Прометеус

      Январь, 2004.

До пробуждения осталось: 2 года 0 месяцев 0 часов 0 минут

        У маггловских сигарет вкус хуже, чем она помнила. Обречённость и грусть наполняют её с каждой затяжкой. Панси выкуривает шестую за ночь. Она свисает головой с кровати, ощущая постепенно увеличивающуюся тяжесть от крови, приливающей к мозгу.       Голая и одинокая. С Джесси она поссорилась.       Интересно, а сколько времени в Англии?       Клубы дыма поднимаются над головой.       Что делают Драко и Блейз?       Потерянная в своих мыслях Панси не сразу замечает пронзительную сирену. Она делает ещё одну затяжку, даже не вздрагивая от воя.

До пробуждения осталось: 1 год 12 месяцев 23 часа 55 минут

        Гермиона вытаскивает пирог из узкой духовки, отмахиваясь от жаркого пара. Пахнет печёными яблоками с корицей, и от этого по венам разливается тепло — она, наконец-то, дома. Утром голова нещадно раскалывалась от похмелья, и она еле заставила себя одеться и отправиться к родителям. Это первый раз за год, когда она осталась у них дольше, чем на два часа. Первый раз, когда их взгляды перестали вызывать у неё тянущее под ребрами чувство вины, а внутренний голос замолчал: он слабеет с каждой их встречей.         Конечно же, ей удалось восстановить память родителям. Конечно же, она всегда добивается всего, чего захочет. Это в её характере — бороться, несмотря на все преграды, возникающие на пути. И родители всегда поддерживали в ней это стремление, всегда старались дать ей как можно больше свободы и самостоятельности. Гермиона любила родителей. Настолько сильно, что готова была пойти на все, чтобы защитить их. Когда война въелась в каждую букву в «Пророке» и в заголовки каждой волшебной газеты, Гермиона сделала то, что планировала ещё с конца четвёртого курса. И всё навсегда изменилось. Между ними натянулась струна напряжения, а Гермиона перестала быть просто дочерью. Вдруг она стала тем, кто насильно стер воспоминания из их головы. Обладателем неизвестных опасных способностей, способных лишить воли и памяти. Иногда ей кажется — родители ненавидят её. Иногда — боятся. Гермиона никогда не хотела ни того, ни другого. Мама и папа все ещё не простили её — в этом она уверена. Иначе бы Уильям и Джин не шарахались от шока каждый раз, когда с языка слетали упоминания волшебного мира.         Гермиона любит своих родителей, но магия разделяет их. Неизбежно и незаметно она перестаёт быть «их» человеком, всё больше вливаясь в волшебное сообщество. Всё меньше проводя времени с семьёй. Она даже не может рассказать им, почему поступила так и каковы были её мотивы. Не может поделиться ничем, что произошло за долгий мучительный 1998 год.          Маглорождённая волшебница Гермиона Грейнджер всё больше отчуждается от семьи, хотя на протяжении одиннадцати лет впитывала в себя культуру и традиции магглов. Неужели каждый в её ситуации ощущает то же самое? Неспособность быть по-настоящему близкой к людям, которые тебя вырастили. В первые дни после возращения памяти Джин не могла сориентироваться в собственном доме, а отец не узнавал её. Несколько раз его глаза расширялись от ужаса, стоило ей зайти в дом с сумками, нагруженными продуктами.         — Это Гермиона, дорогой, — напоминала ему мама, и когда он спрашивал: «Гермиона?» с полным непониманием в глазах и отсутствующим выражением лица, ей хотелось закричать, раздирая лёгкие. В горле образовывался ком, и ноги сами собой несли её на улицу. Ветер хлестал сухие щёки, пока она бежала домой. Единственное желание в такие моменты — скрыться в квартире на несколько дней и выключить свет, закутавшись в одеяло. И рыдать, рыдать и рыдать, пока не высохнут все слёзы. Хотя слёз не было так давно: за войну Гермиона разучилась плакать. Война научила только одному — работать, несмотря на боль во всём теле и всепоглощающую усталость. От её продуктивности зависело столько жизней, что она не могла позволить себе впасть в депрессию и неделями не выходить в приёмную. А после это вошло в привычку, и рабочие часы стали наркотиком, без которого невозможно было нормально вздохнуть.         Наверное, так было у всех, кому удалось выжить: Падма, работающая медсестрой, задерживалась в больнице допоздна, выхаживая пациентов, а глава её отделения и вовсе ночевал в Мунго. Отчасти лечить — всё равно что сбрасывать с себя бремя вины за всех тех, кого не можешь спасти. Целители видели куда больше последствий войны, чем командование или авроры. Крошащиеся кости, рваные раны и неостановимые кровотечения — за секунду появляются в сражении, а лечатся днями и месяцами. Надежда целителя умирает с первой жертвой, замученной Круцио. В руках угасает жизнь, а вой от боли, вызванной смертью близкого, крутится в сознании, пока сердце следующего мага не останавливается. Неразрывный круг страданий, смертей и боли. Гермиона продолжала идти по нему, не пугаясь и не отнекиваясь — она могла это вынести. Просто в какой-то момент смерть перестала быть горем, она стала обыденностью.       И даже тогда вера в ценность жизни не покидает её. Гермиона борется каждый драклов день.       После войны постоянно сталкиваться с людьми без ног, рук и глаз — обычное дело. Своеобразный урок, оставленный человеческой глупостью. Выжившие, в том числе она, всегда скупы на рассказы о том, что было. Война — самое быстро расчеловечивание: пока ты мечешься в поисках правильных решений и выборов, грань между добром и злом стирается. Война — всегда смерть, каков бы ни был твой долг. Целитель ли ты, обычный гражданский или аврор — без разницы: произошедшее навсегда остаётся с тобой и навсегда меняет тебя. Гермиона очень рада, что война закончилась три года назад.         Её решение перевестись в отделение редких магических болезней после Академии было правильным… Она больше не могла находиться в быстром круговороте постоянных смертей. Хотя Рон всегда говорил ей — так она никогда не сможет забыть вторую магическую. Твердил, что ей надо менять профессию. Но теперь в её жизни нет Рона, зато есть лаборатория и палата сто восемьдесят девять с пятью пациентами на учёте. И она чувствует себя нужной. А нужность даёт смысл. Очень просто: пока ты нужен, ты обязан просыпаться каждое утро, даже если хочется больше никогда не открывать глаза. Совершать автоматические действия, вести карточки пациентов и пытаться подобрать самое эффективное лечение — её отдушина. Так легче не думать, не решать, не сталкиваться с прошлым.         Пока пытаешься понять, как вынуть из сердечной мышцы шрапнель множащихся из-за магии осколков, день заканчивается. А после начинается новый, в котором сталкиваешься с новым редким заклятием и его последствиями.         Сегодня выходной, поэтому, как всегда, Гермиона с остервенением ищет, чем занять свободное время. Обещание побыть с родителями выручает её.         — Гермиона, ты скоро? — доносится голос отца из-за двери. — Мы совсем заждались тебя.         Она разрезает пирог на семь ровных частей, выходит в комнату и видит их радостные уставшие лица. Садится, разглаживая салфетку на коленях и поправляя приборы на столе. Они приступают к ужину в полном молчании: Гермиона сосредоточенно жуёт, избегая взгляда матери. Если только она опять начнёт спрашивать про Рона, то ей стоит тут же провалиться под землю.         — Дорогая, а Рон не присоединится к нам сегодня? Или вы празднуете отдельно?

