One of the twins

      — Тебе у нас понравится, вот увидишь, — уверенно заявила мама, когда входила в очередной поворот на извилистой трассе Сиэтл – Фокс. — Френсис рассказывал, что ты любишь походы на природу, а в Форксе кругом вековой лес да горы. И рядом Тихий океан, на берегу очень красиво…       — Мам, ты же помнишь, что я жил здесь раньше? — устало поинтересовался я, даже не глядя в ее сторону. Природа за окном машины действительно завораживала.       Последний раз я был в этих краях, когда мне было одиннадцать, и с тех пор я не посещал Олимпийский полуостров. Но в моих воспоминаниях это место отпечаталось как одно из красивейших в моей жизни, и я действительно очень тосковал по этим лесам.       — Ну, ты давно у нас не был, — смущенно пожала плечами мама. Ей явно было не по себе, ведь я не видел с одиннадцати лет не только Форкс, но и ее саму. — Вот я и подумала, что ты уже и не помнишь ничего…       — Я все прекрасно помню, — резко, может даже чересчур, ответил я ей. — И я очень скучал по Форксу все это время.       — Тебе никто не мешал приезжать сюда на каникулы, — попыталась невозмутимо пожать плечами мама. — Как ты делал это с шести лет.       И хотя она старалась сделать вид, будто ее не волнует сложившаяся ситуация, будто она не чувствует неловкости и недосказанности в наших отношениях, получалось у нее плохо. Мама всегда была очень плохой актрисой.       — Ты мешала, — я, наконец, повернул голову в ее сторону, чтобы увидеть реакцию на мое заявление. В груди тлело детское желание сделать ей также больно, как когда-то сделала она мне и папе. — Я не приезжал из-за тебя, и ты это знаешь.       — Уолли, мы же уже столько раз это обсуждали, — устало начала она. Этот разговор и правда повторялся почти каждый день все две последние недели. Мог бы и дольше, но мы снова начали общаться лишь три недели назад и то вынужденно. — У нас с Френсисом был сложный период, и вы с Хезер…       — Ладно, я все помню, не начинай, — фыркнул я и закрыл тему, лишь бы не слушать больше оправданий. — Ну а ты там как, моя булочка? — ласково заворковал я, оборачиваясь на заднее сидение, где развалилась огромная хаски.       Моя разноглазая красавица заинтересованно подняла голову с передних лап и звонко тявкнула, будто бы отвечая “все в норме, хозяин”.       — Она на удивление спокойная, — вставила свое слово мама. Она всегда была болтушкой и терпеть не могла тишину.       — Олли просто воспитанная собака, — уверил я ее и потрепал свою подругу между ушами. — Правда, моя Оливочка?       Оливия снова звонко тявкнула, соглашаясь с каждым моим словом, и вернулась в предыдущее полудремлющее состояние, когда я отвернулся назад к окну. Меня тишина никогда не смущала, наоборот я всегда наслаждался ей, предпочитая спокойствие своей комнаты шумным компаниям. И этим я сильно отличался от мамы и своей сестры Хезер. Эти двое всегда были безбашенной и безрассудной частью нашей семьи, тогда как мы с отцом поделили между собой спокойствие и неспешность.       Чтобы больше не вступать в пустые разговоры, я предпринял безуспешную попытку включить заранее приготовленный диск с музыкой. Мама с любопытством смотрела на мои манипуляции с магнитолой, но молчание ее долго не продлилось. Стоило только зазвучать первым нотам “Шести вечеров в Санкт-Петербурге” Шопена, как она тут же вставила новую реплику, удивленно покачивая головой:       — Хезер такое не слушает.       — Я не Хезер, если ты еще не заметила, — грубо ответил ей я. Моя попытка продолжить поездку молча провалилась.       — Перестань со мной так разговаривать, — попросила меня мать, не повышая, впрочем, голоса. Поэтому ее попытка показаться строгим родителем с треском провалилась. — Я лишь хотела сказать, что вы стали такими разными.       Мне так хотелось опять огрызнуться, сказать, что быть может, если бы мы росли вместе, мы были бы больше похожи друг на друга. Но вместо этого я лишь уныло кивнул, в надежде, что она перестанет болтать.       — Да, ты права.       — Она очень соскучилась по тебе, — продолжила свою мысль мама. Видимо мое лицо выглядит недостаточно недовольно, ну или ей просто нравится меня раздражать.       — Да, я знаю, мам, — устало вздохнул я, ставя произведение на паузу. Такие глубокие вещи надо слушать в тишине. — Я ведь разговаривал с ней вчера по телефону. Она снова жаловалась, что ты не взяла ее с собой на похороны отца.       — Уолли, ну хоть ты меня пойми, она в гипсе после аварии, я не могу…       — Ма, — перебил я ее, — я все понимаю. Спасибо, что не потащила ее с собой.       — Она очень переживает, что не была с тобой в это трудное время       — Я знаю, — снова повторил я и продолжил пялиться в окно. И мама, наконец, замолчала.       Хезер — моя сестра-близнец. Когда нам было шесть лет, наши родители — Эмили и Френсис Моррис — развелись, и мы разъехались по разным штатам. Хейзи осталась жить с матерью в Форксе, а мы с отцом уехали в Ван-Уэст, штат Огайо. Каждый год мы с сестрой по очереди летали друг к другу в гости, пока в одиннадцать лет я не узнал, из-за чего же нам пришлось уехать.       Мама изменила отцу, а тот сразу же узнал об этом. Вот и вся причина. Банальна до невозможности, но простить ее я так и не смог. Отец, как джентльмен, оставил дом в Форксе бывшей жене и дочери, а сам, взяв меня в охапку, переехал в старый дом своих родителей в Ван-Уэсте и устроился в местный полицейский участок. С одиннадцати лет в Форксе я не появлялся и мать не видел. Я был зол на нее, да и сейчас все еще злюсь, что из-за нее мы с сестрой не можем быть вместе. Не зря говорят, что у близнецов есть особая связь друг с другом. Мало кто в это верит, но мы с Хейз всегда чувствуем, когда кому-то из нас плохо.       Поэтому, когда три недели назад мне позвонил напарник нашего отца и сказал, что тот умер в реанимации от пулевого ранения в грудь, я даже не удивился, что буквально через пару минут телефон зазвонил снова и в трубке зазвучал обеспокоенный голос сестры. Ведь мне вдруг стало так плохо, словно все хорошее в мире внезапно исчезло, а неведомая ранее боль в груди вдруг заняла все мысли. И Хейз, видимо, почувствовала что-то похожее, потому что первое, что она сказала, было: “Плачь”. И когда я, наконец, разрыдался ей в трубку, чередуя всхлипы с безуспешными попытками рассказать горькую новость, она заплакала вместе со мной, даже не дождавшись объяснения причины.       А сама Хезер… она ведь выросла эксцентричной бунтаркой, не хуже нашей матери. У нее на все всегда было свое мнение, которое очень редко совпадало с мнением окружающих. Мама на удивление ловко справлялась с проявлениями непослушания у своей дочери и даже купила ей на шестнадцатилетие мотоцикл вместо машины. На котором Хезер в тот же вечер, как узнала новость об отце, вылетела в кювет у дороги и сломала себе ногу. Я тогда материл ее, проклинал за то, что заставила меня волноваться, а она лишь грустно посмеивалась в трубку и жаловалась, что мать отказалась брать ее ко мне в Ван-Уэст.       Малолетних идиотов, устроивших перестрелку с копами в продуктовом магазине, наказали, штат выписал мне компенсацию, как несовершеннолетнему ребенку, оставшемуся без родителя, и отдал право опеки ближайшему родственнику — моей матери.       — Дорогой, поспи, — прервала поток воспоминаний мама. — Нам ехать еще два часа, ты устал после перелета. Я больше не буду болтать, обещаю.       — Давай остановимся, — попросил я, хотя действительно очень хотел подремать. — Нужно выгулять Олли, иначе она устроит тебе в машине аварию.       Оливии хватило пяти минут, чтобы сделать свои собачьи дела, и, когда мы снова двинулись в путь, я, наконец, смог провалиться в тревожный сон, полный каких-то размытых красных пятен и болезненных стонов.       