Гарри Поттер и Логово змей / Harry Potter and the Den of Snakes

            Гарри бежал так долго, что казалось, словно его лёгкие вот-вот лопнут.       Дадли, Пирс и остальные только что нашли его последнее, самое лучшее укрытие в парке, что, конечно, означало, что он должен был пуститься бегом, чтобы опередить банду и избежать худшего. Он не успел позавтракать, потому что сжёг тосты, и в желудке было пусто и гнусно, а Дадли был на взводе от смузи и яичницы Гарри, и это было обидно.       Они приближались.       Он увидел незнакомый уличный знак и направился в ту сторону, отчаянно надеясь, что незнакомая местность собьёт его кузена с толку.       Потом он увидел еще один указатель, уже на большом уродливом сером здании — "Публичная библиотека".       Школьная библиотека - Гарри помнил, что в школьной библиотеке очень строго следили за тишиной. Кроме того, это было место, куда команда Дадли никогда не заходила, а значит...       Ему не пришлось долго раздумывать, чтобы взлететь по ступенькам на последних вздохах и войти через автоматические стеклянные двери.       Еще изнутри он увидел, как Дадли, Сэмми, Пирс и Брайан пронеслись мимо, что-то крича и злясь, причем Дадли и Пирс размахивали палками. Они даже не посмотрели в сторону библиотеки.       Решив, что можно немного побродить здесь, где они не смогут поднять шум, даже если найдут его, Гарри повернулся.       Она была больше, чем школьная библиотека. Намного больше.       Ему никогда не нравилась школьная библиотека; библиотекарь была подругой тёти Петунии уже очень давно, и она всегда наблюдала за ним так, словно думала, что он собирается украсть книги, или разорвать их в клочья, или, возможно, развести костёр внутри пентаграммы. (Гарри не должен был знать, что такое пентаграммы, но он подслушал, как некоторые из старших детей разговаривали радостным шёпотом, как это делают дети, когда им попадаются запретные знания, которые они не до конца понимают, и понял, что это связано с вызовом дьявола. Тётя Петуния, похоже, ненавидела дьявола, поэтому Гарри смутно догадывался, что если он знает, как вызвать дьявола и тот встанет на его сторону против тёти и дяди, то он всегда выберет дьявола, а не их. Однако на самом деле он не знал, как вызвать дьявола, а если бы и знал, то не стал бы делать это в школьной библиотеке).       В этой библиотеке все было по-другому. За стойкой регистрации никто не сидел, а за простыми бежевыми столами сидело несколько человек, которые молча читали, печатали или писали. Гарри сузил глаза, глядя на добродушную женщину, толкавшую мимо тележку с книгами; она была немного похожа на его старую учительницу, миссис Мур, пухленькую, с головой, полной диких темных кудрей, с очень красивым акцентом, которая иногда за обедом подсовывала ему дополнительные бутерброды с солониной, только кожа этой женщины была чуть ближе к медной, чем к средне-коричневой.       — П-прошу прощения... — Заикаясь, произнес Гарри.       Она повернулась к нему и моргнула. Он знал, что она видит; знал, что его одежда больше нужного, выглядит уродливо и изношена и что он выглядит скорее на пять, чем на семь лет. Гарри сделал свое лучшее невинное лицо, которое он носил с учителями, сделав глаза широкими и уязвимыми, а рот - полным надежды. Он также постарался приглушить неестественный зелёный цвет своих глаз. Он знал, что некоторым людям это не нравится, и не знал, как именно это работает, но знал, что может сделать их тусклее на короткое время, если сосредоточится, хотя после этого у него всегда болела голова.       Похоже, это сработало. Лицо женщины почти сразу же смягчилось, и она улыбнулась. Гарри скрыл свое удовлетворение.       — Чем я могу помочь тебе, дорогой? — сказала она, слегка наклонившись к мальчику.        Он улыбнулся ей в ответ своей лучшей застенчивой улыбкой.       — Я хотел спросить, есть ли у вас здесь книги... для детей?       — Конечно, — сказала она, улыбнувшись еще шире. — Хочешь, я тебе покажу?       — Спасибо, — сказал Гарри, смущённо глядя в пол. Этому приёму он научился у Пирса Полкисса, который при всей своей крысиной глупости странным образом умел манипулировать учителями. Гарри был уверен, что Пирс использовал маневр "взгляд вниз и в сторону" только потому, что ему было труднее доверять, когда можно было видеть все его уродское лицо.       — Вы библиотекарь?       — Верно, — ответила женщина. Гарри прищурился и разобрал слова на ее бейджике - Смитти.       — Работаю здесь уже тридцать три года.       — Ого... — сказал он, стараясь изобразить восхищение, что выходило довольно просто.       — Это большой срок для работы где бы то ни было.       — Я уверена, что ты получаешь много советов от взрослых, и я уверена, что ты находишь большинство из них бесполезными, — сказала миссис Смити, подмигнув.       — Но этот совет меня еще ни разу не подводил. Занимайся любимым делом, и ты не будешь работать ни дня в своей жизни.       Гарри слегка нахмурился, размышляя над этим. В этом был смысл, если работа - это что-то неприятное, чем можно заниматься только ради денег. Судя по тому, как часто дядя Вернон жаловался на своего начальника, на своих коллег, на людей, которые на него работали, на компании, с которыми он сотрудничал, на планировку парковки и на качество кофе, работа дяди Вернона не доставляла ему особого удовольствия. Может быть, если бы дядя Вернон занимался тем, что ему нравилось, он не был бы таким раздражительным все время.       — Значит, найти работу, которая тебе нравится... - медленно произнес он, - И она никогда не надоест? И... никогда не захочется, чтобы не приходилось этим заниматься?       Миссис Смити улыбнулась еще ярче.       — Именно! Умница. Сколько тебе лет? Пять?       — Семь, — ответил Гарри, снова опустив глаза. На этот раз это не было фальшью. Он знал, что он маленький для своего возраста, и ненавидел это.       — О, дорогуша, мне очень жаль. Ну, я уверена, что ты еще вырастешь, — заверила его миссис Смитти.       — Мой сын, конечно, вырос и ушел в себя, ему уже за тридцать, но, скажу я тебе, он был самым низким мальчиком в своем классе, пока ему не исполнилось шестнадцать, а потом он вырос как сорняк. За восемнадцать месяцев он стал самым высоким из всех своих одноклассников. Вот мы и на месте!       — Вот это да, — вздохнул Гарри, оглядываясь по сторонам. Здесь было гораздо больше книг, чем в школьной библиотеке, и не было мисс Гургл с глазами-бусинками, которая смотрела на него, когда он кашлял.       — Спасибо!       — Хорошего дня, дорогой, — сказала мисс Смити с последней улыбкой и ушла.       Гарри еще около минуты просто бродил вокруг, а потом достал синюю книгу в мягкой обложке с драконом на обложке и начал читать.

