Наркоз

       — И… Ты даже меня не спросишь?        — О чем? — Плавно очертив колесо руля одной рукой, Аргус выехал с внутренней парковки клиники и направился на шоссе, уходящее куда-то в сторону.        — Не знаю… О том, что случилось.        Ни по дороге к машине, ни на паркинге, ни на выезде хирург не проронил ни слова. Это было безумно странно, при условии, что он сам согласился «увезти» меня. Возможно, ожидалось, что именно я начну беседу или что-то вроде того. К слову, все моё существо находилась под весьма приятным впечатлением от авто. И кто вообще сказал, что машина не может быть сексуальной?        Ах… Это бы серый красавчик Астон: нежнейшая спортивная купешка второго поколения и две тысячи двенадцатого года. Настоящая вершина автомобилестроения. Последняя модель в линейке, буквально доведённая до совершенства. И не надо спрашивать откуда я это знаю. Ох уж эти бриташки с их фильмами про шпионов.        — Ты только не подумай, мне интересно, — он явно пытался подобрать в уме нужные, подходящие случаю слова, изо всех сил стараясь не наступить на мои чувства. — Просто, едва ли эта информация будет для меня полезна. Я знаю только то, что тебе плохо и это как-то связано с моим братом.        Мальчик чувствовал себя на дороге словно лосось в горной реке: размеренно и неспешно скользя в потоке машин, притягивая взгляды всех прочих водителей, собственно, как ему и положено. Я ощущала каждую вибрацию его мотора и постепенно расплывалась вязкой жижицей в кресле, обтянутом тончайшей оленьей кожей цвета слоновой кости, которое, казалось, буквально меня обнимало. А этот аромат удового дерева в салоне и светлые глазки. Ухх, какой же он горячий…        — Давай тогда, может, поговорим о чём-то хорошем?        — Для того я и согласился, — мягко улыбнулся хирург, не отвлекаясь от дороги. — Сидишь там в четырёх стенах, как каторжная. В такой обстановке только депрессию зарабатывать.        — Это точно… Случайно не знаешь, когда меня смогут выписать?        — Это обычно решает лечащий врач. — Не успев даже договорить, Аргус увидел, как я заметно погрустнела, совсем уж сильно раскиснув в кресле, и отвернулась к пассажирскому окну. Он, видимо, решил меня подбодрить: слегка потянувшись, положил руку на колено и исправился, мельком попытавшись заглянуть в глаза. — Ну прости… Могу и сам, если захочешь.        От этого, казалось бы, пустякового прикосновения меня тотчас бросило в дрожь. Он не должен был этого делать, а я… Я всё думала, почему же так сильно ущемляю себя в своих желаниях, стараясь сохранить образ неприступной девушки? Да, все знают, что это только образ, который используется для создания впечатления благонадежности. Мы хотим, чтобы нас воспринимали как достойного партнёра, готового к длительным отношениям, в то время, как затянувшиеся прелюдии, узнавание черт и качеств человека, лишь защищают наш организм от стресса. А в целом, даже через совсем недолгое время, если мужчина возбуждает и нравится, ты хочешь его. И в любой момент готова насладиться им, если бы не общество и личные принципы, сформированные в нас с помощью гендерной социализации.        Так вот, я думала: почему? Я разве не имею права наблюдать, как мужчина, который сейчас рядом, получает эстетическое удовольствие? Ведь моя самооценка очень сильно в этом нуждается, особенно после сегодняшнего инцидента… Нет, конечно, ничего серьёзного я ему не позволю. Но видеть, как его наполняет желание, и всё только потому, что я — это я, может быть просто восхитительно. И сделала то, что никогда бы себе не позволила в любых других обстоятельствах: немного распахнула рубашку, слегка потянулась, медленно размяла шею, чётко давая понять, что немного устала. Затем нажала на рычажок, опустивший кресло так, что я почти легла. Устроившись поудобнее на спине, обняла подголовник и сладко прикрыла глаза. Что же произошло? Да, в общем-то, ничего необычного. Просто моя грудь, хоть и не очень большая, но невероятно округлая и аппетитная, притом совершенно голая, прикрытая одной лишь бельевой маечкой, была крайне хорошо видна в отсутствии рубашки, и возбуждающе вздымалась с каждым вдохом. Её очертания были отчётливы, и он смотрел, я чувствовала это, а ещё, слышала, как глубоко и шумно вздохнул.        — Приоткрой окошко пожалуйста. — О чудо! Не прошло и секунды, и окно тотчас открылось. Господи, что же делает с женщиной злость и ревность… Эти чувства пробуждают в нас страшную стерву, которой просто невыносимо сопротивляться.        Незаметно для самой себя, окутанная солёным вечерним бризом, доносящимся из окна этого резвого мальчика, я погрузилась в лëгкую блаженную дремоту на пару десятков минут. Заставить меня открыть глаза смогла лишь вибрация моего телефона, который, как оказалось, имел в своём журнале уже несколько непринятых вызовов. Это был Марк. И я с чистой совестью сбросила звонок, который отвлёк Аргуса от созерцания дороги и, собственно, меня. Впрочем, хирург был прекрасно осведомлён об этом и без моих пояснений.        — А знаешь, ты роскошна, когда спишь, — елейно начал главврач, пробежавшись по мне томным взглядом. — Особенно в такой позе и моей машине.        Да… Это именно то, что было мне абсолютно необходимо. Но не могла же я, в конце концов, так открыто наслаждаться его вниманием. Поэтому тотчас сделала вид, что смутилась, растерялась и вообще прикрыла обратно все свои достоинства рубашкой. Он ни в коем случае не должен был подумать, что это представление запланировано.        — Жаль тебя тревожить, но мы почти приехали.        — Правда? И куда же? — Аргус поднял моё кресло с водительского пульта, и я, всмотревшись в окружающую меня реальность, не могла поверить своим глазам. — Уайт-Бэй… — Моё наилюбимейшее место во всём городе, куда я бегаю иногда по утрам. Лазурный океан, бархатный песок цвета шампанского, пленительный закат, и, кажется, это была самая его окраина. — Ты тоже любишь этот район?        — Я здесь живу.        — Что ж… Пожалуй, это многое объясняет.        Аргус остановился совсем уж далеко от основной и самой последней на берегу парковки, находящейся на небольшой возвышенности. Пришлось немного проехать по поросшей травой грунтовой дороге, и мальчику это явно не очень понравилось. Впрочем, оно того определённо стоило. Поставив Астон на ручник, хирург поспешил открыть мне дверь и выпустить на волю, а сам, тем временем, увлечённо закопался в багажнике.        Все тревоги магическим образом покинули моё сердце, стоило глазам созерцать восхитительно завораживающий пейзаж на удивление спокойного океана и багрового заката, словно с открытки. По небу плыли пушистые ватки-облака, а где-то вдалеке, над косяком рыб, летала стая чаек, не позволяя подойти к своей добыче рыболовецкому катеру, вышедшему на вечерний лов. В самом центре залива, расположенном примерно в километре от нас, по кромке воды бродили парочки, держась за руки. Весёлые и весьма пьющие компании расположились на песке поодаль от набережной, чтобы проводить этот день в кругу друзей. И никто, абсолютно никто не лез в воду: после шести такие заплывы могли быть чреваты проколотыми и пожёванными конечностями. Впрочем, вид и так был слишком хорош. А в завершении, чтобы моя впечатлительная особа могла прочувствовать всю красоту момента, ветер, несущий на своих плечах микроскопические капельки воды и песка, безжалостно поздоровался с гостем, покалывая и садня тёплую кожу.        — Это восхитительно… — Вся преисполненная трепетным восторгом, еле слышно прошептала я.        — Рад, что ты довольна. — Аргус, уютно обняв меня сзади, вежливо предложил два велюровых пледа и полотенце, протянув их к моему животу. — Нужно расстелить. — Он был так близко, что мне не хотелось шевелиться… Хирург немного наклонился к моему ушку, и ласково, слегка щекоча дыханием шею, спросил:        — Может, ты хочешь, чтобы я сделал всё сам?        Ух… Это было хорошо. Очень двусмысленно и так хорошо, что напрочь захотелось выбросить из головы Марка, эту черноволосую суку, всю клинику разом и всю мою прошлую жизнь до кучи. Просто остановиться и пожить в этом удивительном моменте. Хотелось прислониться к крепкой груди, ближе ощутить тепло, в которое меня только что завернули, закрыть глаза и дышать…        — Я… Уже иду.        Кто-то сказал, что лучший способ забыть мужчину — это другой мужчина. И совсем даже не важно, что он будет его полной копией, отличающейся лишь одним глазом. Не важно! Мне просто жизненно необходимо было побыть в руках кого-то сильного, уверенного, почувствовать себя желанной, удостоенной внимания, может, даже любимой… Женщина — самое взрывное, сверх эмоциональное, неправильное, чувственное и нелогичное, что только есть на этом свете. Когда нас создавал Господь, он думал, что мы будем венцом всего прекраснейшего в мире, и дал нам столько преимуществ. Однако, мы нынешние — плоды эмансипации и тяжёлого труда — непрерывно убиваем в себе всё нежное и страстное, чтобы наравне с мужчинами добиваться успеха. Мы — идиотки… Наша сила — в нашей слабости. И это верно.        Приняв и пережив тот факт, что Аргус меня отпустил, слегка подтолкнув вперёд, я направилась к абсолютно безлюдному берегу, присмотреть подходящее место. Кое-где лежали выброшенные ещё утренним приливом водоросли, бегали маленькие крабики, рисуя на мягком песке витиеватые узоры своими лапками. Пляж слева ограничивало внушительное количество тёмных, высоких валунов. Будучи природными волнорезами, они создавали надëжную защиту маленькому прибрежному оазису, а недалеко от них, метрах в тридцати, росла пара цветущих белых акаций, между которыми я и решила расположиться. Выбрав место, с которого открывался наилучший вид на океан, принялась стелить плед. Надо признать, я не первая, кто нашёл эту локацию: песок, примятый в некоторых местах вполне чётко это обозначал. Расправляя последний уголок, я вдруг заметила боковым зрением, что со мной кто-то поравнялся и, обернувшись, увидела сначала бутылку вина, зажатую вместе с двумя бокалами между пальцев одной руки, а затем и хозяина этой самой руки, вернее, его длинные ноги. Что-то в этой бутылке мне показалось очень знакомым… Я потянулась и взяла её, пытаясь поближе рассмотреть этикетку, и тотчас пришла в состояние восторга.        — Lo stesso… Il vero oro del Veneto. — И с нежностью улыбнулась, слегка прикрыв глаза. — Ottima scelta.        — Что?! — Аргус, рухнул рядом мной на колени, слегка расставив ноги, и явно был шокирован полным отсутствием акцента.        — Я сказала…        — Нет, я понял, — он потянулся за бутылкой, забрал её и начал возиться со штопором, поставив её перед собой. — Дело не в том, что ты сказала, а в том, как! — Затем запрокинул голову и прищурил один глаз, судорожно пытаясь что-то вспомнить, но быстро нашёлся. — L'italiano è troppo gentile per pronunciare sue parole così spedito.        — Le. — Тихонько рассмеялась я, внимательно наблюдая за мужчиной.        — Что?        — Le sue parole così spedito.        — Ц! — Нарочито наигранно закатил глаза хирург, и вытащил, наконец, пробку. — Я знал это.        — Ну да, конечно…       Он улыбался. Наконец-то улыбался! И это было просто восхитительно… Всё время, там, в больнице, строил из себя сурового начальника, а сейчас его будто подменили. Уверена, ему нужно было вырваться из стен своего кабинета не меньше, чем мне из своей палаты. Придерживая вино одной рукой, второй он насильно вложил в мои руки два увесистых бокала формы бургунд, предназначенных для правильного раскрытия аромата белого. Затем, как истинный сомелье, придерживая бутылку за её дно, слегка наполнил прозрачные сосуды, и, закупорив пробкой, воткнул её в песок чуть поодаль от себя. Уселся рядом, забрал один бокал и заворожённо посмотрел на горизонт.        — Знаешь… Ты настоящий волшебник, — вдыхая терпкий аромат полнотелого вина, постепенно начинающего играть нотками цитруса и мускатного ореха, очарованно заключила я.       — Да брось. — Ну вот, мне снова удалось смутить строгого врача таким незамысловатым комплиментом. Он опустил голову, а улыбка всё никак не сходила с его лица. — Я мог бы придумать что-то более интересное. Но за полчаса, сама понимаешь… Даже сопровождения к вину не найти.        — Это вино прекрасно и без сопровождения, само по себе. Как и ты…        Я играла по-крупному. И вовсе не потому, что хотела насолить Марку, и даже не потому, что в душе был полный раздрай. Аргус и правда был точь-в-точь таким, как это вино. Завораживающим, с лёгкой горчинкой усталости на языке. Кстати об этом…        Он повернулся в мою сторону и, находясь в небольшом замешательстве, взглянул в глаза. Нет, я не шутила. И смотрела на него пристально, чётко обозначая свои желания. Мне отчего-то неимоверно захотелось попробовать сначала его, а уж потом вино… Мы играли в эти странные гляделки, а он будто спрашивал разрешения и как ягуар, увидевший добычу, медленно и неотвратимо приближался ко мне, оставив свой бокал одиноко стоять на песке. Он опирался одной рукой на землю, другой едва уловимо дотронулся до моего предплечья, ласково скользя по нему пальцами по направлению к шее. Я не двигалась. Просто не могла и, крепко закрыв глаза, с придыханием ожидала нового чувственного прикосновения. Прохладные пальцы стянули с плеча белую ткань, и горячие губы невесомо коснулись нежной светлой кожи. Меня бросило в холод, потом в жар, а вся кровь, до этого спокойно и размеренно струящаяся по венам моего тела, тотчас устремилась куда-то вниз. Он постепенно поднимался поцелуями выше, и, кажется, я уже слабо могла понимать, что вообще происходит. Добравшись до ушка, хирург отклонился, проведя прямую линию пальцем по моим, едва приоткрытым губам и чуть дрожащим голосом прошептал:        — Я хочу знать… О ком из нас двоих ты сейчас думаешь.        Это было справедливо. И я точно знала ответ на этот вопрос. Я как могла боролась с подсознанием, изо всех сил пытаясь понять, настолько ли во мне много злости, что даже так, на берегу океана, я не смогу думать ни о ком, кроме Марка, но нет. Он тут не при чем.        — О тебе…        — Хорошая девочка…        Он вывел какой-то завиток кончиком носа на моей щеке, приоткрыл пальцем сочные губы и нескромно, так восхитительно плавно, очертил их контур влажным языком, одним этим движением напрочь отключая меня от реальности. Затем ещё раз… Я не могла себя контролировать, нет, это было слишком горячо, слишком. Ему хотелось медленно, а я… Аккуратно поймала кончик его языка губами, не позволив мучить меня дальше, и нетерпеливо начала поцелуй вбирая этот маленький кусочек плоти в себя целиком. Он хрипло застонал, встревожив моё, и так распалённое до крайности воображение, но ответил, охотно поддавшись этой возбуждающей ласке. Мощный выброс эндорфина разлился между нами тёплым водопадом, и я, едва ли способными к движению руками, отставила бокал