Наркоз

       — О, Господи! — Подскочила я на подушках, нагло разбуженная громким неожиданным звуком.        — Ау!        — О, прости… Это телефон. Боги…        Хирург недовольно поморщился, примятый встревоженной женщиной, и повернулся на бок лицом к обидчице.        Он подпирал голову рукой, жмурясь от наполняющего комнату полуденного солнца, и терпеливо ожидал, когда же сатанинский звук, наконец, прекратится. Какого чёрта и кому от меня так рано нужно? Умоляю, только не говорите, что это какой-нибудь долбанный экстренный вызов!        Не глядя выудив сотовый с ближайшей горизонтальной поверхности, я тут же поспешила ответить.        — Да?! — К вискам яростно хлынула кровь, побудив прижать прохладную ладонь ко лбу и глухо застонать от нахлынувшего в момент облегчения.        — Привет, радость моя, как ты? — Уставший, немного замученный, знакомый голос тотчас зазвенел мощным колоколом в тяжёлой от недостатка отдыха голове.        — Марк… Ты заставил меня волноваться. Я пыталась поздравить тебя а ты…        — Знаю, прости. Полное отделение ургентников, Алекс ушла в отпуск, отчёты. Навалилось столько всего, мне бы ещё одного близнеца…        Аргус не мог не узнать человека, позволившего себе бесцеремонно прервать нашу долгожданную совместную идиллию и, изъявив желание оставить этот разговор конфиденциальным, неохотно зашевелился. Поцеловал в едва прикрытое пледом плечо, тихонько озвучив те самые, такие необходимые этим неоднозначным утром, слова:        — Я пока приготовлю кофе.        Кофе был единственной константой всех времён и параллельных вселенных, способной вытащить разум на новый уровень осознания окружающей действительности. Особенно в момент, когда хрупкий женский рассудок, слишком сильно разнеженный ночью, так отчаянно нуждался в подтверждении отсутствия у него галлюцинаций.        Непонятно зачем прикрываясь белой простыней, мой мужчина лениво сполз на край кровати и принялся искать в тумбочке одежду, способную занавесить впечатляющую наготу. Смотреть на него было истинным удовольствием. Я даже на секунду забыла о его брате, упорно продолжающим перечислять насущные ужасы, длящейся вот уже двое суток, смены. Он сладко потянулся, напрягая сочные, слегка затëкшие, мышцы спины и медленно размял шею, заставив меня внезапно осознать свою готовность к новой порции возбуждающих ощущений.        — Зефирка, ты тут?        — Да, да, извини, — усмехнулась я своей растерянности от созерцания любовника и поудобнее уместились в мягкой постели, — только что проснулась. Ещё не очень понимаю, что происходит.        — Везёт…        — Отмечал на работе, да? — Всем сердцем сочувствуя его несчастью, я проводила изучающим взглядом полураздетого Аргуса из комнаты. — То ещё веселье, наверное…        — Что-то вроде того. Понюхал спирта с оперполя.        — Ну, уже неплохо.        — Мгх… — Рухнул на диван наставник, скрип которого я могла бы узнать из тысячи, попутно ударившись обо что-то затылком, — как же мне хочется напиться. — И громко зевнул, вероятнее всего, звездой развалившись в безлюдной ординаторской, — ты ещё, ходишь кругами, дуешься.        — Как Марта? — Сухо напомнила я о причине своего к нему отношения, причём, только об одной.        — Беременна.        — Чего?!        — Ц! Я шучу, детка. Ты слишком сильно отвыкла от меня.        — Есть такое…        — Как насчёт помириться? Ты созрела, или будешь ждать, пока мне стукнет восемьдесят и я забуду, где конкретно накосячил?        — Думаю, созрела.        — Рад слышать, — голос улыбался, тихонько выдавая ноту заветного душевного облегчения. — Тогда, я сейчас вздремну, а к семи вечера жду тебя на северном берегу залива.        — Зачем?        — Пора восстановить справедливость, мне ведь тоже положен день рождения. Один наш общий друг вчера обмолвился, что брат отлично провел время в компании загадочной красотки, а чем я хуже? Кстати, ты случайно не знаешь, о ком идёт речь?        — Ума не приложу, — ни чем не прикрытая ложь, уверена, не осталась незамеченной.        — Мм. Вот как, значит. Ну да ладно. В общем, нас будет семь человек. Поболтаем, расслабимся, обсудим условия нашего примирения, и, может, мне даже удастся выудить у тебя поцелуй…        — И не надейся!        — Хах, посмотрим! Жду в семь. До вечера.        Откуда-то из кухни потянуло манящим терпким ароматом, и я поспешила наконец-таки встать с кровати. В отсутствие припасов, подготовленных для подобного рода развития событий, грустно посмотрела на платье, лежащее поверх комода, и его рубашку, сделав для себя вполне очевидный выбор. Наше свидание прошло великолепно. Ощущение этого факта наполняло каждую клетку моего тела до сих пор, отзываясь приятной слабостью внутренних мышц, хорошенько проработанных в нашей, кажется, теперь уже общей постели.        Встряхнув белоснежную сорочку и накинув её на голое тело, я покрутилась перед зеркалом, с восхищением обнаруживая в себе отсутствие привычной усталости и лёгкий здоровый румянец на щеках. Оказывается, наличие чувственной интимной жизни и тонкая ткань, принадлежащая любимому мужчине, слегка просвечивающая аппетитные формы и едва прикрывающая попку, безмерно красит девушку. Я расцветала прямо на глазах в руках умелого садовника, определённо знающего толк в ухаживаниях.        Любимого? Вот так мой разум решил определить его место в моём сердце? Что ж, возможно. Признаться в этом даже себе будет страшной ошибкой, ведь мне ничего не известно о переживаниях хирурга. Из них двоих именно Марк склонен к расторопному проявлению чувств. Даже не знаю, что теперь предпринять во имя сохранения спокойствия его нервной, горячечной натуры. Как рассказать о нас? Что придумать в оправдание? Да и нужно ли? Столько вопросов и ни одного вменяемого ответа…        — Ты скоро? — Ни капли не раздражённый, а напротив, весьма заманчивый голос, поспешил поторопить мои сборы, очевидно услышав окончание разговора.        — Иду!        Кухню во всю заливало солнце, а вместе с ней и двух потрясающих разноглазых мужчин, расположившихся ко мне спиной. Картина, поистине завораживающая взор. Главврач, мирно потягивающий свою утреннюю порцию бодрости, облокотившись на довольно высокий подоконник, и Вео, спокойно сидящий по правую руку от «папы». Котик уставился в окно, увлечённо охотясь глазками на проезжающие по Оушен Роуд машинки-муравьи, спустив вниз длиннющий пушистый хвост и блаженно покачивая им в разные стороны.        — Доброе утро, мальчики, — обняв за пояс хозяина гостеприимного дома, того, что побольше, я крепко прижалась к нему и прикрыла глаза, наслаждаясь удивительным моментом умиротворения. Как мало, оказывается, нужно для счастья: всего-то почувствовать чьё-то тепло, отдаваемое просто так, без условий и обязательств. Первым повернулся Вео. Хорошенько оценив внезапный прилив нежности к своему «папе» от относительно чужого человека, он потянулся и потёрся мордочкой о моё плечо, тотчас вызвав умилительную реакцию от нас обоих.        — Ты ему нравишься, — тихонько усмехнулся Аргус. — Первые пару дней после знакомства, он искал тебя по всей квартире и постоянно приставал с вопросами, а я… Даже не знал, что и ответить.        — Было бы странно.        — Н-да. Не то, чтобы я понимал его буквально, просто со временем слова становятся не нужны. Он точно знает, что я чувствую. Знает, когда нужно пожалеть, а когда лучше не трогать. И это взаимно. О чем говорили? — Уточнил он, развернувшись ко мне лицом и притянув поближе за талию.        — Марк позвал сегодня вечером на северный берег, отмечать его день.        — Здорово, — он выпрямился и начал медленно надвигаться на меня, заставляя пятиться к гранитному кухонному острову. — Можем пойти вместе, если хочешь.        — Не думаю, что это хорошая идея…        — Почему? — Я немного растерялась, неожиданно упершись в одну из нескольких тумб и не могла свести глаз с избранника. Он был спокоен, хладнокровен, и, казалось, вообще не обращал особого внимания на моё удивление.        — Не знаю, как объяснить… Вряд ли он обрадуется. Понимаешь, — хирург приподнял меня и посадил на холодную столешницу, глазами уверив, что весь во внимании, и принялся что-то увлечённо разгребать и переставлять на её поверхности, — он кое-что чувствует ко мне. Наверное, это моя вина.        — С чего ты взяла?        — Обещай, что отнесешься спокойно к тому, что я сейчас скажу тебе…        Во мне боролись очень противоречивые чувства. Скрывать этот маленький нюанс, являющийся роковым для наших дальнейших отношений, не имело никакого смысла. Он должен знать, что брат затеял игру, выбрав его в качестве оппонента. Да и в принципе, раз уж нам удалось так далеко зайти, будет лучше, если он будет осведомлён о некоторых пикантных подробностях именно от меня. Эта откровенность станет хорошим фундаментом обоюдного доверия. Если Аргус будет знать всё, то сможет защитить меня и нас в целом от разного рода давления со стороны, по крайней мере, хотелось бы уповать на его благоразумие.        — Обещаю. — Открыв какую-то странную чёрную баночку, выуженную из-за моей спины, он принюхался к содержимому, затем закрыл и отставил в сторону, отрешённо продолжив уборку.        — Я поцеловала его. — Разноцветные глаза мельком встретились с моими, не излучая ничего, кроме гнева, но только на миг. Впрочем, в лице мой мужчина никак не поменялся, а значит можно было безопасно продолжать свою тираду. — Это случилось в тот день, когда ему пришлось меня оперировать. Он не желал этого. Я выходила из наркоза немного «волшебная», было страшно и не хотелось оставаться одной. Меня распирала благодарность за помощь и за его нервы, всё как-то навалилось и… Я не сдержалась. С этого момента всё стало слишком сложно между нами.        — Продолжай, — сделав глубокий вдох, приводящий в чувство эмоции от вываленной на него информации, Аргус сглотнул и осторожно начал расстëгивать на мне свою рубашку, а я, погруженная в собственные переживания, виновато уставились в пол и послушно вернулась к рассказу.        — Мне показалось тогда, что это было что-то настоящее.        — Но потом появился я?        — Нет. Я случайно застала его с Мартой, мы тогда сильно поссорились. Чувствовала себя ужасно и вспомнила, что ты сказал — к тебе можно обратиться.        — Я не так сказал.        — Знаю. Мы провели тогда потрясающий день, — похвалила я его за терпение, нежно огладив крепкие плечи и безмерно восхищаясь отсутствием каких-либо неоднозначных эмоций. — Мне было так хорошо с тобой. — Прикрыла веки, вполне осознанно притягивая его к себе. Мысленно вспоминала улыбки и поцелуи на берегу, заботу и мягкость велюрового пледа. Вот бы повторить…        — Ближе к делу, — скомандовал хирург, расправившись с последней пуговицей.        — Да. В общем, после моего возвращения, снова был скандал под предлогом незаконного разрешения. Но на самом деле он бесился из-за ревности, наговорил столько всего, что потом неделю отойти не могла. Я оттолкнула его, не желая больше контактировать или… — Подозрительно осмотрев довольную фигуру Аргуса, мирно жующего яблоко, меня стали терзать странные сомнения. — Прости, можно уточнить, а ты чего такой спокойный?        — Я всё знаю. — Как ни в чем не бывало ответил он, хрустко вгрызаясь в зелёный бочок. — Кроме поцелуя. Это было неожиданно.        — Стоп, что?! Почему? Как?!        — Это моя работа — знать всё, что происходит в стенах клиники. Рад, что ты сама всё рассказала, но… — мужчина подошёл ближе, уютно разместившись у меня между ног и наклонился, прильнув горячими губами к ушку, — я и так позволил брату отнять у нас массу времени. Много чести… Может, просто займёмся чем-нибудь более приятным?        Я неуверенно кивнула, и он крепко обвил меня руками, напористо скользнув ими под распахнутую рубашку. Заставил расслабиться, раствориться во властных прикосновениях и отзываться небольшими разрядами электричества на любое, даже минимальное, давление. Ну да, естественно. Это не уборка — освобождение жертвенного алтаря для совершения угодного богам действа, к которому меня тщательно готовил мой палач, с момента входа в стены храма…        — Не волнуйся, — поспешил обнадëжить меня едва ли твёрдым голосом Аргус, — тебе понравится…        Никаких сомнений, мне понравится. Понравится любая глупость, произнесённая дрожащим, сгорающим от желания, голосом, таким как сейчас, и нежными, любимыми губами, в которые невозможно не впиться, когда они так близко. Я бездумно зарылась пальцами в чёрные волосы, массируя напряжённую шею, лаская его влажный язык своим и прижимаясь грудью сильнее, лишь бы не разрывать контакта. Ощущая сладость яблочного сока во рту, стремительно сходила с ума, не понимая, что делаю и как поспешно заставляю его терять голову. Обхватывая ножками крепкий торс и с силой вжимаясь в пах, в надежде найти налившейся кровью мясистый член, готовый прочувствовать неумолимо растущую температуру моего разгоряченного предвкушением тела.        Он жадно втягивал в лёгкие запах моей кожи, тщетно стараясь замедлить страстный порыв, но не мог, не получалось. Всё происходило слишком быстро. Хирург ненасытно проглатывал мои сдавленные стоны, то и дело вырывающиеся из груди в пылу азартных, пламенных ласк, от которых вскипала каждая молекула воды в организме, шипя и испаряясь с раскалённой эпидермальной оболочки. Меня разрывало на части от жёстких укусов, неподконтрольных возбужденному рассудку, глаза застилала плотная пелена извращенного удовольствия от осознания безраздельной власти над своим мужчиной. Неутолённый голод разрушал любые преграды в достижении желанной добычи и я с наслаждением поддавалась ему, разрешая доставлять себе невыносимую боль в отсутствии всяких причин для сдерживания.        