Зависть выше крови

      Я откинулся на кресле и потянулся, слыша, как позвоночник и плечи отыгрывают похоронный марш. Не настолько прагматично я представлял себе роль верховного рыцаря. Вместо постоянных рейдов, войн и дипломатических поездок я почти все время провожу за документами, подписывая, одобряя, переписывая. Стоило подумать, что с одним делом разобрался, подписав важную бумагу, как тут же всплывала новая проблема, порожденная как раз этим подписыванием.       А самое обидное, что мне приходилось работать и за Аль-Хайтама. На своем рабочем месте он появлялся критически редко, а найти его, чтобы призвать к совести, у меня не было ни времени, ни возможности, потому что он мастерски находил места, о которых не помнит, наверное, даже главный дворецкий.       Нет, он не лодырничал. Бывало, конечно, что его находили за чтением какой-нибудь исторической книги, но в основном он ускользал из дворца и бродил или разъезжал по городу или окрестностям, чтобы собственноручно оценивать ситуацию и разрешать потенциальные назревающие конфликты или бунты, которых моими стараниями было немного.       — Твой указ о призыве на военное обучение юнош до 30 лет вызывает волнения и недовольства. Многие подозревают грядущее военное положение. Не думаешь, что на границах возникнет напряжение?       Я чуть не взлетел на спинку стула от неожиданности. Какого дьявола он опять так незаметно пришел. Я завертел головой из стороны в сторону, силясь понять, откуда в этот раз пришел звук. Аль-Хайтам, свесив одну ногу в бездну, сидел на окне, сложив руки на груди.       — Раз такой осведомленный, так может сделаешь что-нибудь во благо народа? Я могу вернуть твои бумаги на твой стол, — я недовольно скосил лицо и подошел к нему.       — Ты прекрасно справляешься, — вот просто как отрезал. Да я скоро на этих бумагах повеситься умудрюсь!       — Боже, ну как так получилось, что тебя выбрали на эту должность! Ты же оказался лентяем и смутьяном!       Прекрасно я знал, как его выбрали. При всех наших достоинствах мы оба понимали, что Люмин была в разы достойнее, чтобы занимать этот пост. Я долго пытался узнать, почему же так вышло. Наконец, я настолько всех достал, что мне все же втайне поведал приближенный короля, как так вышло. Причин было несколько. И самой главной было то, что моя сестра — девушка. Король считал, что с ней будет больше хлопот: эмоциональность, дни, когда ее бы брала слабость, а если не повезет, то она еще и матерью станет — королевству все это на пользу бы не пошло. Мужчин он считал сильнее, хотя она работала больше и усерднее нас с Аль-Хайтамом! К тому же, Королю нужно было, чтобы один из верховных рыцарей был противоположностью другого, дополнял несовершенства второго, видимо, в непохожем Аль-Хайтаме он увидел больше отличий от меня, чем в сестре-близнеце. И в довершении: король не хотел, чтобы в случае измены одного из рыцарей второй встал на его сторону, а не государства. То есть, если бы Люмин решилась поднять восстание, то во мне могли бы взыграть братские чувства и я предал бы его Величество. Вот только они просчитались в последнем. Аль-Хайтам мне даже ближе, чем сестра.       Аль-Хайтам выпростал свою огромную руку и обвил меня ею, притянул к себе. Я нервно оглянулся на дверь и попытался высвободиться. За мои потуги он наградил меня ухмылкой, но не выпустил.       — Черт возьми, сюда кто угодно может войти! — прошипел я.       — Кто угодно? — его глаза выразили недовольство и огорчение. — Неужели, пока я старательно рыскаю по городу, оберегая его порядок, и приношу тебе сведения, ты тут нашел «кого угодно» поинтереснее меня?       — Не переворачивай слова! А то сегодня ночью я кое-кого переверну, чтобы он понял, каково мне на моей роли! — я рванулся сильнее, но Аль-Хайтам от этого в оконном проеме качнулся наружу, поэтому я замер, боясь, что он так вывалится с башни.       — Раздражаешь, — он выпустил меня.       — Отлично, теперь я еще и виноват, — я обиженно отошел от него и демонстративно сел на свое место.       Боже, как только мы смогли почувствовать что-то друг к другу. И почему я теперь постоянно веду себя, как жена, которая уже устала от троих детей, быта и капризного мужа?!       