 

      Годрик, только не снова.         — Мама, мы окончательно расстались больше шести месяцев назад. Нет.         — Очень жаль. Прекрасный молодой человек. Затягивать с браком не стоит. У тебя есть кто-то на примете?         —  Мама!         — Моя дорогая, я просто интересуюсь: тебе скоро двадцать пять. В это время я уже была два года замужем за твоим отцом.         — Джин, они — совсем другое поколение, да и… кто знает, что происходит у них… То есть, как это принято у волшебников. Гермиона лучше знает. Ты и сама понимаешь.         — Да, ты прав, Уильям. Но всё равно, дорогая, мы хотим, чтобы ты была счастлива. Подумай об этом на досуге.         Гермиона опускает глаза, морщась от еды, на миг ставшей отвратительной на вкус. Ей становится неловко от оговорки отца и матери, поджавшей губы. Она тратит все силы, чтобы сосредоточиться на тающем во рту стейке. В напряжённой тишине они поглощают пищу, и Гермиона почти жалеет, что осталась вчера на ночь. В любом разговоре, который касается её лично, между ними вырастает стена непонимания и отчуждения. Как у волшебников, её родители не знают и вряд ли захотят узнать, после того, как их дочь самовольно вырезала часть их жизни, взмахнув веткой дерева. Они всегда хотят, как лучше. Гермиона же больше всего на свете желает, чтобы её оставили в покое.         Её спасает светящийся серебряный олень, проплывающий за окном облаком. Гермиона выходит из гостиной, прикрывая за собой дверь, и слушает обеспокоенный голос Гарри, исходящий от патронуса.         — Гермиона, мне срочно нужна твоя помощь! Пожалуйста, чем скорее, тем лучше.  

