Верни моё имя

Ребенок, испивший жизнь залпом, Живым уже снова не стал бы. Он плакал… когда просыпался И вновь пытался уснуть. Ребенок с душой не ребенка, Кладет под подушку иконку, Он боженьку молит тихонько, Чтоб не слышала мать:

«Вся моя жизнь под полом Скомкана бумажным комом. Боже, мне б проснуться С перерезанным горлом». — Дарья Виардо

Эндрю вошел в кабинет. Би поприветствовала его дружелюбной улыбкой и парень кивнул ей, присаживаясь на диван. Через мгновение перед ним уже стояла чашка с какао. Парень протянул руки, обхватывая ладонями горячую кружку. Она не обжигала, но заставляла оставаться здесь, рядом с Би, а не уходить в себя и свои мысли. Эндрю склонил голову, разглядывая коричневое месиво в своей кружке. Пить он это, конечно не будет и они с Бетси оба это знали. — Нил задерживается на тренировке, — произнес парень, — я собирался дождаться его в кафе, но решил, что лучше поеду сразу сюда. Он не питал надежд на то, что Би все это время станет молчать. Эндрю заранее подготовил себя на то, что психолог попробует поговорить с ним и особо против не был. Он был склонен к саморазрушению. Это не было секретом ни для кого. Однако от последнего шага с крыши его удерживало то, что он был нужен своим близким. Если однажды он почувствует себя бесполезным, то это последний шаг станет логичным завершением его никчемной жизни. И чтобы уменьшить риски, Эндрю заходил к Би. Сначала это были обязательные встречи, от которых Эндрю ничего не ждал. Бетси была не первым психологом в его жизни, их было слишком много, чтобы Миньярд ожидал каких-либо результатов от очередного. Ему… было все равно. Он давно наплевал на попытки восстановить свое моральное состояние. Был уверен — его больную душу не вылечить уже ничем. Возможно, её и вовсе не было. Когда он принимал таблетки, чувствовал химически навязанное веселье, которое туманом затмевало разум, а потом… возвращалась пустота. Разве что-то могли изменить простые разговоры с психологом? Он помнил свой первый поход к детскому психологу. Хорошая память была его отличительной особенностью и проклятьем. Эндрю сидел на маленьком стульчике и смотрел на женщину. Она не улыбалась, как Би. У нее «таких как ты, целый выводок». Под этим она имела ввиду детдомовских малышей. А ребенка, которого возвращают в приют уже шестой раз, казалось, бесполезно было ставить на правильный путь. Он казался ей непослушным оборванцем. «Тяжелый случай. Мальчик безнадежный» — часто слышал в свою сторону Эндрю. Он смотрел на взрослых и думал, что это они безнадежные. Это они ничего не видят. Это они творят зло. Они, они, они! А все, что пытается делать он — это выжить в этом пугающем мире «совершенно тяжелых случаев» Эндрю отвернулся к окну и смотрел на пролетающий мимо пакет. Он был черным, грязным и ветер рывками заставлял его взмывать вверх. Когда ветру надоедало играться с пакетом, он отпускал его и пакет падал куда придется. На ветку, на землю. Когда Эндрю отпускали, он тоже падал куда придется. Иногда это был кафель, иногда ковер, но чаще всего мокрая от слез подушка. Эндрю тогда впервые подумал о том, что этот черный пакет очень похож на его душу. Если она, конечно, существует. Он не собирался разговаривать с психологом, но все же спросил у нее: — У человека есть душа. Правда? Она постучала ручкой по столу, посмотрела на ребенка с удивлением, будто не ожидала, что он заговорит, и