Царство лицемерия

На следующий день, как только на небе заплясали краски, а облака, расстилающиеся по нему, порозовели, что знаменовало восход солнца, Люмин открыла глаза. Она потёрла очи, не увидела никого рядом, что было огромным облегчением для неё, и решила взглянуть в довольно старенькое, мелкое окно с грязными стеклами. За ним она увидела рассвет, и тогда в голову девчонки явилась лишь одна мысль: «Пора... Пора заканчивать весь этот ад... Я не хочу страдать... И жить больше не хочу...» Блондинка отвернулась от окна и, обратив свой взор на дверь, стала медленно, слегка хромая, шагать к ней. «Пока я нахожусь в этой больнице, мне не дадут умереть... Мои страдания лишь будут растягивать...» — думала она, и, как только Люмин, дёрнув ручку двери, поняла, что она не заперта в этой комнате, перед ней появилась надежда... Надежда на побег отсюда. Глаза девчонки забегали по палате. Вскоре она увидела железный, местами ржавый скальпель, на котором виднелась уж очень давняя, засохшая кровь, видимо, уже не неделю ожидающий того, когда какой-нибудь врач придёт и заберёт его. Видимо, до блондинки в этой палате находился кто-то другой с, скорее всего, уж очень серьезной раной... Впрочем, сейчас Люмин это не было важно. Она подошла к шкафу, на котором бесцельно лежал скальпель, и взяла его в руку, крепко сжимая рукоятку. Хоть какое-то оружие теперь у неё имелось. Девчонка вновь подошла к двери и несколько минут думала, стоит ли ей взаправду покидать это место, ибо, если Тарталья узнает о её побеге, то явно быстро найдёт её и снова обречёт, не давая возможности умереть... Однако блондинка поняла одно — либо сейчас, либо уже никогда. Она дёрнула ручку двери, выбежала из палаты и помчалась по коридору больницы, где ещё не ходили даже работники, в неизвестную сторону... Люмин даже не знала, куда бежит. Ей не было дозволено выходить из палаты, а бродить по больнице — уж тем более, поэтому она даже толком не знала, где находится... Прошло пол минуты, и перед девушкой показалась высокая, широкая дверь. Блондинка открыла её, и ей в глаза ударил свет, что был более ярким, чем в палатах и коридоре больницы. Слегка похлопав глазами, она тут же скользнула в эту дверь и увидала улицу... Перед ней наконец появилось долгожданное солнце, чьи лучи не хотели пробираться в больницу, а ветер тут же начал развивать волосы Люмин. Девчонка покрутила головой, смотря, нет ли никого рядом. Не увидев ни души, она поспешила поскорее уйти от больницы. Улицы всегда были родны для блондинки... Она выросла, жила и, скорее всего, должна была умереть в окружении лишь старых, чужих домов... Поэтому даже сейчас, когда Люмин, на которой был натянут белый больничный халат, что странно на ней смотрелся, сидела где-то на улице, скрываясь за домами, она чувствовала себя лучше, чем тогда, когда пребывала в дорогом особняке Тартальи... Для неё бедняки и дворовые собаки были более дороги, чем богатства рыжего. В них не было смысла, они не давали счастья, а старые, грязные улицы, на которых раздавался то людской смех, то оскорбления, — хоть когда-то его и даровали... Было холодно, руки девчонки слегка дрожали, дул сильный ветер. Почти что никто не ходил по улицам, было даже странновато и слишком тихо... Блондинка поближе жалась к стене какого-то дома, надеясь, что так ей будет менее холодно, однако это действие ничего не давало. «Подожду здесь пару деньков... Думаю, к тому времени Тарталья забудет обо мне и найдет себе новую жену... Заживу как прежде: буду просить денег на улицах, холод переживать... В любом случае, это лучше, чем отдаться Тарталье...» — думала Люмин, дыша на свои руки, дабы согреться. Проходили часы, и Тарталья наконец решил навестить девчонку, думая, что та находится в палате... Однако, войдя в больницу, к нему тут же подбежал врач, что должен был следить за здоровьем блондинки, и, запыхаясь, начал говорить: — Господин Тарталья! Господин Тарталья, та девчонка... Она... — Хватит мямлить! — тут же перебил его рыжий. — Что натворила Люмин? — Она сбежала! — воскликнул мужчина, поправляя очки, что сползали с переносицы. — Мы обыскали всю больницу! Её нигде нет! — Как это... Как это «сбежала»? — недоумевал Тарталья, что ожидал услышать что угодно, кроме этого. — Вы уверены? — Да... Мы даже территорию около больницы