Прометеус

До пробуждения осталось: 1 год 11 месяцев 28 дней 18 часов 20 минут

        Преданность и честность. Джинни никогда не могла представить, что будет разделять муки совести тех, кто не может выбрать между двумя этими понятиями.         Она всегда говорит правду людям, которым предана. Почти всегда. И лжёт только при крайней необходимости.         Неожиданное прибытие Рона поздней ночью с двумя незнакомцами отнимает у неё последнее желание заснуть. Её обыденность с того момента, как уехал Гарри — приехать в Нору и мучать себя вопросом, стоит ли вернуться обратно в квартиру. Открывая дверь брату, Джинни глубже запахивает халат и трясёт головой, пытаясь отогнать дрёму. В лицо бьёт моросящий дождь.         Они даже не приветствуют её. Просто проходят мимо, оставляя за собой лужи от тяжёлых ботинок, и те растекаются ручьями по полу.         Рон и его коллега усаживают худого мальчишку на диван, тихо переговариваясь. От его влажной одежды на обивке остаются тёмные следы. Джинни достаёт палочку, чтобы заварить чай.         Через десять минут в руках незнакомца кипяток расплёскивается от постоянного тремора. На его полосатом вильветовом жилете виднеется книга-брошка. Она поблёсквает в оранжевом свете. Его зубы стучат, а обветренные губы пытаются выдать внятное слово. Маггл испуган и, видимо, болен. Трясущиеся руки покрыты чёрными язвами.       — У вас всё хорошо?       — Я... Мне нужно обратно.       — Зачем он тут, Рон?         — Позже, Джинни.       Рон смотрит на светловолосого мужчину в форме невыразимца с подозрением, кивая в сторону маггла. Напарник хлопает брата по плечу и через секунду исчезает в приглушённом свете гостиной.         Джинни подливает кипятка в забранную кружку, пока глаза дезориентированного парня бегают по комнате.         — Гд… Гд… Где я?         — Вы в безопасности. Это дом моих родителей, не волнуйтесь, — успокаивает его Джинни, стараясь придать голосу уверенности.       — Мне надо вернуться в библиотеку.       — На улице сейчас крайне опасно. Это место, где вы работаете?       — Я уже говорил, у меня... Там...         — Дормио, — хриплый голос Рона доносится из-за его спины. Подбородок маггла падает на грудь, а спина ударяется о спинку дивана.         — Ты усыпил его, Рон? Почему?       — Он нужен невыразимцам. Ложись спать, Джин. Прости, что разбудил тебя.         — Но… Стой! С каких пор… — брат наваливает тушу маггла к себе на плечо и исчезает на лестнице.       С каких пор волшебники приводят магглов в свой дом? Её доверие к Рону не пошатнуть, но он... Насколько честно будет закрыть глаза на то, что брат приводит в дом человека, накладывает на него чары сна и запирает в одной из комнат? Все это больше напоминает похищение, а не помощь. Может, она просто чего-то не знает? Он же не мог так поступить. Верно?         Выбор между преданностью и честностью вдруг становится нестерпимо сложным.    

