Наркоз

       — И-и-и… Попытка номер три, — встревоженно анонсировал Марк, выдернув меня из пустоты.        Он явно был недоволен, раздражён. Даже не пытался успокоить или подбодрить, нет, просто… Говорил и медленно ходил где-то позади кровати. В попытке повернуться в сторону голоса, я чуть не свалилась на пол, будто мешок с удобрениями. Тело не слушалось от слова совсем. Даже руку не поднять. Наставник среагировал, конечно, подхватил, но делать это ему было совсем не в радость.        — Поаккуратнее на поворотах, — несвоевременно предупредил он, — я накачал тебя. Может, хоть теперь у нас что-то получится.        — Ты сказал: «номер три»? Значит, я уже просыпалась? Почему я ничего не помню?        — Да потому, что тебя два раза глушили галдолом, радость моя! — неожиданно, свесившись с изголовья, заорал мне в ухо мужчина. — Давай только в этот раз без рукоприкладства, ладно?!        — Руко… Что?!        Он резко обошел меня и сел на край кровати, представляя неподготовленному взгляду в хлам расцарапанную щёку.        — Ну, — уныло усмехнулся хирург, — как тебе профиль завотделением?        — Это… я? Ты шутишь?        — Хах! Если бы… В общем, не будем повторять прошлых ошибок, так что обозначу сразу: я тебя не обижал! Никогда. Подкалывал только. Понятно?        — Понятно. Прости, — стыдливо отведя глаза, пробурчала я. — Что со мной происходило?        — Не искушай, — на мгновение оскалился Марк, но, решив, что находится в одном помещении с не вполне вменяемым человеком, быстро пришёл в своё обыденное расположение духа. — В целом, ничего непоправимого, — он устало потянулся и потёр ладонью шею, очевидно предвкушая ещё одну «увлекательную» беседу. — Ну что, продолжим… Какой сейчас год?        — Двадцать ч… третий.        — Наконец-то… — закатил глаза наставник. — Ну вот же! Да, всё верно. Действительно, двадцать ч-третий. Прогресс налицо. А месяц какой?        — Июль вроде?        — Н-да. Вроде. Седьмое уже.        — К чему эти допросы? — еле ворочая языком, прошептала я.        — Ну как… Твой невролог дал вполне чёткие инструкции. Обрисовал, так сказать, всю патовость «ситуации». И с диагнозом не ошибся. Геморрагическая киста в затылочной доле, не придерешься. Уменьшается понемногу, так что новости хорошие, особо не о чем переживать. С яичником тоже всё более-менее, если вдруг тебе интересно. Не активен пока, но спаек нет, ткани в норме. Сам узил.        — Спасибо, — ну вот, только я отвыкла от мысли о злосчастном яичнике, как на тебе: опять, прощай большой спорт. Поднадоело уже. — Подожди, мой н-невролог?        — Аргус. Взял под крыло свою «маленькую птичку», — сделал он непреднамеренный акцент на последние слова, да так, что аж мурашки по коже. — Сказал, либо ты одуплишь реальность со мной, либо с психиатром — другого не дано. Правда, второй вариант будет похуже: он отправит в помойку твои попытки защитить лицензию лет на пять, если повезёт. Брат не особо хочет маячить у тебя под носом, поэтому заставляет меня. Смотреть, как ты страдаешь по нему… И впрямь садист, ты не находишь?        Уж не знаю, чем конкретно накачал меня Марк, но мне было, по большому счету, плевать на всё, что он говорил. Я находилась в странном подавленном состоянии и ощущала себя вылепленным из мармеладных мишек флюгером, которому что север, что юг — одна фигня.       Очень хотела выдавить какую-нибудь эмоцию ему в ответ, но её просто неоткуда было взять. Не было ни страха, ни вины, ни жалости, просто… Одно большое НИЧЕГО. Именно сейчас, если кто-нибудь скажет, что и этот момент — всего лишь плод моего больного воображения, я не стану спорить.        — Каков же план?        — План?! Неужели габапентин сработал? — удивлённо покосился в мою сторону мужчина. Ах, вот оно как, значит. Противосудорожные. Хороший выбор. Причём сидело во мне, судя по заторможенной реакции и полному отсутствию интереса к жизни, миллиграмм эдак девятьсот. — Надеюсь, Аргус знает, что делает…        — Не сомневаюсь.        — Я должен понять, что именно ты помнишь. Постарайся для меня.        — Каждую прекрасную минуту, — несмело начала я. — Клянусь, всё было наяву… Тепло, свет, прикосновения, чувства. Это вовсе не было бредом, Марк. Скорее уж ты.        Спустя несколько секунд размышлений, он подсел поближе, взял мою ладонь и ласково прильнул к ней расцарапанной щекой. Смотрел в глаза, не отступая в своей правоте ни на дюйм. Лишь медленно гладил холодное предплечье, ожидая подходящий момент для откровений.        — Никакой я не бред, Сэм, — тихонько уверил наставник, — я здесь, совсем близко. Живой. Из плоти и крови.        Да… Совершенно никакой разницы: его кожа и невнятная полуулыбка, по которой невозможно понять, рад он или грустен. Руки, привыкшие к грубому инструменту, но очень осторожные, однако способные переборщить с давлением и причинить боль. Мне было жутко интересно, так ли они сильно похожи.        — Марк? — прикрыв глаза в полудрёме, позвала его я.        — М?        — А у тебя есть родимое пятно на ягодице? — сладко потянувшись, вспомнила этот забавный, пикантный нюанс. — У моего Марка было…        — Вообще-то есть, — усмехнулся он.        — Серьезно?        — Абсолютно. Только ума не приложу, откуда ты о нём знаешь. Правда, существует одно предположение. Я спину сорвал месяц назад и меня колола одна новенькая медсестра из отделения. Она как-то трепалась об этом со своими, может, ты слышала? Так ведь часто бывает: пара не имеющих значения фраз, пропущенных мимо ушей там, пара тут, и вот ночью тебе уже снится какая-то жуткая хрень, собранная из этих фрагментов…        — А ты докажи.        — Ага, уже бегу. Мои булки — неприкосновенный кусочек.        — Надо же, какая стесняшка… — Помнится, на пляже он был более раскрепощён. Всерьёз, конечно, не стоило надеяться увидеть его милую изюминку, но, нагло пользуясь полным, хоть и временным, отсутствием стыда, просто не могла не спросить. — Хочешь сказать, я случайно услышала этот факт, например, проходя мимо сестричек в кафетерии?        — Например. Почему нет?        — И что, всё остальное мой мозг построил по тому же принципу? Сколько говоришь, я была в коме? Месяцев восемь?        — Три недели.        — Чушь, — мои глаза резко распахнулись, — полнейшая. Вы, случаем, не решили меня так разыграть, мм?!        — Только если мы оба — непроходимые идиоты, которым ни капли не дорога карьера. Твои братья были идиотами?        — Не-е-т, — затянула я, настороженно разглядывая наставника, — ничуть.        — Так и думал.        — Но… Как тогда такое возможно?! Я уверена, что был январь. Такая сырость бывает только в январе — не перепутаешь. И вообще, как мне разобрать, что именно было сном, а что нет, если всё одинаково реально? И память не подводит.        — Цветущие за окном деревья тоже чушь? Не знаю. Январь… Помнишь, как отмечала Рождество?        — Хмм…        — Я помню. Только прошлое. У меня было четыре трупа и глинтвейн, — зависнув в монитор пациента, бесстрастно произнес хирург, — один умер от пакетика с кокаином, лопнувшего в эпигастрии, второй от тяжёлой ЧМТ при столкновении машины с соседским забором, третий… Был доставлен после утопления в собственной ванной. Тестер даже не смог посчитать промилле. Четвёртый, вроде, застрелился. Обожаю наши законы по поводу оружия… Дичь полная. Я помню каждое Рождество, лет с двадцати пяти где-то. И даже в лицо многих, только фотку покажи… хотя бы на памятнике.        Он поставил меня в тупик. Быть может, до Рождества было пару дней? Но мы не обсуждали… Я судорожно пыталась выискать в памяти дату той ночи, где мы сидели на кухне, но ничего не выходило, а потому вероятность, что мне всё-таки нужен психиатр, становилась ощутимее с каждой минутой. Стараясь отвлечься от назойливо пляшущих перед лицом картинок с изображением моего мужчины, пустых кофейных чашек, ноутбука, транслирующего оперполе и тусклого рассвета за окном, я-таки решила выяснить детали.        — Расскажи, как всё случилось?        — Хочешь сказать, ты готова принять реальность прямо сейчас?        — Не уверена… Просто говори, ладно?        — Хорошо, — удивлённо пожал плечами хирург, — попробую. В общем-то, история коротка. Мы загрузили тебя вечером и я приступил к операции. Поначалу всё шло как по маслу: никаких скачков давления, спонтанных кровотечений, гиперчувствительности. Старался работать максимально аккуратно. Знаешь, я не часто имею дело с железами, да и вызвать из гинекологов было некого, поэтому затянули. На второй час ты стала выдавать стойкое апноэ, но Марта уверила, что это шалит твой мозг на фоне стимуляции каких-то там рецепторов мембран при добавлении анестезии, или что это, я без понятия вообще… Ваши штучки короче.        — Никотиновых рецепторов. Ацетилхолин…        — Кто?        — Нейромедиатор парасимпатической нервной системы.        — Прошу, солнышко, — поморщился Марк, — давай только без этого. Ты поняла и слава Богу. В общем, промылись, закончили. Реверснули — глухо. Говорит, надо ждать, мол, бывает такое. Ждём. Без ИВЛ ты не дышишь, я уже на панике, третий час идёт, с работы не ухожу, чувствую и понимаю, что происходит какое-то, ну, извини… Очко. Нет, ждём. Ладно. Оставил Марту с тобой в реанимации, сказал — головой отвечаешь, она такая: «угу». А мне что делать? Думаю, пойду лягу в ординаторской, с ног уже валюсь, всё равно ничем особо не помогу. В общем, новости пришли сами. Утром меня будит какой-то невролог и тычет в лицо энцефалограммой, орёт, что сейчас юриста вызовет — констатировали кому второй степени. Вот и всё. С тех пор я как Хатико у твоей кровати дежурил по ночам, атаракс горстями закидывал. Думал, не прощу себе… Не хотел же браться.        — Звучит ужасно…        — Чуть не поседел тут с тобой. Тринадцать лет работаю — в первый раз такое. Решил уже, что угробил девочку.        — Не вини себя.        — Аргус уверен, что киста у тебя с детства, мы не допустили ошибку. Но привкус паршивый, сама понимаешь. Мне бы кофе выпить… — он устало помассировал глаза и расправил плечи, — а потом домой. Баиньки.        — Кофе… Я так понимаю, он мне не светит ещё какое-то время?        — Это попозже, — вздохнул хирург, — проверим анализы, убедимся, что всё приходит в норму, потом… Прогуляемся до кафетерия. Дальше я тебя пока не отпущу, уж прости. — Он встал с кровати и направился к тумбочке с препаратами разводить очередную порцию снотворного, — тебе тоже пора. В нашу следующую встречу попробуем без габы.        — Как скажешь…

***

       Марк, сидя напротив и подпирая голову рукой, смотрел на меня с блаженством бабушки, которой привезли на лето очень тощих внуков. Я уплетала сразу четыре десерта со скоростью, ранее не виданной ни одним мужчиной, надламывая поочередно то один, то второй, и была готова пищать от удовольствия в отсутствии противосудорожных, угнетающих всякий интерес к подобного рода вольностям. Да-а. Вкусная еда кому угодно поднимет настроение, даже недавнему коматознику.        Вокруг шумела толпа, громко звеня столовыми приборами. В обеденное время эта богодельня и раньше казалась мне одним огромным живым существом, а теперь…        — Только не подумай, мне приятно видеть такой аппетит, но… Ты бы не налегала так на углеводы, радость моя, — выразил своё беспокойство наставник.        — Что, — не отвлекаясь от сладостей, уточнила я, — висцеральный жир?        — Как ты узнала?!        — Хы… — расплылась на моём лице придурковатая улыбка, — догадалась. Вишнёвое желе! — нагло заказала я завотделению ещё одну порцию, с грацией военного полководца.        — Щас всё будет! — и тот мгновенно смылся в сторону раздачи, так сказать, «добывать» желаемое.        