кивнула. — Есть. — На что она похожа? — спросил Эндрю. — У нее есть форма? Как, например, у сердца есть форма. Многие рисуют его вот так… — мальчик забрал из рук женщины ручку и на листочке вывел сердечко, как его рисуют влюблённые парочки. И тут же его перечеркнул, угрюмо уставившись на женщину. — Но это неправильно. Сердце — это кусок мяса, мышц, наполненный кровью. Оно уродливое. Душа тоже уродливая? В книжках по анатомии ничего не написано про душу. Может, ее вообще не существует. Женщина отложила листочки и больше не обращала внимание ни на что, кроме Эндрю. Она даже чуть поближе к нему села и посмотрела на мальчика так, словно впервые его увидела. Будто не делала вид все эти полчаса, что его не существует. — Любишь анатомию? — спросила она, склонив голову и загнула в глаза так, словно хотела увидеть в них ответ. — Терпеть не могу, — признался мальчик, — но у моей прошлой приемной семьи не было в доме других книжек. Они там все врачи. Эндрю не знал, откуда вообще узнал про душу. Если это не орган, то что? Что тогда постоянно хочется выскоблить из груди? Почему там так больно? Почему внутри все переворачивается от желания найти свою настоящую маму и спросить, за что она бросила его? За что своего ребенка обрекла на такие муки? За что люди с ним так поступают, он ведь и не сделал ещё ничего плохого. Если душа есть, то как избавиться от неё, чтобы не болела? — В книжках по анатомии про душу ничего не написано, Эндрю, потому что о ней написано в других книжках. Ну а… я думаю, что каждый человек сам должен понять, какой формы его душа. Вот… вот. — Так, как Эндрю уже держал в руках ручку, женщина протянула ему листочек. — Подумай, как могла бы выглядеть твоя душа? Может, это какое-то растение? Живое существо? А может образ? Перед Эндрю оказались цветные карандаши, но мальчик их проигнорировал. Ему было достаточно черной ручки, чтобы изобразить нечто похожее на черный пакет, используя хаотичные штрихи. Его душа уже в восемь лет казалась ему ничем иным, как сгустком черной энергии, которую некуда было выплеснуть. Которая пожирала его изнутри и, которая будет гнить на протяжении многих лет. Которую нельзя вылечить таблетками. Эндрю протянул женщине листочек. Он видел, как менялось ее выражение лица, как она набирала чей-то номер телефона, как в последствии Эндрю перестали относить к «выводку». Ему назначили постоянно детского психолога. Но ни один так и не смог объяснить ему, что такое душа. Они пытались его вылечить, выбить из его головы плохие мысли, но никто, кроме Бетси так и не смог принять его искалеченную душу. Возможно, именно на этом построилось их доверие. Би не пыталась заставить его полюбить жизнь, не пыталась насильно заставлять рисовать его цветными карандашами. Она принимала его таким, какой он есть. Улыбалась, когда он впервые пришел к ней на прием и разнес ее любимые стеклянные безделушки. — Ничего нельзя склеить, — с издевкой заявил Эндрю, а на губах еще шире стала улыбка, что почти никогда не сходила под воздействием таблеток, — какая неприятность. Я всё разбил! Би пожала плечами, заварила свой противный какао и сказала: — Разве это сделал ты? Я так не думаю, Эндрю. Думаю, винить стоит тех, кто разбил тебя. Эндрю тогда ничего не сказал, но сделал для себя кое-какие выводы, касательно Бетси.

Убиваю еще один день,

Чтоб не больно и чтоб не дыша.

У меня есть только тень…

И моя больная душа.