До пробуждения осталось: 1 год. 11 месяцев 26 дней 5 часов 1 минута

        Дом, в котором ты вырос, никогда не стирается из памяти. В нём всегда горит свет. У каждого человека должен быть этот свет. Он даёт утешение и уверенность. Туда, где любят и ждут, всегда возвращаются.         За порогом безопасность: тепло объятий матери и надежность слов отца. Там даже в двадцать три остаёшься недотёпой-ребёнком, хотя в отражении кажешься себе невозможно взрослым.         Гермиона счастливица: её звонка в дверь такого дома ждут с нетерпением и днём, и ночью. Пусть пропасть между волшебным и обычным миром ширится, а её магия пугает, отец и мать всегда рады их встречам. Несмотря на всё то, что она сотворила с ними.         Гермионе повезло — мама и папа до сих пор остаются с ней. Как и Гарри. И Рон когда-то. Она давно не получает от него весточек. Единственная связь, сохранившаяся с Уизли, — Поттеры.         Молли перестаёт с ней разговаривать после новостей о ребёнке, а Гермиона не любит навязываться. Артур же никогда не идёт против жены.       Это нормально, и это их право. Ты должна принять реальность.       Она находит утешение в переписке с Флёр и Биллом в Хорватии. Их драконья ферма под руководством Чарли в горах разрастается, а Флёр беременеет первым ребёнком. После смерти близнеца Джордж не разговаривает ни с кем, кроме Анджелины. Манера поведения Перси отталкивает её ещё со школы. Наверное, оттого что в его привычках она замечает раздражающие свои.         С Джинни общение становится поверхностным. Часто Гермиона ловит себя на мысли: подруга слушает, но не слышит её. Гермиона не задаёт вопросов ни Гарри, сутками пропадающему на работе, ни Джинни, переспрашивающей её в сотый раз, почему она ушла из неотложного отделения Мунго. Гермиона всегда напоминает и никогда не говорит всей правды. Как и все они. Правда — слишком неудобна, и каждый из членов Ордена Феникса предпочитает её забыть.         Дружба с Невиллом и Падмой, напротив, укрепляется. Рассуждения Невилла о его лечебных рецептах увлекают, а за разговорами с Падмой об очередном неудачном свидании наступает расслабление. Это отвлекает.         Жизнь в волшебном мире уже давно вытеснила её рутину в маггловском. И часть личности Гермионы, которая родилась в стенах замка Хогвартса, становится всё более важной, чем детство в Лондоне. Тем не менее, некоторые аспекты работы разочаровывают её, но она старается не думать о них с начала эпидемии.         Коридоры и комнаты родительского дома высечены в её голове бороздами на камне. Она знает, в каком порядке располагаются семейные фото в кабинете отца и где хранятся рубины в гардеробе матери. Кладовка с ненужными зубными слепками, устрашающими свёрлами и материалами для пломб. Её секретное место, где в семь лет Гермиона прячется от настырных детей. Где представляет себя в тайном волшебном королевстве, обнимая свечку пальцами за занавесом двух клетчатых одеял, привязанных к металлическим ножкам комода. Маленькая комната в тёплых тонах, где она впервые осознаёт, что одарённая. Тянется за книгой всем телом, вставая на носочки и ощущая напряжение мышц. Даже подпрыгивает, но так и не достаёт том энциклопедии с полки. Маленькая Гермиона угрюмо буравит книгу взглядом, топая ногой, пока та не вылетает и не падает ей в ладони, раскрываясь на нужной странице.         Магия.         Магия — это дар, о котором маггловский мир лишь мечтает. Магия может объяснить столько вещей, написанных в фантазиях людей. Может спасти миллионы от голода, болезней и нищеты. Может дать столько возможностей для развития науки и медицины.         Магия — то, в чём нуждается человечество каждый ненастный век. Утерянное знание, которое ищут в лабораториях и университетах. Почему они не хотят поделиться благом, если им пресытились? Отдать огонь, развеивающий мрак ночи, став богами в глазах тех, кого одарили. Жадность волшебников не имеет границ.         Поэтому Гермиона никогда не считала себя «волшебницей».         В фотографиях совместных семейных путешествий, пыли на клавишах пианино и книжных полках рождается суть, от которой Гермиона не откажется. Стержень, помогающий принимать важные жизненные решения.         От первого осознания своей уникальности до горьких слёз от произнесённого заклинания в спину родителям — всё это принадлежит ей.         Всё это часть её, и отрекаться от этого Гермиона не намерена.         Без этих воспоминаний она не может представить себе жизнь, в которой её профессия — целительство, а взгляды и действия противоречат политике Министерства. Палата Лордов упорно принимает законы, содержащие преференции для чистокровных. Идеология магического супермасизма не исчезает и после убийства Лорда: как и Гриндевальд, он озвучивал то, о чём думали многие маги, занявшие нейтральную позицию в этой войне. Для власти: в одной руке стоит держать галлеоны, а в другой — родословное древо с чистокровными родителями.         У Гермионы нет ни того, ни другого.         Жизнь на два мира быстро помогает осознать, как именно относятся к магглорождённым в волшебном сообществе. Никто не может публично заявить о своём неодобрении магглорождённой интеграции, но снятие статуса секретности для родных или законы для уравнения возможностей — о таком не заводят и речи… Кость в горле. Перемены происходят, но куда медленнее, чем в её мире, где вопросы дискриминации разрешаются болезненно, но эффективно.         С детства она жаждет менять мир в лучшую сторону. Её амбиции никогда не ограничивались целительством или исследованиями. Профессия врача помогает делать вклад каждый день. Но поставить себя в рамки только из-за предубеждений чистокровных стариков? Нет… Она никогда не смирится с этим. Отказываться от права быть полноценным членом маггловского и волшебного общества не в планах Гермионы Грейнджер. Поэтому её политические амбиции растут, а вера в собственную правоту крепнет.         Гермиона желает жить в мире, где любое разделение — это иллюзия. Где границы условны и созданы для того, чтобы их преодолевать, а не воздвигать по их очертаниям стены.         Сейчас Гермиона живёт в мире, где отчуждение вызывает одобрение. А дверь, соединяющая две реальности, заперта на тысячи замков. Гермиона знает: рано или поздно ключ в её руке превратится в мост. И они пройдут по нему, стирая все предубеждения и страхи. Вместе. Справа от её плеча будет маг, а слева — маггл.         Когда-нибудь Гермиона перестанет быть чужой среди своих. И ей не придётся отрицать одну часть себя, чтобы принять другую. Скорее всего маги не одобрят её выбора, но, Мерлин, плевать! Нынешняя ситуация беспокоит. Словно Гермиона одна идёт в новое будущее, освещая дорогу. Словно остальные ослепли и не видят корень проблемы. Превосходство и убеждённость в собственной неприкосновенности — вот настоящие враги волшебного мироустройства.         Ситуация с вирусом показывает — меры противодействия только начали вводить, так как волшебники понадеялись — магия предоставит решение.         Жалко, что магия, оказывается, не способна уберечь от смерти и дать ответы на все вопросы. Гермиона всегда знала об этом. Она знала, что наступит момент, когда магия будет бессильна. Министерство никогда не верило ей.       Главная причина: она магглорождённая. Ощутить давление общества на своей собственной шкуре куда травматичнее, чем скандировать с трибун кричалки о равных правах.       У тех, кто родился в семьях волшебников, всегда есть привилегии. Им верят на слово. К ним не относятся с подозрением. И даже самые близкие её друзья никогда не поймут, каково это: доказывать каждому, стоит он того или нет, что ты — волшебник, а не вор. И магия принадлежит тебе по праву, как и всем остальным.       Поэтому первое, что делает Гермиона, отпихивая от себя аврора после перемещения из Мунго — аппарирует к дому родителей. Сквозняк противно воет сквозь щель приоткрытой двери. Ей требуется около минуты, чтобы решиться потянуть за ручку и войти.         Родители выкупили этот дом после своего возвращения из Австралии, восстановив все комнаты. Отчасти для неё, хотя Гермиона никогда не просила об этом. Поэтому, отсчитывая ступеньки на лестнице, она жалеет о том, что не пришла раньше.         Так как свет в окне её дома гаснет: Гермиона не находит ничего, кроме разбитых стёкол и перевёрнутых кроватей с чёрными разводами в погромленной родительской спальне.         Так и на улице в окнах соседей не горят лампочки. И в этих полых тёмных комнатах никого нет. Ни живых, ни мёртвых. И только полуживые одиночки сидят на обочинах, дёргаясь от каждого шороха. Последние семьи уезжают, запихивая свои жизни в салоны машин. Ни детских криков, ни лающих собак, ни разговоров по телефону.       Вымирание. Запущение. Катастрофа.    

До пробуждения осталось: 1 год 11 месяцев 25 дней 5 часов 12 минут

        Доспехи не сделают из тебя рыцаря, если ты воровал всю свою жизнь.         Драко не станет аврором от того, что ему идёт их проклятая форма. Он поправляет манжеты, придирчиво рассматривая себя в зеркале. Драконья кожа жилета обхватывает грудину, выделяя мышцы, а узкие строгие штаны увеличивают длину ног.         Закрывая нос от пыли, ладонью зачёсывает волосы назад, задирая подбородок и оценивая себя. А он — вполне ничего.         В форме он выше, чем есть на самом деле. Его плечи ещё шире. Не то, чтобы у него не было изначальных данных, но сейчас Драко уверен: большинство женщин впадут в транс, стоит ему заговорить с ними в таком виде.  

Наверное, даже Грейнджер.

        Или нет. Она будет там, когда он выйдет из уборной? Поттер сказал, что время и место встречи ей передали.  

О чём, Салазар, он только думает сейчас. Прекратить. Следует немедленно прекратить вспоминать Грейнджер каждые пять минут.

        На пятках он отворачивается от отражения, стараясь собраться с мыслями. И всё же Грейнджер… Гоблин!           От огромных паутин на половине потолка хочется поскорее сбежать. Дом Поттера ужасен: ему бы не помешал срочный ремонт и двухдневная эльфийская уборка.         С отвращением он касается ручки двери, толкая её, поднимает голову, и вот она… Как он и ожидал.  

Грейнджер.

        Расстроенная Гермиона утирает глаза, шмыгая носом, и ощетинивается, стоит ей заметить его в проходе.         — Малфой? — её строгий взгляд бежит от его макушки до пят. — Откуда ты здесь? И почему ты… в форме аврора?         Что ж, в глазах Грейнджер он никогда не был рыцарем.  

