Беда не приходит одна

На Цинхэ последнюю неделю обрушились холода — поэтому река около Нечистой Юдоли замерзла по краям, покрывшись тонким слоем льда. На небе повисла огромная луна, и ее сияние отражалось от ледяной корки, заставляя реку едва заметно мерцать. Вэй Нин стоял, облокотившись на невысокое деревянное ограждение, и смотрел на эту реку, как завороженный, не в силах оторвать от нее взгляда. Не Хуайсан был прав — это заброшенное место было воистину прекрасным. — Сорок — это сорок, — тихо шептал он себе под нос детскую считалочку, — четыре — это четыре… Он посильнее укутался в черную меховую накидку с символом Ордена Не, заботливо выданную Не Хуайсаном, и уже думал идти обратно, когда услышал сзади тихие шаги. Вэй Нин мысленно выругался — ему же обещали покой и уединение! — но все же обернулся, чтобы посмотреть, кого еще принесло на заброшенную веранду на ночь глядя. За время, которое он провел в этом месте, он смог более-менее привести мысли в порядок и успокоить судорожно бьющееся сердце. Гладь реки приносила умиротворение, ветер приятно раздувал волосы, но не попадал под накидку, и Вэй Нин чувствовал себя почти спокойно. Ровно до тех пор, пока не наткнулся взглядом на знакомые светлые глаза. — Вэй Нин, — сказал Лань Сичэнь, останавливаясь. — Лань Хуань… — пробормотал Вэй Нин, ощущая, как мысли снова разлетаются в стороны. — Как ты узнал, что я здесь? — Хуайсан сказал, — ответил Лань Сичэнь, и его губы дрогнули в улыбке. — Он сказал мне прийти сюда. Вэй Нин едва не задохнулся от возмущения. — Что?! — переспросил он пораженно. — Хуайсан-сюн? Ах он!.. Вэй Нин потряс кулаком в пространство, надеясь, что смог мысленно донести до Не Хуайсана все, что о нем думает, и повернулся к Лань Сичэню спиной, снова смотря на реку. — Вэй Нин, я хотел поговорить с тобой, — осторожно сказал Лань Сичэнь, и Вэй Нин услышал тихий скрип деревянных половиц: Первый Нефрит направлялся к нему. — Говори, — безразлично ответил Вэй Нин. Но несмотря на его показное равнодушие, все его существо буквально возопило от счастья от того, что Лань Сичэнь пришел. — Я хотел извиниться перед тобой, — произнес Лань Сичэнь, и его голос прозвучал близко, слишком близко. — И дело не в том, простишь ты меня или нет, я лишь хочу, чтобы ты знал: я никогда не думал о тебе так, как сказал. Никогда. Я не знаю, что на меня нашло, это было какое-то наваждение, как будто мне в голову залез кто-то другой. Это были не мои мысли, а чьи-то чужие, такие… злые и несправедливые. Вэй Нин молчал, смотря прямо вперед. Его сердце билось настолько сильно, что, казалось, оно сейчас выскочит у него прямо из горла. — Я с самого начала заметил тебя именно потому, что ты очень много работал, — продолжил Лань Сичэнь, поняв, что его не перебивают. — И ты… конечно, ты заслужил этого. Ты был прав, называя себя сильнейшим заклинателем Поднебесной, и тебе нечего этого стыдиться, ведь это правда так. И золотое ядро Вэй Ина тут ни при чем, ты бы и со своим ядром стал им, и я никогда в этом не сомневался. Сегодня я… сказал совсем не то, что хотел сказать. Мне жаль, что я не смог поговорить с тобой нормально. — Как интересно, — эхом отозвался Вэй Нин, опираясь щекой на ладонь. — О манерах Цзэу-цзюня ходят легенды по всей Поднебесной. Всегда учтивый, всегда сдержанный, образец хорошего воспитания, — он развернулся, снова встречаясь с Лань Сичэнем глазами. — Я никогда не слышал, чтобы ты разговаривал хоть с кем-то так же, как со мной сегодня. Ты ни разу в жизни не сказал никому того, что «совсем не хотел сказать», ты всегда говорил именно то, что считал нужным. И именно сегодня ты решил, что это должно наконец случиться впервые? — Это не совсем так, — Лань