Наркоз

      Я держала под руку хостес, лет пятидесяти, который любезно предложил довести меня до места назначения. Мы немного прогулялись меж залитых закатным солнцем деревьев по каменной тропинке, уходящей куда-то в сторону от основных открытых террас заведения. В нескольких метрах от кромки воды виднелся небольшой, построенный на сваях, шатёр, укрытый асимметричным куполом, который едва удерживали массивные колонны. В отсутствии стен его стороны были занавешены белоснежным льном, слегка подрагивающим от ветра даже при малейшем его дуновении. Угловатыми тенями играли тонкие полотна, освещённые изнутри напольными свечами, так романтично отбрасывающими тёплые, приглушённые блики на очертания взбитой мягкой мебели и стол, предназначенный только для двоих.        — Мисс Картер, разрешите, я провожу Вас лишь до середины?        — Конечно.        — Будьте осторожны.        Момент встречи становился всё ближе с каждым шагом и я, затаив дыхание, мысленно уравновешивала в себе бушующие чувства. Слегка приталенная белая рубашка, расстегнутая на пару верхних пуговиц, зауженные светлые брюки, часы… Расслабленно и элегантно, впрочем, как всегда. Он покорно ожидал моего приближения, облокотившись плечом на одну из колонн у входа, и не отрывал восхищенных глаз…        Я воистину могла восхитить. Мне хотелось отпечатать этот день в его памяти, а мой наряд обязан был услаждать взор строгого хирурга до тех пор, пока не придётся от него избавиться… Всё было так. Совершенно голое платье с открытой спиной на одних лишь бретелях дымчато-белого цвета и едва касающееся колен. Никакого белья, никаких предрассудков. Распущенные волосы струились мягкими волнами, слегка касаясь оголённой кожи плеч. Я посоветовала себе жить, а не искать оправданий своему влечению. Без тени страха, ведь мы просто обязаны наслаждаться друг другом в любом из возможных вариантов развития событий.        Мои высокохудожественные нравственные устои не выдерживали никакой критики, однако, не были безосновательными. Мне казалось, стоит только поддаться, проявить слабость, всё тотчас полетит к чертям. Не знаю, что именно из внушительного багажа неудач играло свою роль. Возможно, просто не хотелось терять его. И я решилась.       Спустя ещё несколько метров, успешно пройденных грациозной походкой по шаткому понтону, я, наконец, очутилась прямо перед ним и нежно обняла за шею. В эти недолгие девять дней нам пришлось не сладко. Мы тайком дарили друг другу всего по несколько минут, день ото дня, как только находили возможность, но этого было мало. Душа требовала отрыва.        — С днём рождения, доктор Рихтер… — Томно поздравив мужчину, я всё никак не могла на него насмотреться. Почему он решил провести этот день именно так, со мной? Может, потому, что дата потеряла свою важность? Или потому, что эту важность приобрёл человек? Любой из этих вариантов был приемлем, но мне хотелось думать, что, все-таки, дело во мне. Он мягко прижал меня к себе рукой, бессильный оторвать взгляд, и невесомо коснулся горячих губ.        — Ты меня не жалеешь…        — Я так рада, что мы, наконец, одни.        Тихая, почти звенящая, ночь, наступающая на город сумерками, бережно, словно возлюбленных рабов, заключала нас в свои крепкие цепи долгожданного уединения, когда из глубины шатра появился человек, одетый в иссиня-чёрный китель. Он, не раздумывая, поприветствовал меня поцелуем в щеку, бесстыдно нарушив недолгую идиллию.        — Помнишь, я говорил тебе о поваре, руки которого нужно увековечить в золоте? — Хирург тихонько, но с гордостью представил незнакомца, мастерство которого весьма высоко ценил: — Адриан Санс. Мой давний друг и шеф этого оплота высокой кухни. Он проведёт для нас ужин…        — No me avergüences! Не верьте ему, умоляю, — застенчиво рассмеялся испанец, — он заплатил мне столько, что это уже вряд ли можно назвать дружбой!        — Рада познакомиться! — Радушный хозяин весь светился и неумолимо настраивал на игривый лад. — Это место просто роскошно…        — Под стать Вам, дорогая. — Горячий, темноглазый, обаятельный. Интересно, Аргус точно уверен, что устроить ужин здесь было правильным решением? — С вашего позволения, я приступлю к работе и не буду мешать. Можете пока выбрать вино, с которого предпочитаете начать вечер, но всё остальное время я буду спаивать вас обоих самостоятельно. — Он хитро прищурился, не спуская с лица белозубой улыбки, а затем поспешил удалиться.        — Пойдём? — Аргус осторожно взял меня за руку, увлекая за собой под причудливую крышу навеса.        Каждый сантиметр пространства здесь дышал любовью, в ощущение которой скрупулезно продуманная до мелочей обстановка затягивала распаленный предвкушением таинства рассудок. Туго прошитый каретной стяжкой огромный диван, развернутый к воде, манил свалиться в его бархат и блаженно расслабиться на упругих подушках. Поодаль от его изголовья находился тот самый стол, обрамлённый двумя интерьерными терракотовыми креслами, с которых, уверена, не составило бы труда дотянуться до моего спутника. Поставив меня перед собой, он уселся напротив, на один из широких подлокотников, с трудом не задев головой низкий потолочный шандал, и предложил порадовать его, показав открытое платье во всей красе.        — Не слишком откровенно? — Плавно покрутившись перед хирургом и представив на суд обнажённую спину, я кокетливо рассмеялась.        — Тебе безумно подходит это «слишком».        Достигнув нужного эффекта, я бережно огладила сильные плечи и не могла поверить в то, что уже неделю думаю об Аргусе чаще, чем о себе. Меня до одури пугало это знание. Стань мы ближе, работать вместе в дальнейшем окажется невыносимой пыткой: начнутся ссоры, недомолвки, отсутствие личного пространства заставит терять интерес, затем придётся отдалился, а потом… Всевышний, должны же быть границы моей рефлексии.        — Чем занимались в моё отсутствие?        — Говорили о предпочтениях заказчика. — Он прошёлся руками по тончайшей ткани, открывая для себя аппетитные очертания узкой талии, и мечтательно улыбнулся. — Ничего конкретного обсуждать не пришлось, всё в общих чертах.        — И чего же желает заказчик?        — Считаешь, я раскрою все карты? — Аргус чётко давал понять, что задумал нечто особенное. — Доверься ему.        — Твой шеф обещал нас споить!        — Ты так нетерпелива… — Казалось, он проецировал на меня личные ощущения и мысленно ущипнул себя, в попытке успокоить смелые внутренние порывы. — Адриан сделает всë для нашего комфорта и удовольствия.        Из его уст эти слова звучали для меня слаще всякой музыки. Находясь в ласковых руках, я становилась слаба и беззащитна, иллюзорно надеясь на твёрдый самоконтроль главврача и наивно не предавала значения тому, что пленю его всё сильнее с каждой минутой. Жаркие, неспешные прикосновения неизбежно туманили разум, заставляя напрочь забыть о времени. Счёт ему не терял, пожалуй, лишь один человек. Тот самый, в кителе — гостеприимный проводник в увлекательный мир вкусовых изысков. Откуда-то со стороны суши неожиданно раздался звоночек, оповестивший нас о приближении гостя, а спустя пару мгновений появился и сам «маэстро», пропустив вперед официанта, который тут же принялся суетиться, едва вошёл.        — Вижу, вы так и не определились. Но ничего, я помогу, — улыбчиво затараторил испанец и пригласил занять свои места, услужливо задвинув подо мной кресло, — это бывает. Может, леди желает поменять компанию? Нет? В таком случае, начнём.       Он остановился рядом и обратил наше внимание на стол, не прекращая активно жестикулировать.        — Я называю такой вечер прелюдией, потому что никто не любит отсутствия ласк, верно? Обратите внимание: слева от вас мы оставили единственный комплект приборов. А всё потому, что здесь, в этом шатре, абсолютно запрещены любые действия в угоду своей персоне. В ваши обязанности будет входить забота о ближнем, только так вы сможете попробовать всё, что я предложу. Если правило будет нарушено — налагается штраф. Но вот, какой именно, пусть пока останешься тайной. Справа от вас на одной из стоек находится камера и, если она зафиксирует эгоизм, меня безотлагательно об этом оповестят. Предвосхищая вопрос, отвечу: да, всё конфиденциально.        Мы с Аргусом ошарашенно переглянулись, из чего я сделала вывод, что он понятия не имеет о том, что сейчас происходит.        — Прошу. — Официант передал поднос, и повар вновь вернулся к своему рассказу. — Хочу заметить, что некоторые из блюд могут показаться экстравагантными, однако, отведать их всё равно придётся. Так, например, сейчас, вашему вниманию предстанет одна из моих любимейших работ, способная разбудить рецепторы и настроить на нужную ноту. — Он поставил на стол два бокала с небольшим количеством ярко-красной вязкой жидкости внутри. — Этот аперитив — ни что иное, как ягодная эссенция с добавлением нигерийского острого перца. Терпкие ноты молодого вина оттенят сладость композиции и подготовят к следующим блюдам. Наслаждайтесь. — И Адриан, учтиво кивнув на прощание, удалился, прихватив с собой официанта.        