Прометеус

 

После пробуждения прошло: 31 день 8 часов 00 минут

        Невилл мёртв.         Стоящий сверху аврор пытается оттащить её от тела, дёргает за плечо. Не задумываясь, она машет кулаком в сторону его кислой мины, а локтём попадает в область паха. Тот сгибается от боли, попискивая, и двое мужчин покрупнее скручивают её на полу, прижимая голову к деревянным балкам.         Невилл мёртв.         — Держите крепче, придурки. Эта смертница обдурила нас однажды, обдурит и сейчас. Ей — особое внимание, она очень важна для Министра.         До ушей доносится грубый мат Малфоя и злой крик Джинни.                Их выводят по очереди — отряд в пять человек на каждого. Она последняя.

      Почему они не использовали палочки? Ей срочно нужно понять, как убраться отсюда...       Невилл мёртв.         Проходит еще десять минут, прежде чем её выволакивают из комнаты.         Треснувший стеклянный шар, катающийся по полу, и серое лицо друга — последнее, что видит Гермиона, прежде чем авроры поднимают её за локти. Она машет руками и ногами в попытках вырваться, но их хватка только крепчает. В конце концов, Гермиона сдаётся, безвольно повисая.       Невилл мёртв.         Его кровь на её руках. Безжизненные глаза.         Невилл умер, а она не успела спасти его.         Куда они увели их? Куда исчезают все те, кто дорог ей?         Её волокут по тёмному коридору десять минут, пока, наконец, не выбрасывают на поверхность. Левый амбал-аврор толкает Гермиону лицом в рыхлую землю. Больно ударившись подбородком, она чувствует железный привкус во рту и поднимает голову, выплёвывая крошки земли.         Темно. Холодно. Разбитую нижнюю губу обдувает ветер.         Оглядываясь, Гермиона понимает: они в Лондоне, где-то в центральной части. Город странно пустующий, на обычно многолюдных улицах ни души, а вместо сигналов машин и разговоров прохожих — тишина. Авроры оглядываются вокруг, доставая оружие, и Гермиона всё еще пытается понять, почему, Годрик, в их руках пистолеты, а не палочки?         Ей надо вывернуться и побежать. Нужно только правильно рассчитать момент. Монета. Невилл сказал, что монета поможет ей.         Невилл мёртв.         Радио-трубка за поясом аврора противно шипит, а Гермиона встаёт, подтягиваясь на руках и не обращая внимания на боль в ободранных коленях. Два аврора тут же бросаются к ней, хватая за плечи и сжимая их до резкой боли. Заламывают руки, пока на запястьях не щёлкают наручники. Она дёргается от отвращения в попытках сбросить руку, бросая «отвали» сквозь зубы молодому аврору, чьё лицо наполовину скрыто капюшоном.         — Где мы, чёрт возьми? Причина моего ареста? Вам следует немедленно отпустить всех нас! Где мои друзья, вы, драккловы…         — Заткни её, — говорит, по-видимому, главный из пятёрки. — Сейчас же!         — Что вы творите… Я…         Гермиона не успевает закончить фразу. Уголки её губ больно тянет от верёвки, которую кляпом засовывают ей в рот. Где-то сбоку — движение: резкий звук лязгающего металла, от которого хочется зажать уши.         Командир поворачивается, целясь в конец переулка. Его глаза превращаются в две узкие щели, две набухшие чёрные вены пульсируют на лбу. По всему его лицу ползут жуткие язвы, как и на бледной коже каждого из его отряда. Все авроры заражены этой порчей. Она в их крови, в их венах, в их сердце.         Сетки, как у Джинни и Гарри. Те же, что и у незнакомки на острове.         Грибок убивает их. Эта зараза доберётся и до неё, а возможно, уже добралась. Гермиона просто не знает об этом.         — Вы же зачистили эту зону для нашего прибытия?         — Да, командир. Всё проверили, — отвечает второй мужчина, чьи руки больно сминают её кожу. — Мы были в каждом закоулке.         — У нас не так много времени до того, как начнётся пик. Уходим. Мы последние. Солнце скоро зайдёт за горизонт.         Звук из радио-трубки становится всё громче, раздражая слух помехами, и Гермиона морщится, осматривая местность. Посередине переулка пролегает последняя полоска света — солнце садится.         Кожа на запястьях болит от тугих оков, а рот саднит от грубого материала.  Внутри неё растёт глубокая дыра. Безжизненное лицо Невилла — влага поступает к глазам.         Она должна выбраться отсюда.         Они продвигаются по улице, и Гермиона замечает: воспалённые красные глаза её охранников сочатся животным страхом, стоит им пройти мимо высотных зданий с выбитыми окнами. Чем они так напуганы?         Она пробует проговорить заклинания несколько раз, но магия не откликается. Гермиона постоянно отвлекается на этот проклятый шум в трубке.         Он нарастает.         — Они где-то рядом, идиоты, — шепчет главный аврор, перезаряжая пистолет. — Вколите дозы и будьте готовы. Ваш запас — два заклинания.         — Но боевые бесполезны, сэр.         — Слушай сюда, прохвост! Простое «акцио» может спасти тебе жизнь! Подчиняйся приказу.         — Да… Хорошо, сэр.         По его команде отряд достаёт ампулы с жидкостью, прислоняя их к шее, туда, где находится артерия.  Нажимая на кнопку сверху, они вкалывают дозы. Что это, Годрик, такое?         Отряд меняет ружья на палочки и останавливается, заключая её в кольцо. Её окружают пять дрожащих авроров, пока она стоит закованная в цепи в центре круга, не понимая, что творится вокруг. И ждёт, отсчитывая удары сердца.         Последняя полоска света исчезает, их накрывает тень. Гермиона слышит этот звук. Знакомый. Будоражащий до полусмерти и сковывающий страхом.         Тртртрк.       Нет…       Звук повторяется — Гермиона перестаёт дышать.              Тртртрк.              Щёлк.         Разбитое стекло и лязганье зубов.  Пятеро размытых монстров ползут из здания, прыгая и рассекая пулями воздух.         На аврора сбоку приземляется чудовище, хватая его за шею и выворачивая длиннющими когтями. На плечи парня стекает чёрная и вязкая, как смоль, кровь. Хруст. Секунда, и его голова повисает в воздухе.         Гермиона зажмуривается, спасаясь от потока, хлынувшего из его шеи и брызнувшего ей в лицо.         Она хочет закричать, но кляп во рту перекрывает звук. Сердце скачет в груди между рёбер. Мерлин, дай ей просто закрыть глаза и проснуться. Дай ей проснуться! Надо бежать. Выбираться, надо выбираться. Посчитать до десяти, глубоко выдыхая к концу.       Паралич не даёт ей двигаться, и она сосредотачивается, пытаясь бороться с ним.         Крики повсюду. Эти твари доберутся и до неё, стоит им закончить с аврорами. Один за другим монстры вгрызаются в шеи её охранников, вскрывая им глотки.  Отголоски заклинаний перерастают в умоляющие жуткие крики. Лужи крови окрашивают асфальт в кирпичный цвет, и в одной из них она видит своё отражение. Сейчас! Сейчас — самое время.         И она делает первое и самое инстинктивное, что должно было прийти на ум сразу, — бежит. Высвобождаясь и выдыхая с облегчением.         Пускается наутёк, вырываясь из кольца и толкая командира в спину, пока он отстреливается от чудовища.         — Стоять, Грейнджер! Стоять!         Заклинание пролетает мимо: направленную на неё руку с палочкой отгрызает огромный монстр. Крик боли заставляет Гермиону обернуться снова. Пасть твари лязгает, и с острых клыков капают капли крови. Белые глаза пульсируют, пока монстр сжирает тело аврора.       Не смотри. Не оборачивайся. Беги, Гермиона. Беги.