Сичэнь покачал головой. — С тобой мне сложнее сдерживать себя, чем с остальными. Я действительно привык держать себя в рамках — и обычно мне это дается довольно легко, потому что другие люди не вызывают у меня эмоций. А ты вызываешь. Я не ругаюсь на других, и у меня не возникает желания как-то поссориться с ними, потому что меня в целом не волнует, что они скажут. Но с тобой все иначе. Он подошел к Вэй Нину еще ближе — осторожно, почти крадучись, словно ожидая, что его в любой момент могут оттолкнуть. — Но это, разумеется, не оправдывает меня, — произнес Лань Сичэнь, и в глазах его была грусть. — Я сказал непозволительную вещь, и ты имеешь полное право злиться на меня за это. Я просто хочу, чтобы ты знал: это были гадкие, ужасные слова, но они не имеют под собой никакой подоплеки. Я никогда не считал, что тебе просто повезло, и никогда не думал, что все твои заслуги связаны с золотым ядром Вэй Ина. Просто я… Лань Сичэнь замолчал, подбирая слова. Затем тихонько вздохнул, и на его лице отпечаталась боль. Вэй Нин продолжал слушать его в молчании. — Я не ищу оправдания, но если позволишь, мне хотелось бы объясниться. Я уже много лет знаком с Цзинь Гуанъяо, и на протяжении всех этих лет я был свидетелем того, как его постоянно все клеймили буквально ни за что. Просто за то, что он — сын своей матери. И я так… устал от этого. А потом я вижу, как человек, которого я считаю самым близким, делает то же самое, и… И узнаю, что вы замышляете что-то против него за моей спиной. Все мои чувства, все мои мысли — все смешалось, и мне не могла помочь в них разобраться никакая стена с тремя тысячами правил. Вэй Нин поджал губы, смотря Лань Сичэню в глаза. Ему не стоило так часто заговаривать о Цзинь Гуанъяо — тогда сегодня Лань Сичэнь бы не сорвался на него. Он сам виноват, что своей глупой ревностью довел его до белого каления. А еще лучше было бы просто сразу рассказать ему все, что знает. Не боясь, что не поверят, не пытаясь что-то утаить или пощадить чьи-то чувства. В конце концов, кролик, обратившийся в злого духа, страшнее тигра*. — Я верю тебе, — наконец сказал Лань Сичэнь, и его брови болезненно заломились. — Но и ему я тоже верю. Я просто не знаю, что мне делать, Вэй Нин. Вэй Нин сделал шаг вперед, протягивая ему руку. — Лань Хуань… — Но все равно, — Лань Сичэнь опустил глаза, — я не должен был говорить тебе этого. Я… Я чувствую себя просто ужасно, я так виноват перед тобой. Губы Вэй Нина дрогнули, он положил ладонь на щеку Лань Сичэня, ощущая, как его кожа горит и обжигает пальцы. — Ты не виноват, — тихо произнес он. — Лань Хуань, я сам виноват, что разозлил тебя. Если бы я с самого начала объяснил тебе все нормально, этого бы не произошло. Я могу рассказать тебе все, но ты должен будешь поверить мне. — Я поверю тебе, — прошептал Лань Сичэнь, накрывая его ладонь своей. — Обещаю. Прости, что не сделал этого сразу. Он стоял неподвижно, боясь пошевелиться. Словно если он двинется, Вэй Нин тут же сбежит. Сердце Вэй Нина болезненно сжалось: он не хотел, чтобы Лань Сичэнь чувствовал себя так. — На самом деле ты был прав, Лань Хуань, — Вэй Нин печально усмехнулся, покачав головой. — Ты был прав, без золотого ядра А-Ина я бы так и остался никем, сколько бы ни тренировался. В этом нет моей заслуги, мне просто повезло. — Нет! — воскликнул Лань Сичэнь, крупно вздрагивая, как от удара. — Нет, Вэй Нин, это не так! — Но я всегда… — Вэй Нин попытался заговорить, но Лань Сичэнь перебил его, прижимая палец к его губам. — Это неправда, Вэй Нин! Никогда не смей думать так. И никому никогда не позволяй думать так! — А то что? — спросил Вэй Нин, и его голос сорвался в неуместный смешок. — Снова отлюбишь меня перед