Отражение змеи

      — Ну быстрее уже! Что вы там возитесь?!       Мальчик трясущимися руками сложил в походный мешок своё старое кимоно — как было, мятое, без пояса, всё равно уже. Окинул мечущимся взглядом комнату — всё, больше ничего не забрать, либо большое, либо слишком крепко висит. В последний момент зоркий взгляд выхватил блеснувший в полумраке бок круглой куклы-Дарумы — схватил и её с полки, кинул поверх тряпья, затянул мешок покрепче. Дом с собой всё равно не утащишь, конечно, главное — одежда и продукты, но ему хотелось, до боли, до дрожи в коленях, выпросить у своей старой жизни хоть кроху памяти о себе, пока она не ушла навек. Мальчик был совсем юн, но не глуп. Он понимал, что домой уже не вернётся.       — Иси!       Закинув мешок за плечи, ребёнок выскользнул через потайную дверь в стене.       Воины будут искать их дома, потом выслеживать по улицам, а они уйдут лесом, все трое, и больше их не найдут. Они спрячутся, как змеи среди камней и коряг, переждут зиму, какая бы суровая и долгая не выдалась, и выйдут весной, окрепшие и готовые мстить — но это, конечно же, будет потом. Сейчас нужно просто сбежать и исчезнуть.       Втроём, никого не бросая, потому что они семья.       В темноте за домом, страшной и неуютной, не ждавшей гостей, Иси различил две пары сверкающих зеленью глаз, побежал на них, как на блуждающий болотный огонёк.       Миг — и мальчишка упал в горячие объятья матери. От неё пахло остатками дома, волнением и благовониями — видимо, перед побегом она молилась, чтобы всё прошло хорошо. Женщина не дрожала, не плакала — гладила сына по коротким чёрным волосам, шепча утешительную бессмыслицу на ухо. Кто-то дёрнул его за правый рукав — обернувшись, Иси увидел своё собственное лицо, только насупленное и недовольное, с запёкшейся кровью на разбитой губе.       — Капуша ты. Нам же бежать надо.       Серьёзно кивнув, Иси постарался и сам стать насупленным, чтобы ничем не отличаться от своего старшего брата-близнеца — лучше уж так, чем выглядеть перед ним плаксой. Мальчик искренне не понимал, почему всё ещё не плачет — обычно он не мог сдержать эмоций даже перед уличными хулиганами, и Мидзу приходилось за него заступаться. Вот и сегодня он получил в челюсть из-за того, что высказался, когда кто-то обозвал Иси «нюней» — за такие моменты потом всегда было стыдно, и от мамы перепадало обоим. Мидзу — за то, что полез драться, а Иси — за то, что не удержал брата. «Лишних ссор нам не надо, мы должны жить в мире со всеми, хватит с нас», — говорила мама, а дети, хлопая глазами, не пытались вдумываться в её слова.       Жить в мире.       Хватит с нас.       Увы, жить в мире получилось недолго, и теперь им нужно было спасаться бегством. На стенах опустевшего дома у них за спиной уже плясали оранжево-алые всполохи, похожие на лисиц; ветер доносил запах дыма и гари. Воины пришли в деревню и жгли дома тех, кто отказывался отвечать на их вопросы.       «Здесь живёт женщина-лекарь и двое её детей?»       Нет, она здесь больше не живёт. Её не видели в деревне уже давно. Скорее всего, перебралась с детьми куда-то на север. Здесь их точно можно не искать.       По крайней мере, так мама велела отвечать соседям. Те косились на неё, пожимали плечами. Никто не верил, видимо, в то, что военное правительство действительно пошлёт солдат, которые сейчас на вес золота, в богом забытую деревушку, искать какую-то нищую вдову с детьми. Ну что такого она могла совершить, покушение на жизнь Императора?!       «Запомните, мои мальчики, мы ни в чём не виноваты. Наша совесть чиста, и нам нечего искупать. Мы будем просто жить тихо и мирно, где-нибудь далеко.»       