Очередь к десертам была просто в несколько световых лет, будто кафе обслуживало не один госпиталь, а штук шесть. Однако, Марк знал пару лазеек и быстро вклинился поодаль от вкусняшек, радушно поприветствовав рукопожатием каких-то коллег, при этом филигранно заговаривая им зубы. Эх, всё-таки он мастер трындеть, прям завидно даже.        Разного рода ощущения накатывали на меня волнами с самого утра, и я уже была почти готова принять эту сладкую сказку за чистую монету. Разглядывая снующий мимо народ, постепенно стала отмечать для себя знакомых людей, что видились мне во сне. Нашла Кейт и Джейка, сидящих в своих отличных друг от друга компаниях за соседними столиками. Помахала ручкой Марте, раздосадованно пристроившейся в конец очереди. К слову, она совсем не ожидала меня увидеть, поэтому жестами сказала нечто вроде: «подсяду к тебе, если не сдохну от голода, пока дождусь своей тарелки».        Подметив справа от кофемашин силуэт любимой каланчи, увлеченно бодяжещей себе две внушительные кружки бодрости, принялась рассматривать его, будто впервые. Главврач плохо спал этой ночью, издалека видать. Хмурый такой, полный презрения ко всему прямоходящему, летающему и ползающему заодно.        Быстро обогнув толпу, к нему вдруг подбежала хрупкая женщина в гражданском, лицо которой я не рассмотрела, с подросшей малышкой на руках. Она требовательно потянула хирурга за руку, а когда тот наклонился, шепнула ему что-то гневное на ухо, затем вручила бесценный подарок, забрала один готовый кофе и, легко перебирая каблучками, убежала обратно.        Чтоб мне провалиться, но это была Эми! Один в один, правда. В таком милом, красном костюмчике… С интересом осмотрелась по сторонам и тотчас закопалась в нагрудный карман формы Аргуса, ловко выудив из него фонарик.        — Твой заказ, — рухнул напротив Марк, возмутительно загородив собой вид на главврача, и желчно улыбнулся, — больше не пойду. По крайней мере за желе. В гробу я его видал.        — Спасибо… Какой симпатичный ребёнок, — кивнула я в сторону старшего, завороженная неожиданным пейзажем. Марк обернулся и тут же выдал, на секунду залипнув на брате:        — Хах, да-а… Слава Богу, в мать племяшка. Ещё одного такого же душнилу в семье я бы не выдержал.        — Эми…        — Эва. — поправил меня он.        — Стоп. Чего?! — осознание пришло с задержкой. — Это что, его дочь?! — взволнованно уставилась я на наставника, рухнув локтями на самую середину стола.        — Согласен, — нещадно тупил завотделением, — вообще не похожи. А так прикольная, правда? — и продолжил умиляться малышке, не отрывая от неё глаз.        — Да раздуплись ты, наконец! — щёлкнув пальцами перед его носом, заставила обернуться, — Он что, женат?!        — Нет, — подозрительно прищурился Марк, — и не был никогда. А тебе-то что?        — Ну… А кто мама?        — Кэсси.        — Кэсси?!!!        Ещё немного, и мои глаза точно бы выпали прямо на тарелку с чизкейком.        — Оперсестра. Помнишь её? Мы обедали однажды. С нейропатологией капец как скучно сидеть. Все такие умнички, никто нигде не налажал, не поскандалил…        — Ой бли-и-н… — закрыла я лицо руками, но, буквально через секунду, чуть не упала со стула от неожиданности.        — Так, детка, — послышался знакомый голос, а в руки Марка была наскоро передана девчушка, — подержи-ка дядю, я скоро. Что с лицом? Сэм, как ты? — и, не дождавшись ответа, хирург направился к выходу.        — Стоять, — сурово скомандовал наставник.        — Что? — развернулся главврач.        — Куда ты?        — Нужно доделать отчёт в некоммерческий. Это на полчаса, а у тебя ещё полтора без записи.        — Ладно. Свободен.       Аргус ушёл, и Марк, игриво поправив племянницу, с потрохами выдал брата:       — Отчёт, как же… Вот, один его такой отчёт уже неплохо разговаривает. Да, солнышко?        — Да! — звонко поддержала его Эва. — Хочу желе!        — Значит, вот что, дамы: давайте-ка делитесь. А то я заманался бегать за пирожными…