Мы вновь переглянулись, но теперь с улыбкой. Спустя пару минут осознания реальности у меня возникли вопросы, а мой мужчина удивлённо засмеялся.        — Мне как-то немного не по себе. Запреты, правила…        — Да. И не удивляйся, если через пару часов он подаст нам кровь девственницы, яйца дракона, или что-нибудь в этом духе.        — Как интригует… — Рука неосознанно потянулась к бокалу, но была остановлена крепкой мужской.        — Играй по правилам, милая. Зная Адри, мне даже подумать страшно, что такое штраф. — Забрав таинственный напиток, он встал из-за стола и медленно обошёл меня сзади, вплотную прислонившись к креслу. Затем, одной рукой приподнял мою голову, так, чтобы я могла смотреть на него снизу вверх, упершись затылком в упругий живот. И, словно вишенкой с непревзойденно сладкого торта, пригласительно провёл большим пальцем по моим губам. — Ты знаешь что делать…        Боги, меня буквально разрывало от эмоций! Созерцая его так, чувствуя на своей шее горячую ладонь, я не могла здраво оценивать происходящее. Артерия, расположенная прямо под его кожей, выдавала сильнейшую пульсацию, сдавая с потрохами растущее волнение. Никогда бы не подумала, что еда может быть настолько сексуальной. Прикрыв глаза, я подчинилась его просьбе и тут же получила глоток восхитительного коктейля. Кисло-сладкого, с ароматом сочных красных ягод и португальского муската, который постепенно раскрывался лёгкой остротой перца и благородной горечью на языке. Никаких слов не требовалось, чтобы описать то, что мне пришлось попробовать. Вместо них мой организм отозвался благостным стоном, так сильно позабавившим именинника.        — Я же говорил, он знает своё дело. — Раздался на ушко чарующий баритон. — Твоя очередь.        Очнувшись от минутного наваждения, я осознала, что хирург расположился в своём кресле и терпеливо ожидал моего шага. Осторожно подсев к нему на колени, стараясь невесомо касаться особенно чувствительных зон, я поднесла бокал к его губам, и Аргус послушно принял напиток из моих рук. Однако, всё было не так просто: он пристально смотрел на меня разноцветными глазами, ни капли не скрывая ухмылки.        — Что?        — Это слишком просто.        — Разве? — Надев невинную маску, решила подразнить воображение спутника негласным обещанием чего-то более изощренного, наигранно прильнув к его груди.        Главврач неудовлетворённо откинулся в кресле, мягко поглаживая мою поясницу, и явно жалел о том, что именно на его коленях, а не на своих и перед ним я сейчас находилась. Мужчины… Такие предсказуемые, разрушительные создания, но какие желанные, вы только подумайте. Жаждущие власти, первенства, контроля, территорий, жестокие… Но стоит только чувственно заглянуть им в глаза, и они становятся мягкими плюшевыми мишками. Здесь, главное — не переборщить.        — Я всё хотела спросить, а почему именно «Аргус»?        — Что ты имеешь ввиду?        — Имя. Оно довольно редкое для наших широт. Кажется, греческое, верно? Где-то я его слышала однажды…        — Скорее всего, в трагедии Эсхила «Прометей прикованный». Да, это так, — кивнул моей проницательности врач, отрешённо засмотревшись на спокойную водную гладь. — Одна из любимых легенд моей матери… О многоглазом титане — олицетворении звёздного неба, которое созерцают смертные до восхода солнца. Он был любимым существом богини Геры — покровительницы семьи, супруги Зевса. Пока часть его глаз спала, другая бодрствовала, это делало его идеальным стражем. Жаль, там всё плохо кончилось.        — Было бы здорово услышать её из первоисточника…        — Ты слышала, я уверен.        — В смысле?        — Она профессор античной истории в университете святого Иоанна.        Почему-то, я всегда думала, что такие люди, как Марк и Аргус, обязательно должны родиться в какой-нибудь династии врачевателей в двадцать седьмом колене, и в их жилах обязана струиться кровь, несколько раз перенёсших чуму предков. А иначе объяснить их талант никак не получится.        — Клариче Джентилли?! — шокировано подскочила я на нём, внезапно осознав, о ком идёт речь. — Твоя мать?!        