До пробуждения осталось: 1 год 12 месяцев 22 часа 3 минуты

        Улыбаться во все тридцать два и не моргать ни в коем случае. Такое указание даёт им фотограф, пока он позирует вместе с вернувшейся из Франции матерью. Она кашляет в руку несколько раз, и Драко делает заметку в голове — попросить Тинки организовать свидание с колдомедиком на этой неделе. Мать и вправду ощущает себя неважно с момента приезда. По поместью разносится гул светских разговоров, и взгляд Драко вечно возращается к часам, считая минуты до окончания приёма. Как же он ненавидит официоз, сочащийся из каждой щели этого гребаного сбора манекенов-магов. В его планах было вернуться в квартиру и провести час в парке рядом с домом с планшетом и термосом горячего чая с мятой, а не скалиться каждому олуху, желающему вывернуть грязное бельё его семьи наизнанку.         Очередная вспышка слепит глаза, а писклявый голос репортёра режет слух.         — Мистер Малфой, планируете ли вы вкладывать заработанные деньги во «Вредилки Уизли»?         — Мистер Малфой, планируете ли вы жениться на Астории Гринграсс?         — Мистер Малфой, не считаете ли вы вопиющей несправедливостью, что палата Министров издала закон, гарантирующий чистокровным волшебникам постоянную государственную поддержку в развитии бизнеса в виде субсидий?         — Мистер Малфой, правда ли, что вы пытаетесь удалить чёрную метку?         — Мистер Малфой, возвращение вашей матери…         — Мистер Малфой…         Драконьи яйца, пресса никогда не отвалит от него. Надо сматываться, пока они не додумались попросить его об интервью. Он оборачивается, сжимая зубы и уводя мать от стены репортёров внутрь зала. Драко не знает, как правильно выразить радость от её приезда, поэтому заказывает два билета в волшебную оперу и приглашает всех её друзей на бранч. Последние два часа — настоящая пытка для его самоконтроля, но зато в глазах матери он видит привычные искры веселья и заинтересованности.  Хоть что-то после её кратких писем, пропитанных меланхолией.         — Драко, — её рука плавно указывает на чету Гринграсс, стоящую вдалеке. — Не хочешь ли ты подойти и поздороваться? Я вела переписку с младшей Гринграсс на протяжении последних двух месяцев.         Он передаёт матери бокал с белым вином, качая головой и стараясь звучать мягче:       — Не имею и толики желания, мама. В конце концов, махинации мистера Гринграсса прогремели огромным скандалом на прошлой неделе. Жать ему руку — всё равно что здороваться с дементором.         — Драко, он давний друг нашей семьи! Ты должен поддерживать…         — Я давно ничего никому не должен, мама!         — Они могут помочь тебе…         — Гринграсс в ещё более ужасной ситуации, чем мы! Их репутация катится к дракклам под хвост после отказа взять на себя обязательства по выплате репараций, — он угрожающе повышает голос, и тут же жалеет об этом, когда её тонкая рука хватается за его плечо.       Глухой кашель выворачивает её настолько, что мать падает в его руки. На белом костюме пятнами расходится незнакомая чёрная жидкость: мать продолжает выхаркивать её, присаживаясь в своём роскошном светло-голубом платье на пол.         — Мама, что с тобой?         Нарцисса поднимает руку в останавливающем жесте, слабо подрагивая всем телом. Новый приступ кашля накрывает её. Драко молниеносно встаёт, распихивая обступающую их толпу и призывая домового эльфа на помощь.      