— Эндрю… — Би тихо позвала Миньярда и парень поднял на неё глаза, затем опустил на свои руки, крепко сжимающие чашку да так, что костяшки его пальцев побелели. — Вы верите, что душа человека может меняться? — спросил он. Би задумалась, но ненадолго. Затем она взглянула в окно, словно там было что-то интересное. Эндрю тоже взглянул туда, почти ожидая, что там пролетит пакет, как в детстве. Но ветра не было, пакетов тоже и он сам не был ребенком. Вот только всё остальное по-прежнему оставалось с ним. — Я психолог, Эндрю. Я верю, что человеку может стать лучше. — У вас есть цветные карандаши? — Эндрю притянул к себе лист бумаги. Би не спрашивала у него для чего ему понадобились карандаши. Она просто протянула ему коробку и парень высыпал содержимое на стол. Его душа по-прежнему была черной. Он перенес рисунок из детства. Черные каракули из-за которых на листке почти не оставалось свободного места. Би молча наблюдала за тем, как Эндрю старательно их вырисовывает. А затем в его руках появился оранжевый карандаш. Он сделал несколько штрихов. — Это… в твоей душе появилось место Лисам? — спросила Бетси. Эндрю не отвел взгляда с листка и произнес: — Нилу. А еще Аарону. Но Эндрю не имел понятия, как изобразить на рисунке брата. Не знал, с каким из цветов его ассоциировать. Поэтому не стал ничего придумывать и просто подписал на белом промежутке, между линиями: «Брат» Теперь, когда опасность в лице Дрейка миновала, а Аарон не сбежал от чокнутого на голову братца… Эндрю мог впустить его в свою душу, ослабляя немного тиски. Дышалось легче. И тьмы становилось меньше. Никто больше не швырял Эндрю, словно пакет, никто не распоряжался его душой и жизнью. А если бы попробовали, Аарон и Нил бы не позволили никому это сделать. А еще Ники. Придурок, который постоянно раздражает его, нарывается на острие его лезвий. Но всегда прощает. Не умеющий ненавидеть, чересчур понимающий. Возможно в будущем, и ему найдется местечко на этом листе изрисованной бумаги. И для Бетси. Ваймака, Эбби, Кевина. Как много нужно было места, чтобы вместить каждого. Эндрю почувствовал… что-то почувствовал и заставил себя отвести взгляд от листка. Заслышав шаги за дверью, Би взяла лист, сложила его два раза и спрятала в стол. — А вот и Нил, — произнесла женщина, но прежде чем открыть дверь, добавила: — Эндрю, ты в порядке? Сможешь выдержать сеанс Нила? Эндрю отрицательно покачал головой. Он не был в порядке. Сегодня Нилу придется справляться одному. * Аарон остановился перед комнатой брата. Он собирался войти внутрь, но для начала постучал. Никто не открыл, но дверь оказалась не заперта. Сжав покрепче жестяную банку в своей руке, Аарон отпер дверь. Эндрю лежал на кровати Нила лицом к стене. Аарон провел слишком много времени, чтобы узнать привычки своего брата. Эндрю ложился на нижний ярус в тех случаях, когда ему было физически плохо. Когда психика давала сбой и он не справлялся. Аарону потребовалась секунда, чтобы взять себя в руки. — Эндрю, я собирался потренироваться. Не постоишь на воротах? В пятницу последняя игра, если я налажаю, Кевин убьет меня. Ложь. Аарон собирался провести время с Робин. У них был план сбежать от всех и Аарону оставалось только проведать Нила после его сеанса, поскольку Джостен в очередной раз вырубил мобильник. Стал часто делать это. Вероятно вернулись воспоминания о том, что он не очень любит мобильники и быть на связи. Но Нила в комнате не было, а Эндрю был. И не отвечал. Внутреннее беспокойство заставило Аарона подойти к брату на ватных ногах. Разбудить его никогда не было проблемой — Эндрю спал чутко. Проблемой было потом залечить синяки. Но Аарон со временем научился будить брата, просто звал его громко и отходил подальше. Он завидовал Нилу, которому было достаточно коснуться Эндрю, чтобы тот открыл глаза и не нанес ему повреждений. Чертов Джостен-я-просто-попросил. Эндрю вздрогнул и сонно присел, потирая глаза. Он уставился на Аарона, пытаясь окончательно смахнуть с себя остатки сна. Аарон уже пожалел, что разбудил брата. Возможно, ему следовало дать поспать. Но Аарону просто требовалось убедиться, что Эндрю здесь, рядом, а