 

      В спину ударяются отчаянные вопли главного аврора. Её взгляд направлен только в одну точку — солнечный конец переулка.         Она задыхается. Кажется, вот-вот упадёт, растянувшись на асфальте, и жуткие инферналы съедят её заживо, перегрызут шею и вспорют живот, обнажая кишки. Гермиона будет истекать кровью, пока твари будут потрошить её. Мерлин, помоги ей.         Клацанье зубов и клокочущие звуки становятся громче. Неужели они закончили и готовы приняться за неё? Неужели она не добежит, неужели умрёт?         Быстрее. Разве тень никогда не заканчивается? Там, за двумя высокими домами, есть свет. Всем несчастьям в жизни приходит конец. Все дороги где-то заканчиваются.       Гермиона ускоряется. Икры ноют от боли. Тело сводит от напряжения и заломанных назад рук. Кровь отливает от головы к ногам.         Ещё немного. Шаг, и она перебежит линию. И по логике, они не смогут пересечь её. Так ведь?         В секунду, когда Гермиона выскакивает и падает на главную дорогу, тварь почти хватает её, но она успевает увернуться от массивной лапы. От вытянутых скользких пальцев идёт пар, словно солнечный свет обжигает конечности. Из пасти твари вырывается скулёж, и она отскакивает от границы, разделяющей освещённую и теневую стороны.       Гермиона была права: они и вправду боятся света, как и те, что были на маяке.         Пять монстров подбираются вплотную к границе и клокочут вдоль кромки тени. Мечутся на месте, плюясь чёрной смолой. Закатное солнце озаряет её израненное грязное тело, согревая холодным теплом.         Гермиона переворачивается, вставая, и присаживается на корточки, тяжело дыша. Она еле-еле переступает через руки, скованные путами. В конце концов, у неё получается: хорошо, что она достаточно минитюарная, чтобы вывернуться.         Вырывает кляп изо рта, разрывая верёвку. Пальцы дрожат, когда она нащупывает монету в кармане. Гермиона сжимает холодный металл — он начинает разогреваться в её руках, теплеет и обжигает. Через секунду весь мир сгущается, превращаясь в градиент пасмурных красок Лондона.    

