Наркоз

       — Мгх… Как же сложно-то! — мучалась я уже минут десять с плотным прорезиненным боди в огромном багажнике Форда. — Вот почему нельзя обойтись обычным купальником?! И зачем тебе в машине столько новых женских футболок? — упал вдруг взгляд на стопку абсолютно нетронутых, запакованных «эсок».        — Чтобы спасать таких принцесс, как ты — любительниц завязочек, — пренебрежительно фыркнул хирург, — устал говорить: «я же говорил». Теперь просто молча даю, чем прикрыться.        — Надо же, ты прямо наш герой. Халтуришь, значит?        — Исключительно по рекомендации. Приватные уроки — дорогое удовольствие.        В длину багажник занимал метра два с половиной, а в высоту около полутора. Не слишком удобная раздевалка, но иной мне не предоставили. Снаряжение внутри пребывало в некотором творческом бедламе, пожалуй, кроме бордов, как ни странно, расположенных на установленной внутри подставке, словно по линеечке. Ровно четыре штуки и минус один, что стоял в песке. Разного размера, формы и цвета. Видимо, наибольшую ценность среди прочего представляли именно они. Между ними и левым внутренним бортом машины располагался коридорчик, куда как раз вошёл бы односпальный матрас для ночёвки.       Вокруг валялись кислородные баллоны, разгрузка, ремень с утяжелителями, перчатки, маски, контура. Лёгкая флисовка с эмблемой незнакомого мне дайвинг центра, толстовки, пустой стаканчик из-под кофе. Зарядки для телефона, планшета, ноута, кабели, аккумулятор, пара пауэрбанков, айкос, какие-то ключи, электронасос… Как вообще это всё сюда влезло?! Марк явно был хорош в тетрисе, даже очень.        — Тебе помочь?        — Нет! Спасибо. Уж как-нибудь сама разберусь. Не хочу сверкать своими… достоинствами.        Хирург, тем временем, возился с огромной доской, воткнув ее хвостом в песок, вне зоне видимости и чуть поодаль от заднего крыла внедорожника. Она казалась тяжёлой и отливала нежнейшим медным оттенком, переливалась в рассветных лучах солнца. Черный геометрический узор создавал у её краев импровизированную талию — тонкая работа. Впечатляющая.        Говорить было сложновато из-за естественных и рукотворных препятствий в виде порывистого прибрежного ветра, нещадно гнущего верхушки зелёных пальм, а так же, собственно, толщины кузова авто. Приходилось слегка повышать голос.        — Можно подумать… Чего я там не видел?        — Ничего ты ТАМ не видел! — завозмущалась я. — Мужчина всё-таки, изволь постесняться.        — Сэм, я тебя оперировал.        — Это не считается!        — Как знаешь. Интрига, то же мне… Понимаю ещё, если бы у тебя в принципе не было груди. Тогда — да, вот это поворот, согласен. А так… Какие все скромные, некуда деваться.        — Я почти! — предвкушение скорой победы буквально кружило голову: чистейший недостаток кислорода.        — Попробуй застегнись сначала.        — Может, хоть советом подсобишь, маэстро?!        — Лайкры твоего размера не завалялось, уж извини, придется извращаться. Девочек своих сожми посильнее, втяни живот и попробуй ещё раз.        На удивление, совет сработал, но некоторой сноровки эта процедура всё-таки потребовала. Подтянув бодик по фигуре, я, максимально аккуратно переступая через торчащие всюду провода, выбралась наружу, громко закрыв за собой багажник.        — Я сделяль! — хвастливо улыбнулась наставнику, в шутку приняв позу модели, и едва не улетела в соседний микрорайон от мощного порыва ветра.        Марк сдавленно хохотнул, заметив моё неудачное дефиле, после чего продолжил натирать внешнюю сторону борда. Он весьма недурно выглядел, честно. Черный рашгард с коротким рукавом пикантно облегал все самые аппетитные участки торса, прямая осанка визуально делала его ещё выше, чёрные шорты, под ними облегающие тайтсы до середины икры, водонепроницаемые смарт-часы…        — Зачем ты это делаешь? — с плохо скрываемым любопытством поинтересовалась я, подойдя поближе. Наставник растирал часть поверхности белым широким стиком.        — Эмм… Чтобы не скользить как тюлень на кафеле в дельфинарии. Воск, правда, для холодной воды, но это ничего, даже лучше.        — Ясно. Кстати, сёрф смотрится особенно. Он чем-то отличается от других?        — Всем. Конкретно этот — типа «ган». Видишь: длинный, узкий и заострённый в носовой и хвостовой частях. Он идеален для больших волн, но у нас таких не бывает. Лёгкий, из композита кевлара и стекловолокна, поэтому на нем можно быстро разгрестись без особых усилий. Как раз то, что мне нужно в пять утра. Девять дюймов, два фина — плавника, жёсткий. Не для новичков и валяния на лайн апе, но я к нему просто привык за столько лет…        — Кевлар и стекловолокно?! Доска, что, золотая?        — Хах, да-а, вроде того. Такая себе Феррари из мира бордов. Шесть кубков на ней забрал, — с любовью похлопал Марк по её твердому носу и мечтательно улыбнулся, — неплохая тачка.        — Ого… А мне какая достанется?        — Гибрид подойдёт. Белая — самая устойчивая. Ты её видела, когда переодевалась. Под небольшой рост, думаю, нормально будет.        Спустя минут пятнадцать всё было готово к заплыву, даже рассвет. Солнце поднималось быстро и понемногу начинало припекать. Ветер неспешно стихал, бережно подталкивал небольшие волны всё ближе к береговой линии, неотвратимо приближая прилив. Утро выдалось по-настоящему сказочным: пустынный пляж с золотым песком, зелень вокруг, шум воды, чайки. Воздух, насквозь пропитанный влагой и солью, заставлял дышать глубже, постепенно расслабляя, погружал разум в состояние лёгкой медитации. Не разрешал спешить.        Обычно люди, рождённые у воды, не слишком рвутся в объятия стихии, и я не была исключением. Меня больше привлекала панорама, нежели погружение в неизвестность. Поговорка о том, что, если слишком долго всматриваться в бездну, то бездна начинает всматриваться в тебя, казалась верной, пробуждая лёгкую боязнь глубины, которую проще было побороть на суше. По сравнению с океаном, мы — лишь глупые песчинки, пытающиеся обуздать силу, тысячелетиями дающую нам жизнь. С ней непременно нужно вести себя осторожно, с уважением, входить в её воды с поклоном, ведь никто толком не знает, что скрыто в её глубинах…        К слову, Марка осторожность не волновала вовсе. Серьезно, он будто святой воды выпил. Крутился вокруг досок босиком, по колено в воде, крепил лиши и даже не пытался хотя бы одним глазом проверять дно на предмет колюще-режущих, морских ежей, медуз или ещё чего. Поразительная смелость, буквально граничащая с идиотизмом.        Хирург позвал и уложил меня на доску, предварительно объяснив для «особо одаренных» где зад, где перед, указал линию разрыва, к которой следовало прижаться подбородком, дабы максимально верно распластаться по поверхности и сохранять баланс. Затем насильно выгнул мои плечи и зафиксировал, проверив тем самым способности к гребле, после чего многозначительно кивнул, усевшись на свой сёрф, как на стул. Поразительный факт, но, оказалось, что так тоже можно. По крайней мере, на мелководье.        — Ты здесь всю жизнь, наверняка видела, как мы это делаем.        — Ну так, в целом…        — Хорошо. Сейчас я надену лиш. Давай лапку, — вежливо попросил он мою щиколотку и принялся колдовать с липучкой. — Что бы ни случилось, не снимай его. Прям независимо от масштабов происходящей фигни. Иногда этот кусок пенополиуретана, — постучал он по белому бороду, — единственный шанс вернуться. Особенно, когда ты в километре от берега.        — В километре?! — ошарашенно развернулась я. — Ты, верно, шутишь?!        — Не паникуй. Мы отплывём к северо-западной стороне мыса Лиджи, там практически полный штиль и нет подводных течений. Рельеф дна божественный, ни единой волны не создаст, хоть спи.        — Ладно. Давай попробуем.        Вопрос доверия стоял достаточно остро, ведь мне ни разу не приходилось уходить так далеко от берега. Не сомневаюсь, Марк — отличный пловец, но что-то внутри всё равно скреблось. Не знаю…        Случалось, что морские обитатели наводили настоящий ужас. Вот где и впрямь природа постаралась. В детстве отец часто водил меня в океанариум. Там были представлены практически все виды, живущие у прибрежного рифа. Они поражали своим разнообразием. Огромные зубастые, носатые твари неспешно бороздили просторы аквариумов вместе с мелкими, но не менее пугающими. Создавали симбиозы, подстраивали под себя ограниченную экосистему, тщательно воссозданную морскими биологами, приглашенными из всевозможных университетов по всей стране. Бесстрашные дайверы спускались в бассейн с акулами для кормления древних монстров, и каждый раз моё сердце замирало, когда очередной кусок рыбьей плоти оказывался в пасти серого гиганта. По океаническим меркам, акулы были совсем крохами, но уже тогда активно интересовались ластами своих постоянных посетителей. Хотя не спровоцированные нападения случались редко, эта картина навсегда засела в голове.        