зеркалом? Лицо Лань Сичэня на мгновение приняло растерянное выражение, а затем его взгляд смягчился. И Вэй Нин почувствовал, что, несмотря на холод и ветер на улице, ему становится очень тепло. — Только если захочешь, — тихо сказал Лань Сичэнь, и Вэй Нин кинулся ему в объятия. — Ха-Нин, — шептал Лань Сичэнь, прижимая его к себе и судорожно целуя везде, куда он мог дотянуться: в щеки, в губы, в нос, в веки, — мой Ха-Нин, я так люблю тебя. Я так виноват перед тобой. — Ты не виноват, — мотал головой Вэй Нин, подставляясь под его поцелуи и сминая пальцами складки верхних одеяний, — Лань Хуань, ты ни в чем не виноват, я не злюсь на тебя. Я бы никогда не смог злиться на тебя. Они стукнулись носами, столкнулись губами и утянули друг друга в долгий, тягучий поцелуй. Лань Сичэнь целовал его так жадно, словно хотел сожрать, он хаотично шарил руками по его телу, словно пытался запомнить каждый его изгиб. — Ах… — Вэй Нин тихонько застонал, когда холодные руки проникли ему под нижнюю рубаху, оглаживая соски. — Лань Хуань… Лань Хуань! Лань Сичэнь с силой вжал его в стену, сцеловывая с его губ свое имя, оглаживая руками его грудь, сталкиваясь с ним языками. Вэй Нин вцепился ему в волосы, зарываясь пальцами в черные пряди, укусил его за язык, пытаясь втянуть его в себя и никогда не отпускать. — Прости меня… — прошептал Лань Сичэнь, заглядывая ему в глаза и касаясь губами его подбородка. — Ха-Нин, прости меня. Он спустился поцелуями ниже, влажно провел языком по ложбинке между ключицами и вдруг опустился на колени. Вэй Нин широко распахнул глаза и вцепился ему в плечи, пытаясь поднять его с земли, но сделать это оказалось просто невозможно. — Ты что… — сипло пробормотал Вэй Нин. — Лань Хуань, ты что делаешь? — Извиняюсь перед тобой, — ответил Лань Сичэнь с невозмутимым лицом, развязывая его пояс. — О небеса… — пробормотал Вэй Нин, отклоняясь назад, на стену, и даже боясь кинуть взгляд вниз. — Ты серьезно? Прямо здесь? — Хуайсан пообещал, что здесь никого не будет, — сказал Лань Сичэнь, потираясь щекой о его пах. — Правила нашего Ордена разрешают отпускать себя наедине с человеком, который предназначен ему небесами, так почему бы мне не сделать этого прямо здесь? — Лань Хуань! — воскликнул Вэй Нин, у которого еще оставались последние зачатки здравого смысла. — Кто из нас, в конце концов, глава Великого Ордена, я или ты? Мало ли, что сказал Не Хуайсан — а что, если все-таки кто-нибудь нас увидит? Лань Сичэнь безмятежно улыбнулся, закрывая глаза. — Свидетелей всегда можно устранить. Вэй Нин замер с открытым ртом, не зная, что на это ответить, и Лань Сичэнь продолжил развязывать ему пояс, едва заметно улыбаясь каким-то своим мыслям. — Я пошутил. «Он не пошутил», — подумал Вэй Нин. Он словно со стороны смотрел, как Лань Сичэнь ослабляет завязки на его штанах, заставляя их сползти вниз, как он касается губами его напряженного естества прямо через ткань нижних одежд и, раскрыв рот, начинает посасывать его. Вэй Нин зарылся одной рукой ему в волосы, а вторую прижал ладонью к холодной стене, пытаясь хоть немного унять жар в теле, но это было бесполезно. Он наблюдал за тем, как на его нижних штанах от ласк Лань Сичэня расползается влажное пятно и не мог вымолвить ни слова, только иногда подавался навстречу, скреб пальцами по стене, кусал губы, чтобы не застонать в голос. Он вдруг отстраненно подумал о том, что в таком положении на грязной земле идеально белые одежды Лань Сичэня испачкаются — и хотел поделиться с ним этим наблюдением, но в этот момент Лань Сичэнь наконец стянул с него нижнее одеяние и коснулся губами голой кожи. — Лань Хуа-а-ах! — выдохнул Вэй Нин и чуть не ударился о стену затылком, запрокидывая