Прометеус

После пробуждения прошло: 25 дней 10 часов 30 минут

        — Если ты не положишь пистолет, — говорит Поттер, шагая к Уизли. — Ты можешь навредить себе, Джинни.         Уизли крепче сжимает рукоятку, поджимая губы и нахмуриваясь. У Панси ёкает сердце от каждого движения в их сторону. Злой взгляд воспалённых глаз бегает по ней, смотрит насквозь. Уизли не откликается на его просьбы, продолжая крепче сжимать пистолет и прожигать Панси глазами.         Она дёргается от грома, отдающегося грохотом в ушах. Небо раскалывает ослепительная зарница, и хватка на руке Поттера крепчает.         Начинается дождь — Панси ощущает холодные капли на щеках и надеется, что ещё сможет застать теплоту солнца. Одна или, возможно, с Поттером, сжимая его предплечья и целуя в напряжённые мышцы шеи.          Сможет увидеть заискивающего перед Грейнджер придурковатого Драко, наблюдать за вечным депрессняком Блейза и объедаться воздушным зефиром за чашкой кофе, нанося ярко-красную помаду на губы после.         — Всё это бессмысленно, — шепчет Уизли, подходя ближе. — Знаешь, Гарри, я кое-что поняла. Чем ближе смерть, тем меньше боли. Я не хочу больше страдать, не хочу просыпаться каждое утро в ужасе. Мы умираем, Гарри. И никто. Слышишь, никто! — она резко дёргает рукой, указывая дулом на Панси, — никто не поможет нам. Ни Мерлин, ни мы сами. Всё кончено.         — Ты пугаешь меня, Джин, — сглатывает Поттер, закрывая Панси спиной и сжимая её пальцы в ладони сильнее. — Что с тобой происходит?         Она издаёт смешок, встряхивая влажными волосами и задирая подбородок:       — Это происходит со всеми нами. Рано или поздно: с каждым из нас. Ты вспомнишь, ты скоро вспомнишь.         Джинни зависает на секунду, смотря вдаль, будто вспоминая что-то, но быстро приходит в себя, дёргаясь и возвращаясь в оборонительную позу.         — Уизли, ты совсем съехала с катушек, — слабым голосом произносит Панси, наблюдая, как та тяжело дышит. Вена на её лбу пульсирует, а лицо обезображивается яростной гримасой. — Зачем ты это делаешь?         — Лучше я, чем они, — отвечает она через минуту, шепча, — лучше я.          — Уизли, кто они?         — Они в нас, — шепчет рыжая, хватаясь за футболку и стуча кулаком по сердцу. — Вот тут. Мне рассказал Невилл. Они почти забрали его, умертвили.         — Джинни, о чём ты, драккл, говоришь? — раздражённым голосом рычит Поттер. — Мы не видели Невилла сутки. Ты сама стучалась к нему в дверь, пытаясь понять, что с ним не так. Ты помнишь?         — Тогда Невилл рассказал мне, а я ему не поверила. Как же он был прав. А потом мама, — она всхлипывает, шмыгая носом. — Мама, папа, Перси... Ты, Гарри. Рон…         — Джинни, о чём ты говоришь? — на лице Поттера отражается непонимание, и он склоняет голову вбок.         — Помни о смерти, Гарри. Разве ты не помнишь?         Она прищуривается, смаргивая капли дождя. Уверенно сжимает пистолет и направляет в их сторону, прицеливаясь.         — Лучше я, чем они. Лучше я…         Похоже, рыжая и вправду повредилась головой. Салазар, она хочет их укокошить, утверждаясь в правоте собственного бреда.         Панси шепчет в ухо стоящего рядом Поттера: «Она не в себе».         «Погоди», — произносит он одними губами.         — Джинни, ты помнишь, где мы? — спрашивает он, медленно поднимая руки в мирном жесте. — Ты помнишь, как мы оказались здесь?         В ответ Уизли лишь сильнее злится, щёлкая затвором, и Панси пробивает дрожь. Она убьёт нас. Мерлин, она хочет этого. Это не истерика.         —Не работает, — тихо бросает Паркинсон Гарри, и тот оглядывается на неё, поджимая губы. — Надо забрать у неё пистолет!         — Хватит шептаться! — ревёт Уизли, делая выпад вперёд. Пистолет взмывает вверх, отстреливая первую пулю. Панси дёргается, прижимаясь к мужской спине.Чёрт её дери. Двинутая Уизли.       Они пятятся назад, испугавшись выстрела. Безумие, захватившее Джинни, пугает Панси до паралича. Если мотив Уизли нацелить на них оружие не связан с ревностью или яростью из-за поведения Поттера, то тогда по какой причине она помешалась… Так было всегда? Возможно, частично. Возможно, она сошла с ума ещё до того, как они попали на остров. В расширенных, бешено бегающих глазах Джинни — тоска, боль… И страх? Почему она боится?         Возможно, если Панси напомнит ей, кто она, уколет в самую больную точку, то та не сможет окончательно свалиться в безумие.           Возможно, если Панси сконцентрируется достаточно, то сможет выбить пистолет из её ладони. Она же смогла убить волков тогда, правда?         Возможно, у нее получится вытолкнуть магию снова.         Для начала ей следует отвлечь рыжую. Рука сильнее сжимает ладонь Поттера, и она цепляется взглядом за двигающийся прицел.         — Почему ты не сказала ему, Уизли? — выкрикивает Паркинсон из-за плеча Поттера, проматывая в голове сцену: рукоятка вылетает из цепких пальцев Джинни и ложится к ней в руку. Панси повторяет «акцио» несколько раз про себя, надеясь, что магия вот-вот сработает.         — О чём ты, Паркинсон? — шипит рыжая, продолжая сжимать пистолет и обходя их вокруг по косой дуге.         — Почему ты не сказала ему о тех девочках?         Уизли замирает, останавливаясь и прирастая к одному месту. Хмурит брови. Уголки её губ опускаются вниз.       Поттер дёграет челюстью, изменяясь в лице, но не сводит с Уизли глаз. Панси продолжает:       — Почему не рассказала ему, как смотрела за тем, как их насилуют? Почему дала этому случиться? Разве ты не помнишь, Уизли?         Её верхняя губа начинает дрожать. Рыжая поджимает тонкие острые плечи.         — Из-за тебя…         — Замолчи! — резко выкрикивает она, и Панси замечает, как её руки, сжимающие оружие, трясутся. — Заткни свой рот, Паркинсон!         — Разве ты не помнишь, Уизли, как обнаружила её труп? Она повесилась на своем галстуке, пока ты пряталась по углам от страха. Разве ты не помнишь о смерти, Уизли?         — Заткнись, драккл тебя дери!          — Разве это не ты убежала, наблюдая, как твоя однокурсница...         Уизли истошно кричит и опускает пистолет, закрывая рот рукой и хрипло всхлипывая в ладонь. Слёзы застилают ей глаза. Панси не отвлекается, концентрируясь на пистолете и продолжая говорить.         — Разве это не твоя… — она сглатывает слюну, продолжая, —  вина, Уизли? — выдыхает конец фразы Панси, наблюдая, как крупные горькие слёзы застилают лицо рыжей. Из её груди вырывается нечеловеческий животный вой.         — Заткнись! Заткнись! Заткнись! — кричит Джинни, рыдая навзрыд и отворачиваясь от них.         Панси стискивает руку Поттера в своей, сосредотачиваясь на рукоятке пистолета и призывая её к себе.         Концентрирует все мысли и напрягает каждую мышцу, направляя поток энергии на чёрный металл. Время замедляется, и она теряет ощущение реальности. Давай. Давай, Панси. Ты сможешь. Ещё чуть-чуть.