До пробуждения осталось: 1 год 11 месяцев 25 дней 4 часа 55 минут

        Ехать вперёд ногами, притворяясь трупом — новое любимое хобби Блейза.         На душе спокойно, как в могиле покойника. Откосить можно от чего угодно, кроме смерти. Она ведь сама с косой.         Он ухмыляется, слушая, как Патил отшивает очередного аврора в коридоре.         — Куда вы везёте больного?         — В морг. Умер два часа назад.         Как же, Патил, ещё не умер, хотя… Они же ещё не приехали. Блейз шевелит большим пальцем ноги с биркой. Самый вдохновляющий опыт в его жизни, серьёзно.         На каталке через ткань простыни сияет свет, словно тот самый в конце тоннеля. Ладно, ему пора перестать шутить, а то его непроизвольный смех сорвёт коварный план Патил: пробраться в подземелья незамеченными.         — Слезай, — шёпот доносится откуда-то сверху. Блейз касается ступнями ледяного пола и ойкает от колкого холода.         — Я за Нарциссой Малфой. Сиди тут. Прошу, только не выходи никуда.         — Приложу все усилия, милая.         Патил скрывается в коридоре, а Блейз, конечно же, не слушает её, дёргая за ручку двери в тесной комнатушке. Куда Патил привела его… В тёмном помещении пахнет сыростью и свежей землёй, и оно далеко не похоже на вычищенные длинные коридоры Мунго.         Он делает несколько кругов по комнате, дёргая за ржавые трубы, торчащие из стены. Вздрагивает, когда Патил вламывается в дверь с каталкой Нарциссы.         — Помоги мне переложить её. Быстро.         Блейз подчиняется, перетаскивая тело Нарциссы на свою кушетку. Патил оглядывается на дверь, достаёт связку ключей и запирает её, задвигая два ржавых засова. Подходит к двери напротив, долго перебирая ключи, прежде чем достать палочку и прошептать «Алохомора». Блейз уже было подумал, что она никогда не додумается.         — Пойдём по заброшенному нижнему уровню. Будь аккуратен: я думаю, что больных перевозят именно сюда. Половина подземного этажа в аварийном состоянии, не стоит шуметь.         — А если шуметь, то нас завалит камнями? Какое счастье, дорогая.         Патил зло зыркает на него, прикладывая палец к губам.         — Прямо до конца коридора, не сворачивая.         Их путь продолжается десять минут, пока сбоку не появляется слабый синий свет, затмевающий свечение Люмоса Патил. Блейз ускоряет шаг, пытаясь приблизиться к источнику света, и замирает от шока, когда подходит достаточно близко.         — Мы почти пришли. Что это…         За стеклом напротив друг друга с миллионами трубок из тел лежат двое магов: Дин Томас и Парвати Патил.         Словно механические игрушки, наводящие порчу, из «Горбин и Бэрк». Живые восковые куклы.         От вида близнеца Патил Блейза начинает мутить.         Падма отшатывается назад, цепляясь за его плечо. Сложная система трубок качает чёрную кровь из Дина, переливая её в капельницу его бывшей однокурсницы. Обратно ему поступает здоровая красная. По кругу, Мерлин дери. Извращенцы, которые это придумали, явно недолго ломали голову.         — Не может быть! — голос Падмы дрожит. — Мы же разговаривали позавчера. Она как раз возвращалась от матери. Кто… Зачем кому-то похищать её?         Блейз разбивает стекло, морщась от звука крошащейся перегородки. Драккл, если их услышали… Он срывает исписанные пергаменты с кушетки, пробегая по надписям глазами.

 

Объект 123: Парвати Патил

Пол: женский

Количество полных лет: 23 года

Раса: волшебник

Статус при поступлении: без сознания, не заражена.

Цель: интеграция с заражённым для переливания крови.

 

      Да они ебнулись! Уизли совсем выжил из ума, раз одобряет происходящее в подземельях. Рука Падмы дрожит, когда она касается щеки сестры.         — Они заразили её! Чёрт! Нет. Нет-нет. Пожалуйста, нет.         Краем уха Блейз слышит голоса и посылает заклинание обнаружения в коридор.         — Блять, там кто-то есть! Нам немедленно надо убираться!       Падма поднимает на него затравленный взгляд, качая головой. В её глазах блестит влага.         — Мы… Мы же не успеем унести их двоих. И как же другие… У нас Нарцисса... Придётся вернуться.         — Вернёмся, и мы трупы, детка.         Она переводит взгляд на Дина, потом на сестру. И так продолжается несколько раз.   — Забираем Парвати, Патил. Хватит мять яйца гоблинам.         — Нет! Я… — она шмыгает носом, обнимая себя руками. Слёзы текут по щекам. — Я знаю Дина. Я не могу оставить его тут.         — Нет времени выбирать! Решай быстрее! — угрожающе говорит Блейз, указывая на коридор. — Через пять минут мы не вывезем из этого химерного логова никого!         — Как я могу сделать такой выбор? Они оба дороги мне!         Блейз проклинает Мерлина, пока Патил в нерешительности хлопает огромными карими глазами, будто спрашивая его. Он бы забрал сестру. Но Патил парится, терзается совестью… Рука шарит в кармане, доставая знакомого друга. Вместе с голосами до них начинает доноситься топот шагов.         — Хорошо, милочка! Давай вместе: олень — Падма, никель — Томас. Ты не выбираешь, я не выбираю. Решает случай. Довольна?         Патил хмурится, когда Блейз протягивает ей раскрытую ладонь с кнатом. Медленно она стискивает монету двумя пальцами, рассматривает несколько секунд грань с оленем. Будто пытается предугадать, какая сторона выпадает. Глубоко вдыхает, подбрасывая и прикрывая глаза.         Когда не знаешь, что выбрать, выбирай случай. Лучшее правило.         Монета приземляется на тыльную сторону ладони, прихлопнутая тонкой девичьей рукой. Выпадает «Олень», и тело Падмы расслабляется, а во взгляде разливается облегчение.         Выпади «Никель», у Блейза бы поехала крыша.    