Яростно прижимая меня к себе, бессильный насытиться чувственной приливной волной неустанно растущего влечения, Аргус продолжал дразнить мой и без того шаткий рассудок дурманящими разум поцелуями. Глубокими, требовательными, упрямыми. Эту безумную горячку невозможно было прекратить, вернув ясность ума хоть на мгновение. Она нагоняла в артериях давление, от которого в пору было терять сознание, и ничто так сильно не подтверждало этот факт, как наши вспухшие от беспорядочного выброса гормонов вены. Я слегка оттолкнула его, подарив рукам долгожданную свободу, и плавно очертила ладонью прикрытый тонкими пижамными штанами массивный, прилипший к животу орган и, прикусив губу, внимательно всмотрелась в любовника. Роскошные блестящие глаза помутнели. Теперь они были наполнены похотью и пустотой взамен былого ангельского терпения. Мужчина склонился надо мной, старательно успокаивая дыхание и, потёршись носом о краснеющую щеку, болезненно прошептал, скромно опустив ресницы:        — Хочу ещё кусочек тебя…        — Возьми, — ответила я, положив его руку себе между бёдер, и наблюдала, как он пошатнулся, ощущая влажность и полную готовность принять его, хоть никаких усилий для этого не потребовалось. — Этот кусочек меня — только твой.        Грубым поцелуем, вдавив спиной в столешницу, он мгновенно упёрся в меня головкой, сдавливая её одной рукой и медленно очерчивая вход. От нежнейших, восхитительных поглаживаний, задевающих тёплую смазку, становилось дурно. Я улыбалась ему в лицо, смотрела без памяти влюблённо и трепетно, ещё раз подтверждая аксиому. Мне не нужен никто другой. Все моё тело наполняло счастье, отдающееся ощутимой пульсацией внизу живота. Счастье не от близости, а от того, что могу просто смотреть в глаза. Могу коснуться, ощущать его губы, вдыхать его запах, видеть, как ему хорошо, как жарко внутри меня… Это счастье — наслаждаться кем-то, глядя, как этот кто-то наслаждается тобой.        Спрятав удовлетворённый рык в ворот своей же рубашки, мужчина мягко толкнулся в меня на пару сантиметров и выпрямился, не имея сил отказать себе в удовольствии рассмотреть нас обоих при свете дня. Подтянул меня ближе к краю стола, небрежно закинув мои ножки себе на грудь, обнял их и глухо застонал, уткнувшись куда-то в щиколотки.        — Как не сорваться… — Успокаивал себя Аргус, то и дело переводя взгляд на впечатляющие ландшафты наших тел. — Слишком горячо.        — Тебе безумно подходит это «слишком», — взволнованно зашептала я, стремясь запомнить его таким: перед падением в бездну естественной страсти. Он молча улыбнулся, сомнительно прикусив щеку изнутри, и повернулся к окну, нервно выдыхая избыток возбуждения.        Поймав, наконец, настрой, не позволяющий отдаться смелым фантазиям и навредить, хирург начал плавно погружаться в меня, сладко постанывая и полностью контролируя амплитуду движений. Ощущение ленивого, упорного распирания и чувства долгожданной наполненности заставили меня запрокинуть голову, изо всех сил цепляясь за единственную спасительную твердь, которая могла удержать меня в сознании — его руку, переплетая наши пальцы в тугой неразрывный замок. Я закрыла глаза от эйфории, распространяющейся вверх с первым и самым нежным толчком и неспешно ползущей вниз, едва она достигает макушки. Всё, вплоть до последней клеточки, пропитывалось едким коктейлем из собственной крови, и было похоже на что-то, вроде правильно подобранного ключика к замку. Достаточное количество влаги, никакой небрежности. Лишь лёгкое покалывание от растягивающихся тонких стеночек, готовых охватить его целиком.        Я осторожно подалась ему навстречу, высвобождая из лёгких всё то, что осталось с прошлой ночи, цепляясь остекленелым взглядом за столь могущественное существо, временно теряющее над собой власть. Я видела в нём того самого титана, чарующего сталью своего тела и восхищающего твёрдостью воли, точь-в-точь из той трагедии, строки которой неожиданно пришли на ум. Как можно так стоически контролировать всю свою жизнь? И даже сейчас, когда под ним задыхается миниатюрное создание, готовое на всё, только скажи.        Словно вторя моим мыслям, он крепко закрыл свои до дрожи красивые глаза, целуя пальчики обездвиженной ножки, и вошёл полностью, вызвав тем самым внезапную панику и надрывный, жалобный стон, окончившийся недовольным хрипом, бесконтрольно сорвавшийся с моих губ, в такт бешеным сокращениям внутренних мышц и сердитым возгласам, слышимым, уверена, даже на побережье.        — Рихтер!        — Тшш! Всё хорошо. — Его буквально коротнуло от чувства полного погружения в горячую, узкую плоть, но, очнувшись от недолгого помешательства, решил успокоить облегчённой улыбкой.       — О, Господи…        Ничто более не могло помешать ему оторваться как следует. За все те дни, когда он провоцировал меня так, как только мог, целуя нежные губы у себя в кабинете и представляя, как жёстко трахнет прямо на своём столе поверх разбросанных сканов, карт пациентов и налоговых отчётов, да так, чтобы весь госпиталь прочувствовал, как мне хорошо с ним. Как он страдал, стараясь придушить растущее возбуждение во время консультаций, бессильный взять то, что давно считал своим по праву. Как мечтал об этом моменте, когда сорвётся, и будет счастлив, наконец, понять, что не зря потратил кучу денег на гранит, на котором может часами выбивать из меня последние остатки разума, а не на хлипкое дерево, способное рассыпаться в щепки от его любви. Для возмездия не подходит уютная спальня, нет, никак. Мучительница должна быть приговорена к высшей мере, захлебываясь собственными стонами, лёжа на ледяном отполированном камне и умолять о пощаде.        Весь этот спектр ощущений мне пришлось переживать здесь, на его кухне, ровно так, как нам обоим хотелось. Ему — взять меня грубо и глубоко, а мне — сделать ему подарок, который он не забудет ещё долгое время.        Осязая всей поверхностью кожи близкий финал, я неосознанно царапала его руки, ни капли не желая причинить боль. От удовольствия и погружения в собственные ощущения, я прикрывала веки и растворялась в единении с любимым мужчиной, от блестящей, влажной кожи и томных вздохов которого глаза искрились электричеством. Он двигался во мне со страшной скоростью, прерывисто дыша и сглатывая остатки собственной совести до тех пор, пока не начинал чувствовать сладкие спазмы сужающихся вокруг его ствола мышц. Но даже тогда продолжал эту пытку, силой удерживая меня на столешнице и не позволяя вырваться. Всем весом прижимал к злосчастной поверхности и немного сбавлял обороты лишь в случае, когда оргазм был особенно силён, давая возможность почувствовать яростную пульсацию внутри себя и получать тонны наслаждения, напрочь забыв о приличиях и цензуре в любом её исполнении.        