Зависть выше крови

      Ни разу я не оказывался в такой ситуации, поэтому действовал по наитию. Серьезнее простых царапин и ссадин мы никогда втроем не получали, да и те лечили королевские лекари. Раны, подобные этой, я видел раньше только на других рыцарях. Поэтому Аль-Хайтам, пытавшийся скрыть мелкую дрожь, и сам вводил меня в дрожь.       Я помог стянуть его нагрудник и расстегнуть сорочку, потому что правая рука уже не поднималась, а может, ему просто не хотелось испытывать боль от движений. Кровь до сих пор сочилась, весь бок был в засохшей и свежей крови. Повезло еще, что это не левая сторона.       — Ты как? — я робко поднял взгляд, мне казалось, что он в любой момент отъедет.       — Дышать тяжело, — он отвернулся.       Надо было перекрыть рану. Оглядев себя, я не смог многого придумать. Я достал платок Люмин и прижал к его боку. От неожиданности он рванулся и засопел.       — Ты идиот? Это же платок твоей сестры, у вас же с детства этот обычай, — он хотел оторвать лоскут от тела, но я, не сдерживая силы, ударил его по руке.       — Это просто тряпка, она поймет. А твоей смерти мы оба не поймем.       — Не думаю, что все так серьезно, — и словно в опровержении своих же слов, Аль-Хайтам закашлял. На руке, которой он прикрывался, и на губах показалась кровь.       Все во мне похолодело еще сильнее. Это точно не царапина, видимо, задеты органы. Надо поторопиться попасть в деревню. Но сначала надо закрыть рану.       Я стал снимать свой нагрудник, чтобы использовать свою сорочку, как лоскуты, чтобы перетянуть эту скалу, но Аль-Хайтам, закатив глаза, указал мне на кучи тряпья, драгоценностей и оружия вдоль стен пещеры. Я удивился, как сам не заметил их. Наверное, от страха совсем соображать разучился.       Подойдя к одной из изобилующей тканью и женской одеждой куч, я стал рыться в ней, выискивая что-то относительно чистое и пригодное для спасения друга. Вдруг меня насторожили звуки снаружи. В первый раз я решил, что мне причудилось: мало ли здесь птиц и оленей. Но когда спустя несколько секунд я услышал болезненный взвизг коня, я понял — не показалось.       За раной Аль-Хайтама мы совсем забыли про лошадей, оставленных снаружи. Схватив меч и велев другу ждать меня, я вылетел из пещеры. Когда я взбирался по этой чертовой «плотине», я думал, что на лошадей покусились остатки разбойников, о которых мы могли не знать. Но когда я преодолел преграду наполовину, то понял по рычанию, что ситуация еще хуже. Это были волки. Почуяв легкую добычу в лице откормленных лошадей, они не преминули покуситься на нее. Чуть ли не кубарем скатившись по камням и веткам, я понял, что опоздал. Кавеху уже вцепились в шею и он, жалобно перебирая ногами, принял свою судьбу в виде волчьего ужина. Мрак, видимо, смог оборвать поводья или я их ненадежно закрепил, но по следам я понял, что он удрал, преследуемый двумя-тремя волками.       Хищники заметили меня, но от дележки еды отвлеклось всего пара самцов. Я отчаянно размахивал мечом, уничтожая одного за другим, а про себя со слезами думал, что хорошо бы было, если бы они просто тут меня и загрызли.       Друг ранен, коней нет, еды тоже: того, что я, возможно, смогу спасти с седла Кавеха, хватит нам с трудом на один прием пищи. Как мы будем выбираться? Хоть волков и ешь. И ведь никто даже не подумает отправиться на наши поиски в течение дней трех: решат, что мы закончили, но просто пропадаем по кабакам, или поехали иной дорогой.       Остатки волков поняли, что поесть им спокойно не дадут, поэтому, скалясь, неохотно удалились. Что-то мне подсказывает, что ненадолго. И если коня им окажется мало, то они и по наши души придут. Дьявол.       Я присел перед частично обглоданным Кавехом и стал снимать с него котомку с едой, заготовленной Аль-Хайтамом. Может, притащить мясо коня? Нет, друг ни за что меня не простит, если узнает, что мы ели мясо его Кавеха. Съесть своего коня — все равно что съесть товарища. Ни в одну из осад до такого не осмеливались доходить.       Я вернулся в пещеру с убитым настроением, что тут же не укрылось от взгляда друга, который был заметно ближе ко входу, как и его меч. Видимо, он, когда я ушел, все же попытался прийти мне на подмогу, но то ли раздумал, то ли не осилил перехода через препятствие. За время моего отсутствия он нашел и какую-то белую тряпку, из которой неумело пытался соорудить себе перевязь.       — Съели? — его ум, как всегда, до всего дошел без пояснений.       — Твоего съели, а мой сделал ноги. Надеюсь, что сможет удрать.       — Может, попробуешь найти его? — я помотал головой. Сейчас надо было сохранить его состояние. А судя по испарине, которая выступила даже на холоде, и по ленивости его движений ему хуже.       Затянув его так плотно, что он теперь походил на капусту, я соорудил нам что-то вроде бастиона из одежды, награбленной разбойниками, чтобы не задувал ветер, и отыскал одежду потеплее — хотя бы ее хватало.       Огонь у меня не получилось развести: огнива с собой не было, я не думал, что наш поход затянется, а по-старинке, как это делали другие старшие рыцари, из одних жердей я вывести не смог даже дыма. Поэтому нам оставалось лишь поглотить холодной еду и рассеянно сидеть, чувствуя, как холод медленно подбирается и сквозь слои одежды.       Слабость быстро провалила Аль-Хайтама в сон, но у меня не выходило. Я смотрел на ночь за пределами пещеры, которая дышала опасностью и прислушивался к каждому шороху, боясь и волков, и разбойников, и того, чего еще не знал об этой горе. Временами я подносил руку к носу и лбу друга, чтобы проверить его состояние. Может мне казалось из-за контраста температур, но похоже, у него был жар.       Ближе к рассвету он проснулся и, рассеянно сев, поморщившись и задержав дыхание от боли, спросил:       — Ты как? — от его вопроса меня пробрало нервным смехом.       — Это я должен спрашивать, дурачина. Вон самого как скосило от простого движения, — я попытался тыкнуть его в больной бок, но он перехватил мою руку и, внезапно скинув с меня одежды, которыми я укрывался, показал на царапину, оставленную во время битвы с разбойниками.       — Такая же у тебя на спине, а еще несколько укусов, судя по порванной одежде и крови на ней. Почему не попросил помочь меня?       Я посмотрел на царапины и рваные раны на руках от битвы с волками. Я старательно пытался забыть о них. Нет, боли от них такой, какую бы я не вынес не было, но я переживал, как бы эти раны в нашей ситуации не загрязнились и не загноились. Если отнимется нога или рука, я не перенесу. Просить Аль-Хайтама о помощи, который он от собственного состояния не смог бы оказать, я не посчитал нужным. А ногу с руками и сам кое-как замотал. Только на спине временами горела полоса от чужого меча.       — Ой да что ты об этих пустяках. Смотри, — я вскочил и, стиснув зубы, сделал пару прыжков с корточек и перекатился с рук. — Даже не болит ничего, — я сел назад поближе к другу, потому что утренний холод сразу же пробрал меня до сердца.       Некоторое время мы сидели в тишине, размышляя о своем. Я не мог решить: пойти мне на поиски какой-нибудь еды и вновь попытаться развести огонь; отправиться в одиночку в деревню за помощью; или нам с Аль-Хайтамом попытаться вместе отправиться туда. Второй вариант точно отпадал. Мало ли кто может покуситься на жизнь товарища, пока я ковыляю на своей раненой ноге. Но перенесет ли он путь с горы, который без коней займет у нас не меньше полудня?       Исподтишка я заглянул в лицо друга и понял, в каком направлении он думает: знаю я этот оттенок самопожертвенного трезвого разума на его лице, когда и брови, и губы кривятся, а глаза довольны собой за трезвый расчет. Прежде чем он выдал свою «гениальную» идею, я воскликнул:       — Ну когда мы выберемся отсюда, тебе точно будет минус парочка баллов за ранение, наши шансы с Люмин резко повышаются, — я рассмеялся и слегка толкнул его в ногу, чтобы не потревожить корпус. — Давай, надо справиться с дорогой до деревни. Для тебя это легкотня.       Он раздраженно вздохнул и отвернулся. Незаметно от меня он пытался шевелить правой рукой и телом, делая какие-то свои выводы. Я начал собираться, решая, как бы пристроить свой и чужой меч, чтобы при этом иметь возможность поддержать и товарища при надобности, а заодно отбирая одежду потеплее.       — Почему ты так хочешь стать верховным рыцарем? Стоит ли эта ситуация того, чтобы через пару месяцев кого-нибудь из нас нарекли этим титулом? — я посмотрел на него с удивлением. Его лицо горело, видимо, жар его мучил и вводил в отчаяние, как и собственная беспомощность.       — Ну как зачем? — я подобрался к нему и стал аккуратно накидывать одежду на него, готовясь к путешествию. — Процветание и безопасность государства, почет и слава, которую внесут в книги. Ты же и сам знаешь, — я посмотрел на него и понял, что он не об этом. — Ну на этой должности я точно защищу то, что мне дорого. От меня же буквально будет зависеть и дипломатия, и ведение военных действий, и порядок внутри государства. Это значит, что важные для меня люди точно будут в порядке. А еще, — я улыбнулся, — представь, с какой гордостью рядом со мной будет идти человек, которому я отдам всего себя. Такому и король может позавидовать.       Аль-Хайтам ничего не ответил, я даже не был уверен, услышал ли он меня.       Подхватив его под левое плечо, я потянул его вверх. Благо, он помогал мне. Осторожно мы двинулись в путь. Скалу, в которой и находилась пещера, пришлось обходить с другой стороны, потому что друг точно бы не перевалил то препятствие. Пусть он и шел сам, но спотыкался, останавливался, чтобы перетерпеть боль, и искал место для отдыха довольно часто. Я несколько раз предлагал ему свое плечо, но этот упрямец отвергал его каждый раз.       Я был даже рад, когда он находил поваленное дерево и садился на него. Потому что моя нога, словно заняла весь сапог, хотя раньше я все время стеснялся того, что он сползает и вяло свисает. Если мы не выберемся в течение пары часов, то из игры выйду и я.       Все время я прислушивался к лесу, сжимая рукоять. Это место не было радо нам, ослабленный Аль-Хайтам мог полагаться только на мой клинок, поэтому нельзя было допустить, чтобы опасность напала на нас первая. Но пока нам везло.       На склоне, примерно в километре от пещеры я увидел обглоданного коня. Мрак не смог спастись. Судя по вывернутой ноге, его сгубила наледь, которая позволила волкам умертвить его. Попрощавшись взглядом с конем, которого мне отец подарил несколько лет назад, как и Люмин, когда мы поступили на службу к королю, я поковылял к Аль-Хайтаму, усевшегося уже прямо на снег под деревом.       — Итэр, я уже не могу. Не хватает сил. Я просто без чувств упаду скоро, в глазах темнеет, стоит мне пройти пару шагов. Одна смерть лучше двух.       Я замер. Хотелось бы мне помотать головой и самоотверженно заявить, что я потащу его сам до деревни. Но я уже и сам не верил в свои силы. Но выбираться надо было. И делать это в одиночку я не рассчитывал.       Оглядевшись, в поисках ответа на нашу беду, я и тут не нашел ее. Ничем нельзя было облегчить ситуацию. Я подумал, что можно было бы взять седло и на нем тащить друга, но понял, что это тоже не выход: для этого нужно, чтобы у Аль-Хайтама хватало сил в руках, а руки как раз были самыми слабыми в этот момент. Да и седло просто бы завязло в снегу под его весом.       Нет, иногда бывают в жизни моменты, когда надо действовать через силу, когда сам не знаешь, откуда их брать. Но идти надо. Я взял руки Аль-Хайтама и втащил его на спину, пошатнувшись. Больная нога подогнулась, но я тут же выпрямил ее.       — Иди к черту. Или два трупа здесь, или два живых там. Еще раз скажешь, чтобы я тебя бросил, и я тебя дома в навоз скину.       Медленно шаг за шагом я двинулся по склону. Аль-Хайтам сначала помогал мне, я чувствовал, его опору, но в один момент весь его вес упал на мои плечи, я понял: отрубился. Минут двадцать я так полз, а потом и сам потерял силы и рухнул. Не знаю, сколько времени мы так провалялись в снегу, замерз я изрядно. Но солнце еще не начало клониться в тот момент. Сил, чтобы втащить его на плечи у меня уже не было, поэтому я просто стал тащить его за плечи вперед. Через 15 минут я увидел деревушку.       Я постоянно кричал, взывая к помощи, но никого в округе не было. Поэтому оставалось лишь тащить Аль-Хайтама. Через час мы натолкнулись на первого человека у самой деревни. От счастья мне хотелось плакать.       — Именем короля, помогите, пожалуйста, — от усталости я уже мешал обязанность и просьбу. Мне было необходимо, чтобы нас услышали.       Вокруг нас тут же поднялась суета, благо, что люди вокруг были добрыми. И меня и Аль-Хайтама повели в какой-то дом, где я почувствовал: худшее позади.