      Она сжимает челюсти, выталкивая мысль из головы в сторону рыжей, и замирает. Горячая волна распространяется по всему телу, и в голову приливает кровь.         Паркинсон будто бы просыпается от долгого сна. На душе воцаряется необходимый покой.         Панси растягивает это чувство, смакуя «акцио» на кончике языка и ощущая силу, своё беспредельное могущество. Как когда-то: она впервые взяла палочку в руку и ощутила себя особенной.         Пистолет вылетает из руки рыжей, пока энергия бурлит в теле Паркинсон.         В тот же миг Поттер вырывает свою руку из хватки Панси, хватаясь за локоть, и издаёт истошный крик, наполненный болью. Он падает в воду, заливая её солёными брызгами. Паркинсон смотрит на чёрный металл оружия, так подходящий к её бледной руке.    

После пробуждения прошло: 25 дней 10 часов 36 минут

        Гермиона бежит, ощущая, как горят от кислорода лёгкие. Как пульсирует икра от резких и быстрых движений.         Она ускоряется, игнорируя боль.         Не замечает, как холодные волны сводят ступни. А капли заливают лицо, не давая нормально дышать.         Гермиона бежит на эхо выстрела, вглядываясь в три силуэта на пляже, надеясь, что пуля пролетела мимо. И худшее ещё не произошло. За спиной раздаётся крик Малфоя — он зовёт её, но она не останавливается. У нее в запасе не так много времени, может быть, всего несколько секунд.         Всё случается до того, как она полноценно успевает осознать масштабы ужаса. До того, как она смогла бы остановить Джинни, оттолкнуть Гарри и спрятать оружие. Всё происходит без её ведома: она ничего не смогла предотвратить.         Паркинсон склоняет голову над упавшим на песок Гарри, а Джинни заходит в волны по щиколотку, закидывая голову вверх, и начинает кричать, заглушаемая ливнем. Гермиона не впервые за несколько лет не может двигаться и думать в стрессовой ситуации, слушая грохот собственного сердца. Только не снова, Мерлин. Только не снова.

 

      Голова Поттера лежит у Паркинсон на коленях — он прикрывает глаза, морщась. Ладонь Гарри, которую Панси прижимает к груди, сморщенная и обугленная, словно рука девяностолетнего старика. Ссыхается на её глазах, порча переходит на запястье и предплечье, сжирая кожу.         Гермиона вспоминает маленькую девочку, которая прахом рассыпалась у неё на руках сегодня ночью. Уши закладывает. Издалека доносится очередной истошный крик Джинни, но даже он не может вывести её из ступора.         — Не трогай меня! — выплёвывает Уизли, когда запыхавшийся от бега Малфой дёргает её за плечо. — Мы все умрём. Рано или поздно, слышите… Мы все отравлены. Отравлены.         Гермиона поднимает ладони, наблюдая, как они дрожат, и пытаясь вспомнить, что же делать в ситуации, когда кто-то оказывается на пороге смерти. Она же знает заученный до дыр алгоритм первой помощи. Знает, как это: лечить смертельные раны. Как вытаскивать пули и колдовать над пузырящейся от ожогов кожей.         Гарри стонет от боли.         Перед её глазами мелькают воспоминания.         Подбежавший Забини хватает её за плечи, брызгая слюной в лицо:       — Грейнджер? Что… Что происходит, Грейнджер? Что тут, хвосторога её дери, творится?         Понимая, что Гермиона не реагирует, он встряхивает её несколько раз, но не добиваясь никакого ответа, чертыхается и отбегает к Паркинсон. Вместе с ней они вытаскивают Гарри из воды за ноги.         Малфой тащит брыкающуюся Джинни по песку, а та кусает его за запястье и рычит, выворачиваясь и пытаясь сбежать. В какой-то момент она ослабевает: кашляет и скукоживается, опираясь руками о влажную землю. Драко перестаёт сдерживать её, обеспокоенно склоняясь над ней, когда та хватается за горло и хрипит, выхаркивая чёрную слизь на землю.       Когда судороги прекращаются, Гермиона сталкивается с Джинни взглядом. Её посеревшие губы двигаются, до ушей доносится охрипший голос: — Я не знала, Гермиона. Я не знала, что она будет там. Клянусь тебе, если бы я знала... Я хотела быть на твоей стороне! Я пыталась...       Она снова хватается за горло, давится.       Гермиона пытается сконцентрироваться.         До ушей снова доносится слабый стон Гарри. Круглые дикие глаза Паркинсон, её пальцы, зажимающие его плечо. Влажный поток морской воды омывает ноги Гермионы, а она продолжает стоять, пытаясь отрегулировать своё дыхание.         Говорят: считай от десяти до одного, замедляясь и выдыхая к концу.         Гермиона остаётся в воде, несколько раз моргает, наблюдая за картиной, которую, она надеялась, не увидит больше никогда. Контролирует своё дыхание, вспоминая сосредоточенную речь её колдопсихиатра. Забини кроет её трёхэтажным матом, поддерживая Гарри за голову, а Гермиона продолжает стоять. Она всё пытается побежать, но ноги не хотят подчиняться воле разума.         — Грейнджер! Грейнджер! — кричит Малфой, срывая горло и поддерживая Джинни, которая снова задыхается от кашля. — Иди к Поттеру, немедленно!         Голос Малфоя кажется почти реальным, почти осязаемым, вырывая её из-под толщи воды. Будто протянутая с поверхности рука. Взгляд натыкается на его обеспокоенное лицо — Драко зарывается пальцами в волосы, успокаивая её под дубом. Его успокаивающий голос.         Глубоко вдыхая воздух в лёгкие, Гермиона делает первый шаг, второй и третий. Выбегает из воды и склоняется над Гарри, рассматривая его руку, щупая пальцами кожу. Механически зажимает ткани, отталкивая Паркинсон. Мозг оценивает, рассчитывает и приходит к выводу.         — Его рука, — говорит она, смотря на Панси, которая утирает слёзы, и ошалевшего, задыхающегося Забини. — У него некроз.    