Излившись на мой уставший от напряжения во всех неприемлемых и невозможных смыслах животик, Аргус мягко убрал с головки последнюю каплю горячей спермы пальцем и бросил любые попытки к осознанным движениям. Упёрся ладонями в стол, отрывисто рассмеявшись в мою бескровную ножку, и уткнулся в неё, потихоньку приходя в своё привычное состояние. Я видела, как сильно его шатает, как он щурится, безуспешно справляясь с мощнейшим давлением в висках.        — Как ты? — Хриплым от криков, но весьма удовлетворённым голосом, справилась я о его состоянии, предвосхищая похожий вопрос, на который никак не находилось ответа, не включающего в себя мат.        — Боже… — злорадно смеялся он, обнимая мою едва способную к жизни коленку, — ты такая забавная, когда кончаешь, — и повернулся, медленно открывая прояснившиеся разноцветные глаза.        — В смысле?        — Начинаешь дышать как собачка, — и, естественно, показал как, тут же получив щедрую оплеуху второй свободной ногой, — хах, прости, обожаю…        Ещё пару волшебных минут мы находились в таком положении. Не готовые к разговорам и ласкам, просто переваривали произошедшее, прислушивались к внутреннему голосу, который чётко давал понять: всё именно так, как должно быть. Правильно. Однако, вскоре, такое затянувшееся молчание стало раздражать.        — Я так и не выпила свой кофе.        — Уже не важно…        — Аргус, — дрожащими руками обнимая сильные плечи, я повинно заглянула ему в глаза, — мне нужно домой. В семь собираемся, надо привести себя в порядок, переодеться, собраться…        — Я отвезу. Но сначала — в душ.

***

       Да где же они?        Вечерняя прогулка по берегу давалась мне нелегко. Я шла по краю залива уже минут двадцать, тщетно пытаясь выискать Марка или хоть кого-то знакомого среди людей, потихоньку собирающихся по домам. Океан был на удивление спокоен при крайне пасмурной и облачной погоде. Почти наверняка завтра начнется ужасный ливень, который, может, и вовсе затопит город на неделю, вынужденно останавливая шумные автострады. Мне очень нравилось буйство необузданной стихии и серых красок, особенно в наших широтах: на самом стыке тропиков, где во время дождя природа раскрывается потрясающими ароматами всевозможных растений, трав и цветов. Но давайте не сегодня…        Мне всё же удалось подготовиться, хотя домой я попала только в пять. Мы спешили, но нам то и дело приходилось останавливаться. То на заправке, то на лёгкий перекус в отсутствии нормального, человеческого завтрака и обеда, то у аптечного киоска, в котором требовалось найти куда-то безвозвратно утерянные противозачаточные. Знаю, кучу времени мы потеряли в ду́ше, где невозможно было ограничиться исключительно быстрым омовением, тем более, когда там было так просторно и жарко, а тело беспрерывно окутывало желание воссоединиться вновь на уровне чакры «свадихистана», заправски растревоженной за сутки.        Погода стала для меня неприятной неожиданностью в отсутствии чего-то тёплого, чем можно было бы прикрыться. Температура стремительно опускалась, а я, рассчитывая на тёплый вечер, непреднамеренно выбрала из гардероба довольно открытый образ, состоящий из коротких шорт и тонкого белого топа с длинным рукавом. Роковая ошибка, чреватая застуженными почками, на минуточку.        Терзающие душу мысли беспорядочно роились в голове в попытке придумать единственно правдивую версию для наставника, но ничего толкового из этого не выходило, сколько ни мучилась. Строить из себя двух, ни чуть не интересующих друг друга, коллег — не вариант, ведь он знает, что мы встречались, причём часто, а демонстрировать чувства на публике и вовсе может быть опасным занятием. И что же тогда? Всё объяснить, просить отпустить меня, ведь он обещал, что не станет мешать, но это же — Марк. Всё, ныне покойное, семейство Борджиа постояло бы за углом, когда этот мужчина плетёт свои витиеватые сети интриг…        В этой отдалённой части залива можно было всё, если очень хотелось: гулять с собакой, разводить согревающее пламя костра, устраивать барбекю, ведь это самая окраина и нет никаких преград для того, чтобы хорошенько повеселиться. Откуда-то справа послышался переливистый смех и разговоры, которые точно определили мой дальнейший маршрут. По мере приближения к шумной компании мне стали слышны три знакомых голоса, один из которых был женским, и, кажется, я точно знала чей он.        — Привет… — Неуверенно поздоровалась я, войдя в круг малознакомых мне людей, интенсивно обсуждающих что-то, естественно, связанное с работой, и мирно сидящих на песке.        Сидели не все — только четверо. Аргус и Марк стояли поодаль и разговаривали о чём-то своём, сопровождая беседу крепкими напитками из стеклянных роксов. Как только мой голос донёсся до наставника, он тут же оставил все дела и молнией кинулся обниматься.        — О, наконец-то! Вот эта маленькость, треплющая мне нервы. — Марк с силой стиснул меня в руках, подставляя щеку. — Жду. Поздравляй.        Я испуганно покосилась на него, но всё же поцеловала, тотчас вызвав пламенные приветствия и оживлённую полемику о том, кто же я всё-таки такая.        — Знакомьтесь, — елейно начал Марк, отпустил и зашёл за спину, попутно представляя всем присутствующим, весь озарённый многозначительной улыбкой, — это Сэм, наш новый штатный ангел-хранитель.        — Привет, я — Кэсси, очень приятно, — первой протянула мне руку горячая, стройная латиночка лет тридцати, голос которой я и узнала первой, — ты сейчас в травме?        — Да. Киса, верно? — Никогда бы не подумала, что её внешности будет соответствовать такое слишком европейское имя.        — Точно, а откуда ты знаешь?        — Да так…        — Это — Лени, наш ортопед, — представил мне Марк высокого чернокожего мужчину с потрясающе белозубой улыбкой, и он тут же протянул мне руку.        — А ты у нас — зефирка, да? Мама вечно что-то выдумает…        — Остин — реаниматолог, причём, так сказать, заслуженный, — усмехнулся наставник, обращая меня к скромному худощавому парню в очках и тёмной льняной рубашке, которой застенчиво помахал мне ладошкой.        — И Кейт — терапевт, вы, вроде как, знакомы.        О да, ещё как. Эта девочка была выше всех похвал. Моя личная палочка-выручалочка, которую я тотчас поспешила обнять, нежно поблагодарив на ушко за помощь. Она пахла цветущей розой и была роскошна во все свои метр восемьдесят. Такая же, как и я, блондинка, только уверенная в себе.        — Ну и, чего там, да? Все же свои, верно? — ехидно улыбнулся мне Марк. — Эта зайка охмурила нашего «папочку», так что, друзья, с любовью и уважением…        Аргус, кажется, едва не подавился виски, ошарашенно разглядывая вполне весёлого брата под удивлённые возгласы подчинённых. Мы встретились глазами и поняли, что никто из нас не имеет отношения к данному откровению.        — Хватит строить из себя, Сэм, — зашептал мне на ухо наставник, — я прекрасно знаю, что вы вместе.        — Откуда?        — Слышала слово «геолокация»?        Мм. Ну ясненько-понятненько. Вот скотина-то, вы только подумайте. Так нагло обнародовать информацию, озвучить которую я боялась даже мысленно, а не то что в присутствии коллег, мог только он. Значит, просмотрел местоположение наших телефонов, которые, естественно, не «отлипали» друг от друга вот уже сутки, и сделал выводы, а затем и предпринял меры, наивно думая, что застал врасплох. Как бы не так, дорогой, как бы не так…        Поправив распущенные волосы с грацией и гордостью пантеры, я спокойно перешагнула этот дружеский круг, направляясь прямо к своему мужчине, и нежно обняла нихрена не понимающего Аргуса за шею, медленно притягивая эту огромную тушку к себе.        — Веди себя естественно. — А что прикажите делать? Забиться в угол, отрицать нашу связь и пристыженно отводить взор всякий раз, когда начнут вскипать слухи? А учитывая то, что главврач сам предложил утром пойти сюда вместе — он явно не против огласки.        — Какого чёрта вы творите? — Ядовито зашипел хирург, обжигая строгим взглядом и ласково укладывая руки на мою талию.        — Импровизирую, улыбайся, — процедила я сквозь зубы, загривком ощущая на себе несколько любопытных глаз, — сделай вид, что рад меня видеть.        — Так я ра… — Заткнув его сладким поцелуем, я уже мысленно праздновала маленькую, но очень важную победу, вероятно, являясь сейчас страшной стервой в глазах всех на нас смотрящих. Ну и пусть. Марк мог бы вести себя тактичнее. Вот, пускай теперь смотрит, как я наслаждаюсь его братом, раз не соблаговолил возыметь хоть каплю деликатности. Одетым во все чёрное, обтягивающее, твёрдым и до ужаса привлекательным. Так бы и съела…        Закончив эту показушную прелюдию, я поспешила отпустить его и уселась на песок к остальным как ни в чём не бывало, моментально получив из рук Кисы такой же стакан с горячительным и уважительную, слегка льстивую улыбку.        — Ну, наконец-то, — подмигнула она мне, яростно пялясь на начальника. — Отделай его получше перед собранием, может, в нём желчи поубавится.        — Давно пора! — Поддержала её Кейт.        — Не родилась ещё та женщина, которая сможет меня отделать, — едко парировал Аргус, шумно рухнув на песок позади и пристроив меня у себя между ног. А что, неплохо. Тепло, уютно, можно облокотиться, причём не только спиной, но и рукой на длинную ногу.        Марк не сводил с меня взгляда. Нет, он не был зол. Напротив, улыбался, что было крайне странно в подобных обстоятельствах. Он будто намеренно подтолкнул меня к брату, уверенно осуществляя какой-то хитроумный план. Вальяжно развалился у вкопанного по горло в песок костровища и подкурил сигарету, блаженно вдыхая терпкий, плотный дым.        Место и правда было чудесным. Расслабляющим, атмосферным, наполненным дружеским смехом и шумными разговорами. Даже незнакомые люди отчего-то казались невероятно близкими, будто я знала их всю свою жизнь. Они реагировали на проявление наших чувств на удивление благосклонно. Такое ощущение, что Аргуса вот уже много лет пытались насильно сосватать хоть кому-то, проникнувшись его убеждённым холостяцким настроем. Думаю, даже если и так, ему пойдёт это на пользу. Ничто так сильно не волнует женщину, как возможность сделать любимого человека счастливым, и мне до одури хотелось, правда…        Слева от нас чувственно нежили друг друга Лени и Киса. Они держались за руки, окольцованные белым золотом, и тянулись повторить наш весьма возбуждающий дебют.        — Кейт, Остин? — неожиданно обратился к коллегам Марк с пикантным предложением, — может, тройничок? А то меня уже тошнит от этих парочек…        — Найди себе девушку, родной, — затараторила в губы мужа Киса, ни на миллиметр не отводя жадного взора с ортопеда.        — Да я, кажется, нашел…        — Скоро подъедет доставщик, кто примет? — Поинтересовалась терапевт, увлечённо копошась в телефоне.        — Сэм сходит со мной, — бесстрастно оповестил людей о своём решении Рихтер, хорошенько затянувшись перед уходом и отправив окурок в жаровню. — Ей не сложно. Вы пока разожгите, прохладно становится.        Поежившись от ветра, он потëр ладонями предплечья и поднялся, учтиво подавая мне руку.        — Надеюсь, ты не против небольшой кражи? — Вежливо спросил он разрешения у брата, и, получив желанное согласие, поторопился вынуть меня из зоны комфорта.        Всё моё существо активно протестовало против подобного насилия, находясь в небольшом смятении от наглого обмена между двумя слишком одинаковыми и, в то же время, разными мужчинами. Не знаю, о чём думал Аргус, когда позволил ему. Наверное, в глубине души он понимал — нам нужно многое обсудить. От предстоящей беседы кровь закипала в жилах, ведь у меня не было ни единой мысли о том, как можно наиболее мягко сказать Марку, что я не хочу больше играть. Остин заботливо протянул мне свою толстовку, и я тотчас накинула её на плечи во избежание реактивной дрожи от нещадно опускающейся температуры.        Наставник увлекал меня за собой вниз к берегу, подальше от весёлой компании. Едва они оказались вне поля нашего зрения, он положил руку на моё плечо, мягко обнимая и притягивая поближе, непременно так, чтобы можно было спокойно продолжать идти по кромке воды в направлении набережной.        — Уела, — насмешливо сощурил он зелёный глаз, — горжусь тобой.        — Да ладно?        — Думал, растеряешься, — он будто светился изнутри, озаряя сиянием побережье, от осознания чего-то, в чем ошибался, или был прав, уже не разобрать. — Но нет, ты становишься именно такой, какой должна быть.        — И какой же я становлюсь по-твоему?        — Гордой, упрямой, бесстрашной, — смакуя на языке каждое слово, восторженно перечислял он. — Приятно созерцать плоды своего воспитания. Ты становишься лучше с каждым днем, мне нравится видеть это, — он потянулся, остановив на мгновение слабое сердце, и уткнулся в мою шею, надрывно вдыхая то, чего был лишён по меньшей мере пару недель, — такая сладкая, и так сильно меня ненавидишь…        Я мгновенно застыла мраморной статуей, ощутив его тёплое дыхание на своей коже, и неосознанно подалась навстречу такому неправильному, опасному прикосновению. Он настырно топил каждую маленькую льдинку, крепко засевшую в душе́, этим простым, незатейливым действием, однако, вселяющим жутчайший страх. От осознания собственной слабости противостоять и вины за то, что заставила его так думать. Мне хотелось прижаться к нему, успокоить, сбросить с плеч тяжёлый груз наболевшего, поведать о том, что всё не так и нет никакой ненависти. Только необузданная рефлексия глупой женщины, позволившей себе заранее считать его своим. Меня тянуло рассказать о том, как больно было, как страшно без него и как отчаянно я нуждаюсь в каждом его взгляде и слове, в поддержке и опыте, но вместо этого я просто оттолкнула его вновь.        — Марк, прошу, не надо…        — Значит, правда, — огорченно выдохнул он куда-то в мои ключицы. — Может, скажешь уже прямо, что именно мне нужно сделать, чтобы ты простила?!        — Нет, ты всё неправильно понял…        — Да ну?        — Марк!        — Что?        — Заткнись! — Я с силой шлëпнула его по животу, останавливая уже привычное начало новой ссоры. — Заткнись и послушай.        Он отстранился, приняв весьма однозначную закрытую позу и скрестил руки на груди, внимательно всматриваясь в мои ничуть не приятные ему порывы.        — Ты идиот, — выбрав не очень-то правильную тактику, раздраженно начала я. — Идиот, просравший всё в миг из-за собственной несдержанности! Не способный понять, как плохо мне было без тебя и как много я пережила, пока пыталась разобраться в этом грëбаном сюре! — прикрыла ладонью глаза, стараясь собраться с силами и не выдать нечто, что отдалит нас ещё больше. — У любой игры должны быть рамки. Ты бросил меня тогда, запутавшуюся в эмоциях и чувствах, и все они были к тебе. Каждая, до единой. И сейчас ты продолжаешь испытывать меня в момент, когда я впервые за долгие годы, наконец, обрела то, благодаря чему счастлива. Не можешь смириться с тем, что это так, только потому, что знаешь — на месте брата мог быть ты. И это правда. Действительно мог. Если бы подождал немного. Но ты выбрал иное. И никто не виноват. Так просто случилось. Я всем сердцем люблю тебя, как учителя или отца, и в нём нет места ненависти. Другой любви я не способна предложить, прости…        Удостоверившись, что никаких признаков жизни вокруг не наблюдается, он сделал шаг и впился в мои губы бешеным, остервенелым поцелуем, крепко сдавив в руках моё лицо. Всё сразу стало плохо. Очень. И наши сомкнутые от удовольствия глаза нескромно выдавали ужасную тайну, в которой я так сильно боялась себе признаться: мой разум не способен отпустить его, а он — не в силах отпустить меня. Я царапалась, вырывалась, шипела и пыталась вывернуться, но отвечала, напрочь заворожённая его отвагой наступить на горло моим словам. Как полная дура, впрочем, как и всегда рядом с ним. Злилась на нас обоих, вся в растрёпанных чувствах, когда он отклонился и отпустил, озвучив то, от чего я готова была провалиться сквозь землю:        — Так не целуют отцов и учителей, девочка, смирись с этим.        — Я всё равно буду с ним.        — Будь. — Он был абсолютно спокоен и меланхоличен, адски выбешивая меня одним своим существованием.        — И всё?!        — И всё. Я даже не буду мешать. Ты разочаруешься в нём самостоятельно со временем. Может, и нет, не знаю. Всё будет зависеть от того, сколько в тебе заложено гордости.        — О чем ты?        — Больше работы он любит только власть, и с этим сложно конкурировать, поверь. Если у тебя получится, уверен — у нас пойдёт снег, волхвы приедут сжигать девственниц на главной площади или произойдёт пришествие Сатаны, тут — ситуативно.        — Знаешь, может тебе тоже пора смириться и перестать наговаривать на брата?        — Я смиренен, как никогда, зефирка. Не вижу смысла сейчас говорить об этом, ты не готова слушать.        — А ты завидуешь.        — Да, немного. Мне бы тоже хотелось тебя в день рождения. Вы же переспали, верно? Как тебе?        — В восторге от его толстого члена, — через силу выдавила я из себя последнюю каплю яда, стремясь прекратить эту глупую беседу.        — Надо же, прямо как у меня…        — Ну всё! Хватит! Идём.        В чём-то этот любитель запретных развлечений, конечно, был прав. Я действительно не готова слушать. Все эти предостережения, они не имели под собой никакой адекватной подоплёки. Да, Аргус бывает строг, и не такая душка, как мне хотелось бы. Но он честен со мной, открыт и, кажется, готов впустить в свою жизнь. Я отмеряла гневными шагами путь до набережной, стараясь идти немного позади хирурга и лишний раз не сталкиваться с ним взглядом во избежание новой порции какой-нибудь внезапной правды по поводу моих чувств. А, может, он говорит серьёзно? Они и впрямь одна клетка, плоть и кровь, они знают друг о друге всё, ну, или почти всё. Что, если мне стоит быть осторожнее? Сейчас мы на пике эндорфинов, но что будет дальше? Никто не знает…        — Ну, хватит тебе. Прекращай обижаться и люби меня таким, какой я есть, — неожиданно развернулся ко мне лицом Марк и зашагал спиной вперед.        — Вредным и напыщенным интриганом? — Уязвить его раздутое до размеров планеты эго, казалось, попросту невозможно.        — Именно, — широко улыбнулся мужчина, — я хорош во всех своих ипостасях.        — Как нескромно…        — Скромность — удел барышень.        — О, сексистские наезды подъехали.        — Тебе не угодишь.        Мы почти уже дошли до места назначения, и он, мило так, немного по-детски, решил протянуть мне мизинец в знак примирения, вызвав этим лёгкий румянец смущения у меня на щеках. Я протянула ему свой и тут же застенчиво засмеялась от осознания собственного бессилия против его невероятной, мальчишеской харизмы.        — Ну вот, умничка, сразу бы так!        Да уж… Не с того мы начали. Забавно было наблюдать, как такой немаленький, вполне себе зрелый мужчина, подбирает ко мне ключик весьма неординарным способом. А ещё наши соединённые вместе руки смотрелись очень непривычно в отсутствие подобных жестов ранее. Его — с длинными, изящными пальцами, наглухо забитая татуировками, и моя — какая-то подростковая, по сравнению с ним, миниатюрная. Стало легче, не скрою. Мне нравилась эта его способность: легко и непринуждённо превращать всё в шутку, не имеющую никакой негативной окраски.        — Как поживает твоё родимое пятно? — А что, неужели мне нельзя подкалывать непосредственное начальство?        — То, что на заднице? — Игриво уточнил он и немного приспустил брюки, открывая очаровательный ландшафт на упругую ягодичку, тотчас повергнув меня в состояние шока, — это что ли? — И сразу надел обратно.        — Господи, — стыдливо закрыла я лицо руками. И зачем только спросила?! Впрочем, попытка разрядить обстановку сработала как на ура. Соблазнительно приоткрытая булочка сверкнула практически идеально ровным кругом, который был сильно темнее кожи. Мишень, ну точно же.        — Хах, да… Вижу, брат раскрыл тебе пару моих секретов, ну ничего, — задорно смеялся Марк, — у меня тоже есть для него кое-что особенное.        — И что же?        — Как думаешь, я затарил столько выпивки просто так? Нет, и ему придётся поделиться сокровенным!        — Что? Какая-то алкогольная игра?!        — Естественно.        