куда-то, бессильная прерваться. Наконец, освободившись от ненужного груза, скользнула ладонями по его животу, деликатно огладив твёрдые мышцы, которые сокращались от любого, даже малейшего, давления. Неспешные, уверенные движения сладких губ и языка, переплетающегося с моим, вызывали ощущение эйфории, которое никак не хотело отпускать. А ещё, поцелуй был слишком долгим, как для первого…        Этот крошечный мир разрушила большая волна, с грохотом разбившаяся о берег. Тёплое вечернее солнце, едва прорвавшись своим лучиком между наших губ, крепко чмокнуло каждого в щёчку и Аргус, подхватив его приподнятое настроение, ничуть не собирался молчать. Он отстранился, глубоко и неровно выдохнув, сглотнул, всё ещё отчётливо ощущая мой вкус.        — А знаешь, если полить устрицу текилой и посолить, получится почти как алкогольное мороженое… — И открыл разноцветные, слегка затуманенные глаза.        — Ты просто мастер выходить из неловких ситуаций… — Саркастично усмехнулась я и снова невесомо прикоснулась к его губам. — И извращенец.        — Есть немного… — Он нежно очертил кончиком носа мои губы и слегка оттолкнул от себя. — А ты прекрасна.        Для меня сейчас существовал лишь один человек, к которому яростно и настойчиво рвалось моё сердце. И этот вечер, этот уходящий закат так кинематографично сплетали для нас из своих красочных нитей то самое чувство, которое и должно возникать у двоих на берегу океана… Весь прожитый день, такой нервный и тяжёлый, более не имел надо мной власти. Мы чётко удостоверились в том, что произошедшее между нами было самым великолепным и правильным из всего, что было до, и вернулись к своим бокалам, тихонько наслаждаясь шумом волн и оттенками терпкого вина.       Спустя пару-тройку обновлений и где-то час размеренной, ни к чему не обязывающей беседы, меня начало дико клонить в сон. Аргус с интересом расспрашивал меня о том, как именно мне посчастливилось прийти в профессию, как училась, будучи в подмастерьях и как отошла от мысли о педиатрии. Но двое бессонных суток неизбежно брали своё. Моё тело постепенно накрывала тяжесть, и я, находясь под влиянием избыточного количества кислорода, окситоцина и тёплого морского воздуха, устроилась калачиком рядом с хирургом, положив голову ему на бедро.        — Устала от моих вопросов, да? — Он аккуратно убрал волосы с моего плеча и слегка помассировал ладонью шею.        Солнце почти зашло, а в моём теле нещадно вырабатывался мелатонин, напрочь убивая желание шевелиться. Мне было всё равно, на чем спать, как и где, но в клинику возвращаться я не хотела ни при каких обстоятельствах.        — Мне очень приятно проводить с тобой время. Отвезешь меня домой? — Сонно пробормотала я.        — Как ты себе это представляешь? — Главврач повертел в руках наполненный бокал и сделал ещё один глоток, улыбнувшись моей невнимательности. Затем оставил его в покое и оперся на плед.        — И правда… — Я отчётливо представила, что сейчас придётся полчаса ехать в засаленном такси, потом подниматься в квартиру, где царствует хаос, а еды нет от слова совсем, и тут же перехотела туда возвращаться. Тем более, в таком размякшем состоянии. И всё же, видимо больница была единственным вариантом, но до неё тоже не меньше получаса. — Не хочу домой. И в палату тоже.        — Ну… — Он осторожно перебрался пальцами к моим лопаткам и продолжил легкий массаж, попутно раздумывая над вариантами. — Можешь остаться у меня. Тут минут десять пешком.        — Ты серьёзно?        — Вполне. — Это было как-то странно, а учитывая то, что я чересчур активно с ним заигрывала, он почти наверняка хотел продолжения.        — Аргус, ты же понимаешь…        — Да. — Мужчина крепко сжал моё плечо, опережая пояснения. — Я понимаю, что между нами ничего не будет. Не сейчас…        — Спасибо, что уточнил.        — Пожалуйста. Можешь остаться в гостевой спальне.        — Хмм… — Пользоваться его радушием оказалось весьма неловко, но силы неумолимо меня покидали, и, потянувшись, я внимательно всмотрелась в хирурга, пытаясь удостовериться, что он точно не замышляет ничего непристойного. — Ты в этом уверен?        — Если тебе не нравится гостевая, уверен — моя тоже подойдёт.        — Аргус!        Он помог мне подняться и потянул за руку, усаживая себе на колени. Надо сказать, моё секундное смущение не осталось незамеченным, и мужчина тут же расплылся в самодовольной улыбке. — Ты такая нежная… — И не упустил возможности подкатить. — Растерянная…        — И голодная. — Поесть за сутки нормально так и не получилось. Желудок уже часов как двенадцать махнул рукой на глупую женщину и потихоньку сочился кислотой. После этих слов романтического энтузиазма у главврача явно поубавилось, за чем последовал разочарованный вздох.        — Я что-нибудь приготовлю дома. — И прижал к плечу. — Что ты любишь? — Было странно услышать это из уст человека противоположного пола. Такой роскоши я не была удостоена, пожалуй, ни разу.        — Вроде… Всё кушаю.        — Может, пасту? Я просто тоже немного устал.        — Не знаю… Правда. — Обняв его покрепче, я не могла решить абсолютно ничего. Как бы странно это не звучало, сидеть на нём было уютно и тепло, а если бы кто-то накрыл меня одеялом, то я вполне могла заснуть.        — Ну что с тобой делать… — Сетовал мужчина. — Совсем раскисла. Давай я отнесу всё в машину и вернусь, а потом пойдём домой? — И я согласно кивнула.        Так и случилось. Наше недолгое свидание было прекрасным, живописным, и вообще… Если бы, собственно, не я. Хотя, с другой стороны, ночь почти полностью окутала берег, а на окраине без освещения даже как-то страшновато. Мне хотелось думать, что именно ночь и прохлада прогнали нас в помещение. Надо сказать, было немного приятно снова почувствовать сонливость. Видимо, стресс и отсутствие пищи неслабо истязали мою нервную систему, и теперь она, как и положено, перешла в режим энергосбережения.        Вскоре, оставив мальчика в одиночестве, мы медленно прогуливались в направлении его обители по безлюдным тротуарам, уходящим вглубь жилого комплекса, и наслаждались головокружительной свежестью ночного океанического воздуха. Тусклые уличные фонари едва освещали опустевшие дорожки, даря ощущение блаженного уединения, весьма непривычного для этого района. Да… Если мне так никогда и не посчастливится обзавестись здесь жильём, то я хотя бы разок смогу почувствовать себя причастной к богемной публике, имеющей счастье просыпаться под звуки бушующих волн.        — Как думаешь, Марк будет в ярости, если узнаёт, что ты забрал меня на всю ночь?        То разрешение, нагло подписанное моим спутником, оставляло чёткий привкус злорадства на языке. Не хотелось обижать человека, столько времени посвятившего моему воспитанию, даже, если ему удалось слишком сильно задеть эти сентиментальные чувства. Впрочем, как говориться: мои ожидания — мои проблемы. Не стоило подпускать мужчину так близко, не удостоверившись в его взаимности.        — О да… — Аргус, достав из кармана телефон, разблокировал экран и показал четыре своих пропущенных. Похоже, этот факт не особенно его беспокоил.        — Может, лучше ответить?        — Нет уж. Пусть немного побудет на взводе. — Его пренебрежительное отношение к брату не заметил бы разве что слепой. Наверное, это было естественно и, вероятно, шло из детства. Так бывает. Дух соперничества между двумя детьми иногда преследует их всю жизнь, что, к слову, является мощной составляющей успеха каждого. Я уже видела подобное, а, точнее, переживала сама…        — Вы прямо как мальчишки…        — Так и есть.        