До пробуждения осталось: 1 год 11 месяцев 25 дней 2 часа 1 минута

        — Природа уравнивает. Вирусу всё равно, из какой ты семьи и сколько у тебя было «превосходно» на СОВ. Маггл ты или волшебник. Мы пока не изучали образцы обычных людей, но сказать можно точно одно. Главная мишень этой заразы — человеческий организм.         Гермиона отпивает из стакана, сглатывая и переводя дыхание.         — Поскольку инфекция, вероятно, переносится по воздуху, то паразит внедряется через кожные покровы. Возможно, через контакт с лёгкими. Или всё вместе…         — Что может передаваться воздушно-капельным путём настолько быстро? — Гарри хмурит брови, продолжая сосредоточенно писать. — Разве вирус сам не является формой жизни? Есть способ уничтожить его?         — Я думаю, это пыль… — пытается вставить слово Невилл, но Гермиона перебивает его.         — Вирус — это форма смерти, Гарри. Паразит, который бесполезен без носителей. Его главная цель — убить как можно больше тех, в чьи клетки он попадает. Череда серийных убийств — вот к чему он стремится.         — Тогда, как и любой серийный убийца, Грейнджер, вирус оставляет следы, чтобы быть пойманным.         Невилл улыбается, когда подруга закатывает глаза. Сам он не в восторге от идеи, что Малфой поедет искать место заражения вместе с ними. Ему никогда не понять слепое доверие Гарри бывшему Пожирателю. Как-никак для Невилла они все на одно лицо: съехавшие с катушек садисты и психопаты. Малфой провоцирует Гермиону уже во второй раз за вечер, будто нарочно не давая ей закончить фразу. А Гермиона… По виду она слишком устала, чтобы сдерживать себя. Ему кажется, что она сама не своя. Надо порасспрашивать её, прежде чем она опять уткнётся в микроскоп, делая вид, что находится вне пространства и времени.         — Гарри… Почему Малфой? Он же угробит нас.         — Я стою рядом с тобой Грейнджер, ты не заметила? Спасибо, что оценила мои способности.         — Я обращалась не к тебе.         — В отличие от вас я как раз-таки способен добраться до места назначения. Вам повезло, что вы идёте со мной.         — Невыносимый кретин…         — Кто бы говорил, мисс-я-всё-сделаю-сама!         — Индюк…         — Зубрила!         — Нытик!   — Тупи…         — Не смей! — Гермиона поднимет указательный палец, со злостью тыча им в грудь Малфоя. — Настоящая глупость — доверять тебе свою жизнь, когда чередой тупых выборов ты загубил свою собственную.         Он замолкает, задирая подбородок и глядя на Гермиону высокомерным взглядом.         — Не тебе осуждать мои навыки, Грейнджер. Повторяю! Тебе повезло: помочь вам — в моих интересах. Так что не обольщайся, не то чтобы я очень хотел провести время в твоей компании.         — Это взаимно, Малфой.         На площади Гриммо непривычно пусто и темно. Когда-то Невилл стоял тут в толпе друзей. Половина из них мертвы, вторую половину Невилл видел в последний раз на похоронах. Он отходит в тень, наблюдая за тем, как Гермиона вскидывает руки, пылая от возмущения. Хорёк сжимает челюсти от злости, перебрасываясь с ней оскорблениями.       Гермиона всегда отвечает на его провокации, и Невилл далеко не всегда понимает: зачем. Только понурый сосредоточенный Гарри водит пером по пергаменту, потирая дужки очков и не обращая внимания на разворачивающуюся ссору.         Луна должна была вернуться от отца час назад: где же она? Невилл переживает за неё. Её состояние нестабильно. Надо будет вернуться в квартиру Гермионы и забрать семена Дезариума, которые он забыл там на прошлой неделе. Рецепт зелья, блокирующий её сны, стоит усовершенствовать, раз кошмары учащаются. Луна никогда не рассказывает всё о своих снах, показывая лишь отрывки видений. И никогда не объясняет, почему ни одно известное лекарство не помогает ей избавиться от них. Невилл никогда не спрашивает, но с каждым часом эпидемия заставляет его возвращаться к состоянию Луны Лавгуд. Благодаря её видениям или снам (он так до конца и не понял) они, возможно, смогут обнаружить нулевого пациента и объяснить происхождение вируса, от образцов которого у Невилла болят глаза.         — Хватит! — грубый голос Гарри прерывает перебранку. — Малфой отправится вместе с вами, Гермиона. Он знает банши и контактировал с ними во время войны, — Поттер прерывает её возмущение на первом звуке. — Это не обсуждается! Я же буду разбираться с ситуацией в Америке. И, Мерлин… Если вам надо выпустить пар, снимите комнату, в конце концов.         — Гарри!         Вместе с высоким возгласом по щекам Гермионы разливается румянец. Она закусывает нижнюю губу, отводя взгляд в противоположную от всех присутствующих сторону. Малфой издаёт смешок и растягивает каждое слово.         — Спасибо за идею, Поттер. В следующий раз сразу же предложу ей пойти в…         Заклятие молчания из палочки Гермионы достигает его раньше, чем он успевает договорить. Так тебе и надо, хорёк!         Гарри вздыхает, вставая и передавая Гермионе пергамент:       — У вас около недели на то, чтобы собрать всё необходимое. Я предупрежу миграционный департамент. Вот разрешение на аппарацию в Исландию, если местные спросят. Удачи.    

До пробуждения осталось: 1 год 11 месяцев 24 дня 20 часов 20 минут

        Секреты сковывают крепче любых цепей. Чем больше секретов, тем меньше желания быть верным себе и другим. Без лжи невозможно сохранить ни одну тайну. Каждому человеку есть, что скрывать, даже если он утверждает обратное.         Отец сидит у могилы матери в саду. Молчание Ксенофилиуса Лавгуда хранит тайны, обрекающие его на постоянную ложь родной дочери.         Например, тайна смерти её матери.         Когда Луна заводит разговор на эту тему, папа всегда молчит. Поэтому сегодняшнее отсутствие ответа на поставленный вопрос не удивляет её. Но найденные рисунки замка в записях Пандоры, напоминающие Луне место из кошмаров, становятся последней каплей в чаше терпения.         — Папа… Почему мама убила себя?         В ответ, как всегда, ни слова. Отец продолжает неотрывно смотреть на могильный камень.         — Я точно знаю: она понимала, что делает!         — Ты ошибаешься, розочка. Это была досадная случайность.         — Хватит делать вид, будто ты не понимаешь, о чём я говорю! Мама знала, что умрёт. Как и я знаю… Всегда знаю, когда кто-то близок к смерти!         — Она была больна, Луна! Это болезнь свела её с ума! Убедила, что она должна пожертвовать собой! Её смерть не принесла ничего, кроме горя и боли. И то, чего она так боялась, всё равно произошло. Её смерть ничего не предотвратила. Абсолютно ничего! Всё было зря…         Отец качает головой, замолкая и отворачивая от неё лицо.         — Что же она так хотела предотвратить?         В ответ Луна получает знакомое молчание, от которого хочется содрать с себя кожу.         — Ответь мне, пожалуйста...         Он поднимается и уходит из сада, не обернувшись.  

До пробуждения осталось: 1 год 11 месяцев 24 дня 21 час 3 минуты

        Падма вваливается в гостиную её квартиры, пока она помогает Невиллу найти забытые семена. Падает на колени, сжимая в объятиях сестру и кашляя от пороха из камина. За ней в языках зелёного пламени возникает Блейз Забини с женщиной на руках. Живоглот возмущённо мяукает из-за внезапных незнакомцев в его доме, прячась за её икры.         Гермиона замирает. Воспоминание: она кричит на Падму, Флёр висит на её плече. Открытая рана в животе, зажатая ладонью. Пот, смешавшийся с кровью. В этой же штаб-квартире, ставшей Гермионе домом после войны. Слава Мерлину, её быстро раскрыли, иначе она бы никогда не переехала сюда.