***

      Библиотека стала его спасением.       Больше всего Гарри нравилось в разделе художественной литературы то, что все странности, связанные с ним, все его чудачества... в книгах это не было чудачеством. Это означало, что он волшебник, или всадник дракона, или обучающийся джинн, или звездочёт. Это означало, что он особенный, могущественный, а не просто ребенок из скучного Литтл-Уингинга. Постепенно он начал думать, что, возможно, тётя Петуния ошибалась. В конце концов, она была не очень хорошим человеком - он поверил ей, когда она сказала, что он чудак, но он ненавидел тетю Петунию, так что, возможно, быть тем, что не нравится тете Петунии, было хорошо.       В течение месяца он очень старался, вёл себя как можно лучше и набрался смелости спросить тётю Петунию, можно ли ему почитать некоторые из старых книг, которые Дадли получал на Рождество и дни рождения и откладывал в сторону, чтобы они пылились в его второй спальне. Её лицо стало прищуренным и жестоким, и на секунду Гарри был уверен, что она набросится на него с метлой, но потом она отрывисто кивнула и сурово велела ему "даже не думать о том, чтобы их повредить". Гарри поблагодарил её и исчез, прежде чем она успела передумать.       В тот вечер за ужином он приложил максимум усилий. Не потому, что считал это проявлением доброты - он достаточно читал, чтобы понять, что его семья не умеет быть семьей, и то, что он хоть раз повел себя как порядочный человек, не считается чем-то, за что он должен быть благодарен, - а потому, что он решил, что в будущем будет легче добиться уступок, если он даст что-то взамен. Даже если это было безумием.       Дадли так и не заметил отсутствия книг, дядя Вернон так и не заметил их, выстроившихся в ряд в нижней части шкафа, когда затаскивал Гарри внутрь, а Гарри и тётя Петуния больше никогда не поднимали эту тему. Но одна за другой книги Дадли ушли из его второй спальни и переместились в шкаф Гарри.       Он обращался с ними осторожно. Но он не игнорировал их.