Мы достаточно резво преодолели прибой, и через пару минут я решила задать один из самых интересных вопросов, тревожащих меня, не более чем от собственного страха.        — Скажи, тебе когда-нибудь встречались крупные морские создания? Только так, чтобы близко?        — Бывало, — буркнул хирург и оглянулся назад, отмерив взглядом пройденный путь. — Однажды к борду подошла касатка, которая охотилась у скал. Опасная штуковина, когда плавает с детёнышем, но люди их не слишком волнуют. Как правило, они едят только то, что научила кушать мама. Да это ерунда всё, не бойся, — успокоил Марк, — у нас тут пока никого не съели.        — А ещё?        — На крошечном атолле Мидуэй видел морских тюленей-монахов, кстати, место воистину потрясающее. Наверное, одно из самых живописных на архипелаге. Небольшое кольцо островов — всё, что осталось от древнего затопленного вулкана, и тюленей можно найти только там. Коренные гавайцы называют их собаками, бегающими в бурных водах. Такие обаяшки, ты даже не представляешь, жаль, что их всего около тысячи осталось. Ещё, в районе этого атолла во время дайвинга случилась большая белая однажды. Она охотилась на малышей. У меня даже видео есть, друг снимал. Мелкая ещё, метра два от силы, прямо на меня плыла.        — А ты?        — Да ничего особенного. Опустился на колени с разгрузкой, замер, дал подойти поближе и потрогал за нос. У них на морде куча рецептов: стоит дотронуться и всё, никакой любви. Ты уже не интересный и не вкусный, магнитные поля сбиваются, их это раздражает. А в остальном ничего особенного: черепахи, скаты, осьминоги, черноперые рифовые. Только… Господи, меня от удильщиков оторопь берёт, — поёжился наставник, лёжа пластом на борде, — отвратительные существа. Вечно в камнях, среди какой-нибудь свалки из пластика. Представляешь, у самцов нет удочки. Внезапно, да? Они мелкие, пристраиваются к самке как паразиты и кормятся за её счёт, в обмен на жидкости, беспрерывно оплодотворяют икру. Такие себе, альфонсы местного разлива. Фу… Ну и страшные же у них бабы!        — Ты, словно, очеловечиваешь их.        Мы плыли совсем рядом, но я едва успевала за Марком. Вода под доской становилась всё темнее и прохладнее, а дно резко обрывалось вниз. На много миль вперёд виднелся только горизонт. Волны потихоньку зарождались здесь, хоть брали своё истинное начало к югу, а от того были длинными и плавными. Без пены и забавных штормовых барашков.        — А как иначе? Они ведь живые. Это их дом, не наш, — повернулся ко мне наставник, обнял борд, приложившись щекой к его твердому носу и грустно улыбнулся. — Иногда приходится видеть то, что вовсе не хочется. Невольно начинаешь сопереживать. Однажды мне пришлось заглянуть в глаза умирающему горбатому киту. Его бок разрезал огромный винт, он несколько дней кровоточил прямо в воду. От этого гиганта оторвал кусок каждый, кто был поблизости. Беднягу выбросило на берег. Тот был ещё жив, но уже разлагался. Это не просто рыба, Сэм, а млекопитающее. Огромное, величественное, нам и не снилось. Они рожают как мы, любят, радуются, ощущают боль, обиду, гнев, страх. Никогда бы не подумал, что буду чувствовать себя последним ублюдком рядом с ним и стану стыдиться принадлежности к человеческому виду. Вот кого действительно нужно бояться, так это нас — людей. Под поверхностью моря есть свои законы, есть правила, четкая грань между выживанием и потребностями. Никто не возьмёт больше, чем может съесть и не займёт площадь шире, чем требуется для укрытия, понимаешь?        — Понимаю, — кивнула я и тоже повернулась к нему, подложив руки под голову. Нет, мы не доплыли, просто нужен был небольшой перерыв. — Ужасно, что последствия наших действий так разрушительны.        — Этот кит, может, рос лет восемьдесят, достиг двадцати метров в длину и веса в сотню тонн, никого при этом не убив. Только представь, сколько он видел, свидетелем скольких историй был, сколько пережил, скольких спас в своей тени, вырастил или потерял потомство. И всё для того, чтобы какая-то занюханная посудина, сошедшая с конвейера пару месяцев назад, привела его к такой жуткой смерти.        — Марк…        — Извини, просто… Не бойся океана. Я вижу, как ты смотришь, и эти вопросы.        