До пробуждения осталось: 1 год 12 месяцев 20 часов 00 минут

        Невилл подмигивает себе в зеркале, оборачиваясь на громкий стук в дверь. Кто может биться в дверь с таким остервенением в такую-то рань? Единицы людей знают, где он живёт. Неужели что-то случилось у Гермионы? Они виделись несколько дней назад, а сегодня он должен позвать её на свидание.         Открыв дверь, он замирает. На него смотрит взлохмаченная Луна с чёрными кругами под глазами и в двух свитерах, небрежно надетых друг на друга.         — За мной смерть, Невилл, — её нижняя губа дрожит. — Мы умрём. Все умрём. Я видела! Время пришло.  

До пробуждения осталось: 1 год 12 месяцев 20 часов 12 минут

        В отражении зеркала она бледнее обычного. В ванной у Невилла тесно и не хватает места, чтобы нормально выдохнуть и успокоиться, но Луна терпеливо умывается обжигающей водой, борясь с накатывающим ощущением клаустрофобии и ознобом. Ей холодно. Настолько, что зубы ударяются друг о друга, а мелкая дрожь проходит по костяшкам. Луна не знает, как бороться с постоянными кошмарами и кожей, покрывающейся мурашками. Ей никогда не было настолько плохо. Дар продолжает мучать её, впиваясь клещами в каждую клетку организма. У неё всё ещё есть надежда побыстрее связаться с Гарри. Перед глазами стоит место, которое снится ей снова и снова, — каменные своды, водопад. Одинокая заброшенная пещера, и… Видение прерывается на моменте, когда она должна увидеть… Понять, что находится в тёмном гроте.       Смерть. Внутри и повсюду.         Предчувствие рока не покидает её, как бы она ни пыталась отвлечься. Весь мир — эта комната, сужающаяся вокруг и не дающая выдыхать.         Бездна, в нее Луне не хочется всматриваться. Она поглотит её. Обхватит чёрными щупальцами и лишит возможности вырваться.         В глазах темнеет, и она крепче хватается за края маленькой раковины. Открывает глаза и вздрагивает. Кончики пальцев покрывает угольный слой, а вместо привычных аккуратных пластинок ногтей — длинные острые закруглённые когти.         Она поднимает глаза к зеркалу и отшатывается от испуга. Чёрные язвы расходятся от шеи до лба, а щёки усеивают маленькие хлопающие глазницы с длинными ресницами. Выдёргивает палочку и шепчет Экспульсо, взрывая зеркало и раскалывая его на мелкие части. Как же она собирается объяснить всё Невиллу, который ждёт её в гостинной...         Луна судорожно падает на колени, вытряхивая предметы из бисерной сумки и ища нужное, такое необходимое средство. Выпив залпом дозу зелья, она вздрагивает, сжимаясь от пробивающей волны тепла. Блокираторов сейчас хватает только на несколько часов.         Необходимо срочно найти отца.  

До пробуждения осталось: 1 года 12 месяцев 17 часов 30 минут

 

      Гарри склоняется над Дином, который, закинув руки над головой, лежит, прикрывая глаза и тяжело дыша. В его кабинете присутствует весь отряд, столпившись вокруг побледневшего и больного аврора.         — Как ты думаешь, что с ним?       — Гоблин знает, он так странно вёл себя при нашей последней встрече.         — Думаешь, это что-то серьёзное?         — Я не гребаный Нострадамус, откуда я должен знать…         Перешептывания авроров вокруг Дина учащаются, и Гарри гаркает на них, разгоняя толпу. Всё началось с утра: Дин упал около входа в его кабинет, отослав срочную сову за тридцать минут до этого. Вломился к нему с дикими выпученными воспалёнными глазищами, начав кашлять и давиться собственной слюной, будто заболел чахоткой. Гарри не успел поймать его. Его тело ударилось о плитку, скомкав красный ковер. Он выгнулся и начал истошно кричать, а через несколько минут все прекратилось, и Дин потерял сознание.         Его тело дрожало, а изо рта забрызгала чёрная густая кровь. Прибывшие колдомедики взяли её на анализ, высказывая самые разные гипотезы, но ни одна из них так и не подтвердилась. С минуты на минуту к ним должна прибыть Гермиона, и, возможно, она сможет подсказать, что происходит с его подчинённым после командировки.         Когда он отправил Дина в Исландию проверить последний подозрительный бывший блокпост Пожирателей, он не мог и представить себе, что это закончится вот так…         Гарри тяжело вздыхает, поправляя очки и оборачиваясь на ругань, которую слышит за закрытой дверью.         Не проходит и секунды, как дверь распахивается, и в проход врывается покрасневший и возбуждённый Невилл. За ним идёт бледная, как мертвец, испуганная Луна.         — Гарри, твоя секретарша ужасна! — он переводит дыхание, оглядывая столпившихся вокруг Дина людей. — Нам стоит поговорить наедине.         Луна опускается рядом с Дином и дрожащей рукой коснувшись лба аврора, отдёргивает кисть, словно обжигаясь. Её рот приоткрывается, и она шепчет:       — Началось! Это началось, Гарри! Мы не успели, Невилл.    