голову назад. — Ну что ты… Лань Сичэнь очень нежно, даже почти благопристойно поцеловал головку и слегка лизнул ее, смазывая выступившую на ней прозрачную каплю. — Ха-Нин сладкий, — тихо сказал он, и Вэй Нин чуть не взвыл от охватившего его тело жара. Он смотрел на то, как его член погружается в рот Лань Сичэня, как Лань Сичэнь втягивает щеки, как он водит головой вверх и вниз, помогая себе рукой, и не понимал, как подобное вообще может происходить. Как глава Ордена Гусу Лань, самого скучного и приличного Ордена в Поднебесной, может стоять перед ним на коленях и ласкать его ртом в резиденции чужого Ордена, главой которого, к тому же, является его названый брат? — Лань Хуань, — пробормотал Вэй Нин, опираясь ему на затылок, чтобы не упасть, — это просто… невозможно, а-ах, ты демон! Ты, а-а-ах, ты настоящий демон! — Значит ли это, что Вэй Нину нравится? — поинтересовался Лань Сичэнь, поднимая на него глаза. Вэй Нин столкнулся с ним взглядом – с темным, почти черным взглядом теплых глаз. Взглядом глаз главы самого благопристойного клана, смотрящего прямо на него, с его членом во рту, со стекающей по подбородку ниточкой слюны. Вэй Нин заскулил что-то несвязное, зажмурился, не в силах вынести этой картины, замотал головой, снова едва не ударяясь ей об стену. Как все так обернулось? Еще пару часов назад он мучался и метался в истерике, не зная, что ему делать дальше, как ему дальше жить, как ему дальше общаться с Лань Сичэнем. Где-то глубоко в душе он боялся — а что, если Лань Сичэнь сказал то, что действительно думал, а что, если он оказался прав, а что, если Вэй Нин правда недостоин его? Он боялся, что Лань Сичэнь уйдет от него, уйдет к чертовому Цзинь Гуанъяо, или к кому угодно другому, уйдет, потому что Вэй Нину просто повезло, потому что никакой он не сильный, потому что он просто безродный выскочка, который сует свой нос в чужие дела. Но все его метания, все его вопросы растворялись в пустоте, забывались под горячими касаниями, превращались в пыль, — какая разница, какие сомнения посещали его голову, если сейчас Лань Сичэнь стоит перед ним на коленях? — Лань Хуань… — прошептал Вэй Нин, и его голос дрогнул, сорвался на последнем слоге. — Я… Я… Лань Сичэнь насадился ртом на его член с влажным хлюпом, и Вэй Нин услышал этот звук — ужасно бесстыдный звук, как вообще глава Гусу Лань может издавать такие звуки? — и почувствовал, как упирается в чужое горло, как ставшая горячей рука скользит ниже, дразня его пальцами у входа, и сорвался в оргазм, сгибаясь пополам и едва не падая на Лань Сичэня сверху. Лань Сичэнь придержал его за бедра, не давая упасть, оставил легкий поцелуй у выступающей бедренной косточки. — Этот недостойный прощен? — спросил он, поднимая глаза. Вэй Нин облизнул губы, смотря на него шалым, затуманенным взглядом. Его щеки раскраснелись, руки подрагивали, а сердце колотилось где-то на уровне гортани. — Нет… — пробормотал он, быстро мотая головой и с силой вздергивая Лань Сичэня на ноги. — Нет, не прощен! Не прощен!!! Лань Сичэнь практически вбил его в стену, вжался в него всем телом, сдавил его бедра руками до боли — наверняка там останутся синяки, и Вэй Нин принципиально не будет сводить их с помощью медитаций, а будет любоваться ими. Он жадно припал к губам Лань Сичэня, кусая их, целуя, облизывая, ощущая на них свой собственный вкус, практически с остервенением впился ногтями ему в спину, царапая ее — пусть останутся полосы, пусть на ней будут метки, потому что Лань Сичэнь его, только его, его лобная лента принадлежит Вэй Нину, его сердце принадлежит Вэй Нину, и сам Вэй Нин тоже всецело принадлежит ему. Лань Сичэнь подхватил его под колени, поднимая и впечатывая в стену