Прометеус

      

До пробуждения осталось: 1 год 10 месяцев 10 дней 13 часов 25 минут

      Доверие, если подумать, — очень удобное чувство для тех, кто не может выдержать тревогу. Оно избавляет от головной боли, даёт ощущение безопасности. Доверие и Малфой — невозможное сочетание. Гермиона не понимает, зачем ему надо было упомянуть именно это слово как характеристику их взаимодействия. Нет ничего более бредового, чем идея, что она может позволить себе положиться на него.       Мерлин, невыносимо холодно.       Ступни нестерпимо болят от долгой ходьбы, но Гермиона сжимает зубы, стараясь игнорировать усталость и пронизывающий ветер. Уже больше часа они следуют за толпой асов, спускаясь с вершины горы. Постоянная морось: Гермиона пытается сушить одежду, но после нескольких раз просто сдаётся и позволяет ткани промокнуть и липнуть к коже. Она не чувствует кончики пальцев, а щёки болят при каждом порыве ветра. Ступеньки, вымощенные чёрным камнем, влажные от дождя, скользят под ладонями. В некоторых местах им приходится перебираться через обвалы, и Гермиона справляется с каждым препятствием, пока они не доходят до обрыва на первом уровне. Внизу — туманная пропасть. Гермиона больше не может разглядеть лестницу. Она сглатывает слюну, осматривая крутой спуск из наваленных друг на друга скользких глыб. Сияние факелов теряется в расползающемся сумраке.       — Куда они пропали?       — Надеюсь, грохнулись с этого утёса и сдохли.       — Малфой!       — Всё лучше, чем воплощать твою идею в жизнь, Грейнджер, — вздыхает он, а Гермиона подходит ближе к обрыву, пытаясь понять, с чего начать и куда лучше поставить ногу, чтобы продолжить. Как только Гермиона присаживается, чтобы продвинуться дальше, Малфой грубо дёргает её за предплечье назад. На секунду она теряет равновесие, перекатывается с мысков на пятки и размахивает руками.       — Что ты делаешь? — шипит он, пока Гермиона старается совладать со своим телом и удержать устойчивую позицию.       — Что ты делаешь?!       — Пытаюсь не дать тебе умереть наитупейшей смертью, Грейнджер.       — Я могу справиться со спуском.       — О да, — фыркает Малфой, поджимая губы. — Напомни мне… Когда ты научилась летать?       Она зло смотрит на него из-за плеча и поднимает подбородок, бросая ему свысока:       — Когда мне было восемнадцать, я ограбила Гринготтс, чтобы найти крестраж. И нашла. Ты действительно думаешь, что я не подготовлена к подобным ситуациям?       Он фыркает:       — Когда мне было восемнадцать, Грейнджер, я думал, как бы не повеситься в собственном доме, но вместо меня всегда вешали кого-то другого.       Это было… Гермиона не знает, как подобрать слова, и замолкает, а Малфой поджимает губы, осматривая её с макушки до пят.       Драккл, как же ей не импонирует его скептический взгляд.       — Ты слабачка, Грейнджер, — заключает Малфой.       — Что ты сказал?!       — Ты всё слышала.       — Потому Мерлин тебя убереги повторить это ещё раз? С моей физической формой всё отлично.       — Напомни мне, когда ты в последний раз занималась чем-то, помимо копания в бумажках? В той же школе… Мне кажется, или ты постоянно сидела на трибунах? А кто был ловцом? Напомни-ка. А, да, я был. А кто из нас аврор? А, да, тоже я. Совпадение? Не думаю.       — Ты не аврор, Малфой.       — Жди.       Он отстраняет её от спуска, чтобы изящно и быстро перепрыгнуть две глыбы. Малфой ловко перебирается вниз, цепляясь за острые камни и выдерживая свой вес на руках. Он спускается вниз, словно ему нет дела до холода и высоты. Гермиона наблюдает, как напрягаются его плечи, когда он отталкивается ногами от уступов, чтобы перебраться немного влево. Последнее, что видит Гермиона, — его тонкие пальцы скользят по краю и исчезают. Она охает, резко дёргается вперёд. Когда ухмыляющийся Малфой смотрит на неё снизу вверх и обтирает грязные ладони об бёдра, волнение уходит. Мерлин его подери. Дьявол!       — Ты жив! Боже!       — Ещё чуточку облегчения в твоём голосе, и я начну думать, что ты волнуешься, Грейнджер.       Она укоризненно смотрит на него, на что Малфой морщит нос и поджимает губы. И в эту секунду Гермиона ловит себя на мысли, что он всегда делает так, когда дразнит её. И это в какой-то мере очаровательно.       Очаровательно. Драккл, он не может быть очаровательным, Гермиона.       — Шевелись, Грейнджер, — бросает ей Малфой, двигаясь к краю уступа со своей стороны. — Если решишь полетать, я поймаю тебя.       — Ты невыносим. Ты знаешь, да?       — Тут мы могли бы с тобой посоревноваться. Думаю, мы оба невыносимы, просто по-разному.       — Я не невыносима!       — Стой, а как же твоё вечное занудство, импульсивность и неконтролируемые приступы гнева?       Гермиона прикрывает глаза и шумно выдыхает. Она все ещё не может поверить, что решила, что компания Малфоя — хорошая идея. Последние пять минут у неё зреет желание развернуться и уйти от него. Она качает головой, присаживается на край утёса, оглядывает острые камни внизу. Настолько высоко. Она не может чётко разглядеть спуск: густой плотный туман ворует возможности. У неё потеют ладони.       Она сглатывает, а Малфой опирается о камень и поднимается, чтобы быть ближе к ней. Он в двух метрах от неё. Расстояние достаточно маленькое, если бы не обрыв, она бы справилась в два счёта. Порыв ветра заставляет Гермиону вцепиться в гладкий уступ, ощущая влагу на подушечках пальцев. Ещё чуть-чуть, и она бы слетела вниз.       Малфой протягивает к ней руку и раскрывает ладонь. Обычный жест, но не от него. Гермиона прищуривается, не зная, что именно он хочет, и говорит:       — Я сама.       Она всё умеет делать сама.       — Мерлин, Грейнджер! — шипит Малфой. — Заткнись и просто прими мою руку.       Гермиона игнорирует его, двигаясь вперёд и стараясь сохранять равновесие. Тяжёлый вздох. Всё идёт отлично, у неё почти получается дотянуться ногами до поверхности, но очередной порыв ветра, и ступни соскальзывают, дробят мелкие камни. Из лёгких выбивает воздух, она вскрикивает, небо превращается в длинный, расплывающийся мазок. Равновесие теряется, и Гермиона зажмуривается и ждёт боли и падения на острые камни, но вместо этого — тёплые руки обхватывают её талию, приподнимают и возвращают ей утраченный контроль над телом. Её пальцы вцепляются в его предплечье, и она заглатывает ртом холодный воздух, а Малфой настолько близко. Жутко близко, ей страшно от мурашек, от затянувшегося в узел желудка, от его тепла. Слишком много ощущений, которые она никак не может классифицировать.       — Я держу тебя, — горячее дыхание обдаёт щёку, и он переходит на шёпот. — Всё в порядке. Держу тебя.       Почему она не торопится выпутаться?       Гермиона не знает, но степень тревоги в его руках понижается. Она успокаивается.       Доверие, если подумать, — очень удобное чувство для тех, кто не может выдержать тревогу. Оно избавляет от головной боли, даёт ощущение безопасности. Доверие и Малфой — оказывается, возможное сочетание. Просто раньше Гермиона не замечала этого или же не хотела замечать, а сейчас — что-то меняется.