Я проснулся, когда почувствовал, как мама аккуратно потрепала меня за руку. За окном уже стемнело, но тусклый свет фонарей позволял разглядеть в полумраке очертания знакомого из прошлого дома. Двухэтажный коттедж почти не изменился с моих одиннадцати лет. Разве что окна перекрасили, да перекрыли крышу.       На крыльце дома в нелепой позе застыла худенькая фигурка на трех ногах. Бежевая пижама в темноте создавала иллюзию неупокоенного привидения. Тут я вдруг по-настоящему почувствовал, насколько же я соскучился по Хезер. И так мне вдруг стало жалко свою непутевую младшую сестру, которая умудрилась найти приключения на свою задницу в такой неподходящий момент, что я, забыв про свои чемоданы, забыв даже про запертую на заднем сидении Олли, выскочил из машины, как пробка от шампанского, и кинулся в сторону дома.       — Осторожнее, нога, — только и успела пискнуть Хейзи, прежде чем угодила в мои крепкие объятия.       Мы с сестрой были очень похожи внешне, но вот ростом, как и характером, пошли в разных родителей. Она осталась совсем миниатюрной как мама, тогда как я чуть-чуть не догнал отца (тот был почти шести футов росту, а я остановился на пяти с половиной).       — Ох, Уолли, я тоже по тебе соскучилась, — крепко обняла меня в ответ Хейзи. — Мне так жаль, — забормотала она, уткнувшись мне в шею, — так жаль… Я такая дура, прости меня!       — О чем ты, глупая? — спросил я ее, не разрывая объятий. Думаю, я еще долго буду всеми силами пытаться вступить с ней в какой-то тактильный контакт.       Когда Хейз приезжала к нам с отцом на каникулы, мы подолгу не могли оторваться друг от друга, словно пытались восстановить нехватку друг друга. Мы держались за руки, в обнимку смотрели фильмы и каждый раз, оказываясь в одной комнате друг с другом, старались не упускать своего близнеца из вида. Нам физически важно всегда знать, как у него дела.       — Я так тебя подвела, — сокрушалась сестра, и я с сожалением понял, что она снова плачет. — Я должна была быть с тобой, а не отлеживаться в больнице…       — Ну что ты детка... — успокаивал я ее, поглаживая по голове, хотя самому в этот момент хотелось закатить истерику. — Зато теперь я здесь, с тобой…       За моей спиной раздался хлопок закрытой двери машины и сразу за ним звонкий скулеж счастливой Олли. Она моментально оказалась рядом с нами и принялась возбужденно крутиться вокруг Хезер, чуть ли не запрыгивая ей на плечи, отчего сестра немного повеселела и даже выдавила что-то похожее на смех.       — Ну конечно по тебе я тоже соскучилась, моя булочка, — засюсюкала она, пытаясь погладить Оливию и при этом не оказаться сваленной на пол. — Осторожнее, хулиганка, снесешь ведь! — притворно строго пробурчала она, припрыгивая на одной ноге и опираясь на костыли.       — Тебе же неудобно, сядь на скамейку, Хейзи, — раздался голос мамы откуда-то из глубины машины. на как раз почти по пояс исчезла в недрах глубокого багажника. Рядом уже стояли три моих чемодана, которые она достала пока мы с сестрой обнимались.       — Да, посиди пока, я пойду помогу, — согласился я с матерью. — Надеюсь, моя комната уже готова?       — Конечно, — улыбнулась мне Хезер. — Мама хотела оформить ее в голубых тонах, но я то помню, что ты любишь зеленый.       — Спасибо, — тепло прошептал я ей, помогая усесться на небольшую плетеную скамеечку, стоящую по правую сторону от входной двери.       Все мои вещи уместились в три чемодана и две спортивные сумки. Конечно, многое пришлось оставить в Ван-Уэсте, “законсервировать” вместе с оставшимся там домом. Я предлагал матери продать его, потому что был уверен, что вряд ли захочу когда-нибудь вернуться в те места, но она была категорически против. Помимо моих вещей в отдельной шестой сумке уместилось барахло Олли — многочисленные комбинезоны для прогулок, ошейники, намордники, миски, поводки и много многое другое. И помимо всего этого половину места на заднем сидении занимала хоть и сложенная, но огромная клетка, в которой Оливия провела несколько часов полета.       — Твоя комната там же, где была раньше, — сказала мне мама. Она выглядела уставшей и видимо мечтала уже улечься спать. Это были сложные три недели и для нее тоже. — Помочь тебе с вещами?       — Не нужно, — махнул я рукой. — Я ведь живу на первом этаже, донесу сам.       — Вы наверное голодные? — спросила Хезер, запрыгивая в дом следом за мной. — Я могу пока разогреть ужин.       — Я так устал, что хочу просто завалиться спать.       — Полностью поддерживаю, — согласилась со мной мама и направилась прямиком к лестнице на второй этаж. — Не сидите долго, дети, ложитесь спать. Я лично так и сделаю. — Уже на лестнице она вдруг обернулась с мученическим выражением на лице: — Надеюсь, твоя собака не будет проситься на прогулку с утра пораньше?       — Не волнуйся, — заверил я ее, для достоверности положив руку на грудь, — она не доставит проблем.       Она удовлетворенно кивнула в ответ и продолжила путь на второй этаж. Хезер осторожно потянула меня за рукав:       — Пойдём, я покажу тебе твою комнату.       — Как думаешь, если Оливия сегодня поспит здесь на диване, мать меня не убьёт? Мне очень лень искать её лежак…       — Я думаю, она переживёт, — усмехнулась сестра и запрыгала на костылях в сторону неприметной двери рядом с кухней. — Здесь раньше хранился всякий хлам, но как только мама улетела к тебе в Ван-Уэст, я сразу принялась за ремонт.       — Ты? — удивился я, не совсем представляя как со сломанной ногой она умудрилась привести мою комнату в порядок.       — Ну не совсем я, — ни капли не смутилась Хезер. — Коробки со старьем помогли перетащить в подвал мои друзья, а ремонт делали рабочие. Но я подбирала обои и мебель, так что моя заслуга тут тоже есть! — гордо закончила сестра, открыв, наконец, дверь.       Я на автомате протянул руку вправо и щелкнул выключателем. Даже когда я был младше, эта комнатка казалась мне совсем маленькой, а сейчас и подавно. Пространства хватило лишь для того, чтобы поставить небольшой раскладывающийся диванчик вместо кровати (за счет которого и удалось уместить остальную мебель), высокий узкий шкаф и простенький стол с креслом.       — Места, конечно, мало, но тут уж ничего не поделаешь, — пожала плечами Хейз, грузно опускаясь в кресло. — Диванчик раскладывается, не смотри, что он такой маленький.       — И все, конечно же, зеленое, — усмехнулся я, оглядываясь. — Хорошо хоть обои выбрала светлые.       — Тебе не нравится? — забеспокоилась Хезер. — Надо было послушать маму и сделать в голубом…       — Нет-нет, все прекрасно, — поспешил я заверить ее, пока на не напридумывала себе невесть чего. — Рассказывай, где здесь найти постель, как раскладывать диван…       Когда все приготовления ко сну были закончены, а неразобранные чемоданы с вещами заняли большую часть комнаты, сестра засобиралась к себе.       — Ну все, ложись, отдыхай, увидимся завтра?       — Хейз, ты же знаешь, что можешь просто попросить? — серьезно спросил я ее, зная, что она поймет о чем я.       — Нет, Уолли, ты устал, месяц выдался тяжелый и… — засомневалась она но было видно, что ей хочется того же.       — Ладно, тогда попрошу я, — вздохнул я и протянул ей руку. — Останься сегодня со мной. Я… очень соскучился.       Хезер немного потопталась на одном месте, смущенно улыбнулась, но запрыгала в сторону дивана. Я быстро распаковал один из чемоданов и переоделся в пижаму, не стесняясь присутствия сестры. Хейз тоже никогда не стеснялась щеголять при мне в нижнем белье.       — Если я ударю тебя гипсом во сне, извини заранее, — пробормотала она, устраиваясь поудобнее в моих объятиях и закидывая пострадавшую левую ногу на меня.       — Ладно, — шепнул я куда-то ей в макушку. — Спи, завтра будет сложный день.       — Почему это? — спросила сестра, но я ей не ответил.       Сон мгновенно забрал меня в свои объятия.