После пробуждения прошло: 32 дня 12 часов 5 минут

        Рука Панси прислоняется к запотевшему стеклу. Гарри прислоняет свою ладонь в ответ, пытаясь успокоить её. На запотевшей поверхности остаётся смазанный отпечаток, когда её ладонь соскальзывает. Её привели около получаса назад, посадив в камеру напротив. Она первая, кого он видел, из их компании. Её плечи содрогаются, а на левой щеке расплывается синяк. Лямки майки порваны, и она прижимает их к груди пальцами со содранными костяшками.       Убить их. Он хочет убить их. Эту шайку лицедеев, этих предателей.         Панси дрожит. По щеке катится прозрачная капля-слеза. Что эти гоблины сделали с ней? Если только они заявятся в его камеру, Гарри раскрошит их тупые черепушки на мелкие части, пока они будут кричать в агонии, захлёбываясь в крови. Его кулаки будут делать свою работу, пока они не потеряют свои смазливые весёлые лица.         Гарри и Панси разделяют два толстых стекла и десять шагов, и, если бы только он мог протянуть ей руку и забрать весь кошмар в её взгляде… Если бы только мог, Гарри бы разбил это стекло, взорвал бомбардой камеру и обнял её.         И тогда её напряжённые плечи расслабились бы, а влага в глазах высохла. И тогда печаль и боль перестали бы лежать бременем на плечах, растворяясь в крепких объятиях. Годрик, он убьёт их. Дай ему только шанс, и Гарри четвертует каждого ублюдка, из-за которого она проронила эту маленькую слезу.         Панси сворачивается клубочком на кушетке в камере, отворачиваясь от него, продолжая дрожать. От гнева в глазах белеет, и он до боли сжимает челюсти, вставая и желая нахер выбить стеклянную дверь.         Гарри попросил её не проявлять способностей, пока их везли в тёмном грузовике по ухабистой дороге. Прошёл час, день или больше? Он давно потерялся во времени. Куда увезли всех остальных? Больше всего Гарри боялся, что из-за магии Панси могут забрать и отправить в места, о которых ему не хочется вспоминать. По его наблюдениям никто из отряда Сенеки не использовал волшебство, а применял лишь физическую силу.  А значит, по какой-то причине магия перестала течь в их жилах так же, как и в его. Загадка: в чём причина столь странных изменений? Но сейчас важно другое: не дать им узнать, чем обладают Панси и Гермиона, которая оставалась последней. Он видел, как Малфоя с Забини заковали в наручники и посадили в соседнюю машину. Невыразимцы не говорили с ним, видимо, у них был запрет на любую коммуникацию. А Невилл… Годрик, зачем он сделал это? Его больше нет. И эта мысль заставляет Гарри сжать кулаки от беспомощности. Что бы ни поселилось в нём, эта зараза отравляет быстро и последовательно. Она помутила его разум.         На месте главного аврора ему приходилось сталкиваться с секретной документацией и каждый раз пролистывать отчёты об опытах, которые проводили на волшебных существах для испытаний зелий. Пару раз он натыкался на отчёты со времён правления Лорда, где на месте испытуемых были вовсе не животные… Вдруг порча пришла именно оттуда. Из подземных камер и металлических клеток.         Забинтованная рука ноет. Ему стало намного лучше по сравнению с тем, что он испытывал на острове. Чтобы ни вколола ему Луна, это подействовало. Температура его тела пришла в норму, пропал бред и боязнь яркого света. Но белая камера всё равно давит ему на нервы. Расхаживая туда-сюда, Гарри не сразу замечает толпу солдат в тёмной форме, замершую у двери. Их затравленные взгляды смешат Поттера — они помнят и боятся его. Многих из них он тренировал персонально, некоторые сдавали ему итоговый экзамен. Так-то, черти, вы ещё не такое вспомните.         В камеру заходят два аврора, осторожно обходя его. Гарри узнаёт их, внимательнее присмотревшись к лицам: Томас и Тейлор из младшего отряда, которые только-только поступили на службу, когда он разобрался с должностью. Однако на вид им уже давно не восемнадцать-девятнадцать лет, а все двадцать , двадцать два года.         Из-за их спины выходит больной Сенека, кашляя и опираясь о трость. Когда Гарри увидел его в отряде, он не знал, что и думать. По его расчётам крысе ещё гнить в тюрьме целый год. Сердце грохочет в ушах, и он делает выпад вперёд, но мелкий аврор тут же бросается к нему, преграждая путь.         — Мистер Поттер, я прошу вас… Давайте спокойно. Если вы будете нападать, нам придётся применить силу.         Гарри щурится, отсчитывая несколько секунд, пытаясь успокоиться. Но не выдерживает и резко хватает Томаса за горло . Мальчишка болтает ногами и бьёт его по руке.         — Что вы сделали с ней, ублюдки? — Парень задыхается, начиная сильнее бить его по руке. — Почему она в синяках, отвечай!         Стул противно скрипит по полу. Аврор поддерживает Сенеку за спину, не давая упасть, пока тот усаживает свою тощую задницу. Гарри замечает, как пурпурные язвы пульсируют на его шее. Он отталкивает мальчишку, и тот врезается в стену, держась за горло и жадно хватая открытым ртом воздух.         — Что вы сделали с ней? — Бледный Лаврентий поправляет лацканы дорогого пиджака. — Ты должен был сидеть в тюрьме! Кто же, мать твою, выпустил тебя? Почему я здесь, в конце концов? Это нарушает наш устав, — Гарри обращается к парням-аврорам, с их лиц сходит весь цвет. — Я ваш командир, а не он! Вы хотя бы осознаете, сколько законов нарушили?         Два аврора сглатывают, переводя взгляд на Сенеку. Крыса цокает языком, качая головой и складывая морщинистые руки на коленях:         — Вы ничуть не изменились, Поттер. Два года, а всё тот же. Та же агрессия, та же безрассудность. Но, знаете, теперь… Теперь всё изменилось. Вы уже не глава аврората, Поттер. Вы — никто. Преступник, которого ждёт поцелуй дементора.         — Два года? Вы в своём уме?         — Да, Поттер. Удивительно, но ваша подружка на удивление хороша в магии, несмотря на своё происхождение: мы долго не могли вас найти. Воровка грёбаная, обдурила нас с этим зельем. А её муженёк Пожиратель… Мы долго работали с ним. Чуть дольше, чем с мисс Паркинсон. А он... Знаете, а он ничего не помнит. Абсолютно. Как чистый белый лист! Хотя только у них двоих из вашей компании до последнего сохранялась магия.         Гарри сжимает кулаки, впиваясь ногтями в кожу ладоней. Как же ему не хватает палочки, он бы тут же связал этого самодовольного чмыря и отправил обратно в Азкабан.               — Болезнь сожрала их последними. Но теперь вашей подруги нет рядом, как и её мужа-чистокровки, чтобы уложить весь отряд авроров тремя заклинаниями. Вы одиночка, Поттер. Вы беспомощны.         Сенека улыбается, сжимая трость и снова кашляя, прикрывая глаза и доставая платок. Гарри видит, как он харкает в ткань, и злорадствует. Пусть ублюдку будет ещё хуже.          — Вы сгниёте тут, а я буду смотреть. Каждый из вас. Скоро к нам приведут героиню войны, продавшую свои честь и достоинство. И за что, Поттер? — Сенека противно причмокивает, перебирая перстни на руках. — За всеобщее равенство! Видимо, член Пожирателя совсем отбил ей мозги. Чёртова идиотка! Но мы получим то, что она украла, да! — Сенека глубоко выдыхает, поджимая губы и отводя яростные больные глаза. — Ну, а пока… А пока мы поговорим с вами.         — Я не буду с вами ничего обсуждать.         — Да… Я и не ожидал другого ответа от вас, Поттер. Поэтому…         Генерал сдержанно кивает аврорам, стоящим за стеклянной дверью. На их лбах красуются шрамы с надписью «Пёс» и змеёй, обвивающей буквы. Гарри где-то видел её. Где же… Они открывают дверь камеры Панси, хватая её за плечи и оттаскивая с кровати за волосы. Чёртовы ублюдки! Ярость затуманивает его сознание, и он снова бросается на Лаврентия, но цепь на ноге мешает добраться до него.         — К сожалению, мы не можем вернуть вам память, — зло бросает он ему, растягивая мерзкие губы в улыбке.       Панси царапает аврора по лицу, отбиваясь ногами. Её рот открывается в безмолвном крике.         — Поэтому будем действовать по ситуации. И надеюсь, что вы не будете увиливать, Поттер. Согласны? Вы же не хотите, чтобы Тедди Люпин остался без приёмной матери?  