Наставник не отводил зелёных глаз. Губы застыли в полуулыбке, а объятия с бордом были нежнее, чем с самой мягкой подушкой перед сном. Расслабленный, спокойный, как сама вода. Сколько в нём доброты, вы только посмотрите, а так и не скажешь сходу. Особенно, когда матерится в операционной, психует на персонал, будто в последний раз.        — Не буду, — согласно моргнула я и усмехнулась, — ты же рядом. Мой герой…        — Очень смешно.        — Даже не думала, что ты такой чувствительный, — тихонько подколола я завотделением, хотя искренне сочувствовала опыту, который ему пришлось пережить.        — Ага.        Дождавшись подходящего момента, когда моё внимание окончательно рассеется, в отместку за острый язык мужчина резко потянулся в мою сторону и с силой перевернул мой борд одной рукой, заставив с диким воплем и кучей брызг плюхнуться в воду. Зрелище выдалось увлекательное, вне всяких сомнений.        — Ну ты и язва! — вынырнув через пару секунд, кое-как проморгалась я и окатила Марка в ответ. Хирург злорадно смеялся, сидя верхом на сёрфе и явно гордился проделанной работой.        — Довыёживалась?!        — Ты…        — Кто-о?        — Вот… Сказала бы!        Подтянув доску за лиш, я кое-как попыталась на неё забраться, но ничего не вышло. Причём ни со второго, ни с третьего, ни с четвертого раза. Подъем на деле вышел сложнее, чем я могла предположить. Даже не смотря на прорезиненную поверхность, сил на то, чтобы отжаться от неё было немного, к тому же борд то и дело отталкивало от меня при каждом малейшем давлении. Марк ликовал. Стоило немедленно прекратить это представление и сдаться, неслабо потешив тем самым эго наставника.        — Помоги, пожалуйста, — сквозь виноватую улыбку, взмолилась я.        — Чем?        — Подняться обратно.        — Тебе надо — ты и поднимайся.        — Марк!        — Я за него.        — Боги… Серьезно?! Ладно, что мне надо сделать, чтобы ты помог?        Он театрально закатил глаза и заёрзал на доске в предвкушении развязки. Выдержал паузу, затем лег животом на сёрф, положил подбородок на внешнюю сторону ладони, указал на щёку и принялся ждать, игриво разглядывая облака.        — Шутишь?! Что за ерунда пришла тебе в голову?! — Впрочем, откуп был не слишком плох, а потому поцелуй не заставил себя долго ждать. Правда, едва я коснулась губами щеки, он надменно прошептал:        — Ты права, я чувствительный. Местами… — и загадочно прищурился.        — Запомнила, — удивлённо моргнула я.        — Хорошо.        Завотделением соскользнул с доски по противоположному от меня борту, подплыл к белой, той, что для новичков, подтянулся и без труда забрался на неё, после чего подал руку. Усадив потерю на место, повторил все те же манипуляции, только в обратном порядке. Его движения были точны и грациозны, а слаженная работа мышц невольно заставляла засмотреться. Пластика, тотальный контроль собственного тела виделся мне, сродни большой африканской кошки, а утончённые узоры на руках лишь усиливали иллюстрацию. Пусть я не знала, как давно Марк занимается этим видом спорта, на сколько он подготовлен и образован по части мелочей, тем не менее мне безумно захотелось взять у него пару уроков, сколько бы ни пришлось за это заплатить. Сложно поверить, но для выполнения спасательной операции ему хватило минуты.        — Спасибо большое… — аккуратно поправив боди, поблагодарила я, — впечатляющая скорость.        — Так о чём мы там говорили?        — О мертвых китах?        — Нет, о чувствительности.        — Марк, ты как мальчишка… — в который раз моё внимание было обращено на эту забавную особенность, которая никак не вязалась с образом взрослого, состоявшегося мужчины, однако отлично поднимала настроение.        — Ну и пусть, — поднял он заигрывающий взгляд, — зато ты улыбаешься всё утро.        Драгоценный оазис, созданный его заботой в моём сердце, неожиданно возник внутри из пустоты, лишь на мгновение, но тут же заблестел чистейшими пресными водами. Так странно…        — Разве моя улыбка что-то значит для тебя?        — Глупая женщина, — резюмировал Марк и пристально всмотрелся мне в глаза, силясь выискать там хоть малейшие признаки озарения, но не найдя таковых, разочарованно вздохнул: — Мы на полпути. До мыса немного осталось.        