Хрупкая затёртая верёвка на деревянном сандале быстро порвалась, и его пришлось выкинуть в заросли. Иси бежал, едва поспевая за матерью и братом; босую ногу изодрало камнями и сосновыми иглами, но останавливаться было нельзя. Он ощущал их затылком, каждым волоском на теле, каждой клеточкой кожи: погоню за ними, тремя тенями посреди лесной чащи. У мамы наверняка был план — она не стала бы вести их в никуда, наугад. Всё обязательно будет хорошо…       Вылетевшая откуда-то сбоку стрела вошла в землю по середину древка, ровно между Иси и матерью, разорвав ткань рукава её одежд. Мидзу, успевший убежать немного вперёд, остановился, как вкопанный: почуял. Зашипел, подобно змее, обнажил зубы — совсем как утром, когда защищал Иси от хулиганов. Мать повелительно вскинула руку, белеющую в ночной мгле, как лезвие клинка.       — Бегите вперёд, мальчики. Я разберусь и догоню вас.       Закрыв собой застывшего Иси, мать гордо и словно бы без страха взглянула в чёрные провалы шлемов, медленно выплывавших из-за деревьев. Там, под этими шлемами, были живые люди; у многих из них тоже были жёны, тоже ждали дома маленькие дети, совсем как Мидзу и Иси. И этих детей нужно было на что-то кормить; а армия, как известно, хорошо вознаграждает солдат, которые не смеют ослушаться приказа.       В свете вышедшей из-за облаков луны, уже шедшей на убыль, фигура одинокой женщины, не спускающей взгляда с закованных в доспехи людей, выглядела почти что ожившим мифом. Её причёска, простой пучок, рассыпалась, не выдержав дикого бега, и чёрные пряди прочертили карту рек по оголённой спине. Разорванное второй предупреждающей стрелой кимоно сползло, оголяя жертву до пояса: на белой, словно слоновая кость, коже блестели чёрные кольца татуировки — трёхглавой змеи, или трёх змей с единым телом, Иси не знал. Мать не любила говорить про свою татуировку, мылась отдельно от других деревенских женщин, словно боялась чего-то.       Теперь же ей явно было всё равно, что могут увидеть солдаты — они уже и так знали о ней достаточно, раз уж пришли её убить.       Иси смотрел, дрожа, как юный оленёнок, из зарослей — Мидзу оттащил туда брата, заткнув ему рот потной солёной ладошкой, лишь бы не кричал. Мама велела бежать, но оба мальчика, не сговариваясь, прижавшись друг к другу, решили досмотреть страшный спектакль до конца. Вот женщина в изорванном кимоно заносит над головой оголённую руку, и ближайших к ней воинов опутывает нечто чёрное, тугое, выстрелившее из земли подобно корням или щупальцам. Вот человеку в доспехах, сделавшему шаг вперёд, сносит голову невидимым лезвием. Близнецы не могут видеть лица матери, но ощущают почти физически, как она дрожит. Она никогда раньше не использовала свою силу, чтобы навредить людям, и видеть её такой было почти страшно — и всё же благоговейный трепет, что испытывали сейчас её сыновья, можно было сравнить разве что с лицезрением творца за работой.       Их мать творила колдовство, чтобы они могли выжить, и это постепенно истощало её.       Её последним оружием, припрятанным в поясе оби, стали тонкие стальные лезвия, посланные точным броском в прорези в шлемах врага — так погибли последние их преследователи, успев пустить с болезненно близкого расстояния несколько уже совсем не предупреждающих стрел. Женщина даже не закричала, лишь сдавленно и с болью выдохнула. Развернулась, оставив за собой трупы. Пошла по направлению к зарослям, словно знала всё это время, что сыновья прятались именно там. Дорожка из крови, что она оставляла за собой, блестела в лунном свете больным чёрным серебром. Каждый шаг раненой женщины был так неверен, что казался последним.       Она упала в объятья выбежавших мальчишек, словно приветствовала их дома после дня, полного игр; на лице её, мертвенно побелевшем, мерцала ласковая улыбка, такая знакомая и родная.       — Ну что же вы… Я же бежать велела… — пожурила она своих детей, и настолько привычно звучал её голос, что не было сомнений — они сейчас пойдут искать новый дом, и всё будет хорошо. Однако вместе с ласковыми словами из её горла вдруг вырвался хрип, и несколько капель крови упали на землю, под ноги братьям. Иси сдавленно вскрикнул; Мидзу, не поменявшийся в лице, до боли крепко сжал его ладонь в своей.       — Запомните, мальчики мои… Мидзу, Иси… — женщина улыбнулась в последний раз, обнимая детей похолодевшими руками. — Берегите друг друга. Вы — семья, нет в мире ничего важнее… Вы обязательно должны жить. Живите… Не дайте себя в обиду… Ваш папа и я, мы всегда рядом… Смотрим за вами… А вы — живите…       Тело упало на вымокшую от крови траву с глухим стуком, и земля ушла у Иси из-под ног. Кажется, он кричал, бил землю руками, выл по-волчьи, но это было где-то не здесь, не сейчас. Мидзу пытался оттащить его, в какой-то момент даже ударил по лицу — никогда раньше братья не поднимали руку друг на друга, даже когда играли в борцов сумо или в самураев. Этого было недостаточно, чтобы вернуть мир Иси на место — он кружился, рассыпался на серебристые и чёрные искры, его нёс куда-то страшный ночной ураган. Что-то снова болезненно ударило в голову, потом в спину. Трещала, разбиваясь о камни, деревянная крытая повозка…       Стоп. Это, кажется, уже какая-то другая история.       Иси с огромным трудом разомкнул веки — голова гудела так, как не измывалась над ним даже после самого страшного похмелья. Он двинулся, надеясь принять сидячее положение и узнать, где ночевал и почему так ужасно выспался, но тут же об этом пожалел — адской болью свело спину. Первой частью тела, что поддалась на уговоры мозга и включилась, стали губы, и с них сорвалось смачное ругательство.       — Не могу с тобой поспорить, брат. Всё, как ты сейчас описал. Полная задница у нас тут.       Голос Мидзу донёсся словно бы из далёкого колодца, но гул и болезненная вибрация в висках постепенно утихали. Слепивший глаза свет уже так сильно не мучал, и Иси осознал, что смотрит в утреннее небо — светлое, почти молочное из-за лёгких рваных облаков. Весна. Пахнет почему-то гарью и специями.       Что, собственно, произошло?       Кажется, спина постепенно начала сдавать оборону — или это организм привык к боли, поняв, что вставать всё-таки надо. Иси, однако, для начала сел — и ухватился за заботливо подставленную братом руку. Тот, однако, церемониться не стал — одним резким рывком поднял своего близнеца на ноги, не смотря на его протестующий вопль.       К такому резкому пробуждению он оказался явно не готов.       — Ты чего творишь?! — большие тёмные глаза обиженно смотрели из-под длинной чёлки. В отличии от Мидзу, предпочитавшего коротко корнать волосы каждый раз, как у них в распоряжении оказывалось зеркало, Иси позволял им расти и собирал в хвост, чтобы не мешали. Сейчас они, кстати, были распущены и находились в ужасном состоянии — похоже, в густых чёрных локонах каким-то образом запутались щепки, осколки чего-то керамического и невесть откуда взявшиеся семена. Осмотрев свою одежду, Иси и на ней обнаружил многочисленные пятна, пыль и рваные дырки. Крови, похоже, не было — да и переломов он не ощущал, лишь сильные ушибы. Парню уже доводилось один раз ломать руку, едва не потеряв её в хитроумной ловушке, и та боль была ни с чем не сравнима. Разве что с той ночью в лесу, из детства, с которой началась их взрослая жизнь, но о той ночи Иси не вспоминал уже несколько лет — по крайней мере, пока был в сознании и трезвый.       — Пытаюсь склонить тебя к труду, брат. Мы, похоже, единственные, кто выжил. Я проверил возницу и пассажиров, все мертвы, старикана-торговца пришлось добить самому — с железным штырём в брюхе он бы долго не протянул. Моё доброе дело на сегодня, хе. Ну так что, будем собирать припасы? Тут ещё достаточно товара осталось целым, ему повезло больше, чем людям. Нам же лучше.       На измученном лице Иси проклюнулась первая неуверенная улыбка. Мидзу оставался верен себе — прагматичный и чёрствый, заточенный на выживание настолько, что без него сразу теряешься и чувствуешь себя беспомощным. Без такого брата, как он, Иси бы просто не выжил — и поэтому смеяться над его злыми шутками и помогать ему разграблять погибшую повозку было меньшим, что Иси мог сделать.       Похожие на лицо как две капли воды, они были очень разными внутри, а потому дополняли друг друга. Один человек не может вместить в себе слишком много талантов, чтобы точно хватило на выживание, а вот двое, работающие слаженно, как единый организм — вполне.       