После пробуждения прошло: 32 дня 12 часов 20 минут

 

      Гермиона открывает глаза: кроны деревьев колышутся от сильного ветра, а кожей она ощущает жухлую влажную листву. Головокружение почти сбивает её с ног, стоит ей начать вставать. После перемещения на неё волнами накатывают приступы тошноты. Две руки подхватывают её под мышки, и она резко оборачивается, пугаясь прикосновения. Теодор Нотт смотрит на неё внимательными тёмными глазами, подавая ей покрытую язвами руку.         — Здравствуй, дорогая, — тепло произносит он, растягивая вымученную улыбку. — Как я рад, что Невилл справился с задачей и передал тебе портал. Я заждался тебя.         — Невилл мёртв!         Теодор кивает, будто бы это не удивляет его:       — И я до конца жизни буду уважать его за это. Он не побоялся принять ответственность.         — Он умер! Выстрелил себе в голову!         — Он сделал то, что должен был.         — Нет! Он… Он… Нет, он не хотел.         Нотт поджимает губы, осматривая её. Через секунды доставая белоснежный платок из нагрудного кармана и передавая ей.         — Ты вся в крови. Вот.         Задумчивый Теодор Нотт открыто помогает ей. Его дружеские жесты путают и пугают её. Гермиона всё никак не может понять, почему он здесь перед ней — называет её «дорогая» и растягивает губы в огромной улыбке. Смотрит на неё с этим драккловым никому не нужным сожалением. Её мозг заторможен: Гермиона до сих пор не может осознать смерть Невилла до конца, хотя и эта мысль постоянно бьётся на подкорке её сознания, заставляя вспоминать пустые глаза, руку с пистолетом у виска и его признание. «Следует подумать об этом позже», — заключает Гермиона, ощущая волны подступающей паники.         Нотт. Перед ней Теодор Нотт. Тихий мальчик из школы. После окончания войны он бежал из страны в Исландию. Хотел избежать послевоенного трибунала. Как-никак его роль в отрядах Лорда была крайне весомой. Последнее её воспоминание о нём — выцветшее колдофото на столе Гарри, который рассматривал его дело. С него он задумчиво оглядывал Гермиону тёмными глазами. От него веяло тайной, которую никто не мог разгадать. Поттер сказал ей, что если бы не он, то многих друзей она бы уже никогда не увидела.         Тогда в её голове сразу возник вопрос: «Что скрывает Теодор Нотт?»         И она всё ещё не нашла на него ответа. Гермиона не знает, как лучше объяснить себе это… Но сейчас он выглядит по-другому: больным и уставшим, не так, как на фотографиях после войны. Сетка язв выглядывает у туго застёгнутого воротничка, а кожа серее, чем пасмурное небо над их головами.          — Ты, наверное, не помнишь меня. И не только меня, — он тяжело вздыхает, садясь около неё на листву и подгибая изящные ноги под себя. Гермиона забирает платок, вытирая грязь и кровь с лица и глаз.          — В школе мы общались довольно мало, а после… А после я бы отдал всё, чтобы не встретить тебя в таких обстоятельствах.         Гермиона поднимает брови, сжимая листву и хмурясь. Что, чёрт возьми, происходит…         — Каких таких обстоятельствах? — её голос наполняется тревожными нотками. — Где я?         Теодор складывает руки на коленях, оглядываясь вокруг и жеманно улыбаясь:       — Это наш новый дом, дорогая. Мотовун. Волшебное место. Драко был бы безумно зол, узнай он, что я держу тебя на холоде настолько долго.           — Это не Англия?         — Что ты, милая. В Англии за ваши головы назначена награда. Мы в Хорватии, и эта деревня — наша тихая гавань среди происходящего кошмара. Тут безопасно. И почти нет мортеров. Я так рад, что ты жива, Гермиона.         — Нет кого?         Теодор разглаживает тёмный бархат мантии, откидывая кудрявую чёлку и смотря на неё из-под полуприкрытых век.         — Вакцина работает, Гермиона. Это главное. Сейчас же… Нам стоит поработать с твоей памятью. Прежде чем вытащить их оттуда.

