Вход в Облачные Глубины открыт для демонов и небожителей

      Утренний распорядок Облачных Глубин показался Лянь-Ляню довольно свободным. За подъемом с первыми солнечными лучами следовали чтения мантр и самостоятельная медитация: каждый адепт был волен остаться в своей комнате или выйти на окутанную влажным утренним туманом площадку. Лянь-Лянь за медитацией провел совсем мало времени, большую часть своего интереса отдав тренировкам с мечом, а после них отправился на завтрак в открытую галерею недалеко от комнат приглашенных учеников. Постные блюда пусть и были безвкусны, но утоляли голод и давали достаточно сил, поэтому после приема пищи Лянь-Лянь, вполне довольный своим существованием, и незаметно потирающий запястья, чуть растянутые на сегодняшней тренировке, посетил лекции. Утренние занятия вели разные старшие адепты Гусу: они в основном рассказывали об истории своего и соседних кланов, искусных заклинателях и общих положениях праведного пути. Занятия со Старейшиной Илин начинались куда позже, и до них, выполнив предписанные старшими адептами задания по заучиванию дат и имен, молодые люди были предоставлены сами себе.       Говорилось, что приглашенные адепты могут гулять везде в Гусу, но из-за робости первых дней они все больше оставались в галереях и садах неподалеку от комнат. Каждому студенту был выделен небольшой дворик в длинном здании на западе Облачных Глубин, а рядом с ним шелестел бамбуковый лес и прятались несколько рукотворных прудов. Студенты разбились на небольшие группы и прогуливались вокруг, обсуждая вчерашний и будущие дни. Лянь-Лянь, сидя в одной из беседок за чтением, некоторое время прислушивался к досужим разговорам вокруг, а затем решительно отложил книгу, решив еще немного пофехтовать вдали от чужих глаз. Он занимался этим каждый раз, когда чувствовал себя не в своей тарелке, потому что знал, что довольно хорош в обращении с мечом. Явно лучше, чем в дружбе со сверстниками: в Храме Водных Каштанов он общался в основном с шисюном и старшими адептами, иногда возвращающимися из путешествий. Лянь-Ляня вовсе не тяготило одиночество, в нем он чувствовал себя неожиданно привычно, но ловить на себе сочувствующие взгляды других студентов было неловко.       Юноша поднялся, оправив белые одеяния со знаком Гусу, вышитым на рукавах и подоле, и неторопливо пошел в сторону леса, надеясь, что сможет найти там уединенную полянку. Он мог бы позаниматься и в своей комнате, но двор там был до прискорбия мал, и сегодня Лянь-Лянь уже перерубил по неосторожности одно из перекрытий: вспомнив о необходимости сознаться в этом перед старшими, юноша болезненно поморщился.       Утренний лес сонно шумел тонкими листьями. Этот слабый звук был похож на разморенный зевок разбуженного огромного зверя, и, прислушиваясь, Лянь-Лянь слабо улыбался своим мыслям. Все стволы бамбука, что были здесь, росли крепкими и ровными, словно за каждым велось отдельное наблюдение. Пейзаж будто сошел с картины умелого мастера: прямые росчерки темных стволов, водянистые клочья подсвеченного рассветным солнцем тумана, аккуратные мазки листьев, сливающихся над головой в один зеленый полог. Через него можно было рассмотреть лишь малый край голубого неба, но эта пронзительная зелень на фоне изящного цин дарила не замкнутую тревожность, а блаженный покой.       Чуть в стороне Лянь-Лянь вдруг услышал голоса. Из-за медленно тающего тумана было не рассмотреть говорящих, но их явно было несколько. Лянь-Лянь не хотел встречаться с кем либо, но, задумавшись, подошел довольно близко, пусть его и не заметили. Поджав губы, юноша сделал аккуратный шаг назад, решив не тревожить чужую беседу и подыскать себе иное место, но неожиданно под его ногой хрустнула случайная ветка и голоса мигом стихли. Лянь-Лянь замер, не зная, что делать теперь, но тут из-за густых зарослей бамбука раздался чуть раздраженный голос:       — Разве пребывание в Облачных Глубинах не должно научить добродетелям? У учителей впереди долгий путь с тем, кто решил подслушивать.       — Я вовсе не подслушивал, — с тихим вздохом отозвался Лянь-Лянь. — Я лишь проходил мимо…        В этот момент заросли зашумели, раздвигаемые сильными руками, и между зелеными стеблями показалась кудрявая голова:       — Хуа гунцзы! — радостно поприветствовал Ло Бинхэ, выглядя необычайно бодрым, несмотря на ранний час.       — Ло гунцзы, — кивнул в ответ Лянь-Лянь, чуть расслабляясь. Ло Бинхэ выглядел отчего-то необычайно довольным.       — Я только что думал о вас! Не могли бы вы помочь в одном деле? — быстро спросил он.       — Помочь?       — Именно, только вы можете справиться, — деловито кивнул Ло Бинхэ и снова спрятался в зарослях, поманив за собой Лянь-Ляня. Тот, заинтригованный и чуть смущенный, пошел следом и, преодолев кусты и плотные стволы бамбука, оказался на небольшой скрытой полянке. Со всех сторон она была скрыта бамбуком, а большую часть открытого пространства занимали два поросших мхом валуна, на которых сидели несколько адептов.       Лянь-Лянь уже несколько дней посещал занятия, но чаще всего сидел на них в начале зала, поэтому не мог знать в лицо многих своих соучеников, и на мгновение замер, когда увидел этих двух. На него одновременно подняли глаза юноши, черты лица которых были абсолютно одинаковы. Оба они обладали красивыми лицами и вытянутыми глазами феникса, тонкими губами и иссиня-черными волосами, убранными под одинаковые простые короны. Одежда тоже была одна и та же, форменные белые одеяния приглашенных адептов, и на мгновение Лянь-Ляню показалось, что у него попросту двоится в глазах. Однако затем один юноша без интереса опустил глаза на белый веер, что лежал на его коленях, а другой чуть надменно улыбнулся и сказал голосом, что Лянь-Лянь слышал ранее:       — Так это тот самый Хуа гунцзы? Рад наконец познакомиться лично.       — Шэнь гунцзы, — вежливо кивнул Лянь-Лянь. Он вспомнил этого ученика: именно он возмущался, когда Старейшина Илин попросил отдать жетоны, а позже один из первых вспомнил правила Гусу. Однако Лянь-Лянь, оказывается, всегда упускал из вида его брата.       — Я не подслушивал, лишь проходил мимо, чтобы найти тихое место, — снова сказал Лянь-Лянь, посчитав, что все же должен объясниться.       — Сяо Цзю шутил, Хуа гунцзы не нужно воспринимать его слова всерьез, — ответил Ло Бинхэ и неожиданно протянул Лянь-Ляню белый веер. Такие же лежали на коленях близнецов. — Хуа гунцзы, вчера я видел вашу каллиграфию и она была поистине прекрасна. Не могли бы вы помочь с росписью?       — Я никогда не занимался подобным, — с сомнение ответил Лянь-Лянь, и Шэнь Цзю хмыкнул.       — Тогда попробуйте на веере Бинхэ: его не страшно будет спортить.       В его голосе явно слышалась насмешка над способностями Лянь-Ляня, и в том от такого тона затлел азарт. Он взял веер и протянутую кисть и устроился на валуне неподалеку от близнецов. Улыбнувшись Ло Бинхэ, он спросил:       — Что я должен написать?       — Как насчет «собачьи легкие, волчья душа»? — снова с насмешкой спросил Шэнь Цзю и Ло Бинхэ бросил на него злой взгляд. Лянь-Ляню же он ответил:       — Вы можете написать любое изречение, на свой вкус.       Лянь-Лянь кивнул и, задумавшись на несколько мгновений, твердой рукой вывел на бумаге веера несколько символов. Писать на плотной бумаге было сложнее, чем на листах для каллиграфии, но Лянь-Лянь прекрасно владел рукой и был уверен в собственных силах. Он даже писал изречения для своего храма, которые теперь висели у входа и рядом с алтарем — неужели не справится с каким-то веером. Закончив, Лянь-Лянь еще раз осмотрел работу и аккуратно, чтобы чернила не расплылись, протянул веер Ло Бинхэ. На белом фоне была искусно выведена фраза: «В словах должен быть принцип, а в делах — господин».       — Выглядит действительно неплохо, — заглянув за плечо Ло Бинхэ, похвалил Шэнь Цзю, намеренно полностью игнорируя смысл фразы. После его слов другой близнец тоже поднялся и с интересом посмотрел на расписанный веер. Он был куда щедрее на похвалу:       — Словно письмена в Зале Дракона! — взволнованно сказал юноша и тут же спросил: — Может Хуа гунцзы написать что-нибудь и мне?       — Конечно, — улыбнулся Лянь-Лянь. Он и так знал, что хорош в каллиграфии, поэтому не принял всерьез неказистую лесть. Взяв следующий веер, он принялся за его роспись.       Шэнь Юань точно знал, что хочет увидеть на своем веере, и кроме прочего попросил Лянь-Ляня писать чуть изящнее, вытягивая символы и делая аккуратные мазки, чтобы заполнить все пространство веера. Когда работа была закончена, на веере красовалась фраза «Когда солнце взойдет с запада». Шэнь Юань довольно осмотрел ее и сразу же принялся пририсовывать еще что-то, низко склонившись и чуть высунув кончик языка от напряжения.       