Листки дрожат от ветра

Мы с тобой одной крови, Мы с тобой одной породы, Нам не привыкать к боли, Если имя ей — свобода. Где же ты, мой брат, Где же ты, мой друг, Где же ты, моя любовь? «Мельница» — «Одной крови»

— Ты прэдставляэшь, что эти гадята вчэра откололи?! — кажется, для Наташи стало привычным делом поутру выслушивать жалобы от Ярославы. — Что, Ясь? — Наташа один глаз потёрла, просыпаясь, а другим глянула на часы. До отъезда оставались жалкие два часа. Два дня в тайге в обществе орды подростков и проклятых близнецов уже не казались ей такой отличной воспитательской идеей. — Притащились в ночи пьяные под руку с мэртвэцами из госпитального морга! Сказали сами идти нэ могли! И вызвали трупов, как подпорки! — Ебануться, — вздохнула Нехлюдова, в очередной раз удивившись после утверждения, что её уже ничем не удивить. — Я с трудом умастила тёсов снэсти их обратно! — Близнецов? — с отчаянной надеждой вопросила Нехлюдова. — Куда там! Трупы! А эти айны дрыхнут вмэстэ на диванэ. Наташа, вот что я думаю! На выэздэ их нэобходимо раздэлить. — Отличная мысль! Здравая! — моментально поддержала старшую коллегу Наташа. — Да! Вахтанг отправится со мной исслэдовать камни...       Наташа застонала и ударила себя ладонью по щеке. Значит... — А Яхонтов — ты убэй, но я чую, что у вас много общэго! Что-то в нём эсть раститэльноэ... — Неврастительное, — подсказала ей Нехлюдова. — Ха-ха-ха, ты шутишь, это хорошо. На выезд он твой! — Ярослава раскаркалась в трубку и отключилась собираться. «Он твой». Персональный захребетный монстр. Ладно. И не такое претерпевали в экспедициях посерьёзнее.       Заповедник «Крапчатые горы» встретил две группы юных учёных брызгами солнца по вспученным спинам отрогов и бесконечным шумом тайги, в которой, как в море, купались ветра. Порывы дикого Стрибога набросились на детей с рюкзаками, перебрали непослушные кудри близнецов, затрепетали цветными ленточками в чёрных косах Ярославы. Та подтянула фотокамеру на плече и размашисто повела группы к месту стоянки. Входя на территорию заповедника, Савва приметил раскидистую ель с мохнатыми ветками и приветственно хлопнул её по иголкам: — Дай пять, красавица!       Что-то неврастительное в нём явно присутствовало. Двое-трое учеников заразились его жестом и сделали с ёлкой то же самое. На первой стоянке ведьмы-наставницы и объявили своим группам о небольшой перетасовке. — Какого Велеса, ять! Наталь Николавна! Меня нельзя оставлять без Вахи! — Это нечестно, э! Я что, буду с этой... С курилкой по оврагам пачкаться? — Вахтанг не находил слов для гневного описания Ярославы Ростиславовны. — А мой брат, моя кровь — цветочки нюхать? — Рэшэниэ старших обсуждэнию нэ подлэжит. — Шорская ведьма была тверда, и родная земля добавила ей силы внушения. — Я ничего не хочу делать без брата! — разорался Вахтанг. — Вот и учись нэ быть придатком! — осадили его, с тем поставив точку на разделении.       Коротко говоря, они разошлись на развилке главных троп заповедника, идущих вдоль рукавов реки Кундум, или проще — Кондомки. Ярослава повела свою группу к каменистому подъёму, Наташа свою — вглубь тайги. Весь день Савва выглядел прибитым и был послушен, как телок, даже по поводу названия Кондомской поймы ничего не пошутил. Слазить достать болотных растений для гербария — пожалуйста. Таскать тяжёлый планшет с образцами — за милую душу. Помочь девчонкам поставить палатки — на здоровье. Но он куксился без близнеца, и под конец первого дня Наташе стало его почти жалко. Кто бы мог подумать, что Савва-ангелочек будет нервировать её и желать увидеть знакомого Савву-баламута. Наташа не знала насколько тесной связью обладают близнецы! Но её совести долго мучаться не пришлось.       В ночи по верхушкам кедровников прошуршал ветерок, и, прижавшись одним ухом к спальнику, Наташа другим уловила переговор одинаковых голосов. — Старуха так и сказала, Сав! Что эта писаница над рекой — запретное место у шорцев и никому нельзя прочитать, что там написано! — Да ладно, что там, ять, такого? Доисторическая порнография? — Это точно выступал Яхонтов. — Шорцы говорят, что на тех, кто прочитает иероглифы, падёт кара небес, э! Курилкины слова! — Вау. — Савва помолчал. — Ну теперь мне просто-таки хочется это проверить! «Надо же, нашли друг друга! Родственные души... Нет, они этого не сделают, — через неподъёмную дрему подумала Наташа. — Это борщ уже». — Брат, кара, — напомнил Вахтанг. — Ну кара, карой, а