До десяти. Считай до десяти, выдыхая на каждый счёт к концу.

 

      — Меня сейчас вырвет!         — У неё вываливается желудок, Падма!         — Не могу, меня вырвет!         — Соберись, чёрт возьми!       Гермиона моргает, отгоняя воспоминания и помогая перетащить Парвати на ковёр. Дышит несколько секунд, ощущая, как паралич уходит. Невилл разглядывает Блейза, пока тот переступает из камина в гостиную.         — Чего ты уставился, Лонгботтом? Отомри!         Блейз укладывает Нарциссу в кресло, которое Гермиона тут же трансфигурирует в кровать. На автомате призывает капельницы, устанавливает их. Падма качается над сестрой, бормоча заклинания, и не реагирует ни на один вопрос обеспокоенного Невилла.         Забини ловит её встревоженный взгляд, утирает грязь со лба и хрипит:       — Некогда объяснять, но за нами хвост из невыразимцев. Боюсь, что простым воспитательным разговором в кабинете Поттера не обойдётся. Мы нарушили карантин.         — Больница закрыта? — Невилл приоткрывает рот от удивления. — Туда можно попасть?         Забини качает головой, обеспокоенно оглядываясь на Падму, издающую всхлипы.         — Ввели карантин? Но… Мне бы сообщили заранее.         — Ты уволена, Грейнджер.         — Уволена? Поверить не могу!         Если это дело рук Гарри, то Гермиона убьёт его. Она сделает это, клянется всеми ценнейшими томами её личной библиотеки. Её временно отстранили. Не больше.         — Мунго оккупировали невыразимцы Уизли. Грязная работёнка, не хотел бы себе такую. Проведение опытов на здоровых людях — то ещё удовольствие.       — Опыты?         Гермиона оглядывается на Парвати, пытаясь вникнуть в слова слизеринца. Если это правда, то им немедленно нужны Кингсли и Гарри. Рон не мог поступить так. Всё же она знает его, как никого другого. Ни одно лекарство не стоит настолько больших жертв. Он же был её лучшим другом. Неужели…         Голос Забини дрожит: — Есть место, куда не ведут тайные камины? Они придут сюда, Грейнджер, зная твою связь с Патил. Если они ещё не обнаружили пропажу двух пациентов, то исчезновение Патил заметили точно. И скоро мы станем их подопытными кроликами в подземельях.  

 

До пробуждения осталось: 1 год 11 месяцев 24 дня 10 часов 2 минуты

 

        — Это безопасно?         — Наоборот.         — Кто-то ещё бывал там, кроме тебя?         — Нет.         — Для чего она тебе?         — Я выращиваю там растения, Гермиона. Я бы даже не вспомнил про неё, не будь мне нужны травы для лекарств в таком объёме. Она пролежала на чердаке дома бабушки двадцать один год.         — Откуда она у тебя?         — Родители… Первый Орден Феникса долго думал, чем заменить Лорду заключение в Азкабане. Вместе с другими членами они разработали сферу.         — Они планировали держать там Лорда?         — Да… И не только его. Если бы удалось сделать ещё несколько экземпляров, то это было бы идеальным способом избежать повторения истории. Стереть память о магии, оставив в одиночестве на необитаемом острове, — справедливое наказание за такое количество убийств.         — Они опасались сговора Пожирателей в местах заключения, не так ли?         — И были правы. Ты же помнишь, с какой лёгкостью он освободил приспешников из Азкабана. Собранные все в одном месте… Это не стоило ему большого труда.  Правда… Сферу так и не применили.         — Почему?         — Для её нормальной работы нужно оттеснить свой кусок сознания, спроецировав на место из прошлого. Когда её тестировали, оказалось, что сознание заключённого вытесняет сознание создателя. Поэтому идею забросили, а сфера осталась.         — Почему никто не знал об этом?         — Никто не хотел, чтобы сфера попала в руки врагов. Мои родители были хранителями тайны. Третьим стал Ксенофилиус Лавгуд. Ну… А ты знаешь его…         — Да, отец Луны — очень своеобразный человек.         Гермиона прерывает разговор, сосредотачиваясь на сфере.         В круглом шаре за толстым стеклом: миниатюрный маяк на острове, омываемом бушующим морем. Гермионе кажется, что, если смотреть туда слишком долго, в нос начинает бить запах морской воды.         — Сколько времени можно там находиться без риска для жизни?         — Да хоть вечно. Если со мной всё будет в порядке, то сфера будет в сохранности. Процесс замещения происходит, только если я не захожу туда.         — Вирус в твоих клетках? Он может как-то изменить положение вещей?         — Я не знаю. Наверное. Пока всё остаётся точно так же, как было до этого.         — Давай попробуем.  

 