До пробуждения осталось: 1 год 11 месяцев 12 дней 9 часов 56 минут

      Всё начинается с того, что Поттер затаскивает её в туннель, воняющий помоями. Пока они тащатся по коридору, Панси ощущает страх, как слово, вертящееся на кончике языка и не дающее ей покоя.       Трк. Трк. Трк.       Первые несколько секунд, а после — тишина, тягучая и напрягающая.       Она переводит взгляд с Поттера на труп над их головами. Слышит омерзительнейший звук в жизни — хруст костей вперемешку со звуком отслаивающейся от бетона кожи. Голова мертвеца немного дёргается, когда они появляются. Изо рта бурно выливается жидкость, кровь с чёрной слизью. Труп дрыгается, стоит ей сделать шаг, и снова замирает, свисая на чёрных влажных жгутах, когда они останавливаются.       Заражённый мог бы сейчас поднять лицо с гримасой и усмехнуться в её сторону, проговорив «лгунья» голосом матери. Панси бы точно не была удивлена этому.       Трк. Трк. Трк.       И снова тихо — Панси хочется свалить отсюда. Немедленно.

До пробуждения осталось: 1 год 10 месяцев 10 дней 13 часов 5 минут

      Взбитый густой туман оседает вокруг озера. Водная гладь мерцает в лунном свете, выделяясь ярким пятном посреди однообразного горного пейзажа. Грязь пропитывает колени, пальцы жжёт от холода. А над головами ни одной звездочки — затянутое пылью небо. Вдали тлеют огни факелов асов. Малфой рядом с ней прищуривается, а Гермиона тянется выглянуть из-за валуна. Он резко дёргает её вниз за плечо, на что она издаёт шипение.       — Что ты себе позволяешь… — его ладонь ложится на её губы, и она расширяет глаза, готовясь оттолкнуть его, но Малфой прикладывает палец к губам, кивая в сторону. Одновременно с этим Гермиона замечает: у него тёплые руки, от пальцев пахнет землёй. Она смотрит в его напряжённые глаза, и на минуту ощущает, как вязнет в моменте. Ей не нравится это чувство, поэтому она быстро разрывает зрительный контакт.       Раздаются приглушённые голоса. Мимо них проплывает несколько асов, размытые тени падают на заросшую мхом тропинку, пока они переговариваются. Вскоре свечение факелов тает, а после тускнеет в процессии двигающихся одинаковых белых фигур.       Когда Малфой убирает руку от её рта, она облизывает губы и переводит дыхание.       — Нам надо подобраться ближе, — шепчет Гермиона.       — Слишком открытая местность, — ожесточённо жестикулирует Малфой. — Слишком рискованно.       — Мы ничего не увидим, если будем тут сидеть, — шипит Гермиона, снова высовываясь из-за валуна. — Я собираюсь перебраться к тем лодкам, а ты волен делать, что пожелаешь.       Слышится обречённо-раздражённый вдох, но когда Гермиона оборачивается, то видит, как Малфой следует за ней. Так-то.       До пробуждения осталось: 1 год 11 месяцев 12 дней 9 часов 52 минуты       Гарри никогда не разговаривал с трупами, а сейчас — у него есть шанс? Перед ним подобие человеческого тела: липкое, уродливое, чёрная слизь разъедает кожу на челюсти, обхватывает, душит, пульсирует. Наверняка у бедняги есть семья, друзья и история, но никому нет дела. С вирусом всё теряет значение.       Вместо лица — лиловое пятно: черты всё еще различимы, но вскоре и они пропадают под плёнкой, покрывающей его шею и плечи и приклеивающей его к стене туннеля. Куски когда-то приличной рубашки, впечатавшиеся в кожу, напоминают о том, что перед ним человек, а не растение-тварь-животное (он никак не может понять, как характеризовать увиденное). Конечности удлинены и изломаны, обмотаны вялыми влажными тёмными петлями, а глаза — белки с паутиной лопнувших бордовых сосудов. Кажется, что в любую секунду труп опустит голову и подарит гримасу, предназначенную ему, личную, неповторимую. Он слабо дёргается от звуков, но не может выпутаться из сети. Мясные волокна кровят в месте соединения с тканью паразита. Вены пульсируют и чернеют, слизь постепенно заполняет артерии, аорты, сосуды. Слизь — буквально вторая кожа. Захватывает, стискивает и сосёт, пока полностью не подчиняет хозяина.       — Отвратительно, — тихий насмешливый голос Панси. Та встаёт и вглядывается в свисающий труп. Гарри наблюдает, как её нижняя губа оттопыривается, брови съезжаются на переносице, глаза наполняются ужасом. Что-то не так, и Гарри чувствует острое желание успокоить её. — Сколько он тут?       — Судя по стадии паразитирования, не очень долго. Хотя я не эксперт, давай честно, — он указывает на грудь. — Посмотри на наросты на сердце, я такого ещё не видел. Хорошо бы сюда привести целителей.       — Оно съедает его заживо, Поттер? Не так ли?       — Поглощает, я бы сказал.       