 

 

После пробуждения прошло: 32 дня 12 часов 24 минуты

        — Где вакцина, Поттер?         Голову Панси поднимают, и он видит рассечённую губу и заплывший глаз. Голос почти срывается на рык:       — Я повторяю! Я не знаю, что за вакцина и где она!         — Почему ты врёшь, Поттер? — Сенека шипит, ударяя тростью о плитку камеры. — Хочешь, чтобы она и дальше страдала из-за твоей лжи?         В данный момент Гарри больше всего хочет вытащить из груди этого ублюдка его грёбаное сердце и раздавить подошвой ботинка в кровавую мясную кляксу.         — Где вы прячете её?         — Я не знаю, — он дёргает плечом, сбрасывая тяжёлую руку аврора. — Я, гоблин, вообще не понимаю, о чём речь! Оставьте её в покое!       Авроры бьют Панси ногами в живот, пока она прикрывает свои рёбра руками. По её разбитому лицу текут слёзы, смешиваясь с кровью из ран. В камере звукоизоляция, и Гарри не слышит её. Её крики раздробили бы его на мелкие части. Как же он ненавидит этих ублюдков.         — Кто сделал сферу?         Удар в рёбра.         — Не знаю!         Удар по ногам и рукам.       — Почему вы не заражены?         Удар в лицо.         — Какое, дракл, заражение?!         Череда ударов по безвольному женскому телу.         — Хватит притворяться, Поттер. Говори.         — Я. ничего. не. знаю.         — Что с твоей рукой?         — Не знаю! Прекратите, чёрт возьми! Немедленно!         Сенека делает жест рукой, и мучители останавливаются. Окровавленная рука Панси хватается за лодыжку одного аврора. Дубинка раздалбливает её пальцы, заставляя отдёрнуть руку, но она упорно хватается за его лодыжки ещё раз.         Только не так. Если они лишены магии… Если они узнают про её способности, Гарри, возможно, никогда больше её не увидит.         — Знаешь, Поттер, когда ты посадил меня в тюрьму… Всё, о чём я мечтал, — это смотреть, как ты будешь страдать. Так же, как страдал я! И какое же удовольствие наблюдать за тобой сейчас. Лучше любого феликса, честное слово!  

После пробуждения прошло: 32 дня 13 часов 00 минут

        Её каблуки отстукивают чёткий ритм, пока она продвигается по мощёным улицам маленького городка. Медленно Гермиона поднимается в гору, оставляя позади огромные камни и дома. Воздух заряжен напряжением, расползающимся по улицам многочисленными людьми-тенями. Ставни невысоких покосившихся домов заколочены, а двери, помеченные красными крестами, заперты на железные замки.         Изумрудный плащ Нотта развевается облаком на фоне главной площади. Около развала со старыми дырявыми вещами и корзинами ягод старик в шляпе с кривыми полами закуривает сигарету, выдыхая колечки дыма. На его плече сидит ворон, и когда Гермиона подходит, то птица взамахивает крыльями.         Теодор окликает его, резко останавливаясь:       — Абел, здравствуй! Ты привёз то, о чём я тебя просил?         Старик вздрагивает, закашливаясь и убирая трубку. Гермиона замечает чёрные язвы на его морщинистой смуглой руке:       — Всё готово, мальчик. Еле нашёл и заплатил целое состояние!         — Покрою все расходы в двойном размере, Абел!         Пока Нотт забирает у старика неизвестного вида склянки, Гермиона из-за его спины замечает раскрытый «Пророк» на деревянной табуретке рядом с развалом. Заголовок не сверкает привычными пляшущими буквами, тексты и фотографии не двигаются — это больше похоже на аналог The Guardian, чем на волшебную прессу.         Кончик пальца касается пожелтевшей бумаги, и Гермиона в задумчивости прикусывает губу, читая виднеющуюся наполовину надпись «Вестники смерти: как бывшие герои становятся современными террористами».         Она хватает газету, почти разворачивая её. До ушей доносится громкое восклицание справа:       — Простите, я не заметил вас, министр! Благодарю вас от всей души за то благо, которое вы принесли нам! Вы и ваш муж принесли в это место удачу и процветание!         Старик снимает шляпу и кланяется ей, отчего Гермиона приоткрывает рот и чуть было не роняет свернутый пергамент. Она ослышалась, не так ли? Да не может быть такого… Министр? Он назвал её министром? Муж?         С вопросом в глазах и вскинутыми бровями Гермиона поворачивается к Нотту, на что тот лишь пожимает плечами и хмыкает:       — Спасибо, Абел! Министр будет рада видеть тебя в своём доме в приёмные часы на чай! Помни о смерти, Абел.         — И не оглядывайся, мальчик.         Старик мрачнеет, возвращаясь к своему месту и снова закуривая трубку. Как странно. Руки раскрывают газету, и пальцы, сминающие листы, начинают дрожать.

