Зависть выше крови

      Мне стоило бы поразмышлять о том, что я увижу на месте происшествия или о причинах этой катастрофы. Но вместо этого я трясся в седле и проклинал Аль-Хайтама, изящно трусившего рядом со мной на своем Сумраке. Я и утром понимал уже, что моей спине предстоит тяжелый день, но теперь это было вовсе невыносимо. Прибавилась и боль в заднице, ноги дрожали из-за чего Аврора все время норовила сбавить шаг.       Я недовольно зыркнул на этого засранца. Ему-то хорошо. Ни во что уже меня не ставит: захотел и присунул. И не абы где, а во дворце его Величества — это уже даже по моим меркам нагло и бесцеремонно. И ведь я же просил его прекратить, говорил, что мне больно и некомфортно, но он просто продолжил. Мне кажется, что даже если бы я его ударил, он не остановился бы.       — Сдается мне, что происшествие, подобное тому, что постигло эту деревню повторится. Наглый характер, отличительная черта в виде желтых цветов — похоже на задатки для серийных убийств. Ты так не считаешь? — Аль-Хайтам повернулся ко мне, но я молчал и подчеркнуто отвернулся в другую сторону.       — Пф, неужели, ты на меня в обиде? — он потянулся к поводу Авроры, чтобы подтянуть ее поближе, но я резко ударил его по руке.       — Ты так щепетилен в отношении нашей с тобой тайны, но сейчас на глазах подчиненных лупишь меня, словно обиженная девица, — он фыркнул.       — Мне было больно! Я просил тебя прекратить! — как я ни пытался скрыть их, но слезы все же выступили на глазах. — Я для тебя хоть насколько-то человек? Или тебе просто девушки не дают, а трахаться хочется?       Я пустил Аврору вперед, чтобы оборвать этот разговор. Что бы он ни сказал, прощать в моих планах сейчас не было. Это дело гордости и уважения. Пусть его это немного всколыхнет.       Аль-Хайтам делал несколько попыток нагнать меня, тогда я во всеуслышание заявил, что буду замыкающим в отряде. Тут уже у него не оставалось выбора: кто-то должен был вести. Было бы странно, если бы оба верховных рыцаря плелись в хвосте без какой-либо опасности со стороны спины.       Деревня, которую уничтожили находилась в 3-4 часах езды — действительно до наглого мало до столицы. Въехав в нее, искать жертвы даже не пришлось. На карнизах крыш аккуратными рядами висели трупы. Где один, где семья — они были синими стражниками смерти, угрозой, посылаемой нам.       Я отдал распоряжение обыскать дома. Мне было важно знать: было ли что-то украдено и эта картина извращенная метка какой-нибудь шайки воров, или это все же предупреждение и демонстрация нам, рыцарям короля. Аль-Хайтам приказал найти дом писаря и принести все его бумаги. Я об этом даже не подумал, хотя эти документы были важны и для переписи, и для поиска причины убийства.       Я спешился, потрепал нервничающую Аврору и направился к одному из домов, на которых висели трупы. Вздергивали их по принципу рычага: конец веревки был перекинут через крышу, там же его и привязывали — так было легче поднять и удержать тело, когда оно извивается в жажде жить. Вешали их педантично: они висели по убыванию в росте — у человека явно пунктик на порядке. Желтые цветы, успевшие подвянуть в ожидании нас, притягивали внимание на фоне посеревшей одежды крестьян.       Задержав дыхание, чтобы не поплохело от запаха разлагающегося на жаре трупа, я склонился и выдернул цветок у девушки. Их прикрепили строго напротив сердца и на это явно ушло не мало времени. Значит банда убийц достаточно большая.       — Желтый цвет, — Аль-Хайтам приблизился ко мне, листая на ходу маслянистые страницы от писца.       — Тоже об этом думаю. Что-то украдено? — забыв об обиде, я повернулся к нему.       — Нет, следы погрома есть, но оно ясно: люди сопротивлялись. И деревня мирная и бесполезная — ни людей важных, ни промысла, словно ее и не существует.       — Все указывает на то, что это послание кому-то. Желтый цвет — цвет вранья и предательства. Еще и напротив сердца. Кому-то нанесли глубокую обиду, — я отошел от трупа, меня мутило. Свежая смерть не так противна, как полежалая.       — Вот только кому, — Аль-Хайтам гундосил слова, потому что мыслями был в тексте. — На такое крупное происшествие точно бы приехал отряд рыцарей — слишком массово. Королю? Нам? В записях не описаны какие-то местные конфликты.       Ответить я не успел. Из глубины деревни, куда я еще пройти не успел, прибежал рыцарь и, запыхавшись, сообщил, что на последнем доме труп значительно отличается.       Мы поспешили туда. Уже издалека этот труп отличался, он сиял на солнце, но я не мог понять из-за чего. Его словно оловом облили.       Лишь в двадцати шагах я все понял и в испуге, схватившись за сжавшееся горло, остановился. Аль-Хайтам и рыцарь не сразу заметили то, что я отстал от них. У меня же подкосились ноги, я встал на одно колено не в силах отвести взгляда от трупа.       Тело девушки облачили в парадные одеяния рыцарей. На груди у нее на желтой перевязи точно так же была пришпилена желтая лилия.       Я смотрел на нее. И страхом, чувством вины всего меня сковывало изнутри, казалось, что я не встану больше, просто не смогу. Я должен лечь рядом с этой деревней, которую жестоко загубили только из-за меня. А я еще смел так хладнокровно рассуждать о причинах убийства, воротил нос от запаха трупов. Боже, лучше бы она просто явилась по мою душу, унесла меня одного, отомстила лишь мне.       — Итер! — Аль-Хайтам бросился ко мне и попытался поднять.       — Это она! — я рассмеялся, как безумный. — Люмин! Их всех убила из-за меня! Из-за моего малодушия!       Я схватился за кинжал на поясе и хотел заколоть себя им, но Аль-Хайтам вырвал его из рук. Он тряс меня, пытался поставить на ноги, напоминал о том, что при своем статусе я должен быть сильнее. Сдавшись, он велел подвести наших коней.       А я лишь смотрел на труп девушки в латах Люмин, в которых она унеслась пару лет назад, преданная мною и моим тщеславием.