Её нижняя губа немного поднимается, и она приглядывается, выпячивая подбородок.       — Салазар, это… Я знаю его!       Из темноты крадётся, перекатывается мерзкое клокотание, пока не ударяется о стены, достигая его чуткого слуха. Гарри чует, что они, хищники, спят в своих коконах, перерабатывая и поедая добычу. Сколько их тут — огромный мёртвый мегаполис или маленький город, спрятанный в дыре, — никто не знает, а Гарри планирует разбудить его. Капля падает на макушку, и он поднимает взгляд на переплетение труб с разбитой лампочкой.       — И? — нетерпеливо шепчет он.       — И, Поттер? — кривится Панси. — Тебе есть разница до незнакомого идиота? — Гарри поднимает брови, а она качает головой, обхватывает себя руками и после выразительной паузы еле слышно произносит: — Это папаша-магл!       Гарри не задумывается, как скоро ему предстоит увидеть знакомое лицо в паутине слизи. Пока отдалённая перспектива, но сотни человек уже испытали её.       Он думает о потерянных, одиноких девочках, свернувшихся в клубок рядом с Панси. Он думает, что о таком им говорить не стоит. Как бы он мог сказать Тедди, что Андромеда умерла?       Андромеда и Тедди. Ему срочно надо вернуться в Англию, чтобы эвакуировать их. Мерлин, ему следует немедленно выбраться.       У них ещё не было прямого разговора о родителях с крестником, хотя Гарри уверен, его рассказы о Люпине и Тонкс могли лишь приглушить тоску. Как когда-то колдографии, слова Сириуса и разговор с Ремусом справлялись с его. Хотя бы чуть-чуть.       Его застаёт врасплох реакция Панси, и вместо того, чтобы как-то ответить, Гарри поправляет очки и спрашивает:       — Ты готова?       — Ты не хочешь наколдовать Патронуса, чтобы предупредить авроров? Есть хотя бы какой-то вариант, где нам не надо засовывать руку в пасть чудовища?       — Я думаю, что это влияние вируса. Я пробовал недавно, но нет… Полноценная животная форма не получается. Я не взял рацию, когда пошёл за тобой.       — Но должен быть хоть какой-то выход! У тебя должен быть план «Б», ты же великий главный аврор Гарри Поттер!       — Я уже тебе сказал.       — Какой-то, кроме того, чтобы будить этих… — она не может подобрать нужное слово. — Хоть что-то другое.       — Если бы не ты, я бы мог просто оглушить маглов, и мы бы спокойно вернулись в лагерь.       — Или получить пулю в голову? Да? Их было в два раза больше.       Он вздыхает, понимая, что она права:       — Тоже верно.       — Я не хочу умирать, — её голос дрожит. — Я не хочу умирать. Не так. Я не хотела всё портить, Поттер, но всё равно испортила. Салазар, тебе не надо было тащиться за мной.       — Всё будет в порядке, — в голосе проскакивают мягкие нотки. — Я вытащу нас.       Она надувает губы. Очаровательно. Переносит вес с ноги на ногу и шепчет:       — Поттер, если ты сделаешь так, чтобы нас не сожрали и не пристрелили, я последую за тобой хоть на дно Чёрного озера.       — Правда, готова умереть в щупальцах кальмара со мной?       — Ты найдёшь способ выпутаться.       Он хмыкает.       — Меня не покидает стойкое ощущение, что ты мной манипулируешь.       Она переводит на него странный озадаченный взгляд, но у Гарри есть масса куда более важных проблем в этот момент, чем трактовка поведения Паркинсон. Он берёт её холодную влажную руку в свою и оглядывается на туннель, уходящий во тьму.       — Не отпускай мою руку, как бы тяжело тебе ни было. Нам нельзя останавливаться. Это ясно?       Она хмурится, недоверчиво оглядывая его. На это Гарри подтаскивает её к себе, крепче сжимая ладонь и судорожно низко шепчет:       — Ты поняла меня или нет?       Панси кривится, но кивает:       — Да, Поттер.       — Великолепно.       Когда его палочка поднимается вверх, он задумывается о вероятности их смерти, но сразу задвигает эту мысль подальше. Панси стискивает его пальцы, прижимаясь ближе, — Гарри не подведёт её. Но как только он пытается произнести взрывное заклинание, труп дёргается судорогой, изгибается и падает. Заражённый давится чёрной слизью, барахтаясь в жгутах. Тянет к Панси оторванную конечность, кряхтит, лопает пузыри вен на полу. Гримаса на его рыхлом лице оживает. Паркинсон вскрикивает, когда существо цепляется за её лодыжку. Она дёргается, впивается пальцами в предплечье Гарри. Эхо разносится по туннелю. Тварь тянет, на лице Панси застывает ужас. Он решает проблему за секунду. Подошвой Гарри резко разбивает остатки черепа с выглядывающей мякотью мозга. Хруст. Омерзительно. Теперь его задача куда легче, чем кажется. Гарри давно не играл в догонялки со смертью, и сегодня ему опять выпадает шанс узнать, кто победит.       Конечно же, он.