Мидзу выглядел куда менее пострадавшим, чем Иси — у него опять была разбита в кровь губа, совсем как в ту злополучную ночь, и он, кажется, немного хромал, но в остальном был, как обычно, невозмутим и полон сил. Глядя, как вздуваются мышцы на его сильных руках, когда он вскрывает очередной ящик с крупой или специями, Иси отметил про себя, что прекрасно понимает тех женщин, которые неизменно кружили вокруг брата в каждой деревне, куда они приходили. Сам младший близнец, такой же хорошо сложенный и статный, обладавший теми же внушительными физическими данными и располагающей внешностью, пользовался куда меньшим успехом. Возможно, что-то неуловимое было в их лицах, в том, как они говорят. Возможно, Иси казался слишком открытым и дружелюбным, но постоянно сдерживал себя, а Мидзу полушутя отталкивал людей, лишь позволив им приблизиться на расстояние веера. Он был постоянной загадкой, сложный там, где Иси был прост, суливший опасность и притяжение открытого огня. Зато, что ни говори, оставаясь в тени и не погружаясь в собственное пламя, Иси замечал куда больше из того, что происходит вокруг.       Вот и сейчас, оглядев место крушения крытой повозки, в которой они надеялись перебраться через горы, младший брат заметил, что среди трупов одного не хватает.       — А где девушка? В зелёном кимоно, сидела в углу? Помнишь, которая сразу уснула?       Мидзу отвлёкся от изучения очередного мешка с овощами и с недоумением посмотрел на младшего.       — Чёрт её знает. Под обломками, видимо. Если бы выжила, уже давно бы выбралась. Не забивай голову мелочами, помоги лучше.       Но Иси не мог отбросить от себя эту мысль — она вертелась в его сознании, как выловленная в реке рыба бьётся на прибрежном песке. Ему казалось, что помимо возни Мидзу он может различить ещё какой-то звук — не то стон, не то болезненное дыхание.       Двинувшись на этот звук, Иси практически по наитию перевернул крупное колесо, накрывшее груду обломков, как крышка табакерки. Девушка в кимоно, запримеченная им вчера, действительно оказалась там, обмякшая в груде деревяшек и железа, как забытая среди других игрушек тряпичная кукла. Она дышала и казалась невредимой, лишь испачканной в пыли.       Как только на лицо незнакомки упал солнечный свет, её ресницы дрогнули; сделав порывистый вдох, девушка резко села, будто проснувшись от дурного сна. Её глаза, сначала мутные, постепенно вернули себе осмысленность — и первым, на кого она посмотрела, был Иси, уже предлагавший ей своё плечо.       — Спасибо, — оперевшись о парня, незнакомка осторожно выбралась из обломков, зацепившись тканью рукава о торчащий кусок дерева. Она, действительно, чудом не пострадала: ни царапин, ни пятен крови не было видно на её бледной коже. Волосы, прежде заплетённые в косы (Иси это запомнил с прошлой ночи), расплелись и спадали на спину, доставая девушке до середины лопаток. Она выглядела, как обыкновенная дочка из обедневшего, но некогда знатного дома — одежда была недорогой, но опрятной, мешочек, висевший на поясе, скорее всего, был набит деньгами и какой-нибудь мелкой снедью. Было трудно представить, куда такая особа, которых положено держать в родительском доме до замужества, могла ехать одна, но, признаться, это было не его дело. Иси просто хотел помочь, и теперь, когда дело было сделано, они не обязаны были перекинуться и словом.       И всё же, Иси почему-то хотелось остаться с ней чуть подольше.       — Ты чего там? — Мидзу, уже набивший их походные мешки всем, что счёл полезным, как раз заканчивал затягивать на них шнурки. — А, живая всё-таки? Повезло тебе. Больше, чем вашему вознице, или этим бедным торгашам. Всё мы с собой не утащим — целая сумка стариковских книг пропадает зря. Ничего, если не найдём, где укрыться, ночью жечь их будем…       — Нельзя! — вскинулась вдруг незнакомка, отпуская руку Иси. — Книги не жгут! Они священны.       — Да что ты понимаешь?! — Мидзу оставил мешки и, выпрямившись, шагнул к девушке и брату, огромный по сравнению с их невысокой попутчицей. — Книги священны, а помирать от холода в горах — это тоже что-то священное? Это такой способ избавиться от грехов и переродиться в лучшей жизни?! Знаешь, а что, отличная мысль. Рожусь в следующей жизни каким-нибудь вельможей, отожру себе ряху с сямисэн, буду трахаться в красных кварталах, пока моя армия вырезает бедняков по деревням. Вот весело будет! А ты, брат, родишься моим верным псом, будешь кости со стола грызть и злых духов отгонять. Закажу тебе ошейник из чистого золота! Только дань с народа соберу!       Мидзу рассмеялся собственному монологу, а Иси ощутил, как лицо заливает краска. Ему было невероятно стыдно перед девушкой, которой пришлось выслушивать всю это похабщину — но та даже не поменялась в лице, оставаясь такой же бледной и спокойной. Казалось, она даже не слушала. Мидзу, отсмеявшись, тоже посерьёзнел, уловив общее настроение. Более дружелюбно на незнакомку он, однако, смотреть не начал.       — Вы знаете эти места? — сходу спросила девушка, оглядываясь. Иси последовал её примеру и понял, что не знает совершенно. Вокруг высились горы, где-то в небе реял одинокий сокол. Дул прохладный ветер, запах специй из разорванных мешков уже начинал выветриваться. Они были абсолютно одни, среди обломков и коченеющих трупов.       — Вообще нет. Должны были через них проехать, но, как видишь, не судьба. Там тропа есть, — Мидзу указал рукой куда-то в сторону. — Похоже, люди проложили. Куда-нибудь да приведёт. Мы с братом туда, а ты, девочка, как знаешь. Можешь сидеть здесь, мимо будут проезжать другие повозки, подберут тебя.       — Не будут. Мы упали вон с того горного перевала. Нас просто не заметят, — девушка указала рукой вверх, на белевший где-то далеко утёс. — Я пойду с вами.       — Ишь чего удумала… А ну как ты нас посреди ночи ограбишь? — хмыкнул Мидзу, смерив девушку взглядом с ног до головы. Иси это не понравилось. Их попутчица, в свою очередь, проигнорировала обвинение, и бровью не повела.       — Брат, не надо, — младший близнец примирительно улыбнулся старшему. — Мы и раньше путешествовали с попутчиками. Доведём госпожу до ближайшей деревни и оставим там.       — Хм… — Мидзу нахмурил брови, став вдруг похожим на себя в детстве, серьёзного и вечно насупленного мальчугана со следами свежей дворовой драки на личике. — Как сама решит. Гнать не буду, но обуза-то нам на кой чёрт? Самим тяжело.       — Тяжело, — вздохнул Иси. Обычно, даже находясь вдали от людей, братья добывали себе еду охотой, и потому оставались сыты. В горах же, очевидно, не поохотишься.       — Смотрите, — девушка указала вдруг рукой в ту самую сторону, где Мидзу заприметил тропу. Там, в неярком утреннем мареве, поблёскивал, то разгораясь, то потухая, круглый желтоватый огонёк.       — Это чего такое?! — Мидзу напрягся, рука его скользнула к ножу, спрятанному на поясе, чего Иси не мог не заметить. — Чертовщина!       — Я не знаю, но он добрый, — уверенно заявила девушка и двинулась на встречу огню. Иси хотел удержать её, схватив за плечи, но в последний момент остановил себя.       Как только девушка оказалась на расстоянии вытянутой руки, сотканное из жёлтого огня существо вильнуло куда-то вперёд, вниз по тропе. Внутри у него полыхнуло красное ядрышко, как семя в сердцевине у персика. Словно завороженная, но при этом ступающая твёрдо и с пониманием дела, девушка пошла вслед за духом.       Братья лишь растерянно проводили её взглядом.       — За ней? — спросил Иси, поправляя чёлку, опять лезущую в глаза. Шнурок, которым он стягивал волосы, потерялся во время крушения — надо будет сплести новый.       — Нам всё равно туда. За ней. Если эта пакость её сожрёт, нам же лучше, — дёрнул плечом Мидзу. Иси не хотел, чтобы незнакомку сжирали духи, но спорить не стал. Если что, он вмешается — а брат может потом сколько угодно его за это ругать.       Всё равно в итоге поймёт — у них, в конце концов, на двоих одно сердце, и мысли тоже общие, даже если думаются совершенно по-разному.       Взвалив на себя каждый по отяжелевшему мешку припасов, братья двинулись вслед за своей случайной попутчицей, куда-то в неизвестную даль.