***

      Однажды, примерно через год после своего первого прихода сюда, Гарри сидел в библиотеке. Он был хмур. Он пытался читать, но его что-то отвлекало. Он не приходил сюда уже неделю, с тех пор как дядя Вернон увидел, как он случайно починил на кухне разбитую тарелку, и на шесть дней посадил его в чулан. Гарри понял, что должен научиться контролировать свои странности. Как и героям его книг - они тоже должны были научиться этому.       — Как дела? — спросила миссис Смитти, просунув голову в угол, где Гарри любил читать.       Он одарил ее своей лучшей милой улыбкой.       — Здравствуйте, миссис Смитти! Очень хорошо.       Она посмотрела на закрытую книгу.       — Что-то не так? Обычно, когда я возвращаюсь сюда, ты зарываешься носом в страницы.       Гарри заколебался. — Я...       Он мог бы спросить ее. Она была взрослой, и, хотя он ей не доверял (никто никогда не помогал ему, даже когда он просил; за просьбу о помощи его только поколачивали взрослые в школе и били дома Дурсли за неблагодарность и распространение слухов), она ему нравилась. И он доверял ей... чуть больше, чем всем остальным взрослым.       — Если хочешь научиться новому навыку, что нужно делать? — медленно спросил он.       — Тому, чему ты должен научиться сам.       Она сделала паузу.       — Например, иностранный язык?       — Что-то вроде того.... — Это вполне подходит.       — Учиться и практиковаться, — сказала она, неопределенно пожав плечами.       — Много практики. Даже когда не видишь, что что-то улучшается.       Он медленно кивнул.       — Хо...рошо. Спасибо.       — Если тебе что-нибудь понадобится, дай мне знать, — сказала она с теплой улыбкой.       Еда. Теплая одежда. Пластыри. Книги. Кто-нибудь, кто может набить морду моему кузену. Что-то, что поможет мне спать по ночам.       — Конечно, еще раз спасибо.       Она исчезла, а Гарри нахмурился, глядя на книгу.       Он заставлял вещи двигаться. Он за ночь отращивал волосы. Он случайно изменил размер своей одежды, по крайней мере, дважды, о чем он знал, так что казалось, что он одет не просто в лохмотья, а в лохмотья, сшитые на заказ под размеры его тела. Он перекрасил волосы одной учительницы в смешной, неестественно синий цвет, когда она смеялась над ним на уроке за тупость, хотя он был "тупым" только потому, что не мог учиться лучше Дадли.       Гарри стянул с себя старую, рваную шапку и подумал о тепле. Теплый душ в те редкие дни, когда Дурсли оставляли его одного в доме. Теплое летнее солнце и припекающий асфальт в парке, успокаивающе прижимающийся к его спине, даже когда банда Дадли стояла вокруг и смеялась, даже когда его кожу жгло от трения о землю. Теплый воздух ударял в лицо, когда ты входил с холода.       Он почувствовал запах дыма одновременно с тем, как его руки ощутили тепло, посмотрел вниз и вскрикнул.       Его шапочка горела.       Гарри уронил её, потом опомнился и затоптал, пока малых размеров пламя не исчезло, а затем нервно выглянул из своего угла.       Никто ничего не заметил.       Гарри облегченно вздохнул и поднял шапочку: если вывернуть её наизнанку, то даже не будет видно, что она подгоревшая.       Он не сжег библиотеку, и это хорошо.       По крайней мере, это доказывало, что он в какой-то степени контролирует эти силы.