Его скалы были совсем близко. Громадные, укрывающие одну из сторон от ветров и подводных течений, словно созданные из вулканических чёрных камней, коих здесь не наблюдалось отродясь. Мы вновь взяли курс на Лиджи и медленно направились к отвесам. Температура воздуха понемногу становилась выше. Солнце ласково касалось оголённых ног, неспеша поднимаясь к зениту. Никогда не рассматривала такие заплывы в качестве хобби, но всё-таки время тянулось очень приятно. Как кусочек запретной сладости после шести. Я определённо входила во вкус, аппетит ведь приходит во время еды, верно?        — У тебя на груди маска тики?        — Ага, — кивнул хирург.        — Странная…        — Это утопленник.        — Кто?! — поразилась я услышанному.        — Утопленник, — безразлично повторил Марк. — Взятка отцу, на отпущение мертвеца. Часть той самой личной и неинтересной истории.        — Ты обещал рассказать, помнишь?        — Хах… Знать бы ещё, с чего начинать. Это — такая себе, тёмная сказочка для детей, которые плохо себя вели. Не каждому понравится.        — Мне интересно, — уверила я хирурга, — начни с самого начала. Люблю сказки.        — Хмм… С самого? Жил на свете один студент… Так пойдёт?        — Ну ты бываешь серьезным?!        — Ла-а-дно. Не обижайся только, если я чего не вспомню. Всё это случилось довольно давно — лет пятнадцать назад. Мне было двадцать три, я был такой же горячий, как и сейчас, — саркастично хохотнул наставник, — только более дурной, — и, поймав мой, слегка недоумевающий взгляд, исправился, — да, ещё дурнее. Сложно представить, понимаю. В общем, закрыл сессию в апреле и отправился с друзьями на отборочные в Гонолулу, а оттуда Лие. В материковых Штатах уже откровенно нечего было делать, детский сад, а не турниры. Часть ребят по прилёту сняли виллу, а четверо из нас решили поселиться у родственников Адама. Его семья жила на побережье, рукой подать до основных соревновательных спотов, так что все сони завались именно к нему. Нам с подругой выделили одну комнату на двоих, а парней поселили вместе. Дом был отличный — просто мечта. С бассейном, огромной террасой, выходящей к тропическому лесу. Зелёный газон, белый забор, всё как надо. Предки Адама жили на этом острове уже лет двести, а самым ярким представителем его семьи был сумасшедший дед — как раз тот потомок полинезийского жреца. Ему было где-то восемьдесят на вид, и звали его Айокуа.        — Необычно…        — Дедуська — глава семьи, строгий такой, хмурый, седой мужик. Пил много кофе и курил как паровоз. У меня есть предположение, что именно поэтому он и прожил столько. Сердцу просто некогда было остановиться. В общем, пришла пора познакомить молодняк со старцем, так сказать, и Адам представил нас ему по очереди, а меня подозвал последним. На прочих дед просто кивал головой и молчал, а меня стал рассматривать с таким пристрастием, будто лягушка таракана. Затянулся сигаретой, помычал что-то и говорит: «Такку, подойди». Потом оказалось, что «такку» на одном из диалектов означает пол человека. Я подошёл, а он возьми да и спроси: «У тебя есть брат или сестра?». Ну да, есть, говорю. Попросил показать. Нашел какую-то фотку в телефоне, где мы с Аргусом вдвоём, отдал ему. Он долго смотрел, потом поворчал, взглянул на меня, покачал головой и выдал неожиданно: «Бедный мальчик… Ты должен умереть». Представь мои глаза в этот момент? Меня аж пошатнуло. А он такой, на абсолютно серьезных щах, мол, завтра не ходи к воде. Отец хочет забрать тебя.        — Да ладно?!        — Какой, нахрен, отец?! Что вообще происходит?! Ничего не понял и решил, что дед из ума выжил. Расстроился, развернулся и ушёл. Адам попытался меня остановить, но не вышло. Услышал только, как старик сказал внуку: «Не пускай его». Ага, как же. А дальше… Как водится: турне по местным барам, поймал какой-то внутренний раздрай, а что, обидно же. С чего я вдруг полчеловека и почему должен умереть? Правда день закончился на удивление отлично: теплая компания, бурная ночь, всё как по маслу, даже как-то странно, помню, меня долго не покидало ощущение подвоха. По морде ни разу не получил, хотя, это уже стало традицией — в первый день нарваться на какого-нибудь угашенного растамана.        