Чуть понаблюдав за ним, Лянь-Лянь поднял взгляд на другого брата, который наблюдал за происходящим без особого выражения. Заметив взгляд Лянь-Ляня, Шэнь Цзю ухмыльнулся и спросил:       — Кто ставил руку Хуа гунцзы?       — Мне немного рассказывал мой учитель, немного шидзе и шисюн. Хотя почерк шисюна… — Лянь-Лянь прыснул от воспоминаний букв, что выписаны причудливее самой извращенной скорописи, но быстро взял себя в руки, не желая очернять образ шисюна в глазах соучеников. — Его стиль далек от общепринятых норм, но главное, чтобы в тексте была душа.       — Вот как? — лукаво спросил Шэнь Цзю. Он вообще все говорил с долей насмешки, будто ничего не воспринимал всерьез, однако за время разговора улыбка ни разу не коснулась его светлых глаз. — Неужели часть души Хуа гунцзы вложил даже в эти безделицы? — он небрежно потряс своим, все еще чистым, словно рассветное небо, веером.       — Конечно, — мягко улыбнулся Лянь-Лянь. — Я постарался передать тот посыл, что хотели сами владельцы вееров.       — Я хочу теперь открывать его каждый раз, когда меня спрашивают: «Когда же ты будешь похож на брата?» — рассмеялся Шэнь Юань, открывая свой веер: меж изящной каллиграфии он вывел несколько стволов бамбука и их листья игриво касались некоторых символов. Надпись будто выглядывала из густого чернильного леса, смущая случайного зрителя своей вольностью. Шэнь Юань подвинулся ближе к Лянь-Ляню, словно не было отчужденности некоторое время назад, и тепло сказал: — Вам стоит быть аккуратнее со своими навыками: если бы мой учитель заметил во мне что-то похожее, он бы заставил меня переписать все старые свитки пика на новый лад.       — Шэнь гунцзы… — начал было Лянь-Лянь, но его быстро перебили.       — Не нужно этих формальностей, называйте меня проще. Как ваше полное имя?       — Хуа Лянь, — ответил юноша.       — «Хуа» как цветок и «Лянь» как милосердие? — спросил Шэнь Цзю и спрятал за веером ухмылку. — Как диковинно.       — Меня зовут Шэнь Юань, но вы можете звать меня как все, А-Юань. Все же нам долго учиться друг с другом и лучше подружиться. Я слышал, — неожиданно понизил голос юноша, не дав Лянь-Ляню вставить и слова. — Что Старейшина Илин планирует давать нам какие-то задания по поиску бродячих мертвецов. Адепты Гусу говорили, что он может бросить учащихся на целую ночь в лесу и отказаться выпускать, пока они не сразят нужное количество монстров. Я боюсь представить, что было бы со мной, если бы меня заставили сделать подобное.       — А-Юаню не нужно волноваться, — сказал Ло Бинхэ. Он сидел у валунов, прямо на зеленой траве, и до этого момента молча слушал происходящее. — Если учитель Вэй даст такое задание, я тебя защищу!       — Да кому нужна твоя защита, — грубо, но беззлобно отозвался Шэнь Цзю. — Ему достаточно пойти со мной и никакие мертвецы его не тронут. А из тебя сделаем приманку.       — Тогда рассчитываю на вас обоих, — рассмеялся Шэнь Юань. Он выглядел расслабленным и легкомысленным, но за улыбкой его внимательный взгляд, так похожий на взгляд брата, скоро вновь вернулся к Лянь-Ляню. — А Хуа-сюн не боится мертвецов?       — Нет, я уже охотился на них с шисюном, — честно ответил Лянь-Лянь. — Мои духовные силы не очень хороши, но я неплох в фехтовании и смогу справиться.       — Это так? — удивился Ло Бинхэ. — Если Хуа-сюн следует пути меча, то мы можем как-нибудь потренироваться вместе. Мой пик — лучший в совершенствовании этого типа!       — Кучка озлобленных идиотов, — прыснул Шэнь Цзю.       — Зато мы полезнее книжных червей, — возразил Ло Бинхэ, и Шэнь Цзю, словно ожидая этих слов, коварно улыбнулся.       — Слышал, А-Юань? Вот что он думает о тебе на самом деле.       Ло Бинхэ открыл рот, чтобы продолжить спор, но внезапно кусты зашелестели и на полянку просунулась еще одна голова. Красивое лицо было омрачено хмурым выражением, что стало еще недовольнее, стоило темным глазам быстро оглядеть присутствующих.       — Занятия почти начались. Почему вы тут прохлаждаетесь? — ровным голосом просил юноша. Шэнь Цзю поднялся и изящным движением спрыгнул с валуна.       — Лю шиди волновался? Конечно мы ждали, пока ты нас найдешь.       Пришедший юноша нахмурился еще сильнее, но не успел ничего ответить, поскольку все принялись суетиться, собирая разбросанные кисти, чернильницы и листы, исписанные пробными фразами. Лянь-Лянь неожиданно оказался втянут в общую суматоху и новую компанию.