***

      Гарри потребовался месяц, чтобы освоить согревание. Он мог вложить тепло в предмет одежды или практически во всё остальное, хотя бумага была трудной, и это могло длиться от нескольких минут до целого дня, в зависимости от того, сколько сил он в это вкладывал. Поначалу даже от небольшого количества тепла у него кружилась голова и наступало истощение, но с практикой это становилось все легче и легче. Он обнаружил, что спит гораздо лучше, когда тепло глубоко проникает в его тонкое шершавое одеяло.       С огнем было проще: ему не нужно было думать о границе между теплом и огнем. Когда ему нужно было что-то поджечь, он просто вспоминал все те случаи, когда Дадли сталкивал его с лестницы, или ломал вещи и сваливал вину на Гарри, или хвастался перед Гарри кучей подарков, или крал у Гарри еду, когда тётя Петуния била его метлой или сковородкой, когда дядя Вернон доставал ремень или использовал свои большие мясистые руки для избиения, и всё легко воспламенялось. Обычно Гарри держал свой гнев в себе. Было интересно узнать, что иногда он может быть полезен.       Но если задуматься, гнев не был по-настоящему горячим. Он помогал с огнём, но в основном гнев Гарри ощущался холодом в животе. Холодный и плотный, как ледники и айсберги, о которых он читал. Поэтому дальше он занялся замораживанием вещей. Лед получился даже легче, чем огонь. И он ощутил ту редкую вспышку счастья, которой хватило на целую неделю, однажды, глядя на тротуар и размазав по нему лед как раз в тот момент, когда Дадли, Пирс и Сэмми поскользнулись и упали в мусорный бак.       Когда они обернулись, его уже не было.       Гарри даже не стал его винить.       Он тоже извлек из этого урок:       Не попадайся.

***

      Когда Гарри исполнилось девять лет, его тетя стала запирать его на ночь в чулане. Тогда Гарри взял на себя обязанность научиться отпирать замок двери.       В течение трёх месяцев он каждый вечер по часу смотрел на шкаф и сосредотачивался на этой задачи до тех пор, пока ему не начинали мешать головные боли, и ему приходилось сдаться для своего же блага и ложиться спать, потому что тётя Петуния заставляла его каждое утро вставать в шесть часов, чтобы приготовить завтрак.       Когда он впервые услышал щелчок, у Гарри перехватило дыхание.       Он медленно потянулся к двери. Если бы он мог себе это представить...       Но он этого не сделал, и дверь медленно открылась от прикосновения его пальцев.       Гарри улыбнулся, медленно и остро.

***

      После этого он стал лучше питаться, и, пускай он действительно не вырос, возможность подкрасться и ухватить кусок оставшейся курицы, ломтик-другой хлеба, несколько глотков молока прямо из пакета, холодную морковь или сельдерей со стола или холодильника - все это кардинально меняло ситуацию. Гарри обнаружил, что у него больше энергии, ему нужно меньше спать и он реже болеет. Тётя и дядя если и замечали, то ничего не говорили, и он с удовольствием пользовался свободным временем, которое появлялось от того, что он заканчивал работу по дому быстрее, чем они ожидали, а потом прятался в садовом домике, куда больше никто не ходил. Между согревающими чарами и старыми книгами Дадли в садовом сарае можно было провести много приятных часов.       Использование его чудачеств не так быстро утомляло его, а изучение новых вещей занимало столько же времени, но мигрени и головокружения, как раньше, не было. Гарри тренировался запирать и отпирать свой шкаф, потом входную дверь, потом заднюю дверь, потом замок на садовом домике, потом дверцы машины дяди Вернона, пока не смог делать это последовательно и с закрытыми глазами, а когда тётя Петуния отругала его за то, что он слишком быстро перебирает лампочки в чулане, хотя там была только одна лампочка, которую он использовал только для чтения по ночам, он решил научиться чему-то ещё.       Это было проще, чем замки. Вызывание шара света на одной ладони мало чем отличалось от нагрева, который он мог накладывать на вещи. Заставить его взлететь к потолку шкафа было сложнее, но в конце концов Гарри справился, свет не был особенно сильным, но он работал. В конце концов он дошел до того, что смог сделать его маленьким, как булавочная головка, или большим, как баскетбольный мяч, и в любом промежутке, и цвета света могли меняться, хотя большие огни или изменение цвета все еще быстро утомляли его.       После этого он начал учиться перемещать предметы. Сделать что-то большее, чем передвинуть один из кухонных стульев на полтора-два фута или толкнуть дверцу шкафа, было трудно, но ночь, когда Гарри удалось приподнять свой матрас на несколько дюймов от раскладушки, на которой он сидел, была одной из лучших в его жизни.       Он справится со школой. Он выживет. Когда ему исполнится одиннадцать, он будет учиться в другой школе, нежели Дадли; может быть, тогда он сможет завести настоящих друзей, получать приличные оценки и использовать все те знания, которые он получал, а потом прятал на уроках и в библиотеке все эти годы.       Он будет использовать свои чудачества, когда сможет, и держать их в тайне, и оставаться хитрым, не попадаться, и однажды он выберется отсюда и никогда не вернется.       Иногда Гарри фантазировал о расплате. Иногда он представлял, как держит голову Дадли в унитазе, не шевеля пальцем, или рассыпает лёд под ногами дяди Вернона на вершине лестницы, или заставляет пламя на плите расти и тянуться к фартуку тёти Петунии. Но это были мысли, которые становились мучительными, потому что он ничего не мог с ними поделать (пока), поэтому он просто задвигал их в дальний угол своего сознания и игнорировал, когда они появлялись снова.

