Наркоз

       Проснувшись пораньше, мне не терпелось поскорее распахнуть настежь шторы и выбежать на балкон. Отбросив простыню, я птичкой вспорхнула с кровати, воодушевленно впуская неяркий свет в белые стены небольшой спальни. От подавленного вчерашнего настроения, казалось, не осталось и следа. На его место пришло другое, нежно-лирическое: такое подходящее для наблюдения прилива.        Пробежавшись босыми ногами по холодному полу, я поспешила открыть дверь на бело-кирпичную террасу и вышла навстречу занимающемуся рассвету. Это утро было особенным. В основном, за счёт бесконечно лазурного океана, сливающегося своей синевой с безоблачным небом. Между ними проходила лишь тоненькая полоска желтоватого солнца, сонно выползающего из-за бескрайнего горизонта. А этот воздух… Он наполнял лёгкие той самой чистотой и прохладой, которую мы все так любим вдыхать у кромки воды…        Благодаря безмятежному целительному сну после незабываемого вечера, проведённого в компании хирурга, теперь меня переполняла энергия. Немного тянуло живот, но это — такие мелочи. Знала точно: день будет просто невероятным. Получив, наконец, хорошую дозу кислорода, я тихонько, стараясь не разбудить хозяев этого дома, направилась на кухню, где непременно должна была приготовить что-то вкусное. Такого вдохновения на мою скромную персону не снисходило уже давно.        Чётко удостоверившись, что в холодильнике и на полках есть все нужные ингредиенты, я принялась разводить тесто на блинчики. И настолько сильно увлеклась процессом, что даже не заметила подкравшегося сзади Аргуса.        — Доброе утро, дорогая, — сонно поприветствовал меня главврач, который тоже находился в прекрасном расположении духа несмотря ни на что, и это радовало. Он деликатно обнял меня сзади и поцеловал в шею, тотчас обречённо вздохнув. — Эта фраза в отсутствии секса звучит не так хорошо. — И одобрительно засмеялся, получив лёгкий тычок локтем в живот. — Ты уже что-то готовишь… — Он окунул мой пальчик в тесто, затем попробовал и сухо заключил: — Соли мало.       — Иди куда шёл, — деловито буркнула я, ни капли не скрывая улыбки. Мужчина наклонился к моему ушку, осторожно сжав руками плечи, не упуская момента подразнить смущённую девушку.        — Я говорил, что обожаю, когда мной командуют маленькие блондинки?        — Аргус!        — Ухожу.        Сегодня я спала с Вео, который, к слову, оказался весьма галантным кавалером. Он лизнул меня на ночь и свернулся калачиком у ног. Ну как калачиком… Автомобильным колесом. Малыш разрешал себя гладить, но не ниже поясницы, иначе тут же принимался отчаянно кусаться. Ближе к утру он наступил на меня раз пятнадцать, пытаясь забраться на грудь, и напрочь сбивал моё дыхание. Поняв, наконец, что хрупкое существо не выдерживает его веса, отправился гнездиться к «папе».        Едва я разлила тесто на разогретую сковороду, из главной ванной послышался звук льющейся воды. Мне бы тоже не мешало принять душ… Вчера хирург за двадцать минут обжарил пару стейков из отличной говядины, мы немного посидели на балконе, наслаждаясь первосходным мясом и видом, поболтали. Затем ещё пара головокружительных поцелуев в знак того, что та самая искра, которую я так ждала к другому мужчине, возникла именно между нами. И мы разошлись. Вернее, я не хотела, но больше не могла. К слову, Аргус оказался человеком диких аппетитов, хотя… Возможно, это только с «голодухи». Всё же, он отпустил меня. Неохотно, но отпустил.        Хорошенько выспавшись, я находилась в странном состоянии: вся в боеготовности, так сказать, причинять людям добро. И твёрдо решила, что, вернувшись в госпиталь, попрошу великодушного позволения у своего лечащего врача вернуться к работе с ограничением нагрузок. Конечно, если он станет говорить со мной после этих наших самовольных уходов. И всё же я надеялась, что Марк разрешит. Завернув в нежное тончайшее тесто кусочки лосося, приправив их мягким сыром и зеленью, я разложила завтрак на тарелки и принялась готовить кофе. Вот-вот Аргус должен будет пойти за машиной, а ещё через десять минут нужно выезжать. Мне отчего-то очень хотелось накормить его перед работой.        Вспомни солнышко — оно и появится. Всё такое влажное, ярких мезоморфических форм, рельефное, с небрежно накинутым на бёдра белым полотенцем. И, кажется, оно шло на запах. Подойдя к вкусняшкам поближе, с надеждой на меня посмотрело.        — Можно?        Я выдала ему тарелочку, и он тут же вгрызся в блинчик, нисколько не скрывая удовольствия, тихонько застонал и прикрыл глаза. Затем посмотрел на меня влюблёнными разноцветными глазами, и молча отправился в комнату переодеваться, по пути дожёвывая свою порцию. Да, я могу, когда в настроении…        Быстро расправившись с другим конвертиком, я вручила Аргусу стаканчик кофе уже на пороге квартиры и принялась собираться сама. Собственно, это было не сложно: взять телефон и ключи, накинуть рубашку. Пока время ещё позволяло, прибрала немного на кухне и вышла на балкон с чашечкой ароматного напитка, чтобы попрощаться, кто знает на сколько, с таким великолепным утром. Ведь вскоре я смогу созерцать его лишь из окна клиники или с унылого подоконника своей маленькой квартирки. Хирург вернулся удивительно быстро, а всё потому, что не нужно было подстраиваться под мелкого анестезиолога. Он позвал меня и мы, закрыв квартиру на ключ, пошли к машине.        С утра мужчина был крайне неразговорчив и задумчив, а за рулём то и дело отвечал на льющиеся на него бесконечным водопадом всевозможные звонки. Его день определённо начинался намного раньше, чем у прочих врачей. И я, дабы немного разбавить эту раннюю рабочую атмосферу, решила поинтересоваться его графиком, поудобнее устроившись в кресле.        — Какие планы на сегодня?        — Планы… — Обречённо выдохнул Аргус, отключив очередной вызов, и попытался припомнить расписание на день: — Сначала нужно разобраться с томографом, потом раскидать четыре жалобы, встретится с юристом, подписать с ним пару локальных актов, вытащить из бюджета тысяч десять на замену нескольких анализаторов в педиатрии, ума не приложу откуда. Обход моих стонущих, планерка, лёгкий перерыв на кофе, экстрадуральная гемангиобластома, за ней астроцитома шейного сегмента и, возможно, часам к десяти вечера — обед. Ну, и на сладкое — эндартерэктомия сонной, но она под вопросом, а значит, часам к двум я буду свободен. — И интригующе на на меня посмотрел, намекая, что не против моей компании.        — Ну вот, — расстроилась я, — опять этот официальный тон.       Его общества в два часа ночи мне совсем не хотелось. Привыкнув к автономной жизни, я уже не мыслила себя в таком длительном контакте с человеком, даже несмотря на эмоции. Нагрузки на нервную систему необходимо распределять равномерно: делать по два-три подхода в неделю, и, поначалу, без утяжеления, чтобы не бросить упражнения к чертой матери, потому как надоело. Мой спутник припарковался недалеко от входа в клинику со стороны крытой стоянки. Едва заглушив мальчика, развернулся ко мне, слегка наклонившись через подлокотник, и бесстрастно, почти шепча, предложил:        — Можешь попробовать это исправить…        Он находился так близко, что, ощутив тонкий восточный аромат его парфюма, амбровый, с тёплыми нотками кожи и дерева, я неосознанно потянулась к нему, постепенно растворяясь в бесстыжих разноцветных глазах. Хирург не шевелился, позволив подкрасться к себе, дотронуться. Его ничуть не смущало весьма людное место, где звуки прочих машин стремительно наполняли окружающее пространство, а моё романтическое настроение непременно играло нужными красками для того, чтобы можно было позволить себе капельку откровенного бесчинства…        — Так ты решил скомпрометировать мою репутацию… — Я осторожно коснулась рукой его шеи, притягивая к себе этот ста девяноста пяти сантиметровый кусочек блаженства. — Прямо на парковке. — И отлично видела боковым зрением двоих врачей, курящих у дверей госпиталя.        — Твоей репутации ничего не угрожает, — замерший, в ожидании чувственного ощущения, соблазнительно приоткрыл губы, но тут же оговорился: — Наверное…        — Вот как…— Выдержав томную паузу, он не раздумывая подарил мне неглубокий, безмерно сладкий поцелуй, очень краткий, так хорошо подходящий моменту. Затем, точь-в-точь как вчера, очертив кончиком носа мои губы, отодвинул от себя и наигранно вздохнул.        — Почти получилось…        У него определённо был свой, весьма индивидуальный стиль, касающийся ласк и проявления любви в целом. Ему нравится играть. Причём он делает это мастерски, неспешно, пробуждая во мне чувства, которых на данном этапе не должно быть в принципе. Наблюдает эмоции, влечение. Ощущает едва уловимую дрожь в моих руках и голосе, видит все незначительные детали, изменения. Он обожает власть и не торопит события, позволяет привыкнуть, довериться. Даёт время рассмотреть в себе искушённого любовника, постепенно заставляя желать большего. И я точно знала, что поддаюсь. С каждым пристальным взглядом, с каждым словом и плавным движением. Как по ступенькам… Но здравый смысл яростно стучал в голове отбойным молотком, пытаясь привести в чувство очарованную женщину с весьма расшатанной психикой и невнятной любовью ко всему большому и загадочному. Эх, кто только придумал этих мужчин?        Аргус вышел из машины и поспешил выпустить меня из салона, чтобы из рук в руки передать старшей медсестре, на пост которой мы и направились. Попутно проверяя, не оставила ли чего в Астоне, я неожиданно для себя заметила крайне знакомую личность, уже явно курящую не первую сигарету. Мужчина, как мог, старался не обращать на нас абсолютно никакого внимания, очень плохо делая вид, что ничего интересного пару минут назад его глазам не предстало.        — Марк. — Безразлично кивнул в его сторону хирург и открыл дверь, пропуская меня в приёмник вперёд себя. Он уже вознамерился войти следом, но голос брата остановил его в ту же секунду, оставив за стеклянным полотном затянутого в какой-то очень неприятный разговор. Понять, в какой именно, не составляло труда. От сурового тона наставника тотчас стало не по себе, но я продолжила идти в сторону поста, перебирая в голове всевозможные варианты выхода из этой неловкой ситуации. К несчастью, они никак не находились.        Руби поблизости не оказалось, и я тихонько пробежала на второй этаж в свою палату, которая к тому моменту была начисто убрана: новое постельное, чистые полотенца, вымытый пол, полотно задернутые шторы — как будто меня здесь и не было никогда. И Фил… Стоит на подоконнике, грустит. «И что же мне с тобой делать?». Всё моё существо находилось в какой-то липкой, спутанной паутине романтики и безысходности одновременно. При этом никак не уходило чувство скорой расплаты за содеянное. Оставалось лишь надеяться на благоразумие Марка и его способность трезво оценить безрассудный поступок вспыльчивой женщины.        Горячий душ непременно должен был обуздать мои переживания. Недолго думая, я стянула с себя всю одежду, захватила с собой шортики, мою любимую безразмерную футболку и отправилась в душевую. Надеюсь, они не разругаются… Постояв немного наперевес с зубной щёткой, а стоматологические услуги были для меня весьма недешёвым удовольствием, я вошла в кабинку и повернула вентиль. В лицо тотчас ударила вода, упругие струйки которой тонкими водопадами разлились по плечам. Взяв в руки пушистую синтетическую мочалку и капнув на неё немного ароматного геля, начала массировать слегка загорелую кожу. Густые клубы пара окутывали тело теплым облаком, из которого никак не хотелось выбираться. Спустя минут двадцать, мои банные процедуры были нагло прерваны смачным хлопком двери о косяк.        — Выходи! — И дверь закрылась.        Я принялась спешно вытираться, торопясь навстречу новой порции разборок. Одевшись и покинув ванную, поняла, что была абсолютно права. Едва мне удалось выйти из помещения, Марк со скоростью тайфуна очутился прямо напротив и уставился разъярённым, немигающим взглядом.        — Доброе утро. Заходя в комнату к раздетой девушке, было бы неплохо сначала постучать.        — Доброе? Ну, как скажешь! Это — твоё такое правосудие, да?! Прямо у меня на глазах!        — Прости. Не знала, что ты рядом. — В жалкой попытке оправдать себя, я лишь разжигала в нём ещё более сильную злость.        — А это разрешение?! — Лечащий врач яростно нарезал вокруг меня круги. Его ничуть не беспокоили мои мотивы, а с каждым шагом голос становился громче.— Какого чёрта мне бросили его на стол?! Как… Просто оскорбительно!        — Марк…        — Не «маркай»! Ты хоть понимаешь, как сильно я переживал за тебя?! Ты отдаешь себе отчёт о том, что вообще творишь?! Недавно сняли дренаж, швы только начали заживать, воспаление, а тот сосуд! Мне даже подумать страшно, что ты могла…        — Прошу, пожалуйста, успокойся!        — Успокоиться?! — Праведный гнев мужчины не знал границ. — Я даже боюсь предположить, что между вами было! Да, я виноват перед тобой. Охренеть как виноват, но это не повод лишать меня последних нервных клеток!        