До пробуждения осталось: 1 год 10 месяцев 10 дней 12 часов 10 минут

      Загадки всегда придают миру смысл. Мир Гермионы полон загадок, а всю жизнь она упорно ищет ответы. Её вторая главная миссия.       Пальцы сжимают жёсткую рыболовную сетку, и Гермиона старается унять бешено бьющееся в груди сердце. Живот болит от острых камней, поэтому она снова ёрзает, стараясь удобнее устроиться. Рядом слышится мерное дыхание Малфоя. Её зубы стучат от холода, она сжимает их и унимает дрожь. Дырявая лодка у берега закрывает их от глаз жителей деревни, но если кто-то из них решит прогуляться, то им с Малфоем явно придётся что-то придумывать. Она оглядывается на горы и лес позади, просчитывая пути отхода. За сколько минут они успеют скрыться, если заметят приближение асов?       Она переводит взгляд на воду. Она не понимает, почему поверхность вызывает у неё двоякие ощущения. С одной стороны, обычная водяная гладь. С другой стороны, вода напоминает призрачную вуаль. От неё веет холодом и тоской. Её не отпускает мысль, что где-то она уже это видела. Гермиона вспоминает палочку, колющую шею, стылое дыхание в щёку и крик Гарри.       Как всегда. Щелчок, просветление.       — Это не… — потерянно шепчет она, наблюдая, как белые, оборванные лоскуты ласкают берег. — Это не озеро, Малфой.       — Что?       Гермиона переводит на него обеспокоенный взгляд и снова повторяет:       — Это не озеро.       Он изгибает бровь и издевательски произносит:       — Для меня выглядит как самое настоящее естественное озеро.       — Нет, совершенно точно не озеро.       — Гоблин, Грейнджер, хватит, у тебя башка не трещит от постоянного переобдумывания? Это озеро, я могу доказать. Дай-ка я… — он тянется вперёд, пытаясь коснуться вуали, но Гермиона стискивает его плечо. — Что ты…       — Даже не думай.       — В смысле?       — Не смей, — мрачно шепчет она. — Не надо.       Малфой сводит брови. Видимо, пытается понять смысл сказанного. Мерлин, как же медленно до него иногда доходит. Гермиона переводит взгляд на качающихся в двадцати метрах асов. Из вуали поднимается стражница, огибаемая белым туманом. Кадило медленно раскачивается в её руке, а глаза походят на дыры с оборванными краями.       — Завеса, — шепчет Гермиона, качая головой. — Это завеса. Естественная завеса, понимаешь?       — Не понимаю, Грейнджер. Завеса от чего?       Столько теорий о том, что прячется там, на той стороне: Гермиона не сомневается, что за вуалью скрыты ответы на множество вопросов, о которых она часто раздумывает. Крестражи, дементоры, воскрешение. Должно быть хоть одно научное объяснение, правда же?       Гермиона часто думала, как именно работала граница между мирами. Какое-то время она даже не верила, что та существует, но после вспоминала тот случай с Сириусом и постоянно гадала, реально ли то, что она видела. Может быть, это фикция, придуманная министерством, а может быть, другое измерение, которое не видит человеческий глаз, оттого ни маглы, ни волшебники никогда не смогут проникнуть внутрь. С научной точки зрения «загробного мира» не существует, но откуда же тогда берутся крестражи и призраки? Возможно, там, за гранью — другое. Непонятое, и не факт, что приятное и дружелюбное.       Говорят, некоторые загадки нельзя разгадать, но Гермиона не согласна. Для неё каждая загадка стоит усилия. У каждой есть ответ, стоит только поменять угол зрения.       Вдруг вуаль в той арке куда древнее, чем магия. Вдруг они с Малфоем в колыбели неведомой силы, давшей магам способности и породившей ужасные вещи.       — Какая, к дракклу, завеса? — он прерывается, когда асы открывают рты и запевают протяжную песнь. — Что это, гоблин его дери, такое? — шепчет Малфой, и Гермиона вытягивает шею. — Что они делают?       Асы останавливаются и поднимают руки к небу, мыча и раскачиваясь вокруг двоих людей: молодые мужчина и женщина сбрасывают одежду, а стражница забирает чашу с кровью из рук пожилой женщины, опускает туда два пальца, а после касается лба, оставляя кровавый след. Гермиона щурится, и когда на лицо девушки попадает свет от факела, она вздрагивает — альгиз. Через секунду аска вручает ей в руки заточенный клинок с рунами и чашу и кланяется в ноги. Молодые отпивают кровь, и Гермиона видит, как от их кожи исходит сияние.       — Блять! — шипит Малфой.       — Что?       — Кажется, я знаю, что это за... Проклятие!       Гермиона хмурится, а Малфой собирается что-то сказать, но останавливается. Он оглядывается, и на этот раз сам сжимает её плечо, дёргает и пытается утянуть за собой:       — Пойдём отсюда, Грейнджер.       — Никуда мы не пойдём.       — Ещё как пойдём.       — Нет! — шипит Гермиона, отталкивая его. — Хватит! Успокойся!       Малфой сдаётся и упирается лбом в камни, шумно всасывая воздух сквозь губы, а Гермиона приглядывается. Пара берётся за руки и медленно приближается к границе вуали. Они же не собираются…       — Мерлин… — потерянно шепчет Гермиона, дёргаясь и подавляя желание окликнуть их. — Они же не…       — Наверное, спать в поганой хижине было куда лучше, чем наблюдать за самоубийством, не так ли?       — Самоубийством?       — Самоисход, знаешь такое?       — Это как ритуал сати, но… Откуда ты?..       — Без понятия, о каких «сати» ты говоришь. Пока ты копалась со своими рунами, я нашёл единственное, что можно было почитать на нашем языке. Вырванные листки из дневника какого-то полудурка. Грёбаные рассуждения о магических перспективах ритуала самоисхода для современного мира. Я так и не понял, во что в результате перерождается маг. Словом, хуже чтива в этом блядском месте не придумаешь.       — Почему ты не рассказал мне?       — О чём, Грейнджер? О том, что кто-то побывал в этом месте и оставил несколько заметок? Как бы тебе это помогло с рунами?       Гермиона раздражённо шикает на него, а Малфой корчит ей рожу.       Пара останавливается, размыкает руки. Ещё чуть-чуть, и вуаль обхватит их ноги. Асы позади них смыкают руки, начиная раскачиваться и плыть по кругу.       Девушка приближается к молодому асу, оглаживает его лицо. Их лбы соприкасаются. В груди давит. Гермиона предчувствует что-то неладное.       — Добровольная смерть и жертва… — шепчет Малфой. — Готовься, Грейнджер.       — К чему?       На его худом лице появляется усмешка.       Гермиона жуёт нижнюю губу. Воздух густеет, а пара продолжает опираться друг о друга. Пение асов за спинами становится громче, они ходят и ходят по кругу, втягиваясь в танец. Последнее, что замечает Гермиона, — слёзы на лице молодого аса. Девушка резко вставляет кинжал в его грудь, проворачивая его, и он падает в объятия вуали. Кровь стекает с её пальцев в озеро. Гермиона непроизвольно хватает Малфоя за руку, подавляет возглас и резко сжимает её, а он поднимает брови от удивления. Чёрт. Она ёрзает, отодвигаясь, но Малфой в ответ лишь крепче сжимает её пальцы, прежде чем дать ей вырвать руку.       В начале Гермиона думает, что ничего не происходит, но потом видит, как тело поднимается над гладью. Вместо того, чтобы забрать его, как когда-то Сириуса, жидкость перетекает в чёрные сгустки, поднимая его всё выше и выше к неохватному небу над их головами. Девушка плачет, а вскоре рядом с телом появляются плывущие дементоры. Гермиона вспоминает картину в святилище. Сознание пронзает ясная точная мысль.       Смерть объединяет всех. Маглов, магов и тех, кто не может умереть.       — Дементоры. Вот откуда…       Малфой прерывает её, когда первый порыв холода оседает на коже. Знакомое удушающее ощущение.       — Вот сейчас мы точно уходим, Грейнджер! Немедленно!