Встретив на мосту курьера, мы забрали у него два внушительных бумажных пакета без ручек, в которых что-то маняще шуршало, перекатывалось, и, крепко обняв их, двинули в сторону нашего общественного лежбища, где, скорее всего, уже должен был гореть очаг. На улице становилось всё темнее и прохладнее, и я мысленно благодарила реаниматолога, предоставившего мне в аренду тёплую толстовку. Очевидно, что только мы с ним страдали отсутствием запасов, сохраняющих тепло, а остальные, видимо, надеялись на крепкие напитки.        — Что ты там такое заказал? Аромат какой-то непонятный…        — Сырой тунец, лосось, гребешки, говядина, утка, фрукты, у нас в наличии парочка вегетарианцев, знаешь ли. А так, вроде, есть ром, текила и виски, конечно, если их уже не выпили, пока мы отношения выясняли, можно будет подобрать что-то под любой из вариантов.        — И кто вегетарианцы?        — Шоколадки. — Вдруг, издалека послышался запах горящих дров, треск и свет которых мне не терпелось ощутить ближе.        Даже не могу и припомнить, когда в последний раз мне приходилось ощущать близость огня. Наверное, это было где-то в далёком детстве, когда папа брал меня с собой рыбачить на горную речку. Я тогда себе два перелома заработала, свалившись с булыжника прямо в гущу нерестящегося лосося. Боль, крики, папин смех и руки, снимающие с меня оглушенную рыбу. Затем — травматология, гипс, горячий чай с травами, прикольно было…        Мой мужчина, в своём стиле, не особо эмоционально вещал чего-то Леонарду, а бедный Остин, похоже, уже с десяток раз пожалел о том, что отдал мне одежду. Девочки о чём-то шушукались, смеялись, и, заметив меня, тотчас принялись помогать разбирать еду и бухтеть на Марка, что тот заставил меня таскать тяжести. Мы быстро накидали на большое деревянное кольцо, окружающее земляной очаг, контейнеры с вкусняшками, раздали палочки и шпажки, а нам с Аргусом, я приготовила одни на двоих, ведь эта приятная традиция — кормить друг друга — безумно меня увлекла.        Отдав толстовку реаниматологу и поблагодарив за заботу, я поспешила вернуться в любимые руки и тёплые объятия главврача, уютно прильнув к нему спиной. Он положил голову на моё плечо и потëрся носом о щеку, бесстыдно вызывая восхищённые возгласы коллег, которые уже успели разместиться вокруг костра, и похоже, что подобные проявления ласки в исполнении начальника были для них в диковинку.       М. — Поиграем? — Хитро прищурившись и подкуривая очередную сигарету, уточнил наставник. — Все готовы прибухнуть?       К. — Во что?       М. — Ну, как во что, — он извлёк из сумки зелёный мячик, который мгновенно полетел в мою сторону, заставив крепко зажмуриться в ожидании удара, однако, этого не произошло. Открыв глаза, я увидела справа от своего виска руку хирурга, которая ловко подбрасывала маленькую сферу в ладони.       А. — «Я никогда не…» Нам @₽&#%, господа.       М. — Да ладно, брось! Ты же любишь.       Л. — Я сто лет в это дерьмо не играл!       Ки. — Начинай, пап.       А. — Дай мне, Господи сил… Окей. Начнём с чего-нибудь безобидного: мне никогда не приносили завтрак в постель.       О. — Зефирка, это в твой огород камень.       Я. — Да в смысле?! Я просто не успела ещё. — И кокетливо рассмеялась, глядя на то, как выпили шоколадки, Марк и Кейт, а затем и приложилась к бокалу сама, нежно погладив Аргуса по руке и уверив в том, что обязуюсь исполнить его желание.       А. — Стоп, а если стюардесса принесла завтрак в койку в самолёте? Это считается?       М. — Нет, это не по любви. Это за деньги.       А. — Какого хрена ты пьешь тогда?       М. — Потому, что у меня с ней было как раз по любви, — засмеялся младший, мечтательно улыбнувшись собственным воспоминаниям.       А. — Мм, ну ясно. А говорил, что в аэропорту отравился.       Мячик, будто сам собой свалился в мою ладонь, и я не имела ни малейшего понятия о том, что же я никогда…       Я. — Я никогда не подделывала отчёты, — Аргус тут же сделал большой глоток, шепча мне на ушко:       А. — Сладкая, ты за кого вообще играешь?       Ки. — О, ну это его коронное!       А. — Я ваши задницы прикрываю.       К. — Серьёзно? Подделывает?       А. — Заткнитесь.       Л. — Здесь это не работает, иди в свой кабинет, там и командуй!       Ки. — Вот именно!       М. — Так его! Следующий!        Мячик полетел в Кейт, а я решила прижарить пару лакомых кусочков и покормить главврача, дабы начальство не развезло в отсутствии пищи и воды. Еды было навалом, наверное, именно поэтому выбор казался слишком сложным. Учитывая его слегка извращённые вкусовые пристрастия, я взяла палочками кусочек тунца, кусочек манго и немного соуса, а затем на минутку поднесла к огню.       К. — Я никогда не хотела учителя, — игриво заëрзала на песке терапевт, когда все четверо представителей сильного пола разразились оглушительным хохотом и приняли на грудь.       А. — Сара, боги, что за женщина, ммм! — Застонал Аргус мне в затылок.       М. — Я просто тёк, когда она наклонялась за ручкой. Если бы не последний курс…       Л. — У меня в старшей школе была тренер с задницей, размером с футбольное поле. Когда она приседала, вставал у половины группы. Я до самого выпуска мечтал ей…       Ки. — Так, хорош!       К. — Да ладно, чего ты? Пусть расскажет.       Ки. — Я ему щас тоже кое-что расскажу!       А. — Остин?       О. — Да особо не о чем говорить. Я просто четыре года встречался с преподавателем по органической химии. Она даже развестись обещала, но там дети, ипотека, всё такое…       М. — Ну да. Так всегда и бывает. От кого не ожидаешь больше всего — тот выдаёт.       А. — Начал безобидно, называется…       Л. — Да, надо притормозить.       Мячик отправился к Остину, а я повернулась вполоборота, чтобы порадовать избранника рыбно-фруктовым сэндвичем.       О. — Я никогда не врал начальству.       А. — Чушь.       О. — Нет. — И, будто подтверждая слова хирурга, выпили все, включая меня.       А. — Ты считаешь, что я получил должность по блату?       О. — Да.       А. — Ладно, верю. Покрываешь чужие косяки?       О. — Пфф! Да все это делают, акстись! Марк вообще столько херни разрулил за последнюю неделю, что к тебе на стол попало только процентов пять.       А. — Завтра поговорим об этом.       М. — Так, этому столику больше не наливать! — Испуганно отобрал наставник у Остина рокс.       Ки. — Только не надо пугать нас собранием.       Я. — Да что за собрание?       К. — Ежемесячное порево, где он устраивает каждому отделению эротическое приключение без смазки, а мы делаем вид, что нам это нравится.       А. — У меня нет столько юристов, чтобы позволить себе отказаться от этого удовольствия.       Л. — Аминь. Мила зашивается, исков тьма.       А. — А я о чем?       О. — Дальше, Марк, лови!       М. — Я никогда не сводил татуировки.       А. — С козырей пошёл, — удрученно резюмировал Аргус и снова сделал глоток, причём, единственный, из всей компании.       