 

«РАЗЫСКИВАЮТСЯ: Вестники смерти».

        С передовицы на неё смотрят восемь пар сосредоточенных и серьёзных глаз.       В центре она с бледным шрамом, пересекающим левую половину лица. Эта женщина с картинки идентична ей внешне, но в то же время… Есть весомое различие между ними – Гермиона ощущает его до мурашек по коже. Может быть, оно в складке между бровей, а может, в этом страшном шраме, уродующим ее худое резкое лицо. А может быть, в светской классической одежде и драгоценностях, венчающих ее пальцы и уши. Другая.         Но сердце бьется, как бешеное, от того, кто стоит сзади.       Малфой. Он возвышается над ней неприступной скалой. Его губы поджаты, а две огромные худые руки сжимают её плечи.  Одетый в строгую чёрную форму с воротником стойкой, он создаёт угрожающее впечатление. Его прищуренные глаза подозрительны. Все вместе: их поза и мимика заставляют Гермиону сглотнуть. Они выглядят, как… Как, чёрт возьми, король и королева в собственном вассальном государстве. Взрослые и уверенные.         Но та женщина на фото — не она. Как и мужчина — просто не может быть Малфоем. Не может, и точка. Иначе как смириться с этим? Как принять тот факт, что они были парой?         Рядом стоит Луна, оглядываясь через плечо, и потерянный Невилл смотрит вверх, будто бы пытаясь обнаружить призрака над головой. Гарри в аврорской форме и Панси справа с фотоаппаратом на груди — держатся за руки, замерев в неестественной позе. И только Блейз ухмыляется, закинув руки на плечи расстроенной Падмы.         Падма. Интересно, сможет ли она найти её сейчас.         Она отвлекается на фразу старика:       — Если хотите, забирайте, министр. Это последняя партия. Английский «Пророк» теперь почти не доставляют на нашу территорию. И в радость, печатают драконье дерьмо в своей этой газетёнке. Наша всё равно лучше.         Нотт благодарит его, передавая звякающий мешок с монетами. Берёт её за руку и резко уводит от развала, до того, как она успевает издать хотя бы звук.       Почему старик называет её министром и почему смотрит на неё с таким благоговением, будто бы должен ей по гроб жизни? Гермиона пытается задать Теодору вопрос, но он прерывает её:       — Я обещаю, что всё объясню тебе, но пока… Сейчас нам лучше добраться до дома.         — Дом? Тут дом?         Возражения почти вылетают из её рта, прерываемые парой остановившихся женщин, склонивших голову в немом приветствии.         — Боггарт, что за… — шепчет Гермиона, пока Нотт тащит её за руку в узкий переулок между двумя башнями.    

После пробуждения прошло: 32 дня 13 часов 2 минуты

        — Что она творит? — Сенека мотается по камере мухоройкой, и Гарри издаёт смешок. Придурок, каких не сыскать. Авроры испуганно озираются на него, а Сенека брызжет слюной, указывая на запертую магией камеру.         Всё происходит в считанные секунды: аврор открывает искривившийся рот в немом крике, его щека и глазница чернеют, пока Панси крепче сжимает лодыжку солдата. Вместо кожи проявляется белая обугленная кость. Сенека подскакивает на месте, выкрикивая команды.         — Остановите её, придурки! Вы стоите и смотрите на меня? Живо!         Авроры, вколов дозу в шеи, перебегают к Панси в камеру. В момент, когда они, наконец, открывают дверь, раздаётся взрыв. От волны Гарри откидывает в стену. Из лёгких выбивает весь воздух. Осколки стекла впиваются в авроров, закрывающих собой Сенеку. Он сваливается грудой костей на пол. Дым, огонь и боль в рёбрах. Гарри хрипит, пытаясь выправиться и встать.         — Вы не убежите отсюда, Поттер, — зло бросает он. — Я найду вас, где бы вы ни были. Найду и убью.         Сенека сжимает наконечник трости и исчезает, сверкнув узкими хитрыми глазами. Чёртова крыса!       В клубах дыма он различает стройный женский силуэт.    