До пробуждения осталось: 1 год 11 месяцев 16 дней 5 часов 1 минута

        За прошедшую неделю случается настолько много событий, что если Драко попытается вспомнить всё, то сразу же забудет, с чего начал.         Вспышки неизвестного вируса происходят еще в трёх странах. В магической Британии объявляют чрезвычайное положение. Магглы истерят в новостных сводках, пока волшебники пытаются сдержать натиск расползающейся чумы. Поттер уматывает в Америку, оставив его наедине с Грейнджер, нюней Лонгботтомом и Полоумной Лавгуд. Блейз сбегает из Мунго-тюрьмы-лаборатории, захватив его больную мать. За что ему огромное благословлённое Мерлином спасибо. Теперь Драко — должник до конца своей жизни. В отличии от гриффиндорцев его не удивляет двуличие нынешней власти. Грейнджер вводит его в замешательство, хладнокровно поджав губы на рассказ Патил об опытах в больнице и даже не отправив Поттеру кричалку по поводу своего увольнения. Драко ожидает от неё другого поведения: возмущения или ступора, но кудрявая всего лишь вздыхает, будто бы говорит «ожидаемо».         Она решает отправить сестричек Патил, Блейза и Нарциссу в «укрытие». Очень спорное слово для волшебной стекляшки. К ним приходят невыразимцы, спрашивая о Блейзе и Патил. Докапываются до Драко, но контракт на службу в аврорате от Поттера быстро затыкает их.         Несколько ночей он проводит на площади Гриммо, отвлекая Грейнджер по любому поводу.               Весело, охуительно, больно. Лучше бы вернуться назад на годик другой. Всё же мыть полы в кинотеатре лучше, чем бороться со смертельной заразой.         Когда он впервые прибывает в убежище, сомкнув ладони вокруг границ сферы, то чуть не выблёвывает все внутренности. Секундное ощущение сжатия органов в вакуум не назвать приятным, как ни старайся. Для Драко оно хуже, чем все виды ненавистного сладкого, которые Поттер собирает в пиалах у себя в кабинете. Он жадно глотает воздух, впиваясь пальцами в колени, пока Грейнджер скептически оглядывает его прежде, чем отвести к Нарциссе в один из трёх покошенных домов на берегу.         На острове он мало ест, мало спит. Почти всё время сидит у кровати Нарциссы, рисуя картинки, которые Грейнджер выводит на натянутый тканевый стенд. Органы и кости выглядят жутко, но ему надо занять себя хоть чем-то. Её состояние стабилизируется, но в сознание она так и не приходит. Гермиона шипит на него, прогоняя от себя в другие комнаты. Конечно же, он даже не встаёт с места.         Они почти не разговаривают. Грейнджер здоровается с ним сквозь зубы и игнорирует его, когда он обставляет один из домов вещами матери. В один из дней перевозит Лидо, и та, недовольная неожиданным перемещением, дерёт когти об рыжего монстра. Когда она запрыгивает на колени к Драко, ища защиты и мурлыча, Грейнджер, сгребая злой рыжий комок шерсти в охапку, пялится на него нечитаемым взглядом.           На этом их прямое взаимодействие заканчивается.         Драко же вполне устраивает такое положение вещей. Ему не приходится прилагать усилия для нормального общения с ботаником и его полоумной подругой, а с Грейнджер же… Достаточно просто присутствовать рядом, чтобы довести зазнайку до точки кипения. Грейнджер ведёт себя тихо, исключение — ссоры с ним. Её реакция забавляет, поэтому Драко продолжает измываться.         — Твои волосы не дружат с влажностью, Грейнджер?         — Грейнджер, сделай одолжение и перестань делать вид, что ты вторая Кандида Когтевран. По виду ты всё же больше напоминаешь Златопуста.         — Нет, Грейнджер, я бы не стал это называть преследованием. Я всего лишь незаметно присоединяюсь к тебе в каждой комнате, в которую ты заходишь.         — Знаешь, ты права. Ничего не делать — это очень тяжёлое занятие, требующее большой концентрации. Боюсь, поэтому я не узнаю, когда стоит закончить.         По правде, Драко не специально выводит Грейнджер из себя. Просто так у него получается привлечь её внимание больше, чем на две секунды. Ну, и… Она забавно морщит нос, когда злится.         Почти каждую ночь он подолгу не может заснуть, поэтому выбирается на кухню ранним утром заварить чай. Грейнджер всегда сидит на подоконнике с фотографией незнакомой ему пожилой пары. Сидит и не отрывает взгляда от бумажки, закусывая нижнюю губу. Бледная, расстроенная, погружённая в свои мысли.         С торчащими во все стороны кудрями.       Неужели это её родители? Магглы. Он не решается спросить, что не так. Она никогда не воспримет его намерения всерьёз. Драко удивляется, почему Лонгботтом всё ещё не засунул свой длинный нос ботана в этот вопрос. Болван. То, насколько он близко общается с зазнайкой, напрягает, хотя Малфой с усилием пытается подавить уязвлённое самолюбие.         Это точно не ревность. Нет, просто его раздражает цивилизованность Грейнджер в общении со всеми, кроме него. Оказывается, Гермиона умеет быть милой, если захочет. Правда, он не входит в круг тех, с кем она проявляет данное качество.         Шутки Блейза бесят, поэтому долю выносить их он оставляет страдающей над телом больной близняшки Патил. А друг и не против: Блейз ничего не делает просто так, и, видимо, его игра в медсестру тому доказательство.         Дни за сборами их горе-команды пролетают для него быстро. Утруждать себя в сгребании нужной и ненужной херни он не видит смысла, просто сваливает несколько лечебных зелий в сумку за два часа перед отбытием. Лениво напяливает форму, убирает палочку в кобуру и заранее аппарирует на место встречи. Идея собраться в глуши — продукт мозга Лонгботтома. Это единственное, на что был способен его дырявый рассеянный ум.         Грейнджер вторая. Секунду в секунду попадает в назначенное время. Кто бы сомневался. Пунктуальная девочка.         Ему непривычно видеть её в маггловской одежде, а не в целительском балахоне. Взгляд постоянно цепляется за острые ключицы, выступающие двумя аккуратными косточками из-под бордового свитера. Задница в обтягивающих джинсах и изгиб талии. В мыслях его руки забираются под свитер, оглаживая шёлковую горячую кожу. Чёрт.       Драко одёргивает себя.         В такие моменты он проклинает себя, драккл. Но всё же продолжает смотреть, вздрагивая от появляющихся тёплых мурашек на коже.         Грейнджер — опухоль его мозга. Раздражающая, посягающая на восприятие реальности. Как он ни пытается избавиться от неё, забыть, вытравить — бесполезно.         Грейнджер — его личный вирус.  

Проклятие.

Сдайся и наблюдай, как ведьма уходит от тебя. Снова и снова. Получай мазохистское удовольствие.

        Грейнджер не здоровается с ним, копаясь в своей блёклой бисерной сумочке. Очень вежливо. Кудри выбиваются из пучка, закрывая половину лица. Её пальцы дрожат, и она подёргивает плечами, выдыхая морозный воздух.         Лавгуд и патлатый опаздывают.         — Замёрзла?         Она перестает копаться в сумке и переводит на него странный растерянный взгляд, будто не понимает его вопроса. Или же делает вид.         — Что, Малфой?         Он закатывает глаза и повторяет.         — Ты скукожилась, как горгулья, Грейнджер. Разве сложно было одеться теплее?

 

Вот теперь дошло, судя по возмущённому выражению лица.

      Вместо её ответа под мигающим фонарём появляются Лавгуд и Лонгботтом, сжимающий сферу в мясистых ладонях. Его длинные ноги сбивают мусорное ведро, создавая ненужный шум. Идиот. Хрупкий хрустальный круг напоминает стеклянный шар, продающийся в Косом переулке. Однажды в детстве Драко разбил такой.         — Привет, Гермиона. Готова?         — Да, здравствуй. А вы?         — Надеемся.         — Грейнджер, забери убежище у своего недотёпы. Мне бы не хотелось, чтобы кто-то погиб из-за его неуклюжести. Всё же в нём моя мать и лучший друг.         — Малфой… — Драко левитирует шар ей в руки, и Грейнджер, мысленно убивая взглядом, убирает его в сумку.         Он уверен, его опасения по поводу Лонгботтома Грейнджер разделяет в полной мере. Просто не говорит из чувства такта. И солидарности. Хотя ботаник заслуживает.         Втроём они берутся за руки — что за безобразный треугольник из полудурков. Пусть аппарируют без него в своё последнее путешествие, но Грейнджер, к несчастью, протягивает ему руку, приглашая присоединиться. Отказаться — не вариант: Поттер найдёт его и превратит в хорька, а Грейнджер поможет. Он фыркает, но сжимает её горячие мягкие пальцы. К току, пробегающему по телу от прикосновения, не получается подготовиться. Драко благодарит вечерние сумерки, пока его лицо пылает. Он закрывает глаза, представляя пункт назначения.  Через минуты они оказываются на опушке леса. В месте, куда он пообещал себе никогда не возвращаться.  