Он на мгновение замолчал, требовательно ожидая ответа, ни на дюйм не сводя зелёных глаз. Собравшись с духом, я подошла поближе и повинно опустив взор, взяла его за руку. Прикосновение к тёплой коже показалось мне обжигающим, но он тотчас с силой отдернул кисть.       — Издеваешься? Ты плюнула мне в душу, свалила с братом в неизвестном направлении, а теперь трогать вздумала?!        — Ах, вот так значит?! — Видит Бог, я хотела по-хорошему…        — А как?!        — А что мне оставалось?! Ты не…        — Да, я в курсе. Но всякая месть должна иметь границы!        — Месть?! Ты думаешь, что это — месть?!        — А что же ещё?! И какое представление разыграли на парковке — просто аплодисменты стоя! Я рассчитываю только на то, что ты была достаточно умна, чтобы не раздвинуть перед ним ноги в первый же день и просто позволила отыметь себя в рот!        Звонкая пощёчина не заставила себя ждать.       В воздухе тотчас повисла пауза, означающая полную несостоятельность очередной ссоры. Его глаза постепенно наливались кровью, а мне не оставалось ничего, кроме проведения окончательной и очень жирной черты между нами.        — Это уже слишком.        Я не знала, как ещё привести его в чувство. Не знала. Всё это было отвратительно и походило на полное отчаяние, в пылу которого оставалось только оскорблять, не имея больше в запасе аргументов. Идти к главврачу и просить угомонить одичавшего родственника казалось невообразимой глупостью, но я решилась.        — Стоять! — Татуированная рука с силой сжала моё предплечье, остановив этот бездумный порыв, а голос стал немного спокойнее. — Мы не договорили.        — Нам не о чем говорить. Отпусти!        — Развернись. Ко мне. Лицом. — Я чувствовала, что играю с огнём. Он находился на пределе и стало страшно, чего бы не случилось…        — Что?        — А теперь, — Марк как мог старался контролировать тембр, но выходило совсем уж плохо, — скажи мне: что у тебя было с Аргусом? — Я смотрела на него не меньше минуты. И видела уже не ревность, а крайнюю степень собственничества. С этим человеком нечего обсуждать, ему нечего доказывать, а спорить так вообще опасно для жизни…        — Ничего. — Я шептала, пытаясь не дать воли чувствам, но слезы неумолимо подступали к глазам. — Ничего не было. Я… — Дышать становилось всё сложнее, меня постепенно окутывала паника, стоило только мельком заглянуть в его почерневшие от бешенства глаза. — Я не могла себе представить, что ты… Что ты сможешь… Боги… — Нет! Нет-нет-нет, только не это, держаться! Вдох срывался, на языке отчётливо ощущался вкус соли, плечо нестерпимо болело, зажатое мёртвой хваткой. — Марк… — Старалась говорить, но не могла.        Рухнув перед ним на пол, прижалась к собственным коленям и закрыла лицо руками. Мысли путались, я никак не могла понять за что и почему он так со мной. За что я должна была услышать эти слова? Мне было страшно, холодно. И горько от того, что не могу сказать ни слова, не могу себя защитить.        — Боги…        Я слышала, как он сел напротив, вдруг осознав, что натворил. Уверена, пытался принять решение, хотел дотронуться, усмирить мою внезапную дрожь перед собой, однако, поначалу не осмелился.        — Сэм… — Он невесомо коснулся моих волос, но лишь усугубил истерику. Силился говорить тихо. Едва показались женские слёзы, от его ненависти почти мгновенно ничего не осталось. — Прости. Слышишь? Пожалуйста, посмотри на меня. Ты же знаешь, это вышло на эмоциях!        — Не нужно…        — Зачем ты вообще меня слушала?! Выставила бы за дверь! Видит Бог, мне было легче, когда ты на меня орала. — Он попытался выпрямить меня, но я сопротивлялась. — Умоляю, посмотри на меня.        Поняв, что любые уговоры бессмысленны, он силой разжал этот маленький кокон и затянул к себе на колени.        — Прошу, не плачь… — И крепко прижал меня к плечу. Он тыкался в мою шею, словно котëнок, ищущий маму, и беспрерывно просил прощения. — Прекрати! — Когда этим можно было остановить женщину? Никогда.        — Ненавижу тебя…        — А я влюбился, будто мне двадцать. — В этот момент моё сердце пропустило пару ударов. Он только что сделал из конфликтной ситуации практически безвыходную.        — Пошёл к чёрту…        — Да очнись же ты наконец! Если бы это было не так, разве… Смог бы я сказать всё это?        — Уходи. — Кажется, я говорила просто на автопилоте и лишь сильнее прижималась к его груди. — Марк, пожалуйста. Мне так всё это надоело. Я так хочу вернуть тебя прежнего, — положив голову ему на плечо, рассказывала я окну своей палаты, — с твоими шутками, подколами, когда ты заставлял меня делать абсолютно любую работу, лишь бы рядом с соб… О Господи…        — Прости, — в который раз произнёс наставник и нежно поцеловал в плечо, — я не должен был срываться на тебе. Ты же видишь, из нас двоих с братом, характер, что похуже, достался именно мне. Не плачь.       Слезы понемногу отступали, в голове творился полный бедлам, и я как завороженная, моргая только после того, как глаза засохнут окончательно, уставилась в стену и продолжала его обнимать. Всё это было как-то неправильно, слишком незначительно для подобной реакции. Да, может ему и удалось меня задеть, но всерьёз я не злилась. Потому что знала: боль мы склонны причинять только самым дорогим людям.        — Как же мне заставить тебя забыть всё это… — Тихонько, стараясь не спугнуть моего спокойствия, произнёс Марк. Он безостановочно гладил мою спину, периодически сжимая в руках ткань футболки и прижимался ко мне щекой.        — Выпиши меня. Мне нужно работать. Где угодно, лишь бы подальше от этой палаты…        — Посмотри на меня. Посмотри и я сделаю всё, что скажешь. — И я послушалась. Он блуждал взглядом по моему лицу, так подозрительно притих, стараясь выискать во мне хоть малейшие признаки ненависти, и не найдя таковых тут же облегченно выдохнул. — Слава Богу… Ума не приложу, как это вышло.        У Марка тоже был свой стиль: вероломный, резкий, эгоистичный, пылкий. Быть с ним — всё равно что сидеть на пороховой бочке и ждать, когда ревнивец подожжëт фитиль. Желала ли я себе такого? О, нет.       Возможно, несколько лет назад, меня бы устроил такой мужчина, но мне вот-вот тридцать. Четыре года медицинского колледжа, университет, два года ординатуры и год безрезультатных поисков места, где можно осесть и просто развиваться. Я — молодая женщина, но никак не любитель подобных страстей. Мне хватило развязных пьянок и громких любовных сцен ещё в высшем и ординатуре. Я боялась представить себе ситуацию, где мы вместе, а меня неожиданно наградил заинтересованным взглядом какой-нибудь незнакомец.       А мне так хочется семью, хотя бы к тридцати пяти, стабильность, собаку и бассейн на заднем дворе. И уютную, чистую спальню, где громкие звуки — лишь звуки наслаждения друг другом, когда дети в школе. И никто не кричит, не выясняет кто главный, кто больше любит…        — У меня есть чувства к твоему брату. — Подождав немного и прокрутив у себя в голове предыдущие дни, Марк ответил, нисколько не скрывая скорби.        — Да знаю я, — и диковато усмехнулся, — вы с ним из одного теста. Такие просто не могут не заметить друг друга. — Отпустил меня и отклонился, упёршись ладонями в пол. Смотрел с жалостью и обидой за то, что не была взаимна, но не настаивал. — Зачем лукавить: я надеялся, что ты будешь пожёстче, по крайней мере, вчера мне так казалось. Теперь вот, понял, что ошибся. — Хирург задумчиво покачал головой и заметил: — Эти… Факты не отменяют моего отношения к тебе.        — Марк…        — Давай на чистоту, раз уж, мы решили поговорить об этом. Я не мальчик. И самый длинный роман закончился через два года. Н-да, немного я сумел на этом поприще… Есть о чем задуматься, верно?        — Тебе, виднее, — удрученно пожала плечами я.        — Цифра небольшая, если задуматься. Однако, я так и не успел понять, чего же именно хочу. — Он говорил медленно, в такт собственным переживаниям, судорожно цепляясь взглядом за различные окружающие его предметы. — Представляешь? Почти за сорок лет так и не понял. Редкий пассажир, конечно… — и отрывисто рассмеялся. — А ты знаешь. И Аргус тоже. Я даже почти уверен, что вы хотите одного и того же.        — Может и так.        — Я уступлю.        — Что?        — Временно. До тех пор, пока не придётся поставить мат. — Одной рукой он передвинул воображаемую фигурку рядом с собой и сглотнул. — Или же, пока его не поставят мне. — Наклонился поближе и тихонько, заговорщицки расставил всё точки над «и». — Ты только суди нас непредвзято. И каким бы не был эндшпиль — я приму его.