не… а не ушел в себя. К счастью, всё было действительно в порядке. Эндрю покопался под подушкой, видимо в поисках своего телефона и вздрогнул. Аарон нахмурился, когда из-под подушки Эндрю вытащил свою руку. В крови. На мгновение мир Аарона снова разлетелся на осколки. Он привык видеть кровь брата на его руках, но надеялся, что с возвращением Нила хоть что-то изменится. И шрамы Эндрю останутся шрамами, а не будут превращаться в кровавое месиво. И пока Аарону совсем не стало плохо, Эндрю произнес: — Я порезался. Он показал свою ладонь на которой виднелся свежий порез, а затем вытащил из-под подушки Нила завернутый в полотенце нож. Это не был один из ножей Эндрю, незнакомое лезвие было покрыто подсохшей кровью. Сонный мозг Эндрю отказывался работать в полную силу, в то время как перед глазами Аарона пронеслось множество различных ситуаций, в которых Нилу потребовался бы нож. Эндрю вытер лезвие о свои джинсы и поднялся. — Куда ты? — спросил Аарон, — Эндрю? Эндрю не ответил. Он сжал в руках рукоять с такой силой, что нож чудом не разломился. На лице Эндрю не отобразилось ни одной эмоции. Но Аарон знал, что Эндрю мог убить, не моргнув и глазом. Парень задержался в комнате, рассматривая расправленную кровать, а затем бросился вслед за братом. Он опоздал всего на пару мгновений и Эндрю с силой прижал Джека к одному из шкафчиков. О репутации Эндрю ходили легенды, подкреплённые фактами из газетных вырезок, поэтому вступать с ним в открытый конфликт было сравнимо с самоубийством. В коридоре не было людей только благодаря тому, что сейчас шли пары, а у Лисов в это время должна была вот-вот начаться тренировка. Аарон не особо беспокоился за жизнь Джека, но его брата могут упечь в тюрьму или еще хуже — снова посадить на таблетки. На шее Джека уже появилась красная полоса и теперь из нее вытекала кровь. Они о чем-то переговаривались с Эндрю, но очень тихо. Аарон не мог их слышать. — Эндрю, — позвал он брата, но тот никак не среагировал. Позади послышались шаги. Нож с каждой секундой все ближе подбирался к сонной артерии Джека, а крови становилось больше. Почему-то Клайн не пытался сопротивляться. Либо он чертов суицидник, либо наоборот: слишком хорошо представлял чем одно неверное движение может обернуться для него. У Эндрю был плохой день. И он мог стать плохим для всех троих, потому что позади раздался стук каблуков. Аарон не мог позволить никому отобрать у него брата. Даже самому Эндрю. Поэтому, взвесив все «за» и «против», Аарон схватил брата за плечи и оттащил от Джека, припечатав его к стене. — Потом его убьешь, когда свидетелей будет поменьше, — процедил Аарон и Эндрю мгновенно скинул с себя руки брата, оттолкнув его от себя. Но нож уже исчез из его рук, а на Джека он обратно не кинулся. Тот отвернулся к стене, чтобы не светить своей порезанной шеей. Прошедшую мимо преподавательницу, Аарон знал хорошо потому улыбнулся ей, прикрывая собой брата. Репутация у Лисов была не самой приятной, поэтому женщина поспешила покинуть коридор, видимо решив, что раз здесь нет поножовщины, значит все в порядке. А драки… ну все знали, что близнецы не ладят. Едва она скрылась за дверью, Джек обернулся. — Верни мне мой нож, — потребовал он, глядя на Эндрю. — Оставлю себе, как трофей, — заявил Миньярд, — если будешь себя хорошо вести, то, возможно, именно им я перережу тебе глотку. Я не шучу. Держись подальше от Нила, или твоя жизнь превратится в ад. Аарон продолжал стоять так, чтобы у Эндрю не было возможности быстро ринуться на Джека. Но у того похоже совсем не работал инстинкт самосохранения. — Неужели так не терпится загреметь в тюрьму, Миньярд? Аарон готов был взвыть. Эндрю никогда не волновался о себе. Никогда. Ему было плевать, что будет с его собственной жизнью. Но ему придется смириться с тем, что в этом мире есть люди, которым не плевать на него. Вопрос Джека остался проигнорированным, а когда прозвенел звонок и в коридор высыпали студенты, Джек скрылся в их потоке. Аарон расслабился, обернувшись на Эндрю. Казалось, тот находится где-то в своем мире. Но зная Эндрю, от «его мира» его нужно было спасать. Аарон едва чувствительно своей