Зависть выше крови

      То прекрасное ощущение и состояние, в котором я пребывал ночью, слетело с меня, стоило слуге постучать в мою комнату. Все. Как. Всегда. Болит!       Ночью от неизбежных последствий, разумеется, отмахиваешься, потому что наслаждение настолько безумно, что отпускать его не хочется. Но каждое последующее после Аль-Хайтама утро я встречаю мыслью: это последний раз, ни за что больше не разрешу ему такое. Сколько раз я уже так думал? Не знаю. Но такой уж я слабохарактерный человек. Помнится, что после того, как я с горя и радости напился в день назначения на верховного рыцаря, я поклялся, что алкоголь вообще ни разу в жизни в рот не возьму. И конечно меня Аль-Хайтам уже раз десять точно уводил на своих плечах, потому что я растекался пьяной лужей в пабе. А утром я вновь клялся себе, что ни за что пить больше не буду.       Кое-как убрав себя и одев, я оглянулся на постель и вновь подумал о том, какого мнения обо мне слуги — постель молила о пощаде и пенсии. Неплохо было бы наведаться в обеденный зал, но у меня было нехорошее предчувствие, казалось, что на должности ждет неприятный сюрприз.       Кое-как я вполз по лестнице на вершину башни. Кто вообще придумал, что верховные рыцари должны работать наверху?! За дверью меня по истине ожидал сюрприз. Соседний с моим стол не пустовал. За ним сидел Аль-Хайтам, закинув на его поверхность ноги. Он дремал. Ну пусть он и не работал, но хотя бы соизволил появиться. За его спинкой стула отчаянно и грустно переминался его подчиненный, видимо, долг службы требовал от него потревожить хозяина, но сам хозяин ясно дал понять, что его сон может дорого обойтись.       Я тяжело уселся на стул, ухватившись за поясницу и, еле удержав себя от того, чтобы не ухватиться и за задницу. Аль-Хайтам приоткрыл один глаз, на его лице проявилась довольная ухмылка.       — Ганс, — раздраженно гаркнул я, призывая из-за двери верного помощника. — Где тебя дьявол носит?! Что у тебя?       Ганс с досадой появился передо мной. Он уже, видимо, придумал для себя какое-то объяснение моему недовольному состоянию, которое в неделю бывало 5-7 раз, и сейчас явно прокручивал в голове мысль вроде: «опять не дала».       — Да здравствует ваша светлость, — он поклонился. — Министр финансов продолжает выражать свое неудовлетворение по поводу вчерашнего вопроса, к нему присоединился и глава гильдии кузнецов, заявивший, что в требуемые вами сроки, провести реновацию обмундирования невозможно по причине нехватки рук и руды.       — И куда он изволил деть кузнецов? У них гильдия по всей империи, пусть временно созовет с поселений.       — Всего у них хватает, — встрял Аль-Хайтам, даже не открывший глаз. — Среди кузнецов ходят толки, что министру финансов, успевшему положить себе в карман часть выделенных казной на этот год денег, просто опасно и невыгодно соглашаться с твоим распоряжением. Ему проще и дешевле приплатить главе гильдии кузнецов, чтобы тот начал на тебя давить сложностями с проектом.       Я откинулся в кресле. Боже, и что же делать? Как просто все в нашей рыцарской среде и на поле боя, где свою правоту отстаиваешь клинком. Что я могу противопоставить прямо сейчас этому скупердяю и лгуну. Люмин бы точно придумала. Я же просто шут на троне.       Ганс, — я выдохнул. Если моя авантюра не выгорит или если она сработает не так, то прилетит бумерангом мне, — найми тайно несколько разных групп наемников, желательно, чтобы те не знали о других группах. Давай им информацию о караванах и странствиях лордов. Пусть нападают, обворовывают, но не убивают: если цель дойдет до города без смертей, то платить буду дополнительно.       Ганс сделал себе пометку и хотел продолжать, но опять вклинился Аль-Хайтам.       — Считаешь, что это вызовет резкую необходимость в твоих рыцарях? — его скептицизмом можно было отравиться.       — Если бы ты чаще бывал на рабочем месте, то знал бы, что эта финансовая крыса с радостью донесет на упущение со стороны охраны и выполнения обязанностей других верховных чинов. Он запросит аудиенцию у короля по поводу нашей халатности. Тогда я весьма тонко намекну, что средства, отпущенные для войск, осели в кое-чьем кармане и запрошу ревизию на министерство финансов. Или он соизволит после этого выделить средства, или мне их дадут в ходе ревизии.       — Неплохо. Хотя и не оправдано рискованно.       — Заткнись, — сам бы предложил что-нибудь, а потом критиковал.       Ганс выгрузил мне на стол кучу депеш, ходатайств, писем. С завистью я посмотрел на абсолютно пустой рабочий стол Аль-Хайтама, оба наших подручных знали, что ему бесполезно что-то подкладывать — его делами буду заниматься я. С этими бумагами я и сам соображу, что делать. Однако Ганс, который, как я думал, удалится тут же, остался.       — Ваша светлость, сегодня до вашего прихода пришел посланик от вашего отца. При нем не было письма, — ну да, это в стиле моего отца, считавшего отчего-то, что люди вернее бумаг и герба. — Не застав вас, он велел передать, что ваш отец надеется увидеть вас в следующую пятницу в вашем семейном поместье. Вы должны будете встретиться с отцом вашей будущей невесты.       Вот точно не в этот момент я хотел услышать об этой злободневной теме. Я и без взгляда на Аль-Хайтама понял, что он вышел из своего расслабленного состояния и меряет меня сейчас взглядом. Я отослал Ганса, вместе с которым вышел и другой слуга.       — Так значит, — он встал и приблизился к моему столу, — быть моим для тебя мало?       — Не преувеличивай. Еще ничего не решено, я пытаюсь отстоять у отца этот вопрос.       — Еще? — он, поняв, что смотреть на него я не намерен, развернул мой стул к себе и исподлобья стал буравить меня тем самым взглядом, который я так не любил. Казалось, что в такие моменты в нем живет только разум, приправленный холодом.       — Не цепляйся к словам! — мне самому не нравилось, что меня пытаются впрячь в замок с девицей, от которой семья жаждет увидеть наследника.       Внезапно Аль-Хайтам рванулся вперед и, обхватив мою голову руками, приник к моим губам. От испуга я на мгновение закрыл глаза, но, открыв их, я встретился с тяжелым потемневшим взглядом Аль-Хайтама, который наблюдал за моей реакцией, словно пытался понять, насколько я принадлежу ему.       — Прек… — я попытался оттолкнуть его, но он укусил меня за губу, из-за чего я дернулся и замычал.       Я скосил глаза на дверь. Сюда в любой момент могут войти! Но Аль-Хайтам, видимо, моих тревог не разделял, его руки уже стягивали с меня штаны.       — Ты умом тронулся? — в панике зашептал я. — Мы во дворце его Величества! Сюда хоть кто зайти может!       — И что? — он пристроился, раздвинув мне ноги.       — Тебе ревность важнее меня самого? Или мои слова тебе въелись в память и тебе нужен был лишь повод, чтобы трахнуть меня здесь? — я был готов расплакаться от стыда, который еще не настиг нас.       Он посмотрел мне в лицо. Наверное, мои слезы, которые сейчас явно отличались от тех, что были проявлением наслаждения, немного отрезвили его. Он поднял меня на руки и отнес за одну из колонн, которые почему-то были натыканы по всему дворцу. Он вновь поцеловал меня, но уже спокойнее и мягче.       — Здесь нас не увидят, — я видел, что его заводит мысль о том, чтобы сделать это где-то вне моей комнаты.       — Услышат… — попытался протестовать я, но он уже вставил.       Бедные мои мягкие части тела, которые он нынче ночью истязал, они откликнулись и старой, и новой болью. Слезы вновь навернулись на глаза, они капали с подбородка и носа, когда я на уставших и напряженных ногах не удерживался и чуть не падал вперед.       — Больно, прекрати, пожалуйста, — я повернул к нему лицо.       — Прости, сейчас, еще немного, — он поцеловал меня в висок и ощутимо ускорился.       Я вскрикнул и тут же укусил себя в ладонь, чтобы ненароком не выдать еще более громкого звука. Было бы во мне чуть больше сил или роста, я просто высвободился бы.       Когда Аль-Хайтаму оставалось совсем немного, как мне казалось, в дверь постучали. В панике я оглянулся на него, сердце твердило, что сейчас остановится, лишь бы я не запечатлел своего же позора.       — Ваша светлость, это чрезвычайно важно! — да, судя по панике в голосе Ганса, так и есть. Он обычно вообще предпочитал без моего зова не входить.       — Войди! — я почувствовал, как предательски у меня дрожит голос.       Я сжался за колонной, слыша скрип двери. Аль-Хайтам цыкнул из-за ситуации и моего внутреннего состояния.       — Ваша светлость? — Ганс, наверное, вертит головой, пытаясь найти меня.       — Стой там, Ганс, — на его имени я чуть не вскрикнул, потому что этому проклятому кобелю вздумалось продолжить не выплеснутое в присутствие третьего лица. — Я… себя нехорошо почувствовал. Не хочу, чтобы меня кто-либо видел.       — Ваша светлость, могу я помочь? — он словно тупица, двинулся ко мне.       — Стой там! Или ты оглох! — я закричал и попытался ударить Аль-Хайтама по бедру, потому что он уже меня драл во всех смыслах этого слова, сжав в руках мою косу.       — Как вам будет угодно, — его голос звучал неуверенно. — Ваша светлость, прибыл посыльный с донесением о том, что близ столицы была уничтожена деревня. Всех ее жителей убили через повешение и прикололи к их одеждам желтые цветы. Ситуация требует вашего вмешательства.       В тот момент, когда Аль-Хайтам вынул, изливаясь, я похолодел и едва не упал. Близ столицы еще и безжалостное убийство всех жителей. Что это: бунт, вторжение иной страны? Или еще что-то? И еще эти цветы, которые больше говорят об целенаправленности и изяществе убийства, чем о его бессмысленности.       — Ганс! Вели седлать моего коня и коня второго верховного рыцаря! — я тяжело оперся о колонну и, если бы Аль-Хайтам не придержал меня, то я сполз бы.