До пробуждения осталось: 1 год 12 месяцев 17 часов 30 минут

        Джинни идёт по Косой аллее. Крыши магазинов покрывает тонкий слой инея. Сегодня в планах занести мамину стряпню Джорджу. Он, как всегда, не питается нормально, полностью погружаясь в работу магазина. Ублюдок Малфой приобрёл уже почти половину компании, и, хотя он даёт дополнительное финансирование, Джинни против подачки от Пожирателя.         Краем уха она слышит разговор двух мужчин у «Флориш и Блоттс», крепче обхватывая лямку сумки.         — Говорят, Поттер станет следующим министром. Думаешь, ему позволят?         — Очень сомневаюсь.         — Было бы хорошо. Возможно, были бы хоть какие-то изменения. Дряхлая палата министров. Маразматики те ещё…         — Да молодое поколение слишком малочисленное, а Поттер — всего лишь кость в горле Кингсли. Его быстро уберут.         — Думаешь? А я не так уверен…         Джинни надоедает, что каждый прохожий считает нужным комментировать деятельность её горе-мужа. Она побыстрее отходит от злосчастной парочки, кутаясь в пальто и останавливаясь у сверкающей люминесценцией витрины «Вредилок».         Прибыль Джорджа увеличивается каждый квартал. Идея открыть сеть магазинов уже не кажется такой абсурдной. Джинни делает первый шаг на ступеньки и вздрагивает, когда слышит громкий хлопок позади. Оборачивается и замирает, оглядывая пустую улицу.

      Никого.

 

      Кто это был…

        Отойдя от испуга, она двигается дальше, но вдруг плечо прошибает от боли. Её тянут назад, и она не успевает сориентироваться, чтобы достать палочку и произнести защитное заклинание.         Хватка усиливается, и Джинни пинает нападающего ногой, замечая того самого мужчину, который так активно одобрял деятельность Гарри около книжного магазина.         Его глаза чернеют, а руки хватаются за её горло, сжимая его со всей силы. Ей не хватает воздуха. Джинни дрожит, делая несколько судорожных неполных вдохов. Ладонями толкая мясистое лицо, пытаясь вырваться. Делает последнее усилие и отталкивает нападающего прочь: тот спотыкается и падает на плитку, ударяясь головой и начиная биться в конвульсиях. Джинни касается горла, ощущая жжение от прикосновений и пытаясь прийти в себя.    

До пробуждения осталось: 1 год 12 месяцев 10 часов 20 минут

        Блейз вертит в руках обезболивающее, пока Патил бегает вокруг него кругами, отсылая Патронусы. Девчонка всё-таки сдержала договорённость и добыла для него зелье. Пока первая неделя этого года — лучшая в его жизни. Он не праздновал Рождество, но зато получил долгожданное отпущение всех грехов от Патил. Он откупоривает бутылку, делая два глотка и надеясь, что лекарство поможет. Он выпил только несколько бокалов огневиски сегодня. Реакции же не будет, так ведь?         — Драккл, где Гермиона? Я не могу принять столько людей одна, — говорит она, утирая пот со лба, и Блейз задерживает взгляд на её тёмной подводке, красиво подчёркивающей глаза. А Патил всё же ничего так, кто бы мог подумать.  — Гоблин!         — Тебе нужна помощь?       — Помощь от тебя?         Она оборачивается на него, скептически осматривая с ног до головы. По виду Патил заметно, что она сомневается, конечно. Но за неимением другого варианта…         — Я не уверена… Нам не разрешено.       — Скажи, что делать, и я… И я весь твой, детка.         — Не называй меня так.         — Почему? Детка… — насмешливо тянет он, на что она закатывает глаза и поправляет лимонный халат. — Я помогаю людям, ты же знаешь?         Она вздыхает, и Блейз начинает придумывать, что бы ещё сказать. Может, у него получится уговорить Патил оставить его? Атмосфера дома нервирует его хуже раздирающей боли.         — Быстро надевай халат, и за мной в приёмную. Будешь координировать людей. Где, Мерлин, носит всех…         Блейз ухмыляется, сбрасывая рубашку и натягивая на себя бесформенное лимонное нечто. Чёрт, колдомедиком он еще не был!  