Роковая, сильная женщина, непокорная, женственная. Она ценила уют в своей аудитории, позволяла нам многое. Ей не составляло труда послать любого руководителя к чертям собачьим, если только он посмеет покуситься на её неразумных цыплят, но и сама могла устроить настоящий Армагеддон, разносящий в щепки все труды и старания. Непременно лично, дабы не разрушить целостность шаткой психической организации студента. В её лекционном зале всегда царил покой и умиротворение, ей внимал каждый без исключения, ведь говорить она умела благозвучно и красноречиво, располагая к себе наши сердца и уши.        — Да. Итальянка до мозга костей. Не захотела брать немецкую фамилию мужа из принципа. — Закатил глаза Аргус. — Гордая…        — О мой Бог! Я её просто обожала! Да ладно я, вся группа! Ей невозможно было сдать ни один экзамен, она влепила мне «C», но как изящно!        Кларисса была редкой целительницей ответственного отношения к учёбе. Её не интересовали наши запары по фармакологии, микробиологии и латыни. Всё должно было быть в равной степени важно и необходимо, ведь врач — это не только врач. Это личность, причём обязательно с большой буквы.        — Мне тоже. До сих пор простить не могу. — Не было никаких сил держаться, глядя на обиженное выражение лица хирурга, и я тотчас залилась радостным смехом.       — Да ты шутишь!       — Если бы. Так нагло испортить мой диплом могла только женщина, которая меня родила. — Нотки сожаления невозможно было скрыть ничем. — Наверное, поэтому я до сих пор не выучил нормально итальянский. Давно перестал посещать курсы, а теперь даже не могу слышать, как она болтает с родственниками. Мне не хватает её. Сколько же мы не виделись…        Суровая правда жизни — отдаляться от родителей и бесконечно жалеть о том, что не можешь повернуть время вспять, прикоснуться, сказать что любишь. Упущенные моменты, непроизнесенные слова, обида, боль, ревность. Всё это наполняет нашего внутреннего подростка, который истово рвётся сердцем в ту свою, прошлую реальность. Мы никогда не станем прежними. Всё, что остаётся — покорно хранить в себе память, греющую теплом длинные одинокие вечера.        — Что насчёт Марка? Какая история у его имени?        — О, ну… По официальной версии, она назвала его в честь римского полководца — Марка Фурия Камилла.        — А по неофициальной?        — Неофициальная интересней. У брата при рождении на ягодице обнаружили приличное такое родимое пятно. Как только мама взяла его на руки, то сразу же поняла, как назовёт. Марк — других вариантов просто не существовало. Она всегда давала ему ласковые прозвища, задевающие, так или иначе, его небольшую особенность, а он бесился… Но про полководца старательно затирает по сей день!        — Марк — отметина. Это так мило…        — Да, мне тоже нравится. Я ещё подшучивал над ним в детстве, что это мишень для уколов. Он до сих пор их как огня боится.        Не дав нам толком поговорить, со стороны суши вновь послышался звонок. Я уже собиралась вернуться в своё кресло, но Аргус, одарив меня излюблено строгим взглядом, усадил обратно.        — Тебе удобно?        — Ну… Да.        — Отлично. И мне, — ответил он и с интересом осмотрел вход в шатёр, терпеливо ожидая нового появления эксцентричного друга. Адриан не заставил себя ждать.        — Мне передали, что вы отлично справились с первым заданием! Это радует! О… — замялся испанец, лицезрев нас, пока официант заменял бокалы и разливал игристое в новые. — Я страшно радуюсь каждый раз, когда мои детища так сближают… Не будем останавливаться на достигнутом. Итак, у меня есть для вас новое испытание, которое поможет узнать друг о друге немного больше, а, возможно, и подарить незабываемые моменты эмоциональной близости. Для его успешного выполнения вам потребуются свежайшие устрицы, — он расположил блюдо с четырьмя аккуратными раковинами на стол и продолжил: — в огуречном желе, с кунжутным маслом и соком лайма. Освежите свои воспоминания, устроив небольшой блиц по любым интересующим вопросам. Классическое сочетание полусладкого игристого вина создаст неповторимый контраст с солёностью йодистого моллюска.        Вновь сбежав от нашей прилипшей друг к другу парочки, мастер отправился к новым свершениям, а я, расслабившись окончательно, растеклась по Аргусу, с наслаждением пробуя шампанское.        — Ты ему что-то рассказал о нас. — Мой мужчина, не скрывая злорадной улыбки, проводил глоток вина взглядом по моему горлу и предвкусительно заëрзал в кресле.        — Наконец-то…        На весь шатёр раздался противный звук из динамика, до этого транслировавшего спокойную, приглушённую музыку, и я тут же осознала, что натворила.        — Почему ты не остановил меня?! Вот же!        — Страсть, как хочу узнать, что за наказание… — Возбуждено зашептал он мне прямо в губы.        Спустя пару минут «маэстро» вернулся весьма огорчённый, с подносом, закрытым серебряным клошем наперевес.        — Я надеялся на чистую игру, сеньора. Вы меня разочаровываете! — Передо мной появился рокс с мерзким желтоватым содержимым.       — «Курица прерий», — двусмысленно улыбнулся повар, — специально для дам. Это джин с сырым куриным желтком, солью и перцем. Угощайтесь.        Аргус истерически застонал, уткнувшись мне в спину. Да уж, видок не из приятных…        Собравшись с духом, я покрутила жижицу в руке, но, встретившись глазами с негодующим Адри, залпом отправила эту гадость внутрь. Желток противно смазал горло, едва не вызвав приступ тошноты. Поставив на поднос пустой рокс, я одарила садиста ненавистным взглядом.        — Так-то! — Возликовал он. — Не в моём заведении! — Хирург никак не унимался. Дождавшись ухода шефа, главврач крепко обнял меня, сочувствующе погладив животик.        — Не будь злюкой, курочка моя…        — Ага. Очень смешно!        Что ж. Теперь я знаю, что он имел ввиду, говоря о спаивании нас обоих. Как жаль, что этот великолепный коктейль пришлось попробовать только мне. Будь моя воля, я бы силой залила его неврологу…        — Твои самые длительные отношения? — Начать блиц, наконец, казалось лучшим из вариантов, дабы отвадить внимание от выпитого мной отвратного зелья.        — Шесть лет.        — Самые бессмысленные?        — Они же.        — Сколько ты хочешь детей?        — Троих.        — Когда-нибудь изменял?        — Официально — нет.        — Это как?        — Только в свободных отношениях.        — Что тебе больше всего нравится в женщине?        — Фантазия и покорность.        — Что не нравится?        — Отсутствие чувства юмора.        — Ты был женат?        — Нет.        — Ты способен сделать больно своей паре?        — Физически — нет.        — Нежный секс или грубый?        — Нежный, а потом грубый.        — Утро или ночь?        — Утро.        — Собака или кошка?        — И то, и другое.        — Деньги или власть?        — Всё сразу.        — А я смотрю, ты не любитель полумер…        — Именно, — Аргус очаровательно улыбнулся, отправляя скользкую устрицу мне на язык. — Думаю, достаточно. Моя очередь.        — Твой самый бесполезный талант?        — Могу нарисовать симметричный квадрат двумя руками одновременно.        — Самый экстремальный поступок?        — Мм… Банджи с обрыва на третьем курсе.        — Господи! Да ты — чудо. Куда бы хотела поехать в медовый месяц?        — В горы.        — Я тебе нравлюсь?        — Хах! О, да.        — Чёрное кружево или белая футболка?        — Сложно. Пусть будет кружево под белой футболкой.        — По какой причине распались твои последние отношения?        — Отсутствие доверия.        — Хочешь работать у меня в отделении?        — Хочу.        — Дарить или получать подарки?        — Дарить.        — Готова к трём спиногрызам?        — Аргус…        — Это простой вопрос.        — К двум точно готова.        — Спасибо, Вы нам не подходите.        — Эй!        — Да ладно тебе! — рассмеялся хирург, прижавшись щекой к обнажённому плечу. — Где два, там три, верно?        И что прикажете делать? Он же хорош до беспамятства! Как устоять перед таким мужчиной, как? Взяв ракушку побольше, я с наслаждением наблюдала, как моллюск плавно скатывается ему в рот, подтягивая за собой желе и тёмное масло. Его вкус был особенно тонким и тающим, нежным, в точности, как и мой спутник. Почему-то мне безумно хотелось присвоить его, называя своим, даже так, у себя в голове, и не отпускать ни на шаг. Я готова была попробовать с ним ещё миллион таких же блюд, лишь бы этот вечер никогда не заканчивался.        Снова звонок, и снова радушный хозяин бежит радовать нас своими шедеврами. На этот раз оторваться друг от друга и обратить внимание на что-то «кроме» было гораздо сложнее.        — Да, второе испытание прошло не очень гладко. Надеюсь, третье вам окажется по плечу. — Всё тот же официант, всё тот же поднос. — Сядьте поудобнее и приготовьтесь узреть самый необычный морепродукт из всех, что вам когда-нибудь приходилось видеть. Это моя душа, моё вдохновение, моя стихия. Мой земляк, если позволите. — На стол опустилось белоснежное блюдо, на котором находились существа, вызывающие то ли отвращение, то ли восторг.        — Это что, — тихонько поинтересовалась я у Аргуса, — те самые яйца дракона?        — Похоже на то.        — Слушать меня сюда, господа и дамы! Будьте внимательны. Эти ракообразные поистине великолепны, а их добыча связана с ужасным риском для жизни. Они могут оборвать судьбу охотника в любой момент, при любом неосторожном движении, прикрепляясь к отвесным скользким скалам. Дорогое удовольствие, требующее к себе особенного отношения. У нас на родине их называют «пересебеш», а на вашем языке такой деликатес принято называть морским трюфелем, или же морской уточкой. Мне больше нравится первое. Вид поистине пугающий, но вкус напоминает устрицу и омара одновременно. Возьмите трюфель одной рукой за кожистую ножку, второй за костную часть и без сожаления сверните шею у основания. Затем достаньте розовое мясо и наслаждайтесь. — Повар слегка наклонился ко мне, давая особые инструкции. — Если вы хотите доставить своему мужчине эстетическое удовольствие, прошу Вас первой вскрыть рачка. Новое задание может испугать так же, как этот морепродукт, но постарайтесь пересилить себя. Скажите друг другу о том, о чем боитесь.        Официант, обновив наши бокалы вновь и наполнив их белым, но уже отличным от прежнего, вином, поспешил оставить нас в одиночестве сразу после шефа.        — Ну что, мой мужчина, ты готов?        — Получать удовольствие, есть или слушать?        — Я могу делать всё одновременно, если захочешь. — Взяв в руки странное существо, похожее больше на цветочек с обросшим ракушками бутоном, нежели на ракообразное, принялась искать так называемую «шею». — Представляешь, я даже не знаю, с чего начать. Меня многое тревожит. — И, повернувшись, увидела в его глазах понимание. Похоже, не только мне дастся тяжело этот раунд.       — Нужно ведь говорить о нас… Наверное, я больше всего на свете боюсь быть обманутой. Тобой — особенно, ведь моя душа как-то странно к тебе расположена. Боюсь, что ты окажешься хуже, чем я вижу. Вдруг, ты тиран, который истязает женщину энергетически и эмоционально, подготавливая для себя удобную, во всех отношениях, вещь. Или манипулятор, такой как брат. Или отнимешь мою свободу, как только мы станем ближе. Есть ещё кое-что. Меня это пугает до чёртиков. Люди… Они ведь не открываются сразу. Иногда должно пройти слишком много времени, прежде чем они покажут истинное лицо. А у меня планы. И нет времени на пустые отношения. Я боюсь, что могу потерять с тобой себя, особенно, на пике чувств. О, вот же она. — Найдя наконец шейку и свернув её, вытянула из ножки мясную «трубочку», похожую на мармеладку. — В общем, да. С головой у меня не очень в этом плане.        — Нет, всё как раз наоборот, — потянув за талию, он буквально положил меня себе на грудь, а я, ни капли не сопротивляясь, протянула ему кусочек мяса.        — Я почистила. Ну что, ты получил эстетическое удовольствие?        — Угу, сейчас кончу…        — Ну вот. Видишь, я ещё и не такое могу.        Дурацкий беспочвенный сарказм чётко обозначил выход из зоны комфорта. Мы просто лежали в этом кресле и переваривали собственные ощущения. Я люблю делать это одна, а вот вслух — ещё не приходилось. Неожиданно откусив «стручок», хирург решил продолжить разговор.        — Да. Жалко, что к жизни не выдают инструкции…        — Как насчёт твоего страха?        — Я боюсь сделать свою женщину несчастной. — Он медленно отвёл выразительные, до дрожи красивые, глаза куда-то в сторону и тяжело вздохнул. То ли от горечи, внезапно охватившей сердце, то ли от нахлынувших тяжёлых воспоминаний. — Так случилось, что чувства всегда идут рука об руку со страданием. Мне приходилось долго восстанавливаться после многочисленных разрывов. Потом пришло осознание того, что я убегаю от переживаний каждый раз, как от острой боли, постепенно отстраняясь от сильных эмоций в принципе.        — Почему?        — Вменяемого объяснения нет, это происходит неосознанно. Мне много раз приходилось слышать, что я не создан для отношений, ведь в них появляются новые обязанности, отсутствует возможность принадлежать только себе, своим желаниям, делам и потребностям. Невозможно ежедневно отдаваться работе, обучению, пациентам, а с недавнего времени — штату из четырёхсот человек, и одновременно одной единственной женщине. У меня никогда не получалось. Мне говорили, что это издевательство, насмешка над самим понятием любви. Что так жить нельзя и нужно выбирать что-то одно. А если мне посчастливится найти такую же умалишённую, как я, то придётся довольствоваться её редкими снисхождениями, которые потеряют свою значимость через пару-тройку лет. Несчастная семья, видящая отца только по большим праздникам, отсутствие личной жизни, детские травмы, одинокая старость. Всё это мне пророчили множество людей. И как я могу рассчитывать на здоровую привязанность и отсутствие всепоглощающей ненависти к себе за то, что не могу разорваться? Боюсь, что ты не выдержишь и доли всего этого. Мне очень хорошо с тобой, но это эгоистично — не думать о последствиях.        — Ты сам себе противоречишь.        — Да ну?        — Ты находишься в компании девушки, которая от тебя без ума… В роскошном месте, где каждая минута продумана до мелочей, на берегу океана, тёплым летним вечером и можешь позволить себе целовать её губы, не думая о том, что завтра предстоит тяжёлый день. Ты снова будешь спасать жизни. Придётся побегать от всевозможных инспекций, разгрести ворох проблем. А ночью она может дождаться минуты, когда сможет подарить тебе кусочек себя, но то только потому, что сама этого хочет. Не потому, что надо или так положено. Женщина, которая по-настоящему любит, может многое, Аргус. Она может вдохновить свернуть горы, пойти на риск, утешить, образумить, наставить, оправдать. Если тебе не пришлось пережить это, тебя никогда не любили.        — Идеалистка… — Мечтательно улыбнулся хирург, повернувшись, наконец, в мою сторону. — Ты правда без ума от меня?        — О, так ты услышал только это?!        — Нет, но… Это было особенно приятно.        — Покормишь меня?        — Да.        — Я, наверное, пойду в кресло. — Нельзя было оставить его без награды за откровенность. Не каждый мужчина способен поделиться чем-то сверхличным. Мне импонировала эта открытость и лёгкость. Казалось, с ним можно говорить обо всём и без стеснения.        Даже не знаю, что именно в его рассказе меня тревожило более всего. Обречённый тон, подрагивающий голос или безграничная вера в то, о чём он говорил. Признаться честно, страшно представить жизнь, в которой уверенность в своей неспособности к благополучному роману перевешивала здравый смысл. Скорее всего, это было так лишь от части, ведь человек, до конца убеждённый в своей бытовой импотенции, никак не может добиваться расположения коллеги таким оригинальным способом.        Потянувшись и невесомо коснувшись пальцами его живота, я подарила ему дразнящий поцелуй в шею, заставивший строгого врача поëжиться и инстинктивно сглотнуть, представив множество таких же на своей коже.        Дождавшись момента, когда я расположусь на своём троне, он протянул мне уточку, с восхищением наблюдая за её уничтожением.        — Надеюсь, ты осознаешь, как сильно я…        — И снова здравствуйте, amigos!        О мой Бог! Да что за гадство! Ну почему именно сейчас, почему не минутой позже?! И где звонок?!        — Я спешил как мог, мои дорогие. Это не терпит отлагательств! — На стол молниеносно опустилась чёрная презентационная тарелка с чем-то, похожим на мозг или на его часть. — Мне была поставлена вполне чёткая задача: удивить моего любимого друга. Надо признать, сделать это не так легко, — мы с опаской покосились на белое «нечто», — но я смог! Хочу представить вам то, что рискнёт попробовать не каждый белый человек. Ваши варианты? — И шеф таинственно затих.        — Это чей-то мозг?        — Нет. — Уверил меня Аргус. — Даже не близко.        — Надеялся, что ты отгадаешь. Мозгом тебя не удивить, всё верно. Это блюдо называется «ширако», в дословном переводе с японского — белые дети. Буквально — это сперма трески, царя морей.        — Господи… — Взволнованно отозвался хирург, подняв испуганный взгляд на Адри, — что там нужно сделать, чтобы мне налили?!        — Для тебя, mi amor, всё, что только пожелаешь, — он, щёлкнув пальцами, дал знак официанту, дабы тот смотался за штрафом.        — А ты говоришь — кровь девственницы…        Трогательная связь, сложившаяся у него с этим неординарным испанцем, заслуживала особого внимания. Как двое настолько разных людей могли неожиданно стать приятелями? Где один из которых — забавный весельчак, способный спровоцировать улыбку просто своим присутствием, умелый кулинар, а второй — суровый нейрохирург, проводящий в своей укромной обители сложнейшие операции, требовательный и властный начальник. Противоположности притягиваются, да. Но как? Может, у них есть своя история?        — Это выше моих сил. — Аргус закрыл лицо руками и беззвучно рассмеялся.        — Да брось! Значит, есть молоки гребешка ты можешь, а молоки трески нет?        — Отлично! Будем называть их так! — Боги, это же надо будет как-то проглотить…        Вернувшись, посыльный поставил на стол шот едко-зелёного цвета и «маэстро» тут же представил напиток, озвучив его весьма говорящее название.        — «Смерть после полудня». Очень жаль, что наши превосходные вина не пользуются у вас популярностью.        — Полынь? — Моего мужчину тут же передернуло, едва он ощутил едкий аромат коктейля. — Ты же знаешь, я не пью абсент…        Они были близки, глупо отрицать очевидное. Вопрос лишь — несколько? Всё то время, что мне пришлось отработать в больнице, я ни разу не заметила подобного между ними с братом. Никаких личных встреч, душевных разговоров, одни лишь отрешенные команды и сухие оценки, отсутствие интереса. Так иногда случается, если один ребёнок получает слишком много внимания, а второй — напротив, чувствует себя нелюбимым. Учитывая то, что мне пришлось услышать сегодня, я почти наверняка могу сказать кто из них кто.        — Нет, это не просто абсент, — всё моё существо неистово ликовало в предвкушении вендетты, — абсент с шампанским.        — Я так понимаю, завтра мне придётся страдать…        — Приятного вечера сеньора, — обратился ко мне шеф, подмигнув карим глазом, — да будет справедливость.        Мы снова остались наедине, но Аргус всё никак не решался. Вертел в руке убийственное зелье, мысленно ругая себя за то, что самостоятельно подписал себе приговор. Ничего… Немного расслабиться ему не помешает, тем более, что с каждым разом темы для разговора становятся всё интереснее. Никогда не встречала трезвенников среди врачей. Даже благодарность пациентов не оставляла никаких шансов сомневаться в соответствующей аксиоме. Нам всегда дарят виски, бурбон и сигары — это все знают. Правда, анестезиологам постоянно достаётся лишь малая часть даров, хотя мы порой — единственные, кому есть дело до того, жив пациент или мёртв.        — Придётся нанять водителя, — не скрывая улыбки, приправленной щепоткой сожаления, заключил главврач, — надеюсь, ты оценишь мою поддержку, а то как-то не честно вышло…        — Пей. Очень хочется узнать концовку твоей незаконченной фразы.        — Что я хочу тебя? — И залпом отправил шот внутрь, брезгливо поморщившись от семидесятиградусной настойки. — Думал, это не новость.        — Не знаю, ты очень завуалированно меня соблазняешь.        — Прости, что не взял на своём столе в день, когда попросил о свидании.        В моём дурном характере было что-то, что позволяло складывать воедино несколько абсолютно разных личностей. Одна часть меня надеялась на страстную ночь в компании избранника, в то время как вторая неистово истерила и пыталась привести в чувство разрозненные остатки очарованного ума. Печально, когда ты находишь в себе знание, которому невозможно придумать хоть сколько-нибудь логичное объяснение. От жуткой стервы к невинному ягненку — и наоборот. Пожалуй, это были две крайности одной и той же сущности.        — Было бы интересно…        — Смелая, да? — Плотоядная ухмылка медленно озаряла лицо хирурга. Я подсознательно понимала, что заигралась. Сходила с ума от его блестящих желанием глаз и низкого голоса, от плавных, неспешных движений, от ласковых рук и изящных пальцев, а этот злосчастный стол, разделяющий нас, был единственной преградой, хоть как-то сдерживающей двух возбуждённых людей. Он облокотился на него, взял палочки и поднял ими одну из длинных молок, предлагая мне первой вкусить этот деликатес. — Одно твоё слово, и я сразу закрою здесь счёт.        В чём же заключалось само понятие смелости в моём случае? В решительной установке противостоять страху пойти на риск или в непреодолимом желании быть любимой и важной для одного единственного человека? Возможно, для того, чтобы выяснить это, мне требовался психоаналитик с кучей вопросов о детских травмах и стопкой макулатуры с кляксами, в которых требовалось различать очертания животных, людей и вещей. А, может, хватило бы просто заботы и капли нежности, подаренных друг другу меж смятых простыней общей постели…        Потянувшись к необычному мешочку, я с наслаждением втянула в себя мягкую, рассыпчатую субстанцию, слегка солёную от маринации в морской воде. Вот что действительно доставляло ему эстетическое удовольствие.        — Скажи, ты готова продолжить этот вечер?