После пробуждения прошло: 25 дней 10 часов 40 минут

        Драко открывает дверь, и рыжая заваливается внутрь, продолжая хвататься за горло и заходиться кашлем. Роняет лампу и облокачивается на кровать, сжимая пальцами простыни. Наблюдая за её потугами, Малфой кривится и дёргается, когда замечает Лавгуд, которая смотрит на Джинни в полном недоумении. Отрешённым взглядом она уставляется на Драко, зажимает уши и отходит назад, ударяясь спиной о стену.         Луна зажмуривается, сползая по стене, и начинает раскачиваться из стороны в сторону. Из её рта потоком льётся «нет-нет-нет».         Ещё одна двинутая. Ещё один день, в котором все слетели с катушек. Какого драккла происходит в этом доме, на этом острове, каким образом их вообще занесло сюда, в самую мерлинову задницу? Почему он здесь один пытается разобраться, что делать с двумя поехавшими идиотками?         Лавгуд раскачивается из стороны в сторону сильнее, все ещё зажимая уши и открывая напуганные глаза. Повторяет отрицание шёпотом.         Он прислушивается – из её рта начинает вылетать скороговоркой «смерть-смерть-смерть».         О, чёрт, это очень плохой знак.         — Лавгуд, что ты чувствуешь? — спрашивает Драко, но та не отвечает, раскачиваясь ещё сильнее.         Он стонет от разочарования, а когда Уизли начинает трястись в судорогах на полу, выплёвывая слюну – пытается не дать ей прикусить собственный язык. Драко молит Мерлина о том, чтобы отмотать время назад на несколько часов и снова вернуться в тёплые объятия Грейнджер.         Уизли перестает дёргаться, закатывая глаза так, что видны только белки. Она выгибает спину, бьётся руками об пол, а после её тело расслабляется, падая мешком костей.         Драко отшатывается, когда Лавгуд толкает его плечом, пулей вылетая наружу.         Последнее, что он видит — её лицо, залитое слезами.    

После пробуждения прошло: 25 дней 18 часов 26 минут

        — Зачем она это сделала? — говорит Гермиона себе под нос, рассматривая два тела на сдвинутых столах.         Малфой закатывает глаза, насмешливо отвечая на её риточеский вопрос:       — Она психичка, Грейнджер.         Драко принёс Джинни несколько часов назад. Сказал, что она билась в судорогах, пока не отключилась. Её кожные покровы бледнеют с каждым часом, и Гермиону пугает то, как быстро и незаметно меняется её внешний вид. Имеющиеся зелья не помогают, нашатырный спирт не приводит ведьму в сознание. И Грейнджер нервничает.          Уизли не приходит в себя после всех предпринятых попыток. Гермиона начинает подозревать, что это не просто обморок.   

Скорее всего, кома? Но как — ещё несколько дней назад Джинни смеялась, выкуривая самокрутку и болтая с Паркинсон на кухне. Как настолько быстро могло ухудшиться состояние здоровой молодой женщины?

 