До пробуждения осталось: 1 год 12 месяцев 9 часов 20 минут

        Гермиона зажимает конечности выгибающегося на столе Дина, выкрикивая заклинания и заливая зелья в его открытый рот. Она никогда раньше такого не видела, ни разу в жизни. Дин продолжает трястись, выплёвывая уже знакомую чёрную кровь себе на грудь. Даже на войне магия помогала, а тут — ни единого эффекта. И Дину плохо. Ему всё хуже и хуже. Гермиона шепчет очищающее, а после — все лечебные заклинания, которые знает. Ничего не работает. Свет, исходящий от палочки, поглощается чёрными венами, отпечатывающимися паутиной на его груди. Дин впитывает целительскую магию, но не подвергается её влиянию.       Пока он не отключается — продолжает просить её о помощи.       — Мне так больно, Гермиона. Не могу думать. Безумно больно.         Конечности Дина чернеют, температура тела поднимается, и он пытается вырваться из ремней, которые сдерживают его, пристёгивая к кушетке. Не проходит и секунды, как Дин хватает её за горло, подтаскивая к себе. Гермиона вцепляется за его запястье, пока остервенелое жуткое лицо Дина напрягается.       — Дин, отпусти её! — Падма успевает оглушить его, и аврор падает на кушетку. Его тело содрогается в судорогах.         — Зелье покоя, живо! — голос Гермионы надрывается. — Шприц с фентанилом! Быстрее, Падма, я жду! У него припадок!         — Хорошо, сейчас! — раздаётся её слабый голос сзади, она открывает сейф, перебирая вещи. Пока Падма занимается обезболивающим, Грейнджер наколдовывает рентгеновскую диаграмму, и от увиденного хватается за железную ручку кровати.         Все внутренние органы покрыты чёрным налётом, особенно мозг. Две доли полностью опутывает вязкое тёмное нечто и продвигается по позвонкам волнами. Каждая клетка Дина, его система кровообращения, мышцы и сухожилия покрыты чужеродной частью.         — Мерлин, что это… — выдыхает Падма, вкалывая дозу успокоительного и обезболивающего Дину в плечо. Его напряжённые мышцы расслабляются, и он обмякает, уставившись остекленевшими глазами с лопнувшими сосудами в потолок.         — Оно живое…         — Оно поглощает здоровые клетки.         — Почти все органы. Я…         — Говорила Джеку?         — Его нет весь день, Гермиона.         Где, гоблин, носит главу их отделения? Что за безответственность? В палате волшебник с неизвестными симптомами, а она даже не может связаться без разрешения с лабораторией, которой Гарри отдал костный мозг Дина на исследование.         — Если он не ответит завтра, то введём карантин.         — Но, Гермиона, это не наша область ответственности.         — А чья тогда, Падма? Ты представляешь, что может случиться, если мы не изолируем его? Начнётся массовое заражение.         — Я не знаю. Я просто не уверена...         Гермиона некоторое время изучает снимок, отдающий рябью на стене. Когда она пришла к Гарри, Дин находился в таком состоянии уже около пяти часов. Что же с ним произошло, откуда, чёрт возьми, он мог подцепить это? Гермиона не знает, какое название дать тому, что видит. Дин — абсолютно здоровый волшебник двадцати лет, что так могло повлиять на него? Гарри должен выяснить, что именно случилось в Исландии. Причина там: скорее всего, Дин подцепил что-то, пока путешествовал. Гермиона обязательно отправится вместе с Гарри. Если зараза, сидящая в Дине, оттуда, то, возможно, тогда они смогут найти причину, а затем выявить способы борьбы. Пока не стало слишком поздно. Если Дин — нулевой пациент, это обязательно сыграет им на руку.         — Гермиона…         Она переводит взгляд на Падму, которая буравит глазами лежащего на кушетке Дина. От него идёт пар, и кожа краснеет под лучами света окна. Пузырь надувается на его скуле, тут же лопаясь.         — Закрой жалюзи! Немедленно!         Падма слушается её, гася свет палочкой. Изо рта вырывается слабое «люмос», и Гермиона делает острожный шаг в сторону бывшего однокурсника. Кожа перестаёт краснеть, и она выдыхает. Достаёт блокнот и записывает ещё один пункт в список симптомов.  