Не знаю, конечно, но, наверное, в любой другой паре в такой ситуации мужчина бы подошел к обиженной половинке и ради своего же блага попытался сменить ее гнев на милость, но не Аль-Хайтам. Он, как всегда в подобных ситуациях, просто вывалился из окна. По мягкому стуку черепицы я понял, что он благополучно приземлился, куда надо было. Ну главное, что не убился.       Я быстро остыну, а после и зла не вспомню, и он прекрасно это знает, наверное, поэтому проявляет так смело свое привычное для всех пренебрежение. Неплохо, что я человек легкий, при его неаккуратности в поступках и словах.       — Ганс! Входи уже, я знаю, что ты под дверью уже давно стоишь, — я рухнул на стол. Устал. Перед Гансом можно не держать личину верховного рыцаря, этот пройдоха знает, что я пробираюсь по ночам в погреба, чтобы стащить себе еды. Единственное, о чем не догадывается — это о том, где спит Аль-Хайтам.       — Я принес доклад от сэра Альберих с западных границ. Это срочно. Еще министр по финансам выразил противление по поводу пересмотра снаряжения.       Я издал звук умирания, который слышит каждую ночь Аль-Хайтам, но в те моменты я умираю, скорее, от смеси усталости и удовольствия.       — Что по Люмин? — я повернул голову и уже по лицу понял, что тут все по-прежнему.       Она исчезла будто бы с лица земли. Ни в родительском доме, ни в окрестностях, ни за границей ее не видели. Я переживал, чувство вины не давало мне спать по ночам, если я недостаточно уставал днем. Мой пост в те минуты, когда я отвлекался от дел, казался мне наказанием.       Иногда я задумывался: зная о том, что этот желанный титул подарит мне и Аль-Хайтама, смог бы я, как иногда в воображении представлял, отказаться от него, как должен был. И все чаще говорил себе "нет". Но я так желал, чтобы сестра была рядом, я хотел хотя бы извиниться.       — Извините, ваша светлость, мы продолжаем искать ее. Но зато то, что вы попросили разыскать для сэра Аль-Хайтама, наконец, приехало.       Я вскочил. Вот они — добрые вести! Подарок, о котором я заботился последние два года со дня нашего назначения на пост верховных рыцарей, наконец, достиг должного уровня подготовки. Я лично приезжал хотя бы раз в неделю на ферму, чтобы удостовериться в том, что все идет должным образом. А сколько денег убил — можно даже не говорить.       У меня появилась мотивация к работе. Глаза стали носиться по буквам, а руки подписывать и надписывать должные распоряжения с такой скоростью, что если бы я работал так всегда, то необходимость в Аль-Хайтаме и вовсе бы пропала. Закончил я даже раньше времени, поэтому поспешил удалиться, хотя регламентом это было запрещено. На месте оставался доверенный Аль-Хайтама, пусть он разбирается в делах и молит бога о том, чтобы его начальник вернулся на пустующее рабочее место.       Я сбежал по лестнице и поспешил в отдельную конюшню. У нас с Аль-Хайтамом теперь все было отдельным от остальных рыцарей. И для нас это имело кучу удобств и способов скрыться от посторонних глаз. Крыло общежития, конюшня и стойла, слуги, баня, оружейная и это лишь то, что первым на ум приходит.       Конюхи при виде меня склонились. Я поспешил не к стойлу с Авророй — лошадью, которую мне подарил отец после получения титула и вести о том, что мой Мрак почил смертью храбрых, а к соседнему, пустующему. Для Авроры, которая по словам отца (искушенного конезаводчика) была прытка и послушна, хотя и сбавляла темп в топкой местности из-за тонконогости, было тяжело, что в конюшне она все время была одна. Аль-Хайтам из собственного упрямства отказывался заводить лошадь на постоянной основе после смерти Кавеха, поэтому довольствовался наемными лошадьми или брал кого-нибудь из молодняка, которых еще не присвоили. Меня это упрямство раздражало, поэтому я попросил у отца выбрать жеребца из молодняка и обучить его.       И вот этот молодой конь неугомонно топтался в стойле и все норовил укусить мою Аврору, которая радостно и с интересом встречала соседа. Невольно я вспомнил о своей шее, и плечах, которые я из-за укусов одного гада вынужден был все время прикрывать, изощряясь на хитрости. Видимо, каков хозяин, такой и конь у него будет. Они даже по крупности кости и недоверчивому фырканью были похожи.       — Приведите его в лучший вид к сегодняшнему вечеру! — я кивнул им на коня, которому до сих пор не дали имени — это была обязанность его будущего хозяина.       Конюхи засуетились. Я подошел к Авроре, она радостно ткнулась мне мордой в плечо. Хорошая, у нее такой осмысленный взгляд, что иногда она напоминает мне Люмин. Думаю, что отец готовил Аврору именно для сестры, потому она такая белая и изящная, словно для барышни на прогулке.       — Ты хоть не доверяй этому мужлану, — я скосил взгляд на ее нового соседа и потрепал ее по шее, — а то будешь, как твой хозяин по утрам.       Я покинул конюшню и направился в наше крыло. В моих планах было вздремнуть и поразмыслить о том, что сделать с дипломатической обстановкой. Но все свелось лишь ко сну — устал больше, чем ожидал, а моя спина только рада была распрямиться на мягкой кровати.       Проснулся я в сумерках от того, что кто-то прыгнул на пол. Это был Аль-Хайтам, влезший в окно.       — Слушай, в эту дверь даже такой шкаф, как ты пролезет, — я сел, щурясь на свет.       — Слуги увидят, что я слишком часто захаживаю к тебе, — он устремился ко мне.       — Как будто они не догадываются о том, что ты не ночуешь у себя, — он прильнул к моей шее, я затрепетал от его дыхания. — Стой, стой! Подожди! Нам нужно кое-куда сходить.       — Не нужно, — он укусил меня, черт.       — Я сказал: нужно, — пришлось силой оторвать его от моей шеи, с которой обычно начиналось мое истязание.       — Ты думаешь, что я куда-то смогу пойти?       — Придется, — я упрямо встал и поправил воротник стойку, чтобы он спрятал свежие следы от моего мучителя.       Недовольно с настойчивыми вздохами и хмыканиями он все же последовал за мной.       — Ты не рационально используешь и время, и силы, ты в курсе, что за те пять минут, что мы идем, ты бы уже пару раз излился лишь от моих ласк?       Я покраснел до корней волос, быстро огляделся и, стащив с себя перчатку, быстро затолкал ее в рот Аль-Хайтаму.       — Давай ты приведешь свою статистику завтра на работе! — я не знал, куда деться от смущения, поэтому ускорил шаг.       — Хм, — он достал мою перчатку и старательно спрятал у себя на поясе. — Отличная идея, там мы еще не делали этого.       — О, боги! — как под личиной этого образца занудства прячется настолько похотливое животное?       Конюхи при виде меня кивнули, говоря, что мои распоряжения исполнены в лучшем виде. Я схватил Аль-Хайтама за руку и с горящим нетерпением ввел его в конюшню.       Лоснящийся черной шерстью с красивым изгибом шеи конь даже встал так, словно желал продемонстрировать новому хозяину все свои достоинства. Я причмокнул губами, подзывая подарок Аль-Хайтама и положил его руку на морду лошади. Сам я ни разу его не трогал, чтобы он ненароком не привык ко мне.       — Он твой. У него еще нет имени, но я попросил воспитать его специально для тебя, — я волновался, боясь, что он не захочет принимать моего подарка, поэтому говорил быстро. — Если ты не примешь его, то я тебя месяц буду прогонять из своих покоев! Смотри, видишь, какие ноги, а корпус! Я попросил, чтобы они нашли самого крепкого, как ты. Отец ездил даже в соседние земли, чтобы привезти фризскую чистокровную кобылу. Он лучший из той весны.       — Он прекрасен, как и я, — я услышал, что он улыбается. От скромности он точно не похудеет.       Я попытался повернуться, чтобы посмотреть на то, как Аль-Хайтам выглядит сейчас, смотря на мой подарок ему, но этот хитрец будто нарочно склонил голову к моему плечу и уткнулся в него.       — Я с радостью приму этого коня. Он великолепен. Но если мы сейчас же не вернемся назад, в спальню, чтобы я отблагодарил тебя за твой дар, то я сделаю это с тобой прямо на глазах у наших лошадей.       Ну уж нет, такой психологической травмы я не желаю ни своей Авроре, ни этому молодому коню, который даже дорог еще не видал.       — Аврора, не повторяй моих ошибок, — я с нотой горести провел на прощание по ее гриве.       — Будешь Сумраком, такой же бешеный и красивый, каким является это слово для меня, — Аль-Хайтам провел по гладкой и округлой щеке коня.       После наречения брата по оружию он быстро развернулся и повлек меня из конюшни.