спиной, Вэй Нин обвил его ногами, послушно прижимаясь, чтобы быть ближе, еще ближе, и начал хаотично целовать его лицо, не в силах остановиться. Он боялся, что Лань Сичэнь оставит его. Он боялся, что больше не будет иметь права целовать его. Он так боялся! — Лань Хуань! — почти закричал он, чувствуя, как о его бедро трется чужое возбуждение. — Лань Хуань, я!.. Лань Сичэнь зарычал что-то, наскоро облизал свои пальцы и приставил их Вэй Нину ко входу, проталкивая внутрь. Вэй Нин дернулся, заерзал, закусил губу от неприятного ощущения, но не отстранился, а наоборот придвинулся, пытаясь насадиться сильнее. — Тебе больно? — тяжело дыша, спросил Лань Сичэнь, не переставая покрывать поцелуями его лицо и шею. — Скажи, если больно! Только скажи — и я остановлюсь! Клянусь — только скажи, и я… — Не больно! — закричал Вэй Нин, сильнее сжимая ногами его бедра. — Мне не больно! Пожалуйста, не останавливайся! — Хорошо… — выдохнул Лань Сичэнь, двигая пальцами, растягивая стеночки, выдыхая через каждую долю секунды. — Хорошо, Ха-Нин, хорошо, любимый мой, хорошо… — Лань Хуань! — позвал Вэй Нин, и его голос сорвался в хрип. — Лань Хуань! Лань Сичэнь припал к его губам поцелуем — и Вэй Нин ощутил, что поцелуй был соленым, соленым от слез. Вэй Нин плакал, и Лань Сичэнь тоже плакал, они оба плакали, как дураки, и ничего не могли с этим поделать. — Я… — пробормотал Вэй Нин, изгибаясь в его руках. — Я боялся…. Я боялся, Лань Хуань! Я боялся, что ты больше никогда… — он зарыдал, не сдерживаясь, и уткнулся лицом в его шею. — Что ты больше никогда, никогда не сделаешь так! — Ха-Нин, мой Ха-Нин, — прошептал Лань Сичэнь, и его голос был сиплым, и Вэй Нин ощущал, как его шея, к которой Лань Сичэнь прикасается щекой, тоже мокнет от слез. — Я тоже… я тоже боялся. Что ты больше никогда не заговоришь со мной. — Нет, такого не может быть! — Вэй Нин замотал головой, забился, ощущая, как в нем двигается уже несколько пальцев. — Я бы никогда не смог! Я бы никогда не смог добровольно отказаться от Лань Хуаня! Лань Сичэнь громко выдохнул ему в губы, замер на мгновение, чтобы скинуть свой пояс и спустить штаны, и Вэй Нин зажмурился, смаргивая слезы и ожидая того, что должно было произойти. Ему будет больно — понимал он, но ему было плевать. Он умрет, умрет смертью настолько мучительной, что даже его душа расколется на части, если Лань Сичэнь не соединится с ним прямо здесь и сейчас. Он жаждал этой боли, он хотел ее, потому что она значила, что это не сон, что Лань Сичэнь здесь, рядом с ним, и он никуда не уйдет. — Если будет больно… — прошептал Лань Сичэнь, но Вэй Нин не дал ему договорить. — Давай же! — рявкнул он, глядя за него мокрыми, заплаканными глазами. — Давай же, Лань Хуань, пожалуйста! — Все что хочешь… — словно в бреду, шептал Лань Сичэнь. — Все что скажешь… Только скажи — и я… Только скажи! Лань Сичэнь до боли сжал его за пояс, придвинулся ближе, и Вэй Нин ощутил, как он входит в его тело. Они застонали в унисон — громко, бесстыдно, отчаянно, Вэй Нин ворвался Лань Сичэню в рот, чтобы они были соединены везде, чтобы нельзя было отделить их друг от друга. — Если тебе больно… — шептал Лань Сичэнь, и его руки тряслись, как в лихорадке. — Если тебе больно!.. — Мне не больно, — отвечал Вэй Нин, всхлипывая и цепляясь ему за плечи и шею. — Мне хорошо. Мне хорошо с тобой, Лань Хуань! Проникновение было болезненным — но оно смягчилось тем, что Лань Сичэнь в тот момент уже был весь мокрый от пота и возбуждения. Вэй Нин скрестил ноги у него за спиной, сжал их, обнимая его, и Лань Сичэнь вошел глубже, до самого конца, в несколько рваных толчков. — Вот так, — сказал Вэй Нин, облизав опухшие губы, — да, Лань Хуань, вот так. Вот