***

      Он никогда не говорил об этом тете Петунии, но на самом деле Гарри очень нравилось заниматься садоводством. Он мог пить из шланга, чтобы не испытывать жажду или даже голод, и это доставляло ему странное удовольствие. Поэтому он не подавал виду, когда она отправляла его на улицу, но обрезка роз, стрижка газона и прополка клумб были одной из его любимых работ.       Правда, было очень одиноко. Гарри ненавидел это, но иногда он чувствовал себя очень одиноким. У него никогда не было друзей; Дадли прогонял всех в школе, и в любом случае он считал большинство своих одноклассников слишком глупыми и раздражающими, чтобы быть настоящими друзьями, даже если бы кузен Гарри не был ужасом школы.       Иногда он начинал разговаривать сам с собой или с цветами, просто чтобы услышать свой собственный голос. "О, нет, не надо", когда куст розы пытался порвать его рубашку; "Выкуси", когда он выдергивал особенно упрямый корень; "просто ужас", когда весной он натыкался на слизней, прячущихся под низко растущими листьями.       Однажды летним днем он случайно наткнулся на садовую змею. Гарри отвлёкся, думая о дне рождения кузена, который должен был состояться на следующий день, и о том, что ему придётся встать очень рано и быть особенно осторожным, чтобы не сжечь бекон, и размышляя, не воспользоваться ли ему своей чудаковатостью, чтобы поднести бекон ко рту, пока руки заняты, и чуть не наступил на змею.       — О нет... — Он споткнулся, споткнулся и упал.       — Глупые неуклюжие люди, — прошипела змея.       Гарри замер в удивлении.       Змея пристально смотрела на него.       — Ты тоже собираешься начать кричать, большой тупой комок мяса?       — Прости... что? —Гарри поперхнулся, осознав, что его слова прозвучали с легким шипением.       Змея отпрянула назад, похоже, потрясенная не меньше Гарри.       — Ты - говорун!       — Я... наверное?       — Как интересно. — Теперь змея выглядела любопытной.       — Я прошу прощения за то, что назвал тебя тупым. Я все еще думаю, что ты - комок. Люди неуклюжи.       — Я пытался не наступить на тебя, — возмущенно сказал Гарри, забыв о шоке.       — Спасибо за это, я полагаю, — сказала змея. —Я еще не встречал говорунов.       — Значит, это не распространено? Уметь разговаривать со змеями?       — О, клянусь яйцом, нет.       Гарри сделал паузу.       — Если больше ничего нет, мне нужно поохотиться, — раздраженно сказала змея.       — Да, прости. Я могу... я бы хотел поговорить еще. Если ты сможешь вернуться, — неуверенно пролепетал Гарри, не желая терять эту внезапную и неожиданную связь.       Змея, казалось, задумалась.       — Я слышал, что люди могут погладить змею так, что ей будет приятно. Если ты попробуешь, я вернусь... как-нибудь.       — Договорились, — быстро сказал Гарри.       Змея выскользнула так легко, что Гарри моргнул, и она исчезла.       Итак, он мог разговаривать со змеями. Это было... в общем-то, не более странно, чем поджигать предметы силой мысли или парить над землёй, словно его матрас пытался скопировать волшебный ковёр Аладдина.