До пробуждения осталось: 1 год 11 месяцев 16 дней 4 часа 34 минуты

        От блокпоста Пожирателей остался разрушенный дом без крыши. Камни, отрезанные заклинаниями, валяются под ногами. Внутри — ничего, кроме поросли и пары ржавых котлов. Им не требуется много времени, чтобы заметить ночлежку в роще. Обыск длится около десяти минут, прежде чем они выходят оттуда неудовлетворённые и расстроенные.         — Никаких зацепок, — разочарованно вздыхает Гермиона. — Если Гарри прав, и Дина заразили в лесу… Думаешь, это были банши, Невилл?         — Не знаю... Возможно, они ни при чём... Но вирус напоминает грибок по составу. И так как заражение происходит по воздуху... Этот грибок разносит споры, а возможно, даже цветёт. Тогда это пыльца?         — Да навряд ли это цветок…         — Это может быть что угодно.       — Во-первых, нам надо срочно найти источник распространения. Во-вторых, попытаться не заразиться напрямую, принять все меры предосторожности.         — Как найти путь к банши, Малфой? — окликает Драко Невилл, и его голос кажется почти криком в отсутствии каких-либо звуков.         Луна оглядывается вокруг себя. Стволы тонких берёз образуют непроглядную рощу. Глаза слезятся от белого густого тумана. Под ногами скрипит чёрная, сгнившая листва.         Она не может объяснить себе причину, по которой её тянет сюда. Почему внутри разрастается желание увидеть своими глазами сны. Будь кто-нибудь другой на её месте, он бы остался в тепле знакомого дома.       Но, узнав, куда направляются друзья, Луна сразу же навязывается им.         Она не может противостоять этому ломающему изнутри стремлению понять. Что же скрывают говорящие на языке смерти.         Банши.         От слова холод на коже. Лёд трескается, трескается и бьёт её осколками страха в сердце.         Луна всегда считала, что страх — её главный враг. Он парализует, подпитывает зло, забирая последние крупицы сопротивления. Страх в паре с ожиданием способен разрушить человека. В состоянии сильного ужаса допустимо согласиться на всё, что внушат и предложат.         Луна боится вглядываться в просветы между деревьями. Ещё даже не увидев банши, она ожидает террора.         Луне кажется, что между деревьями белое лицо: белые волосы, белая кожа, белые брови и ресницы, белые губы. Открытый в молчаливом крике рот.         — Искать банши бесполезно, Лонгботтом. И не надо на меня так смотреть, Грейнджер.         — В смысле?         — Единственный способ обнаружить их — потеряться.         — Ты ведь не серьёзно сейчас? — Гермиона останавливается, складывая руки на груди.         — Нет, серьёзно. Потеряешься, и банши сами найдут тебя.         — Ты не знал пути с самого начала? Зачем мы только доверились тебе!         — Я знал способ, а остальное — детали.         — Малфой, ты, как всегда…

 

Единственный способ найти — потеряться. Ей надо найти их.

        — Луна, куда ты? — шёпот Невилла так близко.  

Ей надо вперёд, на зов.

        — Луна?  

Дальше. Ближе. Ноги сами несут её.

        Голоса друзей заглушаются.         Луна слышит это. Плач, вой, крик — смесь звуков, пробирающихся сквозь деревья к ней в уши. Далёкая сладкая колыбельная её детства. Такая знакомая мелодия, сковывающая сердце. Мама? Облако тумана плывёт к ней — ей надо войти туда! Немедленно, оно ждёт её. Хочет её.  

Быстрее, быстрее. В сердцевину — там ответ.

 

Сейчас.

 

Закрыть глаза и сделать шаг вперёд.

 