До пробуждения осталось: 1 год 11 месяцев 12 дней 9 часов 30 минут

      Клокочущий рой за спиной. Лёгкие горят. Икры перенапряжены.       Она никак не может отойти от испуга, но продолжает бежать. Главное, не останавливаться. Главное, двигаться. Главное, не оглядываться.       Грудь нестерпимо колет, и она прижимает руку к боку. Поттер дёргает её за запястье, не давая замедлиться. Она хнычет, цепляясь за его пальцы.       — Быстрее! — жёстко говорит он, оглядываясь.       Ужас. Панси видит на его лице чистый искренний ужас.       — Я не могу! — задыхается она.       — Можешь! — снова тянет на себя, заставляя ноги передвигаться.       Мышцы нестерпимо ноют, а горло дерёт от каждого вдоха. Салазар, сколько ещё…       Вдали виднеется размытый круг света. Остаётся совсем чуть-чуть. Поттер не дарует ей щит безмятежности, как раньше. Напротив, его жёсткая хватка пугает её хлеще шума за спиной, но если Панси позволит себе расслабиться хотя бы на секунду, то ей тут же перегрызут глотку. Иногда Панси задумывается, что лучше — получить пулю в висок от маглов или вот так бежать со всех ног от орды тварей. Вряд ли через месяц оба происшествия удивят хоть кого-нибудь.       Когда они преодолевают границу, разделяющую гнездо и реальный мир, Панси сдаётся. Ноги подкашиваются, она не может сделать вздох, спотыкается и падает, утаскивает за собой Поттера. Колено жжёт от боли, слышатся выстрелы и разъярённые фразы на неизвестном языке. Гарри, приземлившийся рядом с ней, поправляет разбитые очки, достаёт оружие и снова вскакивает и дёргает её за собой, не давая очухаться.

До пробуждения осталось: 1 год 10 месяцев 10 дней 10 часов 8 минут

      Гермионе хочется рычать, пока они пробираются сквозь высокую траву к хижине. Её настроение никогда не было настолько паршивым. Причина — белобрысая индюшатина, прыгающая с кочки на кочку. Малфой всегда всё портит, но это неудивительно.       — Не могу поверить, что ты не дал мне досмотреть, что с ним произошло, — шипит она, отодвигая ветки дерева в сторону. — Ты хоть раз видел, как происходит формирование дементора?       — Не видел и никогда не хотел увидеть.       На миг Гермиона забывает, что злится, и погружается в рассуждения:       — И всё же изначальная теория про скопление негативных эмоций вроде боли и тоски — правда. Имеет смысл жертва, но в отличие от Азкабана тут нет скопления настолько сильной негативной энергии, только если… Что если это не единственный ритуал, учитывая, как легко проходит перерождение? Есть что-то ещё, почему я никак не могу понять, что именно?       — Нам надо сматываться, Грейнджер. Твоя подружка водит тебя за нос, мы не узнали ничего о вирусе. Надо найти сферу и валить отсюда, пока мы сами не превратились в дементоров.       — Давай, — жёстко заявляет она. — Иди.       Он резко отталкивает ветвь и трёт бровь, морщась.       — Я искренне не понимаю тебя. Ты хочешь, чтобы тебя сожрал дементор? Или, может быть, окунуться в то дохлое озеро? Почему мы просто не…       — Я хочу получить больше информации, Малфой. Только и всего! Я делаю это ради всех нас!       — Опять. «Я делаю это ради всех нас», — передразнивает он её.       — Что тебя не устраивает?       — Ты идиотка! Не просто идиотка, а отчаянно импульсивная идиотка! Ты не умеешь просчитывать риски. Совсем.       — Я не умею просчитывать риски?! — срывается она. — Это я чуть не раскрыла нас? Я полчаса назад вышла из укрытия, да так, что резко пришлось применять чары невидимости? Ты не должен был дёргаться. Ты должен был слушаться меня и лежать смирно, пока всё не закончится!       — Слушаться тебя, кудрявая? Лучше я ещё раз посижу в камере Азкабана на допросе, чем слушаться тебя!       — Упёртый трусливый осёл!       — Импульсивная… — Малфой переводит дыхание. — Импульсивная обнаглевшая идиотка!       — Обнаглевшая? — поднимает брови Грейнджер, складывая руки на груди. — Это всё, что ты смог придумать? Я вечно спасаю твой зад, Малфой! Ты всё постоянно портишь. Твои эмоции вечно мешают… Нельзя быть настолько…       — Ну, я хотя бы не похож на пыльный старый экземпляр «Истории Хогвартса».       — «История Хогвартса» — замечательная книга. Почему я должна воспринимать это как оскорбление? Ты знаешь, что это самая продаваемая книга во всей… Куда ты смотришь, Малфой?       — Ты слышишь это?       — Слышу что?       Он резко дёргается в сторону полосы леса, срываясь на бег. Гермиона моргает несколько раз, сжимает кулаки и думает, что могла бы бросить его. Да, могла бы. Конечно, она сейчас развернётся и пойдёт прямо в хижину. Да, отличное решение.       Она снова переводит взгляд на полосу леса и вздыхает.       Чёрт.

До пробуждения осталось: 1 год 11 месяцев 12 дней 9 часов 3 минуты.