***

      Слухи о нем распространились среди гнезд змей, и после этого садоводство стало гораздо менее одиноким, поскольку несколько местных змей приходили поболтать, пока Гарри работал. Первую змею, которую он встретил, звали Джейс, и, похоже, ей особенно нравилось нежно теребить спину, хотя она была не единственной. Змеи были не самыми интересными собеседниками.       В основном они рассказывали о своих гнездах, о добыче, о том, как прошел день охоты, о поисках партнера, о подготовке к спячке или о приятных местах, где можно понежиться на солнышке. Гарри быстро научился говорить о змеях. Змеи, как он узнал, тоже любят внимание; если гладить их, когда они просят, задавать вопросы и позволять им рассказывать о себе и своих днях, они быстро начинают воспринимать его как интересное и в какой-то степени полезное развлечение.       Ему было жаль, когда из-за вмешательства школы он стал меньше времени проводить в саду, и еще жальче, когда с наступлением холодов многие его чешуйчатые друзья впали в спячку. Зима казалась еще длиннее после нескольких месяцев общения, которое, несмотря на то, что его товарищи не были настоящими людьми, показалось мальчику без общения целым подарком.

***

      — Достань почту, Дадли.       — Заставь Гарри сделать это.       — Принеси почту, Гарри.       — Заставь Дадли сделать это.       — Ткни в него своей дубинкой, Дадли.       Гарри увернулся от плавильной палочки и радостно убежал от хаоса на кухне, от вони его новой школьной формы, от кучи подарков и от ужаса, который наводил Дадли, вооружённый школьным оружием.       Честно говоря, подумал он, что это за школа, где всем детям дают настоящие дубинки, чтобы они били друг друга?       Он не спеша собирал почту и просматривал конверты, как можно дольше оттягивая момент своего освобождения от кухни.       Его руки замерли.       Гарри поднес письмо почти к самому носу, прищурившись, вглядываясь в буквы.       Мистер Г. Поттер       Чулан под лестницей       Номер 4 Прайвет Драйв       Литтл Уингинг, Суррей       То есть... письмо. Ему.       От человека, который знал, что он спит в чулане.       Гарри сузил глаза, хотя сердце его колотилось от волнения. Ему хотелось радоваться... но это мог быть и злой розыгрыш. Хотя почерк был слишком аккуратным, чтобы принадлежать кому-то из друзей Дадли, знавших о шкафе, и в любом случае все они были слишком глупы, чтобы написать что-то вроде "мистер Г. Поттер". Он не мог придумать, кто еще мог бы подшутить над ним, да еще и зная о шкафе. Может быть, тетя Мардж?       Но это было не в ее стиле. Если бы она хотела причинить ему боль, то просто явилась бы и натравила на него Злыдня. Собственно, она так и сделала, всего несколько недель назад.       — Мальчик! — гаркнул дядя Вернон, и Гарри, подпрыгнув, сунул письмо в пояс старых шорт Дадли, а затем пулей метнулся обратно на кухню.       — Извините, дядя Вернон, — сказал он, передавая пачку писем и возвращаясь к столу.       Он готовил бекон под пронзительные приказы тети Петунии не поджигать его, когда раздался стук.       — Держу пари, это Пирс! — крикнул Дадли, двигаясь быстрее, чем Гарри ожидал от мальчика размером с Дадли.       Гарри изо всех сил старался унять сердцебиение и надеялся, что приход Пирса означает, что тётя Петуния выгонит его из кухни, чтобы он мог прочитать письмо.       Из раздумий его вывел крик из парадного холла, и Гарри чуть не выронил сковороду.       Вернон вскинул голову, и его глаза резко вспыхнули.       — Петуния?       — ....НЕ В МОЕМ ДОМЕ! — Голос тети Петунии возвышался над негромким журчанием разговора - голос Дадли, а затем еще одного человека, которого Гарри не узнал. Это были единственные слова, которые он смог разобрать за шипением готовящегося бекона.       — Петуния, сейчас не время, — сказал кто-то совершенно отчетливо, а затем кто-то шагнул в кухню, и Гарри, подняв голову, замер.       Он смотрел в зеркало на себя, если бы он был лет на двадцать старше, если бы он регулярно занимался спортом, питался и вёл образ жизни, который придал бы его коже здоровый блеск. Те же дикие черные волосы, те же круглые очки в проволочной оправе, то же худощавое телосложение, тот же озорной оскал. Единственное различие заключалось в том, что если у Гарри глаза были ярко-зелеными, то у этого человека они были теплого медного оттенка, и если у Гарри на лбу был небольшой шрам от автомобильной аварии, в которой погибли его родители, то у этого человека кожа была безупречной. Гарри это заметил потому, что его собственные волосы спадали вперед и скрывали шрам, а волосы этого человека были небрежно зачесаны назад и убраны со лба.       Гарри понял, что раскрыл рот, быстро закрыл рот и вернулся к бекону. Если он сожжет его, у него будут неприятности.       — Мальчик, оставь бекон, — приказал дядя Вернон.       Гарри как можно быстрее сделал то, что ему было велено. Он знал, какое напряжение царит в комнате; он знал, что это обычно означает насилие, если он не будет очень, очень осторожен.       Тогда он осмелился поднять глаза и обратить внимание на взрослых. Странный человек оглядывал комнату, медленно и ошеломлённо, словно не в силах всё осознать. Тётя Петуния протиснулась на кухню и стояла рядом с дядей Верноном. Дадли тем временем всё ещё находился в холле, не в силах протиснуться за незнакомцем и кричал, что хочет получить свои подарки, хочет получить свой завтрак, кто это в доме, мама, он мне мешает, мама, что происходит?       Гарри увидел, как тётя и дядя смотрят на незнакомца, и несколько деталей сложились в единое целое. Они знали его. Они знали его, откуда-то знали, и они не были рады его видеть, и причина этого была как-то связана с Гарри.       — Гарри? — неуверенно спросил незнакомец.       — Да, сэр, — вежливо ответил он.       — Гарри, я... это я, — сказал незнакомец. — Джеймс... Поттер?       Глаза Гарри метнулись к тёте Петунии и дяде Вернону. Он знал это имя. Так звали его отца. Его отца, который был мертв.       Всё это было глупой шуткой.       Странно, но этого оказалось достаточно, чтобы Гарри расслабился. С шуткой он мог смириться. Конечно, она его злила, но там, где у Дадли был горячий гнев, у Гарри был холодный, и он мог отложить его в сторону, чтобы разобраться с тем, что было перед ним.       — Петуния, — медленно произнес незнакомец, явно борясь с собственным гневом. — Петуния, что...       — Ты сказал, что не вернешься, — сказала тетя Петуния таким тоном, который говорил о том, что она опасно рассержена. Гарри боялся её, когда она говорила таким тоном, больше, чем дядю Вернона, сколько бы тот ни топал ногами, ни кричал, ни использовал свой ремень. — Ты сказал, что не можешь о нем позаботиться. Что мы должны его растить, потому что ты не способен.       — Я не говорил, я просил тебя рассказать ему о нас, — сказал незнакомец, и в его голосе прозвучало что-то странное.       Гарри начал сомневаться в правильности вывода о розыгрыше. Это было слишком умно и слишком хорошо разыграно для Дурслей, не говоря уже о том, что слишком сложно, не говоря уже о том, что они никогда не стали бы делать это в день рождения Дадли.       — Ты лишился права голоса в его воспитании, когда бросил своего годовалого сына на произвол судьбы посреди ночи, дал мне тридцатиминутное поспешное объяснение и исчез на чертовых десять лет! — шипела тётя Петуния.       Гарри поперхнулся.       — Вы... вы мой... кто? — негодовал он, прежде чем смог остановить себя.       Незнакомец выглядел страдающим, когда наконец встретился с Гарри взглядом.       — Да, Гарри. Я... твой отец.