После пробуждения прошло: 32 дня 14 часов 20 минут

 

      — Тётя Гермиона!         Слабый детский шёпот разносится по кухне с разбросанной устаревшей утварью. Они вошли в небольшой замок, скрывающийся в горном выступе. Он отдалён от всей деревни и украшен чёрным флагом с фиолетовым цветком в середине. Маленькие пальчики сжимают стол и два огромных детских сиреневых глаза наблюдают за ней с опаской. Макушка меняет цвет на красный, когда нарочито грозный голос из-за двери громыхает на кухне:       — Тедди Люпин, почему ты ещё не в постели!?         Он исчезает под столом, пока Гермиона несколько раз моргает, пытаясь прийти в себя. В проходе появляется незнакомый кудрявый парень с большими щеками, покрытый татуировками с головы до ног. Нотт посмеивается, выгружая склянки на стол. Тедди скрывается за его спиной, цепляясь за край мантии.         — Как прошла… Гермиона!         — Помни, что она не знает тебя! — предупреждающе говорит Нотт, потрепав Тедди по голове.         На приятном лице возникает весёлая улыбка, и незнакомец громко хлопает в ладоши, пока Гермиона пытается понять, почему Тедди Люпин выглядит так, будто ему десять, а не пять, и почему незнакомец настолько рад встрече с ней.         — Я…         Её заключают в крепкие объятия, и она расширяет глаза от неожиданности:       — Чёрт возьми, получилось! Драко с тобой?         — Джеймс…         Тот поворачивается на своё имя, и уголки его губ опускаются. Невольно Гермиона становится свидетелем молчаливого разговора. Нотт машет головой в разные стороны, указывая на дверь. Погрустневший незнакомец Джеймс сглатывает.         — Пойдём, Тедди. Взрослым надо поговорить.         — Но я хочу обнять Гермиону!         — Позже, Тедди. Давай лучше посмотрим на карликового пушистика, которого подарил тебе Тео.         Когда за ними захлопывается дверь, Гермиона почти срывается на крик:       — Тедди Люпин?         Теодор Нотт устало вздыхает, приглашая её присесть.  

После пробуждения прошло: 32 дня 14 часов 25 минут

        Панси и Гарри долго идут по бесконечному коридору, блуждая в запутанном подземном лабиринте. Гарри откашливается, опираясь на тонкое плечо Панси. Пустые камеры — одна за другой, длинные тесные коридоры с похожими друг на друга дверьми.         — Салазар, это невозможно! Мы никогда не выйдем отсюда! — дёргает она замок на двери, раздражённо пиная створку.         На её верхней губе застывает кровь, а заплывший глаз вызывает тошноту. Белые стены и белые двери. Бесконечная белизна, и ни единой души. Она помогла ему подняться, переступая через мёртвые тела авроров. Подняла с пола и тащила за собой до выхода. Чтобы сейчас он стоял и надрывно кашлял от беспомощности. Гарри указывает на дверь, шепча охрипшим голосом: «Магия».         — Можно попробовать, да, — она шепчет открывающее заклинание, и замок падает гирей на пол. — Сработало! Интересно, надолго ли меня хватит?         — Не уверен, что надолго.         — Надеюсь, что это не так. Как ты?         — Терпимо.         Они входят в тёмное помещение, и Панси оставляет его у двери, пытаясь найти источник света. Когда лампа зажигается, к его гландам подкатывает кислая рвота.    