ладонью коснулся запястья Эндрю и тот взглянул на него. — Ты же не считал Джека угрозой Нилу, — тихо произнес он. Эндрю кивнул. — Я и сейчас не считаю. Но это не значит, что я буду спускать ему с рук его тупые поступки. Аарон помедлил и снова задал вопрос: — Как ты узнал, что это нож Джека? — Джек появился перед самым нашим отъездом, — напомнил Эндрю, — прежде чем оставить первокурсников с Ники, я должен был узнать его и Шину. В его вещах я и нашел этот нож. Джек тогда заявил, что это семейная реликвия и он носит его с собой как память. — Аарон хотел задать вопрос, но Эндрю уже ответил на него: — Конечно, я ему не поверил. Поэтому попросил Рене присмотреть за ним. Она единственная, кроме меня, кто мастерски владеет оружием. Рене пообещала защищать Ники и остальных. Аарон застыл. Эндрю тоже остановился. Близнецов обходили стороной, словно оба были прокаженными. Возможно так и было на самом деле. Но сейчас обоим было всё равно. Эндрю вернул себе спокойствие, словно не он пару минут назад угрожал Джеку перерезать его горло. А Аарон пытался переосмыслить… вообще всё. В то время, когда он был уверен, что кроме Нила Эндрю никто не интересует, он сделал всё, чтобы позаботиться о безопасности команды на время своего отъезда. Аарон же не сделал ничего для этого. Он позволил Ники остаться с незнакомцами, о которых не знал ровным счетом ничего. На тот момент его волновал только Эндрю и его моральное состояние. — Тогда… ты обо всех позаботился, — тихо произнес Аарон, — но о себе не хотел. — Зачем мне это? На тот момент с этим справлялся ты, — Эндрю прямо в коридоре достал сигарету и сунул в зубы, а затем направился на улицу. Аарон тенью следовал за ним. Снежным комом накапливались вопросы, но Эндрю исчерпал свой лимит слов на сегодня. Он уселся на капот своей машины и выпустил облако дыма. Аарон смотрел на брата через дымовую завесу. — Почему ты позволяешь мне о тебе заботиться? — спросил Аарон, усевшись рядом. Возможно, этот вопрос звучал слишком странно для обычных людей. Но братья давно перешли черту «обычных», поэтому Эндрю спокойно ответил, потушив бычок о капот машины. Он щелчком отправил его на землю, затем спрыгнул туда же. — Потому что я сам не могу, — процедил Эндрю спустя, кажется, целую вечность, — но если я не буду в порядке, то кто защитит всех вас? Никто. Год назад Аарон не думал ни о ком, кроме Эндрю. Он не думал о Кейтлин, которой было очень больно. Он не думал о том, что оставляет Ники и Кевина с новичками, не думал даже о себе. Даже о Ниле, которому, возможно, на тот момент помощь требовалась больше всех. Эндрю даже в состоянии апатии умудрялся подумать о защите остальных. И пусть это не было подкреплено высокими чувствами, а скорее работало на инстинктах… но он был прав. Никто не позаботится о них лучше, чем он. До самого стадиона они с Эндрю не говорили. Нил после сеанса с Би выглядел так, словно его несколько дней пытали. Он засыпал, но вздрагивал во сне и резко просыпался, пугая при этом Ники. В конце концов, Эндрю не выдержал. Он передал ключи Аарону и тот сел за руль, а брат перебрался на заднее сидение. Видимо почувствовав себя в безопасности Нил позволил себе отключиться, устроив голову на плече Эндрю. И хотя Джостену позволили пропустить тренировку, он все равно пришел на корт, но уселся на скамью запасных и всё время, пока Лисы бились на поле, представлял собой спящую красавицу. Аарон заметил, что рядом с ним оказалась Робин и… почувствовал себя полным подонком, поскольку так и не написал ей, что не сможет прийти на их запланированную встречу. Собираясь столкнутсья с холодным взглядом, Аарон нехотя подошел к прозрачной защите. Он прижался руками к ней, чувствуя приятную прохладу. И поймал взгляд Робин. Девушка махнула ему рукой и улыбнулась, сжимая в руках что-то похожее на мягкую игрушку. «Это тебе» — прочитал он по губам. У Аарона никогда не было мягких игрушек. И теперь глядя на неуклюжий и смешной кактус в руках девушки, парень чувствовал, как по телу растекается тепло. Робин была такой хорошей. — Миньярд! На поле! — раздался разъяренный голос Кевина и парень развернул свое неподатливое тело.