Тем временем мы подплыли совсем близко к мысу. Пришло время остановиться, расслабиться и перевести дух. Океан здесь действительно был спокоен — ни единой волны. Я осторожно развернулась на спину, подставившись солнышку, а Марк уселся верхом на своей доске и продолжил:        — Утро началось рано. Нужно было немного поесть, подготовить снаряжение, заехать в обсерваторию, посмотреть, где находятся тихоокеанские зыби, чтобы прогнозировать сходы на лайн ап и направление ветров — лайфхаки для продвинутых. Гугл на тот момент ещё не давал такой подробной информации. Разведав всё хорошенько, отправились на пляж. Там понемногу начиналась подготовка: телевизионщики налаживали оборудование для трансляции, местный госпиталь подогнал пару машин неотложки, дайверы-поисковики загружались, катались участники, нелегальные торговцы всяким запасным сёрферским барахлом установили фургоны. Ну и к одиннадцати стартовали отборочные. Зарегались, перегребли прибой, стали ждать хорошего сета. Вокруг человек сорок, красота… Судя по прогнозам, волны обещали быть не детскими, и мы в предвкушении валялись на лайн апе в полукилометре от берега, пропускали зелень в пару метров высотой. Ждали долго — минут сорок. Я выбрал не самую простую позицию и нагло разглядывал девушек, убивая время. Да, предвосхищая твой вопрос, скажу: все так делают. Нельзя, но делают, особенно те, что поопытней. Глаза привыкли ловить нужный момент, а потому отвлекаться с годами становится всё проще. Да и вообще это обыденный для сёрферов способ знакомства. Видишь девушку за стойкой, подходишь и такой: «А это не ты была там-то? На такой-то позиции?». Слово за слово, и вот тебе уже ярко светит приятный вечер. К парням подкатывают так же. Прозаичнее не придумаешь, но работает на ура. Пока лентяйничал, нарисовался сет из пяти-шести волн. Первые две пропустил — не понравились, по поводу третьей ещё раздумывал, а вот четвертая… Сэм, это была девятиметровая Пайплайн. Боги, как же я её хотел! Только шла она уж как-то слишком быстро. Никак не мог решиться на ролл, не мог упустить такой шанс.        — Что такое ролл?        — Эскимосский поворот. Один из двух способов проныривания волн, когда ты обнимаешь доску и переворачивается на ней, оказываясь под водой. Обножив её тыльную сторону, можно максимально безболезненно пропустить мощную волну, которая ударит в борд, а не тебе в голову, но я пожадничал. Скорость у Пайплайн была внушительная, а с моей позиции взять её было проблематично. Я же на опыте, в конце концов, естественно решил, что справлюсь. Не слишком хорошо вышло, но всё-таки взял. Правда, не догрёб и переплыл, поднялся далековато, но смог, не суть. Вошёл в карман на отвратительной скорости с мыслью о том, что баллов пятнадцать потерял. Всё было как-то не так, не правильно, засрал волну по всем фронтам, как сопляк, никак не мог дождаться конца и результатов. Мне уже оставалось метров пятнадцать, но тут произошло то, что никогда ещё со мной не происходило.        — Что?        — Волна надломилась слишком рано и наглухо перекрыла карман. Меня вкрутило в водяную стену буквально штопором, затянуло под неё и прижало к рифу. По ощущениям — хуже лобового столкновения с сорокатонным траком на скорости. Сэм, это была настоящая мясорубка… И всё бы ничего, но последней каплей было то, что у меня оторвался лиш. Кораллы, камни, только представь! Даже вспоминать не хочу. Через пятнадцать секунд за мной отправили дайверов, а нашли только через четыре минуты. Вытащили на берег, сердце выдавало десять ударов, пульс нитевидный, полные лёгкие солёной воды. Там был один парамедик… Он боролся за меня. Чуть позже оказалось, что его сына замесило точно так же, только я выжил, а парнишка, к сожалению, нет. В общем, месяц в реанимации Гонолулу, временный водитель ритма, тяжелейшая пневмония, переломы, резаные раны. Как ты уже поняла — отборочные я не прошёл. Иди сюда, — задорно похлопал Марк по своей доске, — изливать душу на расстоянии пяти метров как-то не очень приятно.        Находясь под впечатлением от «сказочки», я соскользнула в воду и молча подплыла к борду хирурга, схватившись за него одной рукой.        — Дай лиш, — попросил он.        — Ты же сказал, что его нельзя снимать.        — Хмм, — удовлетворённо прищурился наставник, — умничка! Но сейчас — реально давай.        