компанией. Насколько сложен модельный бизнес? Я имею в виду…я буду здесь месяц и смогу ли я попасть хоть на какую-то вписку или модельную вечеринку? Как часто такое вообще проходит? Не знаю… Сону слишком очевидно выдыхает, ударяясь затылком о подголовник и закатывая глаза. От подобного перенапряжения его желудок знакомо сжимается.       — Сейчас лето, — решает объяснить Джей, немного тревожно поглядывая на Сону, — вписки, вечеринки, праздники и приёмы. Всего полно, но лично мы зависаем с нашими ребятами не так часто. У всех разные графики, занятия, настроение. Но за месяц, думаю, найдётся пара возможностей. А что, засранец, ты приехал только для того, чтобы надраться с незнакомцами и подарить какой-то симпатичной мордашке свой первый поцелуй? — смеётся он.       — Идиот, — цокает Чонсон, пиная сидение брата. — Мой первый поцелуй был ещё в школе, как и твой. Если ты забыл, с моим же парнем. Глаза Сону округляются так, что становится больно. Если бы стёкла очков могли лопаться от одного только взгляда сквозь них…       — Как это произошло? — поражается он, попеременно глядя на братьев, явно забавляющихся теперь от воспоминаний.       — В школьные годы мы не шибко отличались, — поводит плечами Джей. — А я тогда приехал повидаться с мамой, потому, что каникулы в Америке и Корее различаются.       — А ко мне в гости решил заглянуть мой парень, — вздыхает Чонсон. — При том, что меня дома не было, потому что я помогал отчиму на подработке внепланово и не успел предупредить ни о чём. Ни о Джее, ни о том, что меня не будет…       — Целовался он, к слову, жутко посредственно. Это был самый беспонтовый первый поцелуй.       — Нам было пятнадцать!       — Надеюсь, после него, ты хоть с кем-то научился целоваться.       — Ты невыносим! — Чонсон лупит старшего по плечу, но всё же смеётся вместе с ним. Не замечая, как замирает, вслушиваясь в разговор, Сону. По затылку его проползает холодок одновременно с жаром, которым покрываются неравномерно впалые щёки. Знали бы эти двое, что творится в маленькой, испорченной светлой головке… Насколько иронично выйдет, если за этот месяц между Чонсоном и Сону внезапно что-нибудь произойдёт? Не то, чтобы Сону об этом думал всерьёз или уже что-то планировал. Но он знал себя. Знал свои быстро растущие аппетиты, если дело касалось людей и их внимания. С Джеем, кроме дружбы в общей компании, он тоже сначала ничего не планировал. А теперь, вот где они. И, если бы в модельном бизнесе его рвение получить всё работало также легко… За время, пока Джей помогает брату перенести вещи в квартиру, Сону успевает обдумать так много, что голова его начинает потихоньку гудеть, и пальцы сами тянутся к вискам, чтобы помассировать их. Целый месяц в таком стрессе он не протянет точно.       — И что ещё за съёмку ты придумал? — вздыхает Сону, когда Джей возвращается в машину, спешно пристёгиваясь и поглядывая наверх, на почти пропадающие в редких облаках последние этажи его апартаментов.       — Короткую. Часа на три, — отмахивается тот, заводя машину и отправляя Сону самую дерзкую ухмылку.       — Ты же сказал ему, что только добросишь меня?       — Час туда, на съёмке чем-нибудь помочь, минута за минутой, час обратно…       — Мы трахались этой ночью. Я так быстро по тебе заскучать не успеваю.       — Кто говорит о том, что я хочу тебя? — усмехается Джей, выезжая из двора и переключая скорости. — Мы почти перестали проводить время по-дружески, Сону. Я просто хочу заехать куда-нибудь пообедать.       — У тебя дома брат после многочасового перелёта, — приподнимает бровь Сону, совсем не впечатлённый словами друга. — А ты тащишь меня куда-то?       — В холодильнике полно еды, а он, скорее всего, ляжет спать уставший. Слушай, ты на что-то обижен, а? Что с тобой?       — Отчаянно пытаюсь понять, что с тобой. Мы последних пару месяцев не проводили время, как друзья вообще.       — В том и суть, — барабанит пальцами по рулю Джей, кусая губы. — Наша дружба попросту скатилась в регулярный секс.       — Тебе от этого плохо? Сказал бы раньше, я бы прекратил это всё. Ложь, само собой, откровенная, Сону бы прекратил это лишь в одном единственном случае. И уж точно не потому, что это вдруг надоело бы Джею.