      Панси наблюдает, как зелёная вспышка из палочки Поттера убивает магла в балаклаве, преградившего им путь. Всё смешивается, а сама она ощущает себя в вакууме: справа кому-то отгрызают голову, слева одна из тварей набрасывается на машину, в которой спит семья волшебников. Маглы перестреливаются с дежурным отрядом, огромная металлическая гусеница вращается, трещит, убивает. Мерлин, это её вина. Это происходит, потому что она решила свалить от Поттера.       Страх сковывает её, и она не может сделать нормальный полный вдох, чтобы набрать в лёгкие воздуха. Столько криков, крови и хаоса. Мир сотрясается, а Панси никак не может зацепиться и найти своё равновесие.       Она не успевает осмысливать свои действия, ей просто нужно немного воздуха. Поттер резко трясёт её за плечи, что-то кричит, а она смотрит на него огромными глазами, моргает и пытается понять, что произносят его обветренные губы. Трещина на очках. Маленькие ранки на лбу, бледный еле заметный шрам.       — Отстреливайся! Отстреливайся, мать твою!       — Я… — она ловит ртом воздух, когда Поттер меняет палочку на пистолет, чтобы сделать выстрел вправо.       — Мне надо найти мётлы! Мне надо, чтобы ты прикрыла меня! Ты слышишь меня?       Она тупо смотрит на него, и в её голове проносится столько мыслей о прошлом. Кем она была, что делала и кем стала.       — Ты слышишь меня, Панси?       Звук её имени наконец-то заставляет Панси сконцентрироваться и вынырнуть в реальный мир. Лучше бы она этого не делала. Мерлин, что происходит… Что, мать твою, происходит?       — Я… Хорошо, — Поттер резко поворачивает голову направо, и Панси видит, как Нэнси тащит к ним связку огромных красных баллонов. — Поттер, а девочки?       — Что? — говорит он.       — А маглы? Где они?       Он моргает, словно не понимает её, и Панси повторяет:       — Где маглы, Поттер?       Кажется, до него доходит, потому что он оглядывается по сторонам. Панси сжимает рукой оружие, снимает его с предохранителя. Непривычная тяжесть в руке. У неё колотится сердце от беспокойства, когда она не может найти глазами знакомый фургон.       Грохот. Рядом с ними взрывается машина, и Панси отшатывается в сторону. Она поворачивает голову, наблюдая, как в ней вопят люди. Пламя, красно-оранжево-синее, сжирает их. Панси никогда не видела ничего подобного.

До пробуждения осталось: 1 год 10 месяцев 10 дней 9 часов 45 минут

      В мире столько универсальной несправедливости. Мир строится на универсальной несправедливости. Каждый день умирают, насилуют, мучают — вот они, те самые связывающие и основополагающие кирпичики.       Драко — часть этого, и единственная его мысль: «Блять, какая бессмыслица!»       Грейнджер говорит, что надо бороться, и в чём-то она права, но, гоблин, какая бессмыслица!       Какая бессмыслица умирать в этом дрянном озере, какая бессмыслица оказаться потерянной маленькой девочкой без родителей, какая бессмыслица застрять тут с Грейнджер и утратить единственное, что дорого.       Голос Нарциссы теряется в зарослях, и он ускоряет шаг. Он уверен, что не ослышался. Ему необходимо сохранить хоть крупицу смысла, хотя бы что-то, иначе отсутствие смысла заставит его вернуться в прошлое. А Драко уверен, что это никогда не было для него лучшим выходом.

До пробуждения осталось: 1 год 10 месяцев 10 дней 9 часов 40 минут

      Когда Гермиона находит Малфоя, он мечется по поляне цветов. Красный, испуганный и возбуждённый. Туман поднимается от земли, а луна скрывается за плотным пыльным облаком, оставляя лишь приглушённое серебряное сияние. Гермиона переводит взгляд на полоску леса. То же место, где её нашёл Малфой после оглушения. Странные совпадения, хотя она уверена, что это не просто так. Ведь тот голос, который звал её тогда, точно не принадлежал Малфою. Стражница предостерегла их, а после Гермиона вспомнила о «перевёртышах» на картине и связала нужную информацию. Хотя она никогда не встречала их в Англии, слышала несколько историй от коллег-ирландцев и часто читала статьи на обеденных перерывах о том, как те заманивали людей, притворяясь их близкими. Одним из самых распространённых мест их обитания была Исландия. Изначально они не слишком враждебные существа и наносят вред только тогда, когда к ним приближаются. По шкале опасности у них шесть боггартов. Уникальная способность подражать голосу, приобретать форму чего угодно, от любого животного до человека, не раз обманывала волшебников.       Если Малфой услышал кого-то, то, скорее всего, с ним произошло то, что и с ней тогда. Значит, у них есть шанс уйти отсюда живыми. Главное не поддаться голосу и не приблизиться на достаточное расстояние. Они нападают только тогда, когда жертву можно легко схватить и парализовать.       — Малфой? — спрашивает она, складывая руки на груди. Малфой останавливается, жмурится, сжимает голову и часто отрывисто дышит.       Ушей касается далёкий умоляющий голос:       — Драко, помоги мне! Драко!       Мурашки ползут по лопаткам, подбираются к затылку.        — Драко, помоги мне! Драко!       Она точно слышала этот голос. Когда-то очень давно. Когда ещё была маленькой-маленькой девочкой. Когда Гермиона снова переводит глаза на полосу леса, то видит знакомую спину. Высокая, тонкая, светлые волосы. Мерлин, она права!       Малфой открывает глаза, переводит взгляд на место, куда смотрит Гермиона, и вздрагивает всем телом.       — Мама, — растерянно проговаривает он и делает шаг вперёд. — Мама!       Она хватает его за руку, не давая сдвинуться к фигуре на опушке леса, и Драко оглядывается на неё. Глаза дикие и растерянные, а руки всё ещё тёплые.       — Ты знаешь, что это не она, — качает головой Гермиона. — Это не Нарцисса, Малфой.       На его лице отражается неверие.       — Откуда тебе знать?       — Потому что Нарцисса в сфере, а сфера где-то у них, но они никогда не проникнут в неё. Они не могут проникнуть в неё.       — Но, а если…       — Нет, — жёстко говорит Гермиона. — Никто, кроме Невилла, не может… Это абсурд!       — Почему она тогда стоит там, Грейнджер? — надрывно говорит он, указывая на фигуру в двадцати метрах от них. — Что за… Ты видишь и слышишь то, что вижу и слышу я? Нет?       — Это точно не твоя мать, Драко.       Имя соскальзывает с её языка до того, как она успевает себя проконтролировать. Он пытается вырвать руку, но она резко сжимает её, подходит ближе и заглядывает в глаза.       — Отвали, Грейнджер!       — Нет!       Он зло хмурится, а она подбирает слова:       — Послушай меня внимательно, в этом месте… Тут творятся необъяснимые вещи, и произошедшее сегодня… — Гермиона вздыхает. — Я не знаю, кто это или что это… Но это точно не Нарцисса, и если сейчас не будешь поддаваться эмоциям, то согласишься со мной.       Он снова смотрит на замершую фигуру. Ветер колышет цветы, обдувает лицо. Гермиона не знает, как это происходит. Более того, она не знает, зачем это делает. Её рука касается его подбородка, аккуратно поворачивает к себе голову. Малфой нехотя поддаётся прикосновению.       — Но там стоит моя мать?       — Это перевёртыш. Он обманывает тебя.       — Кто-кто, Грейнджер?       Тяжёлый вздох.       — Как оборотень. Те превращаются в волков, а это мифологическое существо, обладающее способностью оборачиваться человеком или животным.       — Ты, правда, думаешь, что твои лекции могут остановить меня?       — Ты веришь мне?       Он вымученно хмыкает, и Гермиона настойчиво говорит, проводя большим пальцем по скуле:       — Драко, ты веришь мне?       Он снова смотрит на фигуру, а после на Гермиону.       — Я обещаю, что с Нарциссой всё в порядке. Слышишь? Я обещаю тебе, что с твоей матерью всё будет в порядке.       — Но…       — Мы сейчас развернёмся и уйдём отсюда. Мы вернёмся в хижину, завтра разберёмся со всей чепухой. Твоя мать в безопасности, Драко.       Он моргает, а Гермиона продолжает:       — Я обязательно… Слышишь меня? Я обязательно найду способ вылечить её. Мы с тобой найдём способ вылечить её. Что бы ни случилось, мы вылечим ее.       Лицо Малфоя расслабляется, взгляд смягчается: глаза на этот раз спокойные, зрачки не мечутся из стороны в сторону.       — Вместе? — вырывается у него скептическое.       — Да, — уверенно говорит она. — Вместе.        Гермиона тянет его за руку, и, уходя, она оборачивается на полосу леса — она пустует.