К. — Что?! Когда?!       Ки. — О, это было нечто!       А. — Это было на спор.       М. — Ну-ка, расскажи, что ты там сводил? — Сгорал от нетерпения младший, — видишь — всем интересно.       А. — Микки Мауса с предплечья.       Я. — Чего?! — Вот тут уже развернулась я. И принялась увлечённо рассматривать его руки, в надежде найти хоть какое-то упоминание о былой тату.       А. — Вот здесь, — показал он мне место над левым запястьем, немного выше часов, слегка отличающееся по цвету, — спасибо скажите, что не все это видели.       К. — О, я бы посмотрела! А фотки не осталось?       А. — Есть вроде…       Л. — По поводу чего спорили-то?       М. — Что я не смогу разнести одну конфликтную овцу, спустившую на моих девочек своих собак из министерства. Он должен был неделю шляться по клинике с мультяшкой, моё почтение, хах… Всё сделал в лучшем виде!       К. — Фотку!       А. — Ц…        Аргус достал из кармана телефон и принялся искать компромат, пока дамы предвкусительно разгребали попками песок. Найдя нужную картинку, он протянул телефон Кейт, но тут же был остановлен мной, жадно вцепившейся взглядом в снимок.        — А тебе идёт! — Радостно рассмеялась я, рассматривая картинку, запечатлённую исподтишка в операционной, пока его руки копались в чьём-то позвоночнике. На одной и впрямь был прикольный такой, цветной Микки с тросточкой, немного забрызганный кровью в отсутствии халата и при наличии только рентгенозащитного фартука. Охренеть! — Да ты у нас, оказывается, отчаянный?!        — Детка…        — Нет, мне нравится, правда! — Я передала телефон Кейт, и он, естественно, под задорные возгласы пошёл по рукам.       Ки. — Помню, он в эту неделю разговаривал с бухгалтером, и как же она пялилась…       К. — Я бы тоже так реагировала!       М. — Кис, держи!       Ки. — Пожестим? У меня никогда не было секса втроём.       Л. — А ты хочешь?! — И Киса невнятно пожала плечами, в то время как Марк и Аргус хорошенько отхлебнули из роксов. Я обернулась на своего, не подающего никаких признаков паники, мужчину, потом перевела взгляд на наставника, который ехидно улыбался во все тридцать два.       Я. — О, Господи…       М. — Тсс. — Зашипел Марк, приложив палец к губам.       Л. — Это что сейчас было?!       А. — Вам показалось.       К. — Сукины дети! — Разразилась во весь голос терапевт, осознав, наконец, что происходит, — вы что, вдвоём осчастливили какую-то несчастную?!       Ки. — Пап, ты охренел? Я думала, ты у нас само целомудрие и недотрога, каких мало, — главврач смущённо опустил глаза, понимая всю неловкость ситуации.       К. — Знаете что?! Нельзя так!       М. — Что нельзя?!       К. — Если бы я знала, что вы двое — такие извращенцы…       Ки. — Ага, то сама бы затащила в кровать обоих, — нагло перебила её Киса.       К. — Кхм.       Ки. — И кто же согласился на этот эксперимент? Нет, просто интересно, вы оба весите под сто десять, вот кто?! Это была очень смелая женщина…       М. — Одногруппница.       А. — Акуа Нуари. — Внезапно вынул Аргус из глубин памяти имя развратной красотки.       Л. — Рождённая в среду? Так она ещё и чёрная?!       М. — Ммм… Огонь девочка.       Я. — Мне нужны объяснения!       Л. — О, разбор полётов…       А. — Хах, какие? Да, у меня была бурная молодость.       Я. — Н-да… Дальше, проехали, — огорченно уткнулась я в его предплечье.        — Ты чего? — Обеспокоился внезапно главврач, поймав моё невменяемое состояние, и крепко прижался к ушку, стараясь максимально оградить наш разговор от чужих локаторов, — это было давно и неправда.        — Да ладно… Один развлекает замужних женщин, потом, оказывается, что вы и вдвоём можете, что ещё мне придётся узнать? — Зашептала я в запястье его руки и больно прикусила кожу, в отместку за своё беспокойство.        — Тебя это так сильно задевает? Я не развлекаюсь с замужними, Сэм. Это были каникулы перед выпуском, неужели ты не делала в жизни ничего подобного…        — Нет!        — Допустим. И теперь ты готова разочароваться во мне? Спустя столько лет, после однократного опыта?        — Нет, просто…        — Не по себе, понимаю, но я не практикую.        — Пообещай.        — Обещаю.        — Ладно, иди сюда…        Откинув голову на его плечо, я тут же получила сладчайший поцелуй, вызвавший недовольство компании и Марка, который, почти наверняка жалел о том, что разборки прекратились с такой лёгкостью.       О. — Ну хватит вам, дома продолжите, — раздражённо засуетился Остин, разливая остатки виски.       Ки. — Тебе-то что? Я, может, впервые его таким вижу, отвали.       Л. — Каким?       К. — А, к чёрту ваши игры, давайте поедим?       М. — Вы не в состоянии есть и играть? Лени?       Л. — Я никогда не плакал от просмотра мультика, — развёл руками ортопед, насмешливо покосившись на жену.       Ки. — О, да, это я. Девочки, кто со мной?! — Протянула кулачок Киса, и сразу же получила два согласных женских возгласа и один неуверенный от Марка, породивший массу недопонимания среди мужчин.       М. — Что?! Никто не смотрел «Короля Льва»? — Попытался он оправдаться, получив весьма неоднозначную улыбку от Кейт, погладившей его по плечу.       К. — Понимаю, подруга, сама двое суток рыдала…       М. — Подруга?! Да мне двенадцать было.       А. — И двадцать три, и двадцать семь, и тридцать четыре…       М. — Так, хватит подрывать мой авторитет.       Ки. — О, зачем ты напомнил!       Я. — А я всегда плачу, когда смотрю про слонёнка Дамбо…       Ки. — Старые мультики всегда за живое задевают, согласна, милая.       Л. — Аргус, лови!       Главврач поймал мячик и задумчиво покрутил его в руке.       А. — Даже не знаю, что и сказать, чтобы не получить потом по шее от ангела-хранителя… Ладно. Я никогда не целовал попугайчика.       Л. — Чего?       М. — Ты издеваешься?! Мне было семь, и я делал ему искусственное дыхание! Это была реанимация!       К. — Ахах… Марк, что ты делаешь завтра вечером? Какая няшка, вы только подумайте.       М. — Работаю. Нет, это ниже пояса вопрос. Что ты там говорила, погоди…       Ки. — Хорош! Дальше.        Мячик был передан мне. Этот небольшой продукт химической промышленности отчего-то вызывал чудовищный наплыв меланхолии, который хотелось выкинуть из сердца, но ничего не выходило. Мой мозг выдал очень странный и завихрëнный отрывок, который предназначался исключительно двум людям в этом кругу. Мне больше не хотелось играть. Не хотелось разбираться в себе, в своих эмоциях, а напротив, хотелось просто жить в каждом новом моменте. Услышав мои слова, Аргус прижал меня к себе крепче, а Марк огорченно отвёл зелёные глаза. И было не важно кто пил. И не важно, как именно поняли меня остальные. Я просто расставила всё по местам.        — Я никогда не боялась влюбиться в того, кто сейчас рядом.