так хорошо. — Все как скажешь, — ответил Лань Сичэнь, целуя его, — все как скажешь. Он приподнял Вэй Нина за бедра, слегка отстранился и снова толкнулся вверх, опуская его на себя дрожащими от эмоций, но крепкими руками. — Да-а, — выдохнул Вэй Нин, запрокидывая голову, — да, Лань Хуань, вот так хорошо. Лань Сичэнь дернул его вниз, насаживая на себя, снова поднял, прижимая к стене и вновь опустил. Вэй Нин захныкал, сильнее сжимая его ногами и запрещая отстраняться. — Останься так, останься, — прошептал он, вцепляясь Лань Сичэню в запястья, — Лань Хуань, не выходи. Лань Сичэнь сдавленно кивнул, прижимая его к себе, замер в таком положении, и Вэй Нин заскулил, начал покачиваться взад-вперед, каждый раз задевая при трении нужную точку. Ему показалось, что он сейчас сойдет с ума от ощущения наполненности, от ощущения беспомощности, от ощущения всепоглощающего счастья. — Ха-Нин, — позвал Лань Сичэнь, делая маленькие, неглубокие, но резкие толчки вверх, от которых Вэй Нин каждый раз легонько ударялся об стену спиной, — Ха-Нин, ха-а… Давай… давай поженимся. Давай… — Что? — переспросил Вэй Нин, широко раскрывая глаза. — Что ты… а-а-ах! — Поженимся, — повторил Лань Сичэнь в беспамятстве, его взгляд был безумным, как будто он сам не понимал, что говорит. — И тогда что бы я ни сказал, тебе придется терпеть мое общество вечно. Мы будем вместе — всегда! — Лань Хуань! — воскликнул Вэй Нин, и в этот момент Лань Сичэнь толкнулся сильнее, вызывая у него внутри целый взрыв. — Лань! Ху-а-а-а-ань! Вэй Нин уже не мог здраво мыслить, у него в голове не осталось ничего, кроме ощущения блаженства, он только стонал и всхлипывал, цепляясь за плечи Лань Сичэня, раз за разом звал его по имени и рыдал от удовольствия, ударяясь затылком. — Лань Хуань! — кричал он, срывая голос. — Лань! Лань Сичэнь! — Станешь… — прошептал Лань Сичэнь, замирая. — Станешь моим мужем? Вэй Нин! Отвечай! — Да-а-а, — простонал Вэй Нин, вжимаясь в него всем телом в попытке возобновить его движения. — Да, Лань Хуань, да, да, пожалуйста! — Ты сказал это, — Лань Сичэнь вперился в него горящим взглядом, приподнимая и с силой опуская на себя. — Ты сказал это! Ты сам сказал это! — Да, да! — Вэй Нин задергался, извиваясь. — Да, я сказал! Я сказал! Лань Хуань! Лань Хуань! Лань Сичэнь поцеловал его, придерживая одной рукой за затылок, сделал еще один рывок, и Вэй Нин всхлипнул, сжимаясь, и излился себе на живот со стоном — таким громким, что его, наверно, было слышно в Юньмэне. Лань Сичэнь дошел до пика одновременно с ним — Вэй Нин ощутил, как внутри него разливается влажное, теплое, — такое было первый раз за время их совместного совершенствования. Они некоторое время так и стояли, прижавшись друг к другу лбами, переводя дыхание, руки Лань Сичэня подрагивали, удерживая Вэй Нина на весу. Наконец Лань Сичэнь осторожно вышел из него, поставил на ноги и порывисто обнял, прижимая к себе. — Что… — прохрипел Вэй Нин, у которого оказался сорван голос. — Лань Хуань, что это было? Я чуть не умер. Я думал, я вознесусь на месте. — Невероятно, — пробормотал Лань Сичэнь. — Я… я не знаю. Я тоже, я… Они замолчали, стоя в объятиях друг друга, и отстранились лишь спустя несколько долгих минут — а может, часов. — Мне кажется, — Вэй Нин нервно усмехнулся, — нам нужно пойти помыться. А еще нужна сменная одежда. А еще… ты не пошутил? Лань Сичэнь посмотрел на него растерянно, удивленный такой резкой сменой темы. А затем понял, о чем идет речь, и на его лице появилась легкая улыбка. — Не пошутил, — ответил он, переплетая их пальцы. — Я был готов к этому еще в тот момент, когда отдал тебе свою лобную ленту. — Ох… — Вэй Нин закрыл руками алеющее лицо. — Цзян Чэн меня убьет.