[Bring Me The Horizon — fresh bruises]

Сону отворачивается, хмыкая и прилипая взглядом к кнопке блокировки. Надеясь, что Джей, как они оба уже успели привыкнуть, потянется к нему, начиная утешать, ластиться и убеждать в обратном. Надеясь, что его простые манипуляции удадутся вновь и мнимая обида даст нужный результат. Но Джей почему-то всё ещё держит руки на руле, а не на его голом бедре, а глаз не отрывает от дороги.       — Ты же помнишь наши заповеди, правда? — решает уточнить Сону.       — Не попадаться никому на глаза, не заводить отношения втихую, чтобы это не считалось изменой, и не влюбляться друг в друга, — нехотя произносит Джей, сжимая челюсти. — Наизусть помню.       — Особенно не влюбляться. Мне начинает казаться, что ты нарушаешь, Дже-я.       — Просто кажется. Ты так привык к постоянным перепихам, что уже и сам забыл, как мы общались раньше. Это не должно было портить нашу дружбу. Разве нет? Сону ненавидит это, но коротко кивает, соглашаясь. Ненавидит, когда Джей, да и вообще кто-либо вокруг, прав. Только вот всё ещё напряжённый взгляд друга, крепко сжатые вокруг руля пальцы и тихий голос — не дают ему до конца расслабиться после услышанного. Мог ли Джей солгать ему и правда влюбиться? И что делать, если это окажется правдой? Ему казалось, что борьба Джея с зависимостью от обезболивающих была той ещё засадой, но теперь перед глазами маячила новая проблема. Он ведь даже не помнит, когда в последний раз у него были хоть какие-то отношения. В последнем классе старшей школы? Курсе на первом? Сону не помнит, скольким парням после этого успел отказать, избегая отношений, как чего-то особо опасного. Сону не знает, как при случае отказать Джею. Потому что он точно уверен, что тогда потеряет и всю заботу, и потакание всем его капризам, и то единственное постоянное и всеобъемлющее внимание, которое Джей ему даёт сейчас. Не спрашивая при этом ничего, потому, что они всё ещё друзья. Потому, что такой уговор, и он не обещал отдавать какое-то особое тепло взамен, как и не просил о чём-то особенном к себе. Но это есть, и Сону будет цепляться до последнего, пока Джей ему в лоб о своих чувствах не скажет, ломая привычные им обоим рамки. И их двоих. Он дёргается, когда горячая ладонь неожиданно накрывает его худое бедро, несильно сжимая, а сам Джей тянется к нему, пока машина зависает в ещё одной пробке.       — Что ты делаешь? — сбивчиво проговаривает Сону, упираясь ладонью в грудь друга.       — Хотел поцеловать тебя?       — Зачем это?       — Почему нет?       — У нас секс по дружбе, а не поцелуи, Дже-я, — хмурится Сону.       — Скажу тебе это, когда в следующий раз будешь скулить о том, чтобы я поцеловал тебя перед тем, как кончить, — зеркалит эмоцию Джей, отстраняясь. Но пальцы Сону вовремя вцепляются в горловину его футболки, не давая вернуться на сидение и снова притягивая к себе. Машины позади негодующе сигналят, оповещая о том, что пробка всё же движется, и им бы не помешало.       — Ненавижу тебя.       — Как и все в этой пробке.       — Просто пообещай мне, что это лишь потому, что ты хочешь целоваться, а не потому, что тебе хочется целовать именно меня? Не потому, что это как-то лишний раз привязывает тебя ко мне.       — Мы друзья, Сону. И априори друг к другу привязаны. Но я обещаю, — мягко целует Джей персиковые губы, — что это просто потому, — и ещё раз, — что мне захотелось сделать это. А не по каким-то романтическим причинам. Ещё один поцелуй сопровождается очередным негодующим сигналом сразу нескольких машин, а Сону, расплываясь в ехидной ухмылке, шепчет в губы Джея:       — Трёхчасовая съёмка говоришь?       — А что, уже заскучал? И Сону даже думать не хочет о том, сколько проклятий на них могло посыпаться в жаркой пробке этим днём.       