      Ответа найти не получается, как бы Грейнджер ни старалась. Всё, что удаётся — поставить капельницу и наблюдать, как вздымается грудь Уизли и бешено бьётся сердце. Температура её тела падает еще на градус, а сердечный ритм учащается, когда Гермиона сверяет все показатели.         Напротив сидят понурые Малфой и Забини: они ещё более потеряны, чем она сама. Уже второй час они наблюдают за Гарри и Джинни, над которыми Гермиона совершила уже больше сотни манипуляций с зельями и лекарствами.         Блейз раздражённо машет головой, отпивая из бутыли, и через несколько мгновений подтверждает сказанное Драко:       — Она чуть не выстрелила в Поттера и Панси, Грейнджер! Разве этого недостаточно?         Она выразительно кидает на него неодобрительный взгляд, на что Забини пожимает плечами. Малфой крутит пальцем у виска:       — Зачем волшебники выпивают яд и прыгают головой вниз с крыш поместий? Ответ очевиден — они поехали крышей. А Уизли…         Драко вздыхает, не закончив фразу. Он буравит Гермиону взглядом, разводя руки в стороны.         — А Уизли сошла с ума из-за ревности, — заканчивает Забини, смотря с неприязнью, как быстро поднимается грудь Джинни. — Так ещё с ней творится Салазар знает что.        Гермиона качает головой:       — Она бы не поступила так… Она никогда… Никогда не пошла бы на такое. Здесь должно быть что-то еще...       На ум приходят отрывки её фраз, не желающие ложиться в предложенную теоорию.         Забини хмыкает, складывая руки перед собой:       — Люди сходят с ума из-за любви, Грейнджер. Воруют, предают, пытают и убивают. Подливают зелья, накладывают Империус. И всё ради того, чтобы быть любимыми. Получить это никому не нужное чувство. Это продолжается уже миллионы лет! Почему тебе не верится, что Уизли дошла до этой черты?         — Потому что это бессмысленно, Блейз! — резко огрызается Гермиона. — После всего, через что нам пришлось пройти, это не имеет никакого смысла. Посмотри на неё. По рассказу Панси, она несла какую-то чушь про «них». Говорила, что мы все заражены. Говорила мне, что виновата! Просила прощения! Тут явно есть что-то, кроме желания отомстить! Прошло слишком много времени после того, как она поняла, что между ними что-то есть.         Что же не так? Думай, Гермиона. Думай!         — Панси, — устало отвечает Грейнджер, делая размазанный жест рукой. — Надо, чтобы она ещё раз описала всю ситуацию. Почему Луна ведёт себя так, Мерлин её дери!?         — Без понятия, — бурчит Малфой, и его лицо мрачнеет. — Она убежала в лес, пока я нёс Уизли к тебе. Ни её, ни Лонгботтома...       — Мы могли бы вернуть её, — слабо говорит Гермиона. — Возможно, утром...       — В одиночестве, пожалуйста.       — Ты как всегда, Малфой.       — Не горю желанием умереть ради гадалки, Грейнджер.       Эгоист чёртов. Он не меняется.       Забини поднимает брови, переводя взгляд с Гермионы на Малфоя. На несколько секунд они все погружаются в напряженное молчание.       — Не знаю, Грейнджер. По мне, Уизли заразила их этой безумной хернёй. Лучше объясни нам, что произошло с рукой Поттера, — начинает Блейз, указывая на стол.         Она переводит взгляд на Гарри и вздрагивает, отворачиваясь.         Поттер вертит головой и тяжело дышит, зажмуривая глаза. Он заснул несколько часов назад. Бинтовать его руку, пытаясь облегчить боль, было пыткой для неё. Гарри никогда не получал таких травм раньше. Хуже всего, что у неё нет ни одного ингредиента или книг, где бы она смогла проверить признаки омертвления клеток на руке. Понять и исследовать причину, найти пути решения. Она беспомощна без вспомогательных материалов, а руки, облезшей до кости, она ещё не видела ни разу. Паркинсон что-то сделала с его кистью, и остаётся только догадываться, что именно.         Гермиона вздыхает, потирая глаза:       — Не знаю. Я не понимаю. Кожа на руке отмирает. И похоже, я не могу это остановить. У вас есть идеи?         — Разве ты не колдомедик, Грейнджер? — вскидывает бровь Малфой, его голос сочится злой иронией.         — И?         — Ну, значит, это ты должна знать, что делать в таких случаях.  

Какого драккла он провоцирует её сейчас. Как же он бесит, Мерлин!