Отстегнув липучку от щиколотки, я с опаской протянула её Марку. Тот забрал и прикрепил провод куда-то под нос своего сёрфа, затем подал руку и помог забраться к себе. Мы в одно мгновение оказались так близко, что стало неуютно. Лицом к лицу, на одной доске, хоть и не маленькой, в бескрайнем, абсолютно безлюдном пространстве… Он облокотился руками на нос, подставляясь солнцу, прикрыл глаза и продолжил:        — Торжественная выписка прошла в полном одиночестве. Я вернулся на Лие, в тот дом, в свою комнату. Оказалось, подруга быстро нашла мне замену, но это было последнее, о чём я думал. Весь месяц в голову лезло столько всякой дряни, что, пожалуй, любой психиатр обрадовался бы такому подарку. Меня встретил невменяемый дед, который уже давно таковым не казался. Собственно, я, под неслабым таким впечатлением от произошедшего, чуть ли не на коленях умолял его объяснить мне, что происходит, и он-таки объяснил. Мы сидели на веранде и курили, когда старик сказал мне, что отец попытался забрать меня. Отец — океан, как оказалось. Народы полинезии возводили воды Тихого океана в ранг божества, всеотца, дающего и забирающего жизнь. Откуда ему пришло это откровение — не имею ни малейшего понятия, но он уверил, что попытки не прекратятся. А единственное, что Айокуа может предложить — нанести на моё тело знаки и обереги, чтобы скрыть от всевидящих глаз. Я не знал, верю ли, но испытывать судьбу не собирался. Решил: чем чёрт не шутит, пусть старикан играется, а я попробую не сойти с ума от скуки.        Хирург вздохнул, сладко потянулся, выпрямил спину и принялся рассматривать меня вблизи с крайне однозначным интересом.        — Так начались мои пытки, — улыбнулся он. — Три месяца издевательств, ведь это тебе не машинкой работать за пару-тройку сеансов. Ребята уехали на соседний остров за более жесткими волнами, а мне полагалось, пока наносятся узоры, не есть мяса и входить в воду дважды в день. На свежие татуировки, классно, да? Всё это время жрал фторхинолоны как не в себя, думал, точно от сепсиса откинусь, но, слава Богу, пронесло. И, что самое весёлое, после этого — двенадцать кубков. В Португалии, в материковых Штатах, на Гавайях и ни единого серьезного фэйла. Такая история…        — И, ты… Веришь? — немного дрожащим от впечатлений голосом спросила я.        — Скорее нет, — засмеялся Марк, закусив губу, — нужно быть идиотом, — хитро взглянул на меня и добавил: — Да и мясо я ел…        — Он же запретил!        — Ну, пусть теперь отшлёпает меня за это!        Мы смотрели друг другу в глаза. Я не понимала до конца, разыгрывает он меня или нет, а если да, то где именно. Сказка и впрямь выдалась жутковатой, кое-где мистической. Меня терзали сомнения, не приврал ли местами хирург? Хотя, наверное, такими вещами не шутят. Марк подвинулся вплотную и осторожно, будто спрашивая разрешения, обнял за талию. Медленно наклонился к шее, заставив невольно отпрянуть, и глубоко втянул запах моей кожи, опустив длинные ресницы.        — Что ты делаешь? — забеспокоилась я, изо всех сил стараясь не повторять пьяных ошибок.        — А на что похоже? — прошептал наставник и сжал в руках прорезиненную ткань боди.        — Если ты хочешь…        — Конечно, — перебил он меня, — ты и правда решила, что я заплыву с тобой на край географии просто так?        — Не пугай меня…        — Брось, не строй из себя невинную овечку, — Марк понизил тон ещё сильнее, — расслабься…        Я упёрлась в его грудь ладонью и попыталась увернуться от насильственного поцелуя, но, как это обычно бывает с младшим Рихтером, всё опять пошло не по плану: вместо вопиющего домогательства завотделением вдруг пригнулся и, громко прорычав, укусил меня за бок, вновь заставив с испуганным воплем свалиться в воду.        На этот раз его хохот, казалось, было слышно на другом конце континента. Вынырнув, я была готова плеваться ядом в этого засранца! Нет, это уже всякие границы переходит! Сколько можно-то?! Издевательство… Немного прийду в себя, с психом толкнула я борд, чем только сильнее раззадорила Марка.        — Зефирка, — в голос смеялся наставник, закрыв руками лицо, — ты — просто чудо!        — Сам ты чудо! — неистово ругалась я, то и дело проваливаясь под воду. — Немедленно доставай меня обратно!!!        — Господи… Мне никогда не надоест этим заниматься!        — Чем заниматься?! Идиотизмом?        — Ну, ты бы хоть раз мне какую-нибудь ответочку влепила, что-ли!        — Руку давай! Пожалуйста…        Подплыв поближе, я крепко вцепилась в его предплечье и, находясь на пике эмоций, с силой дёрнула хирурга на себя, оттолкнувшись ногами от сёрфа. Наконец справедливость была восстановлена! Мучитель неуклюже плюхнулся в воду, исчезнув под поверхностью секунд на двадцать. О, эти приятные мгновенья тишины… Такого искреннего счастья на меня не снисходило уже лет триста! Вроде маленькая, но очень важная победа!        — Ха! — промокший до нитки Марк, похоже, был рад не меньше. — Ну, другое дело! — гордо заявил он, едва вынырнув и отплевав воду. Мужчина развалился на краю борда, облокотившись на него спиной, и завис в воде, поправляя испорченную причёску.        — Да не бойся ты…        — Ага!        — Вон, смотри — акула, — кивнул он куда-то в сторону.        — Где?!!!        Стоило только услышать «волшебное слово», как я тотчас на первой космической подгребла к единственному островку безопасности. Без всякого зазрения совести повыше вскарабкалась на Марка, опершись на его плечи, и опасливо огляделась по сторонам. Вроде тихо. Вцепилась, что клещами не отодрать, а он лишь продолжал игриво улыбаться.        — Опять надурил?!        — Боже, солнышко, обожаю тебя! — я обижено толкнула его в грудь, но слезать не стала.        — А вдруг там и правда кто-то есть!        — Конечно есть, под нами сотня метров.        — Спасибо, утешил…        Гнев постепенно сдавал позиции, уступая место радости и смятению. Нелепая близость, получившаяся у нас, и, уверена, вовсе не запланированная, незаметно дурманила нагретую солнцем голову. Непривычно смотреть на него сверху вниз, на блестящего от стекающих капель, довольного, и в ужасе понимать, что взгляд так и скользит по нежным приоткрытым губам — не оторваться. Он нетерпеливо сглотнул. Я усмехнулась и провела пальцем по выпуклой скуле.        — Хватка у тебя что надо… — еле слышно прошептал Марк.        — Нравится?        — Да-а, — без тени иронии ответил он. — Раз мы достигли перемирия, может…?        Я провела рукой по крепкому плечу под вымокшим насквозь рашгардом. Ощущение тепла его тела на контрасте с прохладной морской водой магическим образом приглушало мою осторожность. Наставник осмелился бы давить всякий раз, но не теперь, что странно. Инициатива сделать первый шаг была полностью отдана мне, как и решение о заветном подарке. В конце концов, мы оба не дети и можем справиться с неловкостью.        — Ты не хотел спешить, забыл?        Усилием воли на губах заиграла мягкая, лукавая улыбка. Ожидание лишь распаляло воображение, заставляло представлять вариации безмерно романтичного поцелуя, в жарком уединении, мысленно оценивать его глубину, страсть, вкус и последствия. Одно известно точно: переживать не имеет смысла, если не собираешься рискнуть…        — Попробуй медленно.       И я дотронулась.       Ощутив предательскую дрожь в коленях, первобытный страх загривком и чёрт знает, что ещё, как школьница, смешно даже… Будто он был первым и самым важным в моей жизни. Первым после долгого, мучительного сна. Важным после ссоры с реальностью, словно глоток свежего воздуха, а какой сладкий, хоть и солёный, трепетный, несмелый. Чуть приоткрытые веки неумолимо смыкались, всё глубже погружая в собственные разрозненные чувства, коих накопилось множество.        Приподнявшись ещё немного, я плавно очертила губы Марка кончиком носа, слегка приоткрыв их. В голове стоял звонкий набат из его слов о том, что нужно учиться прикасаться, и я дала себе слово, что научусь. Честно. Сложно придумать момент лучше, чем этот. Он открыт мне и недвижим, а значит есть шанс растянуть удовольствие. Оно наполняло нас плавно, играя солнечными лучами на загорелой коже. Руки невесомо скользнули по его шее, обняв покрепче этот твёрдый кусочек счастья, который никак не мог сдержаться:        — Ты долго ещё мариновать меня собираешься? Только не подумай чего, чисто из интереса вопрос. Видишь ли, у меня нет особого желания лишний раз проверять простату и…        — Ненавижу! — не открывая глаз, тихонько рассмеялась я ему в ухо, расстроенная очередным провалом.        — Не могу похвастаться тем же, — прижался ко мне щекой Марк.        — Ты умеешь молчать? И вообще, сбил весь настрой!        — Вот облом, — насмешливо закатил глаза хирург. — Может, уже решим этот вопрос по-взрослому?        — Хорошо.        — Для начала убери руки с шеи, умоляю, сил нет никаких уже терпеть этот кошмар! Хотя… Подожди, — на секунду задумался он, — почеши немного.        — Ради всего святого, Марк, заткнись! И расслабься…