— ⛓ —

      

[Adam Jones — You Can Run]

             Сону обожает, когда в нём нуждаются. Когда без него буквально не могут, когда его подолгу упрашивают, когда он один единственный, кто может помочь. Тогда он со своего высокомерного острого плечика с радостью, после длительных уговоров, соглашается, помогает, спасает. Но Сону ненавидит всеми остатками своей души, когда на него сваливают чью-то чужую ответственность, делая вид, будто он один, кто может с этим справиться, хоть это и далеко не так. Особенно, если эта ответственность снилась ему прошлой ночью без миленькой клетчатой рубашки, в которой стоит теперь рядом, виновато улыбаясь.       — Вот так планируешь жить в Нью-Йорке и стать крутой моделью, — ворчит Сону, запуская пальчики в волосы и прокручивая карту района, — а в итоге подрабатываешь нянькой. К тому же бесплатно.       — У тебя ведь пару дней назад тоже была съёмка, — напоминает Чонсон. — Где твоя солидарность? И Сону невольно прикусывает нижнюю губу, вспоминая и отрешённо кивая. Эта съёмка была необычайно хороша, хоть и грязновата. На задворках какого-то китайского ресторанчика, в лёгкой спешке, на не очень удобном заднем сидении и со страхом, зудящим под кожей, что их вот-вот может кто-нибудь застать. Он качает головой, усмехаясь своим мыслям и глупости их с Джеем порой поступков, словно они какие-то безмозглые подростки.       — Что вы делали все два дня? — бормочет он, наконец, находя нужное место на карте. Думать о том, что бы показать Чонсону не хотелось совсем. Храни боже всемирную сеть.       — Разговаривали? — пожимает плечами Чонсон. — Немного пили. Джей как раз планировал на сегодня какую-то развлекательную программу. И, вообще-то, он хотел к вечеру позвать с нами тебя и ещё каких-то ребят. Но, как видишь…       — Решил просто свалить тебя на мои хрупкие плечи, умотав на съёмку. Я вижу.       — Эй, если тебе правда не хочется возиться со мной, я вполне могу погулять один. Язык я знаю, а картой умею пользоваться явно лучше тебя. Он усмехается, а Сону вскидывает голову, щуря серо-голубые глаза под такими же голубоватыми стёклами солнечных очков. Рассматривает чужое лицо: растянутые в кривоватой усмешке губы, совсем не дерзко или ядовито, как бывало у Джея, суженные из-за яркого солнца древесные глаза, чуть отливающие янтарным, ванильные прядки, что нещадно треплет ветер. Знал бы Чонсон, что творил во сне Сону этой ночью…знал бы он насколько Сону хочется на самом деле повозиться с ним…       — Всё в порядке, — отмахивается он, даже пропуская подкол, который задел его совершенно по иному. Будь это Джей, Сону бы уже дул губы и обижался, но то, как это было сказано Чонсоном и эта ленивая и безобидная усмешка… — Мне всё равно нечем было заняться сегодня. Да и это значит, что Джей будет должен мне. А я обожаю, когда мне кто-то должен. И зачем признаваться, что кроме долга, Сону получит ещё и удовольствие, проведя полдня в компании Чонсона?       — Ты из тех моделей, кто до тошноты стервозен и невыносим? — приподнимает бровь Чонсон.       — Жаден, вреден и упрям, — чеканит каждое слово Сону, расцветая в ехидной улыбке и поправляя очки на переносице указательным пальцем. — С этим ты в точку. Идём, я жутко хочу чего-нибудь выпить.       — Тебе везёт, что мой характер гораздо мягче Джея.       — Не скажу, что мне не повезло с характером твоего брата, — хмыкает Сону, ещё раз глядя на карту, здания вокруг, и вспоминая, наконец, что неподалёку находится его любимый летний бар-ресторан.       — Да. Он удивительно спокоен по отношению к тебе, — тянет задумчиво Чонсон, следуя за Сону.       — Что ты имеешь в виду?       — Из-за жизни в разных странах мы редко имели возможность быть вместе, но, каждый раз, когда нам удавалось оказываться в одной компании, неважно в какой стране, его буквально перекашивало от подобных людей. Не в обиду. Ты кажешься милым, Сону, но…       — Я привык. Какого только дерьма не наслушаешься о себе в нашем мире.       — Я никогда не понимал, зачем он так рвётся в модельный мир с его характером и нетерпимостью к высокомерным и самовлюблённым людям, — на эти слова Сону лишь чуть слышно усмехается; Чонсон и понятия не имеет, насколько не прав.       — Может, он просто вырос? — предполагает Сону, разглядывая вывески. — Обтесался за время, что мы работаем. Понял, что карьера важнее.       — Я тоже так подумал. Но вчера мы обсуждали работу и…он отзывается о тебе и ещё нескольких ребятах по-особенному. Он рассказывал мне несколько историй о вашей компании, тебе. Тот Джей, которого я знаю, точно бы не потащился посреди ночи за бутылкой вина на другой конец района только потому, что кто-то этого захотел.       — Мы ведь друзья. Почему тебя это так удивляет? Разве ты не делал бы того же для друзей, раз говоришь, что ещё более мягкий, чем Джей?       — Может, потому, что я никогда его таким не видел? — отвечает вопросом Чонсон, посмеиваясь и заходя следом за Сону в крутящиеся стеклянные двери какого-то здания. — И да, безусловно, мне было бы не трудно сделать то же. Но это Джей… Сону ничего не может поделать, но соглашается внутренне, улыбаясь размыто. Потому, что, вообще-то, он понимает о чём говорит Чонсон. Боится только, что тот намекает на что-то большее, прощупывает почву, которую Сону ему прощупать ни в коем случае не даст, отвечая так обтекаемо, как возможно. Но он понимает о чём речь. В начале знакомства, Джей был жутко ядовитым, колючим и излишне дерзким, как маленький избалованный подросток. Только шли дни, их компания постепенно формировалась, устаканивалась, крепла. Как и дружба между ними двумя, чаще остающимися вдвоём после общих попоек где-то на крыше, заднем дворе или у воды. Чаще отделяющимися от общей массы, чтобы обсудить прошедшие съёмки, предстоящее расписание, новые возможности и кастинги. Всё начиналось с простого «я заеду за тобой перед съёмками» и «я был неподалёку, могу добросить до дома». С «привези мне, пожалуйста, фруктов» и «я взял тебе кофе тоже». Продолжаясь теперь изредка утренним кофе в кухне чьей-то из квартир и «съёмками» на заднем сидении.       — Признаться, ожидая экскурсию по Нью-Йорку, даже не предполагал, что это будет распитие алкоголя в десять утра на крыше…а где мы, к слову? — озирается по сторонам Чонсон.       — Крыша мебельного магазина, — прыскает смешком Сону, обхватывая губами сразу обе трубочки в своём бокале. — Буквально. Разве не заметил, пока мы шли сюда?       — Это Америка. Идти в ресторан через помещение с кроватью и балдахином…я не стал удивляться.       — Неплохая позиция. Хоть и слегка предвзятая. Но всё гениальное просто. Красиво и вкусно.       — Поэтому ты заказал только алкогольный коктейль? — кивает Чонсон на уже полупустой бокал в руках Сону.       — Если я на сегодня твой экскурсовод, то мне необходим заряд энергии, — фырчит Сону, откидываясь на спинку диванчика и отбрасывая очки с макушки на столик. — К тому же, думаю, я успею поесть ещё где-нибудь. Как насчёт гастро-тура, вместо банальных мест для туристов?       — Боюсь, ты не вывезешь гастро-тур, — беззлобно усмехается Чонсон, отправляя в рот кусочек стейка и кивая подбородком на ногу Сону, что тот прямо в ботинке упёр в край диванчика, пестрея острой розовой коленкой. — Либо сопьёшься, либо лопнешь. Не в обиду, но ты выглядишь так, будто…       — Модель? — приподнимает укоризненно бровь Сону.       — Ешь раз в день.       — О, только я успел подумать о том, что ты — хороший близнец, — закатывает он глаза, убирая трубочки из бокала и одним махом допивая последние пару глотков. — Давай хотя бы ты не будешь прессовать мой мозг этой темой?       — Как скажешь, — поднимает ладони Чонсон, — но, можно, только один вопрос? И обещаю, закрою тему.       — Рискни.       — Я немного читал и…интересовался модельной средой. Ты ведь…твоя худоба — это только диеты?       — А мне назвать тебе диагноз из карточки или обойдёмся коротким «Да»?       — Я имел в виду, — понижает голос Чонсон, чуть склоняясь над столиком, — ты ничего не принимаешь, как многие модели? Запрещёнка, знаешь… Сону, будь у него ещё во рту коктейль, точно подавился бы и плеснул остатками Чонсону в лицо. Но он давится только воздухом и смехом, рвущимся изнутри. Ему даже приходится закрыть ладонями рот, чтобы не распугивать ещё двоих гостей ресторана, на другом краю крыши.       — Я не настолько ещё известная модель, ходящая по подиуму, чтобы иметь возможность сидеть на запрещёнке.       — В каком это смысле? Разве для этого не нужны только деньги?       — Для того, чтобы сидеть на том, что юзает большинство известных моделей, для поддержания формы и энергии в бесконечном графике, нужно очень много денег. Обывателям кажется, что порошок везде одинаков. Но это далеко не так, — мотает головой Сону, поджимая губы. — К тому же…пока мне удаётся держать свою форму без этого. Я не очень хочу задумываться о том, что однажды мне придётся пользоваться чем-то ещё, кроме изнуряющих диет. И объятий с унитазом порой после приёмов пищи.       — Но можно ведь и не использовать ничего вовсе? — щурится Чонсон.       — Можно, наверное. Пока не попадёшь в золотой мир — не узнаешь. Нам с Джеем до него, как до Луны, но…я надеюсь, что это скоро изменится. Невозможно долго топтаться на месте.       — А ты… — откладывая столовые приборы, Чонсон складывает пальцы в замок и несколько секунд молчит прежде, чем задаёт вопрос, от которого у Сону все внутренние органы одновременно сжимаются. — Не в курсе, Джей употреблял что-нибудь? Когда-нибудь.

[Muse — Map of the Problematique]

Наверное, замешательство, отразившееся на лице Сону, и есть уже ответ, но он всё же старается сосредоточиться и взять себя в руки, отрицательно качая головой. В конце концов, если Джей никогда не рассказывал брату о своих проблемах с обезболивающими, не Сону тот, кто может болтать об этом.       — Нет, — говорит он, усаживаясь иначе и закидывая ногу на ногу, опуская взгляд со взволнованного лица Чонсона на остывающий в тарелке стейк. — По крайней мере, лично я не видел. Не знаю.       — Мне просто показалось… — Чонсон вздыхает, чуть отклоняясь назад и зачёсывая пальцами светлые прядки со лба. — Показалось, что вы достаточно близки, чтобы знать о чём-то подобном. Я не подозреваю его ни в чём, не подумай, но просто решил спросить.       — Ты волнуешься. Это нормально.       — Будь мама здесь, она бы тоже волновалась.       — Она отправила тебя сюда, чтобы убедиться, что Джей не снюхался? — посмеивается Сону, крутя меж пальцев тонкую ножку своего пустого бокала.       — Нет, поездка нужна мне для практики, да и по брату я скучал. Он слишком рано показал всем свою самостоятельность, чтобы мама сейчас хоть за что-то переживала. Она, кажется, уже даже ничему не удивится. Да и…младшие братья забирают всё её время и нервы.       — Тогда почему так за него волнуешься ты?       — Потому, что мы — близнецы, Сону, — голос Чонсона становится совсем тихим и даже грубоватым. Сону приходится поднять взор на него, чтобы в тот же миг съёжиться под хмурым и пристальным взглядом потемневших глаз. — Это не пустой трёп, когда кто-то говорит, что мы порой делим одну на двоих боль.       — И парней? — решает он бросить шутку, но Чонсон её не оценивает, лишь поджимая губы сильнее.       — Я лишь хочу знать, что с моим братом всё в порядке.       — Потому, что не хочешь, чтобы в последствии непорядок был с тобой?       — И поэтому тоже. Сону не отводит взгляд, чувствуя, как закипает что-то внутри, обжигая вены. Видеть перед собой то же лицо, что и последние пару лет, но знать, что оно чужое — невероятно и неописуемо даже. Знать, что точно такие же глаза раздевают его порой или смотрят встревоженно, когда Сону в очередной раз нехорошо. Знать, что точно такие же поджатые губы целовали его совсем недавно. Знать, что весь человек перед ним — почти что копия совершенно другого. И в то же время — кто-то абсолютно чужой. Он чувствует, как немеют кончики пальцев от желания впиться в шею, открытую в вороте рубашки, чтобы узнать: есть ли различие в ощущениях, а не только в цвете волос, оттенке глаз и, возможно, характере. Сону усмехается коротко. Глядя сейчас в глаза Чонсона, он бы не сказал, что его характер действительно мягок с таким жёстким взглядом. Хочет ли Чонсон казаться другим или он другой в самом деле? Стопой Сону невзначай скользит вверх по его ноге, делая вид, что просто меняет позу, но отмечает каждое изменение в лице Чонсона. И даже расширившийся на мгновение зрачок, топящий древесную радужку.       — Чего тогда ты хочешь от меня? — Сону сцепляет пальцы в замок, укладывая их на стол придвигаясь ближе, склоняя голову. Соединяя, как точки на карте, этот пристальный взгляд и неожиданные, весьма провокационные вопросы.       — Убедиться, — Чонсон же, отодвигая тарелку с едва тронутой едой, зеркалит его позу и, складывая руки перед собой тоже, касается костяшками его; мелкая дрожь пробивает всё тело Сону от места соприкосновения их кожи, — что ты действительно его хороший друг.       — И как же ты планируешь сделать это, Чонсон-а? — нарочно тянет чужое имя Сону, утопая в затягивающихся совсем чёрным глазах.       — У меня впереди целый месяц. Как-нибудь, полагаю? Сону отступает первым, сохраняя тень усмешки на губах и отстраняясь, чтобы подняться с диванчика.       — Не думаю, что холодный стейк будет приятно доедать, так что предлагаю пойти куда-нибудь ещё, — подхватывая со столика свои очки, он привычным движением усаживает их на светлой макушке.       — Раз ты сегодня мой экскурсовод, — разводит руками Чонсон, поднимаясь следом, — у меня нет выбора, кроме как довериться тебе, Сону.       — Верно. Просто бери пример со старшего брата. И будь хорошим мальчиком, — подмигивает Сону.       

— ⛓ —

      

[Halsey — New Americana]

             Теперь ко взглядам на себя Сону присматривается особенно тщательно. Вслушивается в каждое слово, интонацию. Следит за тем, как Чонсон невзначай касается его рук или плеч, пока они бродят по улицам Митпэкинга, якобы сталкиваясь на дороге. Пальцев, передавая ту или иную палетку теней в магазине косметики, в который Сону затащил его «раз уж мы всё равно гуляем». Лица, помогая нанести очередной тестовый продукт. Сону позволяет ему просто потому, что ему интересно, куда Чонсон может зайти и чего от него хочет. Он приподнимает немного голову, вслед за пальцами, придерживающими его подбородок. Приоткрывает губы, помогая равномернее распределить персиковый тинт по ним. Но ни на миг не прерывает зрительного контакта, ожидая, кто из них сдастся первым. Надеясь, может, разглядеть в древесных глазах очевидный ответ. Желание в глазах Джея он видит яркой вспышкой каждый раз, читает его уже заученно. Чонсона прочитать, кажется ему, невозможно.       — Никогда раньше ничего подобного не делал, — бормочет Чонсон, закрывая тестовый тинт. — Как думаешь, может мне стоит попробовать себя в визаже?       — Определись уже, — фырчит Сону, причмокивая губами и рассматривая себя в зеркале. — Фотограф, визажист, переводчик? — он игриво оборачивается через плечо. — Как смотрится в таком положении?       — А как должно?       — Так, чтобы захотелось. Он ухмыляется, осознавая двусмысленность фразы и намеренно не договаривая «поцеловать». Оборачивается обратно к зеркалу, чтобы теперь поймать взгляд Чонсона там. Снова досконально осматривающий и изучающий, почти как в машине в первый день. Только тяжелее. Этот взгляд держит его цепко до самого вечера, не давая полноценно вздохнуть. Не отпуская, даже, когда на закате, они с Чонсоном оказываются, наконец, на смотровой площадке Литтл Айленда, разглядывая искрящуюся медным воду и бескрайнее небо, раскрашенное всеми оттенками от золотого до алого. Сону прикрывает глаза, запрокидывая голову и наслаждаясь тёплым летним ветром, треплющим волосы и распахнутую рубашку. Гуляющим по ногам, обнажённой полоске живота, между кроп-топом и высоким поясом шорт, и подставленной шее. Он даже, наверное, мог бы расслабиться и зависнуть в таком положении до самого захода солнца, утопая в собственных мыслях, но ощущение чужого тела позади, непроверяемый целый день телефон и предстоящий «отчёт» о прогулке перед Джеем — выбрасывают его в реальность.       — Когда Джей спросит меня, что интересного я узнал сегодня, не раздумывая назову ему все оттенки тинтов, что ты примерял на себе сегодня, — посмеивается Чонсон, подступая ближе. Сону вздрагивает, когда его руки расслабленно ложатся на перила, не касаясь, но будто бы захватывая в кольцо. Слишком близко. Слишком подозрительно.       — Их было не так уж и много, — поводит он плечами, но не двигается с места, не отодвигается, чтобы упереться животом в перила и избежать ещё более тесного контакта. — И разве была так уж плоха прогулка по Митпэкингу?       — Вовсе нет. Но под «экскурсией» явно подразумевается нечто большее, нежели хождение по одному из районов с часовым зависанием в каждом третьем баре. И получасовой остановкой в магазине косметики.       — Это камень в мой огород, как экскурсовода? — охает наигранно Сону, прикладывая ладонь к груди и оборачиваясь через плечо. Зная, что Чонсон достаточно близко к нему сейчас.       — Это намёк на то, что районов в Нью-Йорке ещё очень много, — хмыкает Чонсон. И у Сону внутри всё огнём полыхать начинает. Не только оттого, насколько усмешка эта была идентична Джею в моменты их близости особенно. Не только оттого, что рука Чонсона соскальзывает с перил, ложась на его голый живот, аккурат над поясом шорт. Не только оттого, что дыхание их смешивается, когда оба тянутся друг к другу. Но и оттого, насколько прав он оказался, посчитав чужой взгляд с первых минут заинтересованным. В нём. Их поцелуй неспешен, немного ленив и совсем осторожен. Чем-то похожий на сонные поцелуи их с Джеем, но не настолько мокрый и откровенный, даже при всей своей тягучести. И останавливается он также мягко, как и начался, оставляя их всё ещё прижатыми друг к другу, дыша единым горячим воздухом. С ладонью Чонсона на животе Сону, которую тот накрывает своей. Проверяя — не кажется ли ему это всё?       — Вот это благодарность за экскурсию, — облизывается Сону, насмешливо фырча.       — Ты ведь спрашивал в магазине, — негромко произносит Чонсон, перебирая пальцами на голой коже, едва касаясь рёбер под топом, и притягивая к себе совсем вплотную, — как смотрится тинт.       — И как?       — Захотелось, как видишь. Сону смеётся тихо, почти угрожающе, отворачивая всё же голову и устремляя подёрнутый пеленой взгляд на исчезающий в воде закат. Где-то там совсем вдалеке, что и не видно даже, Статуя Свободы. Вокруг ходят люди, фотографируя, снимая, обсуждая всё от погоды до работы и новых серий популярных сериалов. Вода забирает на себя последние закатные лучи, переливаясь багряным. Пресловутая романтика, которой у них с Джеем не было и не будет не потому, что они в самом деле оба такие не романтичные, а потому, что Сону это всё держит на расстоянии. Потому, что романтика — для каких-нибудь сопливых парочек, но не для них. Сону находит это ироничным, но смеётся вовсе по иной причине.       — Это ты решил так проверить меня на «хорошего друга» твоего брата?       — К моему брату это никак не относится, — рука Чонсона на его животе скользит дальше под рубашку, обнимая теперь полноценно и крепко за тонкую талию. — Я просто сделал то, что захотел.       — А если бы я этого не хотел?       — Очевидно, ты бы мне не ответил. Туше. Сону хмыкает.