        — Ты серьёзно? — говорит Гермиона в бессилии, ощущая, как её голос слабеет. Она слишком устала, чтобы злиться. — Ты хочешь выяснять отношения сейчас?         Драко сжимает челюсти, тяжело вздыхает и затыкается. Забини медлит, бегая взглядом по комнате и, поднимая руки в мирном жесте, лепечет:       — Так, вы тут разбирайтесь, да. А я пойду проведаю Панси. Может, разузнаю что-нибудь.         За его спиной хлопает дверь, и Гермиона смотрит на Малфоя, который прищуривается и скрещивает руки на груди. Они молчат в гнетущей тишине, пока он, наконец, не разрывает зрительный контакт, отворачиваясь от неё и пиная от злости табурет перед столом.          — У тебя есть какие-либо предположения, Грейнджер? Что произошло? — говорит он, рассматривая склянки на столе.         — Нет.         — Ты врёшь мне, — неожиданно фыркает Малфой, сжимая челюсти.         — Что? — вырывается у неё смущённый вопрос, пока он приближается к ней, обходя столы с Гарри и Джинни.         Гермиона не понимает, почему он настолько взбешён. В конце концов, это не у него постепенно отмирает кожа, и не он сейчас не может очнуться, рискуя поджариться от температуры в сорок градусов. Его взвинченное состояние мешает ей сосредоточиться, поэтому она сжимает зубы, чтобы успокоиться.         Драко снова выразительно смотрит на неё, прикусывая нижнюю губу, и делает несколько шагов вперёд. Внизу живота теплеет.         Подавив волнение от внезапной близости, Гермиона отвечает:       — Слушай, я знаю лишь то, что знаешь ты! Рука Гарри… Панси каким-то образом повредила её, когда пыталась выхватить пистолет у Джинни.         — И как же она смогла это провернуть, Грейнджер? Почему ты замерла тогда, Грейнджер?         — О чём ты?         — Почему ты не двигалась в воде? Не помчалась помогать Поттеру?         — Это… Это не важно, Малфой!         — Может быть, ты просто не хотела, да?         — Нет!         — А что тогда?         — Это личное, — выкрикивает Гермиона в свою защиту. — Я не могу… Иногда такое случается.         — Объяснишь мне?         — Нет!         Гермиона сглатывает, прикрывая глаза:       — Или позже, я не знаю.         Он злится. На переносице залегает складка, и ей хочется разгладить её большим пальцем. Драко замечает её расфокусированный взгляд и делает шаг вперёд, подходя к ней вплотную. Она пятится назад, охая.         — Я не знаю, Малфой, — шепчет Гермиона, прижимаясь поясницей к столешнице. — Я уже сказала тебе об этом. Я знаю все, что знаешь и ты.         Драко ставит руки на стол по бокам от неё, заключая её тело в кольцо. Скулы опаляет тёплое дыхание. Сердцебиение учащается, и ладони потеют. Он возвышается над ней, и её взгляд непроизвольно останавливается на его губах.               — Ты не можешь не знать, Грейнджер, — понижает он голос с вывозом, прищуриваясь. — Ты всегда всё знаешь, так ведь?         От его тона внизу живота теплеет ещё больше. Он надвигается на неё, и Гермионе становится тяжело дышать.         Когда его губы перестают двигаться после последнего сказанного слова, она вспоминает.       Все. Абсолютно каждый момент вчерашнего вечера в мельчайших подробностях. Драккл!         Его руки на её бёдрах. Горячее дыхание у основания шеи.         Его возбуждение.         Отчаянные рваные движения.       Глубокие саднящие поцелуи.         Гермиона краснеет, поднимая глаза и попадая в капкан его взгляда.         Драко смотрит на неё так, будто она — виновница всех бед в его жизни. Будто она — апокалипсис, которого каждый боится и ждёт одновременно. В чём причина его ярости? Гермиона недоумевает, но выражение его печальных глаз беспокоит её.         — Почему ты так злишься на меня? — осторожно спрашивает Гермиона. — Меня там не было, Малфой. Я была… Мы…       Так не вовремя. Все эти танцующие под её веками образы.         — Со мной, Грейнджер, — заканчивает он, засовывая руку в карман. — Ты была со мной. Раз ты не в состоянии это выговорить.         Он вздыхает, доставая сложенный листок и впечатывая его ей в грудь. Отворачивается, зарываясь руками в волосы, и тянет их, выругиваясь и подходя к окну.         Гермиона разворачивает бумагу, разделяя листы, и замирает.         На первом листе она видит тот самый набросок, который они нашли с Джинни. Смеющаяся девочка и другая Гермиона, образ которой так далёк от неё самой. А на втором наброске она утыкается в руку, закутавшись в кудрявые волосы, на кровати.         — Я нашёл это в кармане твоего свитера. Не хочешь ничего объяснить?         Чёткие, острые, тёмные линии. Резкие растушёванные тени и прямые штрихи. Рисунки очень похожи по стилю выполнения — видимо, у них один автор. Что Малфой хочет ей этим сказать? Она вывела его из себя тем, что неизвестный художник сделал её наброски или что?

 

      Гермиона хмурится, качая головой и поворачиваясь к нему, потерянно спрашивает:       — И? Ты нашёл еще один набросок. Мы нашли этот, — она поднимает первый листок. — В спальне дома. Как я понимаю, это явно дело рук одного человека. Но никто из нас не знает, кого именно. В спальне так же много набросков оборудования, растений и органов… Я и забыла...         — Грейнджер, тебя ничего не смущает?         — Ты меня смущаешь! Я просто не понимаю, почему тебе постоянно надо быть настолько заносчивой задницей! В конце концов, то, что ты не можешь понять, что происходит, не даёт тебе права…         — Грейнджер…         — Я еще не закончила, — тяжело вздыхает она, ощущая, как в груди пылает возмущение. — Ты не можешь срываться на мне!         Малфой игнорирует её всплеск эмоций, поворачивая к ней голову и потерянно вглядываясь в стену поверх её макушки:       — Кто нарисовал первый рисунок, Грейнджер?         — Откуда мне знать?!         Он раздражённо цокает языком, упирая руки в бёдра и начиная ходить туда-сюда по комнате. Длинные пальцы достают из заднего кармана и подбрасывают карандаш, зажимают и играют.

 

      — Как это вообще может помочь сейчас? — вздыхает она, сжимая губы и дёргая бумагой. Поднимает над головой, снова рассматривая рисунки. И вдруг. Её настигает осознание.         Малфой, который крутит между безымянным и указательным пальцами карандаш, пока она прячет свой взгляд в копне волос. Так, чтобы он не заподозрил её в подглядывании. Стоит ему поднять глаза, она смотрит вниз, прикусывая губу до боли, пронизывающей раненую ногу. Мерлин, что…         — Стой… То есть… Ты… Ты рисуешь?         Она снова смотрит на рисунки, сравнивая их. Выполненные одним человеком в одном и том же стиле.  

      Точно, как она могла забыть. Почему не подумала об этом раньше!

        — Хвала Мерлину, до тебя дошло! — язвит он, цокая языком.         Она переводит взгляд на него, задумчиво крутящего карандаш между пальцами, и дрожащим голосом произносит:       — Что за бред…         Малфой перестаёт концентрироваться на одной точке и ломает карандаш на две части. Широким шагом преодолевает расстояние между ними, хватая её за плечи и встряхивая:       — Вот почему ты не можешь не знать, Грейнджер! Этот набросок, — Драко тычет пальцем в линии на втором рисунке, — я сделал около недели назад, недели!         Он выхватывает у неё первый лист, тыкая им ей в лицо:       — А это я не рисовал абсолютно точно, но почему-то внизу мой автограф. Как бы ты могла объяснить это, Грейнджер? Ты не можешь этого не знать! Ведь на нём ты и эта чокнутая девка-видение, которая сдохла на наших руках в лесу.         Гермиона вглядывается в курчавую подпись Малфоя, спрятанную в штрихах карандаша на бумаге. Как она могла не заметить раньше?         — Вот и ответь мне, Грейнджер, — взывает он. — Как такое, Салазар, возможно?       — Значит, всё-таки эти вещи... Всё это. Значит, они твои?       — Не только мои.         Его руки сильнее сжимают кожу, комкая ткань. Он буравит её яростным растерянным взглядом. Она пораженно смотрит на листы, пытаясь собрать мысли в логические цепочки.         — Мы были здесь, чёрт возьми, Грейнджер! Ты и я, понимаешь? На этом острове. Вместе. И я злюсь, ибо эта ёбаная дыра достала меня! И я ничего не помню из этого! Ничего!    