До пробуждения осталось: 1 год 11 месяцев 16 дней 1 час 24 минуты

        Некоторые дороги всегда уходят в тупик. У других нет конца. Твоя дорога — твоя жизнь. Твоя дорога — ты, тот, кто идёт с тобой, и тот, кто сворачивает с пути. За каждым спуском — подъём, за каждым поворотом — развилка. Пока не откажут ноги, ты ищешь правильный путь.         Обычно, если страшно смотреть — надо идти. То правило, которое Гермиона привыкла не нарушать. Но не сегодня.         Сегодня она стоит на выжженной земле. Вокруг вороньи-скалы. Они напоминают шипы. Оторванный от земли кусок камня возвышается над ней, потворствуя ощущению собственной ничтожности.         Обугленные деревья гнутся, огибая скользкие камни у Алтаря. Четыре искорёженных столба заключают чёрную окровавленную плиту в круг. От неё вверх по склонам тянутся чёрные жгуты. Словно в камне открытая рана, а они перекрывают поток. Цепи, прибитые к отвесной скале, гремят от порыва ветра, сбившего на миг с ног. Узкая алебастровая лестница, ведущая в бездну вязкого тумана — не та дорога, по которой Гермиона хочет пройти.           — Страшно, Грейнджер?         Малфой задевает её плечом, выходя из подземного тоннеля. Она не знает, что именно ждёт их в конце, протискиваясь сквозь узкие тёмные коридоры и сжимая его горячую руку в своей. И только колышущийся светоч Люмоса рассекает густую тьму, которой, кажется, не будет конца. Гермиона полностью доверилась человеку, который унижал и ненавидел её всю жизнь. Пути назад нет.         Они окончательно потерялись. Вдобавок Гермиона упустила своих друзей. Она спорила с Малфоем, пока тот пытался доказать ей свою правоту, а когда обернулась…       Невилл и Луна пропали. На её реакцию Малфой рассмеялся. Придурок. Вместо них между пальцев заструился туман.         Они долго бродили в поисках, выкрикивая их имена, не получая ответ. И Малфой сказал, что банши забрали их. Что это уловка, что это игра. И единственный способ найти их — уйти. Уйти, потерять любой ориентир и обнаружить их логово.         Нет, конечно, она не поверила ему до конца, но доля логики в его словах беспокоила её. Перестав искать пропавших, они тут же наткнулись на вход. И по глазам Малфоя Гермиона поняла: это было то самое — долгожданная дорога в лагерь смертниц. Тёмная дыра в земле посреди леса.         Ожидая подвоха в душном пространстве туннеля, она отсчитывала свои удары сердца и надеялась, что её бывший враг не оставит её одну. Малфой никогда не внушал ей доверия: не только из-за их прошлого, его манера поведения отталкивала. В его присутствии Гермиона ощущала себя не в своей тарелке. Когда он начинал говорить, то желание вставить ему в рот кляп нарастало вместе с высокомерием, которое пропитывало любую его реплику.         Гермиона не понимала Малфоя, как бы ни старалась сохранить нейтралитет в общении. Как бы он ни удивлял её за неделю их недокоммуникации. Малфой всё равно остаётся чужаком, а Гермиона не из тех, кто проявляет гостеприимство.         Вместе с тем… Её тянет к нему. Физически. Гермиона не может себе это объяснить, настолько подобная реакция необычна для неё. Она сталкивается с подобным впервые. В лифте по пути на работу это казалось минутным помутнением сознания, но когда он постоянно рядом, на расстоянии вытянутой руки, это смущает.         Её никогда не волновала внешность мужчин. Но Малфой… То, как он прищуривает глаза, как ухмыляется, как задирает подбородок, как скрещивает сильные жилистые руки. В его манерах, мимике, голосе было нечто, чему она не могла дать названия. Почему-то он выделялся среди других людей.         В туннеле она снова столкнулась с этим ощущением. Малфой непозволительно близко. Его громкое дыхание и горячая кожа руки — единственный ориентир, на который Гермиона рассчитывала.         Мерлин, она пулей вылетела оттуда, как только они пробрались к выходу.         Слава Годрику, их дорога не заняла много времени.         Ночь проглатывает луч заката, лишая Гермиону последней капли солнечного тепла. Вверху ошмётки тёмных облаков цепляются за острие монструозных гор.         — Страх исчезнет, когда мы поднимемся, Малфой.         Малфой вздыхает, складывая руки перед собой и возводя глаза к вершине.         — Держись меня, Грейнджер.         — Вот ещё.         — Я серьёзно, всезнайка. Банши не любят женщин.         — С чего это?         — Не знаю. Возможно, это связано с тем, что они рано покидают любимых ради вечной жизни.         — Да быть не может такого. Никто и никогда не жил вечно.         Светлые брови Малфоя взлетают вверх, когда он произносит:         — Уверена?         Гермиона пожимает плечами, делая первый шаг на высеченную из камня лестницу. Встаёт перед каскадом высоких ступеней, ощущая, как в лёгких оседает влажность. Тёмное облако вокруг замка то увеличивается, то уменьшается. Странно.         — Пойдёшь первой?         — Да.         — Хорошо.         Шаг за шагом — в пугающую неизвестность. Её дыхание срывается от резкого подъёма. Пальцы цепляются за острые выступы в попытке удержать равновесие. Гермиона надеется — Малфой прав, и Невилл с Луной будут ждать их наверху. А если нет, то тогда Гермиона найдёт их обязательно. Чего бы ей это ни стоило.         Чем ближе они к вершине, тем больше рябит облако. Сердце начинает колоть. В горле появляется ком. Внезапно накрывает горечь.       Бесформенная тёмная материя превращается в корабль дементоров с сотнями обрывков парусов. Драная ткань вихрится узорами в грязно-синем небе.         — Дементоры, — зло плюётся позади Малфой. — Банши наняли охрану. В последний раз их тут не было. Надо уходить.         — Это не проблема.         — Не проблема для тебя, Грейнджер.         — Почему для тебя — да?         — Сообрази.         — Ты… Но ты же умеешь вызывать Патронуса, так ведь?         В её вопросе слишком много искреннего удивления. Малфой не отвечает, отворачиваясь от неё. Его челюсть напрягается. Видимо, она задевает уязвимое место, не желая того. Ему больно. Неужели он и вправду… Ладно.       Боль.         — Хорошо. Мм... Да. Я умею. Пройдём спокойно.         От стены дементоров веет холодом, пробирающим до костей. Она поднимает палочку, закрывает глаза, представляя первую встречу с родителями после войны. На конце палочки искрит серебряный огонь, преобразуясь в тонкую еле заметную нить.  

Твои родители мертвы. Или страдают от болезни, которую ты не можешь контролировать.

 

Боль и страдание.

 

Нет. Она не знает этого.

 

Возможно, они просто уехали. В безопасное место.

 

Да, или их забрали военные. Что-то одно.

 

Они не умерли. Не могли умереть.

 

      Гермиона крутит воспоминание в голове, пытаясь вытолкнуть магию. Разделяет ощущения счастья на детали, выуживая крупицы эмоции и стараясь сосредоточиться на них… Ничего. Абсолютно ничего.         Никакой скачущей знакомой ей с подросткового возраста выдры. Даже серебряного облака или нити магии, перерастающей в полноценный материальный патронус.         Она пробует ещё раз. И ещё раз. Мучается, рассекая палочкой воздух.

 

Боль. Страдание. Мучение.

        Искра на конце палочки тухнет, а вместе с её исчезновением внутри Гермионы что-то надламывается. Она ощущает, что её обокрали. Отняли самое ценное, грубо вырвав часть из целого куска.  

 

Боль. Страдание. Мучение.

 

Тоска оглушает её.

        — И? — его голос полон нетерпения.         — Я… Я не могу.         — Блядь! Грейнджер, очень вовремя. Они уже заметили нас, — Малфой указывает на дементора, оторвавшегося от смертного смерча. Он подплывает к ним, а Гермиона шагает назад, опускаясь на ступеньку и врезаясь в Драко. За первым дементором тянется ещё один, и постепенно от бури отрывается целый поток теней, устремлённых в их направлении. Хватка Малфоя на её предплечьях усиливается.         Его дыхание щекочет ушную раковину. Костяшки белеют от того, насколько сильно он стискивает её.  

Боль.

 

Страдание.

 

Мучение.

 

Тоска.

 

      Печаль душит её. Смерти перед глазами. Как же много смертей она видела за свою недолгую жизнь. Если бы только был способ лишиться этой бессмысленной боли. Стереть эти крики и раны со своей кожи. Войну можно выиграть, но мир — нет. Каждый выигравший всё равно останется проигравшим, кто бы ни твердил обратное. И ты говоришь себе — это обязательно закончится. Когда-нибудь после долгой истязающей ночи наступит рассвет. Просто нужно немного терпения. Немного веры, которая даст шанс выдержать. Вынести.         Но чем дольше Гермиона живёт, тем чётче осознает — мрак не растворится в свете раскалённого утра. Зло не перестанет существовать только потому, что ты сделал добрый поступок. Люди не перестанут умирать от болезней, потому что ты излечил одного. Несправедливость невозможно искоренить, защитив обездоленного.         Добро и зло. Второе убило первое.         Под сжирающим счастье дементором вокруг Гермионы всё соткано из зла. Зла разных оттенков, видов, материй. Зла её души. Человеческого несчастья.         И все они, маги и магглы, зародились в колыбели этого зла. Все они больны. Все они отравлены.         И никому ни скрыться, ни искупить вины, ни излечиться от этой болезни.         Болезни проживать свою жизнь человеком.         Никому не спастись от порока, данного от рождения.  

Боль. Страдание. Мучение. Тоска. Печаль.

 

Зло.

 

Смерть — последнее?