[Halsey — Gasoline]

      — Заведёшь со мной короткую интрижку под носом Джея, пока тусишь здесь? Серьёзно, так банально и даже не попытаешься закадрить кого-нибудь ещё?       — Я всего лишь поцеловал тебя, Сону, — хмыкает ему в тон Чонсон, отводя свой взгляд на темнеющее небо. — Не надумывай себе больше того, что есть. И ауч. Это задевает эго Сону слишком сильно. Это поведение похоже на Джея слишком сильно.       — Уверен, что твой характер мягче брата? — он отпихивает обнимающую его руку и разворачивается полностью, облокачиваясь теперь поясницей и ладонями о перила и глядя Чонсону прямо в глаза, отливающие сейчас тем же багрянцем, что и вода позади. Спадающие на них прежде кремовые прядки, кажущиеся сейчас персиковыми. Совсем, как тинт, сцелованный с губ Сону.       — Поверь, — тянет Чонсон, ухмыляясь и подступая так, что Сону оказывается почти зажатым между ним и перилами, — намного мягче, если узнать меня лучше.       — Это предложение? Я уточняю, а то знаешь, — кривится Сону, — надумаю себе большего.       — Ну, мне всё ещё нужно узнать лучше тебя, как друга Джея. Так что да, считай предложением продолжить экскурсию в ближайшие дни.       — Не думаю, что Джей теперь упустит возможность показать тебе Нью-Йорк. Внезапные съёмки не так часто случаются всё же.       — Я больше, чем уверен, что он будет только рад, если я освобожу его от этой обязанности и скажу, что пока гулял сегодня с тобой, познакомился с кем-нибудь, кто готов показать мне Нью-Йорк вместо него. Ты ведь мог провести в магазине косметики час, — пальцы Чонсона возвращаются на талию Сону, невесомо оглаживая и разбрасывая по бледной коже мурашки, — может, больше?       — Предлагаешь мне лгать лучшему другу? — ахает Сону, сужая глаза. — Ты коварен.       — Ну, мне придётся немного приврать старшему брату. Всё, как в детстве.       — Хочешь отомстить ему всё же за поцелуй с твоим парнем?       — А между вами разве что-то есть? — приподнимает бровь Чонсон, останавливая ладонь на пояснице Сону.       — Ничего кроме дружбы, — мотает тот головой, слегка прогибаясь. — Но я весьма дорог ему. Я думаю.       — Разве будет считаться местью, если Джей об этом ничего не узнает? Сону не выдерживает беззвучного смешка, убирая руки с перил и сцепляя их в запястьях за шеей Чонсона. Становясь так близко, как возможно, и едва соприкасаясь носами, чувствуя, как хватка на пояснице усиливается из-за обнимающих его теперь уже обеих рук.       — Ты толкаешь меня на преступление против совести.       — И готов поспорить, тебе это нравится. Чертовски. Поцелуй, в котором сталкиваются их губы на этот раз, уже далёк от той осторожности и нежности, что и первый. С окутывающими их сумерками, гудящей толпой народа, покидающего смотровую площадку, шумом в голове, лишь усиливающимся с каждой секундой. Сону в этот раз разрывает поцелуй первым, отворачивая голову и вздрагивая в руках Чонсона от прижавшихся коротко к шее влажных губ.       — Полагаю, — слегка задыхаясь, произносит он, — первый экскурсионный день окончен.       — Да, ты прав, — кивает Чонсон, оставляя на покрытой мурашками коже ещё один лёгкий поцелуй и выпуская Сону из объятий, — Джей наверняка думает, что нас кто-нибудь обокрал и оставил умирать в подворотне.       — О, поверь, зная меня, он скорее подумает, что это мы пьяные обокрали кого-то и оставили в подворотне.       — Неужто ты настолько опасен, Сону? — смеётся Чонсон. Сону этого смеха не разделяет и, спустившись первым на пару ступеней, оборачивается, чтобы взглянуть на Чонсона снизу вверх, проговаривая негромко:       — Ты даже представить себе не можешь насколько. Он вовсе не лукавит. Потому что, кажется, сам до конца границ своих не знает. И были ли они когда-нибудь у него вообще?