Многоэтажка, к которой мы подошли была стандартной, даже глазу не за что зацепиться. Всё в отполированном до блеска камне, в лучших традициях «поскальзывайся — не хочу». Большой лифт с зеркалами, одиннадцатый этаж, ужасно длинные и несуразные коридоры, затем последняя квартира на этаже, прямо возле единственного окна, номер тысяча сто десять, дверь чёрная, металлическая, тяжёлая. Ничего необычного, однако, я еле-еле доползла. Уже вставив ключ в дверной замок, Аргус вдруг прервался и вопросительно на меня посмотрел.        — Ты боишься собак?        — Что? Да нет вроде…        — Отлично, значит подружитесь. — И открыл дверь, пропустив меня вперёд.        Я зажгла свет, следуя инструкциям врача, и вошла в просторную прихожую. Этот дом определенно являлся плодом скрупулёзной работы, и при том длительной. Много воздуха, света и свободного места, мебель геометрических форм, монохромные оттенки, высокие потолки, лаконичные строгие линии… Квартира была угловой, и от того невероятно светлой, а прихожая основывала некий Т-образный перекрёсток, от которого расходились проходы к комнатам. К слову, хирург не терял драгоценного времени и, как только появилась возможность прижать меня к ближайшей вертикальной поверхности, тут же этим воспользовался.        — Прости за это скотское поведение… — Вдруг соблазнительно прошептал он, начиная мягко и отрывисто целовать мои губы, уверенно скользя руками по тонкой талии. — Ничего не могу с собой поделать…        — Тебе… — Говорить сквозь дразнящие прикосновения было неимоверно тяжело. — Нужно больше отдыхать.        — Боюсь, всё намного прозаичнее…        Откуда-то снизу послышалось раздражённое шипение и мы, сделав пару глубоких вдохов, неохотно повернулись в сторону звука.        — Ты как всегда вовремя…        Посреди коридора, весь сияющий от собственного величия, сидел огромный белоснежный мейн-кун, недовольно постукивая по полу длинным пушистым хвостом. Его гордая осанка и львиная грива четко давали понять, кто здесь хозяин, а два блестящих гетерохромных глаза, точь-в-точь как у «папы», не выражали ничего, кроме презрения к незнакомой персоне. Странно, но с этим строгим выражением морды он тут же напомнил мне своего владельца, а особенно, когда он сидит в своем кабинете, ничуть не ожидая визитеров.        — Это и есть твоя собака? — Тихонько уточнила я, проникнувшись уважением к гигантской кошке.        — Вео, — обратился мужчина к питомцу, — покажи Саманте свою любимую игрушку. — И тот, как по команде, зевая и брезгливо подергивая усами, побрёл куда-то в гостиную. — Смотри.        Спустя несколько секунд, я наблюдала удивительную картину: важный белый красавчик лёгкой трусцой направлялся в нашу сторону, крепко зажав в зубах маленькую плюшевую акулу. Он сёл напротив и уставился на меня безумным взглядом.        — Ну же. — Аргус подтолкнул меня к нему и таинственно притих. Полагаю, великая честь забрать его любимицу выпала именно мне. Я медленно опустилась на колени и потянулась за игрушкой прямо к его пасти, стараясь на всякий случай контролировать любые неосторожные движения. Едва мне удалось дотронуться до акулы, Вео отпустил её, позволив присвоить и снова уставился на ничего не понимающую женщину.        — Что мне делать дальше?        — Хвалить.        — Хороший мальчик… — Погладив котика по голове, я тут же ощутила странное чувство, что на его месте должен находиться какой-нибудь терьер. Кун ласково потерся о мою ладонь и поспешил обратно по своим делам, выставив трубой длинношерстный хвост.        — Теперь понятно…