После пробуждения прошло: 25 дней 18 часов 46 минут

         — Панс, — доносится издали. Маленькая точка фигуры Блейза расплывается на фоне уже привычного пейзажа.           Панси сильнее кутается в одеяла, раскачиваясь на стуле и ощущая себя так, будто бы она неделями не спала, принимая энергетические зелья. Ей трудно сосредоточиться, каждая мышца напряжена от перевозбуждения. Когда она вернулась с Поттером после нападения волков, такого не было. Напротив, ей казалось, что она может спать неделями.         Её сердце сбивается с ритма, стоит Панси вспомнить о нём. Из-под одеяла выглядывает сияющая рукоять маггловской херни, которую она выхватила из руки Уизли. Как у них получилось придумать аналог Авады, но в сотни раз более жуткий? От Авады не больно умирать, а получить пулю в какую-то часть тела намного мучительнее и страшнее. Мучение…         Она прикрывает глаза, стараясь не вспоминать минуты, наполненные криками Поттера. Когда Грейнджер стала сдирать остатки почерневшей плоти с его запястья, самообладание покинуло её — Панси выбежала из комнаты, стараясь оказаться на свежем воздухе. Страшнее всего было ощущение. Когда её вены наполнила магия, в неё будто вкололи сверхдозу счастья. Удовольствие растекалось по венам вместе с нахлынувшим теплом от магической силы. Она даже не заметила, как причинила ему боль. Это было настолько естественно — пользоваться волшебством. Опьяняло её, не давая анализировать что-либо.       Подошедший Блейз отвлекает её от раздумий. Кашель вырывается из его груди, и он хватается за грудную клетку, прикрывая рот.         — Блейз?         — Да-да, всё в порядке. Что-то я, — он вытирает лоб, снова откашливаясь и зажимая рот рукой. — Это всё треклятая погодка на этом острове.         — Ну, — спрашивает он, усаживаясь на пол рядом, — как себя чувствуешь, радость моя?         — Странно, — отвечает она, прикрывая глаза. — Это какой-то побочный эффект моих способностей. Такое ощущение, что меня били Чиринг несколько недель без остановки.         Панси потирает лоб, качая головой:       — Как там Поттер?         — Всё так же.         Она вздыхает, наблюдая, как снежинка ложится ей на колени и хмурится, не понимая, откуда она.           — Ты думаешь, его рука… Это точно ты сделала?         Она качает головой, вздыхая:       — Точно я.         Панси достаёт пистолет, крутя его в руках и передавая Забини:       — Я использовала «акцио», Блейз. На этой штуке.         — Вы же не смогли наколдовать что-либо с Грейнджер за все эти недели. Почему у тебя получилось? В прошлый раз ты проспала весь день, когда вы с Поттером спаслись от волков. Сейчас ты трясёшь долбаной ногой от перевозбуждения. Почему такая разница?         — Без понятия. Но знаешь, этот момент, Блейз. Я наслаждалась каждой секундной. Так, как в первый раз. Потеряла голову, а потом… Он закричал, будто...         Она сглатывает, утыкаясь руками в ладони и ощущая горькие слёзы, увлажнившие её глаза:       — Будто я насильно забрала часть его жизненной силы, чтобы вернуть себе способности. Будто осушила его.         Скрежет, от которого Панси вздрагивает всем телом, заставляет её сбросить одеяла и встать. Блейз дергается за ней, в испуге осматриваясь по сторонам.         Они оборачиваются на резкий треск за спинами. Глубокая трещина раскалывает входную дверь на две части, а после разрезает деревянные балки под их ногами. Кривая линия идёт от крыши, спускается по стене и веранде.         Стены дома трескаются, расходясь миллионами расщелин по белой краске.         Блейз тянет её за руку, спускаясь с лестницы. Вместе они наблюдают, как у дома лопается одно окно, вылетая острыми лезвиями стекла наружу.