До пробуждения осталось: 1 год 11 месяцев 12 дней 8 часов 50 минут.

      Кто-то снова кричит. Кто-то постоянно кричит. Крики теперь — новая неотъемлемая часть её реальности.       Они скрываются за преградой — небольшая машина у набережной. Где, драккл, носит Поттера…        Сражающихся маглов и волшебников становится всё меньше, — одни твари, нападающие на них, сжирающие их.       Нэнси рядом с ней тяжело дышит, когда в очередной раз замахивается оружием, изрыгающим пламя в наскакивающего монстра. Тварь отпрыгивает и пищит, скукоживаясь. Слава Салазару и Годрику, сдохла.       — Нам надо убираться отсюда! Немедленно!       — Я не вижу Поттера! — отвечает она, ощущая отдачу в оружии. — Он должен был…       Звук очередного взрыва перекрывает её слова.       Он должен был найти девочек и мётлы. Где же тебя носит, Поттер?       Панси всегда мажет мимо тварей, приближающихся к ним. Мерлин, она не приспособлена к подобным событиям. Нэнси выругивается, трясёт шланг, пинает баллон.       — Мерлин его дери, это был последний баллон!       — Их три! Их там три!       Одновременно они поднимают оружие, стреляя в упор, но успевают уложить только двух. Одна остаётся, прыгает, вцепляется Нэнси в руку, и та издаёт истошный крик. На этот раз Панси стреляет уверенно, точно в мозг. Когда чудовище падает, разжимая пасть, и сваливается с машины, то от руки аврора остаётся кровавое месиво из мяса, костей и кожи. Нэнси трясёт. Тошнота подкатывает к гландам, но Панси поддерживает Нэнси, стараясь контролировать ощущения. Они медленно оседают на асфальт, и розововолосая вцепляется ей в икру окровавленными пальцами здоровой руки и шипит:       — Отрежь её!       — Что? — испуганный возглас. — Отрезать её?!       — Используй палочку и отрежь её! Быстро!       — Это сработает?       — Терять нечего!       Салазар, в её голове поёт абсурдный жабий хор, приводя аргументы «против». Раз: ей не должно быть дела до других людей, не так ли? Два: она никогда никого не убивала, никогда никому не причинила боли. Она никогда не хотела этого. Три… Но если она не сделает этого, то Нэнси, скорее всего, превратится в того магла из туннеля. Драккл.       Панси сглатывает, стараясь унять дрожь в руках. Окровавленные колени, рябь волн, влажный от потной руки пистолет. Сколько раз она избегала выборов…       Выбор. Ведь вся проблема всегда в одном и том же — в выборе. Жизнь полна выборов, и на этот раз Панси делает свой — это решение навсегда ей запомнится. Рука поднимает палочку. Панси сжимает зубы до скрежета, прежде чем выплюнуть в сторону Нэнси «режущее».