просмотрели, но и там её не нашли! — ответил врач, и на лице рыжего застыло удивление, больше схожее с шоком. Он, ничего не сказав, выбежал из больницы, не смотря на то, что бывший собеседник кричал что-то ему вслед, надеясь на продолжение разговора. Спустя пару минут двери особняка с силой отворились, а к рыжеволосому, стоявшему на пороге, тут же подошёл его слуга, Чжун Ли, что не особо ожидал настолько скорого прихода господина. — Господин Тарталья, что-то случилось? Вы ведь сказали, что пойдете в больницу к госпоже Люмин... — спросил он, смотря на Тарталью, что шумно выдыхал из-за недавнего бега. — Люмин сбежала! Пошли слуг ее искать! — тут же скомандовал рыжеволосый, и брюнет, кивнув головой, пошёл выполнять приказ. Вскоре уже несколько слуг кинулось на поиски Люмин... В то время как Чжун Ли направился в кабинет своего господина. Постучавшись и услышав краткое «войдите», брюнет открыл дверь комнаты и с порога спросил: — Господин Тарталья, можем ли мы поговорить? — Да, заходи, Чжун Ли... — даже не оборачиваясь, однако узнав своего слугу по голосу, ответил Тарталья, что стоял к нему спиной около открытого окна и смотрел куда-то в даль. Его помощник прошёл в кабинет и, встав около мужчины, начал говорить: — Господин Тарталья, это по поводу госпожи Люмин... Она ведь взаправду невиновна в действиях своего брата, а он уже поплатился за все грабежи своей смертью... Мне кажется, Вам стоит оставить её в покое... — Покинь мой кабинет, если это — единственное, что ты хотел сказать, — тут же перебил его рыжеволосый, сквозь зубы проговаривая каждое слово, ибо злость от одного лишь слово «Люмин» резко одурманила его. — Но, господин Тарталья!.. Госпожа Люмин ведь просто хочет свободы! Зачем же заставлять её страдать? — не прекращал брюнет, и рыжий всё же обернулся к нему. — Довольно! — вдруг воскликнул Тарталья, однако тут же сбавил громкость. — Покинь помещение, Чжун Ли... Я не хочу обсуждать эту девчонку сейчас... А уж тем более всякую чушь про свободу. — Свобода — это не чушь! — вдруг возразил своему господину Чжун Ли, что чуждо для него. — И госпожа Люмин её достойна! — Чжун Ли... — со вздохом обратился к нему рыжеволосый. — Мне интересно только одно — как такой человек, как ты, может вообще говорить про свободу? У нас есть контракт, что уже давно у тебя забрал даже право говорить это чёртово слово... Поэтому, пожалуйста, прекрати уже оспаривать мои решения и действия и просто покинь кабинет. Та девчонка не стоит нарушения нашего контракта с твоей стороны... — произнёс мужчина, и Чжун Ли, что вспомнил про контракт, которому лучше не стоило бы существовать, всё же пришлось выйти из помещения, оставив своего господина наедине со всякими размышлениями о Люмин. «Чёрт... Чжун Ли же всегда не было дела до этой девчонки! Почему сейчас он вдруг за нее заступился!?» — недоумевал, роясь в своих мыслях, рыжий. Он подошёл к своему столу, наконец оторвавшись от вида в окне, и залпом выпил весь стакан воды, дабы хотя бы немного успокоиться. «А что если... Что если Чжун Ли хочет меня предать..?» — вдруг подумал Тарталья, однако тут же начал отмахиваться от этой мысли, считая, что его верный слуга не способен на предательство. Где-то на улицах раздавались крики, а любых прохожих допрашивали насчёт Люмин, что сейчас, скрываясь от слуг рыжеволосого, пряталась где-то на грязной улице за домами. Она не знала, что будет делать дальше... То ли мнимая, то ли настоящая свобода появилась перед её глазами, однако в ней не было смысла. Блондинка, в любом случае, собиралась покончить с жизнью, а это действие могла совершить и в неволе... Тогда каков смысл свободы? Зачем же она её добивалась? Исход ведь будет лишь один — смерть... Смерть от собственной руки. Люмин достала тот самый скальпель из больницы и не могла решиться на действие... На столь краткое действие — нужно было лишь оставить пару кровавых линий на руке... И жизнь будет окончена. Глаза закроются, тело падёт, девчонка перестанет дышать... Блондинка мечтала лишь об этом, о смерти, однако не могла... Её как будто что-то держало, не позволяло прислонить железо к коже... «Итэр... Итэр бы явно не хотел, чтобы я окончила жизнь так... Так бесцельно и бесчестно... От собственной руки...» — мелькнуло в мыслях Люмин, и скальпель выпал из её рук. Она не решилась.