После пробуждения прошло: 25 дней 20 часов 5 минут

      Она мешает зелье без сновидений в котле, вслушиваясь в ночную тишину и опираясь коленом о стул. За эти два дня Гермиона почти не спала, и сейчас каждый раз, когда её голова касается подушки, она не может сомкнуть глаз. Гарри беспокойно спит на кровати в соседнем доме, напичканный обезболивающим и снотворным.         Ей удалось накормить его супом, который сварила Паркинсон сегодня вечером. Он много спрашивал про то, что произошло, где находятся Панси и Джинни.         Гермиона поражённо уставилась на него после того, как он упомянул Паркинсон. Но решила промолчать, пообещав, что позовёт всех, когда ему станет лучше. Уизли же Забини пришлось перенести туда же, дабы она не замёрзла в комнате, стремительно теряющей температуру и разваливающейся. Панси и Гарри. Как же так… Так быстро.         Она не осуждает, нет, но внутри её сгрызает сомнение. В памяти вспышкой вырезается лицо Малфоя, и Гермиона крепко зажимает ручку ступки.         Эти его рисунки выбили её из равновесия настолько, что после того, как Драко хлопнул дверью, она рассматривала их до мельчайших деталей. Всё пытаясь понять, каким образом две женщины на них — она.         Такая абсолютно разная. Две противоположности.         Как они могли быть нарисованы им?         Очевидно, они были связаны. И это пугает Гермиону — она никогда не мечтала связать жизнь с таким человеком или родить от него ребёнка. Грейнджер в целом пока не хотела брать на себя такую ответственность. Но ощущение, щекотающее её грудную клетку при прикосновениях и разговорах, подсказывало ей, что всё это правда. Очень долго она не могла понять, почему физическое притяжение к Малфою было настолько сильное и всепоглощающе. Она объясняла их связь испугом и шоком, ситуацией. Она думала, что он, наверняка, тянется к ней, потому что так же хочет разделить этот ужасающий трепет от происходящих событий, хочет облегчить постоянную фоновую тревогу. Но чем больше они сталкивались, тем больше она терялась в нём. Хуже всего, что подсознательно Гермиона дальше не пыталась остановить себя, не противилась. Опять же их взаимодействие было чем-то ественнным, как дыхание. Она бы соврала, если бы сказала, что ей не нравилось.       Каким образом работает это место? Что же тут происходит, Мерлин?              Гермиона смотрит на несколько лопнувших сосудов и трещину в оконной раме. Дома буквально разваливаются на их глазах, а её лучший друг лишился руки из-за магии Паркинсон.         Как же она ненавидит быть в неведении относительно ситуации! Ненавидит беспощность, накрывающую её раз за разом. То, как она не могла взять себя в руки на пляже…         Гермиона перестаёт мешать зелье, вздыхая и собирая волосы в пучок на голове.         Лаборатория пустует, и ей не хватает присутствия витающего в облаках Невилла рядом. Они ищут его и Луну уже второй день, но не могут найти ни одного следа ни в домах, ни на пляже, ни в лесу.         Все события, которые произошли с ними за эти три неполных дня, выбивают почву из-под ног, вырывая их из того кокона спокойствия, который они успели создать за месяц.       Она вздыхает, вздрагивая от холода: только несколько дней назад они с Забини сидели в воде, наблюдая за маревом заката, сегодня же она куталась в свитер, рассматривая, как иней застилает крыши домов белой пленкой. Выдыхая облачко пара, она трясёт головой, пытаясь отогнать сонливость, и замирает, чувствуя присутствие постороннего за спиной.         Она догадывается, кто это. Ведь честно пыталась игнорировать его всё это время, убеждая себя снова и снова — происходит слишком много всего, чтобы бросаться с головой в внезапно возникшие отношения.         После того разговора Гермиона избегала его, заканчивала и прерывала его фразы, когда Малфой пытался найти с ней контакт. Старалась везде ходить за Забини, пока тот не прозрачно намекнул ей, что постоянное присутвие Гермионы рядом не входит в его планы.         Она вырвала руку, когда Драко зажал её у двери два часа назад, проигнорировав брошенное в спину: «Хватит бегать от меня!»         Сейчас не время думать об этом: два близких человека чуть не умерли у неё на руках, два её друга исчезли.         Она не оборачивается, надеясь, что он развернётся и уйдёт куда подальше, оставит её в покое. Одну, избавив её от тянущего желания прикоснуться к нему.         Гермиона не хотела и не хочет выяснять с ним отношения.         От макушки до кончиков пальцев бежит разряд, когда горячее дыхание опаляет её шею. Малфой ставит руки по бокам от неё, распускает её кудри из пучка и зарывается пальцами в волосы, глубоко втягивая воздух в лёгкие. Гермиона замирает, прикрывая глаза и боясь двинуться с места.         — Почему ты не спишь, Грейнджер? — шепчет он ей в выступающие позвонки. — Тебе надо поспать.         — Не могу уснуть, — честно отвечает она, ожидая его следующего шага. В углублении между плечом и шеей она ощущает его улыбку. Он хмыкает, и Гермиона чувствует, как его руки ложатся ей на живот, забираясь под свитер. Его ледяные пальцы заставляют вздрогнуть, а мысли внутри путаются. Она вполне могла бы сейчас уйти, оставляя его тут стоять в одиночестве и навсегда разрешая для себя этот настырный беспокоящий её вопрос: как бороться с Малфоем в своих мыслях.         — Ты больше не подозреваешь меня во вранье?         Ей хочется спровоцировать его на ссору, но Малфой не реагирует.         Он не отвечает, поглаживая большим пальцем кожу вокруг её пупка. Что ж, типичный бесцеремонный и наглый жест. В его стиле.         Его пальцы движутся выше, обжигая кожу, и вместо того, чтобы вырваться из его объятий и скрыться на первом этаже, она позволяет ему снять с себя свитер, скомкать ткань платья на поясе. Провести руками по рёбрам и коснуться её груди, сжимать и мять без остановки на протяжении нескольких минут. Позволяет себе откинуться назад, давая ему доступ к шее, отпуская мысли и контроль на короткое время. Просто расслабиться, просто забыться.         — Тебе нужна более подробная демонстрация? — шепчет он, резко оттягивая вершинки.         От его слов и действий между ног сильнее затягивается пружина, и Гермиона потирает бёдра друг о друга, когда Малфой сильно сжимает её соски между пальцами, скручивая их. Она меняет положение, забираясь на стол и садясь к нему лицом, ищет вслепую губы. Драко отвечает, захватывая её рот и сплетая её язык со своим. Толкается бёдрами несколько раз, заставляя Грейнджер ощутить силу его возбуждения бёдрами.         — Слушай…Я...         — Что?       — Что ты собираешься..?       Не самый умный вопрос в данных обстоятельствах, но она задаёт его, потому что не может сказать что-то куда более откровенное. Гермиона сталкивается с ним носами и ощущая горячее дыхание на губах.         — Я помогу тебе заснуть, Грейнджер, — хриплым голосом говорит он ей в рот, пока руки мнут её груди. — Сейчас.         — Да что ты… — её возмущение тонет в очередном поцелуе, и она отворачивается, пытаясь успокоить дыхание. — У тебя есть ещё какая-то цель?         Он целует её шею, сдавливает бёдра, отвлекаясь от груди, и проводит пальцами по взмокшему белью, отчего внутри неё разливается тепло.          Гермиона, не сдерживаясь, стонет, когда Малфой надавливает на её клитор через бельё, проведя по кругу несколько раз.          — Извинение? За моё сегодняшнее поведение?         — Наихудший способ, — охает она, стоит пальцам проникнуть под ткань, раздвигая складки. — Ты выбрал наихудший способ.         — Но тебе нравится.         Чёрт.