До пробуждения осталось: 1 год 10 месяцев 10 дней 8 часов 5 минут

      Неопознанное — Гермиона не боится сталкиваться с тем, чего не понимает. Она всегда находит выход из безвыходных ситуаций, а как Гермиона виртуозно решает проблемы! Бытовые или научные, не важно. Это она умеет. Честное слово, у неё всегда есть ответ на любой вопрос. Поэтому нет, неопознанное не пугает её, если, конечно, это не касается чувств. Чувства — другое дело, отложенное и запылившееся. В любом случае, у неё не бывает времени на подобную чепуху.       Однако, когда Малфой перед ней — грусть в уголках губ, пятна грязи на лице и обеспокоенные глаза, — в груди у неё печёт. Странное незнакомое ощущение. Неопознанное, неклассифицированное и будоражащее. Единственное, что её радует, — они живы, истязают друг друга взглядами на узкой жёсткой кровати. Хотя бы что-то привычное.       — Как думаешь, Малфой, почему они делают это?       — Делают что?       — Жертвуют собой. Кому может прийти в голову умереть вот так, по собственной воле? Люди не должны умирать по собственной воле. Если для асов смерть — это такой же этап, как и рождение… Но это же противоречит здравому смыслу.       — Думаю, не все разделяют твоё мнение, Грейнджер. Для некоторых жизнь не наделена смыслом, — он усмехается. — Зачем жить, если ты… Представь, что ты родилась здесь и не видела ничего, кроме этой дыры. Чтобы ты тогда делала?       — Просто жила.       — Не многих такое устраивает. В чём цель?       — Я знаю свою. А их… Они люди, повзрослевшие вне цивилизонного общества, вряд ли они о таком задумываются. Они верят в мифы. Они верят в Бога? Это даёт им смысл. Для меня странно полагаться на легенды, чтобы определить, куда двигаться.       — Вот ты и ответила на свой вопрос. Поздравляю.       — Как-то глупо верить в то, что банши-матери-боги живут на горе и даруют магию.       — Это легенда местных, но разве не все легенды были когда-то реальностью? А пророчества?       — Я не верю в предсказания, Малфой. А ты правда веришь, что положение планет на небе может предсказать твою судьбу?       Он хмыкает:       — Если честно, мне… Плевать? В жизни нет ни малейшей грёбаной капли смысла, поэтому… Я просто хочу, чтобы меня не трогали.       Гермиона закусывает губу, и внутри у неё всё стягивает. Грудь теплеет, а мурашки бегут по спине. Малфой смотрит ей в глаза как-то слишком доверчиво. Видимо, спасение его от перевёртыша изменило что-то между ними. Возможно, сблизило?       Гермиона не выдерживает, разрывает зрительный контакт и подпирает рукой голову. Малфой не двигается и продолжает смотреть на неё. Проходит несколько секунд, прежде чем он спрашивает:       — Почему ты не накладываешь гламурные чары?       Она замирает, не понимая, о чём он, а после видит закатанный рукав светлой рубашки. Чёрт. Откашливается, неловко натягивает ткань.       — Встречный вопрос.       — Мне мой служит напоминанием.       — Надо же, — скептически бурчит Гермиона. — Поэтому ты пытался свести её?       Он издаёт грустный смешок:       — Неудачные попытки надо забывать, но вряд ли такое можно забыть, не правда ли?       Да, некоторые моменты никогда не забываются. Как бы сильно ты ни хотел этого.       — Хотя бы не номер, и на том «спасибо», — бормочет Гермиона, скорее себе, чем ему.       — Номер?       — Заключённым в концентрационных лагерях присваивали номера. Иногда вместе с буквами и фигурами. Например, буква «I» показывала, что ты итальянец, розовый треугольник — гей, красный — политический, два перекрещенных треугольника — еврей. Была целая система маркировки. Так что оскорбление — это ещё довольно гуманная штука, если вспомнить магловскую историю. Можно было остаться безымянным, лишь с номером на всю жизнь, если тебя не отравили в газовой камере.       Малфой ничего не говорит, и Гермиона решает уточнить:       — Концентрационные лагеря — это…       — Я знаю, что такое концентрационные лагеря, — холодно обрывает её он, а Гермиона хмурится, переводя на него скептический взгляд.       — Откуда?       — Я… Я посмотрел один фильм с другом. Он многое рассказал мне… В общем, знаю и всё.       — Это тот самый друг?       Она всё ещё никак не может уложить в голове, что у Малфоя правда есть друг-магл. Как-то абсурдно всё это.       — Да.       — Как его зовут?       — Джеймс.       — Он, наверное, волнуется за тебя?       Она вспоминает о Гарри сразу же, а вот Рон… Волна тоски накатывает на неё. Каждый раз повторяется.       — Нет, он в Хорватии с невестой. Мы должны были встретиться в следующем году, когда мне бы сняли запрет на перемещение. Я… Я живу в его квартире. Слежу за кошкой.       Столько ненужной информации. Столько всего — голова распухает, и она знает, что это принесёт за собой последствия. Такие последствия, которые усложняют и пугают. Отлично.       — Оу, ясно. Это… Это здорово. У меня тоже есть друг в Хорватии. У него своя драконья ферма.       — Вот откуда у тебя столько драконьего дерьма в голове.       — Эй, благодаря драконьему дерьму в этой голове мы живы.       Гермиона ёрзает, меняет положение и укладывает голову на подушку. Малфой моргает, встречается с ней взглядом. Ей удаётся разглядеть родинку у уголка его губ, голубое в серой радужке и царапину от ветки, пересекающую бровь.       — Может быть, когда-нибудь я найду способ свести её, — тихо говорит Гермиона, давая словам развеять напряжение в воздухе. — И мою… — она делает паузу. — И твою.       — Жить — это покрываться шрамами, Грейнджер. Я больше не хочу убирать свои, но в отличие от меня ты точно не выбирала свою метку.       Она не знает, что должна ответить ему. Поэтому говорит первое, что приходит в голову. Ей стоит удивиться, что мысль именно такая, но, честно, она позволяет себе не фильтровать речь после пережитого.       — Но и ты не выбирал? Не так ли?       Он вздыхает, прикрывает глаза и произносит:       — Наши шрамы точно не идентичны, Грейнджер.        — Не индентичны, но точно похожи.        — Наверное.

До пробуждения осталось: 1 год 11 месяцев 12 дней 8 часов 20 минут

      Когда Панси удаётся найти Поттера глазами в творящемся беспорядке, у неё щемит сердце от радости. Ненадолго.       Нэнси стонет от боли, открывает глаза, чтобы закатить их. Кровь капает с её обмотанной лоскутом повязки, и Панси отводит взгляд на подбегающего к ним Поттера.       В его руке две метлы. Он долго отстреливается, прежде чем перепрыгнуть через капот. От его слов в мире Панси появляется ещё одна трещина:       — Я не смог найти их.       — Как это не смог?       Поттер расширяет глаза, когда видит розововолосую.       — Я думаю, их увезли.       — Ты уверен? Или это твоя догадка?       — Я не знаю! — вскрикивает Поттер. — Откуда я могу знать?       Он вздыхает, снимает очки и произносит заклинание, чтобы починить их.       — Слушай, нам немедленно надо улетать. И что, Мерлинова борода, произошло, пока меня не было?       Панси снова переводит взгляд на аврора рядом. Многое произошло, но её волнует только одно.       — Поттер, где они?       — Я не знаю.       — Они живы?       — Я не знаю!       — Ты думаешь, они смогли уехать с основной частью отряда?       — Я повторяю тебе. Я не знаю. Я обшарил весь лагерь, но не смог найти их. Что ты хочешь от меня сейчас?       Она чувствует, как истерика надвигается. Горло сжимается, глаза щиплет. Кто бы мог подумать, что Панси Паркинсон такая слабачка, чтобы расплакаться.       — Нам надо уходить. Сейчас же.       — Мы не можем уйти!       — Можем!       — Тогда скажи мне, где они, драккл тебя дери, Поттер? Где они? — вскривает она. — Где?       На его лице застывает мучительное виноватое выражение, и он отводит глаза, вздыхая. Затылок ударяется о дверь машины.       — Я не знаю. Я бы хотел сказать, что знаю, но я не знаю!       — Но ты должен знать, мать твою! — из горла вырываются рыдания, когда она со всей силы толкает его в плечо. — Ты должен знать, Мерлин твою, потому что я верю тебе! Слышишь, Поттер, я верю тебе!