После пробуждения прошло: 32 дня 14 часов 40 минут

        — Где Андромеда, Нотт?         Он отводит взгляд, закатывая глаза и вздыхая:       — Я и забыл, какая ты дотошная. Она мертва.         — Что?         Он кашляет, и Гермиона замечает, как пульсируют вены на его висках. Привстаёт, доставая горшок со светящимся растением с верхней полки, и снова кашляет. Сжимая взятую в руках газету, Гермиона опять смотрит на фотографию.         — Почему мы в розыске? — она бросает газету на стол. — Когда сделана эта фотография?         — После того, как вы с Драко освободили деревню.         Нотт срывает светящиеся плоды, выдавливая их в чашку. Набирает жидкость в шприц, хватаясь за рёбра. Вкалывает себе, встряхнувшись и поморщившись.           — Потому что пропаганда Министерства тупее, чем пёс Хагрида. Они сделают всё для того, чтобы скрыть своё желание сегрегировать магглов от волшебников. И мы ненароком стали козлами отпущения, встав у них на пути.         — Мы? Что ты выпил?         Вены на лице становятся светлее, и Нотт поворачивается к ней, держа в руках бархатную коробку и кучу колб, скреплённых веревкой.         — Какое сегодня число, Гермиона?         Она в замешательстве смотрит на него, не понимая, почему он задаёт ей такой глупый вопрос и не отвечает ни на один, который задала она.         — Январь две тысячи четвёртого? Наверное, мы были на острове около месяца…         Он качает головой, усмехаясь и потирая глаза.         — Сейчас март две тысячи шестого.         — Стой… Но… Но как такое может быть? Последнее, что я помню — это как… как я отдыхала с Джинни и Гарри. Рождество, сейчас точно две тысячи четвёртый! Третий?         — Да, именно эту отправную точку вы брали, потому что на следующий же день… Гарри позвал тебя в аврорат, и вы обнаружили кое-что.         — Ты хочешь сказать, что мы самолично стёрли из своей памяти два года? По своей воле?         Нотт кивает, пододвигая к ней серебряные сосуды и открывая коробку, потирая тонкий нос из-за пыли.         — Да, дорогая. Таков не был первоначальный план, но...         — Но зачем?         Он молчит, а Гермиона продолжает пытаться осознать весь поток информации, который получает из разных источников после перемещения.         — Чтобы сохранить формулу вакцины, — он тычет указательным пальцем ей в грудь. — В кулоне её главный ингредиент. Но ты сможешь открыть его только с Драко, если ты положила эликсир братно.         — Да, я… Меня схватили, и я подумала, что так более безопасно.         — Конечно.         — Но откуда ты знаешь?         — Я был с вами, когда вы её зачаровывали. Прежде чем вы отправились в сферу, мы — ты, я и Невилл — изготовили три формулы. Те, что вкололи вам с Панси, сработали. Ты больше не болеешь. И можешь пользоваться магией. Мы планируем запустить её в массовое производство в следующем месяце.         — А что не так с магией? Авроры не использовали её при аресте. И где моя палочка? Когда мы вернёмся за всеми?         — Очень много вопросов, дорогая. Давай помедленнее.         Тео пододвигает к ней коробку, и Гермиона видит восемь пыльных палочек в ней. Достаёт, перебирая руками, и находит свою: виноградная лоза, 10 ¾ дюйма в длину с сердцевиной из сердечной жилы дракона. Двадцать семь сантиметров.         — Я могу ей пользоваться? — спрашивает Гермиона, ощущая, как сердце ускоряет стук. — Почему твоя не у тебя?         Она вытаскивает одну, пытаясь произнести первое заклинание, приходящее на ум, но в ответ не получает даже капли магии.         — Нет, не можешь. Они бесполезны. Я сохранил их и пару ваших вещей на память. Может быть, что-то из них ускорит процесс возврата памяти. Было несколько случаев, когда волшебники, просматривая воспоминания и свои вещи, возвращали стёртые куски. Тем более, Невилл не был слишком талантливым заклинателем. Хотя, кто знает…         Нотт прикусывает нижнюю губу, отводя глаза. Гермиона хмурится, вспоминая его мёртвое лицо, и решает перевести тему.         — Почему ты просто не можешь применить ко мне ремимория?         Лицо Теодора омрачается, и он делает ещё один тяжёлый вздох.         — Я не могу колдовать, Гермиона. Может быть, простенькое «акцио» или «люмос». Это всё, на что хватает дезариума. После начала пандемии волшебники постепенно начали терять свои способности. У меня второй порог. Если дойдёт до четвёртой стадии, я — мертвец.         — Дезариум — это… — Гермиона переводит взгляд на цветок, — это то, что ты выпил сейчас, да? Как он работает?         — Ослабляет симптомы и замедляет распространение грибка.         — А грибок лишает клетки магии? Он был на острове повсюду. Был в клетках Джинни и Гарри. Это он отнимает способности? Из-за него все болеют?         — Да, это он. И нет, не совсем. Он во всех нас. Но так как вакцина работает, то теперь… Теперь нам не о чем волноваться. Но если честно… Я… Я не могу дать тебе полную картину. Так как магия сейчас осталась только у самых молодых волшебников, вроде Тедди. Поэтому будем делать всё старым способом и надеяться на лучшее.         — Старым способом?         — Да, омут памяти. Может быть, у нас будет хоть один шанс узнать, как проникнуть в подземелья авроров и спасти тех, кого забрали. Если воспоминания начнут возвращаться. А они должны… Слава Мерлину, вы с Драко об этом позаботились.         — Мы с Драко?         Тео ухмыляется, разводя руки в стороны и скованно улыбаясь:       — Ну, да. Ты и сама видишь. У вас годовщина скоро. Весь город ждёт.         — Э-э… Да ладно. Откуда я могу знать, как проникнуть в аврорские подземелья?         — Ты секретно занималась разработкой вакцины, пока Кингсли не убили. А потом… Да уж, а потом всё пошло фестралу под хвост.         — Вакцина нужна только волшебникам? Или? Что с обычными людьми, они тоже?..         — Да, магглы заболевают намного быстрее. Сейчас около восьмидесяти процентов населения Англии, включая волшебников — бездумные твари, готовые мгновенно сожрать тебя и вываливающиеся наружу только ночью. В этой деревне их называют мортеры.         — Почему тут их нет?         — У жителей иммунитет.         — Откуда?         Теодор закидывает ногу на ногу, доставая из кармана монетку и подбрасывая её, задумчиво разглядывая кнат:       — Я думаю, что тебе стоит просмотреть ваши воспоминания, а после прояснять детали. Удачное стечение обстоятельств, что вы собирали их: вирус на последних стадиях начинает лишать нас памяти, поэтому ты решила подготовиться заранее и заставляла нас всех вытягивать из себя самое ценное.         Гермиона кивает, но хмурится, наблюдая за тем, как монета переворачивается в воздухе.         — Подожди, но если… Если магия не работает, как вы сделали портал?         — Это старый. Блейз делал его для Падмы. Специально, если вдруг на квартиру будет облава, и она не успеет выбраться.         Нотт кивает ей на колбы, и Гермиона смотрит на него с подозрением, ощущая, как желудок завязывается в узел.         — Приступай, Гермиона. Тебя ждёт долгое путешествие. Всё-таки ты очень многое забыла за эти проклятые два года.         Пальцы хватаются за колпачок, открывая первую колбу. Она несколько раз моргает, пока Теодор приносит огромный стеклянный чан и заливает его водой.         — Они идут по порядку. Следуй нумерации. И да, если захочешь посмотреть вещи, то они в коробке.       — И, — он останавливается в проёме двери, осматривая её внимательным взглядом, — помни о смерти, Гермиона.       Её губы произносят услышанное «не оглядывайся» почти на автомате. Почему настолько необычное прощание кажется ей до боли знакомым?         Он закрывает дверь, оставляя её один на один с тем прошлым, которое было утеряно. Стёрто из её памяти по собственной воле. И сейчас ей как никогда страшно при взгляде на переливающиеся лицами воспоминания, расходящиеся серебряными разводами по воде.