буквы там можно перевести в слова? — настаивал его близнец. — Наверное, ключ у меня есть, мы записывали днём! — А я шишек полный рюкзак набрал, дома посажу, — поделился с ним Яхонтов. — Ой, пофиг! Летим, прочитаем эту хреноту! — А как же кара? — Ну чего ты боишься? Мы Полководца Отвагу по Калтаю водили? Водили! Мы в нижнем мире были? Были! Через порталы прыгали? Прыгали! Даже у дядьки из черепушки чёрную косточку доставали! Кара неба для нас — тьфу! Мать и то страшнее, отвечаю! «Ох, как мне всё это не нравится, — подумала Нехлюдова прежде, чем уплыть в сновидения и подскочить в спальнике минут через пятнадцать. — Стоп! Это что сейчас было, про писаницу на Языке Дьявола? Да чтоб их! Зачем я уснула-то?»       Она спешно натянула штаны и выбралась из палатки. Стояла тихая ночь, перемежающаяся уханьем совы и стонами речных лягушек.       Наиболее труднодоступное из шорских письмён было высечено на плоском, слегка изогнутом горном выступе у излучины Кондомки. Известностью оно славилось, но охотников испытать судьбу не находилось. Сыпухи там случались постоянно, и поговаривали, что байку с проклятьем придумали для того, чтобы горе-альпинисты меньше разбивались в этом притягательном уголке природы.       Но что такое сыпуха для ветров? И что такое старая легенда для полукровной колдуньи, знавшей силу произнесённых слов. Наташа мчала на всех потоках, осматривая окраплённые луной скалы, пока не увидела почти клинок — каменный выступ, вознесенный над мирной полосой воды. — Савва! Вахтанг!       Наташа видела скрюченные на Языке фигуры близнецов. Савва сверял знаки с буквами, а Вахтанг записывал. — Какая разница, э! — перед приземлением Наташи бросил он карандаш. — Это всё равно на шорском! — Похвастаемся отцу, когда увидимся вновь, — ответил Савва. — Он знает шорский. — Ваха перенёс последний символ. — Быстрее бы домой. Я соскучился. — Я тоже, — вторил ему близнец. — Эй вы, оба-двое из ларца, одинаковых с лица! — Грозно провыла Нехлюдова, складывая потоки. — Вам разве было разрешено тут находиться? Уважайте обычаи местных! — Наталь Николавна! — подскочил Савва для оправдания, — да мы ничего и не ломаем! — Эту писаницу нельзя читать! И вы знаете! — Ха! И где логика? — растопырился Яхонтов с руками в боки. — Зачем писать то, что нельзя читать? — А ты маты зачем на материном офисе написал тогда, э? — припомнил было ему Вахтанг, но тут каменная площадка под ними тремя начала рушиться, и ветрогоны едва сумели остаться в воздухе. Древность сделала Язык Дьявола хрупким, и выдержать троих он оказался неспособен. Три ветра перепуганно глядели, как обломки писаницы катятся к речному берегу и с грохотом уходят под воду. — Ну вот! Смотрите, что вы наделали! — продолжила наступление Наташа, спустившись с парнями к берегу. — Это был охраняемый природный памятник! — Плохо же его охраняли! — заметил Вахтанг, а Савва едко прибавил: — И что это мы наделали, тёть Наташ? Всё шло идеально, пока вы тут не угнездились! «А ведь он прав», — куснула совесть. Но Нехлюдова взяла себя в руки.       Оглядела глыбы гранита в речном потоке. И рассудила: Язык всё равно готовился рухнуть. Если Ярослава, а тем более Саша узнают, что это дело рук близнецов, им несказанно попадёт. И она не сможет остаться в стороне, потому, что действительно, меньше надо было налегать на «рафаэлки» после сорока... А порча супругой охраняемого памятника Адаму точно не по карману. — Так. Слушай меня сюда оба. — Наташа заговорщецки подтянула к себе две любопытствующие холки, — скала упала сама. — О, мне нравится такой расклад! — Тихо, Савва! Вахтанг, ты летишь обратно в лагерь Ярославы и ложишься спать. Хорошо, что вы переписали текст! Мы его потом дешифруем. И никому, никогда... Ясно вам? — Нехлюдова по-озорному выставила вперёд мизинец, и близнецы сцепились своими с её, закрепляя уговор. Ваха с важным видом кивнул брату и улетел. «Скала упала сама», — звучало так до стыдного «по-блондинковски», что Наташу покоробило от собственного малодушия. Но Савва толкнул её локтем. — Спасибо вам. — Мне кажется, мы за это огребём, — выложила она то, что скреблось на сердце. — Да и ехало-болело! Что вас в детстве мало наказывали? — Я была примерным ребёнком, — сквозь зубы призналась Нехлюдова. — Ну надо же когда-то начинать кусаться? Я вас научу держать удар, как парень, получавший люлей ото всех направо и налево, а?       Она вздохнула и выпроводила его за поток к лагерю ботаников.