·      Заражение крови неизвестным реагентом

·      Кашель

·      Высокая температура тела

·      Противоустойчивость магии

·      Резкая реакция на естественный свет/аллергия?

        Ей нужно время, чтобы сесть и всё спокойно проанализировать. Пока Гермионы хватает только на то, чтобы диагностировать симптомы и не дать Дину сгореть заживо. Вошедший Забини зовёт её по имени. Гермиона раздражённо оборачивается, пытаясь высказать ему за то, что он не помогает, а только мешается под ногами.         Ругательство уже вылетает из её рта, но она останавливает себя.         Драко Малфой возвышается за плечом друга, держа на руках Нарциссу Малфой и осматривая Гермиону обеспокоенным взглядом.         — Грейнджер, ты лучший молодой целитель. Я не знал, к кому ещё обратиться за помощью, — говорит Блейз, осторожно поднимая руки над головой в мирном жесте. — Пожалуйста. Её не приняли в две больницы.    

До пробуждения осталось: 1 года 12 месяцев 8 часов 20 минут

        Грейнджер выглядит усталой. Несмотря на это, она всё ещё остаётся красивой. Такой вывод делает Малфой, наблюдая, как она, откидывая толстую косу за плечо, левитирует мать на кушетку рядом с Дином Томасом. А сокурсник, чьё лицо Драко видит впервые со школы, теряет человеческие черты. Пока Патил берёт у матери анализы, Грейнджер водит палочкой над её телом, привязывая её запястья и лодыжки к кушетке.  Над их головой пляшут несколько кружков приглушённого света. Блейз перешептывается с Падмой, пока та сдержанно улыбается на его очередной вопрос.       — Зачем ты это делаешь, Грейнджер? Зачем верёвки?         Она не отвечает, продолжая сосредоточенно колдовать над телом Нарциссы. Драко дёргает её за плечо, на что она молниеносно реагирует, яростно оттолкнув его руку.         — Не трогай меня, — шипит Гермиона, и от ярости в её глазах Драко становится тревожно. — Не мешай мне делать свою работу!         — Что, ёб твою мать, происходит? Почему никто не может ответить мне на простой вопрос?         — Мы не знаем!         — Как это не знаете?               — Послушай, Малфой. Прижми свою задницу к стулу и молчи. Мне сейчас абсолютно не до тебя.  Сколько она без сознания?         — Не знаю. Около двух часов.           — Мерлин! Малфой, у неё был кашель?         — Да.         — Драккл!         — Грейнджер? К гоблину твои восклицания! Что с ней? Говори сейчас же!         Она отдёргивает руку ото лба Нарциссы, записывая измерения в блокнот и не произнося не звука. А после отворачивается, начиная греметь склянками в палате.           — Что с ней, Грейнджер? Мерлин, что так сложно ответить? Она будет жить?         Грейнджер чертыхается, и Драко слышит звон разбитого флакона. Зелье разливается на полу серебряным сиянием. Она утыкается в руки, и Драко наблюдает, как чёрная водолазка обтягивает выделяющийся позвоночник и острые плечи.         Грейнджер тяжело дышит некоторое время, прежде чем обернуться и ответить ему.         — Твоя мать заражена, Малфой.         — Чем?         — Я не знаю!         Драко переводит взгляд на красивое обрамлённое водопадом светлых волос лицо матери и сглатывает, ощущая, как желудок сжимается.         — Падма, выведи его, пожалуйста. Мне надо сделать несколько тестов.         — Я хочу быть…         — Пошли-ка, парень.         Блейз дёргает его за руку, выпихивая из комнаты. Последнее, что он видит: красивое лицо Грейнджер склоняется над бледнеющим лицом его матери. Дверь в палату закрывается, а сердце Драко отбивает в груди бешеный ритм.