 

      Малфой ласкает её, не давая нормально набрать воздух в лёгкие:       — Нравится же?         Он стягивает с неё трусы до колен быстрыми, судорожными движениями. Гермиона выпутывается из ткани, помогая ему. Бельё падает в ноги, и, когда пальцы Драко без предупреждения снова оказывается между половых губ, раздвигая их и распределяя влагу, она издаёт полувдох-полустон.         — Ты постоянно хочешь меня, Грейнджер.        Она щипает его за руку из-за его самоуверенного тона, на что Малфой сильнее кусает за плечо. Её ладонь прижимается к брюкам, и Малфой шипит в ответ.       — Блять...       — Я не одна, ммм?         Драко упирает лбом в её плечо, продолжая двигать пальцами, пока она пытается разобраться с пуговицей на брюках. Она не поддаётся, пока Гермиона не пододвигается ближе, вплотную. Он сжимает клитор. Она дёргается от нового охватывающего её ощущения.         — Ты… Чёрт…         От её стона на его щеке проявляется ямочка. Гермиона не даёт ему ухмыляться дальше, проникая в бельё рукой и обхватывая член. Сухо. Гермиона ощущает его сбившиеся дыхание на ключице. Близость его сильного и твёрдого тела заставляет её льнуть к нему. Его пальцы ускоряет ритм, а Гермиона же с ритма сбивается.         — Не хочешь остановиться? — издевательски шепчет Малфой. — Сейчас самое время.         — Ты планировал извиниться, — выдыхает Гермиона, вытаскивается руку из его белья и цепляется за край стола, пытаясь найти опору.         — Надо же… — ухмыляется он. — И ты не против?         Гермиона качает головой, издавая низкий стон, когда он всасывает её сосок в рот и стучит по нему кончиком языка. Впивается пальцами в его плечи, сжимая бёдрами его ноги. Разум затуманивается. Она не видит его лица, а может быть, это и к лучшему. Когда Гермиона долго смотрит ему в глаза, то теряется и начинает чувствовать нечто, о чём боится даже думать.         Позвоночник выгибается от его поцелуев на шее. Мурашки разбегаются паутиной по коже. Волна возбуждения обжигает снова и снова.         Сейчас её нос утыкается в его подбородок, и Гермиона трётся кончиком носа об его челюсть. Она готова поспорить, что Малфой улыбается. От него пахнет потом и морской солью, мылом. Ей нравится.         Гермиона снова стонет, когда его пальцы лениво проводят по клитору, а после проникают внутрь и сгибаются. Внизу живота зарождается и растёт напряжение.              Откидывая голову назад, Гермиона бросает взгляд на него: Драко неотрывно смотрит на движение пальцев, которые входят и выходят из неё. Её накрывает волна стыда и возбуждения. С Малфоем она чувствует себя слабой: парадаксально своими действиями и словами он заставляет её доверять ему.       Они, наконец, сталкиваются взглядами. Он смотрит на неё с нежностью. Падающая отросшая чёлка, прямой нос и ярко-красные от её укусов губы.         Гермиона не знает, что ей делать, нет. Да и не хочет знать, потому что всё и так слишком сложно сейчас. Ей не хочется разбираться. Или копаться в себе. Хочется чувствовать. Да к чёрту всё это…         Её рука двигается к его щеке, обводя пальцами острый подбородок. Она прижимается губами к его губам. Он впускает её язык, позволяя на этот раз взять первенство. Он находит плавный ритм, заставляющий мышцы её вагины сжиматься.          Его внутренняя сторона ладони трётся об её промежность, каждый раз задевая клитор. Вторая рука хватает её под колено, задирая ногу выше к груди. Он толкается ей в рот языком в ритм с двумя растягивающими её пальцами, которые ласкают, скользят и восхитительно надавливают на чувствительную точку внутри.         — Чёрт, — хрипит он ей в рот, начиная быстрее двигать рукой. — Чёрт, Грейнджер… Хочу, чтобы ты кончила.   Он снова загибает пальцы, усиливает нажим. Ей кажется, что вся она, её мысли и существо концентрируются между её бедёр. Малфой вынимает пальцы с хлюпающим звуком, прижимает подушечки к клитору, начиная быстро массировать его. Хочет что-то сказать, но Гермиона затыкает его поцелуем. Как же он много болтает, Годрик.        Мир вокруг исчезает, размазывается от накрывающих её чувств. Она поджимает пальцы на ногах, ощущая, как пружина возбуждения внутри набухает до предела и, наконец, лопается. Гермиона жмурится, когда дрожат бедра и сводит мышцы ног. Она изгибается, сбивая со стола склянки с зельем правой рукой.         В глазах темнеет, её бедра дрожат, а мышцы влагалища сжимаются. Она ловит ртом воздух. Малфой тяжело дышит в её ключицу, убирая руку и ведя влажную дорожку по животу.         Сердце выскакивает из груди, и она пытается отдышаться, отходя от пережитого. Скрещивает ноги и прижимается кончиком носа к его шее, вдыхая и выдыхая, пока они оба не приходят в себя.         Они долго дышат в унисон, рассматривая друг друга. Её накрывает сонливость.         — Я прощён, Грейнджер?         Гермиона закатывает глаза, отпихивая его руки. Неуклюже сползает со стола, опуская юбку и натягивая лямки платья. Поднимает на него взгляд, рассматривая его взъерошенного и возбуждённого.         А после подходит и кратко целует в губы, сама до конца не понимая, что именно для неё значит этот маленький бессмысленный жест.         Этот долгий изнурительный день, наполненный страхом и переживаниями, наконец, заканчивается.         И Мерлин помоги ей, но губы Малфоя на её губах заставляют её чувствовать себя лучше.